Глава 6

Уиски Дэниелс.

Боже милостивый! Он оказался еще в большей опасности, чем думал. Не было никаких сомнений, что давно дремлющее чудовище, жившее в нем, снова поднимало свою безобразную голову. Последний поединок с ней подтвердил самые страшные его опасения. Учащенный пульс, возбуждение, вынуждающее его допускать ошибочные высказывания, вспыльчивость и раздражительность, замедленное соображение — все эти признаки безошибочно предупреждали о надвигающейся угрозе. Его единственный изъян, порочная слабость, его старая болезнь проснулась — он чувствовал это всем своим нутром…

Это было не вожделение, точнее, не только оно одно. Как и подобает джентльмену, он умел скрытно удовлетворять свои чувственные потребности, когда становилось невмоготу. Но сейчас в нем происходило нечто совершенно иное. Его охватила всепоглощающая и необузданная жажда обладания женщиной, только этой женщиной. Это было настоящим безумием, в котором смешались и восхищение, и страсть, и физическое влечение. А для Гарнера Таунсенда это звучало как катастрофа.

Он стремительно ворвался в таверну и стал подниматься к себе, подавляя ощущение паники. Теперь он стал старше, опытнее и умнее. И он был командиром. Он способен обуздать свои бунтующие чувства и постарается держаться подальше от искушения. Он позаботится о том, чтобы Уиски Дэниелс была…

Уиски Дэниелс. Какой отец мог назвать свою дочь в честь напитка, который он изготавливает в этом диком краю? Он резко остановился на середине скрипучей лестницы. Только такой отец, который занимается этим делом всю жизнь, понял он, и который чертовски этим гордится.

У него было такое ощущение, будто ему на голову вылили целый кувшин ледяной воды, и он сразу отрезвел. Так вот почему она так противилась ему и его миссии. Она тоже участвовала в этом деле с виски, по меньшей мере ее семья. Так или иначе, но она имела к этому отношение, в этом он был уверен. Он поднялся еще на две ступеньки и опять остановился: перед его внутренним взором Уитни вновь предстала такой, какой он увидел ее на пороге таверны, — с сияющим ореолом вокруг головы, со сверкающими зелеными глазами и чуть приоткрытыми губами…

Уиски Дэниелс. И чудовище снова приподнимало голову. Господи, но почему ему встретилась именно она?

Уитни вошла в таверну Дедхема, все еще одетая в штаны и башмаки. По договоренности с теткой сейчас, когда время ужина уже прошло, она должна была надеть платье. Но ей нужно было собрать в поселке сведения, и ей не хотелось предстать перед майором в платье. Она уже поговорила с дядюшкой Рэднором и тетушкой Фредой Делбертон и явилась в таверну получить отчет Робби Дедхема.

Таверна была весело освещена масляными лампами, сизый от табачного дыма воздух был насыщен крепкими запахами эля и виски. Она сняла куртку и, оглядывая зал, повесила ее на крючок недалеко от двери. На своем обычном месте неподалеку от входа парни Делбертон играли в карты, дядюшка Феррел и дядюшка Рэднор грели у камина свои согбенные спины, а с десяток солдат выстроились у стойки дядюшки Харви за своей порцией спиртного. Уитни здоровалась с односельчанами, поглядывая, как солдаты продвигались в очереди, а затем рассаживались за длинным дощатым столом, бережно лелея свои кружки в крупных мозолистых руках. Когда стойка освободилась, она подошла к ней:

— Хорошую и добрую порцию, дядюшка Харви.

— Я его не раздаю, — в обычном для себя тоне ответил Харви, подмигивая ей.

— Что ж, ты вынужден так поступать. — Она приступила к меновой игре, чтобы оценить желаемый предмет. — В этой бочке у тебя не такой виски, как всегда, дядюшка Харви. Он резковат и… слабоват, в нем чувствуется привкус воды. Больше горсти овса я бы за нее не дала.

