— Я знаю, мисс Флеминг.

— Мередит привыкла к строгому распорядку дня. Она прекрасно справлялась со своими занятиями, и я бы не хотела, чтобы с вашим появлением ее привычки изменились.

— Я совершенно согласна с вами, мисс Флеминг. — Августа ласково улыбнулась. Судьба Клариссы, бедной родственницы в чужом богатом доме, была незавидной. Она, безусловно, изо всех сил старалась найти себе применение, быть полезной, и Августа не могла не сочувствовать ей. Нелегко жить в чужой семье. Это она прекрасно знала на собственном опыте. — Мередит сделала большие успехи под вашим руководством, и я вовсе не собираюсь ничего менять и вмешиваться в ваши занятия.

— Благодарю вас, мадам.

— И в то же время я чувствую, что девочке необходимы игры и развлечения, пусть и немного легкомысленные. Даже моя тетя Пруденция прекрасно понимала, как важны для юного существа развивающие игры и забавы. И моя кузина Клодия, которая пошла по стопам своей матери и тоже пишет книгу о различных полезных знаниях, необходимых юным леди, в своем сочинении целую главу посвятила тому, как важно уметь рисовать карандашом и акварелью.

Кларисса захлопала глазами и стала похожа на сову.

— Ваша кузина пишет учебник для детей?

— Да, а что? — Августа вдруг поняла, где уже видела такое выражение, какое было сейчас на лице у Клариссы. Оно довольно-таки часто, надо сказать, появлялось на лицах многих дам из клуба «Помпея», особенно тех, кто проводил долгие часы за письменным столом. Да и в ангельских голубых глазах Клодии такое выражение мелькало довольно часто. — О, я понимаю, мисс Флеминг! Вы, вероятно, тоже подумывали о том, чтобы написать для юных что-нибудь подобное?

На удивление взволнованная этим вопросом, Кларисса даже немного покраснела.

— Да, я действительно несколько раз думала об этом. Только вряд ли что-нибудь выйдет: я прекрасно знаю свои возможности.

— Не говорите так, мисс Флеминг! Мы не знаем своих возможностей до тех пор, пока не испытаем себя. Так вы писали уже подобные книги?

— Всего лишь наброски… — вымолвила Кларисса, явно смущенная собственной смелостью. — Я даже собиралась показать их Грейстоуну, но побоялась, что он сочтет их слишком поверхностными. Он ведь такой интеллектуал!

Августа нетерпеливо отмахнулась:

— Я, разумеется, нисколько не сомневаюсь в величии его интеллекта, но вовсе не уверена, что он стал бы разумным судьей в такого рода вопросах. Грейстоун пишет для очень узкого академического круга. А вы собирались писать для детей, не правда ли? Это две совершенно различные группы читателей.

— Да, я полагаю, дело именно в этом.

— У меня есть прекрасная идея. Когда вы закончите писать вашу книгу, принесите ее мне, я дам ее почитать своему дяде, а он отошлет ваше произведение издателю.

У Клариссы перехватило дыхание.

— Вы хотите показать мою писанину сэру Томасу Баллинджеру? Супругу леди Пруденции Баллинджер? Нет, я не могу подвергнуть себя подобному испытанию! Он сочтет меня излишне самонадеянной!

— Чепуха! И о каком испытании вы говорите? Дядя Томас будет просто счастлив! Он всегда принимая участие в публикации работ тети Пруденции, можете не сомневаться.

— Неужели?

— Ну конечно! — Августа улыбнулась, вспомнив, какое смутное представление сэр Томас имеет о том, что творится вокруг. Не составит труда убедить его сунуть работу Клариссы в конверт и отослать издателю с рекомендацией напечатать ее на том основании, что она написана последовательницей леди Пруденции Баллинджер. Августа решила, что даже рекомендательное письмо она напишет сама, чтобы лишний раз не беспокоить дядю.

