Я услышала треск челюстей еще до того, как увидела самого Ричарда. Его челюсти трудятся над куском мяса, который Донна, должно быть, дала ему - награда за послушание. Он лежит на брюхе, мирно пожирая мясо, и движения его головы и тела по опавшей листве производят тихие шуршащие звуки. Я слышу эти шорохи, потому что лес внезапно превращается в самое тихое место на земле. С такой тишиной я уже никогда больше не встречусь.
      Драгоценная лежит футах в восьми от Роджера у подножия небольшого холма, где течет крошечный ручеек. У нее сломана шея. Ее ладошки вымазаны кровью от куска мяса, который она пыталась отнять у Роджера. Может, она хотела откусить от него кусочек. А может, думала, что это такая игра - кто кого перетянет. Но Ричард не играл. Он отшвырнул Драгоценную прочь - следы его зубов отчетливо видны на ее маленькой ручонке. И Драгоценная покатилась по склону, приземлившись у подножия. Она ударилась головой, или свернула шейку, или еще как-то. Позже коронер сказал, что это был глупый несчастный случай. Если не считать руки, то на ней нет ни царапины, даже водой ручейка ее не забрызгало. Она лежит спокойно, в своем новеньком грязеупорном розовом комбинезончике, будто просто заснула.
      А Папочка рвет тишину воплем - кажется, сам ад вырвался наружу. Я бегу к Драгоценной и поднимаю ее на руки.
      Я даже почти не слышу, как в десятке футов от меня гремит ружейный выстрел. А других выстрелов - четырех в лесу, а потом еще одного, бессмысленного, в Лейшу - я вообще не слышу. Ни эха, ни визга. Ничего.
 
      Не знаю я, что одних людей удерживает от распада, а других заставляет разваливаться на части. Должно быть, об этом говорил Тони Индивидо: поведение хаотично, оно определяется незначительными отклонениями в условиях среды. Не знаю. Ничего я не знаю.
      А Папочка не удержался. Он начал пить сразу после похорон и уже не смог остановиться. Он не стал ни злым, ни слезливым. Он просто сидел за кухонным столом ночь за ночью, опустошая одну бутылку за другой. А днем ждал прихода ночи. Потом он перестал его ждать.
      Донна оставалась с нами недолго. Разбираться, что к чему, она не стала. Несколько месяцев рыдала почти без передышки. А еще ей хотелось все время говорить о Драгоценной, а я этих разговоров слышать не могла. В конце концов она нашла того, кто мог, - государственного служащего в Колсвилле, который даже отыскал ей место официантки в хорошем ресторане. Посетителям Донна нравилась. И постепенно она перестала плакать. У нее появилось несколько знакомых, а там и дружок возник. Я ее редко видела. А когда мы. встречались, нам трудно было смотреть друг дружке в глаза.
      А я? Не знаю, выдержала ли я. Слишком уж я сдвинута, чтобы судить об этом.
 
      - Ты ведь дочка Дейва, - говорит мне Дэнни, будто он не возил меня в своем фургоне в Колсвилл несколько лет подряд. Он принадлежит к числу людей, которые больше всего на свете боятся женских истерик. - Что я могу для тебя сделать, а?
      - Я - Кэрол. Ты можешь позволить мне остаться и вести твое хозяйство.
      Он глядит на меня так, будто у меня крыша поехала.
      - Ну… э… Кэрол, я в толк не возьму… Я думал, ты ведешь хозяйство отца, он ведь наверняка нуждается в тебе, раз уж…
      - Никто ему не нужен, - говорю я, - а ты в этом нуждаешься.
      Я огляделась вокруг. Жена Дэнни ушла от него окончательно уже с месяц назад. Ей надоели его бесконечные девки, а последняя из них совершенно переполнила чашу ее терпения. С тех пор как она ушла, Дэнни не вымыл ни одной тарелки, ни одной тряпки и даже не протер столешницу. Его подружки, с которыми он встречался в баре «Придорожное гнездышко», никак не относились к типу домохозяек. Две кошки начисто отказались пользоваться своим песочным ящиком. Из-за запаха Дэнни держал все окна открытыми, но этого было мало. Больше того, вонь расходилась по всей округе, а косой дождь бил в окна и заливал загаженный кошками диван Дэнни. У всех людей есть порог выносливости к вони. У Дэнни он был необычайно высок, но все же я была готова спорить, что все-таки он существует.
