Лаура отвела взгляд, поболтала свой напиток, и тающие кубики льда загремели о стенки бокала. На миг Бен подумал, что она так и будет молчать.

— Мы живем на ферме далеко от города, — произнесла она наконец. — Вода поступает из артезианских скважин, электричество мы тоже вырабатываем сами. Моя мать выглядит так, будто сошла с картин Нормана Рокуэлла, а братья кажутся на десять лет старше своего возраста, потому что всю жизнь тяжело работали.

— А ваши братья женаты?

— Да, оба. Мои невестки прилежные домохозяйки и считают, что женщины становятся феминистками тогда, когда не могут найти себе мужа.

Бен взглянул на нее, искренне заинтересованный.

— А вам это не кажется весьма обидным?

— Иногда да, но они такие добрые и любящие, что на них невозможно обижаться. Они тревожатся за меня, поскольку мне уже почти двадцать восемь лет, а я все еще без мужа, хотя явных дефектов и изъянов у меня нет. Я устала объяснять им, что намного лучше быть одной, чем замужем за неприятным тебе человеком, но, похоже, мои слова не кажутся им убедительными. По их мнению, ни один мужчина не бывает хорошим мужем, пока женщина над ним как следует не поработает и не сделает из него то, что ей нужно. И как бы я ни старалась им объяснить, что все-таки надеюсь выйти замуж за мужчину, которого полюблю и с которым буду счастлива, обе они считают это простыми отговорками.

Он засмеялся.

— Я думаю, что вы более терпеливы, чем был бы я на вашем месте. И сколько же у вас племянников и племянниц?

— Племянниц нет, а есть четверо очень высоких и костлявых племянников, главная отличительная черта которых в том, что они беспрерывно что-то едят.

— Совсем как Кристи, — пробормотал Бен.

— Ах, нет! — Она с нежностью засмеялась. — Кристи просто привередливая девица по сравнению с ними. Каждый из них может управиться с двумя караваями хлеба за один присест. Если зайти на кухню, что находится в глубине дома, там всегда витают замечательные запахи, потому что мама каждый день что-нибудь печет. Она делает это в промежутках между работой на огороде, доением коровы, уходом за двумя козами и кормлением выводка кур. Во дворе сохнет все наше белье, если только не стоит страшный мороз, и когда ложишься в постель, простыни пахнут травой и ветром прерий. Летом мы обычно едим на улице. Гамбургеры, кукурузные початки, картофель, испеченный на решетке. — Она резко остановилась, ее глаза сияли. — Ну, в общем, нормальная жизнь фермерской семьи, вы представляете себе эту картину.

— Да, но мне хочется, чтобы вы рассказали мне что-нибудь еще. — К своему удивлению, он не лгал. Ее рассказ заворожил его. — Я единственный ребенок и рос в центре Нью-Йорка, так что мне трудно представить себе, каково это — быть членом большой семьи и жить на ферме. Как вы развлекались? Были ли у вас поблизости соседи?

— Только одна семья, Йогансены. Семья Русса. Он был одним из пяти сыновей.

— Русс? — Бен вопросительно вскинул брови.

— Мой бывший жених. Если помните, это тот, с кем я была помолвлена почти четыре года, пока он не женился на моей лучшей подруге.

— Ах, этот, — произнес он с насмешливой торжественностью. — Тот самый Русс, который ничего не понимает в женщинах.

Она с сожалением улыбнулась.

— Бен, вы не видели, какая у меня была красивая подруга. Поверьте мне, Русс отличается превосходным вкусом.

Он взял у нее из рук бокал и поднес к ее губам.

— Выпейте и утопите свои печали, — посоветовал он. — Кто знает? Может быть, она станет толстой и неряшливой уже к сорока годам.

— Отличная мысль, но разве вы не замечали, что жизнь редко оказывается настолько справедливой? — Улыбка внезапно исчезла из ее глаз, и они сделались унылыми и странно бесцветными. — Если как следует подумать, жизнь обычно бывает очень несправедливой.

— Лаура, что случилось? В чем дело, милая, прошу вас, скажите мне. — Он взял ее за руку и в знак сочувствия крепко сжал ее. Рука оказалась очень холодной.

Лаура медленно повернулась к нему, хотя Бен был уверен, что она не видит его, потому что глаза ее застилали слезы.