— Как мило с вашей стороны, мадам. — Кларисса выглядела так, словно почувствовала сильное головокружение. — Я давняя поклонница творчества сэра Томаса. У него такое замечательное чувство исторической реальности! Такая способность подмечать все мельчайшие штрихи и нюансы! Исключительно научный подход и стиль письма и поистине педагогический дар в преподнесении материала. Как жаль, что он никогда не испытывал желания писать для детей и юношества! Он бы мог посеять много доброго в юных душах.

Августа усмехнулась:

— Ну, в этом я не очень уверена. Я лично всегда находила произведения сэра Томаса суховатыми.

— Как вы можете так говорить?! — страстно воскликнула Кларисса. — Они ничуть не суховаты. Они блистательны! Нет, я и представить себе не могу, что он будет читать мою работу. Это невозможно!

— Да? А знаете, я еще хотела бы сказать вам, что, по-моему, в учебниках для детей всегда не хватало сведений о знаменитых женщинах и их роли в истории человечества.

Кларисса изумленно воззрилась на нее:

— О знаменитых женщинах, мадам?

— В прошлые века существовало немало смелых и благородных женщин, мисс Флеминг. Знаменитые королевы, например. И племена свирепых амазонок. И несколько весьма интересных представительниц античного мира. Даже несколько женщин-чудовищ. Мне представляется необычайно увлекательной тема женщин-чудовищ, а вам, мисс Флеминг?

— Я как-то не слишком много внимания уделяла этой теме, — проговорила Кларисса.

— Вы только подумайте, — с воодушевлением продолжала Августа, — многие античные герои-мужчины до смерти боялись Медузы, или сирен, или других подобных им чудовищ! Это, безусловно, наводит на мысль о том, что женщины имели в те времена значительную власть и могущество, не правда ли?

— Интересная мысль… — заметила Кларисса.

— Вы представьте, мисс Флеминг: по крайней мере половина всемирной истории так никогда и не была написана только потому, что она непосредственно связана с женщинами!

— По-моему, это замечательно плодотворная идея! Открывается целая неисследованная, совершенно новая область! Как вы думаете, сэр Томас счел бы это достойным объектом для исследование?

— Мой дядя человек чрезвычайно восприимчивый, особенно в плане интеллектуальных занятий. Я полагаю, он сочтет это новое направление исторической науки весьма увлекательным. И только подумайте, Кларисса, вы можете стать именно той исследовательницей, которая сумеет впервые что-то сделать в совершенно новой области исторической науки!

— Я трепещу при одной лишь мысли об этом, — еле слышно выдохнула Кларисса.

— Конечно, потребуются огромные усилия, чтобы хоть чуть-чуть приоткрыть занавес над данной проблемой, — продолжала мечтать Августа. — К счастью, здесь в вашем распоряжении огромная библиотека моего супруга. Ну как, вас заинтересовала подобная перспектива?

— И весьма, мадам! Я и сама порой задумывалась: и почему мы так мало знаем о.наших великих предшественницах?

— Ну тогда заключим с вами соглашение, — заявила Августа. — Я буду заниматься с Мередит рисованием и художественной литературой по понедельникам и средам, а вы в эти часы сможете посвятить себя исследованиям в области исторической науки. По-моему, вполне разумно, вам покажется?

— Весьма разумно, мадам. Весьма… И весьма благородно с вашей стороны, осмелюсь заметить. Да еще… если сэр Томас составит свое мнение о моих трудах и как-то поможет мне… О нет, это невыносимо! — Кларисса явно пыталась держать себя в руках. — Если позволите, я лучше вернусь к своим обязанностям, мадам.

Мрачное коричневое платье Клариссы так и взметнулось, когда его хозяйка несвойственным ей быстрым шагом устремилась прочь. Оно, казалось, тоже обрело новый смысл в жизни, как и сама Кларисса.

Августа посмотрела ей вслед, потом задумчиво улыбнулась своим тайным мыслям. Как раз такая женщина и нужна ее дяде! Брак между ним и Клариссой стал бы поистине союзом двух родственных душ и умов. Кларисса лучше других сумела бы понять и разделить увлеченность сэра Томаса наукой, а сэр Томас нашел бы Клариссу ничуть не менее привлекательной, чем леди Пруденция. Тут явно есть над чем поразмыслить, решила Августа.

