— Конечно, мадам.

Мэри, юная девушка с яркими блестящими глазами, которой еще не было двадцати, пребывала в восторге от своего головокружительного продвижения — она стала горничной мадам! Мэри быстро подбежала и помогла мадам снять вышитое муслиновое платье.

— Мэри, принеси, пожалуйста, чай.

— Конечно, миледи.

— Да, Мэри, на этот раз две чашки, — глубоко вздохнув, сказала Софи. — Вторую для графа.

Глаза Мэри засветились интересом, но у нее хватило ума придержать язык. Она помогла Софи облачиться в шелковый пеньюар.

— Я сейчас же принесу чай, мадам. И кстати, одна из горничных жаловалась на недомогание. Видимо, легкое отравление. Она просила узнать у вас, чем ей полечиться.

— Что? Ах да, конечно… — Софи порылась в своем саквояже с травами и быстро отсыпала в маленькие пакетики порошки лакрицы и ревеня. — В чашку чая надо бросить по две щепотки того и другого, должно помочь. Если к утру ей не станет лучше, скажи мне.

— Вы так добры, мадам. Элис вам будет очень признательна. Она так мучается животом. Да, Алан, слуга, просил вам передать, что горло у него почти прошло благодаря сиропу из меда и бренди. Его по вашему совету приготовил повар.

— Прекрасно, я очень рада, — нетерпеливо проговорила Софи. Сейчас ей меньше всего хотелось обсуждать состояние горла слуги Алана. — А теперь, Мэри, пожалуйста, поторопись с чаем.

— Да, да, мадам. — И Мэри выбежала из комнаты.

Софи принялась расхаживать из угла в угол. Мягкие туфельки бесшумно ступали по темному пестрому ковру. Она заметила, что кружевная отделка пеньюара отпоролась и повисла над грудью.

Невыносимый, невероятно надменный человек. И за него она вышла замуж! Он думает, стоит ему дотронуться до нее, как она упадет в его объятия. И он будет вот так ее поддразнивать, пока не добьется своего. Софи прекрасно понимала его намерения. Видимо, мужская гордость требует поскорее увлечь ее в постель.

Джулиан не успокоится до тех пор, пока не докажет свои права на нее. Таким образом, у нее не будет возможности потрудиться над созданием гармоничных отношений в семье, о которых она так мечтала. Джулиан намерен во что бы то ни стало и не теряя времени соблазнить ее.

Софи резко остановилась: а удовлетворится ли граф Рейвенвуд только одной победной ночью? Ведь Джулиан в нее не влюблен. Она прекрасно сознавала, какой вызов ему бросает: жена отказывает в привилегии, которая — он, как муж, уверен в этом — принадлежит ему по праву. Но если он будет считать, что наконец доказал и себе, и ей свою способность соблазнить жену, возможно, тогда он оставит ее в покое?

Софи быстро подошла к изящному шкафчику, где хранились ее снадобья, и обвела взглядом ровные ряды маленьких деревянных подносиков и ящичков. Ее трясло от гнева, страха и других чувств, которые сейчас она не способна была объяснить. У нее мало времени, через несколько минут сюда явится Джулиан, обнимет ее, будет ласкать так же, как ласкал балерин и актрис и еще черт знает кого…

Отворилась дверь, и в спальню вошла Мэри с серебряным подносом в руках.

— Ваш чай, мадам. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, Мэри. Можешь идти, — сказала Софи, изобразив на лице улыбку.

Но глаза Мэри разгорелись еще ярче. Она присела в легком реверансе, после чего удалилась.

Софи была уверена, что слышала сдавленный хохоток в прихожей. Вероятно, слуги знают все, что здесь происходит, промелькнуло в голове Софи. Неужели горничной известно и о том, что Джулиан не провел еще ни одной ночи с женой? Эта мысль показалась ей оскорбительной.

Софи пришло в голову, что раздражение Джулиана отчасти объясняется тем, что все слуги оживленно обсуждают, почему новая жена не приглашает хозяина к себе в спальню.

