Глава 2

— Я подумала, что тебе стоит знать, Хилари я позвонила Нику и попросила его связаться с этой Фокс. — Элеанор Каслтон не подняла головы от своих растений. Она двигалась вокруг плотно уставленных столов оранжереи и уверенно работала руками в перчатках над обманчиво нежными цветками и листьями.

— Вы позвонили ему?

— Ну да, дорогая. Я звоню ему время от времени. Не хочу, чтобы он думал, будто совсем оторван от своей семьи. Ведь он все-таки Лайтфут.

— Он согласился встретиться с Филадельфией Фокс? — Хилари Лайтфут рассматривала небольшой кремовый цветок. «Он выглядит удивительно невинным, — подумала она, — совсем как Элеанор Каслтон».

— Да, дорогая, согласился. А почему бы и нет? — спросила женщина своим слегка удивленным и загадочным тоном, который всегда раздражал Хилари.

Элеанор Каслтон перевалило за шестьдесят, но Хилари была уверена, что эта милая, рассеянная, чарующе легкомысленная манера поведения была присуща ей с колыбели. Она прекрасно сочеталась с легким налетом аристократического южного произношения.

— Семейные дела уже некоторое время не интересуют Ника. Я немного удивлена, что сейчас ему захотелось в них вмешаться, — произнесла Хилари. В оранжерее было тепло и влажно, и она надеялась выбраться отсюда до того, как одежда начнет прилипать к телу. Она намеревалась отправиться на машине в деревню, после того как окончит эту раздражающую болтовню.

На ней была кремовая шелковая блузка и желтовато-коричневые брюки. На запястье негромко постукивали несколько узких деревянных браслетов. Темно-рыжие волосы были зачесаны назад и собраны на затылке в классический пучок, что прекрасно оттеняло ее аристократические черты лица.

Единственным кольцом на ее руке было обручальное — простая полоска золота. Женщине, которая на тридцать пять лет мбаоже своего мужа, приходится тщательно обдумывать свой внешний вид. Хилари всегда казалось, что в данных обстоятельствах огромный бриллиант выглядел бы безвкусным. Кроме того, ей никогда не нравились кричащие драгоценности.

— Ник — член нашей семьи, — промолвила Элеанор, ухватившись за маленький листик в форме кегли и отрывая его. — Возможно, он и ушел от нас три года назад, но это не значит, что его не волнует такой серьезный вопрос, как ситуация с Филадельфией Фокс.

— Сомневаюсь, что у Ника что-нибудь получится, — сказала Хилари. — Я пыталась ей звонить и ничего не-добилась. Дэррен тоже пытался. Она отказалась даже встретиться с ним. Не знаю, что, по-вашему, сможет сделать Ник. Откровенно говоря, если бы она поддавалась на мужское обаяние, ваш сын уже получил бы эти акции назад, Элеанор.

— Никогда не знаешь, что сработает, когда имеешь дело с такими женщинами.

Хилари улыбнулась. Никому не удавалось так хорошо, как Элеанор Каслтон, передать свое тайное презрение к низшим классам.

— Полагаю, что да. Но, вероятнее всего, нам лучше было бы разрешить ей присутствовать на годовом собрании и затем предложить продать акции.

Элеанор слегка пожала плечами.

— Не могу вынести мысли о том, что на собрании будет присутствовать кто-то посторонний. Лучше было бы решить этот вопрос заранее, тебе не кажется? Посмотрим, удастся ли Нику чего-нибудь добиться.

— Вы правда думаете, что Ник сможет сделать то, что не удалось нам с Дэрреном? — спросила Хилари, заставляя себя сохранять ровный и вежливый тон.

— У Никодемуса свои методы, — неопределенно ответила Элеанор. — Передай мне, пожалуйста, лейку, дорогая.

Хилари подняла металлический сосуд и отдала его пожилой.женщине. На мгновение их глаза встретились. Лайтфут взглянула в слегка загадочные бледно-голубые глаза Элеанор, и ей почудился в них отблеск стали. Она не первый раз видела подобное выражение, и это всегда внушало ей беспокойство. Но уже в следующую секунду все исчезло, сменившись обычным беспечно рассеянным видом.

— Спасибо, дорогая. — Элеанор направила струю из лейки на горшки. — Нельзя позволить, чтобы эти новые непентесы засохли. Они так хорошо начали расти. Видишь, как листья принимают форму маленьких кувшинчиков? А где сегодня Рид?

