Этим утром он распорядился, чтобы всю коллекцию принесли в мастерскую. Его не волновало, что в большинстве моделей недоставало завершающих штрихов: вышивки были не готовы, пуговицы не пришиты, «молнии» не вставлены, даже некоторые швы были только наметаны. Он судорожно просматривал кучи платьев и костюмов, швыряя половину из них на пол. «Лучше ничего не показывать, – в ярости объяснил он пораженным сотрудникам, – чем показывать то, что несовершенно. Унесите все это, – велел он, – и никогда не показывайте мне это отрепье». И женщины суетливо подбирали с пола модели, чтобы тихо повесить их на вешалки в швейных мастерских и ждать, когда его настроение переменится.

Марко вызвал манекенщицу, на которой он примерял свои модели, великую Жанин, нанятую с огромным трудом Некером, и велел ей примерить все, что пощадил его гнев. Жанин, тридцатипятилетняя профессионалка с безупречной фигурой, с потрясающим спокойствием стояла на помосте, а он сдирал с платьев рукава, отпарывал воротники, перекалывал юбки. Жанин мысленно обдумывала рецепт нового блюда, это был ее излюбленный способ развлекать себя во время утомительных примерок, и вдруг заметила, что Ломбарди остановился перед ней.

– Мне было бы значительно проще, если бы вы хоть чуточку интересовались происходящим, Жанин, если бы не выглядели так скучно, если бы вы не были в глубине души глупой и бездарной клушей и могли заинтересоваться творческим процессом.

Жанин посмотрела на него с тем же выражением лица, может, только чуть презрительно приподняв брови, расстегнула обтягивающее жемчужно-серое платье, сняла его и, аккуратно свернув, отдала Марко. Все в примерочной замерли.

– Прощайте, мсье, – сказала Жанин твердо и сбросила туфли. И, даже не воспользовавшись приготовленным для нее халатиком, покинула помещение.

Спускаясь по лестнице в раздевалку, где лежала ее одежда, Жанин думала о том, что без труда может найти работу, на которой будет выслушивать только комплименты. Ни один модельер, в какую бы депрессию ни впадал он перед показом, никогда не высказывал претензий ей, Жанин. Этот молоденький итальянец не добьется успеха, и даже его хорошенькое личико не может извинить его грубости. Много лет еще будут вспоминать о том, как отвратительно он себя ведет. Жанин мечтала только об одном – поведать о случившемся своей ближайшей подруге, которая примеряет модели у Шанель.

В примерочной никто не решался заговорить. Марко швырнул платье одной из женщин.

– Ну что вы уставились? Делать больше нечего? – завопил он. – Унесите платье и продолжайте работать. А вы, мадам Эльза, найдите другую манекенщицу для примерок, только манекенщицу, а не старую корову.

Прошло уже несколько часов, но мадам Эльза все еще не могла никого найти – все были заняты подготовкой к весеннему шоу. Марко был настолько разъярен, что не мог ничего делать, кроме того, ему было противно, что он так унизил себя в присутствии своих же сотрудников, поэтому ему пришлось просто дожидаться прихода Тинкер Осборн.

Девчонка задерживается уже на три минуты! В припадке минутной слабости он пообещал научить ее двигаться, а она даже не соизволила явиться вовремя. Ярость его перешла все границы, когда он выглянул из окна и увидел рыжее облако ее волос. Тинкер стояла на тротуаре прямо у входа и обнималась с каким-то молодым человеком.

Тинкер наконец высвободилась из объятий Тома и, дрожа от страха, стала подниматься по лестнице в ту комнату, где, как ей сказали, находился Марко Ломбарди. Это оказалась та самая комната, где она с таким треском провалилась. Постучавшись, она вошла.

– Ты опоздала, – сказал он, не поднимая головы от стола, на котором были разложены образчики тканей.

– Ради бога, извините! Я спешила, но мы… я не могла поймать такси.

