Морган в конце концов прервал поцелуй и отстранился от нее, чтобы подбросить в огонь еще одно полено.
– Пошел дождь, – сказал он. – Наверное, нам пора возвращаться домой. Полагаю, тебе не хотелось бы застрять здесь на всю ночь из-за того, что на дорогах гололедица.
Брук даже не стала смотреть в окно. Только теперь, когда Морган упомянул об этом, она поняла, что яркое солнце, светившее утром, исчезло. В комнате стало темно от низких туч и стены серого дождя.
– С чего ты так решил? – спросила она, прикрывая глаза вуалью ресниц. – Почему ты так уверен в том, что я хочу сегодня обязательно вернуться в Кент-Хауз?
– Потому что если мы здесь еще хоть немного задержимся, я уложу тебя в постель и буду тебя любить. И ничто меня тогда не остановит. Разве ты хочешь, чтобы это произошло?
– Да, – прошептала она. – Пожалуйста. Морган, ну пожалуйста, люби меня!
Он молча смотрел на нее долгие напряженные секунды, а потом подхватил на руки и, не сказав больше ни слова, отнес На двуспальную кровать, стоявшую у стены. Там бережно уложил ее на пуховое одеяло, и не успела Брук почувствовать холод, как его теплое тело уже прижималось к ней.
Его руки с дразнящей нежностью прикасались к ее лицу и плечам. Хотя они оба еще были одеты, Брук уже дрожала от страсти. Ощутив, что тело Моргана ответно содрогается, она прижалась к его губам, стараясь передать в поцелуе силу охватившей ее страсти. Когда ей начало казаться, что она не выдержит больше ни секунды этой дивной муки – быть так близко от него и все же далеко, – его руки проскользнули под ее блузку, отведя в сторону кружевной лифчик и обхватив ее полные груди. Потом его пальцы сдвинулись к талии, как бы пробуя на ощупь нежность ее кожи, но вскоре руки вернулись обратно к ее обнаженным грудям.
Оторвавшись от ее рта, его губы начали медленное движение вдоль ее скулы, а потом вниз по стройной шее. На секунду они задержались в ложбинке между грудями—и тут его язык начал обжигающе ласкать ее чувствительную кожу.
Казалось, от неутоленной страсти у нее заболело все тело.
– Люби меня, Морган, – прошептала она, выгибаясь навстречу его ласкам. – Я так долго ждала тебя!
В его негромком смехе прозвучало торжество, но, когда он ответил, голос у него дрожал от желания, которое было не менее сильным, чем ее собственное.
– Я только счастлив исполнить эту просьбу, любовь моя, но твои джинсы охраняют твои прелести гораздо лучше, чем средневековый пояс целомудрия!
Неловкими пальцами Брук начала сражаться с застежкой. Как только она расстегнула тугую металлическую пуговицу, Морган отвел ее руки, расстегнул «молнию» и начал сдвигать плотную ткань вниз по ее бедрам и ногам. Острый укол наслаждения пронзил ее, когда он поцеловал гладкую кожу ее живота. Ощутив реакцию Брук, его губы скользнули к ее бедрам, и По всему ее телу растеклись жаркие волны восторга.
– Морган… – прошептала она. Ей хотелось спросить, испытывает ли он ту же Дивную муку желания, которая терзала ее.
Он не ответил на ее вопрос словами. Заставив Брук замолчать новым поцелуем, Морган провел большими пальцами одновременно по обоим ее соскам. А когда все его тело наконец прижалось к ней, она замерла в ожидании его решительных действий.
– Кажется, я больше не смогу тянуть, Брук, любовь моя, – простонал он у самых ее губ.
Его состояние было ей понятно.
– И не надо этого делать, – ответила она. – Я хочу, чтобы ты любил меня, Морган.
Она потеряла всякое представление о времени, когда он наконец овладел ею.
