Первое, что она заметила, была ее рубашка, переброшенная довольно небрежно через спинку кресла, на котором сидел Хью.
Сам Хью развалился в кресле и явно чувствовал себя хозяином в собственном доме. В руке он держал кружку с кофе, а на низеньком столике перед диваном стояла тарелка с овсяными лепешками. Хью не потрудился надеть на себя ничего, кроме джинсов, быстро сообразила Мэтти. Голые ноги лежат на кофейном столике, а голые плечи сверкают под утренним солнцем.
Флинн, весьма помятый после ночи, проведенной в одежде, жевал лепешку и слушал монолог Эриел.
— Я тебя слышу, Эриел, — заметил он спокойно. — Остынь, душа моя. Ты уже все сказала.
Флинн откусил еще кусок лепешки и сморщил нос, выслушивая ответ Эриел.
— А что я должен был делать, раз ты заперла дверь? Стаять в холле и умолять впустить меня? — наконец спросил он.
Потом еще немного послушал, не переставая жевать.
— Нет, — заключил он после паузы. — Ничего не изменилось. Я знаю, тебе это не по душе, но я хорошенько обмозговал все и твердо решил. Я собираюсь просить Мэтти выставить мои картины из тех, что можно продать, и передумывать не буду. — Флинн прикончил лепешку и взял в руки свою кружку с кофе. — Эриел, возможно, я — самый гениальный из не открытых пока художников, но я еще и твой муж. Если нам повезет, может, я когда-нибудь стану и отцом. У меня ведь тоже есть гордость, правильно? Я хочу иметь собственный вес в нашей семье. Давай поговорим обо всем потом, когда ты успокоишься.
Флинн аккуратно положил трубку и склонился над кофе.
— Она очень расстроена, — сообщил он Хью.
— Я тоже так подумал, — ответил тот. — Жаль, что не могу подсказать тебе, как лучше с ней обращаться, но по правде говоря, я не понимаю Эриел. Вы с ней — как вода и масло. Или как бензин и огонь. Выбирай.
— Да, я знаю. Не то чтобы я не мог справиться с ее обычными настроениями. Ведь именно они делают ее большим художником. Она очень чувствительна, тут требуется деликатное обращение. Но вчера я просто не сдержался, понимаешь? Заявил ей, что устал ощущать себя мужчиной на содержании. Устал стоять в ее тени, не вносить ничего своего в наши отношения. Мы крепко поругались. Извини, что я пришел сюда. Не стоило этого делать.
— Ну, один раз ничего страшного, — расщедрился Хью.
— Такого больше не случится, — пообещал Флинн.
— Точно, — удовлетворенно подтвердил Хью.
— Просто это первое место, о котором я вспомнил, когда она захлопнула передо мной дверь. Дело в том, что Мэтти всегда казалась такой тихой, спокойной, рассудительной. Такой разумной и лишенной эмоций. Умиротворяющей.
— У нее тоже бывают закидоны, — сухо заметил Хью. — Но она чертовски сильно отличается от Эриел, это следует признать. Я во время нашей помолвки никак не мог справиться с Эриел. Она либо слонялась в некой трагической депрессии, либо взрывалась ни с того ни с сего. Мне сурово приходилось, и через пару недель надоело и то, и другое.
Флинн многозначительно кивнул.
— Как я сказал, Эриел требует деликатного обращения.
— У меня с этим проблемы.
— Понимаю. Я теперь вижу, почему у вас не сложилось. Надеюсь, с Мэтти у тебя этих проблем нет?
— Не беспокойся, — уверил его Хью. — Верно, иногда она срывается. Гордости слишком много. Но мне это понятно. Я могу с этим справиться. Дай мне
Только время, и я всегда найду способ договориться с Мэтти, если она вдруг выходит из себя.
Мэтти оглянулась в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы сбросить вниз. Оценивающе посмотрела на большую, тяжелую черную вазу, но отказалась от этой мысли, побоявшись прибить обоих насмерть. Поразмыслив, взяла стакан с водой, стоящий на прикроватном столике.