– Вы живете в «Плазе» именно потому, что она прямо за углом, – сказал он ледяным тоном. – И здесь ты должна быть в полном моем распоряжении, или ты об этом уже забыла?

– Нет, я не забыла… Мы сидели за ленчем с приятельницей и… официант долго не приносил счет…

– Я видел твою приятельницу из окна. Не морочь мне голову! Такие девчонки, как ты, – притча во языцех всех показов. Не успеваете сойти с самолета и глотнуть парижского воздуха – и словно с цепи срываетесь, готовы лечь под первого встречного. Надеюсь, перед приходом сюда ты как следует вымылась.

– Все совсем не так…

– Рассказывай кому-нибудь другому, что это твой давно пропавший брат, кузен, дядюшка… У вас, девушек, стыда так же мало, как и воображения! Раздевайся!

– Что?

– Раздевайся. Мне нужна манекенщица для примерок.

– Но вы говорили… моя походка…

– Глупости! Мне не следовало соглашаться. Как бы то ни было, сейчас мне нужен кто-то для примерок. На этот раз лифчик не снимай и не веди себя так, будто готовишься стать стриптизершей. Раздевайся, или можешь улетать в Нью-Йорк сегодня же, мне все равно. Такая, как ты есть, ты ни на что не годишься.

Это все Некер! Некер всучил ему эту зануду Жанин, Некер все время ставит ему условия, которые только мешают творчеству, Некер заставляет его работать с этой идиоткой, которая придумывает тупые извинения. Господи, ну почему все ему мешают?

– Ну же, пошевеливайся! Да положи ты куда-нибудь свои дурацкие тряпки! – заорал Марко.

Тинкер судорожно стягивала с себя свитер и мини-юбку. Неужели это тот человек, который в прошлый раз всех их очаровал? Расскажи она кому-нибудь, ей просто не поверят. Но у нее нет другого выхода, надо делать все, что он скажет, иначе… Иначе ее снимут с конкурса и она потеряет свою, может быть, единственную возможность…

– Встань к свету, спиной к зеркалу, – велел Ломбарди, продолжая рассматривать образчики тканей. – И, ради всего святого, сними ты эти сапоги, – добавил он, поднимая голову. – Сделай шаг вперед и остановись. – Он смотрел на нее почти отсутствующим взглядом, и Тинкер показалось, что она превратилась в манекен. Она перестала дрожать, к ней вернулась железная выдержка, которую воспитывали в ней с детства.

«Слава богу, что я избавился от этой коровы Жанин», – думал Марко, а воображение его уже работало над имиджем Тинкер. Одного взгляда Марко на другую манекенщицу было достаточно, чтобы понять, что он настолько привык к Жанин, что даже перестал ее замечать.

Идеи приходят к модельеру по тысячам каналов, никто не может работать в вакууме, и, кто знает, может, трудности у Марко возникли именно потому, что ему надоела Жанин, а не потому, что он разуверился в себе.

А эта – с волшебными волосами, юной кожей, которая не нуждалась в макияже, такая невинная, с телом, совершенно ему незнакомым… Да, она будила его фантазию.

Он часто спрашивал себя, манекенщица ли добавляет в каждую модель что-то от себя или, наоборот, модель заставляет манекенщицу саму меняться? Иногда побеждает одно, иногда – другое, но модельер не знает, чего ждать, пока не увидит воплощение своих идей на манекенщице.

Продолжая изучать Тинкер, Марко подумал вдруг о том, что в его коллекции совершенно нет кружева. В последнее время кружево казалось ему чем-то чересчур дамским, но скорее всего это было из-за Жанин. Но в этой девочке было нечто так и зовущее к кружеву, на ней оно бы смотрелось совсем по-другому. И он стал разматывать черное кружево, лежавшее на столе. Оно было сложного рисунка – какие-то цветы на фоне виноградных лоз, – но шелковое и легкое, почти невесомое.