Солдаты наблюдали за ней, она чувствовала на спине их взгляды. Она засмеялась своим низким заразительным смехом, приняла из рук дядюшки Харви наполненную кружку и осушила ее, заговорщицки ему подмигнув. Затем поставила ее на стойку и попросила вторую порцию.

— Даю за нее целый ломоть от свиного бока, дядюшка Харви. С наслаждением выпив вторую кружку, она решила сыграть в карты с Делбертонами, а уж потом выйти и поговорить с Робби. Ребята подняли обычный шум по поводу того, кто мухлевал за игрой, и, как обычно, хором предъявили обвинение Уитни. Они потребовали возмещения, и она сторговалась с ними на том, что докажет им, что сумеет удержать на подбородке тарелку, поставленную ребром. Когда она со смехом поднялась, естественно, глаза всех присутствующих были прикованы к ней.

Ей пришлось начинать свой фокус дважды: ее одолевали приступы озорного смеха. Скоро у солдат тоже тряслись плечи от хохота, и они начали заключать между собой пари, удастся ли ей это сделать. А после вызывающего взгляда одного из Делбертонов пари уже стали заключаться между местными парнями и солдатами. Все затаили дыхание, глядя, как она приступает к третьей и окончательной попытке. И когда фокус ей удался, два кулька драгоценного табака перешли из рук в руки и кое у кого из солдат улыбки сменились угрюмыми минами.

— Ну, это не совсем честно, Майк Делбертон. — Она усмехнулась рослому белокурому парню, который только что выиграл табак, которого хватило бы на целый месяц. — Честный обмен — это одно, но, по-моему, ты просто обобрал этого джентльмена. Дай ему шанс отыграть свой табак.

Таким образом она вовлекла сипатого сержанта Лексоулта, представлявшего федеральные силы, в игру «кто кого пересмотрит».

Соревнование решили провести за длинным столом, уговорились о правилах игры. Уитни и сержант заняли места в противоположных концах стола, подперев подбородки поставленными на локти руками. По команде «старт» они открыли глаза и стали пристально смотреть друг на друга, стараясь заставить своего противника моргнуть первым. В напряженной тишине слышались лишь сдерживаемое дыхание зрителей и потрескивание дров в огромном камине.

Майор Таунсенд наблюдал весь этот спектакль, стоя на темной лестнице, и был встревожен внезапным духом товарищества, который возник между его солдатами и местным населением, несомненно, возбужденный этой бестией Уиски Дэниелс. Он спустился вниз и приблизился к столу, и солдаты, испуганные его присутствием, расступились, чтобы дать ему дорогу. Он остановился справа от сержанта, наблюдая за соревнованием и раздумывая, не прервать ли эту идиотскую затею. Но мстительное чувство заставило его дать сержанту шанс отыграть свой табак, а некоторые запретные ощущения внутри его вынудили воспользоваться случаем и еще раз посмотреть на Уиски Дэниелс.

От крупной фигуры майора на лицо Уитни упала тень, и периферическим зрением она с удивлением уловила две золотые пуговицы на кителе и белые нанковые штаны, плотно обтягивающие бедра. И они не исчезали, эти пуговицы и выразительная выпуклость под тканью штанов, отвлекая ее внимание и заставляя пылать щеки. Она хотела позволить солдатам выиграть табак, но чем дольше рядом находился майор, тем меньше в ней оставалось великодушия, сметенного крайним волнением и беспокойством. Она терпела, сколько могла, затем ее очаровательное личико медленно осветилось знаменитой улыбкой, означавший одновременно уступку и уверенность в своей победе. Прием был недозволенным, но она действительно больше не могла выдержать.

Суровый сержант моргнул. И когда на него обрушились улюлюканье и свист, он побагровел от ярости и обиды. Но майор точно знал, что произошло, и это его невероятно взбесило.

— Дядюшка Харви! — закричала Уитни. — Поставь сержанту выпивку. — Затем она обернулась и сделала вид, что удивлена присутствием майора. — О, и еще майору!

— Нет, благодарю вас, — сквозь стиснутые зубы отказался Таунсенд.

