Мы с Майком погрузились в изучение меню и делали это весьма сосредоточенно и серьезно, как два заправских ресторанных критика.
– Есть предложения? – спросил он наконец.
– Боюсь, выбрать будет трудно – здесь их три. А ты что скажешь?
– Бифштекс с жареным картофелем – тут уж не ошибешься.
– Мне то же самое, но без картофеля.
– Ну… с фасолью.
– Принято. – И он заказал на том французском, который мы оба учили в Линкольне. – Вино? – спросил он.
– Да, пожалуй, стаканчик красного. – Я обычно не пью за ленчем, но пропади оно все пропадом.
Официант наполнил наши бокалы, и он поднял свой.
– За нас, прогульщиков, – провозгласил он, указывая на улицу за окном. – Если уж прогуливать, так здесь.
– За прогульщиков! – поддержала я.
– А ты в школе прогуливала? – спросил он, когда мы чокнулись.
– Только один раз, и предупредила маму заранее, чтобы она не волновалась, если позвонят из школы и спросят, что со мной.
– Да, ты, должно быть, была сложным и неуправляемым подростком.
– Ага, – хихикнула я. – В следующей жизни я буду Мадонной. А в этой я была домашней кошечкой, кошечкой, занимающейся балетом.
– На третьем курсе Джуллиарда я здорово упала и повредила колени. Можно танцевать с кровоточащими ступнями, а с больными коленками – нет.
– В баскетболе то же самое.
– Очень мило с вашей стороны.
– Нет, я серьезно спрашиваю, без шуточек.
– Знаю, поэтому и мило. Знаешь, Фрэнки, не хочу тебя разочаровывать, но я был просто героем школы, не больше. Среди старшеклассников наберется тысяч двести таких игроков. Пятьдесят тысяч играют уже в университетских командах. И только пятьдесят из них каждый год попадают в НБА. О тридцати из этих пятидесяти никто никогда не узнает, а человек десять становятся обещающими новичками. Такой вот отбор.
– Значит, это почти так же трудно, как стать топ-моделью.
– Никогда про это не думал.
– Наверное, да, – задумчиво сказал он. – Но спортивная карьера – это, пожалуй, потруднее, чем позировать перед камерой.
– Забудь о том, что труднее, подумай о том, чего это стоит – добраться до вершины.
– Возможно, ты права. Просто всегда кажется, что работа модели такая… несерьезная.
– Майк, так нечестно. У топ-моделей борьба за выживание, за это, признаю, ими слишком много восхищаются, с ними слишком носятся, им слишком много платят. Но они – неотъемлемая и важнейшая часть огромной индустрии, они превращают все в потрясающее шоу, искрометное, как фейерверк, и такое же мимолетное. А когда все заканчивается, поверь, очень быстро, если они не успели вложить деньги в какое-нибудь прибыльное дело, им остается только перелистывать старые блокноты. То же происходит и с баскетболистами. Представь себе Клаудию Шиффер как Шакилла О'Нила моды.
– Ничего себе! Я рад за Билла Брэдли и его политическую карьеру.
– Я тоже.
– Спасибо, нет. Я бы погуляла еще, пока солнце не зашло.
И мы гуляли вдоль реки, которая, с ее четырнадцатью мостами, всегда будет самой красивой улицей этого древнего города. Иногда мы хотели свернуть на какую-нибудь боковую улочку, но Сена манила нас назад. Она притягивает как магнит, и не только туристов, но и тех, кто прожил в Париже всю жизнь.
Мы ничего не покупали, разве что по чашечке кофе, никуда не заходили – ни в музеи, ни в галереи, не листали книги на лотках, не разглядывали ничего более значительного, чем витрина зоомагазина, говорили о всякой ерунде, и, когда солнце уже зашло, мне стало казаться, что мы почти подружились.
– Становится холодно, – сказал Майк. – Давай возьмем такси и поедем в отель, выпьем чего-нибудь. Может, тебя ждет известие из бюро по розыску пропавших душ.
– Да, хватит прогуливать, – вздохнула я. – Но это был удивительный день.
– Один из лучших, – согласился он. Мне показалось, что он тоже вздохнул, но я могла и ошибиться, что, по правде говоря, меня бы крайне удивило.
Когда мы вошли в залитый светом «Реле Плаза», то увидели за столиком у бара Тинкер, Эйприл, Джордан и Мод.
– Явились наконец! – возмущенно сказала Эйприл.
