— Ясно. — Она закусила губу, торопливо собираясь с мыслями. — Ну так вот, сегодня, когда мы ходили смотреть на полет воздушного шара, какой-то мальчишка передал мне записку. И там говорилось, что я должна в полночь выйти на улицу, что проходит позади нашего дома, если хочу узнать правду о своем брате. Собственно, вот и все.
— Значит, это все?.. Господи! — Гарри даже зажмурился и на минуту закрыл руками лицо. — Нет, я все-таки кончу свою жизнь в сумасшедшем доме! Это несомненно.
— Гарри? С вами все в порядке?
— Нет, со мной не все в порядке! Я ведь только что объяснил вам, мадам, что скорее всего уже в самом ближайшем будущем попаду из-за вас в сумасшедший дом. — Гарри вскочил и приблизился к Августе. Он возвышался над нею, скрестив руки на груди и глядя на нее ледяным взглядом. — Теперь выкладывайте все по порядку. Кто послал вам эту записку?
— Не знаю. Я же говорила: тот, кто это сделал, так мне и не показался. Но он наблюдал за мной и выжидал, когда я появлюсь, чтобы подбросить мне эту книгу. Как только я ее заметила, он умчался прочь на своем коне. И я не успела его как следует рассмотреть.
— Позвольте мне взглянуть. — Гарри взял книгу у Августы с колен и принялся ее перелистывать.
Августа вскочила и, вытянув шею, попыталась заглянуть туда, желая понять, что это за книга. Она сразу заметила, что страницы заполнены записями от руки.
— Так это же чей-то дневник!
— Да, верно.
— Помедленнее, пожалуйста, вы слишком быстро переворачиваете страницы, милорд! Я не успеваю прочесть.
— Сомневаюсь, что вы что-нибудь здесь поймете, даже если успеете прочесть все. Текст зашифрован. И шифр старинный, изобретенный давным-давно.
— Правда? А вы сможете его прочесть? И какое это имеет отношение к моему брату? Как вы думаете, Гарри, что все это значит?
— Пожалуйста, успокойся, Августа. Присядь и дай мне несколько минут подумать. Я с этим шифром не имел дела уже много лет.
Августа послушно села и сидела очень тихо, крепко сжав руки на коленях, с нетерпением ожидая результатов.
Гарри вернулся на свое место за столом, сел, открыл дневник на первой странице и с напряженным вниманием углубился в изучение текста. Потом перевернул еще одну страницу, вторую и наконец перелистал несколько страниц в конце.
Эти мгновения показались Августе мучительно долгими. Когда же Гарри закрыл дневник и посмотрел ей прямо в глаза, она заметила на его лице какую-то новую особенную строгость; взгляд его, казалось, источал смертельный, леденящий холод, и больше она ничего не смогла прочитать в его прозрачных серых глазах.
— Ну, милорд? — прошептала она.
— Это запись шифрованных посланий, которые отсылались во время войны с различными курьерами. Некоторые я даже узнаю, потому что мои агенты их перехватывали, а я расшифровывал.
Августа нахмурилась:
— Но какое это имеет отношение к моему брату?
— Это очень личный дневник, Августа. — Гарри провел пальцем по обложке. — Подобные записи не предназначаются для чужих глаз — они касаются лишь самого автора.
— Но кто же он? Вы можете сказать?
— Лишь один человек мог тогда знать имена всех тех курьеров и французских агентов, которые передавали эти письма. Они перечислены в самом начале дневника. Во всей видимости, этот дневник некогда принадлежал самому Пауку.
— Но, Гарри, все же какое отношение это имеет к моему брату?! — в ужасе воскликнула Августа.
— Очень похоже — и я, утверждая это, основываюсь на данном факте и некоторых других свидетельствах, — что кто-то пытается доказать нам, что именно твой брат и был Пауком.
— Нет, это невозможно! — Августа вскочила. — То, что вы говорите, ложь!
— Пожалуйста, Августа, сядь, — спокойно попросил ее Гарри.
