Об одноглазой он вспомнил лишь тогда, когда она вскочила, испуганная шумом от падающих на пол золотых монет. Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
      - Ну как, у госпожи рабыни уже появилась какая-нибудь фамилия? язвительно, но без всяких дурных намерений спросил Рапис: настроение у него было не самое худшее.
      - Убирайся! - крикнула она, все еще вне себя от страха... и тут же об этом пожалела.
      Капитан окаменел.
      - А ну иди сюда, - сказал он. - Никто на этом корабле никогда со мной так не разговаривал. Получила от меня в подарок старую тряпку и решила, что все можно?
      Девушка попятилась. Капитан вошел в каюту и, сделав три быстрых шага, схватил ее за лицо и ударил головой о стену, точно так же, как матросы ту женщину на торговом барке. Она вскрикнула от боли; вцепившись ей в шею, он развернул ее и резко толкнул к двери. Девушка рухнула на пол, у самого порога, ударившись головой о косяк. Пнув ногой лежащее тело, он схватил в горсть густые каштановые волосы и снова выволок девушку на середину каюты. Она со стоном ползла за ним на четвереньках, пытаясь смягчить боль.
      - Я превратил корабль в бордель... и теперь жалею... - отрывисто говорил капитан, со все нарастающей злостью. - Пора навести порядок...
      Наклонившись, он схватил ее за горло, без усилий поднял на ноги и швырнул спиной о стену. Отпустив ее, он отступил на шаг и вытащил меч. Он чувствовал... странное облегчение. Словно исправлял некий недосмотр.
      - Не надо! - всхлипнула девушка, ошеломленная ударом и болью. - Не надо, пожалуйста...
      Неожиданно вернулся непонятный страх, который настиг его тогда, в каюте, когда он разговаривал с ней в первый раз. Но теперь уже не было отвратительной пустой глазницы, растрепанные волосы закрывали даже повязку на глазу... и лицо это было нормальным лицом женщины. Однако это пугало его еще больше, и он отчаянно желал стереть эти черты, отправить их в небытие, может быть в прошлое... к старым, погребенным в глубинах памяти воспоминаниям... поскольку именно там было им место. В прошлом... Да, в прошлом... В прошлом.
      Рапис коснулся острием меча ее шеи, затем чуть приподнял запястье, намереваясь вонзить клинок под углом вниз. Он несколько раз быстро сглотнул слюну. Сейчас вид его был ужасен... Девушка схватилась за волосы.
      - Не надо! - плача, крикнула она. - Ты не узнаешь меня?! Ведь я... Не узнаешь меня? Не узнаешь? - спрашивала она, продолжая рыдать; она хотела сказать "отец"... но она никогда прежде не произносила этого слова, не удалось ей выговорить его и сейчас. - Не узнаешь меня, _Рапис_?.. Посмотри на меня, прошу тебя... Пожалуйста. Я верю, что ты меня узнаешь...
      Слезы текли по изуродованному лицу, начиная капать на пол. Капитан отступил на полшага и медленно отвел клинок в сторону. Внезапно он отшвырнул меч, поднял руки и начал тереть ими лицо. Девушка сползла по стене и сжалась в комок на полу, не переставая плакать. Рапис стоял неподвижно, все еще закрыв руками лицо; наконец он опустил их, и она увидела блестящие, нервно бегающие, широко открытые глаза безумца.
      - Ты зря сюда пришла, Агенея, - хрипло сказал он, снова сглотнув слюну. - Я искал тебя столько лет, я хотел... Но потом я боялся, что тебя найду... - бормотал он. - Что я тебя найду и что мне придется тебя убить, Агенея... Ты зря сюда пришла. Ты ушла... и незачем было возвращаться... Я думал о тебе на том пляже, там, где пленницы... Я думал о тебе, знаешь?
      Девушка медленно выпрямилась, в глазах ее нарастал ужас. Крепко прижавшись к стене, опираясь о нее спиной и руками, она сделала неверный шаг к выходу. Потом второй. Ее всю трясло.
      - Зря... - бормотал капитан, качая головой. - Зря, Агенея. Зря...