— С женщинами типа Мэтти, — говорил в это время Хью, — первое дело — заставить их понять…
— Чтоб ты знал, Хью Эбботт, — окликнула его Мэтти, перегибаясь через перила и выливая на него стакан воды, — ни одна стоящая женщина не желает поутру слышать, будто она настолько скучна, что с ней можно управиться без проблем. Вот видишь, я была права, с комплиментами у тебя туговато. Никакого изыска.
Хью очень даже выразительно завопил и выбрался из кресла с невероятной скоростью, когда вода выплеснулась на его голову и плечи.
Флинн с живым интересом наблюдал.
— Как я уже сказал, — пробормотал Хью, вытирая салфеткой плечи, — у нее тоже бывают закидоны.
— Теперь вижу. — Флинн взял еще одну овсяную лепешку и критически оглядел ее. — Тебе действительно нравятся эти штуки?
— Привыкаешь, — ответил Хью. — Вот с чаем на травах и клоповым соком у меня дела идут хуже.
Несколько позднее тем же утром Мэтти сидела за письменным столом в своем офисе и наблюдала за мечущейся по комнате сестрой. Последние пятнадцать минут Эриел то рыдала от ярости, то плакала от жалости к самой себе. Скоро уже стало трудно определить разницу. Но в любом настроении она умудрялась выглядеть, как всегда, экзотичной, в широких черных брюках и черной блузе с пышными рукавами.
Мэтти снова чувствовала себя ущербно в простом деловом костюме кофейного цвета и бежевой кофточке. Возможно, это нитка жемчуга на шее делает ее туалет совершенно незапоминающимся, критически подумала она. Или тому виной туфли на низком каблуке? Придется ей и в самом деле в ближайшие дни пройтись по магазинам. С желанием иметь красный деловой костюм бороться становилось все труднее.
А может быть, она уж совсем пустится во все тяжкие и купит себе еще красные туфли на высокой шпильке, вроде тех, которые брала взаймы у Евангелины Дэнжерфилд на ту сумасшедшую ночь на Бримстоуне.
— Извини, что я так разошлась утром по телефону, — сказала Эриел, изящно сморкаясь в бумажную салфетку. — Сама поверить не могу. В последнее время, после всех этих долгих лет, роли, похоже, переменились. Я впервые к тебе вала. Просто смешно.
— Очень смешно.
— И нерационально.
— Верно. Совершенно нерационально.
— Особенно если знать, что для ревности нет абсолютно никаких оснований, — заключила Эриел.
— Абсолютно, — согласилась Мэтти. Эриел круто повернулась и посмотрела на нее с выражением полной искренности.
— Я хочу, чтобы ты знала, что я понимаю: нет никаких оснований для глупой ревности, Мэтти. Смешно, но когда дело касается Флинна, я начинаю плохо соображать. Никогда ничего подобного не испытывала в отношении другого мужчины.
— Это потому, что ты никогда раньше не боялась потерять ни одного из твоих прошлых мужчин. Ведь никто из них по-настоящему не был тебе нужен.
Эриел согласно кивнула.
— Вероятно, ты права. Я действительно люблю Флинна. Я отношусь к нему совсем иначе, чем относилась к другим. Он единственный меня понимает. Впрочем, это не совсем так. Эмери тоже понимал меня, но, знаешь, вроде как учитель понимает ученика. Под конец нашего брака он уже не мог смириться с моим успехом.
— А ты его понимала? Что он чувствовал, сознавая, что скатывается в полную неизвестность?
— Вряд ли меня можно обвинить в том, что он больше не мог писать, — возразила Эриел.
— Да знаю я, знаю. Забудь, что я об этом упомянула.
Эриел снова охотно кивнула.
— Хью, разумеется, никогда меня не понимал. Совершенно. Он для меня был чем-то диким. Представить себе сейчас не могу, как это меня угораздило довести дело до помолвки.
— Вероятнее всего, тем же способом, что и меня, — усмехнулась Мэтти. — По команде. Хью прекрасно умеет командовать.
— Да, я знаю. Это ведь ужасно раздражает, верно? Как только ты терпишь, Мэтти?