— Мои братья скоро потеряют ферму, которая принадлежала нашей семье много лет, — выпалила она. — Они взяли вторую ссуду, чтобы заплатить за новые машины и построить дом для семьи моего брата Джима, и теперь банк требует возврата платежей. К концу месяца ферма уже больше не будет принадлежать нам. Скоро они потеряют все.

Слезы медленно катились по ее щекам, и Бен обнял ее, гладя по спине таким же успокаивающим жестом, как мог бы погладить свою дочь.

— Это точно? — спросил он. — А они не могут продать машины? Или договориться о выплатах в несколько приемов?

— Они уже все перепробовали, — тихо ответила Лаура, и ее голос звучал приглушенно, потому что она уткнулась лицом ему в грудь. — Дело в том, что банк сам находится сейчас в тяжелом положении. В этом году обанкротилось много банков, и директора решили отозвать все ссуды свыше тридцати тысяч долларов. Никаких исключений они не делают, хоть наша ферма и даст небольшую прибыль, когда будет продан летний урожай.

— Ну а как насчет федеральной ссуды? Разве конгресс не принял недавно решение о выделении нескольких сот миллионов долларов для специальной помощи фермерам?

— Да, но мои братья, к несчастью, не входят в их число.

— Мне очень жаль, Лаура, — вздохнул он, сожалея, что не может придумать ничего более подходящего. — Действительно, жаль. Вы, должно быть, чувствуете себя так, словно у вас обрывают корни.

— Для меня это не так страшно. В конце концов я уехала с фермы в колледж давным-давно, да так и не вернулась назад. Только приезжала на каникулы и в отпуск. Я переживаю за своих родных. В ферме вся их жизнь, Бен. Все их достояние.

Он обхватил ее лицо ладонями, нежно вытирая слезы и утешающе поглаживая щеки. Он пытался найти подходящие слова и хоть немного облегчить ее горе.

— Иногда мы обнаруживаем, что люди более жизнеспособны, чем подозревают об этом. И все может оказаться не столь уж и плохо, как кажется. Я полагаю, что вся ваша семья как раз из таких жизнестойких.

— Надеюсь, что это так. Ох, Бен, хотелось бы, чтобы вы оказались правы. — Лаура отстранилась от него, извинившись с немалым смущением, когда обнаружила, что намочила слезами его рубашку на груди.

— Ничего, все в порядке. Для чего придумана такая широкая мужская грудь, как не для того, чтобы на ней плакать? — ободряюще улыбнулся Бен.

Она улыбнулась, все еще немного смущенно.

— Спасибо, Бен, — просто сказала Лаура, а потом шмыгнула носом, некрасиво и по-детски, и это возымело странный эффект, ибо он почувствовал, что сердце его тает. Вдруг он понял, что хочет ее поцеловать и что на самом деле хотел сделать это с тех самых мгновений, которые они провели возле водопада.

Бен продолжал гладить ладонью ее щеку, но в его жесте уже не осталось ничего утешающего. Он провел указательным пальцем по ее губам намеренно возбуждающим движением; Губы чуть раскрылись в слабом вздохе, и он наклонился к ее лицу, погрузив ладонь в мягкий каскад кудрей. Небрежным и опытным жестом другая его ладонь легко скользила вниз по гладкому атласу ее блузки, пока не задержалась на выпуклой груди, привычные пальцы автоматически нащупали сосок и стали ласкать его, пока он не напрягся. У нее вырвался тихий стон удовольствия, и он ощутил, как мгновенно ожило ее тело, отзываясь на ласки. Бен испугался своей собственной реакции. Давно уже такая простенькая прелюдия не возбуждала его так сильно.

Бен мог себе представить, какова будет она на вкус, когда он ее, наконец, поцелует, но уже привык применять изощренную технику соблазнения, чтобы партнерша смогла получить большее наслаждение, и поэтому держал их губы близко, но не совсем, мучая их обоих предвкушением. И она застала его врасплох, когда внезапно встрепенулась в его объятиях, вскинула голову и прильнула к его губам с наивной простодушной жадностью.