      Он протянул руки и, взяв ее лицо в ладони, мягко коснулся большими пальцами дрожащих губ. Потом опустил руки ниже и сомкнул пальцы на горле единственной женщины, которую любил и которая отплатила ему изменой.
      Он снова сглотнул слюну.
      Море было спокойным, и Эхаден полагал, что с перемещением груза никаких проблем не будет. Носы парусников связали крепче, кормовые части же освободили, чтобы открыть разгрузочный люк барка. Это было довольно рискованное предприятие, поскольку корпуса кораблей могли снова столкнуться по всей длине, раздавив всех, кто оказался бы между ними. Однако Эхаден, посоветовавшись с плотниками, Раладаном и Таресом, решил, что попытаться стоит; чтобы перетащить большие бочки через люки на палубе, требовалось куда больше времени и труда. Спустили обе шлюпки "Морского Змея" и связали их канатами с кормами обоих парусников; сидевшие на веслах матросы должны были следить, чтобы корпуса не приближались друг к другу больше, чем было необходимо. На баке и юте поставили матросов с баграми. Эхаден, не особо раздумывая, приказал проделать дыру в фальшборте каравеллы, напротив разгрузочного люка барка. Для корабельных плотников впоследствии не представляло никакого труда устранить повреждения. Нашли подходящие толстые и длинные балки (пригодились опоры надстройки на носу барка), после чего парусники соединили достаточно прочным и вместе с тем раскачивавшимся вместе с корпусами помостом. Вскоре перекатили первую бочку. С помощью довольно сложной системы тросов и блоков ее опустили в трюм "Змея". Эхаден мог быть доволен. Он передал Таресу руководство погрузкой, Раладану - опеку над кораблем, после чего отправился на корму сказать капитану, что все идет как по маслу. Сначала, однако, он зашел к себе в каюту, желая избавиться от неудобной и уже ненужной кольчуги, а также от меча, который лишь мешал при работе. Он открыл дверь - и едва устоял на ногах...
      Девушка в разорванном платье, полуобнаженная, лежала на полу, не подавая никаких признаков жизни. Бедра ее были широко разведены в стороны. Рапис сидел на корточках между ее колен. Задыхаясь от ужаса, Эхаден шаг за шагом обошел его по самой большой дуге, как только было возможно, вдоль стены. Судорожно ловя ртом воздух, он смотрел то на лицо друга, то на слипшиеся от клейкой жидкости волосы на лобке девушки... На лбу у него выступили капли пота.
      - Нет, во имя Шерни... - прохрипел он. - Что ты наделал, Рапис... Что ты наделал?
      Сидевший на полу поднял на него угасший взгляд. Он медленно раскачивался, вперед и назад...
      - Зря она вернулась, - сказал он. - Зачем ты ее привел? - жалобно спросил он. - Ну? Зачем?
      Он медленно полез за пазуху и достал большой красный камень. Рубин Дочери Молний, Гееркото.
      - Я хотел его сегодня выбросить. Зря... Предметы всегда верны, изменяют лишь люди. Твоя сестра... - Он вдруг замолчал. - Твоя сестра, правда... задумчиво повторил он. - Знаешь, я почти забыл. Забыл, что она - твоя сестра, Агенея.
      Эхаден, не в силах прийти в себя, вытащил меч.
      - Больше мы не будем вместе ходить по морям, - сказал он. - Не приближайся ко мне. Ты... сумасшедший. Знаешь, кого ты убил? Знаешь, с кем... кому... - Дыхание его участилось. - Она была... - Он выставил перед собой оружие. - Для тебя все кончено, Рапис. Все кончено... Ничего от тебя не осталось, совсем.
      Угасший взгляд безумца неожиданно вспыхнул. Рапис вскочил и вцепился в угрожавшего ему мечом Эхадена. Оба рухнули на пол. Какое-то время они пытались бороться, но могучий капитан "Морского Змея" быстро одержал верх. Он вырвал меч из руки офицера, придавил коленом извивающееся тело - и ударил острием, сверху. Эхаден дернулся и вытянулся на полу.
      Рапис медленно поднялся.