— Иногда не терплю, — сказала Мэтти, с гордостью вспоминая, как она выиграла сражение по поводу того, где будет спать Флинн. Ведь выиграла же, черт побери. Заставила Хью Эбботта отступить. И еще облила его холодной водой сегодня утром. Нет, она определенно начинает проявлять характер.
— Ну, бери его, пожалуйста, хотя я все еще считаю, что ты делаешь ошибку.
— Спасибо, — пробормотала Мэтти.
— Черт. Опять я тебя обидела, да? А ведь я пришла сюда извиниться, Мэтти! Я вела себя как последняя идиотка сегодня утром по телефону, и я прошу у тебя прощения за то, что наорала на тебя.
Мэтти почувствовала, как ее брови ползут вверх. Скорее можно было дождаться, что у курицы вырастут зубы, чем услышать извинение от Эриел или кого-то другого из семьи по поводу устроенного скандала. Клан Шарпов считал вспышки темперамента делом обычным. Никого, кроме Мэтти, они не огорчали.
— Не беспокойся, Эриел, — мягко проговорила она. — Тебя можно понять. Я бы и сама сделала ту же ошибку, если бы поссорилась с Хью, а он потом провел бы ночь у тебя.
— Спасибо, Мэтти. Ты очень добра.
— Ладно, ты извинилась, я тебя простила. Это тебе было известно с самого начала. Так что ты на самом деле от меня хочешь сегодня утром Эриел?
Сестра снова высморкалась.
— Считаешь, что так хорошо меня знаешь?
— Ведь я знаю тебя всю мою жизнь, — улыбнулась Мэтти.
— Тебе немало пришлось от меня вытерпеть за эти годы, правда?
— Ну, не так уж все скверно, — заверила Мэтти, которой этот разговор уже начал надоедать.
— Иногда, пока мы росли, я чувствовала себя виноватой, хоть и понимала, что для этого нет никаких оснований. Я хочу сказать, не моя вина, что я унаследовала талант, а ты нет, верно?
— Конечно, не твоя.
— Мне так хотелось, чтобы ты нашла себе занятие, в котором бы добилась потрясающего успеха, и мне бы не приходилось тебя так чертовски жалеть. Ты так старалась, за многое бралась, и кругом одни неудачи. Помнишь, ты решила стать балериной, как бабушка?
— И не вспоминай. Я неделями хромала после этих занятий у станка.
Эриел улыбнулась.
— А потом ты решила, что можешь стать таким же великим художником, как мама. Ты до трех утра просиживала, занимаясь рисунком. Но так и не научилась даже изображать обнаженную натуру.
— Действительно, дальше фруктов я не продвинулась. И не трудись напоминать мне, что потом, уже в колледже, я решила, что смогу писать, как отец… Эриел, к чему ты все это ведешь?
Эриел театрально вздохнула.
— Трудно выразить словами. Возможно, потому, что ты за многое хваталась и проваливалась до этой твоей галереи, ты узнала нечто такое, чего мы все не смогли узнать.
Мэтти изучающе смотрела на сестру, вспоминая мрачные годы своих неудач.
— И что же я такое узнала?
— Не знаю. — Эриел взмахнула рукой с мокрой салфеткой. — Как вести нормальную жизнь. А может, как рисковать. Как пытаться, терпеть неудачу, принимать ее и снова пытаться сделать что-то другое. Из нас никому такого не приходилось испытывать. Мы всегда знали, что талантливы. Порой это заставляло нас нервничать, нам приходилось бороться, чтобы усовершенствоваться или продать свои работы, но мы всегда знали внутри себя, что он с нами, наш талант. У тебя никогда не было такой внутренней уверенности.
— Ну, я действительно многое перепробовала, пока не нашла себя, это я признаю.
Эриел опять высморкалась.
— Но ты обрела приспосабливаемость, или как там еще сказать. Лучше понимаешь других. Терпимее к их слабостям и порокам. Доступнее.
— — Значит, я доступнее. Так что ты сейчас от меня хочешь?
Эриел подняла на нее трагические глаза.
— Совета я хочу, черт побери.
— Совета? Ты ищешь у меня совета?