— Играет в гольф. — Хилари рассматривала странной формы листья растения. Они выглядели так же невинно, как и хрупкие цветы.

— Похоже, что последнее время он или играет в гольф, или стреляет на полигоне с Теком. Он даже не пожелал поговорить с Дэрреном по поводу этой Фокс.

— Мой муж наслаждается своей отставкой, — холодно сказала Хилари. — Он ее заслужил.

— Полагаю, что да, — мягко произнесла Элеа-нор. — Но знаешь, дорогая, я не могла подумать, что Рида до такой степени перестанут интересовать дела компании. Ведь «Каслтон и Лайтфут» так долго составляла весь смысл его жизни. Они с Бэрком вложили в нее все, что могли.

— Рид доверил мне следить за делами вместо него, — ровно проговорила Хилари.

— Конечно, дорогая. И очень правильно. Ты прекрасно выполняешь функции исполнительного директора. Правда, прекрасно. Передай мне, пожалуйста, этот маленький совок. Нет, не этот, другой. Ты едешь в город?

— Я договорилась о ленче с этой дамой — новым председателем Гильдии летних театров Порт-Клакстона.

— О, дорогая. Полагаю, что Гильдия в этом году захочет получить от «К и Л» еще больше денег.

— Несомненно.

— Мне, правда, кажется, что мы за эти годы дали им более чем достаточно, не так ли? Меня очень разочаровала эта их постановка прошлым летом.

— «Военные игрушки»?

— Да, где военные были изображены в довольно неприглядном свете, ты не находишь? Не говоря уже о компаниях, которые связаны с военным истеблишментом. Нам в Порт-Клакстоне не нужен такой театр.

«А добрые люди в Порт-Клакстоне в ближайшее время не увидят спектакля с такой сильной антивоенной направленностью», — угрюмо подумала Хилари. Каслтоны и Лайтфуты не скрывали своего отношения к «Военным игрушкам».

Собственно говоря, в прошлом году у тогдашнего председателя Гильдии, должно быть, временно помутился рассудок, когда он санкционировал постановку этой пьесы. «Хотя, — решила Хилари, — может быть, это было последним резким вызовом, утверждением артистической свободы со стороны уходящего в отставку».

Она надеялась, что бывший председатель получил удовольствие от того, как утер нос самому крупному спонсору гильдии, потому что теперь еще долгое время программе летних театров Порт-Клакстона придется за это платить. Новая председательша будет сегодня ползать на коленях, прося прощения за ошибки своего предшественника, поэтому Хилари совсем не прельщала мысль о предстоящем ленче.

— Наверное, я попрошу Тека сходить для меня в питомник, — хмуро произнесла Каслтон, заглядывая в поднос с ростками. — Мне необходимо еще немного мха для отростков Dionaea.

— Я скажу ему, что ты хочешь его видеть. — Хилари повернулась к двери оранжереи, которая в ту же секунду распахнулась.

— Нашел! Нашел! Нашел! — В оранжерею ворвался радостный пятилетний мальчик в полосатой тенниске и джинсах. Его светло-каштановые волосы были коротко и забавно подстрижены, а маленькое лицо подавало надежды стать, подобно отцовскому, красивым, как изваяние.

Элеанор улыбнулась своему внуку.

— Что ты нашел, Джордан?

— Мертвую муху. — Малыш открыл ладонь и показал умирающую толстую домашнюю муху. — Можно я покормлю какое-нибудь растение? Можно? Можно? Можно?

— Следует сказать «пожалуйста», — мягко поправила его бабушка. — Да, дорогой мой. Наверное, у нас тут есть достаточно голодное растение, чтобы съесть твою муху. Как насчет этой маленькой Dionaea? Она уже давно ничего не ела.

Хилари зачарованно смотрела, как Джордан осторожно уронил уже мертвое насекомое в открытые листья Венериной мухоловки. По щетинкам листа пробежала легкая дрожь, и со скоростью, которая заставила всех троих наблюдателей встрепенуться, листья сомкнулись. Муха была заперта.

— Ого, — произнес мальчик. — Ну и ну. Ты видела, Хилари?

— Да, Джордан, видела. — Она в последний раз оглядела сочную растительность, заполнявшую оранжерею. Некоторые из растений свисали со стен в корзинах, водные особи плавали на поверхности аквариума, остальные были высажены в ящиках, стоящих на скамейках.

Элеанор Каслтон создала интересную коллекцию непентесов, мухоловок, росянок и других подобных растений. Всех их объединяло одно: они были плотоядными.