      - Одни предатели, - сказал он, тяжело дыша. - Зря ты это сделал. Не нужно было сюда ее приводить... Измена, всюду измена. И ты ее привел! взорвался он.
      Лицо умирающего было бледным, почти белым. Окровавленные пальцы сжимали торчащий из груди клинок.
      - Откуда я ее... привел? - тихо спросил он. - Из прошлого?..
      Капитан перевел дух.
      Эхаден закашлялся, изо рта у него пошла кровь.
      - Дурак... - выдавил он. - Посмотри на нее. Ну... посмотри. Разве это может быть Агенея? Ты изнасиловал... убил... ее дочь. Вашу... твою дочь. По... нял? Дочь...
      Рапис наклонил голову и пошевелил губами. Дочь...
      Эхаден умер.
      Капитан стоял над телом.
      Он посмотрел на упавший на пол Рубин, потом перевел взгляд на лицо лежащей неподвижно девушки, потом снова на Рубин, на Эхадена, на Рубин, на девушку... Опершись спиной о стену, он тихо, тяжело вздохнул - как ребенок, медленно присел возле лежащей, взял ее на руки, перенес на койку Эхадена и поправил обрывки платья. Девушка вздрогнула и снова замерла. Ее дыхание было неровным и хриплым.
      - Я не убил ее, Эхаден. Я хотел... но не смог. Не смог...
      Рапис почувствовал головокружение. Он снова склонился над лежащей, но неожиданно потерял равновесие и оказался на полу. Он хотел встать - и рука его коснулась окровавленных, порезанных мечом внутренностей, вывалившихся из-под камзола и рубашки. Он смотрел на них, но не понимал, что видит. Он не чувствовал боли.
      Он ничего не чувствовал...
      Эхаден умел держать в руках оружие. И отдал его не так просто.
      Капитан прикрыл глаза. Потом тяжело перевернулся на спину и, опершись на локоть, посмотрел на изнасилованную девушку.
      - Что ты говорил, Эхаден? Что кто... что это кто?.. Повтори, Эхаден. Внезапно он заплакал. - Дочь. Моя дочь... Только теперь уже поздно, Эхаден. Что мы сделали со своей жизнью, Эхаден? А может, кто-то это с нами сделал? Скажи мне, друг.
      Он с усилием сел, вытянул руку и осторожно дрожащими пальцами коснулся щеки девушки.
      - Ридарета, - сказал он, все еще плача. - Мою дочь зовут Ридарета... Маленькая гаррийская принцесса.
      Рапис с трудом встал и, держась за стену, на нетвердых ногах вышел из каюты. Какое-то время он стоял в тени надстройки, затуманенным взором наблюдая, как матросы ловко перегружают бочки с вином с торгового барка. Он долго над чем-то размышлял, наконец крикнул, вернее, хотел крикнуть, но просто сказал:
      - Раладан!
      Его услышал какой-то матрос.
      - Да, господин капитан! - услужливо крикнул он. - Лоцман! Лоцмана к капитану!
      Рапис повернулся и пошел к себе в каюту, слабеющими руками придерживая мягкий горячий клубок, скрытый под камзолом и рубашкой. По дороге он еще раз заглянул в каюту Эхадена. Он бросил взгляд на лицо друга, на блеснувший на полу Рубин, наконец долго смотрел на все еще неподвижную Ридарету. Потом двинулся дальше, держась за стену. Он открыл дверь в свою каюту, сделал два неуверенных шага - и упал.
      - Скорее, Раладан, - тихо проговорил он. - Скорее, Раладан. Приди ко мне.
      Веки его потяжелели. Он все еще не чувствовал никакой боли.
      - Приходи, Раладан. Ско-рее...
      7
      Светало. Море было спокойным, дул легкий северо-западный ветер. Палуба огромного корабля без флага на мачте была пуста, если не считать спавшего посреди канатов на корме матроса и неподвижно стоявшего у мачты лоцмана. Застывший взгляд полуприкрытых глаз лоцмана был направлен куда-то в сторону горизонта. Могло бы показаться, что это не человек, а каменная статуя.
      Кроме легкого поскрипывания такелажа и плеска воды за кормой, на палубе не было слышно никаких других звуков. Но вот где-то в глубине корабля раздался грохот, словно кто-то с размаху захлопнул дверь.