— Пожалуйста, Мэтти. Не заставляй меня унижаться. Помоги мне. Я не знаю, куда еще обратиться. Ты, похоже, лучше понимаешь мужчин, чем я. Им с тобой уютно. Я никогда не интересовалась, уютно ли мужчинам со мной. Но теперь я прошу, чтобы ты научила меня, что делать с Флинном. Я не хочу потерять его, Мэтти. Я боюсь. И я беременна.
— Ты беременна? — Мэтти не нашлась, что еще сказать. — А Флинн знает?
Эриел отрицательно покачала головой.
— Нет, я только недавно сама поняла. Еще не успела сказать.
Мэтти подумала.
— Здесь какие-нибудь сложности? Ты хочешь ребенка?
— Да, но, Мэтти, я боюсь. Я же говорила, я не такая, как ты. Не могу все принимать безропотно. Не слишком хорошо справляюсь. Я перестала предохраняться, потому что Флинн все время говорил, что хочет детей и что нам надо поспешить. Но теперь, когда произошло неизбежное, я не знаю, что делать дальше. Веду себя глупо, ссорюсь с Флинном, обвиняю тебя, что ты с ним спишь. Не могу писать. Куда-то плыву по течению, барахтаюсь. Это ужасно.
— Когда ты собираешься сказать Флинну?
— Как ты не понимаешь? Я боюсь ему говорить. Я до смерти боюсь, что, когда он узнает, что станет отцом, он еще настойчивее начнет стремиться рисовать на продажу. Не хочу, чтобы он ради меня отказывался от искусства, Мэтти. Я не позволю ему принести такую жертву.
— Потому что в глубине души знаешь, что, поменяйся вы местами, ты бы ради него такую жертву не принесла? — тихо спросила Мэтти.
Эриел замерла, явно потрясенная.
— Бог мой, а ведь ты права. Ты абсолютно права. Мэтти долго изучала свои ногти. Коротко подстриженные, аккуратные, ненакрашенные.
— Хочешь совета? Я его тебе дам, а там решай сама. Насколько я знаю Флинна, мне кажется, что за этой броской внешностью скрывается по-настоящему порядочный, старомодный мужчина, которому нужно знать, что он ведет себя по-мужски. Так дай ему такую возможность. Скажи ему о ребенке. Пусть он
Перейдет на более коммерческий стиль. Дай ему понять, что уважаешь его как мужчину, а не только как художника, что нуждаешься в нем. Пусть он почувствует, что он на равных в вашем браке.
— Я боюсь, что успех испортит его, — прошептала Эриел.
— Да почему испортит? Что плохого, если он сможет рисовать картины, которые будут хорошо продаваться? Мне кажется, ему именно этого хочется. Эриел, прекрати заставлять его делать то, что нравится тебе.
— Но, Мэтти…
— В наши дни художники снова становятся тщеславными. Они хотят добиться успеха при жизни, не посмертно. Последние лет сто тщеславие среди них было немодно, но времена меняются. Скоро все станет опять так, как в добрые старые времена, до того, как кому-то пришла в голову идея, что хорошее искусство только то, которого никто не понимает.
Шорох в дверях заставил Мэтти поднять голову. Там стояла Шок Вэлью Фредериксон, на этот раз с серебряно-черными лохмами. В руках она держала металлический предмет почти с нее ростом.
Мэтти улыбнулась.
— Кстати, о большом искусстве. Да смилуется над нами Господь, Шок Вэлью, что ты там принесла? Шок Вэлью неуверенно взглянула на Эриел.
— Я не помешала? Сюзанна там, у дверей, сказала, что ты не занята.
Мэтти уже поднялась с кресла и обошла стол, чтобы получше разглядеть скульптуру в руках у девушки.
— Ты можешь мешать мне сколько хочешь, если будешь приносить что-нибудь подобное. Это потрясающе. Шок. Совершенно потрясающе.
Шок Вэлью облегченно улыбнулась.
— Я это назвала «На краю». Тебе правда нравится?
— Необыкновенно. Я всегда знала, что ты талантлива, Шок, но тут глазам своим не верю. Ты только посмотри, Эриел. — Мэтти взяла из рук Шок стремящуюся ввысь, полную силы скульптуру и поставила ее на пол напротив стола.
Эриел внимательно оглядела скульптуру.