Марко набросил кружево на плечи Тинкер, словно окутав ее прозрачным облаком, а потом отошел в сторону, чтобы рассмотреть получше. Как жалко, что он не может выпустить ее на подиум так, только в кружеве! Видна была бы только красота ткани – ни швов, ни кроя, ничего, оно бы подчеркивало стройность и изящество девушки, черное отлично контрастировало бы с ее белоснежной кожей, копна рыжих волос оттеняла бы это… Но какая богатая женщина станет платить за то, что может купить сама в любом магазине и забавляться этим по собственному разумению?

И Марко стал закалывать ткань тут и там, подчеркивая плечи, намечая линию рукавов и большой вырез. Спину он обнажил почти до талии, а два свободных конца, завязанные на поясе в бант, свисали до пола почти как шлейф. Он посмотрел в зеркало. Кружево спадало вниз, создавая иллюзию полета. Но волосы – с ними надо что-то делать, их слишком много, они спорят с тканью.

– Волосы надо заколоть, – сказал Марко. – Ты взяла с собой шпильки?

– Нет.

– Надо приходить подготовленной, – сурово заметил он. – Не шевелись. – Марко нашел коробочку шпилек, оставленную Жанин, и, развернув Тинкер, стал закалывать волосы, упавшие ей на глаза. И тут только он взглянул на ее лицо, которое не выражало вообще ничего. Она была словно чистый холст, а он считал, что невыразительность для манекенщицы еще хуже, чем избыток темперамента. Черт бы ее подрал! Если бы ему было нужно безжизненное лицо, он мог бы работать и с Жанин. Но теперь ему нужна именно эта идиотка!

– Никто раньше не моделировал платья на тебе? – спросил он.

Тинкер отрицательно хмыкнула.

Эта дурочка все еще сердится, понял вдруг Марко. Ей надо небо благодарить за то, что она оказалась здесь именно сейчас, а она дуется! Никакого профессионализма! Ладно, придется ее очаровывать.

– Как странно! – сказал Марко почти ласково. – Да, ты не умеешь двигаться, но, когда стоишь, ты – само вдохновение. А это не всем дано. Ходить можно научить любого, и я не забыл о своем обещании, но многие ли из моделей могут похвастать тем, что вдохновили художника?

Тинкер смотрела куда-то за его ухо.

– У тебя усталый вид, – сказал Марко сочувственно и приподнял пару прядок ее волос. Она даже не моргнула.

Да, пока не уделишь ей должного внимания, она к жизни не вернется. Марко запустил обе руки ей в волосы и стал легко массировать ей голову.

– Тебе надо расслабиться, – прошептал он, а пальцы его продолжали нежно гладить ее волосы. – Правда, сесть тебе пока что нельзя. – Пальцы его спустились к ее шее – он знал, что это должно быть удивительно приятно. – Теперь лучше? – И он стал закалывать волосы в пучок.

– Я же сказала, что со мной все в порядке, – сказала Тинкер, даже не пошевелившись. Чтобы не выдать захлестнувшего ее гнева, она впилась ногтями себе в ладони.

«Какая упрямая», – подумал Марко, возвращаясь к столу, чтобы взять еще кружева и доделать перед платья. Она злопамятна и враждебна, ее прощение трудно заслужить. Он бы прогнал ее, но сейчас это невозможно. С ним только что случилось что-то совершенно неожиданное и важное.

Новые, свежие, неожиданные идеи пришли к нему, он видел их так ясно, что не надо было даже делать эскизы – он и так это не забудет. И источником этих идей стала Тинкер.

В девчонке есть настоящий класс! Сначала он не понял этого, но теперь – он будет делать свои модели, исходя из нее. День работы с ней – и у него появится куча набросков, которые дополнят и улучшат всю его коллекцию. Они привнесут ту оригинальность, которой, он давно знал, только боялся себе признаться, и недоставало.

Марко совершенно успокоился, он чувствовал, что наконец его посетило то, ради чего он работал столько лет. На него снизошло чудо, и снизошло благодаря этой девчонке.