      Лоцман даже не дрогнул.
      Стук повторился, и из люка на палубе выглянула сначала голова, а затем и вся коренастая фигура старого боцмана. Встав посреди палубы, он огляделся по сторонам.
      - Раладан; - хрипло спросил он, - что там?
      Вопрос был не вполне ясен, но лоцман, видимо, понял, так как покачал головой и - не отрывая взгляда от горизонта - коротко ответил:
      - Без Раписа ничего с этими скотами не сделать.
      Боцман еще раз окинул взглядом грязную палубу, на которой валялись какие-то тряпки и кусок ржавого железа, посмотрел на неаккуратно поставленные паруса и сжал кулаки.
      - Сучье отродье, - пробормотал он. - Всего одни сутки... Даже вахтенные. Сучье отродье... Я их, сукиных детей, научу.
      Словно в ответ на слова боцмана, из-под палубы донесся шум: кто-то кричал, другой пытался его перекричать. На фоне воплей зазвучало пьяное пение.
      - Они еще пьяные, Дороль, - сказал лоцман. - Всю ночь пили. И ты вместе с ними. Только ты перестал, а они не перестанут, пока ром не кончится. Тогда они вышвырнут нас за борт.
      - Не вышвырнут. Не вышвырнут, Раладан.
      Дороль спустился под палубу. Еще мгновение - и пение смолкло. Потом раздался яростный рев нескольких голосов, в нем звучала угроза. Кто-то пронзительно завизжал, что-то грохнуло, потом еще раз; шум стал ближе, наконец на палубу выскочил тощий длинный парень в одних портках. Следом за ним появилась коренастая туша боцмана. Парень с диким воем подскочил к нему и ударил кулаком в широкое брюхо. Боцман лишь засопел и ударил в ответ. Пират рухнул на палубу.
      Следом за ними на палубу полезла остальная команда. Некоторые размахивали ножами, а у одного в руке был топор. В адрес боцмана посыпались многоэтажные проклятия.
      Тощий матрос поднялся и снова попытался напасть на боцмана. Дороль толкнул его в грудь, снова опрокинув на палубу. Потом повернулся к остальным и бесстрашно пошел им навстречу, один против сорока. Пьяные вопли стали громче, наконец трое бросились на него с ножами. Дороль схватил двоих за шеи и с размаху стукнул лбами, отшвырнув их, словно тряпичные куклы. Вытянув перед собой исполосованный ножом кулак, он ждал третьего.
      Тот испугался было, но мгновение спустя вой раздался с новой силой, и все вместе шагнули вперед.
      Тут кто-то споткнулся и упал, конвульсивно дергаясь.
      Наступила гробовая тишина. Тело на досках замерло. Пьяные расступились, с внезапным ужасом глядя на мертвеца.
      Стоявший у мачты Раладан все так же, не отрываясь, смотрел в море, но его правая рука ритмично двигалась. Три ножа мелькали в воздухе, описывая короткую дугу и уверенно возвращаясь в ладонь.
      Боцман был не один.
      В тишине, лишь изредка ругаясь и поглядывая исподлобья на труп, матросы снова полезли под палубу, толкаясь в тесном отверстии люка. Последними тащились избитые. Дороль поднял труп и вышвырнул его за борт.
      - Море забрало, - сказал он и сплюнул.
      Раладан слегка кивнул и, продолжая пристально разглядывать горизонт, поймал ножи и сунул их за пояс и голенище. Дороль присел на бухту каната у мачты, сорвал с шеи платок и обмотал им руку.
      - Две башки я все-таки разбил, - сказал он. - Где Тарес и остальные?
      Лоцман кивнул в сторону кормы:
      - Тарес с Одноглазой. А остальные тоже нажрались.
      Боцман стукнул кулаком о мачту и снова сплюнул, болезненно поморщившись.
      - Эхадена окрутила, теперь его, - со злостью проговорил он и снова суеверно сплюнул. - Гром и молния, хоть бы Эхаден был жив! Его они тоже боялись. Не так, как капитана, но все-таки. А Тарес слишком слаб. Люди его любят, но никто не боится. Хоть бы чуть-чуть боялись, но нет - никто не боится.
