— Не согласен. Я ваш консультант, помните?

— Предпочла бы забыть.

— Я не позволю этому обстоятельству выскользнуть у вас из памяти, — заявил Калеб. — Но мы можем обсудить кое-какие аспекты этого дела позже.

— Вот спасибо.

— Первым пунктом у меня на повестке дня стоит найти место для ночлега. В Уиттс-Энде я нигде не заметил ни одного мотеля.

— Ближайший находится в тридцати милях в обратном направлении, в Буллингтоне, — с готовностью сообщила она.

— Это будет немного затруднительно. — Калеб посмотрел в окно. — Туман сгустился. Надо быть сумасшедшим, чтобы пытаться проехать тридцать миль вниз по горной дороге в таком молоке.

— На меня не смотрите. — Сиренити встревожило направление, какое принимал, похоже, этот разговор. — Я не предоставляю ночлег и завтрак.

Калеб с задумчивым видом обвел глазами гостиную коттеджа, похожую из-за книг на библиотеку.

— Я мог бы поспать здесь на диване.

— Нет.

— Он довольно большой.

— Нет.

Брови Калеба поднялись.

— Даже на одну ночь?

— Нет.

— В чем дело, Сиренити? Вы меня боитесь?

— Да.

— Ну и зря. — Он пристально смотрел на нее. — Я не собираюсь набрасываться на вас.

— А разве я могу быть в этом уверена? Вы ведь считаете меня потаскушкой. Кто знает, чего можно от вас ожидать?

— Я не считаю вас потаскушкой, — устало сказал Калеб. — Я считаю вас наивной. Узнав вас за эти три недели общения, я могу понять, как Эстерли сумел уговорить вас позировать ему. По всей вероятности, он подцепил вас на удочку, разглагольствуя о том, что вы должны сделать это ради искусства.

— Какое потрясающее великодушие с вашей стороны! Но я должна, наверное, предупредить вас, что ваше второе мнение о моей персоне нравится мне ничуть не больше, чем первое. Вас послушать, так я просто какая-то безмозглая кретинка.

— Я пытаюсь подойти к ситуации терпимо и без предубеждения, — напряженно проговорил он.

— Надо же! Это наверняка стоит вам огромных усилий.

— У вас чертовски дурное настроение, не так ли?

— Можно ли меня винить? У меня был тяжелый день.

— Я знаю. И, как я уже сказал, мне очень жаль.

— Знаете что? Вы можете работать над своей терпимостью и практиковаться в вашем новом, непредвзятом подходе, пока будете искать мотель. — Сиренити демонстративно взглянула на часы.

— Неужели вы действительно собираетесь выставить меня и вынудить добираться обратно по незнакомой горной дороге, да еще в таком тумане?

— Ну, во всяком случае, здесь вы не останетесь. — Она была полна решимости не уступать. К несчастью, она также понимала, что он прав. И ей не хотелось взваливать на себя бремя ответственности за его безопасность. — Думаю, вы могли бы переночевать в доме Джулиуса. Он не будет возражать.

— Кто такой Джулиус?

— Джулиус Мейкпис. Это мой отец. В некотором роде.

— Ваш отец? — Калеб казался ошеломленным. — Я совсем не уверен, что это хорошая мысль.

— Не волнуйтесь. — Сиренити встала, чувствуя облегчение оттого, что нашла какое-то разумное решение проблемы. — Джулиуса и Бетэнн сейчас нет в городе.

— Где же они? — Калеб тоже поднялся, выжидающе глядя на нее.

— Они в свадебном путешествии.

— В свадебном путешествии?

Сиренити вынула ключи от дома Джулиуса из небольшой керамической вазочки.

— Это была любовь с первого взгляда, можно сказать. В один прекрасный день пятнадцать лет назад Бетэнн въехала в поселок на ревущем «харлей-дэвидсоне». Джулиус только взглянул на нее — и пропала его головушка. С тех пор они неразлучны.

Калеб нахмурился.

— Значит, они все-таки женятся после пятнадцати лет совместной жизни?

Сиренити пожала плечами.

— Бетэнн сказала, что пора.

— Вам это не кажется немного странным?

— В Уиттс-Энде это никому не кажется странным. Как долго были знакомы ваши отец и мать до того, как поженились?

— Они не были женаты, — сказал Калеб странно невыразительным голосом.

— Ваши родители не были женаты? — Сиренити удивленно заморгала. — Мои тоже.