Что-то жаркое и тугое взорвалось у него внутри, прокатив по жилам волны огня. Больше он не мог сдерживаться и рассчитывать эффект от своих движений. Он начал целовать ее голодными, жадными поцелуями, лаская ее рот языком, настойчиво требуя ответа. Когда ее руки замкнулись на его спине, Бен почувствовал, что дрожит. Она вызвала в нем жажду, о которой он почти уже забыл, жажду единения с другим человеческим существом, слияния большего, чем просто контакт их тел.

Жажда была слишком сильной и достаточно болезненной, чтобы он начал злиться. Его рот впился в ее грубо и требовательно, и Бен испытал нечто вроде облегчения, когда заметил промелькнувшую в ее глазах искру страха, нерешительную попытку ускользнуть от него. Рене научила его рискованному смешению эмоций с сексуальным наслаждением, и он прекрасно усвоил эти уроки. Он мог планировать соблазнение Лауры в своих корыстных целях, но уж точно не намеревался, черт побери, испытывать к ней что-то большее, чем легкая симпатия или восхищение ее гибким и сильным телом. И вспышка сильного сексуального возбуждения, которую она вызвала у него, была как опасна, так и необъяснима.

Бен отстранился, тяжело дыша, борясь с сумасшедшим желанием вновь обнять ее, сорвать с нее одежду, чтобы можно было осыпать жаркими, жадными поцелуями ее всю. Ему захотелось, чтобы она небрежно обронила какое-нибудь ничего не значащее замечание, которое позволило бы ему завладеть инициативой и восстановить между ними утраченную было дистанцию. Но, разумеется, она этого не сделала. Слишком наивна, чтобы изображать безразличие, которого не испытывала. Она свернулась на диванных подушках, ее руки все еще обхватывали его талию, глаза расширились и горели страстью, а губы были мягкими и слегка припухшими. — Лаура, милая, мне искренне жаль. Я вовсе не хотел делать вам больно. — Бен ощутил замешательство, услышав собственные извинения. Лаура, казалось, провоцировала в нем столько неожиданных поступков, что не стоило беспокоиться еще из-за одного.

Ее лицо все еще пылало от их поцелуя. Он завороженно смотрел, как ее кожа потемнела и сделалась темно-розовой.

— Не надо извиняться, — осипшим голосом сказала она. — Мне нравилось то, что мы делали. Это было… чудесно. — Лаура отвернулась и прижала руки к пылающим щекам. — Господи, пожалуйста, забудьте, что я сказала. Видно, я слишком много выпила и не соображаю, что говорю.

С нею, возможно, так оно и было, но только не с ним. Во-первых, два пива и несколько глотков «куантро» — недостаточно, чтобы объяснить поступки, которые он совершил за последние несколько минут. И, во-вторых, такое количество алкоголя не могло бы объяснить, почему он снова протянул к ней руки, обнял, хотя вместо этого ему нужно было бежать во всю прыть в противоположную сторону.

Их губы вновь жадно встретились, языки ласкали друг друга, повинуясь страстному желанию, охватившему обоих. Его ладони потянулись к ее груди, но обычный автоматизм движений куда-то исчез. Бен потянул за завязки ее блузы, стал возиться с узлом. Мягкий атлас соскользнул, наконец, с ее плеч. Пальцы Бена дрожали, когда он потянулся и стал расстегивать ее лифчик.

Как он и ожидал, ее тело оказалось безупречным, хотя до того мгновения, когда он увидел обнаженные, вздернутые кверху груди, Бен и не осознавал, как живо она уже существовала в его воображении. По привычному сценарию соблазнения теперь должен был наступить момент, когда он пробормочет ни к чему не обязывающие пустяки, скажет ей, какая она красивая, шепнет между поцелуями, как хочет ее. Но его рот слишком пересох, чтобы произнести хоть слово. Вместо этого он целовал голубую жилку, бившуюся во впадинке ее шеи, а в это же самое время рука его скользила вниз. Лаура тихо постанывала, ее бедра подались навстречу его ладони, а руки нырнули под рубашку и обхватили его жаркое тело.