Потом Брук смогла только вспомнить, как снова и снова шептала его имя, когда волны ярчайшего наслаждения заливали ее тело.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Брук смогла вернуться к реальности. Она не знала, который был час, когда она наконец открыла глаза и обнаружила, что по-прежнему лежит поверх одеяла, а ее ноги переплелись с ногами Моргана. Почувствовав прикосновение холодного воздуха, она вздрогнула.
Он ощутил ее дрожь. Не успела она ничего сказать, как Морган встал с кровати и приподнял одеяло, чтобы она могла скользнуть в теплое укрытие. Брук неуверенно прикоснулась пальцами к его чуть колкой щеке. Он повернул голову и крепко поцеловал ее ладонь.
Ей не хотелось нарушать теплое и миролюбивое молчание. Усталые морщины, которые покрывали лицо Моргана, разгладились, так что он казался моложе и не таким измученным. Глаза его были не такими холодными, как обычно, но привычные барьеры уже снова были воздвигнуты, так что она не могла прочесть чувства, которые он так тщательно скрывал.
Она повернулась в его объятиях и прижалась головой к его плечу, чтобы он не смог увидеть любовь и нежность, которые так ясно отразились на ее лице.
– О тебе, – честно ответила она. – О нас. О том, что будет дальше.
– Как насчет горячей ванны? – неожиданно спросил он. – Ты заметила, что я установил там джакузи? По-моему, мужчина и женщина с богатым воображением могут найти для этой ванны немало интереснейших способов применения.
С притворным возмущением Брук села на кровати, в последнюю секунду не забыв, что надо закутаться в простыню.
– Морган Кент, я потрясена, – сказала она. – И с чего это тебе понадобилось установить тут джакузи? Чтобы развлекать своих подружек?
Брук была рада, что ее длинные волосы упали ей на лицо, так что Морган не мог видеть, с каким напряжением она ожидает его ответа.
Наступило короткое молчание.
– Здесь не было других женщин, кроме тебя, – сказал он наконец.
– Два года воздержания, Морган? – спросила она с наигранной шутливостью. – И ты ждешь, что я в это поверю?
Он не смотрел ей в глаза, но не смог скрыть краски, которая залила его щеки.
– Разве ты не заметила? – неловко спросил он. – Господи, я думал, что совершенно очевидно, насколько я по тебе изголодался!
Брук была потрясена неприкрытым желанием, прозвучавшим в его голосе, и ее тело задрожало от невольной реакции на его чувственное приглашение.
– Думаю, нам следует принять ванну, – глуховато сказала она. – Мое богатое воображение что-то разыгралось.
Она еще не успела договорить, как оказалась в его объятиях. Неся ее на руках, Морган прошел через комнату, где уже было почти темно, и распахнул дверь ванной, ухитрившись включить свет, не выпуская ее из объятий. В ванну хлынула горячая вода, а когда он включил джакузи, вверх по стенам побежали пузырьки воздуха.
Морган шагнул в пенную воду и потянул Брук за руку, приглашая за собой. Она чуть слышно ахнула, когда вода завихрилась вокруг нее, обволакивая их с Морганом тела мягкими теплыми кругами пены.
– По-моему, мы ни разу не занимались любовью в ванне, – сказал Морган, пока его руки любовно ласкали гладкую кожу ее спины. – Тебе не кажется, что это было просчетом с нашей стороны?
– Я предпочитаю назвать это осмотрительностью, – с трудом проговорила Брук, задыхаясь от его жарких поцелуев. – Морган, если ты сейчас же не прекратишь, я могу утонуть!
– Ну что за прекрасная смерть! – пробормотал он, а потом вдруг застонал, и улыбка сбежала с его лица. – Обними меня, Брук, – прерывистым голосом сказал Морган. – Прикоснись ко мне… Почувствуй, как я тебя хочу…
Его губы заскользили по ее коже, и он настоятельно притянул ее к себе. Брук закрыла глаза, покоренная его нежными прикосновениями.
И снова погрузилась в глубины сжигающей страсти.