Софи не позволила своему сердцу уступить жалости. Она не собиралась сдаваться ради удовлетворения мужской гордости Джулиана. Гордости у него хоть отбавляй. Она взяла щепотку душицы и другой, более сильной травы и умело смешала их в чайнике для заварки.

Потом села, поскольку не могла стоять из-за сотрясавшей ее нервной дрожи. Ей не пришлось долго ждать неизбежного. Дверь между спальнями тихо отворилась, Софи вздрогнула. Джулиан стоял в черном шелковом халате с вышитым гербом графства Рейвенвуд. Он смотрел на нее с насмешливой улыбкой.

— Вы слишком волнуетесь, моя дорогая, — нежно сказал он, неслышно прикрывая дверь. — Так бывает всегда, когда долго откладываешь дела на завтра. Вы раздули все до ужасающих размеров. Но к утру все вернется на круги своя, как и должно быть.

— В последний раз прошу вас, Джулиан, не требуйте невозможного. Не настаивайте… Вы нарушаете если не букву, то дух нашего соглашения.

Улыбка сошла с лица Джулиана, взгляд его потяжелел. Он засунул руки в карманы халата и принялся медленно расхаживать по комнате.

— Лучше не будем обсуждать мою честь. Уверяю вас, для меня это слишком серьезно, и я еще ни разу не запятнал ее.

— Значит, у вас собственное представление о чести, милорд.

Он сердито посмотрел на нее:

— Я гораздо лучше вас знаю, что такое честь. И что входит в это понятие.

— А я не могу верно определить, что входит в это понятие, лишь потому, что я женщина?

Он расслабился, и снова на его губах заиграла усмешка.

— Вы не просто женщина, моя любовь. Вы самая необыкновенная женщина в мире. Я даже не предполагал, когда просил вашей руки, что получу такую изумительную жену, словно сотканную из противоречий. Кстати, у вас на пеньюаре кружева болтаются.

Софи стало неловко. Внутри что-то сжалось, когда она увидела, что оторванные кружева висят над грудью. Она попыталась поправить их, но безуспешно. Подняв взгляд, она обнаружила, что ей приходится смотреть на Джулиана сквозь выбившиеся из прически локоны. В раздражении Софи заправила локон за ухо и решительно поднялась:

— Не хотите ли чаю, милорд?

Поощряющая улыбка разлилась по его лицу, глаза Джулиана стали совсем зелеными.

— Спасибо, Софи. После портвейна, который я позволил себе за ужином, чашка чая не помешает. Мне совсем не хочется попасть в объятия Морфея в самый неподходящий момент. Иначе вы окончательно во мне разочаруетесь.

Надменный мужлан, подумала она, трясущимися руками наливая ему заварку. Он понял ее предложение как добровольную сдачу. Несомненно. Джулиан принял из рук жены чашку с таким видом, будто она вручала полководцу на поле битвы меч победителя.

— Какой изумительный аромат. Это ваш собственный рецепт, Софи? — Джулиан отхлебнул и снова прошелся по комнате.

— Да… — Казалось, слово застряло у нее в горле. Она пристально следила за ним — он сделал еще глоток. — Душица и… еще кое-какие цветы. Очень успокаивает нервы.

Джулиан с отсутствующим видом кивнул.

— Прекрасно. — Он остановился перед столиком из розового дерева, пробежав глазами по аккуратно расставленным книгам. — Книги, которые читает моя ученая жена. Что ж, посмотрим, насколько ваш вкус достоин сожаления. — Он взял одну, потом другую — в кожаных переплетах. Отпил еще чаю, изучая названия. — Вот как: Вергилий, Аристотель в переводе. Книги достаточно серьезные для среднего читателя. И не такие ужасные. Я тоже читаю подобную литературу.

— Я рада, что вы одобряете мои увлечения, — напряженно проговорила Софи.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Вы признаете мою покладистость, Софи?

— Да, вы очень покладисты.

— Вообще-то снисходительность мне не свойственна. Но мне просто интересно знать о вас все. — Он поставил книги классиков на место. — Так, что у нас еще здесь?» Естествознание» Уэсли. Довольно старая книга, по-моему?