      - Я хорошая хозяйка, - говорю я. - И умею готовить. Папочка говорит, что сочтет за услугу, если ты позволишь мне здесь жить. Он понимает, что мне надо на время уйти от воспоминаний, которые хранят стены нашего дома.
      Дэнни медленно кивает. Ему становится легче, что все это сойдет за услугу Папочке. И все же сомнения остаются.
      - Тут вот какое дело, Кэрол… Ты же знаешь, какой у нас народ. Болтают всякое. А ты уже не ребенок. Не хочу я, чтобы все думали…
      - Считаться следует только с Папочкой. А он все понимает. Кроме того, если ты собираешься продолжать водиться с подружками, то эти леди всем и все расскажут. И что я сплю в отдельной комнате, и что ты относишься ко мне как к дочке… и все это ради Папочки.
      И Дэнни опять кивает. Ему нравится идея иметь подружек и одновременно чистый дом.
      - Но я не могу платить тебе, Кэрол. Нынче времена трудные. Может, когда попозже…
      - Не нужны мне деньги, Дэнни. Все, чего я прошу, это чтобы ты научил меня пользоваться Тенесетью. На твоем терминале, как ты уже Папочку научил. Для начала по два часа в день.
      Ему это не нравится. Слишком много времени. Но как раз в эту минуту одна из кошек присаживается на столе и гадит прямо в тарелку с рисом, таким засохшим, что твердые рисинки, видимо, показались кошке неотличимыми от наполнителя в кошачьих уборных. - О'кей, - говорит Дэнни.
 
      Всю зиму я работаю как проклятая. Я выкидываю диванчик Дэнни и все прочее, что не могу прокипятить. Я скребу полы, чиню, делаю новый диван для Дэнни из досок и одеял. Я готовлю и получаю продукты по продовольственным талонам Дэнни. Два раза в неделю я хожу к Папочке и занимаюсь у него тем же самым. Половину ночи я осваиваю то, чему днем меня обучил Дэнни, пока не устаю так, что уже не могу уснуть. Днем глаза у меня болят от чтения, причем не только от одних программ Тенесети. Часами я не вылезаю из научных разделов Сети. Когда одна из подружек Дэнни заявляет, что я «воображала», я понимаю - мой словарь изменился. Что ж, так тому и быть… все ведь изменилось.
      К тому времени, когда крокусы начали вылезать из-под снега, Дэнни уже нечему меня учить. Фактически же я знаю гораздо больше, чем он мне дал, так как по Тенесети я нашла и других, готовых мне помочь. Есть целый класс пользователей Тенесетью, главным образом, молодежи, той, которой терять нечего. Для них самое, оно - похвастаться своими познаниями. А я научилась тому, как вызывать их на откровенность.
      Однако вся эта мелкота располагала лишь фактами. И Дэнни - тоже. А у меня в обмен - ничего, чистый ноль, так что я так и не могу получить через Тенесеть единственную вещь, которая мне нужна. И если я буду торчать здесь, то мне ее никогда не добыть.
      Я пишу записки Папочке и Дэнни и начинаю спускаться с гор к шоссе.
 
      Транспортная компания «Красная золотая рыбка» охраняется собаками.
      Еще, конечно, имеет место проволока, символически указывающая на наличие игрек-энергетического барьера, окружающего всю территорию компании. Одной рукой я дотрагиваюсь до невидимой защиты. По ощущению она запоминает мне кирпичную стену. Но каждая защитная система, находящаяся под током, замечательна тем, что ток этот надо включить, а стало быть, его же можно и выключить. Вот собак отключить труднее, разве что убить. А такие штуки, как пуля или кусок отравленного мяса, «пропихнутые» сквозь барьеры, образованные большинством игрек-энергетических полей, как правило, тут же включают сигналы тревоги. В Тенесети можно почерпнуть слухи о том, что Бодрствующие изобрели ракетные снаряды, способные пробивать игрек-энергетические барьеры, а также барьеры, способные таким снарядам противостоять и не пропускающие даже воздуха. Но это лишь слухи. Да и оружия Бодрствующие не продают. Они слишком умны, чтобы вооружать врагов.