Он повернулся к ней. Она стояла без движения, руки, плечи, шея были прикрыты кружевом, только спереди не было ничего, кроме полоски бюстгальтера. Перед должен подчеркнуть тело. Вечернее платье надо обыграть. Это будет история девичьего тела, обнаженного выше талии.

Марко расстегнул бюстгальтер и осторожно вытянул его из-под прихваченной булавками ткани.

– Я был не прав. Под кружевом не должно быть ничего. – Она словно не заметила этого. Марко приколол длинный кусок ткани спереди. – Здесь – приталено, на спине – вырез и бант… Да, но формы еще нет.

Марко заколол булавками перед, натягивая кружево так, чтобы не было ни одной морщинки, и отошел в сторону, чтобы полюбоваться плодом своего труда. И тут вдруг фокус его зрения сместился, и он увидел Тинкер так, как мужчина видит женщину. Сделав шаг вперед, он положил руки на ее грудь, мягкими полушариями выступавшую из-под кружева. И это уже не имело никакого отношения к примерке.

Тинкер стояла так же неподвижно – она была настолько вне себя от ярости, что не решалась даже пошевелиться. Что делать – позволить ему так ее ласкать и получить то, что ей надо, или послать его к черту, содрать с себя платье – и вон отсюда, вон из Парижа, распрощаться с конкурсом? Других вариантов нет. «Победа, – решила Тинкер, – я выбираю победу». И тут Марко легко, почти незаметно коснулся ее сосков. Тинкер машинально отступила в сторону.

– Не волнуйся, – успокоил ее он, сделав вид, что ничего не понял. – Их никто не увидит так близко, можешь быть уверена… Они такие нежные, розовые… Только я знаю, где они… Они больше и чувственнее, чем мне показалось в прошлый раз… но они будут почти невидимы, и в этом будет тайна, загадка! Эти свиньи фотографы с ума сойдут от тебя и от этого платья. И от других, которые я сделаю для тебя, – тоже. Ты станешь звездой, Тинкер, даю тебе слово.

– И много ли стоит оно, ваше слово? – спросила Тинкер холодно и недоверчиво. Она вдруг поняла, что победила Марко Ломбарди – слишком уж дрожал его голос, слишком вдохновенно он говорил о том, что будет делать модели на нее, это слишком походило на правду, вернее, на ту правду, на которую он был способен.

– И ты еще спрашиваешь? Все в моей власти. Эти решения принимаю я и никто другой.

– Вы обещали научить меня ходить и пока что не сдержали своего слова, а теперь уверяете, что я стану звездой показа. Когда я пришла, вы меня оскорбили, а теперь обещаете небо в алмазах. Как я могу на вас рассчитывать?

– Пока ты не пришла, я был в мерзком настроении. Признаю, я все выплеснул на тебя, – сказал он, бесясь от того, что ему приходится извиняться перед манекенщицей. – Ты только представь себе, в каком я сейчас состоянии.

Тинкер смотрела на него по-прежнему с вызовом, и глаза ее мерцали серебряным светом, как звезды.

Марко стал нехотя думать, чем бы ему доказать свою искренность, и тут вспомнил, что настолько увлекся, что даже не показал ей платье, которое только что сотворил. Это ее убедит! Он стал рыться в ящиках туалетного столика в поисках бижутерии и наконец нашел то, что надо, – пару сверкающих серег.

– Давай я тебе покажу, – сказал Марко, подойдя к Тинкер и надевая на нее серьги. – Повернись, только очень осторожно, и посмотри на себя в зеркало.

Тинкер в изумлении уставилась на собственное отражение. Такой она себя никогда еще не видела. Она была похожа на некое создание, пришедшее из другой эпохи – эпохи роскоши и величия. Это была не девочка, нет, изысканная дама, рожденная, чтобы носить бесценные кружева и умопомрачительные драгоценности. Кожа ее светилась сквозь кружево такой белизной, какой даже сама Тинкер не ожидала увидеть, глаза ее сверкали ярче, чем камни в ее ушах, а волосы были уложены так умело, как даже она сама бы не смогла их уложить.