Однако она пока что отложила размышления на эту тему и вновь перечитала письмо Клодии. И, разворачивая его во второй раз, вдруг вспомнила, что теперь она стала графиней Грейстоун и пора подумать о том, как достойным образом показать себя в качестве хозяйки дома и устроить прием.

Нортамберлендские Баллинджеры всегда славились своим особым умением устраивать всякие балы и празднества. «Видимо, во всем виновата наша природная склонность к легкомысленным занятиям, — решила Августа. — И я, будучи последней в нашем роду, непременно поддержу эту традицию».

Да, она даст бал здесь, в старинном загородном особняке, и это будет самый прекрасный бал за всю историю рода Грейстоунов!

К тому же заботы отвлекут ее от воспоминаний о том неприятном разговоре с Гарри, когда они с Мередит устроили пикник. Воспоминания о нем все еще тревожили Августу.

Она не могла и ни за что не хотела верить, что Ричард способен был шпионить в пользу французов. Об этом даже подумать было невозможно! Ни один из нортамберлендских Баллинджеров никогда бы не пал так низко.

И уж конечно никак не ее отважный, безрассудный и благородный Ричард!

И еще сложнее было представить, что Грейстоун в те времена работал в английской разведке. Это гораздо больше похоже как раз на Ричарда, размышляла Августа даже с какой-то неприязнью. Она и вообразить не могла, что такой человек, как Гарри, был шпионом.

Хотя, разумеется, подозрения вызывала и его способность открывать любой замок, и умение появляться рядом именно в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь.

И тем не менее неужели Гарри все-таки был профессиональным шпионом!

Дело в том, что разведка никогда не считалась по-настоящему достойным занятием для истинного джентльмена. Большая часть великосветской публики разделяла то мнение, что в ремесле шпиона есть нечто непристойное. А Гарри всегда был таким горячим поборником приличий.

Августа вдруг подумала о том, насколько неприлично он способен вести себя в спальне, и румянец вспыхнул у нее на щеках.

Гарри чрезвычайно сложный человек. Это она поняла с самого начала, стоило ей заглянуть в его холодные серые глаза. Теперь же она понимала и то, что многое в его душе навсегда останется для нее тайной.

Однако предположим — только предположим! — что Гарри все-таки был агентом. От этой мысли Августе сразу стало не по себе. Какой смертельной опасности он подвергал свою жизнь! Она решила больше не думать об этом и принялась составлять список гостей, которых собиралась пригласить на первый бал в поместье Грейстоун…

Но уже через несколько минут Августа бросилась искать мужа и обнаружила его в. библиотеке. Гарри склонился над картой военных кампаний Цезаря.

— Да, дорогая? — спросил он, не поднимая глаз.

— Знаешь, я хотела бы дать здесь, в Грейстоуне, бал. Ты ведь разрешишь мне, Гарри? Я решила сначала посоветоваться с тобой.

Он неохотно оторвался от карты:

— Бал? Это значит полный дом людей? Здесь, в Грейстоуне?

— Мы пригласим только самых близких друзей, Гарри. Например, моего дядю и Клодию. И конечно, мистера Шелдрейка. И всех, кого ты захочешь сам. Ужасно жаль, что Салли не сможет приехать! Мне бы так этого хотелось!

— Ну, не знаю, Августа… Я не особенный любитель подобных развлечений, да и устраивать их не умею.

Августа улыбнулась:

— Тебе не придется ничего устраивать. Я сама обо всем позабочусь. Моя мать дала мне массу полезных уроков на этот счет. Кроме того, и нашим здешним соседям полезно повеселиться. Нам давно пора устроить какой-нибудь прием.

Гарри помрачнел:

— Ты уверена, что это необходимо?

— Ах, милорд, в этих делах я разбираюсь прекрасно, так что поверьте мне! У каждого свои таланты, как известно. Вы согласны? — Она выразительно кивнула в сторону старинной карты, разложенной на столе.