— Не сяду! — Она шагнула вперед, оперлась руками на стол и наклонилась к нему, словно надеясь, что так будет легче убедить его. — Мне совершенно безразлично, сколько у вас доказательств! Слышите? Мой брат не предатель! Ах, милорд, вы должны мне поверить! Ни один нортамберлендский Баллинджер никогда бы не предал свою родину. Ричард не был Пауком.
— Между прочим, я склонен согласиться с тобой.
Потрясенная этим неожиданным заявлением после только что представленных и, казалось бы, неопровержимых доказательств виновности Ричарда, Августа упала в кресло.
— Вы готовы со мной согласиться? Вы не верите, что этот дневник принадлежал Ричарду? Кстати, он и не мог ему принадлежать, милорд! Это же не его почерк! Клянусь!
— Почерк еще ничего не доказывает. Умный человек почти наверняка должен был выработать особый почерк, если хотел вести столь опасный дневник.
— Но, Гарри…
— На самом деле, — мягко прервал ее Гарри, — есть иные причины, согласно которым весьма трудно и даже невозможно поверить в то, что твой брат мог оказаться тем самым Пауком.
Августа неуверенно улыбнулась, чувствуя огромное облегчение:
— Господи, как я рада, милорд! Благодарю вас, ибо вы поверили в его честность. Не могу выразить, как много это для меня значит! Я никогда не забуду вашей доброты. О да, вы навеки заслужили мою признательность!
Гарри некоторое время молча смотрел на нее, с рассеянным видом барабаня пальцами по кожаному переплету.
— Мне, конечно, очень приятны ваши заверения, мадам. — Он положил дневник в ящик своего стола и запер замок.
— Но это правда, Гарри! — Августа улыбалась уже во весь рот. Потом слегка прокашлялась. — У вас были ужасные доказательства — стихи и этот дневник; кроме того, вам вообще свойственно больше доверять логике, чем слепой вере, и у меня есть к вам один вопрос…
— Какой же?
— Могу я просить вас ответить откровенно: почему вы готовы поверить, что не Ричард был этим Пауком? — Она с огромным нетерпением ждала, в глубине души надеясь, что Гарри скажет: «Только из-за любви к тебе, дорогая!»
— Но ответ очевиден, Августа.
— Вот как, милорд?
— Я уже прожил какое-то время в обществе яркой представительницы семейства нортамберлендских Баллинджеров и успел неплохо узнать привычки и особенности членов этого семейства. А поскольку я убежден, что все нортамберлендские Баллинджеры обладают определенным сходством характера… — Он умолк и пожал плечами.
Августа почувствовала неладное:
— Ну, Гарри? Прошу вас, продолжайте же!
— Позвольте мне быть откровенным, мадам. Ни у одного из нортамберлендских Баллинджеров никогда не было ни малейших способностей для того, чтобы стать таким шпионом, которому удавалось много лет избегать любых ловушек и так и не дать нам возможности установить, кто же он был на самом деле.
— Способностей? Что вы хотите этим сказать, Гарри?
— Я хочу сказать, что обыкновенный нортамберлендский Баллинджер, каковым являлся ваш брат, как ни посмотри, был слишком эмоционален и храбр, совершенно непредсказуем и, увы, дьявольски самонадеян и глуп, чтобы стать хотя бы сносным шпионом, не говоря уж о Пауке.
— Ах так?! — Августа захлопала глазами, осмысливая столь неожиданный ответ. Потом, осознав всю тяжесть нанесенного оскорбления, она взвилась, точно язычок пламени. — Да как вы смеете говорить такие вещи! Как вы смеете? Сейчас же извинитесь, сэр!
— Не смешите меня. Кто же извиняется за правду?
Августа в бешенстве смотрела на него.
— В таком случае вы не оставляете мне выбора, милорд. Вы все время оскорбляли мою семью. И я, последняя в роду нортамберлендских Баллинджеров, требую удовлетворения! Вы мне ответите за свои наглые замечания!
