51

Гракс в одиночестве прохаживался внутри периметра. Когда с ним связался Энциклопедист, гед прекратил ходьбу, бессильно уронил конечности и бессмысленно уставился в потолок третьим глазом.

Энциклопедист воспроизвел разговор двух людей – куски ткани, закрывающие сенсор, не совсем заглушали звуки. Эйрис говорила задумчиво, иногда оживляясь. Тональность женских голосов не нравилась Граксу. Голос Дахара больше походил на рокот гедов, хотя и звучал эмоциональнее. Ни звуковой гармонии, ни грамматической точности, ни заботы о правильном порядке слов. И все же… В споре этой пары проглядывал интеллект! Ни мужчина, ни женщина не сумели определить понятие «вирус», им не хватало для этого ни фактов, ни теории, ни приборов. И все же Эйрис и Дахар преодолели барьер собственного невежества – нарушив все законы логики, все причинно-следственные связи процесса познания – и обсуждали сущность вируса, еще не убедившись, что он существует. Изучать свойства того, чего еще нет, – как это можно? Гракс следил за их чудными диалогом, понимая, что ни один гед на такое не способен. Это все равно, что изобретать оружие против хищников неоткрытой планеты. Абсурд. Неэффективный, негармоничный, бессмысленный, отвратительный способ мышления. Такой мог привести только в пустоту.

Такой способ мышления может привести Дахара и Эйрис к победе над чесоткой.

– Как подействует на язвы сухой воздух? – повторил Гракс вопрос Дахара. И жрец словно ответил ему:

– В вельде во время Легкого сна воздух совершенно сухой от жары. А что, если высушить воздух печью для обжига?

– Воздух Легкого сна, – отозвалась Эйрис.

Пока Гракс не продемонстрировал людям методы проверки гипотез, они были им неизвестны.

Геды, предупрежденные Энциклопедистом, уже собрались в назначенном месте. Придется вновь решать, что и в какой последовательности делать дальше. Если бы они предвидели такой поворот, знали за людьми склонность к абсурдной логике, то выбрали бы другой вирус, более устойчивый к климатическим перепадам. Но его не мог предвидеть даже Энциклопедист, запрограммированный по образу и подобию гедов.

Энциклопедист начал излагать результаты проведенного им математического анализа. Гракс приказал ему замолчать. Он почуял собственные феромоны. Огорчение, озабоченность, изумление, страх. Ведь именно он учил людей. Прежде, чем присоединиться к остальным, надо было восстановить контроль над феромонами. Его огорчение должно пахнуть сильнее, чем огорчение остальных. Ведь именно он учил Дахара.

Огорчение, озабоченность, изумление, страх и уже совсем неуместный запах гордости. Позор.

52

Костер, разведенный Дахаром на центральном дворе Дома Обучения, давал мощный сухой жар и самый яркий свет, когда-либо виденный в Эр-Фроу.

– Ослепнуть можно, – промурлыкал Тей. Он прислонился к стене неподалеку от Эйрис и сложил руки на груди. – Думаешь, подействует?

– Почему бы тебе не пособить Криджин с дровами? – раздраженно спросила Эйрис. В последние десятициклы ее неприязнь к маленькому торгашу только усилилась.

– Она отлично справляется без меня, – заявил Тей и улыбнулся своим мыслям. – Не думаю, что брат-легионер обрадуется моей помощи. Вот помощь женщины – другое дело. – Любая реплика в его устах звучала двусмысленно.

Эйрис украдкой покосилась на торговца. Никак не угадаешь, что он знает и о чем догадывается. Или просто треплет языком.

Сначала Криджин отнеслась к идее подвергнуть «бактерию» воздействию тепла и света скептически. С колбами и сосудами, о существовании которых год назад и не подозревала, Криджин обращалась ловчее всех, а усердием напоминала Эйрис маленького зверька, без устали роющего свою норку. Она работала не покладая рук, правда, не любила менять род деятельности и предпочла кропотливо смешивать гедийские антибиотики со жреческими снадобьями в надежде получить нужное лекарство. Но постепенно сдалась под напором аргументов Дахара.

Лахаб продолжал шлифовать линзы. Гракс подробно отвечал на вопросы ремесленника и Дахара.

И наблюдал.