10
Морган пристроил тарелку Брук сверху небольшой стопки грязной посуды.
– Я отнесу все это на кухню, – сказал он. – Если я не начну двигаться, то сейчас пущу тут перед камином корни.
– Здесь неплохо укорениться, – лениво пробормотала Брук.
Она зевнула и с наслаждением потянулась, глядя, как Морган направляется к кухне.
– Давно так вкусно не ел, Брук, – сказал он, ставя грязную посуду в мойку.
– Я обнаружила в твоих шкафчиках грандиозные запасы съестного. Мы могли бы прожить здесь хоть целую неделю и не голодали бы.
Морган немного помолчал, а потом ответил:
– Не соблазняй меня. Когда в понедельник утром откроется биржа, мне надо непременно быть в Бостоне. Если я в течение недели смогу перекупить поступающие на рынок акции «Кент Индастриз», то, думаю, конгломерат оставит попытки завладеть компанией. Им и так пришлось биться дольше, чем они планировали.
– Надеюсь, что у тебя все получится, Морган. Я это честно говорю. Я знаю, что компания – это самое главное, что есть у тебя в жизни.
– Раньше это определенно было так, – отрывисто проговорил он. Вернувшись к огню, он не уселся на ковре рядом с Брук, а остановился у окна, глядя в темноту. – Насколько я могу разобрать, погода окончательно испортилась, – заметил он.
– Все еще идет дождь?
– Что-то определенно идет, но что именно – не понять. Больше похоже на ледяную крупу, чем на дождь. По-моему, нам пора подумать о возвращении в Кент-Хауз – дорога будет очень нелегкой.
Брук поднялась с пола и встала рядом с Морганом у окна. Она прислонилась к нему, намеренно прижав груди к твердым мускулам его руки. Ощутив его внезапную напряженность, Брук облегченно вздохнула: она по-прежнему ему желанна! Может быть, если она сможет убедить Моргана провести с нею здесь ночь… Если они будут спать близко друг от друга, на одной постели, она сможет убедить его дать их браку еще один шанс. Его страстные поцелуи уже доказали ей сегодня, что в нем по-прежнему осталось к ней какое-то чувство. Эти нежные слова любви и дивные ласки должны были значить нечто большее, чем проявление минутной страсти!
– А нам обязательно возвращаться сегодня в Кент-Хауз? – спросила она. – Завтра воскресенье. Мы могли бы остаться здесь примерно до часу, погода наверняка улучшится, и мы доберемся до дома всего за два часа. И ты все равно окажешься в Кент-Хаузе вовремя, чтобы в понедельник с самого утра быть на работе.
– В коттедже нет телефона, Брук. Как с нами свяжутся, если что-то случится?
– А что может случиться? – спросила она, заставив себя забыть о десятке всевозможных случайностей, которые могли бы потребовать их присутствия. – Никто о нас беспокоиться не будет. Шила знает, куда мы собирались поехать, а за Энди присмотрит Анджела Финке.
Почему-то Морган не стал указывать Брук на массу слабых мест в ее рассуждениях.
– Прекрасная мысль, – сказал он. – При условии, если погода не испортится еще сильнее. Не забудь: нам почти двадцать миль ехать до шоссе по проселкам.
– Сейчас ведь еще даже не ноябрь, – возразила она. – И идет ведь дождь, а не снег. Мы тут не застрянем.
– Скажи мне честно, Брук. Почему ты хочешь здесь остаться? И если уж на то пошло, то почему ты вообще предложила, чтобы мы сюда приехали?
Брук отошла от него и наклонилась, чтобы подбросить в огонь еще одно полено. Она была рада, что жар пламени спрячет ее краску смущения. Она понятия не имела, как женщина может сказать мужу, с которым не жила уже два года, что планировала его обольстить, особенно когда этот план увенчался столь явным успехом.
– Мне просто показалось, что это хорошая мысль, – промямлила она наконец.
Этот ответ его явно не удовлетворил. Морган подошел к ней, заставил выпрямиться и нежно обхватил ее лицо ладонями.