Одежда показалась им преградой, стоящей на пути к обоюдному наслаждению. Ему захотелось, чтобы они были уже нагими, чтобы ее кожа коснулась его кожи, чтобы их сердца стучали рядом, чтобы их тела прильнули друг к другу и слились в единое целое. Одновременно Бен понял, что придется придержать головокружительный темп их сближения, иначе все закончится тем, что они овладеют друг другом полуодетыми прямо на диване в гостиной. Для него это не имело особого значения, но ради Лауры ему хотелось, чтобы их близость в первый раз происходила немного более романтически. И вообще, Бен был удивлен, как сильно ему хотелось, чтобы она вспоминала о нем с ничем не омраченным удовольствием. Сделав над собой усилие, он оторвался от ее губ и старался держаться на расстоянии нескольких дюймов от нее, пока не справится со своим дыханием.

— Дорогая, — пробормотал Бен, легонько коснувшись губами ее уха. — По-моему, будет лучше, если мы продолжим все в моей спальне.

Сначала он подумал, что сдавленный возглас, который раздался в тишине гостиной, исходит от Лауры. Затем звук повторился, громче и откуда-то сзади, и Бен понял, что исходит он от дверей. Еще ничего не понимая, Бен молниеносно обернулся, сохраняя достаточно присутствия духа, чтобы удержать Лауру среди диванных подушек, где она была более-менее загорожена от посторонних глаз.

Третий сдавленный возглас раздался на этот раз намного ближе и сопровождался потоком бессвязных извинений Пруденции Датчер, его секретарши. Бен не мог сосредоточиться и понять, что она говорила, ибо его внимание было приковано к парочке, появившейся в дверном проеме. Рене, его бывшая жена, и ее адвокат, настоящая барракуда в человеческом облике по имени Эрик Ашбертон.

Бен медленно встал, благословляя свою актерскую выучку, позволявшую ему сохранять непроницаемое лицо. Он пристально поглядел на Рене и подумал, что прошедшие четыре года были к ней милосердными. В свои тридцать пять лет она казалась на несколько лет моложе, лицо по-прежнему гладкое, без признаков увядания. Ему всегда казалось удивительным, что столь жадная и жестокая особа может обладать таким ангельским обликом. Рене, как он испытал на собственной шкуре, являлась живым доказательством того, что лица отнюдь не всегда являются зеркалом души их владельцев.

Краем глаза Бен заметил, что Лаура шарит среди диванных подушек, отыскивая свою одежду. Лицо ее было бледным, губы дрожали, и он испытал вспышку яростного гнева за то, что ее подвергли такому унижению.

— Ну, какой сюрприз для всех нас, — протянул он, вставая так, чтобы загородить собой Лауру, пока она надевала блузку. Услышав за спиной шелест ткани, Беннет намеренно отвлек от нее внимание нежданных посетителей, расстегнув «молнию» на ширинке и небрежно заправив рубашку в брюки.

Разумеется, Рене не так-то просто было сбить с толку.

— Ах, Боже мой, Эрик! — залепетала она, хватаясь за сердце жестом, который сделал бы честь самой Мэри Пикфорд. — Силы небесные, как я и предполагала, мы стали свидетелями оргии! И моя маленькая невинная дочка находится в этом доме!

Почувствовав омерзение, Бен отвернулся от замершей в эффектной позе Рене и обратился к секретарше:

— Вы можете объяснить мне, Пруденция, каким образом эта парочка проникла в мой дом?

Пруденция изобразила смущение.

— Я возвращалась с концерта в Бетчер-холле, и они подъехали к дому одновременно со мной. Конечно, я узнала миссис Логан — то есть бывшую миссис Логан — вот и подумала, что вы не будете возражать против того, чтобы я впустила ее в дом. — Она вскинула подбородок с виноватым и одновременно вызывающим видом. — Ведь я не знала, что тут происходит. Я имею в виду, что дверь даже не была закрыта.

Бен в мертвой тишине поглядел на секретаршу, и самодовольное выражение сползло с ее лица. Она прямо на глазах сделалась бледной и понурой.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Бен, мне искренне жаль.

Он овладел собой. Ну уж нет, он не доставит удовольствия Рене и ее дрессированной акуле, они не увидят его гнева.

— Я понимаю, почему вы это сделали, — бесстрастно кивнул Бен. — Спокойной ночи, Пруденция. Увидимся завтра утром.