— Но вы только что сказали, что ваш отец в конце концов женился на этой Бетэнн. — Калеб помолчал. — Которая приехала сюда пятнадцать лет назад. А, понимаю. Бетэнн вам не мать.

— И Джулиус мне не отец. Просто так получилось, что его фамилия стоит на моем свидетельстве о рождении. Я думаю о нем скорее как о дяде. Так же, как думаю о Монтроузе, Куинтоне и Блейде.

Калеб взглянул на нее с непроницаемым выражением.

— У вас куча дядюшек.

— И несколько тетушек, — сказала Сиренити. — Моих настоящих родителей нет в живых. Они оба умерли, не успев пожениться. Мой отец умер еще до моего рождения. Погиб в результате несчастного случая в учебном военном лагере. Мать умерла в тот день, когда родилась я. — Она потрогала маленького металлического грифона, висевшего у нее на шее.

— Вас удочерили?

— Я приемная дочь города Уиттс-Энда. — Ей показалось, что так ему будет понятнее.

— Не обижайтесь, но это звучит не вполне законно.

— Кого волнуют такие мелочи? У меня есть семья, а это ведь главное, не так ли?

— Это зависит от точки зрения, — медленно проговорил Калеб. — Мне кажется, у нас есть кое-что общее. Мои родители погибли, когда мне было три месяца от роду. Они еще не были женаты. Я вырос в доме деда.

Эти слова как бы повисли в воздухе между ними. Сиренити не хотелось, чтобы они дотянулись до нее, коснулись ее. Но вышло именно так. Похоже, все в этом человеке так или иначе касалось ее.

— Мне очень жаль. Странно, правда?

— Что странно?

— Не знать своих родителей. Я даже не знаю, как они выглядели. У меня нет ни одной их фотографии. А у вас есть фотографии ваших?

— Да. — Глаза Калеба смотрели холодно. — Есть.

— Значит, вам повезло.

— Вы так думаете?

Сиренити поняла, что ступила на какую-то очень опасную почву. Она попыталась найти путь к отступлению от той невидимой ей черты, где взгляд Калеба сделался таким холодным.

— Ну, пошли. Дом Джулиуса недалеко отсюда. Можно дойти пешком.

Она сняла с крючка куртку, быстро надела ее и открыла входную дверь. Перед ней оказалась на вид непроницаемая стена серого тумана.

— Не найдется ли у вас фонарика? — вежливо спросил Калеб. — Здесь, в горах, ночь наступает быстро.

— Да, конечно. — Она открыла шкаф и, порывшись в нем, нашла ручной фонарь. Вытащила его, включила и стала решительно спускаться по ступеням, тонувшим в тумане.

— А вдруг мы заблудимся? — Калеб застегнул свою куртку и поднял воротник.

— Ну, поплутаем несколько часов, потом умрем от переохлаждения, — безмятежно ответила Сиренити. — Хорошо то, что, если такое случится, мы не узнаем о вторжении.

— О каком вторжении?

— О том, которого Блейд ожидает со дня на день.

— Спасибо за предупреждение.

— Всегда пожалуйста. — Сиренити поняла, что не видит даже машин, стоящих у нее на подъездной дорожке. Несмотря на это, она смело двинулась вперед. Ей нужно было во что бы то ни стало выдворить Калеба из своего дома.

— Эта идея не кажется мне очень удачной, — сказал у нее за спиной Калеб. — Может быть, стоит пока подождать и посмотреть, не поредеет ли хоть немного этот туман.

— В Уиттс-Энде я знаю все как свои пять пальцев. — Сиренити сделала еще один шаг вперед и налетела на жесткое металлическое крыло своего джипа. — Ой!

— И свою дорожку тоже? — Калеб подошел и взял у нее фонарь. — С вами все в порядке?

Она поморщилась. Удар пришелся на колено.

— Да-да, все нормально.

— Рад это слышать. Однако дальше мы сейчас не пойдем. Вам, может, и нравится спотыкаться тут в тумане, а я не хочу изуродовать себя, пока ищу этот дом. — Калеб взял Сиренити за руку, развернул ее кругом и повел обратно сквозь туман к коттеджу.

У потерпевшей фиаско Сиренити настроение было хуже некуда.

— Ладно. Сначала поужинаем, а потом пойдем к Джулиусу.

— Ну, наконец. А то я уже стал бояться, что вы так и не пригласите меня на ужин.

Проснувшись на следующее утро после беспокойного сна, Калеб вдруг ощутил, что кровать почему-то двигается. Ответ напрашивался сам собой. Землетрясение.