– Тебе давно было пора объявиться, – хмуро сказала Мод Майку.
– Где это вы были? – спросила Джордан обиженно.
Мы с Майком переглянулись.
– Естественно, мы были в Лувре, – сказал он.
– И ни одной из вас я там не увидела, – сурово добавила я.
Да, пожалуй, мы подружились.
14
Подойдя к входной двери агентства «Лоринг», Джастин затаила дыхание и прислушалась. За дверью стоял обычный шум – разговоры, полуистерические вскрики, злорадный смех, – там наверняка целая куча манекенщиц. «Нет, ни в коем случае нельзя показываться им в таком виде», – подумала она в панике и полезла в карман за вязаной шапочкой. В коридоре было довольно тепло, но Джастин натянула шапочку на глаза, словно пытаясь спрятаться. Потом подняла меховой воротник своего пальто и замотала шарф так, что видно было только кончик носа. Замаскировавшись таким образом, проскользнула в приемную и, не замеченная никем, шмыгнула к себе в кабинет. Там она облегченно вздохнула и заперла за собой дверь.
Она отлично представляла себе, как выглядит – губы покраснели и распухли, щеки горят, вокруг глаз черные круги от недосыпа, волосы, высушенные без фена, которого у Эйдена нет, висят как пакля. Видок подгулявшей дамы. Но чувствовала она себя просто изумительно. Они так и не пошли на стадион, не меняли простыни, тем более не убирали кровать, ели от случая к случаю, а душ, который они принимали вместе с Эйденом, вызывал у нее отвращение, потому что мыло убивало запах его тела.
«Прекрати немедленно», – строго сказала себе Джастин, судорожно пытаясь как-то украсить себя при помощи косметики из ящика своего стола. Ничего не помогало. Она достала из бара запотевшую бутылку шампанского и прижалась к ней своей пылающей щекой. Нет, помочь может только долгий крепкий сон в собственной постели. Но ей совершенно не хочется спать в собственной постели… «Хватит!» – приказала себе Джастин и звонком вызвала секретаршу.
– Доброе утро, Филис.
– Джастин! Не знала, что ты уже здесь. Сейчас подойду.
– Нет-нет, оставайся на месте и держи оборону. Просто просунь мне под дверь факсы от Фрэнки.
– Ничего нет, Джастин, я только что проверяла.
– Не может быть!
– Сама удивляюсь. Они улетели четыре дня назад. Я звонила в телефонную компанию, проверяла, есть ли связь с Парижем, все нормально. Хочешь, я позвоню ей в отель?
– Нет, пока не надо. Еще что-нибудь есть?
– Опять звонил Дарт Бенедикт, хотел пригласить на ленч.
– Не обращай внимания. Филис, слушай, пока нет ничего срочного, будешь просто получать мои указания. У меня полно работы, и, пока никто не взял меня за горло, я бы хотела спокойно с ней разобраться. – Про лицо и говорить нечего, но как бы она объяснила Филис свой наряд? Глава агентства не ходит в розовых рейтузах и белом свитере. Надо будет днем съездить домой переодеться.
– Хорошо, Джастин.
Город потихоньку приходил в себя, но некоторые улицы все еще были занесены снегом. Но шум за дверью кабинета красноречиво говорил о том, что все девушки, которые не успели получить чеки в пятницу, явились в бухгалтерию с квитанциями, на которых было указано, с кем, почем и как долго они работали. Обычно это происходило допоздна по пятницам, но на прошлой неделе большинство из них поехали из-за снегопада сразу домой, а сегодня у них получился неожиданный выходной – студии фотографов только начинали снова функционировать.
Черт! Главная сложность для агентства в том, что дела тем успешнее, чем больше и дороже работают девушки, а от этого растет и без того немалая сумма кредита. Нет, Джастин никогда не успокоится по поводу кредита. Она нянчилась с ним, как с единственным наследником королевского рода, – берегла, лелеяла, вовремя кормила. В «Лоринге», как и в других агентствах, платили девушкам раз в неделю, но деньги от клиентов поступают не сразу. Раз в три месяца ей сообщают сумму ее задолженности, но в последнее время все стараются выплачивать деньги как можно позднее, и это – постоянный повод для волнений. Надо бы разобраться, но – не сегодня.
«Девушки добрались сюда сквозь заносы и снегопад, – думала Джастин, стоя у окна. – Это свидетельствует о том, что все они в отличной форме. Волноваться надо, когда модель не приходит за причитающимися ей деньгами».