Пруденция резко повернулась, и Бен увидел, как на ее глаза навернулись слезы. Какой кошмар, подумал Бен устало, и больше всего в нем виноват он сам. Если подумать, его самоуверенность совершенно непростительна. Он уже много месяцев знал, что секретарша влюблена в него, но не спешил решать эту проблему просто потому, что Пруденция весьма успешно справлялась со своей работой и не очень назойливо выказывала ему свою привязанность. И он почувствовал явные признаки ревности и недовольства с ее стороны в последние несколько дней когда стал много времени проводить с дочерью, но просто не обратил на них внимания, надеясь, что секретарша сумеет справиться со своими эмоциями. И вот теперь приходится расплачиваться за собственную неосмотрительность.

Оглянувшись, он увидел, что Лаура надела блузку и теперь торопливо поправляла волосы. Конечно же, выглядела она весьма взъерошенной, но поднялась с таким достоинством, что он невольно залюбовался. Бен протянул руку и молча обнял ее. Она была нежной и все-таки сильной.

Рене, которая никогда не любила находиться в стороне, вероятно, решила, что молчала слишком долго. Она бросила быстрый взгляд на Лауру, на ее растрепанные волосы и все еще припухшие губы, на один миг потеряла над собой контроль, и на ее лице проступила ярость. Затем она сделала вид, что ей стало плохо.

— Ох, Эрик, — простонала она. — Дай мне руку, я сейчас упаду в обморок! Мне просто невыносима мысль о том, что моя малышка находится в этой обители греха!

— Кристи спит в своей комнате, набирается сил перед завтрашним днем, когда пойдет в школу, — отрывисто сказал Бен. — Прошу тебя, прекрати свою истерику, Рене. Тут ты не найдешь доверчивых зрителей.

В ее голубых глазах вспыхнула злоба.

— Истерику? Ты называешь истерикой заботу о моей бедной крошке? Я пришла в твой дом, чтобы спасти мою дорогую девочку, и обнаружила, что ты развлекаешься тут с какой-то потаскушкой…

Бен почувствовал, как окаменела Лаура, и поглубже засунул руки в карманы, борясь с искушением схватить Рене за плечи и потрясти ее так, чтобы застучали зубы. С невероятным трудом он сумел сдержать свой голос, чтобы тот звучал спокойно и слегка утомленно.

— На твоем месте я бы не бросался подобными обвинениями, Рене. Пожалуй, я должен вас познакомить. Это Лаура Форбс, моя очень хорошая знакомая. Лаура, как ты, вероятно, догадалась, это мать Кристи, Рене Барух, — Бен подчеркнул девичью фамилию Рене, — и ее… компаньон… Эрик Ашбертон. Эрик улыбнулся, продемонстрировав превосходные зубы.

— Что ж, мистер Логан, я полагаю, что тут требуются некоторые уточнения. Я адвокат миссис Барух, а не ее компаньон, и мы прилетели из Нью-Йорка по весьма важному делу, касающемуся благополучия несовершеннолетней дочери моей клиентки.

— Мы приехали, чтобы спасти мою бедную Кристи! — воскликнула Рене, явно устав от пространных объяснений адвоката. — Чистая случайность спасла мою девочку от твоих коварных лап. Сегодня утром мы включили телевизионные новости, а там она — с тобой в Вейле! — Бывшая миссис Логан порылась в сумочке и торопливо извлекла носовой платочек с кружевами — несомненно, специально положенный туда именно для такого жеста, цинично подумал Бен — и приложила его к сухим, как песок в пустыне, глазам. — Мне просто невыносима эта мысль. Мою милую дочку выхватили из моих рук…

— Никто не выхватывал Кристи из ваших рук, — рявкнула Лаура. — Правда состоит в том, миссис Барух, что девочка убежала из вашего дома и проехала автостопом весь путь от Калифорнии до Колорадо, пока вы проводили время в Нью-Йорке с вашим «адвокатом». Скажите еще спасибо, что она невредимой добралась до дома Бена и не попала во множество неприятностей, которые подстерегали ее по дороге. Страшных неприятностей.

Рене на время лишилась дара речи и довольствовалась лишь тем, что яростно смотрела на Лауру и обмахивалась носовым платком. Однако адвокат оказался скроен из более крепкого материала и немедленно пустился в многословный монолог.

— Не могу поверить, что дорогая Кристи решила обмануть мать, и определенно не понимаю, зачем она убежала к отцу, ведь это последний на свете человек, кто способен уделить ей должное внимание. — Его губы растянулись в широкой и коварной улыбке. — Возможно, вы не знаете, мисс Форбс, что моя клиентка выполняла свой трудный материнский долг в течение последних четырех лет и все это время внушала дочери, что ее отец настолько не годится на роль опекуна, что судья запретил всякие контакты между ними.