Он резко сел в постели, готовый ринуться к выходу. Постель закачалась еще сильнее, и Калеб наконец вспомнил, что постель Джулиуса Мейкписа была подвешена к деревянному потолку на четырех толстых цепях. От малейшего движения она начинала дрожать и качаться. Он еще подумал, не вызовет ли это у него приступа морской болезни.

Он снова откинулся на подушки и стал задумчиво смотреть, как серый свет раннего утра просачивается в спальню через цветные витражи.

Он нерешительно высунул было одну ногу из-под груды лоскутных одеял ручной работы, но тут же втянул ее обратно. Было дьявольски холодно. Похоже, что в печке, которую ему удалось растопить накануне вечером, до конца прогорели все угли.

Хорошо, что он все еще в Уиттс-Энде, а не в тридцати милях отсюда, не в Буллингтоне.

Собравшись с духом, Калеб отбросил одеяла и выбрался из постели. Он схватил свою сумку и направился в малюсенькую ванную комнату. К сожалению, он забыл в Сиэтле свой халат и, вероятно, еще несколько очень нужных вещей. Обычно он тщательнее упаковывался, собираясь в дорогу.

Конечно, у него не оказалось времени на сборы в эту поездку по живописным окрестностям Уиттс-Энда, напомнил он себе. Решение было неожиданным для него самого. Совершенно не в его характере. Уж не сошел ли он с ума?

Калеб прошествовал в ванную и включил подогрев воды в душе. Его поразило, что одна стена была целиком стеклянной. Подняв глаза к потолку, он обнаружил там световой люк. Как видно, Мейкпису нравилась иллюзия купания в лесу. Кроме деревьев, за окном ничего не было видно, но Калеб знал, что будет чувствовать себя ужасно незащищенным от чужих глаз, моясь под этим душем.

Ожидая, пока нагреется вода, он мельком поймал в зеркале отражение собственной физиономии, мрачной и небритой, и поспешил отвернуться. В последнее время он стал избегать зеркал и других отражающих поверхностей. Они пугали его.

Он понимал, как это дико, но почему-то начал бояться, что в один прекрасный день, случайно бросив взгляд в зеркало или на какую-нибудь другую полированную поверхность, он там вообще ничего не увидит. Он не был уверен, что призраки видят свои отражения.

Он встал под душ и постарался сосредоточиться на том, что ему предстояло.

За каким дьяволом он здесь? Уж никак не из деловых соображений. Тогда зачем?

В холодном свете раннего утра он заставил себя прямо взглянуть на свои истинные мотивы. Горячая вода струилась по телу, согревая его, а сквозь стекло он видел лес. Какой смысл лгать самому себе? Он приехал в Уиттс-Энд не из-за этого незавершенного контракта, своей профессиональной репутации или прибыли, которую мог бы получать в будущем от какой-то там мелкой фирмы, торгующей по почтовым заказам.

Он приехал в Уиттс-Энд из-за Сиренити.

И из-за того, что с ней он чувствовал, что живет.

Через сорок минут, свежевыбритый и одетый в джинсы и толстый шерстяной свитер, Калеб был уже в кухне. Он нашел ее еще холоднее, чем вчера, но ему не захотелось опять возиться с растопкой печи. Он стал открывать все шкафы подряд, пока не нашел банку с гранолой5 домашнего приготовления. Молока не было — холодильник оказался пуст.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы сгрызть миску сухой овсянки с орехами. Хорошо еще, решил он, что у него здоровые, крепкие зубы. Надо не забыть купить по дороге молока. Зубы хоть и хорошие, но все-таки не из стали.

Жуя гранолу, он разглядывал развешанные по стенам произведения искусства. Большинство картин в аккуратных рамках представляли собой любовно выписанные изображения старинных мотоциклов. Было очевидно, что эти полотна с хромированными монстрами, блестящими и странно величественными, принадлежат кисти талантливого художника. Калеб всмотрелся в подпись на одной из картин. Джесси Бланшар.

Картины с мотоциклами висели между книжными шкафами. Калеб взглянул на несколько корешков на полках. Джеймс Джойс, Пруст и Мильтон соседствовали с Керуаком и Гинзбергом.

Он покончил с овсянкой, сполоснул миску, вытер ее и аккуратно поставил обратно в шкафчик. Потом взял куртку и вышел из дома.

От тумана остались редкие серые пряди. Стоя на крыльце дома Мейкписа, Калеб за группой деревьев различал коттедж Сиренити. Несмотря на неважное настроение, он слегка улыбнулся и стал вспоминать свои первые вчерашние впечатления.