— Ты права, Мэтти. Стоящая вещь. Очень сильная. Ты выставишь ее у себя в галерее?
— Можешь не сомневаться, я покажу это публике. Но она не продается. С этого момента она принадлежит мне. Давай договоримся, Шок.
Шок Вэлью улыбнулась.
— Мэтти, я тебе ее дарю. Я тебе должна. И, верно, порядочно. Я даже не помню, сколько.
— Так много ты мне не должна, — уверила ее Мэтти. — Если ты не хочешь называть цену, это сделаю я. Посиди, пока я выпишу счет.
— Мне вроде как полегчало, что тебе понравилось, — усаживаясь, проговорила Шок Вэлью. — Я не уверена была в том, что делаю. Знаешь, у меня есть мысль уехать на время из города. Тут слишком
Многое отвлекает. Мне пойдет на пользу перемена места. Надо освежиться, пока я окончательно не выработала свой новый стиль. Мэтти оторвалась от бумаг.
— Ты в самом деле так думаешь ?
Шок Вэлью быстро покивала.
— Я вроде как за угол завернула, когда над этой скульптурой работала. Я ее ощущала. Мне надо сохранить эту новую энергию. Но я не хочу работать в изоляции. Мне нужно тихое место, но чтобы вдохновляло, если ты меня понимаешь.
— Такое, где не продают цветной гель для волос и кожаные штаны с нашлепками? — слегка улыбнувшись, спросила Эриел.
— Да, — подтвердила Шок Вэлью. — Но чтобы там было приятно.
— Что-то вроде тропического острова, а? — медленно спросила Мэтти.
— Черт, правильно, это было бы идеально, — согласилась Шок Вэлью с улыбкой.
— Ты должна пойти со мной, Мэтти. У меня не хватит смелости сунуться туда одному. Видит Бог, я не Хемингуэй. — Эмери Блэкуэлл устало съежился в кресле в офисе Мэтти. — Ты меня в это дело втравила, так что не можешь бросить меня в трудный час.
— Разумеется, я пойду с тобой, — заверила Мэтти. — Хочу посмотреть собственными глазами. Дай мне только минутку, надо закончить эту бумагу.
Я как раз посередине. Хочешь чашечку чая на травах или еще чего?
— Рюмку виски да, а чаю не надо. Дверь в офис Мэтти открылась, и вошел Хью. Он заметил Эмери и нахмурился.
— Почему это я нынче и шага сделать не могу, чтобы не наткнуться либо на тебя, либо на Грэфтона, Блэкуэлл? Вы мне оба уже порядком поднадоели.
Эмери взглянул на него с благородным презрением.
— Если вам не нравится мое присутствие, Эбботт, можете идти на все четыре стороны. Так получилось, что в данный момент вы здесь не нужны. У нас с Мэтти через несколько минут важная встреча.
— Черта с два. — Но в голосе Хью слышалась не столько злость, сколько обреченность.
Он подошел к столу, взял Мэтти за подбородок и крепко поцеловал. То был поцелуй скорее собственника, чем влюбленного. Поцелуй мужчины, желающего подтвердить свои позиции в присутствии другого мужчины. Реакция женщины особого значения не имела. Здесь главным было отношение того, другого.
Мэтти холодно улыбнулась.
— Ну вот, расставил все по местам.
— Боже мой, — пробормотал Эмери. — Как ты только выносишь этого ужасного человека, Мэтти? Эриел смогла терпеть его всего несколько недель.
— Самое главное — по большей части не обращать внимания, — жизнерадостно пояснила Мэтти.
Хью в шутку угрожающе зарычал. Прислонился к столу Мэтти и сложил руки на груди.
— Ладно, выкладывайте. На что вы сегодня нацелились?
— Мы предполагаем пройти пару кварталов по улице до книжного магазина, — сообщил ему Эмери. — Надеюсь, это никак не затронет вашего безнадежно устаревшего чувства собственной территории.
— Да нет, чего там. Я пойду с вами, такой уж я покладистый.
— А разве вы не на работе? — прозрачно намекнул Эмери.
— Взял отгул на полдня. Я так часто делаю. Моя важная и сложная работа начальника дает мне такую возможность.