      - Он разбирается в картах и приборах. И читать умеет.
      - Ну и что с того, что он разбирается в картах? Ты тоже в них разбираешься, да и без карт справишься. Я сам видел, как ты вел корабль сквозь шторм, и он шел среди рифов, словно у него были собственные глаза. И будто бы ты букв не знаешь?!
      Раладан молчал.
      - Из старой команды мало кто остался, - продолжал Дороль, - а все эти новички не моряки, а одно название. Рапис еще мог держать их в узде, поскольку они его боялись и потому слушались. Но Тарес - далеко не Рапис. - Он тяжело поднялся. - Надо его разбудить.
      Широкими шагами боцман направился в сторону кормы. В коридоре он наткнулся на девушку. Увидев его, она быстро отступила к каюте, которую прежде занимал Эхаден. Ее испуг странным образом смягчил жесткое сердце моряка. Оказалось, что вместо того, чтобы забавляться с Таресом, она испуганно прячется по углам.
      - Не бойся, малышка. - Мягкий тон не подходил к его хриплому басу, и слова, вопреки его намерениям, прозвучали как издевка. - Я не акула...
      Однако она уже закрыла за собой дверь. Боцман пошел дальше и постучал в каюту капитана. Ему хотелось верить, что из-за двери послышится могучий голос Демона...
      Но нет.
      Он вошел внутрь. Тарес полулежал на столе, тихо похрапывая. Дороль потряс его за плечо.
      - Уже утро, господин.
      Офицер тут же проснулся и посмотрел на него почти осмысленным взором:
      - Что?
      - Утро, господин, - повторил боцман.
      - Утро... - Тарес тряхнул головой и потер лицо. Боцман продолжал стоять.
      - Что там, Дороль?
      - Плохо, господин. Все пьяны. Никого на вахте, никого на мачте. Сплошной бордель, а не корабль.
      Тарес наморщил лоб.
      - Хорошо, Дороль, мы за них возьмемся, - сказал он. - Возвращайся на палубу.
      - Так точно, господин.
      Боцман вышел, горько усмехаясь.
      "Мы за них возьмемся..."
      Никаких распоряжений не последовало.
      Тарес погладил рукоять лежавшего на столе меча. Он прекрасно понимал, в какой ситуации оказался. Понимал лучше, чем мог догадываться Дороль.
      Он был слишком слаб для того, чтобы удержать команду в подчинении, и знал об этом. Он мог выйти на палубу и отдать приказ ставить паруса. Он мог проложить курс и навести более или менее приемлемый порядок. Он был вторым помощником Раписа, и команда привыкла его слушаться. Но не более того.
      Капитан не только командир. Он еще и судья... Теперь награждать и карать должен был Тарес. Он знал, что к подобному никто не отнесется всерьез. Лишь наказание, наложенное Раписом, могло быть справедливым. Лишь награды, полученные из рук Раписа, могли быть заслуженными.
      А теперь наказывать должен был он. За беспорядок, за бардак на корабле, за самоволие, за пьянство... Если сейчас он пустит все на самотек, то с этих пор ему придется закрывать глаза на все и всегда - первый шаг в сторону полного упадка дисциплины. Потом они не станут слушать даже приказа ставить паруса. Будут грабить все, что удастся награбить, бессмысленно, дико... и найдут свой конец на реях какого-нибудь стражника. А до того дележ добычи будет происходить среди драк и убийств, он же ничего не сможет сказать, не то что сделать... Нет. Подобного допустить было нельзя.
      Но он не мог ничего предотвратить. Он был слишком слаб. Для них он был лишь вторым помощником капитана. И он знал, что останется им до конца дней своих, независимо от того, как будут его именовать. Останется человеком, ответственным за снабжение продовольствием, оружием и пресной водой. Не более того.
      Время шло... Тарес сидел не двигаясь с места, погруженный в размышления. Он вздрогнул лишь, когда тихо скрипнула дверь.
      В дверях стоял Раладан.