Сердце Бена сжалось, обуреваемое одновременно гневом и страхом. Он повернулся к Лауре как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее пораженный взгляд устремился на него.

— Ведь это неправда, верно? — растерянно спросила она. — Ты и Рене обладаете правом совместного опекунства, не так ли, Бен?

— Он и мечтать не может об этом, — раздался злорадный голос Рене. Она перевела взгляд с Лауры на Бена, в глазах ее сверкала неприязнь и едва скрытый триумф. — Он только пытается вернуть себе право опеки над своей драгоценной дочерью в течение последних четырех лет, но теперь ему и надеяться не на что. — С некоторым опозданием она вспомнила про свою позу незаслуженно оскорбленной дамы и сокрушенно всплеснула руками. — Представить только, — воскликнула она, взмахнув ресницами в сторону Эрика. — Моя дорогая крошка снова попала в этот дом, а тут все по-прежнему! Сексуальная распущенность и разврат прямо в гостиной! — Она улыбнулась Бену, и ее голос был исполнен удовлетворения. — Что ж, Бен, дорогой, как ты думаешь, что скажет судья Венделл, когда услышит об этом?

— Совершенно верно, совершенно верно, — вздохнул Эрик с фальшивым сожалением, не давая Бену открыть рта. — Да, дорогая Рене. Боюсь, наш печальный долг состоит в том, чтобы сообщить судье, что поведение вашего бывшего супруга ничуть не улучшилось за последние годы. Конечно, это трагедия, что бедняжка Кристи будет лишена контактов со своим отцом, но боюсь, что ни один судья не сможет изменить решения о праве опекунства, если услышит наш рассказ о том, что происходит в этом доме. Бедная Рене! Вам и дальше придется воспитывать девочку в одиночку, как вы делали это в течение последних четырех лет. И смею сказать, что судья Венделл примет решение, чтобы отныне мистер Логан платил увеличенную сумму на содержание Кристи. Ведь она становится старше и расходы на нее возрастают.

— Да, — подхватила Рене. — Увеличение суммы на содержание Кристи, пожалуй, поможет мне смириться с тяжелой задачей растить мою девочку без отца.

Бен сглотнул, борясь с приступом тошноты. Самые противоречивые мысли метались у него в мозгу, но преобладала среди них яростная решимость не дать дочери снова попасть в хищные и безжалостные когти Рене, Он все еще держал Лауру за руку и почувствовал, как по ней пробежал еле различимый импульс. Бен понял, что она собирается что-то сказать. Толком не понимая, что ему делать в этой сложной ситуации, он обнял ее за плечи, повернул к себе и прижал с намеренно интимным видом.

Ее глаза, робкие и немного враждебные, взглянули на него. Если бы внутри его оставалось место для иных забот, кроме блага Кристи, он мог бы ощутить вину за то, как собирался ее использовать. Но как бы то ни было, сейчас он не мог думать ни о чем, кроме всепоглощающей необходимости защитить дочь. Он обхватил лицо Лауры ладонями, не давая ей говорить, потом наклонился и прошептал.

— Прошу вас, помогите мне, Лаура. Ради Бога, не позволяйте им забрать Кристи.

Легко обнимая ее за плечи, он приподнял голову ровно настолько, чтобы Рене и Эрик хорошо разглядели выражение счастья на его лице.

— Дорогая, — хрипло произнес он, пристально глядя в глаза Лауры в надежде, что она все поймет и подыграет ему. — Я полагаю, что нам придется все-таки сказать им.

— С-сказать им?

— Да, дорогая, боюсь, что это так, хотя я знаю, ты хотела бы сохранить все в тайне и избежать всей этой проклятой огласки. — Бен повернулся и взглянул на адвоката. — Прежде чем вы начнете произносить угрозы по поводу моей дочери и обвинения в оргии, устроенной в гостиной, я полагаю, вам следует узнать, что мы с Лаурой намереваемся в скором времени пожениться. И я уверен, что судья Венделл, как и всякий другой судья, сочтет ее замечательной мачехой для Кристи. — Он сделал многозначительную паузу, затем добавил: — Лаура — сержант денверской полиции.