Гарри изумленно уставился на нее, потом медленно поднялся и спросил убийственно спокойным голосом:
— Как вы сказали, простите?
— Вы слышали, сэр! — Августу всю трясло от гнева, однако она задрала подбородок еще выше. — Я имею честь вызвать вас на дуэль! Оружие выбирать, естественно, вам. — Она нахмурилась, поскольку Гарри с озадаченным видом по-прежнему не сводил с нее глаз. — Вам же позволено выбирать его, если вас кто-то вызвал? Насколько я понимаю, именно так и делается. Я вас вызываю, вы выбираете оружие. Разве я не права?
— Правы ли вы, мадам? — Гарри медленно обошел вокруг стола. — Да, правила дуэли таковы. И кстати, будучи вызванным вами, я имею право выбирать не только оружие, но и место предстоящего поединка.
— Гарри? — Встревоженная его удивительным спокойствием, Августа начала понемногу отступать, поскольку он подходил к ней все ближе. — Милорд, что вы, собственно, намерены делать?
Гарри схватил ее как раз в тот момент, когда Августа уже решила, что разумнее всего было бы удрать. Она рванулась к двери, но слишком поздно.
Гарри перекинул ее через плечо, как мешок с мукой, широкими шагами достиг двери, распахнул ее и понес Августу через холл.
— Господи, Гарри, немедленно прекратите! — Августа замолотила кулаками по его широкой спине. Она вырывалась, как дикая кошка, но он намертво прижал к плечу ее бедра.
— Вы жаждали дуэли, мадам? Вот вы ее и получите. Мы воспользуемся тем оружием, которым уже снабдила нас матушка-природа, а местом нашего поединка будет моя постель. Уверяю вас, я ни за что не уступлю, пока вы не попросите пощады.
— Проклятье, Гарри! Но я совсем не этого хотела!
— Тем хуже для вас.
Гарри с Августой на плече уже успел преодолеть половину лестницы, когда вдруг появился Крэддок, торопливо надевавший ливрею. Его расстегнутая рубаха была выпущена, а туфли он нес в руках. Потрясенный зрелищем, он уставился на своего хозяина и его жену.
— Я услышал шум, ваше сиятельство, — заикаясь проговорил Крэддок, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Что-нибудь пропало?
— Абсолютно ничего, Крэддок, — заверил его Гарри, как ни в чем не бывало продолжая подниматься по лестнице с Августой на плече. — Мы с леди Грейстоун просто направлялись в спальню. Погасите, пожалуйста, свет.
— Разумеется, ваше сиятельство.
Августа успела увидеть выражение лица Крэддока, когда Гарри сворачивал за угол, поднявшись на второй этаж: дворецкий еле удерживался от смеха. Она застонала от унижения и отвращения к себе самой.
Гарри удалил своего лакея из спальни одним-единственным словом:
— Вон!
Лакей испарился, прикрыв за собой дверь, но Августа успела заметить ухмылку и на его лице. Она гневно глянула на Гарри, когда он легко сбросил ее со своего плеча на постель, сел с нею рядом и принялся стаскивать сапоги. Августа так и подскочила. Впрочем, гнев ее уже начал угасать. Уже взяв себя в руки, она прекрасно понимала, что все сказанное ею в библиотеке не вписывается ни в какие рамки.
— Простите меня за этот нелепый вызов на дуэль, милорд! Я понимаю, что жена не имеет права так вести себя. Но вы ужасно меня разозлили!
— Ну что вы, мадам. Вот если бы вы знали, что сейчас испытываю я… — Второй сапог полетел на пол. Гарри встал и принялся раздеваться.
Августа видела, насколько он уже возбужден. Она почувствовала, как и у нее в душе разгорается знакомый огонек. По телу разливалось сладостное тепло. «Господи, как же я его люблю! Нет, это просто несправедливо, что он имеет надо мной такую власть!»
— Ну а теперь, дражайшая супруга, начнем наш поединок. — Гарри упал на постель и одним движением поднял все ее юбки. Его рука скользнула по обнаженному бедру Августы, глаза блеснули, когда он наклонился над ней.