Следуя за Филой, Ник шагнул в ярко освещенное кафе и, покоряясь неизбежному, осмотрел обстановку. Красные виниловые сиденья у отгороженных друг от друга пластиковых столиков «под дерево» на хромированных ножках. Между столиками скользили громкоголосые официантки в запятнанных жиром передниках, которые тоже казались на размер меньше, чем нужно. В открытом проходе к кухне виднелась дымная шипящая жаровня с кусками мяса; жир с них капал прямо в пламя. Этот классический для кафе маленького городка интерьер нарушал лишь захватывающий дух вид на.стоянку для автомобилей.

— Это лучшее, что вы смогли найти? — вежливо спросил Ник, направляясь за Филой к их столиц.

— Это действительно лучшее место в городе, — бодро ответила она. — Здесь все ужинают в субботу вечером.

— Сегодня пятница.

— Поэтому нам не пришлось ждать, чтобы получить столик, — спокойно заметила женщина. — Рекомендую бифштекс или цыпленка. Все остальное до определенной степени чревато.

— Буду иметь в виду. — Ник снова лениво оглядел зал, после чего опять обратил внимание на сидящую напротив женщину. Он улыбнулся. Сидеть рядом с Филой было равносильно нахождению на полной припаркованных автомобилей стоянке рядом с единственной машиной с включенным зажиганием.

Сейчас на мисс Фокс была шелковая блузка цвета тыквы и джинсы, подпоясанные полоской кожи с серебром и бирюзой. Никодемус начинал привыкать к тому, что ей нравятся смелые цвета. Они хорошо сочетались с ее безудержной энергией.

К их столику подошла официантка, чтобы принять заказ на напитки. Ник попросил виски и не был особенно удивлен, когда Фила заказала строгое белое вино. Напитки принесли без промедления. Он в задумчивости оглядел шумный ресторанчик.

— В чем дело, мистер Лайтфут? — поинтересовалась женщина, изучая меню. — Не привыкли к такой шикарной обстановке?

— Мне приходилось ужинать и в худших местах. — Он раскрыл меню. — Но и в лучших тоже. Скажите, Фила, почему вы приняли мое приглашение поужинать?

— Я решила, мы можем заодно покончить со всем этим. Напряжение меня убивает.

— С чем покончить?

— С тем, что вы задумали, чтобы склонить меня к продаже акций. — Слегка нахмурившись, она изучала меню, как будто испытывая затруднение перед выбором печеного или жареного картофеля.

— Я уже сказал вам, что сделал все, что мог.

— Ха! Ни на минуту в это не поверю. — Она подняла глаза. — Что вы будете заказывать?

— Блюдо дня.

— Вы даже не знаете, что это сегодня за блюдо. Нужно спросить у официантки. Ник безразлично пожал плечами.

— Я испытаю судьбу.

— Я вам сказала, что это может быть рискованно. Он слегка улыбнулся.

— Я часто выигрываю, когда рискую. Филадельфия ухмыльнулась и захлопнула меню.

— Как вам угодно. Я, по обыкновению, закажу цыпленка. — Она поставила локти на стол, сложила руки вместе и положила на них подбородок. Ее карие глаза испытующе смотрели на Ника. — Так расскажите же мне, Никодемус Лайтфут, как давно Лайтфуты и Каслтоны сделали своим бизнесом изготовление машин смерти для правительства?

— Вы тогда еще не родились, девочка.

Она моргнула.

— Вы даже не собираетесь это отрицать?

— Ну, с технической точки зрения это не машины смерти, а электроника и оборудование. По мнению некоторых, это своего рода технологическая страховка, путь к достижению паритета в мире. Собственно говоря, кое-кто может даже назвать «К и Л» очень патриотичной компанией. Но я подозреваю, что подавляющее большинство считает ее изделия машинами смерти.

— Насколько мне известно, «Каслтон и Лайтфут» производят электронику и оборудование для самолетов-истребителей и командных постов. По заказу военных. Это и означает, что вы производите машины смерти. Это также означает, что «К и Л» имеют самое непосредственное отношение к некоторым выгодным финансовым договоренностям с Пентагоном.

Ник кивнул. Все быстро становилось на свои места.

— Понимаю, — мягко произнес он. — Вы одна из них.

— Из кого?

— Вы, — он сделал тактичную паузу, — назовем это так, придерживаетесь либеральных убеждений. Она мрачно улыбнулась ему в ответ.