      Я стою в нескольких дюймах от ограды и любуюсь транспортной компанией «Красная золотая рыбка». Это здание без окон, построенное из пенобетона и стоящее среди множества рядов белых фургонов. Все они на каждом борту имеют изображение красной золотой рыбки. А раньше вместо золотой рыбки у них была синяя надпись «ПЕНСИЛЬВАНСКИЕ ПЕРЕВОЗКИ». А еще раньше там красовались голубые маргаритки Линии Цветочной доставки. А до этого на фургонах большими оранжевыми буквами было написано: «СТЕНЛИ ЭКСПРЕСС». Именно фургон «Стенли Экспресс» доставил Папочке Лейшу - беременную суку - для его нового делового предприятия.
      Никаких сведений об этой сделке официально не существует. По Тенесети трудно проследить даже переход компаний из одних рук в другие. А уж сведения об их клиентах - тем более. Или об их владельцах.
      Я гляжу сквозь ограду уже вторую ночь, слежу осторожно, пока наконец у меня не остается сомнений в отношении собак. Все три - немецкие овчарки, самцы, не подвергшиеся кастрации. Вполне возможно, что они генетически модифицированы в отношении силы и слуха. Великолепно обучены, гораздо лучше, чем это могла бы сделать бедняжка Донна. Спят посменно. Модификации по интеллекту явно нет.
      В генетическом смысле с собаками много чего можно сделать, но функционально они все равно остаются собаками. А есть вещи, которые недостижимы. Например, невозможно кардинально поднять собачий интеллект. Если попытаться этого достичь, то характер нейронных связей станет слитком сложен для управления собачьим мозгом. Тогда произойдет то же самое, что с информационным каналом, перегруженным информацией. Замыкание. Сигнал не проходит. Щенки сидят, не двигаясь с места, дрожат и повизгивают. Исправить ничего нельзя, так что остается одно - уничтожить. Когда ученые из Гарварда опубликовали статью об этом, которая появилась в Сети, выяснилось, что некоторые подпольные лаборатории в Огайо и Флориде знали об этом еще раньше. В Тенесети было даже объявление «Собаки с высочайшим Ай-Кью». Но дальше этого дело не пошло. Кто-то их тоже разыскивал, но, думаю, не разгневанный клиент. Думаю, копы.
      Копы - главное связующее звено между Сетью и Тенесетью. Но не единственное.
      Собаки транспортной компании «Красная золотая рыбка» патрулируют барьер каждые шесть минут. Они внимательны, настороженны и преданны. И все же они только собаки.
      Как раз когда одна из них пробегает мимо меня, я переворачиваюсь на спину. Я надушена: этот запах получен в генетической лаборатории и используется для приманивания волков в «Ареалах дикой природы». Он разработан в Калифорнийском университете в Ла-Джолла, и патент принадлежит этой лаборатории. Но еще этот же препарат производится в подпольных лабораториях Айдахо и Миннесоты. Атрактант

можно заказать по Тенесети: 784 Кевин Март, доступ 431СЕ7946 через Джамаль Таун, оплата наличными. Более детальные сведения дополнительно.
      Сторожевой пес чувствует запах. Он кидает на меня косые взгляды, на то, как я валяюсь на спине, махая в воздухе поднятыми руками и ногами - поза .покорности в волчьих стаях. И в собачьих тоже. Но я нахожусь по другую сторону ограды. Немного задержавшись, он обычной пробежкой продолжает свой обход по периметру ограды.
      Проходит шесть минут, я все еще здесь.