— Но, майор, это самое маленькое, что я могу сделать, учитывая доброжелательный настрой ваших людей.

— Нет, спасибо. — Он хотел уйти, но его не выпускали солдаты, столпившиеся вокруг стола.

— Может, аристократичному майору просто не нравится простой виски? — Ее предположение пронзило воздух, как древко копья, затем нанесло удар. — Но Харви не может позволить себе иметь ни великолепный ямайский ром, ни дорогой ром из Новой Англии. А после того как он выплачивает все эти бешеные налоги, у него не остается денег даже на тонкие французские вина. Но может, майор, вы выпьете с нами глоток эля или сидра… просто чтобы поддержать компанию. — Во время своей речи она встала и теперь стояла перед ним у другого конца стола, а ее лицо приобрело вызывающее выражение.

— Я сказал «нет, спасибо». Это значит, что я ничего не хочу пить.

— Вы имеете в виду с нами. — Она ухватилась за возможность вызвать в солдатах возмущение его надменным поведением. — Вы не желаете пить с простыми пехотинцами и бедными грязными фермерами!

От этого удара он весь задрожал от ярости. Опершись руками на стол, он подался к ней со сверкающими гневом глазами:

— Нет! Это значит, что я вообще не употребляю спиртное. И не намерен это делать для того, чтобы доставить вам удовольствие.

— Не употребляете? Совсем ничего? — Она отшатнулась, искренне пораженная его заявлением. И по виду его людей поняла, что их это тоже крайне поразило. — Как? Значит… вы даже не пьете эль за завтраком?

— Нет. — Лицо его горело, он одернул на себе куртку, не желая встречаться взглядом со своими солдатами, и приказал: — Возвращайтесь немедленно в лагерь, сержант. Пусть все ложатся спать. Патруль должен встать до восхода солнца.

Ни один из солдат не двинулся с места; люди только растерянно помаргивали. Их командир оказался трезвенником. Мало того что он джентльмен, к тому же еще и трезвенник! Выражение ужаса на лицах местных жителей было последней каплей, которая переполнила их унижением. Они недоверчиво переглядывались между собой.

Весь закипев, Таунсенд обернулся к Уитни и Делбертонам:

— А вы… вы держитесь подальше от моих людей, понятно? Все! Я не желаю, чтобы вы выманивали у них своими хитроумными трюками и пари то немногое, что у них есть. Отныне по вечерам, когда солдатам выдается рацион, таверна будет закрыта. Вы меня слышите, Дедхем?

Дядюшка Харви проворчал что-то себе под нос и наконец пробормотал:

— Слышу.

— А вы? — Майор ткнул пальцем в Уитни. — Вы слышите? Или мне повторить?

Увидев у него на губах мстительную усмешку и брезгливое движение широких плеч, как будто он стряхивал с себя возможную заразу от общения с ней и с подобными, Уитни вспыхнула. Не в характере Дэниелсов было оставлять последнее слово за другими.

— Я слышала, майор Самсон.

Он уже направился к лестнице, но круто обернулся, как она и ожидала. Он слышал, что его солдаты тоже повернулись, чтобы стать свидетелями их обмена последними залпами.

— Вероятно, от виски у вас голова плохо соображает, барышня. Мое имя Таунсенд, майор Таунсенд.

— Вот как? — Она чарующе улыбнулась зрителям, затем повернулась к нему лицом. — Что ж, вполне понятно, что я ошиблась, приняв вас за Самсона. Вы так же, как и он, размахиваете ослиной челюстью!

Таунсенд вздрогнул, когда таверну наполнили приглушенные смешки. Уитни бросила на него нахальный взгляд и со злорадной улыбкой, сдернув с вешалки свою куртку, выплыла вон.

— Я хочу знать, где она живет, — потребовал на следующий день майор от дядюшки Харви. Не было нужды уточнять, кого он имел в виду.