– Давай попробуем хоть раз в кои-то веки быть друг с другом честными, Брук. Я снова задам тебе тот же вопрос. Почему ты предложила, чтобы мы сюда приехали?
Она вырвалась из его рук.
– Я хотела с тобой переспать, – сказала она, негодуя на то, что он вынуждает ее пойти на столь трудное для нее признание. – Ты очень привлекательный мужчина, Морган. Разве другие женщины тебе об этом не говорили?
– А почему, по-твоему, я согласился поехать с тобой? – спросил он с нотками иронии в голосе. – Бог свидетель, у меня было немало дел на этот уик-энд.
Увидев, что Брук не собирается ему отвечать, Морган обхватил ее за талию и притянул к себе.
– Я согласился приехать в коттедж, потому что хотел переспать с тобой, – повторил он ее слова. – Ты очень привлекательная женщина. Разве твои любовники тебе об этом не говорили?
– У меня не было любовников, Морган. Ни одного, с самой первой нашей встречи.
Она почувствовала, как он напрягся.
– Брук, посмотри на меня, – приказал он. Она повернулась в его объятиях, почти испугавшись ноток отчаяния в его голосе. Несмотря на его приказ, она не подняла взгляда, потому что боялась того, что может прочесть, если посмотрит ему прямо в глаза.
– Не отводи взгляда, – попросил он. – Брук, скажи мне правду. Я просто с ума схожу от потребности знать всю правду. Энди – мой сын?
Казалось, наступившая в комнате тишина становится физически ощутимой.
– Да, – сказала она наконец. – Энди – твой сын. Его полное имя – Морган Эндрю Кент. Я звала его Энди в честь твоего отца, Морган, а не в честь твоего брата.
Все тело Моргана конвульсивно содрогнулось.
– По-моему, я знал это с той минуты, как вынудил тебя покинуть Кент-Хауз. Я знал, что ты беременна моим ребенком, а не ребенком моего брата, – признался он. – Когда ты исчезла из нашей жизни, я вдруг словно прозрел после многомесячной слепоты. Ты можешь себе представить, каково мне было: я надеялся… боялся… что ты ждешь моего ребенка – и не знал, где тебя найти! – Он отрывисто и жестко засмеялся. – Вот тебе пример типично мужской заносчивости. Как бы плохо мне ни было, я знаю, что тебе было в сотни раз хуже. Ведь ты растила ребенка одна!
– Если ты считал, что Энди – твой ребенок, тогда почему ты был так зол, когда наконец меня нашел?
– Я не был зол, – покачал головой Морган. – Я был вне себя от тревоги. Я хотел снова увезти тебя в Кент-Хауз, не дать тебе опять скрыться. Господи, Брук, я бы не выдержал, если бы мне еще два года пришлось искать тебя… и моего сына.
– Тебе по-прежнему трудно так его называть, Морган? Твой брат был мне другом. Он никогда не был моим любовником.
– Я очень плохо обошелся с тобой два года назад, Брук, – признался он. – Ты сможешь простить мне то, как я себя вел?
Он пристально смотрел в ее глаза и весь напрягся, дожидаясь ответа.
– Ты меня больно ранил, – призналась Брук. – Но мы оба совершили ошибку…
Не успела она ничего больше добавить, как Морган склонил голову и прижался к ее губам в нежном, умиротворенном поцелуе.
– Мне все равно, что ты чувствуешь сейчас, – пробормотал он у самых ее губ. – Я заставлю тебя меня простить!
Неожиданный громкий раскат грома, последовавший почти мгновенно за вспышкой молнии, заставил их вздрогнуть. Внутренность коттеджа на секунду осветилась ярчайшим светом. Морган поднял голову и улыбнулся Брук горькой улыбкой, от которой у нее больно сжалось сердце.
– Я рад убедиться в том, что гроза совершенно реальна, – сказал он. – На секунду мне показалось, что гром и молния – это только звуковое сопровождение нашего примирения.