      В полночь псы сменяются. Я не знаю условного сигнала смены. Новый пес проходит те же самые стадии реагирования на меня: останавливается, потом уходит. Я слегка поворачиваюсь, шевелюсь, но руки и ноги, как и прежде, подняты в воздух. В 3 часа ночи я иду домой. Рабочие приходят начиная с четырех.
      В следующую ночь я опять тут. И в следующую. Днем я работаю. В компании домашних услуг. У клиентов я быстро начинаю пользоваться известностью. Очень здорово обучилась обращению с разного рода бытовой техникой для проведения различных домашних работ. Особенно хорошо у меня получается чинить приборы, сломанные другими домашними работницами.
 
      На двадцатую ночь пес, дежуривший с четырех дня и до полуночи, останавливается у ограды и просовывает лапу сквозь игрек-энергетическое поле, довольно грубо пихает меня в зад. Это пес-альфа

, вожак стаи, самый крупный среди остальных, тот, что держит хвост выше других и лучше всех настораживает уши. Он рвет когтями мои утепленные брюки, а затем убегает патрулировать ограду.
      Лежу тихо, жду, когда он вернется. Пес появляется через шесть минут. Снова пихает меня лапой, снова убегает.
      К концу месяца он уже чуть ли не наполовину высовывается за пределы игрек-поля, о существовании которого он, видимо, даже не подозревает, и валяет меня по земле. Иногда пес очень груб, иногда просто резвится. На шее и на руках у меня царапины и следы укусов. Я стараюсь удерживать его подальше от своего лица, но когда это не удается, мне приходится, уходя на работу, делать специальный макияж. Когда пес оказывается наверху, щелкая зубами и притворно рыча, я отгоняю от себя воспоминания о Драгоценной.
      Пес ведь в том не виноват. Работа его мозга прочно детерминирована. Во всякой стае есть одна собака, которую обижают все остальные. Такая уж функция у собаки-омега. Она самая презираемая, самая низшая по иерархии, и она служит для остальных псов объектом издевательств и унижений. Стае необходима эмоциональная разрядка, и не будь собаки-омега, они принуждены были бы драться между собой. Потребность в собаке-омега у них в генах заложена.
      Иногда, когда пес-альфа хватает мою руку зубами и трясет ее, я кладу ему другую на шею. Я чувствую слабое гудение где-то под самой его кожей. Это проходит электронный сигнал, позволяющий псу проникать сквозь поле, если он заденет последнее случайно, чтобы в таком случае не возник сигнал тревоги. И все, что будет в этот момент связано с собакой, тоже проникнет сквозь поле. Вы же не хотите, чтобы тревожные сирены выли каждый раз, когда хвост вашего сторожевого пса коснется игрек-поля или когда к высунувшемуся наружу хвосту прицепится репей.
      На тридцать третий денъ я обхватываю руками шею вожака и вместе с ним волокусь сквозь игрек-поле, издавая запах волчицы. Внутри ограды он сильно бьет меня лапой в плечо и убегает, оставляя одну. Его никто не тренировал пускать посторонних внутрь. Но я из его стаи, я занимаю в ней определенное место и выполняю определенные функции. А это уже совсем другое дело.
      Тенесеть без, устали повторяет, что никаких архивов она не хранит. Но ведь сама сеть и есть, в определенном смысле, непрерывно пополняемый архив. Без посторонней помощи никто ведь не может запомнить каждую деталь каждой сделки. Особенно если вам нужно выяснить, с кем вы ни в коем случае не должны иметь дело вторично.
      Внутри здания транспортной компании «Красная золотая рыбка» ничего не запирают. Но там нет и того, что я ищу. Здание без окон используется преимущественно для хранения грузов и ремонта фургонов. Административный офис мал, грязен и засунут в какой-то угол. Есть в нем и терминал, но я знаю, что в нем искать бесполезно. Вообще-то терминал с другими системами не связан, но правительство располагает теперь таким оборудованием, которое может снимать данные с терминалов, даже не подключенных к сетям. Лишь бы они были не обесточены. Тенесеть говорит, что у них можно приобрести даже такое оборудование. Я не верю этому. Не верю ничему, что связано с Тенесетью, до тех пор, пока не проверю, что я и сделала, когда искала волчий атрактант. К тому же мне известно, что архивы «Красной золотой рыбки» выполнены не на электронной аппаратуре.
