— Но ведь у нас нет гувернантки, — возразила Габриэлла, а про себя подумала, что ее, скорее всего, и не будет. — Решено, я остаюсь. Пожалуйста, пришлите сюда служанок, пусть они начинают уборку. Нам понадобятся подушки, новые шторы и еще, пожалуй, пара стульев. Уверена, что после того как отмоют стены, эта комната будет выглядеть как картинка.

Если дворецкого выбор комнаты озадачил, то Ру он привел в ужас. Она всплеснула руками и взмолилась:

— Габриэлла, дорогая, подбери что-нибудь другое, — она испуганно оглядела свое новое жилище. — Здесь же так тесно, тускло и так далеко от… — Поймав сердитый взгляд хозяйки, Ру прикусила язычок, хотя и так было ясно, что она хотела сказать: комната расположена слишком далеко от спальни Питера.

Большую часть дня слуги убирали, мыли и проветривали комнаты, выбранные Габриэллой. Когда со всем этим было покончено и, мебель расставили по местам, девушка удивленно огляделась и хлопнула в ладоши.

— По-моему, получилось очень мило. А ты как считаешь, Ру?

Служанка пожала плечами и ушла на свою половину распаковывать вещи..

Габриэлла была довольна. Сейчас она чувствовала себя намного лучше, чем утром. Может быть, это именно то, что ей нужно? Может быть, покой, независимость и уединение помогут ей увидеть жизнь в новом свете? Она искренне надеялась, что так и будет.

Девушка стояла у окна и мечтала, глядя на заходящее солнце. Вдруг ее внимание привлекло какое-то движение внизу. Она напрягла зрение увидела карету, катящую по дороге прямо к поместью.

— Это он! Он вернулся! — Габриэлла бросилась было к дверям, но потом резко остановилась и буквально ворвалась в спаленку Ру. — Как я выгляжу? — запыхавшись, спросила она.

Ру, которая тоже видела карету, невозмутимо сняла с хозяйки фартук, отряхнула юбки и неодобрительно покачала головой.

— Ах, cherie, похоже, ты совсем потеряла рассудок.

Габриэлла весело отмахнулась от нее и помчалась вниз. Спустившись в галерею, она замедлила шаг и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не было заметно, что она бежала. Но пылающие щеки и сияющие глаза выдавали ее с головой.

Она стояла на лестнице, когда передняя дверь распахнулась и Онелоу внес в дом два чемодана. Следом за ним вошла Беатрис Сэндборн. Габриэлла застыла и вцепилась руками в перила. Ноги стали как ватные.

Беатрис сделала вид, что не замечает ее, отдала какое-то приказание дворецкому и, когда тот ушел, повернулась к своей невестке.

— Значит, это ты поймала моего сына в капкан брака? — скорее утвердительно, нежели вопросительно сказала она. — Я леди Сэндборн, а твое имя…

Габриэлла чуть было не сказала «та шлюха», но вовремя опомнилась и робко представилась:

— Габриэлла Леко… то есть Сент-Джеймс. Стушевавшись под критическим взглядом женщины, она сделала неловкий книксен. Мадам Маршал уверяла, что именно в таком поклоне следует склоняться перед знатными особами, но то было во Франции, где совсем иные законы, поэтому на мать Питера ее поклон произвел обратное впечатление.

— Какая дерзость! — с негодованием воскликнула Беатрис. — Да что ты себе позволяешь, девчонка!

Габриэлла не поняла, что сделала не так, но на всякий случай извинилась.

— Прошу прощения, леди Сэндборн. Я еще не привыкла обращаться к аристократам как к равным.

Эти слова еще больше рассердили Беатрис.

— Я вижу, ты так же любишь дерзить, как и делать глупости, — надменно проговорила она.

— Глупости? — тупо переспросила Габриэлла. О какой глупости она говорит? Точнее о какой именно глупости, потому что в последнее время Габриэлла вели себя, действительно, не очень-то умно.