— Если вы считаете, будто я не из таких, то жаль, что вы не встречались с моей бабушкой.

— Ярко-розовая радикальная левая анархистка, правильно?

— Скажем так: ей не нравилось, что миром управляют такие люди, как вы.

— Как я?

— Аристократы, имеющие все, кроме титула. Слишком много денег и слишком много власти. Она остро чувствовала, что сосредоточение власти и денег в одних руках порождает коррупцию.

— Как и отсутствие одновременно и того и другого. Покажите мне десять человек, у которых недостаточно денег и недостаточно власти, чтобы управлять своей собственной жизнью, и я назову вам девять опасных людей. А десятый будет просто ошибкой природы.

Казалось, что воздух вокруг Филы вибрирует, а в ее глазах сверкают искры. Она определенно заводилась.

Ник обнаружил, что сосредоточение на нем всей этой женской энергии рождает определенные ощущения в области паха — этого уже давно с ним не случалось. Ему было ясно, что Филадельфия не имеет понятия о том, как возбуждает его, что было, с одной стороны, любопытно, а с другой — приводило мужчину в отчаяние.

—  — Таким образом, вы оправдываете, что родились членом привилегированного класса? Делаете вид, будто более благородны, чем те, кто не так богат, как вы? Что не снизойдете до поступков, на которые может быть способен бедный человек, чтобы выжить?

— Похоже, здесь имеет место некоторое недопонимание. Каслтоны и Лайтфуты — это не Рокфеллеры и Дюпоны. Когда вы смотрите на меня, вы видите перед собой деньги второго поколения, но лично у меня их нет вот уже три года.

— То есть сейчас я должна вас пожалеть?

— Послушайте, Фила, не знаю, что рассказывала вам Крисси, но суть дела такова. Мой отец, Рид Лайтфут, и его приятель, Бэрк Каслтон, ничего из себя не представляли, были обыкновенными мусорщиками, но во время службы в армии они обнаружили склонность к электронике. Когда они закончили службу, у них были грандиозные планы и амбиции, а также преимущество, которое дало им знание того, как функционирует военная машина изнутри. Они построили «Каслтон и Лайтфут» буквально на пустом месте. Им повезло. Выбор времени был удачным, и оказалось, что в деле управления они так же проницательны, как и в сборке электронного оборудования

— И они были достаточно умны, чтобы сделать своим бизнесом изготовление машин смерти? — с удовлетворением закончила за него Фила.

Ник понял, что ему нравится появившийся в глазах Филадельфии блеск азарта. Он спросил себя, похоже ли ее выражение лица на то, которое появляется, когда она лежит обнаженной рядом с мужчиной.

От этой мысли в голове у него появилась какая-то легкость, в то время как остальная часть тела продолжала оставаться тяжелой и напряженной. Он осознал, как много времени прошло с тех пор, когда он искренне желал лечь в постель с женщиной. Он прекрасно помнил тот день: 25 сентября, четыре с половиной года назад. Это была его брачная ночь. С того дня все пошло на спад, пока полтора года назад не закончилось разводом.

С тех пор у Ника была только одна женщина, перенесшая, как и он, битвы развода и приходившая в ужас от одиночества. Несколько месяцев они утешали друг друга, их отношения были безопасными и удобными, хотя и начисто лишенными вдохновения.

Для них обоих это было временем заживления ран. Ни один из них не стремился к большой любви и не ожидал встретить ее. Пять месяцев назад Джинни положила конец их отношениям, заявив, что готова начать искать что-нибудь более существенное и значимое. С тех пор у Ника тянулся период безбрачия.

До сегодняшнего вечера. Сегодня вечером все изменилось. Сегодня он снова начал ощущать простую мужскую радость от сексуального предвкушения.

Сделав над собой усилие, он отбросил свои чувственные желания и сосредоточился на поиске ключика к Филадельфии Фокс.

— Положа руку на сердце, — сказал Ник, поигрывая виски в своем стакане, — у меня самого были некоторые вопросы по поводу военных контрактов, которые обеспечивала «Каслтон и Лайтфут». Но, конечно, когда я еще принимал участие в делах фирмы.

— Что вы говорите? — У Филы был скептический вид. — И что же случилось, когда вы задали эти вопросы?

— Мне сказали, что я всерьез рискую превратиться в одного из простофиль либерального левого крыла, — сухо ответил он. — Меня также назвали трусом и потенциальным предателем своей страны. Помимо всего прочего.