      Они на пластике, пишутся от руки на прочных голубых карточках, лежащих в голубой коробке, спрятанной в самой глубине шкафа. И они закодированы.
      В офис вбегает собака-бета. Она сейчас отдыхает. Я позволяю псу немного повозиться со мной, после чего он сворачивается в клубок в углу и засыпает.
      Я забираю с собой всю голубую коробку, с помощью пса-альфа проникаю сквозь барьер и успеваю на последний автобус. В автобусе я засыпаю мертвым сном, самым крепким в моей жизни. Это моя награда.
 
      В коробке пять голубых пластиковых карт, нумерованных цифрами 1, 2, 3, 4, 5. Может, это хронологические ряды, может, группировка по видам перевозок, может, черт его знает что. Каждая карта исписана мельчайшим бисерным почерком. Строчка за строчкой, строчка за строчкой - буквы, цифры, символы, причем все вплотную, без пробелов. Карта номер пять заполнена только на две трети.
      Донна поражена, когда я со своим чемоданом появляюсь в ее ресторане в Колсвилле. Там она работает. Ресторан не имеет ничего общего с забегаловками, где автоматы выдают вам тарелки с синтетической едой. Здесь еда настоящая, а обслуживают официантки, среди которых и Донна. Она одета в черное форменное платье с голубым передничком. Волосы рыжие, собраны в пышный пучок. Как две капли воды похожа на Мамочку.
      - Кэрол! Как с неба свалилась! А Папочка сказал, что ты чуть ли не насовсем уехала куда-то в Огайо!
      - Уехала. И вернулась. Могу я немного пожить у тебя?
      - Конечно, можешь, лапочка. И я познакомлю тебя со своим дружком Джимом. Я уверена, что вы оба…
      - А нет ли у вас тут фирмы, занимающейся домашними услугами? Я работала горничной.
      Донна хохочет.
      - Это в Колсвилле-то? Ты шутишь. Но в столице штата… Знаешь, у нас теперь есть гравипоезд, он ежедневно ходит туда и обратно раз в сутки. Его только недавно пустили. Но, детка, ты выглядишь ужасно. С тобой ничего не случилось?
      Я гляжу на нее. Вылитая Мамочка. И она так же мертва для меня, как мертва Мамочка. Донна начисто выбросила Драгоценную из головы. Она ничего не знает о глубоких черных провалах, в которые можно упасть, но из которых нет выхода. Она просто не знает о них.
      - Я в порядке, - отвечаю я. - Скажи мне свой адрес и дай ключ. У тебя есть терминал, Донна?
      - Арендую его вместе с квартирой, - говорит она с гордостью. - Хотя и почти не пользуюсь, разве что Новости послушаю. Работай на здоровье, ребенок. Можешь пользоваться всем, что есть в квартире, кроме Джима…
      Она громко хохочет, я пытаюсь улыбнуться, а потом иду в ее дом и первым делом чищу его до блеска.
 
      Следующие три месяца я работаю как дьявол, подобно тому, как работала когда-то у Дэнни. Каждое утро сажусь на местный гравипоезд, еду до Города и занимаюсь своими домашними услугами. Мне там рады. Я умею обращаться с любой техникой, имеющей отношение к домашней уборке. Каждую ночь я сижу у терминала в гостиной Донны размером десять футов на десять, пытаясь не слышать того, как Донна и Джим занимаются любовью в спальне тоже размером десять на десять.
      Я начинаю с трех бесплатных декодирующих программ. Я сообщаю им все данные с пяти голубых карт и пробую одну за другой. Ни одна не может извлечь из карт ровным счетом ни шиша.
      Через месяц у меня на кредитной карточке накопилось достаточно, чтобы воспользоваться более совершенными, уже платными, программами. Ни одна из них не сработала.