— Прекрасная книга о травах, милорд. Там очень много сведений об английских травах. Эту книгу подарил мне дедушка.

— Ах да, травы… — Он положил книгу и взял следующую, сдержанно улыбаясь. — Прекрасно, наконец вижу романтическую чепуху лорда Байрона, проникшего даже в деревню. А как вам нравится Чайльд Гарольд, Софи?

— Очень интересно. А вам, милорд?

Он ответил улыбкой на открытый вызов:

— Признаюсь, почитывал. И должен сказать, что этот человек скорее всего герой мелодрамы. На мой взгляд, он из нескончаемой череды мелодраматических глупцов. Боюсь, мы еще что-нибудь услышим от этих байроновских тоскующих героев.

— По крайней мере Байрон не скучен. Насколько я знаю, сейчас лорд Байрон очень моден в Лондоне, — проговорила Софи, как бы пытаясь нащупать, не сойдутся ли их интеллектуальные интересы.

— Если вы под этим подразумеваете, что женщины буквально бросаются ему на шею, — я согласен. Любого мужчину просто затопчут тысячи маленьких хорошеньких ножек, если такой идиот осмелится появиться на сборище, где присутствует Байрон. — Но Джулиан явно не завидовал поэту, феномен Байрона его просто удивлял. — А что еще на вашей полке? Какие-то тексты по математике?

Софи чуть не поперхнулась, увидев, какую книгу он держит в руках.

— Не совсем, милорд.

Внезапно снисходительное выражение исчезло с лица Джулиана.

— Уоллстоункрафт. «Защита прав женщин»?

— Вы не ошиблись, милорд.

Он поднял глаза от книги и посмотрел на нее, словно прозрев:

— Так вот какие книги вы читаете «? Эту смешную чепуху, изложенную женщиной, которая ничем не лучше уличной потаскушки?

— Мисс Уоллстоункрафт не была… потаскушкой! — горячо возразила Софи. — Она свободный мыслитель. Умная женщина, очень способная.

— Она была куртизанкой. Открыто жила с несколькими мужчинами, не оформляя брак.

— Она чувствовала, что брак — западня. Выходя замуж, женщина полностью попадает под власть мужа. У нее нет никаких прав. И мисс Уоллстоункрафт чувствовала, что такие порядки надо менять. И я с ней полностью согласна. Вы утверждаете, что хотите понять меня. В таком случае вам надо побольше узнать и о моих интересах. Прочитайте Уоллстоункрафт, милорд.

— Я не собираюсь читать идиотскую писанину. — Джулиан отшвырнул книгу в сторону. — И более того, моя дорогая, я не, собираюсь позволять вам отравлять мозги писаниной женщины, которую вообще-то следовало запереть в бедламе, оградить от общества или отправить на Тревор-сквер к профессиональным куртизанкам.

Софи едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него свою полную чашку чая.

— Мы заключили договор о моем свободном выборе книг, милорд. Вы собираетесь и его нарушить?

Джулиан одним глотком допил чай, поставил чашку на блюдце и решительно направился к ней. Его лицо пылало холодной яростью.

— Еще одно обвинение в нарушении слова чести, мадам, и я не отвечаю за последствия. Я и так достаточно натерпелся от того фарса, который вы именуете медовым месяцем. Пришло время поставить все на свои места. Я довольно долго потакал вам, Софи. Сейчас вы наконец станете настоящей женщиной — и в спальне, и за ее пределами. Вы будете прислушиваться к моему мнению во всем, даже в том, что читать, а что нет.

Чашка на блюдце опасно зазвенела, когда Софи вскочила на ноги. Непослушный локон снова вырвался из прически. Она попятилась назад, и каблучок домашней туфельки зацепился за кайму пеньюара. Раздался треск — тонкая ткань порвалась.

— Только посмотрите, что вы наделали! — воскликнула она.

— Я еще ничего не сделал. — Джулиан встал перед ней, разглядывая ее возмущенное лицо. Его взгляд потеплел. — Успокойтесь, у вас такой вид, будто вы доблестно сражаетесь за свою женскую честь. — Он поднял руку и, нежно коснувшись ее локона, пропустил его между пальцами. — Как это вам удается, Софи? — тихо спросил он.