Тинкер не могла глаз отвести от собственного отражения, а Марко стоял за ее спиной, нежно гладил ее шею и шептал:

– Видишь, какая ты красавица, дорогая? Разве это не доказательство? Как я могу без тебя обойтись, ведь ты звезда, прирожденная звезда! Думаешь, такое часто встречается?

Тинкер нетерпеливым жестом убрала его руку. Взглянув на него в зеркало, она увидела, что глаза его затуманились от наслаждения, словно он ласкал ее сейчас, сам того не осознавая.

А он размышлял о том, что даже в этом великолепии видно, что она совсем неиспорченная и в ней есть тщеславие и рвение, те качества, из-за которых он ее и выбрал. В тот день, когда девушки пришли с ним знакомиться, он пообещал себе, что обязательно развлечется с Тинкер – его всегда привлекали малодоступные девушки. Джордан и Эйприл очаровательны, но, на его вкус, чересчур они искушенные.

Но, когда появилась Тинкер, перепуганная, не знающая, как скрыть смущение, он тут же возбудился и представил себе, как она опускается перед ним на колени… наверное, она будет делать это через силу, но от испуга не сможет сопротивляться. Он сообщит ей о том, что ему нужно, она дрожащими пальцами расстегнет ему брюки. Медленно, неохотно она склонится над его возбужденным членом и с трудом разомкнет пересохшие губы. Она будет чуть неуклюжа, очаровательно неумела, не будет знать, что и как делать, а он будет упиваться ее невинностью, не станет наставлять, задержит свой оргазм и наконец даст несколько недвусмысленных указаний, после чего наконец забудется в наслаждении. Из всех способов победить женщину этот был у Марко излюбленным. А потом он будет обучать ее, пока она не поймет, как удовлетворять его полностью, пока не выучит все его привычки. А когда она превзойдет эту науку и не будет столь невинной, он передаст ее какому-нибудь другу. Например, Дарту Бенедикту в обмен на какую-нибудь услугу…

– Марко?

Возглас Тинкер прервал его фантазии.

– Марко! А как же моя походка? Ведь я пришла сюда, чтобы научиться двигаться, а не чтобы наблюдать, как ты любуешься на собственное отражение. Когда ты начнешь учить меня ходить по подиуму?

Он раздраженно вздохнул и вернулся в настоящее.

– Ты вообразила, будто не умеешь ходить, – объяснил он Тинкер. – Но проблемы просто нет. У тебя руки-ноги на месте, ты ходишь всю жизнь. Тебе не хватает только правильного к этому отношения, и здесь дело не в том, как ты ходишь, а как ты себя ощущаешь. Наверное, ты решила, что это – дар от бога, которого у тебя нет. Ты ошибаешься, и я это докажу. Ты умеешь танцевать?

– Танцевать?

– Да, танцевать.

– У меня даже диско не получается, потому что я не знаю, как это делать.

– Ты когда-нибудь брала уроки танцев?

– Нет.

– Так я и думал. Я хочу, чтобы тебя научили танцевать танго.

– Какого черта? – завопила Тинкер негодующе. – У меня обе ноги левые, так что ничего более бессмысленного я и представить себе не могу.

– Послушай, пожалуйста, меня. Я испробовал танго на девушках, у которых были те же проблемы, и всем им это помогло. Ты слишком молода и не знаешь, что танго – это танец страсти. Это наглый и властный танец, но прежде всего он страстный. И любой человек, даже ты, Тинкер, научившись танцевать танго, впитывает в себя эту страсть. Тогда, идя по подиуму, ты будешь двигаться в собственном внутреннем ритме, воспринятом у танго.

– Чушь!

Марко, не обращая на нее внимания, поставил кассету в магнитофон.