Ночью майор вернулся с безрезультатного прочесывания окрестностей, бросился на кровать, где провел в мучениях четыре часа, и встал в отвратительном настроении. Затем побрился холодной бритвой и спустился вниз, где ему предложили завтрак из холодных бобов, слегка смазанных вчерашним жиром, и двух несоленых бисквитов.

— Вы, должно быть, с ума сошли! — Он в бешенстве оттолкнул тарелку. — Дайте мне два вареных яйца и нормальный хлеб.

— Яиц нет. Вчера вечером вы съели мою последнюю курицу, майор. — Дядюшка Харви так втянул шею, что походил на обиженную репу.

— Тогда подайте мне кофе.

— Кофе тоже нет. Вчера вы выпили последний, вчера вечером.

— Черт побери!

Голодный, весь кипящий от злости, майор встал и направился в лагерь, чтобы приготовить людей к дальнейшим поискам запасов спиртного, винокурен и винокуров.

Утром, пока под руководством майора солдаты обыскивали в поселке хижины и хозяйственные постройки, он вдруг осознал, что думает найти нечто, что никак не может определить, но что неотвязно его преследует и отчего внутри его возникает холодок ожидания, и становился все мрачнее, не находя это «нечто». И только усевшись обедать вчерашними бобами и случайно заметив свою сплющенную пуговицу, он сразу понял, чего ожидал, но не мог найти. Ее, эту бестию!

— Нужно пройти с милю по дороге, потом у дубового пня, на котором вырезана буква «Б», свернуть на тропу, что идет влево, — неохотно ответил дядюшка Харви, надеясь, что не подводит Уит-ни и ее тетку.

— Буква «Б»? — Майор непонимающе сдвинул брови. — Я понял так, что ее фамилия Дэниелс.

— «Б» означает «Блэк», — объяснил дядюшка Харви. — Какой толк было вырезать на ней букву «Д»? Это может быть любой житель нашей долины… Делбертон, Добсон, Данбер, Доннер или Дедхем.

— Боже милостивый! — Майор выпрямился, только теперь поняв, почему ему так трудно запомнить фамилии всех этих людей.

— Мы все одна семья, — с гордостью заявил дядюшка Харви.

— Вы хотите сказать, что все жители долины родственники по крови?

— Не-а! — Дядюшка Харви посмотрел на него, как на слабоумного. — По алфавиту!

Майор в бешенстве вылетел из таверны, устремившись к кузнице, где подковывали его лошадь. И вскоре уже ехал во главе мрачного отряда девятого мэрилендского полка по главной дороге, что вилась вдоль реки. Он весь горел в предвкушении хорошей схватки и встречи с Уиски Дэниелс, яркий образ которой не покидал его воспаленное воображение.

Уитни ремонтировала упряжь под навесом у сарая, когда из сада прибежала перепуганная Кейт. Мгновением позже из-за угла сарая появилась причина ее необычного волнения. Это были солдаты.

Уитни выскочила из сарая и предстала перед майором, который восседал на своей чалой кобыле, сверкая золотыми эполетами и начищенными до зеркального блеска сапогами. Лицо ее вспыхнуло, а глаза стали метать молнии, когда он смерил ее презрительным взглядом, задержав его на упряжи в ее испачканных руках. Он ловко спрыгнул с лошади и передал поводья сержанту, который стоял с неприступным лицом.

— Что вы здесь делаете? — Уитни бросила упряжь на пол под навес и встала перед тетушкой Кейт, уперев руки в бока.

— Я исполняю свой долг, мадам. — Майор намеренно игнорировал Уитни, обращаясь к ее тетке. Надменный взгляд его суровых глаз вскоре переместился на двухэтажный дом, обвитый ползучими растениями, на крепкий сарай и окружающие дом сад и огороды. — Я нахожусь здесь, чтобы обнаружить контрабандные спиртные напитки и винокурни, а также тех, кто их изготавливает. Советую вам оказывать помощь моим людям. Если вам нечего прятать, то нечего и бояться. Полагаю, в доме есть мужчина?