– Природа всегда на стороне влюбленных, – отозвалась она с легкомыслием, которого отнюдь не испытывала.
Морган подошел к наружной двери и осторожно ее приоткрыл. Сильный порыв ветра чуть не вырвал створку у него из рук. Ему пришлось навалиться на крепкую дверь всем телом, чтобы ее можно было закрыть. Как только ему это удалось, завывание ветра и жесткий звон града стали чуть слышными. Теплая комната, освещенная пламенем камина, казалась вдвойне уютной по контрасту с бушующей за ее стенами бурей.
– Слава Богу, что мы в доме, – сказала Брук.
Морган бросил на нее иронический взгляд.
– Погода может не улучшиться, а ухудшиться, – заметил он. – Думаю, нам следует включить радио и послушать, нет ли особых предупреждений относительно нашего района. Если после града пойдет еще и снег, то дороги могут стать непроходимыми на несколько дней.
– Ты хочешь сказать, что если прогноз плохой, то нам следует уехать сегодня? В такую грозу?
– Я хочу сказать, что на самом деле нам следовало уже давно уехать, – мрачно ответил он.
– Я рада, что мы не уехали, – тихо проговорила Брук.
Морган разрядил напряженную атмосферу, воцарившуюся в комнате, потянувшись за переносным стереомагнитофоном, который он принес из машины. Он стоял, забытый, на углу стола, поставленная на него кассета давно закончилась. Морган включил радиоприемник, и в помещении зазвучал голос диск-жокея. Брук быстро положила руку Моргану на плечо.
– К чему слушать радио! – сказала она. – Я могу предложить десятки способов провести время гораздо приятнее.
Морган замер.
– Иногда мне кажется, что ты настоящая колдунья, – хрипло сказал он прерывающимся от страсти голосом. – Почему я все время тебя хочу – опять и опять?
Ей так хотелось вскрикнуть: «Потому что ты меня любишь!»
Когда он притянул ее к себе в резком, жадном объятии, Брук мысленно умоляла его: «Скажи мне, что ты меня любишь, Морган! Скажи, что любишь меня так же сильно, как хочешь мое тело!»
Но он ничего не сказал. Он поднял голову, прервав их поцелуй, и немного виновато пожал плечами.
– Одному из нас надо проявить хоть немного здравого смысла.
С этими словами Морган потянулся к колесику настройки радиоприемника.
– Попробую найти прогноз погоды. Брук ничего не ответила. Почему-то она вдруг ощутила, что должна обязательно убедить его переночевать в коттедже. Он уже признался, насколько она ему желанна. Может быть, если они смогут еще немного времени провести вдвоем, ей удастся заставить его признаться и в том, что он по-прежнему ее любит!
Она опустилась рядом с ним на колени, прижала ладони к его груди и ощутила сильные удары его сердца.
– Кого интересует эта погода? – пробормотала Брук, нащупав узорчатую пряжку его брючного ремня и принимаясь ее расстегивать.
– Всех, у кого осталась хоть капля здравого смысла, – резко отозвался он.
Одна ее рука уже оказалась внутри его брюк, а вторая гладила загорелую кожу на груди.
– Я не хочу слышать радио, – сказала она решительно. – Я хочу, чтобы было слышно, как ты шепчешь мое имя, когда мы любим друг друга.
И Брук медленно и дразняще повторила губами путь, который только что прошли ее пальцы.
Морган со стоном спросил:
– Боже, Брук, что ты делаешь?
– Пойдем в постель, и я тебе это скажу, – проворковала она. – А еще лучше – продемонстрирую.
Морган подхватил ее на руки.
– Колдунья… – повторил он.
– Радио, – напомнила ему она.
Он нетерпеливо нажал на кнопку, оборвав голос диктора на полуслове.
– Я жду демонстрации, – напомнил он ей.