Для девушек, о которых скоро придется волноваться, день выплаты был единственным днем, когда они отвлекались от своей бурной жизни, состоящей из работы, внимания, ухаживаний, вечеринок, сплетен, секса и наркотиков. Те, кто уже не давал себе труда следить за собой, в эти дни предпочитали наркотикам алкоголь. Но если девушка не пришла за деньгами – все, пожарная тревога, значит, дело серьезное, а не мелочи вроде похмелья, прибавки веса, отказа от работы, отмены встречи в последнюю минуту, беспричинных рыданий или синяка под глазом. Значит, здесь уже кокаин. Или, как это часто случалось в последнее время, героин.
Джастин не могла смириться с тем, что ничего не может с этим поделать. Ни нотации, ни ужасающие примеры из жизни, ничто не могло удержать девушку от наркотиков, если она вставала-таки на этот путь.
«Интересно, почему это я думаю о таких мрачных вещах на следующее утро после упоительного уик-энда? – удивилась Джастин. – Может, организм требует компенсации после переизбытка счастья?» Джастин перебрала в уме все причины и решила, что чего-то не хватает и это что-то связано с Фрэнки. Она даже больше злилась, чем волновалась. Интересно, не хватает физического присутствия Фрэнки или общения с ней? Без ее веселой суеты агентство какое-то не такое. У Фрэнки просто нюх на моделей. Она в каждой девушке по-прежнему видит новые возможности, еще одну историю про Золушку, фантастический поворот судьбы. Но Фрэнки занимается этим только семь лет, а она – семнадцать, и за эти годы она видела слишком много разбитых судеб.
Каждый раз, принимая на работу способную девочку, Джастин с болью в сердце думала о том, что с ней станет через десять лет. Может, старые раны не давали ей спокойно читать журналы мод, которые так быстро меняли свои предпочтения: то лицо сезона – бледногубая женщина-вамп с огромными глазами, то немка-блондинка, потом секс-бомба брюнетка, затем типично американское веснушчатое личико, а теперь обезумевшие редакторы, готовые на все, лишь бы держать читательское внимание, объявили, что истинно новым имиджем стала еще одна вамп, на сей раз с алым ртом, вытравленными волосами и глазами, слишком много повидавшими.
Ну какая разумная женщина будет каждый месяц платить деньги, чтобы ей еще раз показали, как далека она от немыслимого, совершенно искусственного и к тому же постоянно меняющегося идеала? Наверное, только коллективное безумие позволяет издателям сбагривать эту чушь, которую они публикуют только для того, чтобы все покупали тряпки и косметику. Но безумие это поразило не только Америку. Даже в якобы благоразумной Франции сейчас издается штук тридцать модных журналов.
«Как было бы здорово плюнуть на все и уйти, – подумала Джастин. – Не вникать в судьбу еще одной многообещающей, выкинуть в корзину все модные журналы, собрать вещички и махнуть в Новую Зеландию, в страну, где кажется, что ты снова погружаешься в спокойные и благоразумные пятидесятые. Не покупать новую одежду – того, что у меня есть, хватило бы в Окленде на всю жизнь. Загар будет единственным макияжем. Даже Си-эн-эн смотреть не буду, – пообещала себе Джастин. – Продам агентство, вложу деньги в надежный новозеландский банк, буду жить среди зеленых лугов и… разводить овец…»
Джастин недоверчиво покачала головой. Она как-то видела по телевизору стрижку овец, и ей это не очень понравилось. Да, настроение ни к черту, но Новая Зеландия – это не выход из положения.
Может, дело в Эйдене? На три дня весь мир замкнулся для нее на одном-единственном человеке, она была словно на острове, где царили только мир и любовь. Сегодня утром она никак не хотела уходить. Эйден буквально вытащил ее из кровати – ему надо было отправляться чинить ее печь. Словно нельзя было с этим подождать! Что он будет значить для нее, что уже значит сейчас – но нет, не из-за него она решила купить билет в Окленд.
Может, она впала в уныние из-за своего дела? Взглянула на него после своего восхитительного уик-энда по-новому? Иногда ей казалось, что, что бы она ни делала, как ни старалась бы защитить и оберечь своих девушек, обеспечив их при этом карьерой, всегда кто-нибудь да скажет: «Да, понятно, как же иначе казаться хорошей?»