— А вы извинитесь, если я выиграю? — шепотом спросила она, тая от наслаждения под его ласками.
— Нет уж, извинений от меня вы не дождетесь, мадам! Но вы требовали удовлетворения, и я клянусь, вы его получите. И я, разумеется, тоже!
Его губы прильнули к ее устам, и он всей тяжестью навалился на нее.
Глава 18
Августа шевельнулась в широкой постели, чувствуя рядом с собой тяжелое сильное тело мужа. В воздухе все еще витал аромат страсти. Кожа Августы была чуть влажной после любовных игр.
Она открыла глаза и увидела за окном бледную луну. Потом медленно вытянула ноги. Усталые бедра ныли, как и всегда после занятий любовью с Гарри. Казалось, она слишком долго скакала верхом на бешеном жеребце с мощной спиной. А может, наоборот, скакали верхом на ней? Она улыбнулась.
— Августа?
— Да, Гарри? — Она повернулась к нему, опершись локтями на его обнаженную грудь.
— Я кое-что хотел бы узнать насчет твоего ночного приключения.
— И что же именно, милорд? — Она пробежала пальцами по густым завиткам у него на груди. Просто удивительно, до чего то, чем они занимались вместе в постели, меняло настроение у обоих! Сейчас она больше уже не испытывала ни обиды, ни желания обороняться.
— Почему ты сразу не пришла ко мне, когда мальчишка передал тебе записку? Почему решила отправиться на эту опасную встречу одна?
Августа вздохнула:
— Вряд ли ты поймешь меня, Гарри.
— Все-таки попробуй, объясни.
— Даже если ты и поймешь, то все равно вряд ли одобришь.
— Вот тут ты, пожалуй, права. Но все-таки объясни, почему ты не принесла эту записку мне, Августа. Не потому ли, что боялась найти в ней дополнительные доказательства виновности твоего брата?
— О нет! — быстро сказала она. — Как раз наоборот! Из записки я поняла, что получу доказательства его невиновности и сумею развеять пелену подозрений, окутывавшую его имя.
— Тогда почему же ты не доверилась мне? Ты же знала, что мне крайне интересно все, что касается этой истории.
Она посерьезнела:
— Я хотела доказать, что могу быть тебе не менее полезной помощницей, чем твои ближайшие друзья.
— Ты состязалась с Салли и Шелдрейком? — Гарри нахмурился. — Как это глупо, Августа! У них ведь огромный опыт в подобного рода делах. Они отлично знают, что такое осторожность. Ты же понятия не имеешь о том, как ведется расследование.
— Вот именно! — Она села с ним рядом. — Я как раз и хочу научиться! Я хочу быть среди твоих самых близких друзей, с которыми ты делишься своими самыми заветными мыслями. Я хочу быть связанной с тобой теми же узами, что связывают вас с Салли и Питером…
— Господи, Августа, ты же и так моя жена! — возмутился Гарри. — Наша связь с тобой куда сильнее и глубже, чем с Салли или Питером Шелдрейком, уверяю тебя.
— Но я чувствую себя по-настоящему близкой тебе, разве что только в постели, вот как сейчас! А мне этого мало, потому что даже в постели между нами сохраняется некоторая отчужденность.
— Никакой отчужденности между нами в постели нет, мадам. — Он улыбнулся и погладил ее обнаженное бедро. — Или мне следует вам напомнить?
Она отдернула ногу.
— Нет, отчужденность существует, потому что ты меня не любишь. Ты просто испытываешь ко мне физическое влечение. А это не одно и то же.
Он поднял бровь:
— Ты такой знаток в этих вопросах?
— Я полагаю, каждая женщина прекрасно различает страсть и любовь, — возразила Августа. — Это, несомненно, инстинкт.
— Неужели мы снова погрузимся сейчас в бессмысленные споры, которые ты ведешь с позиций чудовищно путаной женской логики?