— Как странно, — пробормотал Эмери. Мэтти откинулась в кресле.
— Нет никакой надобности тебе идти с нами, Хью. Это займет всего несколько минут.
— Не беспокойся, детка. У меня ничего важного не запланировано. Я не возражал бы посетить хороший книжный магазин.
— Как, вы умеете читать? — удивился Эмери.
— Иногда даже не шевеля губами, — уверил его Хью.
— Поздравляю. Большое достижение для человека с вашими своеобразными качествами.
— Джентльмены, — настойчиво вмешалась Мэтти. — Я была бы вам крайне признательна, если бы вы препирались за стенами моего офиса и не в моем присутствии. Если не можете быть вежливыми друг с другом, уходите, пожалуйста. Или немедленно заткнитесь и дайте мне возможность закончить работу, после чего мы все отправимся в книжный магазин.
— Разумеется, — сказал Хью. — Кстати, а вообще-то зачем мы собираемся совершить это путешествие как одна большая, счастливая семья?
— Мы посмотрим на первую книгу из новой серии детективов Эмери. Ее вчера привезли в магазин, а сегодня должны выставить на продажу.
— Откуда ты знаешь?
— Я звонил, — холодно пояснил Эмери. — Разумеется, анонимно. Хью усмехнулся.
— Разумеется. Готов поспорить, что ты звонишь анонимно уже пару недель, верно? Эмери вздохнул.
— Слушай, Мэтти, и что ты в нем нашла?
— Иногда мне это трудно объяснить, — призналась она.
— И не начинай, — предупредил Хью.
— Она мне сказала, что вы собираетесь остаться в Сиэтле на более или менее постоянное жительство, — промолвил Эмери, кладя ногу на ногу и поправляя стрелки на брюках. — Лично я считаю, что вы нахально врете.
— В самом деле?
Мэтти обеспокоенно подняла голову, заслышав в тоне Хью ледяные ноты.
— Да, — ответил Эмери, — в самом деле. Вы ведь просто притворяетесь, Эбботт, разве не так? Готов поклясться, что вы выжидаете время, а втайне собираетесь умыкнуть Мэтти на тот Богом забытый остров, который вы зовете домом.
— Ну и что? — протянул Хью. — У тебя что, есть возражения?
— Кстати говоря, есть. Мэтти — женщина цивилизованная и заслуживает цивилизованного окружения. Конечно, решать ей, но я хочу, чтобы вы уяснили одно, Эбботт.
— Что же именно? — спросил Хью, причем тон его опустился еще на несколько делений ниже нуля.
— Мэтти мой друг. Если я узнаю, что вы плохо с ней обращаетесь или что она несчастна, вы обо мне услышите. Понятно?
— Ну и что это будет, Блэкуэлл? Дуэль на пистолетах на рассвете?
Возмущенная, Мэтти вскочила на ноги.
— Немедленно прекратите, оба. Немедленно, слышите?
Эмери величественно поднялся.
— Будьте осторожнее, Эбботт. Может, вы меня и на несколько лет моложе, но это лишь означает, что у меня было больше времени, чтобы стать злее и искуснее. — Он повернулся к Мэтти:
— Ты готова, сердце мое?
— Ну, не уверена. — Мэтти оценивающе разглядывала мужчин. — Как вы понимаете, я к такому не привыкла. Никогда двое мужчин из-за меня не ссорились. Мне так понравилось слушать, как вы рычите, рявкаете и огрызаетесь, что мне жаль прекращать представление.
— .Не волнуйся, — заявил Хью, взяв ее за руку и направляясь вместе с ней к двери. — Вряд ли оно прекратится только из-за того, что появятся зрители.
— Вот именно этого я и боюсь, — призналась Мэтти. — У меня здесь в округе приличная репутация, сами знаете, я из тихих Шарпов. Я не принимаю участия в публичных скандалах.
Эмери широко улыбнулся.
— Уверяю, Мэтти, за меня тебе стыдно не будет. А вот за твоего приятеля поручиться не могу. Придется тебе самой последить за ним.
— Успокойся, детка, — подхватил Хью. — Обещаю не отрывать Эмери голову в книжном магазине.