Шок на лицо Филы порадовал его до глубины души. Он понял, что находится на правильном пути. Чтобы поймать такую осторожную лисичку, нужна приманка, кровоточащая из самого сердца.

— Как они посмели так говорить про вас, только потому что вы выступили против них? — негодующе воскликнула Фила. — Значит, тогда вы и ушли из «Каслтон и Лайтфут»?

— Да. Примерно тогда.

— Вы разошлись со своей семьей в вопросе изготовления машин смерти?

— Это не было единственной проблемой. — Он почувствовал себя обязанным признать это. — В то время имели место и другие события.

— Какие?

— Вы всегда так быстро устанавливаете доверительные отношения?

Она сразу же откинулась на спинку винилового кресла и опустила руки на колени.

— Отношения здесь ни при чем. Мы говорим о бизнесе.

— Сегодня вечером мне не хочется обсуждать вопросы бизнеса, Фила. Только если вы желаете поговорить об этих акциях.

— Я не хочу.

— Тогда остается разговор об отношениях. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы все-таки пытаетесь меня соблазнить?

— Вы в настроении, чтобы вас соблазнили?

— Нет, нисколько. Так что ни о чем не думайте. — Она помедлила секунду и затем, неминуемо влекомая к приманке, спросила:

— Вы правда ушли из «Каслтон и Лайтфут», потому что они производят военную электронику?

— Как я уже сказал, в тот момент имели место и другие события. — Он поймал ее. Он был в этом уверен. Приятное чувство предвкушения усилилось. Умная, блестящая лисичка попалась в капкан. Чтобы захлопнуть ловушку, потребуются ум и хитрость, но Ник с готовностью принял вызов. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— Я бы с удовольствием поговорила о том, что заставило вас решить, почему вы хотите, чтобы «Каслтон и Лайтфут» перестали изготовлять машины, смерти, — произнесла она.

Он, из последних сил сохраняя терпение, стал тщательно подбирать слова.

— Скажем просто: от военных контрактов часто бывает больше неприятностей, чем пользы в финансовом отношении. Чертовски трудно проверять большое количество сотрудников с точки зрения сохранения секретности, приходится вести слишком много бумаг, согласовывая цены, постоянно вмешиваются чиновники, которые пытаются урвать свой кусок пирога, выступая в качестве сторожевых собак при правительстве.

В ее выразительных глазах немедленно отразилось разочарование.

— По этим причинам вы хотели, чтобы ваша фирма перестала работать на правительство? Слишком много бумаг?

Его губы слегка искривились.

— А вы ожидали, что я скажу, будто стал либералом и увидел свет в конце тоннеля?

— Мне бы хотелось думать, что ваше решение было в некоторой степени продиктовано соображениями нравственности.

— Ну, допустим, были и еще причины помимо бумажной волокиты. Но, насколько я помню, для остальных членов семьи они ничего не значили.

— Какие причины? — спросила Фила, следуя за наживкой.

— Мне кажется, что сейчас неподходящее время, чтобы их обсуждать, — мягко возразил Ник. — Давайте немного поговорим о вас. Расскажите, почему вы ушли с работы. Вы работали в сфере социального обеспечения или материальной помощи или еще что-то в этом роде, насколько я понимаю?

— Я была сотрудником ОЗД, — сказала она более холодным тоном.

Он попытался расшифровать аббревиатуру, но не смог.

— ОЗД?

— Организация по защите детей.

— Детские приюты? Оскорбленные дети? Такого рода вещи?

— Да, — произнесла Фила еще более ледяным голосом. — Такого рода вещи.

— Ваша бывшая начальница говорила, что вы избегаете давать интервью корреспондентам. Что это значит?

— Был судебный процесс, касавшийся одного приюта. Мне пришлось давать свидетельские показания. После суда многие хотели взять у меня интервью.

Чем более скрытной она становилась, тем больше распалялось любопытство мужчины.

— Вы решили уйти с работы после того, как закончился суд?

— Люди, которые относятся к работе, как я, довольно часто сгорают. — Она благодарно улыбнулась официантке, которая подошла к их столику, чтобы принять заказ. — Как хорошо, — сказала она Нику. — Я умираю от голода.

Глядя на настоящий спектакль, который она устроила, заказывая цыпленка, Никодемус решил больше не возвращаться к теме ее бывшей работы.

— Я заказывал блюдо дня, — сообщил Ник официантке.