– Тепло и свет замедляют рост бактерии, – сказал Дахар после того, как они два дня по очереди поддерживали огонь, – но не прекращают совсем. – Он держал два сосуда и пристально их разглядывал. В одном жидкость помутнела от гноя, в другом была чуть прозрачнее, но все еще мутноватой. Со двора в комнату вошла Криджин. Она принесла еще два сосуда.

– Эти находились дальше всего от огня. Смотрите, они ничем не отличаются.

– Недостаточно тепла.

– Или света, – вставил Тей. – Как узнать, чего именно?

Дахар не ответил. Он продолжал сосредоточенно изучать сосуды.

– Но нигде жидкость не посветлела окончательно, – сказала Криджин. Мы ничего не добились. Пока бактерии продолжают расти, люди будут заражаться.

– Можно подержать эти сосуды у огня подольше, – Дахар поморщился. Может быть, нужно больше времени.

– Нет, – отозвалась Эйрис. – Они и так простояли два дня и две ночи как раз Третьедень. Дело не в огне, а в освещении. Свет костра отличается от дневного света. Я же говорила, но Гракс хотел, чтобы мы сначала попробовали так.

Эйрис подвела свое кресло поближе к Дахару. Разглядывая сосуды, она избегала взгляда жреца.

– Нужно поставить сосуды вне Эр-Фроу, в вельде, и выяснить, убивает ли бактерий естественный свет. И если убивает, станет ясно, что именно искусственный свет Эр-Фроу позволил ей размножиться.

Слабое эхо прозвучало у нее в мозгу: «искусственный свет», но она отмахнулась от него. Сейчас это не важно. Важно, что ответит Гракс.

– Ты забыла, о чем предупреждал Гракс, – холодно возразил ей Дахар. Если открыть ворота Эр-Фроу, бактерия проникнет в воздух Кома. Мы можем заразить всю планету. А если болезнь не лечится светом… Гракс говорит, что в лагере у городских ворот до сих пор живут люди. А вдруг кому-нибудь взбредет в голову посмотреть, что в сосудах, пока они будут стоять на солнце?

– Я думала об этом, – ответила Эйрис и глубоко вздохнула. Она думала об этом ночью, пока Дахар работал с Граксом. У нее было время, чтобы обдумать свою идею со всех сторон.

Эйрис повернулась лицом к Граксу.

– Мы хотим поместить сосуд с бактериями на свет за пределами Стены. Ты говоришь, что, открыв ворота, мы выпустим воздух, в котором может быть зараза. Но сосуд можно поставить на свет не выпуская воздуха. Для этого надо сделать на южной стороне Стены пузырь из прозрачного врофа. Вы умеете делать все, сделаете и это, а мы поставим сосуд в пузырь. Свет будет проходить через прозрачный вроф, и воздух не выйдет.

Все с интересом слушали Эйрис. Но она ни на кого не обращала внимания, даже на Дахара, и не сводила глаз с Гракса.

Гед ответил не сразу. Он опять к чему-то напряженно прислушивался. Делизийка, наблюдавшая за Граксом внимательнее, чем когда бы то ни было, заметила в выражении его лица едва уловимые изменения, которых раньше не замечала. Ей показалось, что Гракс обдумывает сделку.

Да, это действительно сделка, настоящая делизийская сделка. Товар цена. Как могла убедиться Эйрис, без всякой примеси джелийской чести. А заключалась сделка в том, что если геды сделают так, что пузырь будет пропускать солнечный свет к сосуду, Эйрис перестанет колебаться, признает, что Гракс заслуживает доверия, не будет больше тревожить Дахара своими подозрениями. Проведи Гракс опыт, как просила его Эйрис, и, независимо от результата, она прекратит сомневаться в гедах. Если они согласятся на эксперимент, она отбросит свой скептицизм, которому сами же чужаки и научили людей.

Эйрис показалось, что она уловила мгновение, когда Гракс наконец принял решение.

– Да. Мы можем создать пузырь из прозрачного врофа на внешней стене Эр-Фроу.

– Это должно сработать! – обрадованно воскликнула Криджин.

– В пузырь надо поставить два сосуда, – вмешался в разговор Дахар. Один с гноем, разведенным в воде, а другой просто с гноем, из которого влага испарится через несколько часов…

Лахаб перебил жреца. Ремесленник до сих пор не проронил ни слова. По старой привычке джелийского горожанина он все еще опускал глаза, если в комнате находился Дахар.