— Что удается?

— Да ни одна из знакомых мне женщин не способна добиться такого обворожительного беспорядка в своей внешности. У вас всегда что-то — или ленточка, или кружево — откуда-то свисает, или же локоны выбиваются из прически.

— Для вас не является секретом, что я не склонна к женским уловкам, и вы знали об этом, когда делали мне предложение, милорд.

— Да, конечно. Я же не ругаю вас за этот беспорядок. Просто удивляюсь, как вам это удается, и так безыскусно. — Он потянулся к ее волосам, освободил их от заколок

Софи напряглась, когда другой рукой он обвил ее талию, притянул к себе. В смятении она спрашивала себя, сколько еще понадобится времени, чтобы чай подействовал на Джулиана. Он, кажется, не собирался засыпать.

— Окажите любезность, Джулиан…

— Я стараюсь быть любезным, — пробормотал он ей на ушко. — Я не хочу ничего больше, чем быть любезным с вами сегодня ночью. И предлагаю вам расслабиться и позволить мне доказать, что быть женой не так уж плохо.

— Я все же должна настаивать на условиях нашего договора.

Она попыталась спорить, но так волновалась, что не могла даже стоять на ногах. Она вцепилась в плечи Джулиана, с ужасом соображая, что же ей делать, если она вдруг по оплошности, второпях, смешала не те травы.

— Завтра утром вы даже не вспомните о нашем глупом договоре, — пробормотал Джулиан, впиваясь в ее губы долгим пьянящим поцелуем. Его руки нащупали завязки на пеньюаре.

Когда пеньюар начал медленно сползать с плеч, Софи резко рванулась. Она уставилась в разгоряченное лицо Джулиана, пытаясь заметить признаки сонливости.

— Джулиан, можете ли вы подарить мне еще несколько минут? Я не допила чай. Почему бы и вам не выпить еще чашку?

— Не надейтесь, моя сладость. Вы ведь пытаетесь только отсрочить неизбежное. Но уверяю вас, это неизбежное окажется весьма приятным для нас обоих. — Его руки ласкали ее тело, замерли на талии, потом спустились на бедра, натягивая ткань шелковой сорочки. — Как приятно, — прошептал он, и его голос стал хриплым, когда он нежно сжал ее бедра.

Софи запылала под его напряженным взглядом. Желание, исходившее от мужчины, гипнотизировало. Еще никогда в жизни мужчина не смотрел на нее так, как сейчас

Джулиан. Она чувствовала его силу, у нее слегка закружилась голова, будто она сама выпила чай из трав…

— Поцелуйте меня, Софи, — требовательно попросил Джулиан, приподняв пальцами ее подбородок.

Она послушно подняла голову, встала на цыпочки и нежно скользнула губами по его рту.» Ну сколько еще ждать?«— нетерпеливо спрашивала она себя.

— Еще раз, Софи.

Ее пальцы вцепились в ткань его халата, когда она еще раз коснулась губами его губ. Он был горячий, сильный, и ему так трудно противостоять. Ведь она могла бы провести всю ночь, тесно прижавшись к нему, как сейчас, но она понимала, что он будет настаивать на большем, чем поцелуи.

— Уже лучше, моя дорогая, моя сладкая… — Его голос становился все более хриплым. Действие снотворного? Или желания? — Как только мы поймем друг друга, нам будет хорошо, Софи.

— Вы так же поступали со своей любовницей? — храбро спросила Софи.

Его лицо напряглось.

— Я несколько раз предупреждал вас не упоминать об этом.

— Вы меня все время предупреждаете о чем-то, Джулиан. Я устала от ваших предупреждений.

— Неужели? Возможно, вам пора понять, что я способен не только на слова, но и на действия.

Он взял ее на руки и понес к кровати, бережно положил ее на постель. Она торопливо поправила задравшуюся ночную сорочку. Подняв глаза, увидела, что Джулиан не сводит глаз с ее груди: очертания ее сосков проступали сквозь полупрозрачную ткань.