      - Чем ты занимаешься, сидя за этим терминалом все ночи напролет, детка? - спрашивает Донна. - Под твоими славными глазками уже появились черные круги. Может, ты хочешь сходить с нами и поразвлечься? У Джима есть милые развеселые друзья.
      - Нет, спасибо, - говорю я. - Ты давно видела Папочку? Ее лицо сразу стало замкнутым.
      - Увижу завтра. Ты же знаешь, я к нему езжу по четвергам. Хочешь, поедем вместе?
      Я отрицательно покачала головой и вернулась к терминалу. Донна тоже промолчала. Она ушла, а я еще долго ощущала запах ее духов - пряный и сладкий.
 
      Самые лучшие программы декодирования - не те, которые можно купить. Они принадлежат людям, которые берут ваши данные и пропускают их через свои декодирующие алгоритмы. Все они дерут дорого, хотя с ними можно и поторговаться. Подобные фирмы принадлежат, разумеется, к Тенесети. Мне приходилось читать, что некоторые из них пользуются программами, украденными у военных. Вполне возможно.
      Вся проблема в том, чтобы выбрать лучшую фирму. У горняшек заработок не очень-то велик, даже если они именуются техниками по механизации домашних услуг.
      Наконец я нахожу через Тенесеть фирму, именующую себя «Бент». Она, по-видимому, орудует на территории штатов Пенсильвания, Нью-Йорк и Огайо. Наша сделка имеет высокий уровень защиты, хотя фирма и принимает деньги прямо с кредитных карточек, а не чистоганом. Я даю им данные с голубых карт, а они опустошают мой банковский счет. Я его закрываю, но тут же открываю другой, уже в другом банке.
      В эту ночь мне впервые за все время снится Драгоценная. Она сидит на своем высоком стульчике, в розовом комбинезоне, и весело хохочет. То, над чем или кем она смеется, находится у меня за спиной, но когда я пытаюсь обернуться и увидеть, что там такое, я каменею. Изо всех сил пробую повернуть хотя бы голову, но мышцы меня не слушаются. А Драгоценная хохочет.
 
      Донна и Джим притащили кресло. На эту покупку они долго копили деньги. Оно ядовито-зеленого цвета и может испускать восемь различных запахов, включая сексуальные атрактанты. Минут десять обсуждается вопрос, куда лучше поставить это кресло.
      - В этот уголок, радость моя, - воркует Донна.
      - В спальне было бы лучше.
      - Кэрол Энн, а как ты думаешь?
      Я думаю, что более отвратительной мебели еще никогда не видела.
      - Мне безразлично.
      - Как и все остальное, - бурчит себе под нос Джим. Ему очень не по душе то, что я живу тут так долго, но он помалкивает, так как таково желание Донны.
      - Ладно, в спальне так в спальне, - решает она, и они смотрят друг на друга так, что мне ясно: надо уходить куда-нибудь эдак на часок.
      Я ухожу на три, бродить более или менее бесцельно по улицам. Когда «Бент» сообщит мне, кто те подонки, что продали Папочке собак, не знающих сна… Ружье Папочки - единственная вещь, которую он не продал, чтобы купить виски. Я знаю это точно, так как сама перед отъездом зарыла его, предварительно хорошенько смазав, позади того места, где раньше был собачий загон. Патроны стоят недорого. Их можно заказать по Тенесети, никто и не подумает задавать вопросы, никто ничего нигде не запишет (это уж точно!).
      Этого научника из «Арроугена» я узнала бы где угодно. Его внешность, его голос, его манеру свысока разговаривать с простыми людьми. Научники - это вам не копы. Не ходят с оружием. Я не больно хороший стрелок, но с этим ружьем им и быть не надо.
      Конечно, я бы предпочла совсем другое. Я бы отвела его в какое-нибудь укромное местечко и обмазала бы Кровью только что убитого кролика. А потом спустила бы свору собак, с недельку не кормленных.
      Вот такие мысли и заполнили эти три часа. Они же заполняли ночи, недели и месяцы. Я гуляю, пока солнце не начинает садиться, а потом возвращаюсь к многоквартирному дому Донны. Около него стоят два полицейских аэрокара. Идет санитар, рядом катится автоматическая каталка.