Когда Брук проснулась в воскресенье утром, в комнате было еще темно. Похоже было, что гроза прошла, но ветер по-прежнему завывал с пугающей яростью. Было холодно – камин за ночь догорел. Она вздрогнула, радуясь возможности прижаться к теплому телу Моргана.
При прикосновении ее ног он сонно зашевелился и с улыбкой повернулся к ней. На щеках его лежала темная тень щетины, но лицо у него было совсем безмятежное и отдохнувшее. Таким Брук еще никогда его не видела.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответно улыбнулась она, сворачиваясь под одеялом с ощущением блаженной лени. Морган потянулся и тут же вскочил с кровати одним энергичным и сильным движением.
Глядя на него, Брук застонала. – В чем дело? – встревожено спросил он.
– Ты всегда по утрам был непристойно бодр, – со смехом посетовала она. – Неужели нельзя сжалиться над другими людьми, которые любят с утра поваляться в постели?
Он ухмыльнулся.
– Научись принимать плохое вместе с хорошим, лапочка. – Морган нетерпеливым жестом пригладил свои встрепанные волосы и быстро посерьезнел. – Я больше не могу позволить себе лежать в постели, Брук. У нас этим утром масса дел – надо ведь оставить дом в приличном виде, когда мы будем уезжать. – Он натянул джинсы и, подойдя к окну, открыл жалюзи. – Боже! – ахнул он. – Глазам своим не верю!
Брук почувствовала испуг, прозвучавший в его словах.
– В чем дело? – спросила она. – Что случилось?
– Снег, – коротко бросил он. – Толщиной чуть ли не в полтора метра – это не считая сугробов, в которых будет и все три. Могу только надеяться, что это обман зрения.
Брук поспешно встала с кровати и подошла к окну. Несмотря на предупреждение Моргана, она тоже изумленно ахнула, выглянув наружу. Перед нею, куда ни глянь, расстилалось нетронутое белоснежное покрывало. Если бы она не знала, что к коттеджу идет дорога, она бы могла решить, что дом волшебным образом возник посреди дремучего леса. Единственными вехами, торчащими из снега, были сосны. Место, где оказался похоронен «ягуар» Моргана, было отмечено только сугробом, в котором поблескивало лобовое стекло.
– Мне надо проверить глубину снега, – мрачно сказал Морган.
– А я пока приготовлю завтрак. Морган…
– Да?
– А что ты будешь делать, если снег настолько глубокий, что нам нельзя будет уехать?
Его губы сурово сжались.
– Не знаю, – ответил он. – Буду думать над этим вопросом тогда, когда он встанет.
– Я начну готовить завтрак, – огорченно повторила она.
Он взглянул на часы.
– Скорее уж ленч, – сухо сказал он. – Уже почти двенадцать.
Брук постаралась скрыть поднимающуюся в ней панику. Поскольку в комнате было темно, она решила, что еще очень рано, но теперь начала сознавать, что шансов на возвращение домой у них очень мало. И это ее вина, что они застряли в глуши. Это она заманила Моргана в постель и вынудила его остаться на ночь, несмотря на его сомнения. Брук нервным жестом заправила волосы за уши и, отвернувшись от зоркого взгляда Моргана, прошла к кухне и начала готовить еду.
К его возвращению все приготовления были закончены.
– Что на улице? – встревожено спросила она. Ей неприятно было думать, что ее упрямство могло стать причиной серьезных проблем для Моргана. Ведь «Кент Ин-дастриз» угрожала опасность – более неподходящего времени оказаться вдали от работы у Моргана и быть не могло!
Он стянул куртку и бросил ее на спинку стула. Брук заметила, что от сильного ветра у него раскраснелись щеки.
– Нам сегодня домой не добраться, – сказал он, безнадежно пожимая плечами. – Ветер сдувает рыхлый снег, так что временами не видно дороги и на полметра вперед. Даже если дорожники начнут сегодня чистить основное шоссе, у меня весь день уйдет только на то, чтобы расчистить подъездную дорогу и убедиться в том, что двигатель в рабочем состоянии. Слава Богу, в сарае стоит снегоочиститель! Брук с трудом сглотнула.