— По-видимому, мне придется этим удовлетвориться. Пошли. — Мэтти и ее спутники вышли из офиса и пошли через галерею. Проходя мимо секретарши, Мэтти небрежно помахала рукой. — Мы скоро вернемся, Сюзанна.
— Конечно, босс, — ответила Сюзанна, тоже помахав им рукой.
«Аксиома Сен-Сира» была расставлена на видном месте среди новых поступлений в отделе детективов большого книжного магазина. Там, где и должна была быть. И даже была снабжена аккуратным объявлением, извещающим читателей, что данное произведение принадлежит перу местного автора.
Мэтти взглянула на привлекательную обложку, в которой было что-то зазывное, сексуальное и слегка угрожающее, и обняла Эмери.
— Великолепно! — воскликнула она. Отпустила Эмери и отступила на шаг, чтобы как следует полюбоваться книгой. — Просто замечательно. Она будет прекрасно продаваться.
— С чего бы это? Никто об авторе никогда не слышал. — Эмери, старательно изучавший свой псевдоним на обложке, уныло покачал головой. — Еще один детектив среди кучи других таких же.
— Она пойдет из-за оформления, — уверила его Мэтти. — А когда рядовой покупатель прочитает первую страницу, он попадется на крючок. Сейчас я тебе покажу. Проведем эксперимент. — Она сняла экземпляр книги с полки и протянула его Хью.
— И что я должен с ней делать? — спросил Хью, разглядывая обложку.
— Ты будешь рядовым покупателем в нашем эксперименте. Прочти первую страницу.
— Не шевеля губами, — добавил Эмери. Хью посмотрел на Мэтти.
— Это обязательно?
— Да, обязательно. Не теряй времени!
С нарочитой неохотой Хью открыл книгу и пробежал первый абзац. Затем перешел ко второму, потом к третьему…
Когда он начал переворачивать страницу, Мэтти засмеялась.
— Достаточно. Больше доказательств не требуется. — Она выхватила книгу из рук Хью. — Понял, о чем я говорила, Эмери? Если даже Хью не мог устоять, чтобы не перевернуть страницу, значит, никто не сможет.
Эмери густо покраснел.
— Я глубоко польщен, Эбботт.
— Подумаешь, — пробормотал Хью. — Я только хотел дочитать предложение, вот и все.
— Купи себе экземпляр, если хочешь дочитать. — Мэтти поставила книгу назад на полку. — Ну, мне пора возвращаться в офис. Эмери, сегодня началась твоя новая карьера. Поздравляю.
— «Сен-Сир» никогда премии Пулитцера не получит, — сказал Эмери.
— Ну и что? Он будет продаваться, а это еще лучше, чем всякие премии.
Эмери наконец позволил себе слегка печально улыбнуться.
— Как ты можешь быть так чертовски уверена в себе, когда дело касается рыночных оценок, Мэтти, сердце мое?
— Такой у меня талант, — объяснила Мэтти. — Хью, прекрати заглядывать в книгу. Купи ее, и все. Готова поспорить, Эмери с удовольствием даст тебе автограф, если ты его хорошо попросишь, правда, Эмери?
— Разумеется, — подтвердил Эмери.
Хью взял с полки экземпляр детективного романа.
— Обойдусь без автографа. Эмери вздохнул.
— Мэтти, сердце мое, мне страшно смотреть, что ты помолвлена с человеком, в котором полностью отсутствует светская полировка. Дорогая моя, ты заслуживаешь лучшего.
— Знаю, но в моем возрасте женщина уже не может быть слишком разборчивой, — усмехнулась Мэтти. Ей вдруг пришло в голову, что поддразнивать Хью — достаточно увлекательное занятие.
Хью их обоих проигнорировал и заплатил за книгу.
Трио вернулось в галерею в задумчивом молчании. У дверей Эмери остановился и взглянул на Мэтти с глубокой признательностью.
— Мэтти, сердце мое, я благодарен тебе больше, чем могу выразить, я только сейчас начал понимать, как много ты для меня сделала. Должен признаться, большое удовольствие видеть все эти экземпляры своей книги там, в магазине. Весьма удачный способ распространения, для моих других литературных работ мне не удавалось такого добиться.