      - Джим! Что…
      Каталка проезжает мимо. Ко мне подходит коп.
      - Кто вы такая, мисс?
      - Я тут живу! Он… Где моя сестра?
      Донны в квартире нет. Она ушла на работу. Коп говорит, что за ней уже послали, она уже едет, она в полном порядке.
      - Джим…
      - Врач сказал, что он поправится. Его сильно избили. А теперь скажите, мисс, не пропало ли чего из квартиры.
      Я оглядываю квартиру Донны. Все ящики выдвинуты, мебель перевернута, кровать разломана на куски. Притворяюсь, что внимательно вглядываюсь в этот бардак, но мне уже все ясно. Ничего не пропало, кроме пяти голубых пластиковых карт. А в следующий раз, когда я обращусь к фирме «Бент», в Тенесети мне сообщат, что ее уже не существует.
      Значит, «Арроуген» вовсе не маленькая подпольная лаборатория. Похоже, это часть мощной организации, обладающей программами, позволяющими снимать данные с любого терминала. И с наемными охранниками. И с железным намерением защищать своих шоферов, своих ученых, свою анонимность.
      - Мисс?
      Бороться с такой организацией я не могу. И не сможет никто, даже правительство, иначе ФБР уже давно прихлопнуло бы ее как муху. При такой мощи и такой решительности… Разве что другая подобная ей организация…
      - Мисс, я снова вас спрашиваю, не заметили ли вы какой пропажи?
      - Нет, - говорю я. - Здесь все как было.
 
      Тони Индивидо уже жил в Убежище, когда посетил нас той весной. Только мы тогда этого не знали. Нам было безразлично.
      Убежище уже практически завершено, когда я туда добираюсь. Оно огромно, занимает чуть ли не половину одного сельского округа штата Нью-Йорк, обнесенную игрек-полем. Большинство Бодрствующих Соединенных Штатов теперь селятся здесь, где чувствуют себя в относительной безопасности. Они торгуют со всем миром информацией и изобретениями. Я не разбираюсь в их экономике и денежных сделках. Знаю, что среди их товаров преобладает информация, но есть и материальные ценности, о которых имеются сообщения в Сети. То, что рекламируется в Тенесети, - подделки.
      Я стою у главных ворот Убежища в толпе туристов, которые сходят с непрерывно подъезжающих автобусов. Они что-то бормочут и кидают на ворота злобные взгляды.
      - То ли от нас отгородились стеной, то ли нас от себя отгородили!
      - Лучше им, мать их растак, сидеть за оградой, а то может и не поздоровиться!
      - Монумент геномодифицированному нарциссизму!
      Я смотрю на человека, произнесшего последнюю фразу. Он выглядит человеком, у которого вполне могут быть улучшенные гены: красив, отлично одет, но явно не Бодрствующий. А настроен так же злобно, как и остальные ненавистники, которые готовы тратить свои денежки только на то, чтобы приезжать сюда и таращиться на место, где полно людей, которых они на дух не переносят. Вот и понимай как хочешь.
      Перед воротами установлен большой экран с эмблемой фирмы «Бодрствующие, Инк» - огромный широко открытый глаз. Мальчишки швыряют в него камни, и довольно крупные, но экран даже не колышется. Он тоже защищен игрек-полем. С экрана раздаются не очень громкие слова, повторяющиеся снова и снова:
      «Если вы желаете оставить свои пожелания нашей Корпорации или кому-то из живущих в Убежище, будьте добры высказать их отчетливо в один из пяти микрофонов, расположенных под экраном. Благодарю вас. Если вы желаете…»
      Люди становятся в очередь, чтобы высказать пожелания, главным образом нецензурные. Я понимаю, как работает эта система. Некое «умное» устройство сортирует «пожелания», ставит на них кодовые символы, а затем отбирает те из них, которые следует куда-то передать. Если, конечно, таковые окажутся. Люди, имеющие дела с Убежищем, таким каналом связи не пользуются.