Джастин, вспомнив про давние обиды, стиснула зубы. Она вела дела четко, насколько это возможно, если ты работаешь с женщинами. Но она сама – женщина, поэтому никакие сексуальные предпочтения никогда не мешали ее работе. Чаще всего все неприятности происходят там, где главы агентств – мужчины. Нельзя никакому мужчине нормальной сексуальной ориентации давать такую власть над женщинами.
«Да, – думала она, – надо издать закон о мужчинах в модельном бизнесе…» Но разве может быть закон, запрещающий девушкам торговать своей внешностью? Или закон, запрещающий использовать их изображения для привлечения покупателей? Только представьте себе страницы рекламы без фотографий. Американскому образу жизни придет конец. Реклама, издательское дело, мода, косметика – ничего не будет, потому что не будет покупателей.
«Нет уж, – уверила себя Джастин, – если я пошла в модельный бизнес, я в нем и останусь и буду работать честно».
Джастин нажала кнопку звонка секретарше.
– Филис, ты совершенно уверена, что факса от Фрэнки не было?
– Только что проверяла. Ничего.
– Спасибо. Не забывай и дальше проверять.
– Ты не собираешься отвечать на звонки? Дарт Бенедикт снова звонил.
– Нет. Я тебя предупрежу.
Вы что, решили мне таким образом отомстить, мисс Северино? Наказать меня за то, что я не поехала в Париж? Даже факса не послала? То, что я осталась дома, – это не повод для игры в молчанку. И это после нескольких тысяч долларов, потраченных у Донны Каран? Ах ты неблагодарная, дурно одетая, толстая и наглая дрянь!
Джастин стала мрачно ходить вокруг стола. Фрэнки что, не понимает, что ей необходимо знать, как идут дела? Разве можно так наплевать на ее чувства? Но ведь на ее ответственности три девчонки! Как они там, в Париже? Вдруг они уже подцепили себе каких-нибудь сомнительных ухажеров? Как их встретил Ломбарди? Как они устроились? Ни строчки, ни звонка, ничего. Может, самолет попал в Бермудский треугольник?
И Джастин, схватив листок, яростно нацарапала на нем:
"Что происходит? Как вы? Где ты и чем занижаешься? Ответь немедленно.
Джастин".
– Филис, пожалуйста, пошли это Фрэнки сейчас же.
– Я перепечатаю, – сказала секретарша, взяв листок.
– Посылай как есть.
Какая же вредная девка, думала Джастин, расхаживая взад-вперед по комнате. Она не рассказала Фрэнки, как оказалось, что она – дочь Некера, и поэтому Фрэнки берет ее измором, держит в неведении, надеясь выпытать то, до чего ей нет никакого дела… А который сейчас час в Париже? Наверное, вечер, скоро ужин. Они наверняка все сидят в отеле… Может, позвонить? Джастин стала судорожно думать, что бы она сказала Фрэнки, если бы решила связаться с ней лично, а не посылала факс, который отлично может скрыть твое настроение.
Вернулась Филис.
– Наверное, она послала ответ сразу же. Он уже пришел.
"Только что получила твое цветистое послание. Думала, ты забыла про нас, развлекаясь со своими «друзьями». На твой вопрос отвечаю, что все в добром здравии, устроились великолепно, девочки счастливы, работают. Серьезных проблем пока нет. О себе сообщаю – сижу в номере, мою голову хной. Буду заниматься этим еще пару часов. Если хочешь узнать подробности, позвони.
Фрэнки".
Возмутительно! Фрэнки отлично знает, что делает. «Серьезных проблем пока нет». Это значит, что мелких предостаточно! Джастин скомкала факс и швырнула его на пол. Естественно, проблемы будут! Пошлите трех неопытных девчонок в Париж, и у вас будет куча проблем!
Но почему Фрэнки ни слова не написала о Некере? Она прекрасно понимает, что больше всего Джастин хотела узнать именно о нем. Да, она не позволила ему давить на себя, хитро рассчитала, как держаться от него подальше, но это вовсе не значит, что ей не хочется выяснить, как, например, он отреагировал на ее отсутствие, какое впечатление произвел на Фрэнки, о чем они говорили… Все мелкие подробности, которые ей интересны и которые Фрэнки нарочно опустила!