      Когда Дороль отправился будить Тареса, лоцман нашел девушку. Как он и предполагал, она была в каюте Эхадена. Сидя на большом ящике у стены, она посмотрела на вошедшего враждебно и вместе с тем испуганно. Раладан закрыл за собой дверь.
      - Я знаю, кто ты, госпожа, - без лишних слов сказал он.
      Девушка медленно встала. В глазах ее он увидел страх и удивление.
      - Каким... чудом? - чуть хрипло спросила она.
      Он показал на низкий табурет:
      - Можно мне сесть, госпожа?
      Она машинально кивнула.
      Лоцман сел и положил руки на колени, сплетя пальцы.
      - Я друг, - сказал он, глядя ей прямо в лицо, - и хочу, чтобы ты мне поверила... Да, я знаю, я пират и разбойник, - казалось, он читал ее мысли, - но прежде всего я человек, которому твой отец дважды спасал жизнь... Я не успел отплатить ему тем же. - Он помолчал, затем продолжил: - Однако твой отец, госпожа, оставил завещание. И я должен его исполнить. Я разговаривал с капитаном, прежде чем он... умер.
      Девушка снова села на ящик.
      - Меня это не волнует, - тихо ответила она.
      Он кивнул.
      - Может быть... Но это не освобождает меня от обязательства, данного капитану.
      Девушка молчала.
      - Я знаю, вернее, догадываюсь, что произошло _тогда_, - с нажимом сказал он, глядя ей в лицо. Девушка внезапно побледнела. - Я также знаю, что твой отец не вполне владел собой, оказавшись во власти некоего... неких сил. Думаю, тебе тоже следует об этом знать.
      Она опустила голову.
      - Меня это не волнует, - повторила она еще тише.
      - Хорошо, госпожа. Но, независимо от того, что тебя волнует, а что нет, ты должна знать, что твой отец перед смертью поручил мне опекать тебя. Такова была его последняя воля.
      Девушка подняла голову и долго смотрела ему в глаза.
      - Я не желаю ничьей опеки.
      Лоцман развел руками.
      - Меня это не волнует, - сказал он, подражая ее словам.
      Молчание затягивалось.
      - Возможно, это наш первый и последний разговор, поскольку я вижу, что ты пытаешься изо всех сил усложнить мне задачу. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока не скажу всего. То, что сделал с тобой Рапис, ужасно. Я не требую, чтобы ты простила ему все, полюбила его самого и жизнь, которую он вел. Ты можешь испытывать ненависть, презрение, отвращение... все, что хочешь. Но есть люди, которым капитан дал столько, сколько ты не могла бы дать за всю свою жизнь. Я хочу, чтобы ты это поняла. Я требую этого, госпожа.
      Он заметил, как дрогнули ее губы, и понял, что зацепил нужную струну ее души.
      Раладан немного подождал. Она не просила, чтобы он говорил дальше, но и не требовала, чтобы он ушел. Поняв ее молчание как знак согласия, он начал тщательно подбирать слова.
      - Ты находишься на пиратском корабле, - сказал он. - Хочешь ты того или нет, но ты останешься на нем по крайней мере до тех пор, пока мы не пристанем к какому-нибудь берегу. А теперь уясни себе, кто ты, что тебе можно, а чего нельзя... Тарес никогда не будет капитаном этого корабля, помолчав, продолжал он. - А если его даже и назовут так, то от этого ничего не изменится. "Морской Змей" обречен, он пойдет ко дну раньше, чем полагает кто-либо из его команды.
      Девушка пожала плечами:
      - Меня это...
      Неожиданно она замолчала и слабо улыбнулась.
      - Да, на этот раз меня это и в самом деле не волнует, - закончила она.
      Раладан кивнул:
      - Меня тоже. Пусть идет ко дну. Но может быть, лучше... без нас?
      Девушка нахмурилась:
      - Разумно...
      Лоцман помолчал, взвешивая каждое слово.
      - Ты должна принять на себя командование, госпожа, - наконец без обиняков заявил он.
      Девушка изумленно посмотрела на него.
      - Это шутка? - спросила она.
      Он покачал головой:
      - Ты дочь Демона. Этого достаточно, чтобы тебя боялись. От страха до послушания - один шаг.