Женщина подняла глаза от блокнота.

— Это макароны с сыром, — сказала она предупреждающим тоном.

— Замечательно.

— Макароны с сыром? — в глубоком изумлении пробормотала Фила, после того как официантка удалилась.

— Так уж случилось, что я люблю макароны с сыром. Я человек с незатейливыми вкусами.

— Ну конечно. Поэтому вы ездите на «порше»и пьете виски.

— Иметь незатейливые вкусы не означает не придерживаться определенных стандартов, — кротко произнес Лайтфут. — Я пиво тоже люблю. Ну, так на чем мы остановились?

— Я не особенно помню. По-моему, вы пытались выведать историю моей жизни: чтобы, используя эту информацию, убедить меня вернуть акции. Это ваш обычный способ, не так ли? Вы коварный.

— Вы мне льстите.

Фила агрессивно дернула подбородком.

— Не думаю. Я бы не стала так уж сильно стараться, чтобы польстить любому из Лайтфутов или Каслтонов. Собственно говоря, мне кажется, нам пора выложить карты на стол.

— Почему вы решили, что у меня на руках вообще есть карты?

— Потому что вы человек такого плана, у которого в рукаве всегда припрятан туз. Ну так вот, почему бы вам не поговорить со мной начистоту, мистер Лайтфут? И что бы вы ни предложили или чем бы мне ни угрожали, будьте уверены, что получите от меня ответ начистоту.

— И ответ будет отрицательным, не так ли?

— Так. — Глаза Филы снова загорелись в предчувствии драки. Она начала было говорить дальше, но внезапно остановилась, уставившись на дверь за спиной Ника. Из ее глаз моментально исчез блеск, взгляд стал настороженным. — О, черт, — очень тихо произнесла она.

Ник с любопытством обернулся, спрашивая себя, не придется ли ему встретиться с разгневанным приятелем Филы. Но увидел плотно сложенную женщину в выцветшем, перекрашенном хлопчатобумажном платье. На вид он дал бы ей около сорока, однако редкие седеющие волосы женщины были заплетены в косы, падающие до пояса. Невыразительное лицо, абсолютно лишенное признаков зрелости или былой красоты. Отсутствие макияжа подчеркивало полную бесцветность ее кожи и губ. Одним взглядом вошедшая осмотрела весь зал и нашла Филу. После чего направилась по проходу к их столику.

— Ваша подруга? — спросил Ник, поворачиваясь обратно к Филе.

— Нет.

— Неприятности?

— Вероятно. — Она вцепилась пальцами в угол стола.

Ник не знал, чего ожидать от предстоящей встречи. Меньше всего ему хотелось оказаться участником драки двух женщин. Ему также не хотелось, чтобы Филу обидели.

— В этом случайно не замешан мужчина? — спросил он.

Фила посмотрела ему в глаза. В ее взгляде была горечь.

— В некотором роде. Ее зовут Рут Сполдинг. Можете уйти, если хотите.

— Пока не хочу. Я голоден, а вот и ваши салаты. — Он взглянул на официантку, которая приближалась к их столику с той же скоростью, что и женщина с косами. Если салатам повезет, они прибудут первыми.

Они и прибыли, точнее, салат Филы. Рут Сполдинг увидела поднос и с невнятным возгласом ярости ринулась за ним. Ока схватила с подноса одну из тарелок с зеленым салатом и швырнула ее прямо в Филу.

Нику удалось поймать на лету тяжелую тарелку до того, как она ударила мисс Фокс, но листья салага вместе с соусом и крошечными помидорами обрушились на ее яркую шелковую блузку. Фила не шевельнулась. Она просто сидела и смотрела на Рут с выражением беспомощной печали.

— Сука, лживая хитрая сука. — Теперь, когда Сполдинг орала на Филу, по ее лицу пошли отвратительные красные пятна. В глазах горела лихорадочная ненависть. — Ты солгала, черт тебя побери. Ты солгала, а они пришли и забрали детей. Дети — это все, что у нас было. А он любил этих детей. А теперь их нет. И моего мужа тоже нет. И это твоя вина, ты, гнусная, лживая шлюха!

Филу трясло, когда она начала медленно подниматься на ноги. Ник увидел, как дрожат ее руки, и встал из-за столика рядом с ней. Он с изумлением осознал, что в нем всколыхнулось непреодолимое желание защитить ее. Больше никто из посетителей ресторана не двинулся, хотя все взоры были прикованы к разыгравшейся сцене.