– Прозрачный вроф может действовать как линза. Он усилит жар. И все будет не так, как если поставить сосуд на прямой солнечный свет.

Разгорелся спор. Криджин захотела что-то сказать, но Дахар перебил ее. Тей покинул свое место у дальней стены и подошел к их кружку; хитрое выражение исчезло с его лица. Все четверо начали наперебой предлагать разные решения. Криджин, коротко взмахивая руками, отстаивала свою идею. Говорили все громче и громче, и даже Лахаб, речь которого всегда казалась неторопливой в сравнении с быстрыми репликами других, старался перекричать остальных.

Гракс наблюдал за ними, переводя взгляд с делизийского торговца на джелийского ремесленника, с брата-легионера на гранильщицу. В первый раз их не разъединяли ни война, ни торговля, ни клинки чести. Проблемы Делизии и Джелы на время отступили, люди обсуждали то, что волновало сейчас всех. Только Эйрис ни о чем не забыла. Гракс принял ее условия, он достоин доверия, как утверждал Дахар. Но ожидаемого облегчения не наступило.

Делизия для предательства. Хотя Гракс и ответил ей правдиво, она знала, что молчаливой сделки ей недостаточно. Эйрис все равно ему не доверяла.

– Свет, – произнес ликующий Дахар, и она заставила себя улыбнуться.

53

Дряхлый старик на острове зашевелился. Второй раз он, хромая, заковылял к зонду. Его глубоко запавшие глаза, обведенные темными кругами, пристально разглядывали странный аппарат.

– У нас нет ничего подобного. Ничего. Скажите, на материке, куда они отправились, есть другой корабль? Когда они уплыли?

Зонд повернул объектив к примитивной клавиатуре, встроенной в противоположную стену. Старик повернулся, провожая взглядом аппарат.

– Временная замена, – прохрипел он. – Как и все вокруг. За неимением лучшего. И я обучил тех, кто в состоянии учиться, я обучил своего сына…

В комнату вбежал ребенок – маленький мальчик с черными кудрями и блестящими глазами. Вместо рук у него были короткие обрубки, оканчивавшиеся кусками морщинистой кожи. Зонд повернулся к нему, мальчишка наклонил голову и посмотрел прямо в камеру.

– Они все еще на материке? – торопливо спрашивал человек. – Они выжили? Их было так много: военные, врачи и эти проклятые колонисты, негодяи все до единого, беглецы, люди без прошлого… они там? Что с ними?

Ребенок улыбнулся, вдруг повалился на спину и, подняв правую ногу с растопыренными пальцами, потянулся к зонду. Послышался женский голос, не то встревоженный, не то раздраженный.

– Али! Али, где ты?

Мальчик улыбнулся еще шире.

– Вы, должно быть, с материка, – произнес старик. – Или с орбитального катера. Мой сын и другие юнцы угнали катер три дня назад. Они его как-то починили и угнали. Они угнали его. Мой сын. Сын Аллаха.

Зонд завис прямо над ребенком. Мальчишка осторожно дотронулся до него большим пальцем ноги.

– Вас послал сюда мой сын? Их было пятеро. Мой сын – великан. «Великаны пойдут вместе с вами». – Голос старика изменился. – Мутант. Все они… они рассказали о поле стазиса? Рассказали, что с нами происходит?

Ребенок, дотянувшись до зонда обеими ногами, измазал серый вроф грязью. Маленький камешек скатился с босой ступни и шлепнулся на землю.

– Али! – окликнула ребенка женщина. Голос удалялся. Старик зашамкал:

– Сын Аллаха. Не то что остальные. Те сразу бежали подальше от корабля. Даже офицеры побросали свои посты! Занесите это в ваши банки данных!

Он закрыл глаза и затянул песню на чужом языке. Голос поднимался и замирал, изливаясь в причитаниях, смысла которых Энциклопедист, сверяясь со своей обширной памятью, так и не смог постичь. Старик сложил руки на груди и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

Безрукий ребенок, растянувшись на спине, ухватил зонд обеими ступнями, поднял глаза и хихикнул.

Изображение застыло.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. СВЕТ ЧУЖОГО СОЛНЦА