      Она смотрела ему в глаза не говоря ни слова, все так же изумленно. Наконец она чуть прикусила губу.
      - Понимаю. Ты либо сошел с ума, либо издеваешься надо мной. Я должна стать предводительницей бандитов?
      - В команде есть такие, кто никому не станет подчиняться, если только не будет бояться. И их большинство.
      - И что с того?
      Девушка неожиданно встала.
      - Чего ты от меня хочешь? - спросила она. Ее изумление не проходило, напротив, оно, казалось, все возрастало, по мере того как она осознавала, что на самом деле означает предложение лоцмана. - Чего ты от меня хочешь? - повторила она. - Чтобы я вела убийц на резню, чтобы я похищала людей из селений, так же Как похитили меня? Чтобы я убивала и приказывала убивать? Чтобы я держала в страхе толпу диких, озверевших матросов? Этого ты хочешь? Я должна перевязать себе голову тряпкой и продеть серьгу в нос? Она насмешливо фыркнула.
      Лоцман сохранял невозмутимое спокойствие.
      - Нет, госпожа. Я не требую ничего подобного... кроме, может быть, двух последних пунктов.
      - Двух... последних?
      - Именно. Здесь достаточно подходящих костюмов, чтобы переодеться королевой пиратов... Ну и еще нужно, чтобы ты и в самом деле вызывала у них страх, непреодолимый страх. И уважение.
      Девушка начала кое-что понимать. Она снова села.
      - Продолжай.
      - Подумай, госпожа: девушка, женщина на корабле. Единственная. Одна-единственная. Кем она может быть, если не будет капитаном?
      Он покачал головой.
      - Вот именно, - продолжил он. - Поэтому нужно, чтобы ты стала капитаном. Команда должна узнать о том, кто ты такая. А как только они начнут тебя слушаться, дальше все пойдет как по маслу. Никакой резни, сражений или грабежей не требуется. Только до ближайшего берега.
      Девушка слушала, прикусив губу.
      - То, что ты говоришь, кажется разумным... Но я не умею. Не смогу. Что мне делать, что говорить? Как выглядеть?
      - Тебя ждет трудная задача, госпожа, - согласился Раладан. - Но я думаю, ты справишься. Постараюсь тебе помочь. А ты постарайся мне не мешать. - Он встал. - Сперва я поговорю с Таресом.
      8
      Оба оценивающе разглядывали девушку.
      - Нет, ради Шерни, только не это, - сказал офицер.
      Раладан хладнокровно сидел на корточках у стены, нетерпеливо копаясь в сундуке.
      - Чересчур она красива, - сказал он почти со злостью, когда Ридарета вышла, чтобы примерить очередное платье. - Одноглазая... и тем не менее красивая. А время идет.
      Они переглянулись. Был уже полдень.
      Взгляд лоцмана остановился на брошенном в угол каюты черном атласном платье.
      - Самое то, - пробормотал он.
      Он постучал в дверь, ведшую в капитанскую спальню, и вошел.
      - Госпожа...
      Девушка стояла прислонившись к стене, неподвижным взглядом уставившись в угол. Платье, которое она собиралась надеть, лежало на полу.
      - Нет, - бесстрастно произнесла она. - Вся это один лишь полнейший бред.
      Она оторвала спину от стены и попыталась было обойти Раладана, но он встал у нее на пути.
      - Время уходит, госпожа. - Он протянул ей черное платье. - Это последняя примерка, обещаю.
      Девушка смотрела ему прямо в лицо.
      - Пирата ты из меня все равно не сделаешь, одно лишь посмешище. Тебе это нужно?
      Раладан продолжал держать платье в вытянутой руке.
      - Последнее платье, госпожа.
      Она медленно взяла его.
      Оба молча ждали. Тарес кружил по каюте. Раладан стоял опершись о стену. Наконец скрипнула дверь.
      Черное платье сильно изменило девушку, прибавив ей роста, сделав ее более суровой и серьезной; казалось, она стала намного старше. Теперь она выглядела почти так, как им и хотелось.
      - Драгоценности, - сказал Раладан.