— Как вы посмели прийти… — Уитни бросилась вперед, но тетушка Кейт схватила ее за руку. Через мгновение Уитни испытала благодарность за то, что тетка удержала ее: холодная сдержанная улыбка, которая постоянно пряталась в уголках его рта, сказала ей, что майора очень порадовало бы, если бы она вышла из себя. Внезапно она все поняла: этим визитом она обязана самой себе, так как накануне унизила его в таверне.

— Моего зятя, Блэкстона, сейчас нет. — Тетя Кейт с достоинством выпрямилась. — Я Кейт Моррисон, тетка Уитни.

— Уитни?! — Он перевел взгляд на сдерживающую свое возмущение Уитни, позволив себе с небрежной ленью осмотреть бугорки ее грудей под рубашкой, затем ее тонкую талию. Он был разочарован, что ее имя оказалось вполне нормальным, хотя и редким. Почему-то «Уиски» казалось ему более подходящим для нее… и более манящим своей запретностью. — А где же находится сам Блэкстон?

— Он… Мы его не ждем… Он уехал… — начала заикаться Кейт под предостерегающим взглядом Уитни. Слава Богу, они очистили помещение для виски!

— В Питсбург, — спокойно закончил за нее майор, — вместе с несколькими мужчинами из долины… с другими винокурами. — И прежде чем они успели опровергнуть его проницательное заключение, он повернулся к своим людям. — Вы, вы и вы. — Он повелительно указал троим солдатам на сарай. — Они должны хранить виски где-то здесь. Начните с сарая и этого навеса. Проверьте каждый бочонок, каждую коробку, каждую корзину и подозрительный ковш.

— Послушайте! — подала голос Кейт, представив, во что превратится ее хозяйство после полного обыска. — Вы не имеете права обыскивать…

— Очень даже имею, — заявил он с мстительной усмешкой. — А вы, сержант, возьмите двоих людей и идите со мной. — Он круто повернулся на каблуках и направился к дому. Он уже почти достиг двери в кухню на задней стороне дома, когда за ним побежали Уитни и тетушка Кейт.

Уитни оказалась у дома первой, вся ощетинившаяся в ответ на его бесцеремонное поведение. Но когда она заслонила собой дверь, прежде всего наружу вырвался ее инстинкт прирожденного коммерсанта.

— Куда это вы направляетесь? — требовательно спросила она.

— В дом. — Намереваясь ее запугать, он повернул к ней голову. Это было серьезной ошибкой. Губы его сами собой приоткрылись, и в голову ему ударила теплая волна ее дыхания со странным пряным оттенком. Эффект был неимоверно сильным. Он отдернул голову и схватил Уитни за талию, чтобы лично убрать ее от двери.

Но Уитни крепко ухватилась за косяк, уперлась башмаками в его углы и сумела устоять.

— Если желаете обыскать дом, вам придется за это заплатить, — выпалила она, отступая в глубь кухни и тем самым притянув его ближе к себе, как в игре «кто кого перетянет», так как он не отпускал ее талию. — Ничто не дается бесплатно, майор. Обитатели долины усваивают эту истину с самого раннего детства.

Тяжело дыша и с горящими лицами, они стояли почти нос к носу.

— Не валяйте дурака! — Он выпрямился и резко отдернул руки, словно обжегся.

— А убытки? — Она принялась торговаться, поймав неуверенность на лицах солдат. — Ваш обыск повлечет за собой убытки и разорение. Только посмотрите на них. — Она кивком указала на его грязных и оборванных подчиненных. — Эти неуклюжие парни перевернут весь дом. Безобразное и безответственное разорение настроит против вас всех жителей долины. И вскоре об этом узнают и в Питсбурге, вот увидите!

Он напрягся под вопрошающими взглядами солдат, чувствуя, как его кровь и рассудок охватывает пламя, и не в состоянии придумать достойный и резкий ответ.

— Так что нужна компенсация, майор, — решила она подтолкнуть его, гадая, не является ли его молчание знаком согласия.

— Черт побери!