— Нет. — Августа живо взглянула на него. — Я просто решила про себя, что если никогда не добьюсь твоей любви, Гарри, то, по крайней мере, стану твоим другом. Твоим очень близким другом. Я хочу войти в число самых близких твоих друзей. Тех, с кем ты делишь все. Ты меня понимаешь?
— Нет, я ничего не понимаю. В этом вообще мало смысла.
— Я хочу чувствовать себя бесконечно близкой тебе! Это вы понимаете, милорд? И тогда наша семья будет похожа на настоящую.
— Черт побери, Августа! Ты несешь какую-то эмоциональную чушь! Слушай меня хорошенько, жена: ты уже, совершенно определенно, часть моей семьи. Ты входишь в круг самых близких мне людей. — Он приподнял лицо Августы за подбородок, серьезно глядя ей в глаза. — И не забывайте об этом, мадам! И все же вам далеко до тайного агента, так что я не позволяю вам играть в такие опасные игры, как сегодня. Это вам достаточно ясно?
— Но я ведь хорошо поработала, Гарри! Согласись. Я принесла тебе очень интересную улику. Только представь, кто-то здорово потрудился, чтобы сбить нас с толку и заставить поверить, что мой брат и был этим самым Пауком, а следовательно, должен был умереть два года назад. Тут возникает масса интересных предположений, не правда ли?
Он усмехнулся:
— Правда. И самое интересное, что этот Паук скорее всего жив, но очень хочет, чтобы все считали его мертвым. Что приводит нас к выводу: он в настоящее время весьма доволен своим положением в обществе, богат и желает продолжать наслаждаться жизнью. Теперь — и это совершенно очевидно — ему есть что терять, и он боится, что правда о его прошлом все-таки всплывет. Вот почему он стал еще более опасным.
Августа задумалась:
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Чем больше я думаю о сегодняшнем происшествии, дорогая, тем сильнее убеждаюсь, что тебя коснулась настоящая беда. И приходится винить в этом себя одного.
Августа вдруг встревожилась. Она уже хорошо знала, что когда у Гарри в голосе появляются нарочито спокойные нотки, то за этим обычно следуют строгие приказы.
— О, пожалуйста, не вините себя, милорд! Это было просто моей ошибкой, которая никогда больше не повторится. В следующий раз я, как только получу какую-нибудь странную записку, сразу же прибегу к вам, клянусь.
Он мрачно посмотрел на нее:
— Мы предпримем кое-какие шаги, чтобы вы непременно так и поступили, мадам. И вы с Мередит больше не выйдете без меня или по крайней мере двух лакеев. Я сам выберу слуг, которые по моему распоряжению будут сопровождать вас, и сообщу Крэддоку, чтобы без них он никуда вас из дому не выпускал.
— Прекрасно, милорд!
Августа вздохнула с облегчением. Все могло быть гораздо хуже. Гарри вполне мог, например, вообще запретить ей выходить без его сопровождения. А поскольку он сам был в эти дни слишком занят, то это превратилось бы для них с Мередит в настоящее тюремное заключение. Так что она поздравила себя с относительно легким приговором.
— Вам это вполне ясно, мадам?
Августа послушно покивала головой, как примерная жена:
— О да, совершенно ясно, милорд.
— Более того, — тут же решительно добавил Гарри, — вы ни в коем случае не станете выходить из дому по вечерам как в сопровождении лакеев, так и без них, если меня с вами не будет.
Это было уже слишком. И Августа тут же нанесла ответный удар:
— Гарри, ты заходишь слишком далеко! Уверяю тебя, мы с Мередит будем брать с собой целый отряд лакеев, раз ты так хочешь, но ты же не станешь держать нас взаперти каждый вечер.
— Извини, Августа, — сказал он довольно мягко, — но я не смогу сосредоточиться по-настоящему на своих расследованиях, если не буду уверен, что ты в безопасности.
— Ну тогда ты сам скажи своей дочери, что завтра вечером она не сможет поехать в цирк Эстли, — заявила Августа.