      Прошло несколько мгновений, прежде чем Тарес понял, что имеет в виду лоцман. Он нахмурился и хотел что-то сказать, но вместо этого лишь повернулся и вышел. Оказавшись у себя в каюте, он вытащил на ее середину довольно большой тяжелый сундук и открыл крышку. Сверкнуло золото и драгоценные камни.
      У него задрожали руки, когда он перебирал все эти богатства. Он выбрал самые красивые браслеты и перстни, а также богато украшенное ожерелье. Однако, подумав, он отложил его в сторону и заменил другим. Точно так же он заменил и часть браслетов. Он менял перстень за перстнем, украшение за украшением на менее сверкающие, менее дорогие; наконец перед ним оказалась груда дешевой, часто лишь позолоченной бижутерии, почти ничего не стоившей... Нет, не мог он отнести ей _это_...
      Тяжело вздохнув, он снова начал рыться в сундуке. Однако к самым красивым предметам он не притрагивался, не в силах расстаться с этими безделушками... В конце концов он выбрал лишь холодное серебро, но зато прекраснейшей работы, маленькие шедевры. К ним он добавил ожерелье с бриллиантом, завернул все в разноцветный лоскут, а остальное быстро спрятал обратно в сундук, который с облегчением задвинул под койку, и вернулся в капитанскую каюту.
      - Это тебе, госпожа, - сказал он, высыпая украшения на стол. Послышался чистый, мелодичный звон серебра. - Только на время, - предупредил он.
      Девушка невольно усмехнулась.
      Раладан принес зеркало и держал его перед собой, пока девушка примеряла драгоценности. Вместе с Таресом они внимательно разглядывали ее, с тем все возрастающим восхищением, которое свойственно мужчинам, наблюдающим за прихорашивающейся женщиной. Раладан, стараясь сохранить серьезный вид и морща лоб, пытался реагировать на каждый жест девушки, касавшийся положения зеркала. Выше... ниже... наклонить... Наконец она закончила и коротко фыркнула, увидев невероятно сосредоточенные физиономии обоих мужчин. Несмотря на недавние тяжкие испытания, беззаботная девичья натура порой брала верх.
      - Что дальше?
      Выглядела она просто великолепно.
      - Не знаю, - сказал Тарес. - Что было у Алагеры?
      - Бич, - ответил Раладан. - Но никто его не боялся.
      - Бич? - удивленно спросила девушка.
      - Бич. Она все время носила его с собой.
      Они помолчали.
      - Перевяжи чем-нибудь волосы. Платком. Ты выглядишь неприступно, и это хорошо, но они должны видеть в тебе и что-то для них привычное. Бича не будет, - решительно сказал лоцман.
      Он явно взял бразды правления в свои руки.
      - Найди Дороля, - обратился он к Таресу. - Пусть пришлет двоих с палками. Наших, из старой команды. Скажи ему, кто с сегодняшнего дня командует кораблем, но так, чтобы об этом узнали все. Капитан, повернулся он к Ридарете, - любил стоять на юте, откуда хорошо виден весь корабль. Мы пойдем туда. Ты облокотишься о релинг и будешь просто стоять и смотреть - ничего больше. Мы же пустим команду галопом. Они будут носиться по палубе и таращить на тебя глаза. Ты должна вести себя так, словно на "Змее" нет никого, кроме тебя. Поняла, госпожа?
      Девушка машинально кивнула; ее хорошее настроение быстро улетучивалось.
      - Иди, господин, - сказал Раладан офицеру.
      Тарес кивнул и вышел.
      - Они еще не знают, что корабль лишился командира, - продолжал Раладан, покачиваясь на каблуках. - Вчера они предали морю капитана и первого помощника, но потом всю ночь пили, и до них еще не дошло, что случилось. Если бы Демон воскрес и появился здесь, их бы это даже не удивило... Вместо него появишься ты, госпожа. Они привыкнут видеть тебя там, где всегда видели капитана. Разнесется весть о том, что ты его дочь. А потом начнутся приказы, обычные, понятные приказы, такие же, как всегда. Словно ничего не изменилось, словно Демон по каким-то своим делам сошел на берег и передал командование дочери. Все получится, - уверенно сказал он.