– Завтра весь день мы будем работать с моими ассистентами, которые будут воплощать мои идеи, – пояснил он. – А потом мы будем работать каждый день после обеда, до дня показа, если придется. По утрам ты будешь брать уроки танго у сеньоры Варга. Это восхитительная женщина, лучший учитель танго во всем Париже. Она будет учить тебя мужской партии, потому что тебе надо уметь ходить вперед, а не назад, как обычно движется женщина в танго. Ты будешь танцевать три часа каждое утро, а по ночам тебе будет сниться танго, и, когда я буду с тобой работать, я буду ставить кассеты с танго. Когда танго будет у тебя в крови, ты переменишься так, что сама себя не узнаешь, а пока что слушай музыку, а я выну булавки.

Тинкер недоверчиво покачала головой. А в это время музыка заполнила комнату. Да, очень ритмично, но как это даст ей ощущение движения? Не станет же она танцевать на подиуме! Неужели Марко хочет просто сделать из нее манекенщицу для примерок и она должна будет утром учиться танцевать танго, а вечером «вдохновлять» его? И что из этого выйдет хорошего? Научится ли она чему-нибудь, что доставит ее в один ряд с Джордан и Эйприл, или это просто жестокая шутка жестокого человека?

Марко наконец высвободил ее из кружевной сети.

– Одевайся и присядь ненадолго, мне надо поговорить с тобой. Танго – танец нетрудный, но очень четкий. В нем нет ни одного лишнего движения. Все ясно и четко, поэтому ты легко научишься, тебе не надо будет думать, что делать, а этого ты боишься больше всего. Импровизировать не придется. Сами движения этого танца настроят тебя на нужный лад. Толстая старуха становится опасной соблазнительницей, когда танцует танго. Ты научишься держать все тело – от затылка до кончиков пальцев. Надо только следовать правилам, и ты не ошибешься.

– А какие это правила? – спросила Тинкер, заинтересовавшись против собственной воли. Лучше всего в жизни она умела следовать правилам.

– В танго ты привязана к земле. Это танец на полу, здесь не надо порхать. Ступня всегда на полу, а когда надо сделать движение, ты только приподнимаешь каблук. Колени всегда немного согнуты. Ритм всегда один – медленно, медленно, медленно, быстро. Больше ничего и знать не надо. Согнутые колени, медленно, медленно, быстро, быстро, медленно – разве это трудно?

– Слишком уж просто.

– Вставай, ты уже достаточно отдохнула. – Марко выключил магнитофон. – Я сейчас покажу тебе основные движения, и ты сама убедишься, насколько все просто. На каждый такт свое движение.

– Я буду за мужчину?

– Нет, я поведу, но ты все поймешь. Ноги вместе, подтянись, плечи прямо, но не вытягивайся, как солдат, голову держи гордо, глаза распахни, но не улыбайся. Я пройду с тобой основным шагом без музыки.

Марко встал рядом с Тинкер и положил ее левую руку себе на плечо.

– Смотри через мое плечо, а не на меня. – Он взял ее другую руку в свою. – Теперь согни колени. Еще!

Тинкер, глядя в угол комнаты, чувствовала себя полной идиоткой.

– Когда я скажу «медленно», сделай шаг назад правой ногой, а когда снова скажу «медленно», сделай шаг назад левой ногой.

Они сделали два шага.

– Держи колени согнутыми! А теперь, когда я скажу «быстро», еще шаг назад правой ногой, следующее «быстро» – шаг влево левой ногой. Потом, на «медленно» – придвинь правую ногу к левой и остановись.

Он провел ее, поддерживая и не давая ей упасть.

– Вот и все, – сказал Марко. – Ты только что прошла основным шагом.

– Ты меня держал.

– Потому что мы двигались медленно и ты могла потерять равновесие. С музыкой все быстрее и легче. Теперь еще раз без музыки. Я хочу, чтобы ты со мной вместе говорила вслух «быстро» и «медленно».

– Это еще зачем?