— Ты собиралась повезти ее к Эстли? — Гарри нахмурился. — Я сомневаюсь, что это разумный выбор. Эстли хорошо известен своими дурацкими мелодрамами. У него там, конечно, наездницы буквально летают над лошадиными спинами, но ничего особенно полезного для развития умственных способностей ребенка я в этом не вижу. А ты как считаешь?
— А я считаю, — упрямо сказала Августа, — что Мередит все это ужасно понравится! И мне тоже!
— Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне придется перестроить свое завтрашнее расписание и поехать вечером с вами к Эстли, — неожиданно легко согласился Гарри.
Августа чуть не лишилась дара речи от такой неожиданной капитуляции.
— Правда?
— Пожалуйста, не делай таких удивленных глаз, дорогая. Став победителем в нашем сегодняшнем поединке, я могу позволить себе быть великодушным к побежденному.
— Победителем? А кто назвал тебя победителем? — Августа схватила подушку и принялась безжалостно лупить ею мужа.
Смех Гарри звучал хрипловато от затаенной страсти.
Представление Эстли оказалось совсем не таким скучным, как опасался Гарри. Однако дело было не в смелых наездницах, и не в том, что они выделывали всякие кульбиты на спинах мчащихся лошадей, и не в громкой музыке, и не в пустой мелодраме, во время которой взрывались шутихи, а все герои пели глупейшие арии. Все это оставило Гарри совершенно равнодушным. Он только смотрел на жену и дочь, которые даже высунулись из ложи, чтобы не пропустить ни мгновения из разворачивавшегося внизу действа.
По крайней мере, в одном Августа оказалась права. Мередит была невероятно счастлива. И снова Гарри поразился, глядя, как расцвела его вечно серьезная дочь за эти несколько последних недель. Похоже, она наконец-то впервые открыла для себя радости детства.
Их счастливый вид заставил его даже задуматься над тем, правильно ли было устанавливать для Мередит столь строгое расписание, которое он велел ей неукоснительно соблюдать. Пожалуй, это требование оказалось чересчур суровым. В расписании явно не хватало игр и развлечений, столь необходимых ребенку.
Гарри видел, как восторженно ахнула Мередит, когда девушка на арене внизу перелетела через барьер из разноцветных платков и благополучно приземлилась на спину мчащейся лошади. Совершенно очевидно, дочь его в последнее время просто преобразилась, печально подумал он. Хорошо еще, если ей не придет в голову полететь на воздушном шаре или присоединиться к труппе Эстли и стать одной из его смелых наездниц-акробаток.
Он перевел взгляд на жену, которая как раз показывала Мередит на артиста, игравшего роль злодея. Великолепная огромная люстра над ареной отбрасывала золотистые блики на блестящие волосы Августы. Слова, которые она так искренне сказала ему вчера ночью, все еще звучали у него в ушах.
Я хочу быть среди самых близких твоих друзей.
Он понимал, ей трудно привыкнуть к новой семье, живущей по иным устоям, чем та, к которой принадлежала когда-то она. Августа была последней из нортамберлендских Баллинджеров и тяжело переживала свое одиночество после гибели брата. Теперь Гарри хорошо понимал ее.
Но почему же Августа не может понять, как много она значит для той семьи, в которую вошла? Она, конечно же, не может не замечать, что Мередит буквально не отходит от нее ни на шаг. Правда, девочка так и не начала называть Августу мамой, но теперь это казалось Гарри уже не таким важным.
То, что Августе не дает покоя нежелание мужа стоять перед ней на коленях и твердить ей о вечной любви, раздражало Гарри и казалось ему по меньшей мере странным. Нет, она, конечно же, чересчур чувствительна! Гарри считал, что уже не раз продемонстрировал ей свою сердечную привязанность. И свое доверие. Он даже нахмурился, думая о том, насколько великодушным и мягкосердечным стал при новой графине Грейстоун.
Да любой другой мужчина, увидев, как его жена среди ночи влезает в дом через окно, сразу решил бы, что ему наставили рога!