С этим двусмысленным восклицанием он оторвал ее от косяка и ворвался внутрь в сопровождении трех своих людей, красной от злости Уитни и побледневшей тетушки Кейт.

— Проверьте горшки с цветами! — приказал он, мрачным взглядом окинув уютную кухню и топнув по полу каблуком. — И проверьте, нет ли в полу фальшивых половиц… а также кладовую и все продукты. Чтобы ни одного мешка и сосуда не осталось непроверенным! Мы не знаем, где они хранят свой запас.

Страх в глазах тетушки Кейт превратился в настоящий ужас, когда солдаты вытащили свои длинные ножи и стали протыкать ими бочонки и прокалывать открытые мешки с картофелем и репой. Она в бешенстве бросалась от одного мешка к другому, требуя, чтобы они оставили продукты в покое или хотя бы обращались с ними осторожно. Не один раз ей пришлось ударить по грубым рукам солдат, когда они влезли в буфет с ее драгоценными фарфоровыми тарелками и стали рыться в сундуках с бельем. Они топали по комнатам, переворачивали деревянные ящики и бесцеремонно шарили между звякающими котелками и другими предметами кухонного обихода.

Все сразу остановились, когда один из солдат заявил, что он что-то нашел на буфете. Все глаза устремились на него, когда он снял оловянное блюдо, на котором виднелось нечто, покрытое золотистой корочкой.

— Черт подери! — Общее молчание нарушил сиплый голос сержанта. — Это же пирог. — При этом слове у всех мужчин рот наполнился слюной.

— Чертовски подозрительный пирог, сержант, сказал бы я. — Майор знаком приказал солдату поставить пирог на стол и раскрыл свой нож. Двумя взмахами ножа он разделил его на четыре части и, сопровождаемый жалобным стоном тетушки Кейт, поднял один кусок. Открыв свой аристократичный рот, он под злобным взглядом Уитни одним разом засунул в него целую треть. Он весь задрожал от удовольствия, а его люди, не в силах удержаться, похватали остальные куски и, как волки, напихали себе полные рты, постанывая от наслаждения.

Майор прикрыл глаза, наслаждаясь сочными вишнями и сладким сиропом. Открыв глаза, он обнаружил, что смотрит прямо на губы Уитни, напоминающие спелую вишню.

— Убытки, майор. — Она сердито скрестила на груди руки, отчего рубашка еще больше обтянула ее высокую грудь.

Подавив сильнейшее возбуждение, он проглотил последний кусок, после чего круто развернулся и направился в другую комнату, взмахом руки пригласив всех следовать за собой.

— А здесь что?

Они вторглись в содержавшуюся в безукоризненной чистоте гостиную Кейт и стали там все поднимать, переворачивать и осматривать. Тем временем майор расхаживал по комнате. Он сдернул покрывало с французской кушетки и погладил его шелковистую парчу своими утонченными руками аристократа. Затем осмотрел изящную резьбу французского письменного стола и оценил канделябр из кованого железа, свисающий с потолка.

Кейт вырвала из неуклюжих рук солдата круглую лампу из дутого стекла и свою корзинку с шитьем у другого, возмущенно взывая к майору, который остановился, отставив ногу в сторону и рассматривая Кейт так бесцеремонно, как будто она была частью меблировки комнаты.

— Кое-что в Рэпчер-Вэлли кажется мне довольно роскошным. Откуда все это взялось?

— Это принадлежит мне. — Разъяренная тетя Кейт держала себя с достоинством, прижимая к груди статуэтку из датского фарфора, вызывающим взглядом давая понять, что никто не посмеет поднять руку ни на статуэтку, ни на нее самое. — Я привезла эти вещи с собой из Аллентауна, когда умер мой муж и я приехала на запад помогать растить Уитни.

— Следовательно, именно вы несете ответственность за все прелести ее поведения, — заметил майор, как будто предъявляя обвинение в преступлении. Бросив презрительный взгляд на Уитни, он смаковал это маленькое отмщение в ответ на спектакль, который она устроила ему накануне. Вторжение в ее дом доставило ему больше удовольствия, чем он ожидал, хотя пока и не принесло результатов. Он указал на лестницу: — А там что?