Нет, в Париж она звонить не будет. У нее есть чувство собственного достоинства. «Но разве друзья не должны помогать тебе преодолевать его?» – грустно подумала Джастин. Теперь, поняв, почему она мучается все утро, она почувствовала себя еще хуже. Она-то пыталась себя уверить, что Некер ей совсем безразличен, что ее даже не интересует мнение Фрэнки о нем. Вот вам целительная сила умения разбираться в себе.
* * *
Два часа спустя, улучив момент, когда почти все ушли на ленч, Джастин, не замеченная никем, выскользнула из агентства. Такси довезло ее только до угла, и к дому она пробиралась через сугробы. В доме было по-прежнему холодно, но она с радостью услышала, что кто-то работает в подвале.
– Мадемуазель Лоринг?
– Да? – Джастин удивленно посмотрела на поджидавшего ее человека в темной униформе. Он протянул ей папку с какими-то документами.
– Мадемуазель не затруднит подписать все листы в подтверждение того, что посылка доставлена в полной сохранности?
– А в чем дело? – спросила Джастин растерянно и стала оглядываться по сторонам, ища Эйдена.
– Доставлено от Кремера, – сказал он, улыбнувшись, и показал на огромный сверток, стоящий у входа.
– Я ничего не заказывала у Кремера и даже не знаю, кто это такой, – нетерпеливо отмахнулась Джастин. – Уберите это… просто уберите!
– Это невозможно, мадемуазель. Я получил указание доставить это лично мадемуазель Лоринг.
– Ох, господи… У меня нет времени даже спорить с вами… ладно, оставляйте. – Джастин лихорадочно прислушивалась к голосам в подвале. Там ли Эйден? Она быстро просмотрела бумаги, подписала их и распрощалась с посыльным. На сам сверток она даже не взглянула, решив, что это какая-то шутка Фрэнки, может, она сложила туда всю свою старую одежду, что ж, пусть это забирает благотворительный фонд. И Джастин направилась к лестнице в подвал.
– Эйден здесь? – крикнула она.
– Он на втором этаже, – ответили ей.
Она помчалась наверх и вдруг замерла, услышав, как Эйден напевает что-то, возясь с трубой в ее ванной. «Что же ему сказать?» – подумала Джастин, смутившись. После утра в агентстве ей показалось, что прошла целая вечность с того момента, как она проснулась в его постели. Она просто развернулась, прошла в спальню, села перед зеркалом и сняла шапочку. Потом машинально взяла щетку и стала расчесывать волосы. Сердце у нее бешено колотилось, она даже не решалась взглянуть на собственное отражение. Пение прекратилось, и она услышала шаги у себя за спиной, но продолжала, не оборачиваясь, заниматься прической.
– Просто ужас что такое, – сказал Эйден, забирая у нее щетку. – Наверное, лучше будет их подстричь. Коротко, под мальчишку. Это я во всем виноват – фена нету. Я тебя сам подстригу. От меня масса пользы. И ни цента сверху.
– Дурак! – расхохоталась она, откидываясь в его объятия.
– Как ты думаешь, тебе будет не очень больно, если я тебя поцелую? У тебя губы такие… воспаленные. Но я так по тебе соскучился, я думал о тебе все утро, можно, я просто покажу, как нежно я умею целовать?
– Не знаю, – жалобно пробормотала Джастин. – Мне даже ходить больно…
– От этого есть только одно средство, – сказал он. – Собачья шерсть. – Взяв на руки, он отнес ее на кровать и стал осторожно и нежно целовать.
– Эйден! – попыталась высвободиться Джастин. – Эйден, ради всего святого…
– Да, дорогая?
– Запри дверь!
– Уже запер. Значит ли это, что тебе чуточку лучше? – спросил он, улыбаясь, а потом снял с нее пальто и стал заботливо укрывать ее одеялами – в комнате было еще очень холодно.
– Только не дразни меня, а то… – пригрозила она, распахивая объятия.
– Да не такой я парень, чтобы дразнить свою милую, просто я хотел убедиться, что ты мне рада. А теперь скажи, пожалуйста, тебе как хочется – медленно-медленно и нежно или, наоборот, быстро? – спросил он заботливо, снимая с нее сапоги и леггинсы. Потом он разделся и сам, не обращая внимания на холод. – Или бросим монетку?
– Ох… – только и смогла выговорить Джастин. Нет, это невозможно, ведь они только что провели в постели целый уик-энд. Но – она хотела этого снова, быстро, немедленно, безо всяких разговоров.
Эйден забрался под одеяло и заглянул ей в глаза.