Вчера Августа должна была бы молить его о прощении и клясться, что никогда больше не будет искать подобных приключений. Но вместо этого она разъярилась и вызвала собственного мужа на дуэль!
Нет, эта женщина, безусловно, читает слишком много романов!
Я хочу быть связанной с тобой теми же узами, что связывают вас с Салли и Питером…
Естественно, он исключил ее из расследования. И не только потому, что ей не хватало опыта, хотя и само это было достаточно важной причиной. Больше всего он не хотел волновать ее: ведь Ричард, безусловно, был причастен к тому темному делу.
Но теперь Гарри уже сомневался, правильно ли поступил, отстранив Августу. Так или иначе, она все равно оказалась замешанной в эту историю, и именно потому, что в ней был замешан ее брат. К тому же последний человек в роду нортамберлендских Баллинджеров имеет право знать правду.
Гарри услышал, что музыка стала громче: представление близилось к концу. Лошади и актеры уже раскланивались под восторженные аплодисменты зрителей.
На пути домой Мередит болтала без умолку.
— Папа, как ты думаешь, я могла бы научиться ездить на лошади, как та дама в розовом?
— Не думаю, чтобы это искусство очень пригодилось тебе в будущем, — ответил Гарри, быстро взглянув на довольную Августу. — Довольно редко требуется ездить, стоя на спине у лошади.
Мередит нахмурилась. Логика отца была, как всегда, безупречной.
— Наверное, ты прав. — Потом она снова просияла. — А чудесно было, когда пони спас ту даму?
— Чудесно.
— А что тебе больше всего понравилось, папа?
Гарри сдержанно улыбнулся, снова посмотрев на Августу.
— Декорация.
Когда карета остановилась возле их особняка, Гарри коснулся руки Августы.
— Останься на минутку, пожалуйста. — И велел Мередит:
— А ты беги в дом. Августа сейчас придет.
— Хорошо, папа. — Мередит выскочила из кареты и тут же принялась рассказывать лакею об удивительном представлении, которое только что видела.
Августа с любопытством посмотрела на Гарри:
— Да, милорд?
Он поколебался, а потом словно бросился в ледяную воду…
— Я сейчас поеду поговорить кое о чем с Шелдрейком в одном из клубов.
— Снова о вашем расследовании?
— Да. Сегодня, поздним вечером, мы втроем — Салли, Шелдрейк и я — собирались провести нечто вроде совещания. Хотим обсудить все, что нам стало известно об этом деле, и посмотреть, нет ли у нас каких-то ответов на накопившиеся вопросы. Если желаешь, можешь к нам присоединиться.
Глаза Августы широко распахнулись.
— О, неужели правда, Гарри?
— У тебя тоже есть полное право знать все, дорогая. Наверное, я совершенно напрасно не допускал тебя к расследованию раньше.
— Милорд, как мне отблагодарить вас?
— Ну, я бы… — Гарри был явно смущен, когда Августа бросилась ему на шею.
Она обнимала его с таким искренним восторгом, что не замечала даже открытой дверцы кареты. Так что по крайней мере лакей и кучер могли лицезреть все происходящее внутри.
— Во сколько мне ожидать тебя домой, Гарри?
— Хм, где-нибудь около трех. — Он нежно разомкнул руки Августы, чувствуя, что его тело уже начинает отвечать на ее ласку. — Жди меня в библиотеке. А потом мы с тобой пройдем прямо через сад.
— Я буду ждать! — Ее улыбка была ярче огней в цирке Эстли.
Гарри подождал, пока она спокойно войдет в дом, а потом велел кучеру ехать в клуб, где они должны были встретиться с Питером. Как только карета тронулась, Гарри попытался убедить себя, что поступил правильно, разрешив Августе принять участие в совещании их маленькой группы.
Возможно, он поступил и правильно, но решение принял вопреки собственному здравому смыслу. Гарри задумчиво смотрел в окно, чувствуя, как его охватывает беспокойство.