— Подожди, когда книга выйдет в бумажном переплете и ты увидишь большие стопки во всех супермаркетах, прямо рядом с газетами и батарейками
Для фонариков, — сказала она со смешком, — тогда ты будешь знать, что действительно добился успеха. Эмери рассмеялся и поцеловал ее в лоб.
— И кто бы мог подумать? Жизнь иногда странно поворачивается, верно?
— Безусловно.
— Ну, наверное, это делает ее еще интереснее. — Приподняв бровь, он взглянул на Хью, раздраженно наблюдающего за этой сценой. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, хоть ты и сделала странный выбор, Мэтти. Но не спускай с него глаз. Я бы на твоем месте не слишком ему доверялся. Он собирается тебя увезти, дорогая. Запомни мои слова.
Последовала короткая, напряженная пауза, пока Мэтти и Хью смотрели, как Эмери удаляется по улице.
— В самом деле? — наконец тихо спросила Мэтти.
— Что в самом деле? — Прищуренными глазами Хью все еще смотрел в спину Эмери.
— Собираешься увезти меня или ты действительно намерен остаться жить в Сиэтле?
— Ты все еще не доверяешь мне, детка?
— Хью, я могу доверить тебе свою жизнь. Я уже делала это несколько раз в последнее время.
— Но не свое сердце?
— Я еще думаю.
. — Думай, думай, детка. — Он привлек ее к себе и поцеловал. — Думай хорошенько. Потому что так или иначе, но нам суждено быть вместе.
Хью снял со стула в офисе Джонсона огромную стопу компьютерных распечаток и сел. Джонсон, сосредоточенный молодой человек в очках в роговой оправе, кроссовках, брюках из синтетического материала и мятой белой рубашке, устало поднял на него глаза.
— Я же сказал, что позвоню, когда что-нибудь узнаю, мистер Эбботт.
— Я тут мимо проходил, вот и решил, дай зайду, посмотрю, как дела продвигаются, — соврал Хью. Компьютерный зал располагался несколькими этажами ниже административного и явно не мог находиться по пути, куда бы он ни направлялся. — Вы вчера мне сказали, будто получили подтверждение, что кто-то орудует на заднем плане там, на Чистилище. Я хотел спросить, не удалось ли вам узнать имя или еще что.
Джонсон вздохнул, снял очки и потер переносицу.
— Пока ничего. Я же обещал позвонить. Честное слово, мистер Эбботт. Я понимаю, как это для вас важно.
— Очень важно.
— Мне ясна картина. Уже сейчас я могу сказать, что ситуация на Чистилище слегка изменилась, но никто не знает пока, как именно. И похоже, всем наплевать. Я сообщил вам все, что мне удалось раскопать в двух-трех довольно надежных базах разведывательных данных. Другого пока ничего нет. В основном потому, что ситуация на этом долбанном острове никого' всерьез не интересует.
— Кроме меня.
— Да, кроме вас. — Джонсон взял ручку и нетерпеливо постучал ею по столу. — Я позвоню, если что узнаю.
— Да, в любое время, днем и ночью. — Хью поднялся на ноги.
— Хорошо. В любое время, — устало согласился Джонсон.
На секунду Хью задержался в дверях.
— Вы в самом деле проникли в пару государственных баз данных? Разведывательных данных? Вот так запросто?
— Вот так запросто. Такая у меня работа, мистер Эбботт.
Хью уважительно кивнул.
— Знаете, в старые времена вы бы мне здорово пригодились. Тогда вы и ваш компьютер были бы на вес золота.
— В самом деле? И какой работой вы занимались в старые времена?
— Да так, ничего интересного. Позвоните мне. Поскорее.
Джонсон позвонил в половине шестого вечера, как раз когда Хью собрался уходить с работы. Секретари уже ушли, поэтому он сам снял трубку.
— Мистер Эбботт? Это Джонсон из компьютерного отдела. Мне кажется, я тут еще кое-что для вас обнаружил. Некоторые данные только поступают, другие будут получены позже. Немного, но лучше, чем ничего.