– У меня идея! Я просто буду ласкать тебя, и ты решишь, что тебе больше хочется, угу?
Джастин только кивнула. Она чувствовала прикосновение его руки, чувствовала, как он пальцем дотронулся до ее клитора. И тут она вдруг сдвинула ноги и приникла к нему, а через несколько мгновений все ее тело уже сотрясал оргазм.
– Что ж, сообщение было информативным, – сказал он, когда она пришла в себя и лежала, расслабившись, в его объятиях.
– Со мной такого никогда не случалось! – воскликнула Джастин смущенно.
– А теперь случилось.
Джастин задумалась.
– Это ты во всем виноват, – сказала она наконец.
– Надеюсь, радость моя, – сказал он, с улыбкой глядя на ее зардевшиеся щеки. – Теперь ты хотя бы согрелась, – добавил он и притянул ее руку к своему члену.
– Боже мой! – изумилась она. – Я же совсем забыла про тебя. Ты же не можешь оставаться в таком состоянии.
– А тем более работать, – согласился он.
– Ты, кажется, говорил что-то про «медленно и нежно». А это… так и будет?
– Ты даже ничего не заметишь, – уверил ее Эйден. – А если будет больно, я сразу перестану.
– Ну разве можно отказаться от такого предложения? – прошептала Джастин, раздвигая бедра, и тут поняла, что снова хочет его, страстно хочет.
* * *
– Я спала? – удивленно спросила Джастин, почувствовав, что Эйден поцеловал ее в ухо. Она открыла глаза и поняла, что даже не представляет, который сейчас час и какое число.
– Всего несколько минут. Ты так крепко заснула, что мне было ужасно жалко тебя будить, но мне нужно идти работать, а я – лежу у стенки.
– Господи, мне же тоже нужно работать! Я заехала только переодеться. Ой, Эйден! – воскликнула Джастин, вскакивая на ноги. – Что ты со мной сделал? – И она взглянула на себя в зеркало на туалетном столике.
– Как обидно, стараешься-стараешься, а об этом забывают в ту же секунду.
– Дурачок! Я хотела спросить, что ты сделал с моим лицом? Даже не знаю, как мне краситься, – сказала Джастин, глядя на свои пылающие щеки и сияющие глаза.
– Оставь все как есть, дорогая. Если кто-нибудь удивится, скажи, что ходила к косметичке и та переусердствовала.
– Ты отлично во всем разбираешься. – Джастин вдруг почувствовала укол ревности. А раньше она никого не ревновала. – Наверное, ты часто раздавал подобные советы?
– Никогда. – Он притянул ее к себе. – Я не занимаюсь любовью со своими клиентками – это мое правило. И водопровод не подсоединяю собственноручно, а вызываю слесарей, но сегодня – исключение. Поняла?
– Да, – сказала она тихо и недоверчиво.
– Почему такая подозрительность? У тебя нет ведь для этого никаких оснований.
– Почему я должна быть в этом уверена?
– Не должна. Но со временем убедишься в этом.
Джастин смущенно выскользнула из его объятий и потянулась к крему, стоявшему на столике. Она всегда презирала ревность, и теперь ее же в этом и уличили.
– Курьер тебя дождался? Ты подписала бумаги? – спросил он, одеваясь.
– Курьер? – переспросила она.
– Ну да, я сам его впустил. Выглядел он вполне прилично. Он собирался ждать тебя на улице, но я его пожалел. Он сказал, что должен был доставить посылку несколько дней назад, но из-за нелетной погоды он не мог попасть в Нью-Йорк.
– Попасть в Нью-Йорк? А откуда он?
– Из Парижа. Я думал, что это что-то, чего ты ожидаешь.
– Совершенно таинственная история, – пожала плечами Джастин, подводя брови.
– А ты не хочешь узнать, что там? Доставлено в собственные руки и покрыто тайной!
– Пожалуй, – пробормотала она, сосредоточенно перебирая флаконы.
– Я тебе помогу, самой тебе это не распаковать. А потом, если это так необходимо, ты вернешься в агентство. А ты заметила, что здесь потеплело?
Джастин быстро поставила флакон на место.
– Ой, Эйден! Правда! Как здорово!
– Новая печь заработала, – сказал он с облегчением. – Может, отметим это и возьмем полдня отгула?
– У нас только что были каникулы, – заметила Джастин.
– Нет, это было божественное провидение, а сейчас совсем другое дело.