      У меня к Убежищу вполне реальное дело.
      Когда подходит моя очередь, я говорю тихо, чтобы эти полоумные, что стоят сзади меня, ничего не могли подслушать:
      - Это послание Тони Индивидо от Кэрол Бенсон. Вы посетили наш дом в графстве Фуражир, Пенсильвания, в конце марта сего года, чтобы предупредить насчет геномодных собак, которых мой отец купил по Тенесети. Яйцеклетки, из которых они развились, были обработаны на бессонницу и имплантированы беспородной суке компанией «Арроу-ген». Вы были правы в отношении этих псов, и теперь мне надо поговорить с вами, хотя бы минуту. Пожалуйста, поговорите со мной. - А затем, когда собралась с силами и смогла выдавить из себя эти слова, добавила: - Моя маленькая сестренка была убита одной из не знающих сна собак.
      Жду. Ничего не происходит. Стоящий сзади мужчина говорит:
      - Я думаю, моя очередь наконец подошла. - Когда он повторяет это дважды, я отхожу.
      Сколько времени нужно этой умной программе? А что, если Тони Индивидо нет в Убежище? Он, надо думать, иногда выходит? Был же он у нас?
      Через пять минут экран вспыхивает. На нем появляется другое изображение: мое имя. Экран говорит: «Мисс Кэрол Бенсон просят подойти к лифту». А вот и он - небольшое углубление в воротах, похожее на кабину лифта с отделанными деревянными панелями стенками. Прежде чем публика успевает отреагировать, я стрелой влетаю в кабину. «Дверь» закрывается. Я ощупываю дверь и стенки. Все это лишь части силового поля с голографическим изображением деревянных панелей. И вся эта механика никуда не движется. Она просто открывается на противоположную «двери» сторону и на стенном экране появляется надпись: «Пожалуйста, мисс Бенсон, подождите минуту».
      Я хочу дотронуться до двери в противоположном конце комнаты, чтобы узнать, настоящая ли она и закрыта ли. И узнать, нельзя ли мне по-настоящему попасть в Убежище, куда простых смертных не допускают. Не осмеливаюсь. Я же здесь нищенка.
      Дверь открывается и входит женщина. Одна. Высокая, с длинными черными волосами. Одета в джинсы и свитер. В натуре она куда красивее и экзотичнее, чем в телике.
      - Мисс Бенсон, я - Дженнифер Шарифи. Тони Индивидо мой партнёр. Сам Тони прийти не может. Будьте добры, расскажите мне, что случилось с собаками, не, знающими сна.
      Она совсем не такая, как Тони Индивидо. Он был дружелюбен. Она холодна, как королева, разговаривающая с грязным мужланом! И все,время почему-то откидывает назад свои длинные черные волосы, даже если они не падают ей на лицо. Она мне не нравится, но мне необходимо с ней говорить, и я отвечаю:
      - Мой отец заказал зародышей по Тенесети в «Арроуген». Собаки были запрограммированы не…
      - Все это я уже знаю, - перебивает меня Дженнифер Шарифи. - Тони рассказывал мне о поездке к вам. Что случилось после того?
      Это что же? Она запоминает все, что ей говорит Тони? Очень может быть. Она геномодифицирована по всем способностям. Внезапно я вспоминаю историю, которую Мамочка рассказывала нам с Донной, когда мы были еще маленькими. «Спящая красавица». Феи при рождении натра-дали ее всем: красотой, умом, изяществом, талантами, богатством…
      - Как умерла ваша сестра?- спрашивает Дженнифер Шарифи и снова откидывает свои длинные волосы. - Ее убил не знающий сна пес?
      - Да. Нет. Не намеренно. Драгоценная - ей было всего два годика - приставала к нему, когда он ел, и он просто отшвырнул ее. Она упала на землю под углом, и ее шейка… - Закончить я не смогла.
      - Действовали ли собаки и раньше против обычных собачьих реакций?
      - Да. Моя сестра - другая сестра - никак не могла их обучить. Она говорила, что они больше похожи на кошек. Они… просто не желали учиться.