Джулиан сбросил халат, скользя взглядом по ее телу.

— Какие красивые ноги. Я уверен, что все остальное не хуже.

Но Софи уже не слушала. Она с удивлением рассматривала его обнаженную фигуру. Ей никогда не приходит лось видеть обнаженного мужчину, да еще в боевой готовности к занятию любовью. Это зрелище было ошеломляющим и захватывающим. Она считала себя довольно зрелой и хорошо осведомленной, не то что несмышленые девицы, падающие в обморок по малейшему поводу. Она, как не раз напоминала Джулиану, росла в деревне. Но орудие Джулиана, воинственно угрожающее из-за черных завитков, казалось огромным. Кожа на его плоском животе была натянута, широкую грудь покрывала густая поросль. Софи понимала, что ему не составит труда с ней справиться.

В пламени свечи Джулиан выглядел очень опасным. Но его дикая мужская сила приводила Софи в волнение и трепет.

— Джулиан, нет, — быстро проговорила она. — Пожалуйста, не делайте этого. Вы дали мне слово.

Страсть в его глазах сменилась гневом. Он произнес нетвердым голосом:

— Черт побери, Софи, я был чрезвычайно терпелив. Не говорите мне больше ни слова о нашем так называемом соглашении. Я не собираюсь его нарушать.

Он опустился на кровать, потянулся к ней, большие сильные руки схватили ее за плечи. Наконец она заметила, как его взгляд подернулся туманом, и поняла, что он вот-вот уснет. Но облегчения не почувствовала.

— Софи, — продолжал он полусонно. — Какая мягкая, какая сладкая. Вы моя… — Длинные темные ресницы медленно опустились, скрывая смущение в глазах Джулиана. — Я позабочусь о вас, я не позволю, чтобы вы ускользнули от меня, как та дрянь, Элизабет. Скорее я задушу вас.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Софи напряглась, но он не дотронулся до ее губ, со стоном рухнув на подушку. Его сильные пальцы не отпускали ее еще несколько секунд, потом разжались.

Сердце Софи билось часто-часто, пока она лежала рядом с Джулианом. Какое-то время она боялась шевельнуться. Наконец успокоившись и убедив себя, что он не проснется — вино и травы заставят его проспать да самого утра, — Софи выбралась из постели, не спуская глаз с величественной фигуры Джулиана. Он выглядел сильным и грозным на нежных белых простынях.

Что она наделала! Стоя у кровати, Софи попыталась собраться с мыслями. Сейчас было невозможно сказать с определенностью, что вспомнит Джулиан утром. Гнев мужа будет ужасным, если он поймет, что жена опоила его. Поэтому надо убедить Джулиана, что он достиг своей цели.

Софи рылась в своем аптекарском хозяйстве. Однажды Бесс рассказывала ей, что, после того как женщина впервые занимается любовью, появляется кровь. Особенно если мужчина не очень заботлив и нежен. Джулиан утром будет искать кровь на простыне — свидетельство того, что он исполнил обязанности мужа.

Софи смешала красноватые листья травы с чаем. Потом с сомнением оценила свою работу. Цвет был подходящий, но очень бледный. Плеснула на простыню. Не очень-то убедительно, — может, из-за того, что ткань сразу же промокла. Она добавила жидкости на простыню, где только что лежала. Ткань снова промокла, и осталось маленькое красноватое пятнышко. Но достаточно ли этого, чтобы успокоить мужчину, жаждущего убедиться в девственности избранницы?

Она напряженно нахмурилась и, решив, что пятнышко слишком маленькое, добавила еще. Рука задрожала, когда она склонилась к кровати, и жидкости пролилось гораздо больше, чем следовало. Испуганно она отступила назад и пролила еще. Теперь мокрое пятно было внушительных размеров. Софи в сомнении покачала головой: не перестаралась ли.

Остатки смеси она вылила в заварочный чайник, задула свечи и осторожно скользнула в кровать рядом с Джулианом, стараясь не касаться его крепких мускулистых ног. И ей не оставалось ничего другого, как попытаться заснуть в ею же сотворенной большой луже на простыне.