– Интересно, мне когда-нибудь удастся тебя переспорить?
– Раз в год – обещаю. Ну что, будешь дальше пудрить личико или хочешь все-таки узнать, что в посылке?
– Может, ты сам ее распакуешь, а я пока приведу себя в порядок?
– Договорились.
«Раз в год, – подумала Джастин. – Ничего себе!» Но как мило он это сказал, как естественно! Неделю назад она о нем ничего не знала. Неделю назад она и о себе ничего не знала.
Несколько минут спустя, переодевшись в темно-серые шерстяные брюки и свитер в тон, Джастин подошла к Эйдену, возившемуся с посылкой.
– Да, упаковано на славу, – сказал он. – Ничего подобного в жизни не видел. Помоги мне, дорогая.
Эйден и Джастин осторожно высвободили наконец сюрприз и поставили его на ковер. Увидев столик, они замерли в изумлении – благородство его линий и изящество резьбы говорили сами за себя красноречивее, чем это мог бы сделать специалист-искусствовед.
– Боже мой, это просто невероятно! – сказал наконец Эйден.
– Я боюсь до него дотрагиваться, – прошептала Джастин. – Здесь какая-то ошибка. Это не может быть для меня.
– Я видел сопроводительные документы. Ошибки быть не может. Я сам хотел расписаться, но этот парень сказал, что мадемуазель Лоринг должна сделать это лично. Посмотри на ножки – это как райский сикомор, а резьба! – Эйден наклонился над столиком и стал разглядывать фарфоровые медальоны. – Какая работа! Джастин, это музейная вещь.
– Каким убогим выглядит теперь все остальное, – сказала Джастин отстраненно. Этот столик на вытертом коврике в прихожей был похож на чистокровного рысака, которого поставили в конюшню на постоялом дворе.
– Взвесь все, прежде чем им пользоваться, – задумчиво произнес Эйден. – Он в изумительном состоянии. По тебе ли такая вещь? У тебя что, день рождения?
– Нет.
– Может, откроешь ящики, там наверняка есть карточка.
Джастин стояла не шевелясь. Эту дорогую и бесполезную игрушку мог прислать только Некер.
– Так ты знаешь, кто его прислал? – стараясь говорить равнодушно, спросил Эйден.
– Теперь ты меня подозреваешь? – съязвила Джастин.
– Знаешь, такую мебель не зря называют «бесценной». Я изучал декоративное искусство. Но даже бесценная мебель имеет свою цену. Он может стоить миллионы.
– Не будь смешным!
Джастин встревоженно открыла все три ящичка, но они были пусты. Под столешницей было еще три отделения, и в среднем она увидела белый конверт. Открыв его, она быстро взглянула на записку.
«Считаю часы. Н.».
Джастин сунула записку обратно в конверт и кинула его в ящик.
– Дорогая, ты не должна мне ничего объяснять, – сказал Эйден, глядя на ее помертвевшее лицо. – Мы оба взрослые люди, и прошлое остается прошлым. Но если есть в твоей жизни кто-то для тебя важный – а я вижу, что ему ты важна, – я хочу знать, насколько серьезно ты к нему относишься. Я говорю об этом из чувства самосохранения, хотя, боюсь, думать об этом уже поздно.
– В моей жизни никого нет, – сердито ответила Джастин.
– Если ты так говоришь, значит, так оно и есть.
– Кажется, я тебя не убедила, – сказала она с укором.
– Я только сейчас понял, как мало о тебе знаю.
– Я знаю о тебе не больше, чем ты обо мне.
– Мне никто не посылает безумно дорогих подарков, можешь поверить на слово.
– Эйден, это мерзко.
– Просто так оно и есть.
«Нет, я ничего ему не скажу», – думала Джастин. Да и что она о нем знает? Секс – это не то, из-за чего можно доверять мужчине. И зачем ей делиться с ним своей самой сокровенной тайной? Если хочет думать, что у нее богатый любовник, пусть думает.
– Мне надо вернуться в агентство, – холодно сказала она. – Буду тебе очень благодарна, если ты уберешь эту штуку с дороги, чтобы рабочие об нее не споткнулись.
– Я увижу тебя сегодня вечером?
– Наверное, нет. Мне нужно побыть одной.
– Хорошо. Делай, как тебе нравится, – сказал он сдержанно. – Но не забудь послать тому, кто преподнес тебе это чудо, благодарственное письмо.