Рене уронила кружевной платочек, а улыбка Эрика моментально испарилась. К огромному облегчению Бена, Лаура просто онемела и только смотрела на него расширенными глазами, даже не делая попытки отрицать его нелепое утверждение.

Ни Рене, ни Эрик не смогли долго сдерживать свои эмоции. Они заговорили разом, перебивая друг друга, и что-либо понять было невозможно. Когда Беку надоело слушать, он прервал поток их речей:

— Ладно, Рене, я слышал все это и раньше. Просто скажи, сколько ты хочешь получить, чтобы вместе со своим прихвостнем немедленно убралась отсюда. Без Кристи, разумеется.

Адвокат отпрянул с преувеличенным ужасом.

— Мистер Логан, уж не хотите ли вы предложить, чтобы моя дорогая клиентка получила деньги, забыв о благополучии своей маленькой дочери?

— Именно это я и предлагаю, Эрик. Так что же, будем и дальше продолжать спектакль или все-таки обсудим условия сделки?

— Мистер Логан, вы огорчаете меня подобными разговорами. Позвольте напомнить, что вы не имеете права извращать и чернить мотивы поведения других людей. Не забывайте, что Кристи находится в вашем доме незаконно. И я вам советую немедленно разбудить дочь и передать ее моей уважаемой клиентке, чтобы мы отвезли девочку в гостиницу.

— Только через мой труп, — отрезал Бен с убийственным спокойствием. — Называйте свою цену, Эрик, или я скажу Хуану, чтобы он выбросил вас вон, и идите к черту со всеми вашими судами.

Рене не дала адвокату возможности ответить.

— Десять тысяч, — отрывисто заявила она. — Тогда мы с Эриком уйдем.

Губы Бена слегка скривились.

— Вот вам десять тысяч. — Он подошел к секретеру и выдвинул маленький ящичек. Достал чековую книжку, нацарапал что-то на чеке и вручил его адвокату. — Спокойной ночи, — отрывисто произнес он. — Если вы свяжетесь с моим адвокатом в Нью-Йорке, он предложит вам длительное финансовое соглашение, которое могло бы заинтересовать вас с Рене.

— Я хочу наличными и вперед, — поспешно вставила Рене. Она указала на чек, который держал Эрик. — И не вздумай заморозить выплату по этому чеку, иначе мы вернемся сюда с целой армией адвокатов и с полицией. — Слово «полиция», казалось, навело ее на новые мысли, поскольку она повернула голову и подвергла Лауру пристальному и придирчивому осмотру. Когда она перевела взгляд на Бена, в нем появилось сомнение. — Не верю, что ты действительно намерен жениться на этой дешевке из полиции. Она не имеет ничего общего с женщинами, которые тебе обычно нравились.

— Это верно, — холодно отозвалась Лаура. — Но вкусы Бена немного улучшились за последние пятнадцать лет.

Бен почувствовал, что невольно улыбается. «Молодец, Лаура, — с гордостью подумал он. — Не позволяй этим бездушным хищникам унижать тебя».

Он подошел к Лауре и обнял ее с видом собственника. Поцеловал в лоб, а затем, неспешно и обстоятельно, в губы.

— Подожди немного, дорогая, — громко, чтобы было слышно всем, прошептал он. — Я сейчас провожу наших посетителей до дверей, и мы сможем продолжить с того места, где остановились.

Эрик положил чек в карман и с явным раздражением произнес:

— Нет нужды нас провожать. Мы знаем дорогу.

В улыбке Бена сверкнула нескрываемая жестокость.

— Я предпочитаю собственными глазами увидеть, как вы покидаете мой дом. Мы с Лаурой будем спокойнее дышать, когда окончательно убедимся, что вы ушли.

Губы Рене сжались в тонкую полоску.

— Ты еще услышишь о нас, Бен. Не думай, что ты купил нас этими жалкими десятью тысячами долларов.

— Дорогая моя, я ни минуты не сомневался, что тебя невозможно купить так дешево. Я пока еще могу распознать дорогую шлюху, когда она мне попадается.

Звук пощечины, которой его наградила Рене, эхом прозвучал в коридоре. «Она совсем не изменилась, — подумал Бен. — Ничто не приводит ее в такую ярость, как правда».