Не дожидаясь их ответа, он стал подниматься наверх.

— Что вы себе позволяете?! — Уитни бросилась за ним, за ней кинулась тетя Кейт, сзади тяжело громыхал сапогами могучий сержант. Когда он проник в ее комнату, она ворвалась за ним, с горящими глазами встала посредине и закричала: — Убирайтесь отсюда!

— Это ваша комната? — С нарочитым презрением оглядев комнату, он был поражен странной смесью примитивности и изысканности. В высшей степени похоже на нее, подумал он, интригующая смесь красоты и грубости, изящества и простоты нравов. Он обогнул ее, поднимая и разглядывая разные вещи. Провел рукой по мраморному умывальнику, высокомерно откинул сапогом крышку дубового сундука. Не обращая внимания на ее молчаливое возмущение, он порылся в его содержимом и вытащил руку, подняв на пальце муслиновую сорочку.

— Отдайте! — Вся пылая, Уитни выхватила у него и прижала сорочку к груди.

— Она не может быть вашей — вы не носите белья, — поддразнил он ее низким шепотом.

— Вы удовлетвор… Вы закончили?

— Еще нет, барышня.

Он повернулся к кровати с кружевным пологом, шелковым покрывалом и пухлыми подушками. Уитни бросилась между ним и кроватью, словно пытаясь заслонить ее. В смутном освещении, которое проникало через небольшое окно, она была невероятно привлекательной, четко вырисовываясь на фоне своей неожиданно роскошной кровати. В мозгу майора мгновенно пронеслось видение ее оголенных плеч, распущенных по ним волос…

Значит, вот где она спит. Видение Уитни, спящей и теплой, пронзило его напрягшееся тело, отчего у него все сжалось внизу, а пальцы сами собой сложились в кулаки, когда он пытался обуздать себя. Странный островатый запах ее теплого дыхания невидимой спиралью поднимался к потолку низкой комнаты, словно издеваясь над его способностью самообладания, поглощая его решимость. Мягкая постель, мягкое тело…

Он здесь, в ее комнате, рядом с ней, смущенно и растерянно осознала Уитни. Последние три ночи она без сна лежала в постели, преследуемая его образом, шепотом страсти, которую он в ней пробудил. Сейчас он наяву вторгся в ее спальню… эти длинные, стройные и сильные ноги, эти широкие плечи, эти серо-голубые сверкающие глаза… Теперь ей не изгнать его из своей комнаты, мысленно застонала она, его мощное мужское присутствие неизгладимо запечатлеется в этом маленьком пространстве. Твердый взгляд, твердые мускулы…

В прозрачном сумраке они застыли около кровати, стоя почти вплотную друг к другу, вызывая приглушенные смущенные замечания со стороны двери.

Кейт Моррисон видела, как учащенно они дышат, как их тела вздрагивают от возбуждения. От них исходили волны горячей чувственности, и, коснувшись лица Кейт, они высушили выступившие у нее на глазах слезы и стиснули ей горло. В ней проснулась смутная тревога.

— Майор, здесь нигде ничего нет. — Лексоулт протиснулся мимо замерших в дверях людей.

Его слова, подобно удару молнии, разрядили напряжение, притягивающее Таунсенда и Уитни друг к другу.

Покачнувшись, майор отпрянул. Господи! Эта бестия снова поставила его в идиотское положение! Он круто повернулся и стремительно сбежал с лестницы, за ним последовали озадаченные солдаты, его противница с залитым смущенным румянцем лицом и потрясенная тетушка Кейт. Кипя от досады и раздражения, он выбежал в боковой двор, заметил будку-кладовку над ручьем и приказал ее обыскать. Ему позарез нужна была хоть одна-единственная улика, какое-то оправдание устроенного обыска.