– Прекрати стесняться, как школьница. Медленно! Медленно! Быстро, быстро, медленно, черт подери! Уже лучше. Еще раз! И снова! – Он провел Тинкер по комнате раз двадцать, пока она наконец не стала делать движения автоматически.

– А теперь под музыку, – сказал Марко.

– А нельзя подождать до настоящего урока? – в панике взмолилась Тинкер.

– Нельзя. – Марко включил магнитофон и вернулся к Тинкер. – Разве эта музыка не зовет тебя к танцу?

– Нет!

– Ты врешь! Все, а теперь замолчи. Пошли!

Они кружили по комнате под звуки танго. Тинкер почти сразу почувствовала ритм и очень скоро поняла, что танцует, действительно танцует! Она почувствовала себя кошкой, наглой, уверенной в себе кошкой, которая не позволит чужакам заходить на свою территорию. Музыка стала ее партнером, она вселяла в нее силу и легкость, музыка заставила ее забыть, что она не умеет танцевать. Пока звучит музыка – она может все! Все!

– Все! Хватит, – сказал Марко, подведя ее в танце к дивану, и отпустил ее. Они оба повалились на диван. – Можешь немного передохнуть. Ну, как тебе? Не хочешь признать, что я прав? Ты ведь на самом деле танцевала сейчас танго.

– Знаю, – сказала Тинкер, сияя от удовольствия. Она вся вспотела, пот тек у нее по лбу, но шее.

– Возьми. – Марко протянул ей платок. Она вытирала лицо, а он вдруг услышал ее запах и от этого возбудился. «Лучшей возможности не представится», – подумал он сквозь марево желания и быстро расстегнул брюки. Быстрым неожиданным движением он схватил ее за руку и столкнул на пол.

– Возьми в рот, – приказал он.

– Нет! – закричала она во весь голос и подалась назад.

– В здании никого нет. Ну же!

– Черта с два!

Ее сопротивление распаляло его еще больше. Все так, как он и хотел.

– Ты когда-нибудь брала член в рот? – спросил он, наслаждаясь звучанием собственных слов. – Доводила ли так мужчину до оргазма? Конечно, нет. Но все когда-то бывает впервые.

– Пусти! – Тинкер изо всех сил пыталась вырваться, но он не пускал ее.

– Сначала возьми в рот. Ну, попробуй! Я тебя так не отпущу. Посмотри на него. Посмотри! – Он потянул ее за руки и заставил наклониться. – Как я могу тебя отпустить, когда он в таком состоянии? Когда ты возьмешь его в рот, ты же будешь властвовать надо мной, глупая ты девочка. Хочешь?

– Властвовать? – пробормотала Тинкер, перестав сопротивляться.

– Я научу тебя тому, что даст тебе власть над всеми мужчинами.

– Да? – удивленно спросила Тинкер. – Правда?

– Да.

– Ты сдавил мне руки, – пожаловалась она.

– Наклонись и возьми его в рот, – потребовал он хриплым голосом.

– Мои руки… я не могу пошевелиться… – Она чуть не плакала.

Он отпустил одно запястье и освободившейся рукой стал толкать ее голову вниз. Тинкер напрягла шею, и он сосредоточился на том, чтобы пересилить ее. И тут она быстрым движением схватила его за яйца и сжала их изо всех сил.

– А-а-а! – завопил он, корчась от боли.

– Ты, грязная скотина! Если ты еще хоть раз до меня дотронешься, я тебя убью! – И она вцепилась в него уже обеими руками. – Я больше никогда не останусь с тобой наедине. Или ты хочешь работать без меня? Я могу уйти или остаться, выбор за тобой!

– Останься, – простонал он.

– Я так и думала, что ты это выберешь. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли.

– Пусти!

Тинкер последний раз сжала руку.

– Знаешь, чем я была знаменита в школе, Марко?

– Иди ты к черту!

– Лучше всех в городе крутила яйца. До завтра!

И Тинкер, все еще дрожа, но победно улыбаясь, удалилась. А Марко долго еще не мог пошевелиться.