— Ну хорошо. На один бал я согласен. Но не больше! Мне ни к чему утомительная череда приемов и вечеринок. Я это не люблю, Августа, и считаю лишь бессмысленной тратой времени.

— Да, милорд. Вы абсолютно правы.

Несмотря на то что Августа интуитивно предполагала в Гарри натуру загадочную и противоречивую, она никак не ожидала, что ради беседы с ней он вдруг решит отвлечься от своих научных исследований и позовет ее в библиотеку. Это случилось через неделю после разговора о предстоящем бале.

Августа не сразу пришла в себя от изумления, когда горничная сообщила ей, что Гарри желает немедленно видеть ее у себя в библиотеке.

— Он так и сказал: немедленно? — Августа удивленно смотрела на горничную.

— Да, мадам! — Девушка была явно поражена. — Его сиятельство велели передать, что это очень срочно.

— Господи боже! Надеюсь, с Мередит ничего не случилось? — Августа отложила перо и письмо, которое писала Салли.

— О нет, мадам! Ничего такого не случилось. Мисс Мередит всего несколько минут назад забегала к его сиятельству и теперь уже снова занимается в классной. Это я знаю совершенно точно: я только что носила туда чай.

— Ну что ж, хорошо. Нэнси, передайте, пожалуйста, его сиятельству, что я тотчас же спущусь к нему.

— Да, мадам. — Нэнси поклонилась и поспешила вниз.

Сгорая от любопытства и страстно желая узнать причину, побудившую Гарри столь срочно призвать ее в библиотеку, Августа задержалась лишь на минутку, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Она была одета в кремовое платье из муслина с нежным зеленоватым рисунком. Низкий вырез был обшит зеленой лентой, как и пышная оборка на юбке.

Поняв по встревоженному лицу горничной, что Грейстоун отнюдь не в лучшем настроении, Августа вытащила из ящика комода кружевную зеленую косынку и прикрыла ею обнаженные плечи. Гарри достаточно ясно и не один раз давал ей понять, что находит ее вкусы в одежде несколько нескромными. Не стоило сегодня еще больше раздражать его чересчур глубоким декольте.

Августа вздохнула и поспешила в библиотеку. Причуды и настроения мужа — вот одна из главных проблем, с которыми сталкивается женщина, выйдя замуж.

Однако следует быть справедливой, напомнила себе Августа. Гарри тоже пришлось кое в чем уступить ей после свадьбы. Например, он, вопреки своим взглядам, позволил Мередит заниматься рисованием и литературой.

Через несколько минут Августа влетела в библиотеку, сияя радостной улыбкой. Горничная оказалась права: Гарри был крайне мрачен и пребывал в весьма опасном настроении.

Августу очень задел его холодный равнодушный взгляд. Ей даже показалось, что в резких чертах лица графа есть, пожалуй, что-то хищное.

— Вы хотели поговорить со мной, милорд?

— Да.

— Если насчет бала, то можете быть совершенно уверены, сэр, что я за всем прослежу. Все приглашения разосланы еще несколько дней назад, и мы уже начали получать ответные письма. Я договорилась с музыкантами, а повара закупают провизию.

— Меня не интересует ваш дурацкий бал, мадам, — сердито буркнул Грейстоун. — Дело в том, что я только что имел довольно интересный разговор с Мередит.

— Да? И в чем же дело, милорд?

— Она сообщила мне, что во время пикника, расписывая достоинства вашего брата, вы упомянули о каком-то стихотворении, которое он вам оставил.

У Августы сразу пересохло во рту, хотя она понятия не имела, куда он клонит.

— Это правда, милорд.

— И это стихотворение, кажется, было посвящено паукам и паутине?

— Милорд, это всего лишь обыкновенный маленький стишок. И я вовсе не собиралась показывать его Мередит, если вы боитесь именно этого. Хотя вряд ли он мог бы испугать ее; я не раз убеждалась, что детям даже нравятся страшные стихи. Честное слово, милорд.

Гарри не обратил ни малейшего внимания на ее поспешные заверения.