Домик Сиренити был похож на иллюстрацию к волшебной сказке. Построенный из бревен и натурального камня, с толстой дымовой трубой и круто наклоненной крышей, он явно был творением любящих рук. Он был маленький, изящный и излучал невероятное радушие и очарование. Идеальное жилище для леди, которая выглядит так, словно ей нравится в полночь танцевать на лугу при лунном свете. Несмотря на прохладный прием, который ему там оказали накануне, он обнаружил, что горит нетерпением туда вернуться.

Он натянул кожаные перчатки и спустился с крыльца. В этот момент он с радостью пошел бы на убийство за чашку кофе. Он надеялся, что кофе есть у Сиренити. В такое утро просто чаем было не обойтись.

Дорога до коттеджа была недолгой. Ее джип по-прежнему стоял на дорожке рядом с его «ягом», но когда он забарабанил в дверь, никто ему не ответил. Калеб попробовал ручку и с досадой покачал головой, когда она легко повернулась у него под рукой. Эта женщина и в самом деле не от мира сего. Даже не потрудилась запереть дверь.

— Сиренити?

Ответа не было. Он закрыл дверь и сошел по ступенькам. Взглянул на джип и понял, что пешком она вряд ли ушла далеко. Было рано, но она могла пойти в поселок выпить кофе.

Он не мог не отметить, что она не пригласила его с собой.

Меньше чем через десять минут он уже был в центре Уиттс-Энда.

Единственное, что можно было сказать о небольшой группе причудливых, в высшей степени оригинальных сооружений индивидуальной постройки, составлявших центральную часть Уиттс-Энда, — каждое из них было единственным в своем роде. Там было несколько необычных геометрических конструкций из дерева и стекла, с украшениями в ярких и сочных тонах. Рядом с продовольственным магазином Калеб заметил маленькое кафе. Внутри горел свет.

Свет горел и в магазине. Из любопытства Калеб свернул и вошел сначала в магазин Сиренити. Где-то над головой звякнули колокольчики, когда он открывал дверь.

— Сиренити? Вы здесь?

В проходе между полками появилось что-то странное в развевающихся одеждах шафранного и оранжевого цветов. Оно плавно приблизилось к нему, словно плывя по воздуху. В первый момент он не мог решить, было ли представшее пред ним существо мужчиной или женщиной. Его голова была обрита наголо. Нос украшало продетое в него кольцо.

— Сиренити здесь нет. — В голосе звучали замогильные полутона, но он был определенно женский.

— Кто вы? — спросил Калеб.

— Меня зовут Зоун.

— А меня — Калеб Вентресс.

— Калеб Вентресс. Опасность, смятение и неразбериха.

— Вы не правы. Все как раз наоборот, — сказал Калеб. — Я консультант по вопросам бизнеса. Моя работа — разбираться в неразберихе и приводить все в порядок.

— Вы — великое неизвестное. — Зоун воздела руки к потолку ритуальным жестом. Широкие рукава ее одежды соскользнули вниз, и стало видно, что на каждой руке у нее надето несколько серебряных браслетов. — Из хаоса и риска родятся перемены, но пока еще нет знака, чтобы судить, будут ли эти перемены к лучшему.

— Мой послужной список ясно показывает, что перемены будут крайне выгодны всем заинтересованным сторонам. Не скажете ли мне, где моя клиентка?

— Клиентка?

— Сиренити. Может, помните? Она ваша работодательница.

— Сиренити ушла.

— Куда?

— В хижину бедняги Эмброуза. Сказала, ей что-то нужно оттуда взять.

— Негативы, — пробормотал себе под нос Калеб. — Конечно же. Я должен был сам догадаться.

— Всем негативным силам противодействуют позитивные, — нараспев произнесла Зоун. — Такова природа вселенной.

— Разумеется. Послушайте, как мне найти дом Эстерли?

— Беспокойство и смятение, — прошептала Зоун. — Беспокойство и смятение. И большая опасность. Я видела предупреждение в тумане. Я надеялась, что это сон, но теперь боюсь, это было настоящее видение.

— Давайте так, — терпеливо продолжал Калеб. — Если вы не скажете мне немедленно, как туда идти, мы с вами серьезно побеседуем о вашем возможном — в лучшем случае — пособии по безработице.

— Как выйдете, поверните направо. От конца поселка первый поворот налево. Хижина Эмброуза в конце дороги.

— Спасибо, — сказал Калеб. — Вы мне очень помогли.