– Тогда что же нам делать? Как ты попадешь на свои встречи? Телефона здесь нет, и в машине не установлен радиотелефон. Эти встречи очень важные?
Морган пожал плечами.
– Надо полагать, достаточно важные.
– Извини, Морган, это все я виновата! Мне не надо было вчера просить тебя, чтобы мы тут остались! Нам следовало уехать после ленча, как ты и хотел.
Его губы изогнулись в чуть заметной улыбке.
– По-моему, я не так рвался уехать, как тебе кажется. Не стоит так ругать себя, ведь если бы я не хотел остаться, ты бы не удержала меня здесь. В конце концов, собрание совета директоров я могу созвать когда угодно, а вот помириться со своей любимой женой мне удается далеко не каждый день.
У нее замерло сердце, так что она на секунду даже забыла о снегопаде.
– Я боюсь в это поверить, Морган. – тихо произнесла она. – Мы помирились?
Его серые глаза потемнели.
– Надеюсь, – сказал он. – По-моему, наш брак заслуживает еще одной попытки. Ты хочешь попробовать снова, Брук?
Она подошла к нему и встала рядом, нервно убирая со лба прядь волос.
– Мне бы этого очень хотелось, – призналась она. Брук изо всех сил старалась говорить спокойно и рассудительно, ведь Морган ничего не сказал о том, что любит ее или хотя бы ее хочет. – Я уже давно поняла, что Энди нужен отец.
Морган улыбнулся.
– Он проявил большую проницательность, чем мы с тобой. Он с самого начала понял, что должен звать меня папой.
– Может, Энди у нас и самый сообразительный, но я хотела бы думать, что мы оба стали умнее, чем были два года тому назад. Я требовала от тебя слишком много внимания. Я не понимала, насколько тяжело тебе приходится на работе.
– Наступило время откровенных признаний? – Он вопросительно вскинул брови. – Момент, когда мы наконец признаемся во всех прошлых ошибках? Если так, то почему бы нам не сесть и не продолжить этот разговор за едой? Может быть, тогда этот процесс окажется не столь мучительным.
– Неплохая мысль, – согласилась Брук. – Неси кофейник на стол, а я возьму поднос с остальной едой.
Когда они разложили еду по тарелкам и начали пить горячий кофе, Морган откинулся на спинку стула.
– Ладно, – сказал он. – Признание первое. Ты достаточно часто обвиняла меня в том, что я скрыто принижаю женщин, и теперь я понимаю, что ты была права. В течение нашей совместной жизни я втайне руководствовался двойными нормами.
Брук улыбнулась.
– А почему ты считаешь, что это было втайне? Я бы сказала, что это было очень даже открыто и откровенно.
– Признаю себя виновным. Я действительно не пытался понять, почему тебе хотелось реализовывать свои профессиональные интересы. Я знал, что музейные работники получают маленькие оклады, а поскольку моего дохода было достаточно, чтобы мы оба могли жить безбедно, я не понимал, зачем тебе это нужно.
– А теперь ты совершенно переродился? – недоверчиво хмыкнула Брук.
– Полностью, – кивнул он. – Я каждый месяц от корки до корки прочитываю журнал «Деловая женщина» и участвую во всех демонстрациях «Женской лиги».
– Неужели во всех? – осведомилась Брук, сердце которой таяло всякий раз, когда Морган обращал к ней свою поразительную улыбку.
– Ну, во многих, – поправился он. Поймав ее откровенно недоверчивый взгляд, он добавил: – А если я скажу «в нескольких», ты поверишь? Может, в одной-двух?
– Я, так и быть, поверю, что ты участвовал в одной, – насмешливо отозвалась она. – На большее тебя бы уж точно не хватило.
Он улыбнулся, но, когда его взгляд упал на часы, лицо его снова напряглось.