— Смотрите, майор! — Через минуту из шалаша показался Лексоулт, злорадно усмехаясь и держа в руках тяжелый глиняный кувшин.

— Это не виски! — запротестовала тетушка Кейт, тогда как Уитни слетела по лестнице и бросилась в будку, чтобы спасти продукты от кражи.

Со злорадной усмешкой майор схватил кувшин, откупорил его и втянул в себя запах… крепкого сидра. Его разочарование сменилось крайним раздражением, и он заявил, что содержимое кувшина необходимо проверить в таверне Дедхема на предмет содержания спирта. Несмотря на возмущенные протесты тетушки Кейт, он приказал Лексоулту конфисковать кувшины.

Он направился к сараю, где солдаты, все добросовестно обыскавшие, доложили ему, что не обнаружили ничего запрещенного ни в сарае, ни под навесом, ни в саду. Взгляд майора остановился на их оттопыренных карманах, приставшая к курткам шелуха выдавала похищенный лук и овес. Несколько человек стали подозрительно толстыми под куртками… похожими на тыкву.

От зорких глаз Уитни это тоже не укрылось. После прохлады в кладовке над ручьем она остыла и, снова овладев собой, решила осадить майора. Тайное воровство его солдат дало ей отличный повод.

— Что ж, майор, они хорошо нагрузили свои карманы. — Она предстала перед ним, положив руки на бедра и вызывающе подняв голову. — Для этого вы и пришли сюда — обирать честных, ни в чем не повинных людей. Именем правительства Соединенных Штатов мы требуем возмещения за причиненные убытки.

— Не стоит притворяться такой глупой. — Он хотел уйти, но путь ему преградили его же солдаты, ожидающие, чем закончится поединок между командиром и этой придирчивой девицей. Чувствуя на себе их взгляды, майор понял, что должен защитить достоинство военных и не позволить девчонке оскорблять их. Он снова повернулся к ней лицом. — Вы не понесли никаких убытков; больше того, мои люди проявили похвальную сдержанность перед лицом такой серьезной провокации.

— А пирог, майор? — Она пристально смотрела на него. — И шесть полных кувшинов отличного сидра, что составляет почти сорок галлонов. И бог знает чем еще они набили себе карманы. А еще нужно привести весь дом в порядок. Время и труд только одной тетушки Кейт стоят десять долларов — в федеральных деньгах.

— Десять дол… — Он поперхнулся, ощущая ползущий по спине ужас. Этот вызывающий наклон ее головы и звонкий голос были безошибочным признаком, что его снова вовлекут в меновую торговлю.

— По доллару за каждый кувшин сидра и доллар за пирог. Итого семнадцать долларов, майор. Кажется, во время войны это называется репарацией.

— Репарация, черт побери! — Он насторожился, глядя, как ее лицо освещается вызывающей улыбкой.

— И нам не нужно от вас письменного обещания уплатить, майор, — заявила она спокойно, вглядываясь в малейшие изменения выражения его глаз и аристократичного лица проницательными глазами торговца. Он чего-то опасался, и она не станет его разочаровывать. — Так что же у вас…

Она окинула его взглядом, и лицо ее просияло. Выхватив из-за пояса рядом стоявшего солдата длинный нож, она одним взмахом срезала с его мундира золотую пуговицу.

— Она должна стоить этих денег. — Вернув солдату его нож, Уитни приподняла пуговицу в руке, любуясь ее блеском, а потом спрятала в карман. — У вас пуговицы по семнадцать долларов, майор. — В ее зеленых глазах отражались золотистые искры. — Отличные пуговицы!

Как громом пораженный он уставился на торчавшие нитки в том месте, где только что красовалась его пуговица, и от ярости затрясся всем телом. Он был на волосок от того, чтобы ее выпороть, не принимая во внимание ее пол. За всю свою жизнь он никогда не оказывался так близко к тому, чтобы полностью потерять самообладание.

— Оскорбление офицера, облеченного законными полномочиями, является подсудным преступлением, — хрипло выдавил он из себя.