Питер Шелдрейк, как всегда одетый щеголевато, вышел из игорной комнаты и двинулся навстречу только что прибывшему Гарри с бутылкой кларета в руке.
— Ого! Я вижу, ты вполне пережил поход в цирк, на который тебя обрекли сегодня вечером твои легкомысленные дамы! Давай-ка выпьем по бокалу, и ты расскажешь мне о том замечательном представлении, которое, должно быть, видел у Эстли. Несколько лет назад я водил туда своих племянников, и единственное, что удержало их от вступления в его труппу, — это мое обещание пойти туда с ними еще раз.
Гарри невольно улыбнулся и проследовал за Питером в их любимый уединенный уголок.
— Я как раз думал, что тоже рискую столкнуться с той же проблемой. И не только из-за Мередит. У меня возникли весьма серьезные опасения, что и Августа мечтает о сценической славе.
— Что ж, попытайся встать на ее место, — сказал Питер с усмешкой. — Быть графиней Грейстоун довольно скучное занятие, а там дерзкие отважные наездники, толпа восторженных зрителей! Аплодисменты! Приветственные крики! Молодые мужчины, которые не сводят с тебя влюбленных глаз, свешиваясь с верхних ярусов и из лож!
Гарри поморщился:
— Лучше не напоминай! Хотя жизнь Августы, кажется, вскоре станет значительно интереснее.
— Неужели? — Питер отпил вина. — И каким же образом? Уж не собираешься ли ты позволить ей не надевать больше кружевных косынок, скромно прикрывающих грудь, или разрешишь делать вырез на платьях еще глубже? Как это, должно быть, ее обрадует!
Гарри гневно посмотрел на Питера, однако все же задумался, не слишком ли тиранит Августу по поводу ее нарядов.
— Мы еще посмотрим, как ты сам будешь относиться к декольте собственной жены! — усмехнулся он.
— Конечно посмотрим! — засмеялся Питер.
— А о новом интересе в жизни Августы я хотел сказать тебе следующее: сегодня ночью она примет участие в нашем совещании.
Шелдрейк поперхнулся и быстро допил свой кларет. Потом изумленно посмотрел на Гарри:
— Черт возьми, неужели ты хочешь позволить ей влезть во все это? И ты полагаешь, что поступаешь разумно, Грейстоун?
— Может быть, и нет.
— А ведь буквально все улики указывают на ее брата! Смотри, сделаешь ей больно!
— Да, не вызывает сомнений, что Баллинджер был как-то замешан в этом деле, однако можешь мне поверить, Шелдрейк: он ни в коем случае не мог быть Пауком!
— Ну, как тебе угодно! — Вид у Питера был весьма скептический.
— Да, так мне угодно, У нас есть весьма сильные и обоснованные подозрения, что кто-то очень хочет заставить нас поверить, будто Паук уже два года как мертв. — Гарри быстро описал Питеру дневник, который Августа нашла на улочке за их особняком.
— Боже мой! — У Питера перехватило дыхание. — И это настоящий дневник? Не подделка, изготовленная кем-то, чтобы сбить нас с толку?
— Я уверен, что дневник настоящий. Скажу тебе честно, Шелдрейк, мне страшно даже подумать, кто мог тогда наблюдать за Августой на темной улице.
— Понимаю.
Гарри собирался уже перейти к обсуждению фактов дневника, и вдруг заметил, что прямо к ним через всю комнату идет Лавджой. В зеленых глазах его сверкала затаенная угроза.
Как много скучающих и опасных проходимцев слоняется после войны по Лондону, подумал Гарри. Они похожи на обломки страшного кораблекрушения.
— Добрый вечер, Грейстоун, Шелдрейк. Удивлен, что вижу вас сегодня здесь. Я полагал, что вы при своих дамах. Между прочим, Шелдрейк, поздравляю вас с помолвкой. Хотя, должен сказать, не очень-то честно с вашей стороны исключать из нашего общества одну из самых прелестных и богатых невест. Пожалуй, остальным и выбирать не из чего будет, а?