— Все это неважно. Стихи у вас?

— Да, разумеется.

— Сейчас же принесите. Я хочу прочесть.

Леденящий холод пронизал сердце Августы.

— Я не понимаю, Грейстоун! С какой стати вы пожелали вдруг прочитать стихи Ричарда? Это совсем не такое уж хорошее стихотворение. Скорее довольно бессмысленное. К тому же там ужасно хромает рифма. Я сохранила его только потому, что брат отдал мне этот листок в ту ночь, когда его ранили, и умолял непременно сберечь. — Слезы обожгли ей глаза. — На этом листке кровь моего брата, Гарри! Я не могла его выбросить.

— Сходи и принеси мне эти стихи, Августа.

Она смущенно помотала головой.

— Зачем? — И вдруг неожиданная догадка пронзила ее. — Неужели это имеет какое-то отношение к вашим подозрениям относительно Ричарда, милорд?

— Ничего не могу тебе сказать, пока сам не прочту стихи. Сейчас же принеси их мне, Августа. Я должен на них взглянуть.

Она неуверенно шагнула к двери.

— Мне совсем не хочется показывать их вам, милорд. Па крайней мере, пока вы не скажете, зачем они вам.

— Они могут дать ответ на давным-давно возникшие вопросы.

— На вопросы, связанные с деятельностью тайных агентов, сэр?

— Возможно, — процедил Гарри сквозь зубы. — Точно сказать не могу, но возможно. Особенно если ваш брат работал на французов.

— Но он не работал на французов!

— Августа, я больше не желаю слушать твои хитроумные заключения относительно гибели Ричарда и тех обстоятельств, что были с нею связаны! До сегодняшнего дня я не имел ничего против тех иллюзий, которые ты питала на сей счет. Напротив, я и сам их поддерживал. Однако стихотворение о пауке и паутине, возможно, изменит все.

Августа обхватила себя руками, как в ознобе. Мысли так и метались у нее в голове.

— Я ни за что не покажу вам это стихотворение, пока вы не пообещаете, милорд, что не станете пользоваться им для доказательства виновности Ричарда!

— Да мне, черт побери, совершенно безразлично, виновен он или нет! У меня есть и более важные вопросы, на которые ответ до сих пор не найден.

— Но в поисках ответа на эти ваши важные вопросы вы заодно можете доказать и вину Ричарда. Верно, милорд?

Гарри вышел из-за стола и тут же оказался возле нее:

— Принеси мне стихотворение, Августа.

— Нет. Не принесу, пока вы не дадите мне слово, что своими расследованиями никак не повредите памяти Ричарда.

— Я могу лишь дать слово, что буду молчать о его деятельности во время войны, какова бы она ни была. Более я обещать ничего не могу, Августа.

— Но этого недостаточно!

— Черт побери, дражайшая супруга! Иного обещания я вам не дам!

— Тогда и я не покажу вам это стихотворение! По крайней мере до тех пор, пока будет существовать хотя бы малейшая угроза репутации Ричарда. Мой брат был человеком смелым и благородным, и теперь я должна защитить его честь, ибо сам он уже не может сделать этого.

— Клянусь всеми чертями ада! Вы немедленно сделаете то, что я вам велел!

— Война закончена, Грейстоун. Ничего хорошего не будет в том, что я покажу вам эти стихи. Они мои, и я намерена сохранить их. Я никогда и никому не покажу их, и уж тем более тому, кто, подобно вам, верит, что Ричард мог совершить предательство!

— Мадам, — убийственно спокойным тоном произнес Гарри, — вы немедленно принесете мне стихи вашего брата. Слышите?

— Ни за что! И если вы решите взять их силой, клянусь, я их сожгу. Я лучше уничтожу их, хотя на этом листке пятна его крови, но не позволю вновь оскорбить его память и честь! — Августа резко повернулась и выбежала из библиотеки.

За дверью она тут же услышала звон разбитого стекла. Грейстоун явно запустил чем-то тяжелым, но хрупким в стену библиотеки.