– Что было намечено на этих встречах, Морган? – спросила Брук. – Почему тебе надо было оказаться на работе в воскресенье?
– Это связано с попыткой перехода фирмы в чужие руки. Технические и финансовые вопросы. Не стану надоедать тебе деталями.
Только теперь Брук поняла, насколько мало она раньше интересовалась его делами и теперь он не хочет посвящать ее в подробности, не надеясь, что она его поймет.
– Я бы хотела, чтобы ты мне рассказал, – тихо проговорила она.
Он секунду пристально на нее смотрел, а потом заговорил:
– Я просил кое-кого из моих служащих встретиться с моими инвесторами из Нью-Йорка. Мы собирались оценить текущее количество продающихся акций… количество, которое контролирую я лично… свободные средства, которыми я могу распоряжаться. Я считал, что у нас будет неплохой шанс в понедельник сделать заявление относительно того, что попытка перекупить компанию провалилась.
– И ты считаешь, что такая возможность будет потеряна, если ты не успеешь прибыть на эти встречи?
– Нет, – после недолгого молчания ответил он. – Нет оснований считать, что лишний день моего отсутствия что-то сильно изменит. Наверное, меня больше всего тревожит то, что в такие напряженные моменты попыток время играет огромную роль. Когда в пятницу вечером закрылась биржа, я владел достаточным количеством акций, чтобы прямо отвергнуть возможность перехода контрольного пакета. Я разговаривал с банкирами в субботу утром. Все выглядело довольно хорошо для меня, но мне хотелось бы быть полностью уверенным…
Брук встала из-за стола и в тревоге остановилась у окна. Было уже далеко за полдень, но сквозь свинцовые тучи не пробилось ни единого лучика солнца. Сильный ветер сорвал с деревьев последние листья, и их темные ветви четко вырисовывались на фоне мрачного серого неба.
– Морган, – сказала она, – а что будет, если погода не исправится и завтра?
– К завтрашнему утру все проселки уже будут расчищены и посыпаны песком, – ответил он. – А нашу подъездную аллею я уж как-нибудь проеду, пусть даже мне придется всю дорогу толкать «ягуар» руками.
– Мне очень жаль, что я нарушила твои планы, Морган. Правда, жаль. Ты будешь считать, что день пропал даром.
Его зубы вдруг сверкнули в быстрой хищной улыбке.
– Ну, я бы этого не сказал. – Его руки, как и накануне, легли ей на талию и притянули к себе. – Я точно знаю, как проведу этот день, и могу тебе обещать, что он даром не пропадет.
Повернув ее к себе, он приник к ее губам в страстном поцелуе, не оставившем ей никаких сомнений относительно того, каковы его намерения.
Брук изобразила возмущение, которого отнюдь не испытывала.
– Типичное мужское самомнение! – проговорила она, как только отдышалась. – А я тут права голоса не имею?
– Еще как имеешь, – ответил он. – Ты разве забыла, что я переродился? Я теперь стою за равноправие, не забывай этого! – Он демонстративно снисходительно поцеловал ее в нос. – Делай свой важный выбор, лапочка. Не упускай своего шанса принять участие в процессе планирования. Ты хочешь, чтобы мы занимались любовью в постели или в ванне?
– Я бы предпочла заняться любовью перед камином, – ответила она явным вызовом, саркастически прибавив: – Конечно, когда ты снизойдешь до того, чтобы его разжечь. Или ты вернулся к первобытной идее насчет того, что забота об огне лежит на женщинах?
Улыбка Моргана была не только насмешливой, но и торжествующей.
– Видишь? – заметил он, не отвечая на ее последние слова. – Ты только что признала, что хочешь весь день заниматься со мной любовью. Поскольку я человек легкий, то по поводу места спорить не буду. Мы можем сначала любить друг друга перед камином, потом в постели, а потом в ванне…
Морган подхватил Брук на руки, и она вздохнула.
– Ты вот так же одерживаешь победы над своими деловыми противниками? – спросила она. – Уловками и злостным обманом?