— Онелоу сказал мне, что ты решила уединиться на третьем этаже в комнате гувернантки, пояснила Беатрис. — Ясно, что ты новичок и не привыкла жить в приличном доме, иначе ты бы знала, что жене хозяина не следует выбирать апартаменты, расположенные далеко от гостиной и кухни. Кроме того, ты не думала о слугах. Многие из них уже в летах и не могут таскаться вверх-вниз по лестнице только для того, чтобы исполнить твои капризы.

Габриэлла покраснела и опустила глаза.

— Прошу прощения, об этом я не подумала.

— Это более чем очевидно, — Беатрис бросила перчатки на стол и принялась откалывать шляпу. — Ну а теперь, когда ты подумала, будь добра: выбери себе комнату напротив или смежную со спальней моего сына и покончим с этим вопросом.

Леди Сэндборн отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена, а Габриэлла понурила голову и поплелась в гостиную. Там она устало опустилась на кушетку возле окна и уставилась в сгущающиеся сумерки. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не разреветься.

Герцог Карлайлз стоял у дверей особняка Леко и все не решался позвонить. Лицо его пылало от гнева.

Розалинда забросала любовника записками, умоляя его прийти, но герцог все откладывал свой визит. Он был страшно зол на Розалинду за то, что она ослушалась его и явилась на свадьбу. Ее поведение просто пугало его, он не знал, что и думать.

Похоже, пришла пора объясниться, но как же ему не хотелось этого делать!

Розалинда стояла у камина. Сегодня она, вопреки обыкновению, надела наглухо застегнутое платье без всяких украшений.

— Наконец-то, ты соизволил явиться, — она бросила на него уничижающий взгляд, который заставил герцога остановиться на полпути. — Ну что? Чемоданы распакованы, трофеи развешаны, а ружья вычищены? И ты, разумеется, уже успел навестить своего букмекера и выслушать все парламентские сплетни. А как насчет кошек? Милые зверюшки накормлены? — она словно выплевывала слова. — Как мило, что ты подумал и обо мне. Конечно, тебе сначала нужно было позаботиться о более важных и, главное, неотложных делах.

— Розалинда, — пробормотал Карлайлз, совершенно сбитый с толку.

Все, что он ранее намеревался ей сказать, почему-то вылетело из головы.

— Дорогая, что на тебя нашло;

— Ах, что на меня нашло! — взорвалась «дорогая». — Я трижды посылала за тобой вчера вечером и еще два раза сегодня утром. Ты думаешь, я делала это для собственного удовольствия? Я отчаянно нуждаюсь в тебе! Где ты был?

— Ну-ну, не глупи, сказал он, принимая позу оскорбленной невинности. — Я же не мог все бросить и бежать к тебе сломя голову. У тебя истерика, Розалинда, и я надеюсь…

— Истерика? Черта с два! — она, сверкая глазами, пошла к нему. — Клементина сказала мне, что Сэндборн вернулся в Лондон один! Она видела его у «Брукса» вчера вечером. Ты понимаешь, что это значит? Он оставил Габби в Сассексе. Затащил в какую-то заплесневелую дыру и бросил там одну!

Герцог скрестил руки на груди и непонимающе уставился на Розалинду.

— Даже если так, то это не мое дело, — невозмутимо пробормотал он. — Граф женился на девчонке и волен делать все, что угодно. Теперь это его забота, а не моя… и не твоя.

Розалинда выпрямилась и с пугающим спокойствием проговорила:

— Ты прав, это не твоя забота. Габриэлла никогда не была твоей заботой… пока ты не решил, что она угрожает твоей бесценной фамильной чести. А ведь имя Карлайлз даже не упоминалось в связи с ней. Ты сам примчался и бесцеремонно вторгся в жизнь своей дочери, которую раньше и дочерью-то не считал, — она помолчала и, горько взглянув на него, продолжала: — Видит Бог, как бы я хотела верить в то, что ты любишь меня. И я верила в это. Все двадцать лет верила, что наша любовь превыше всего. Верила, что супружеские клятвы не имеют никакого значения, но я ошибалась, верно? Я поняла это только сейчас, когда Ты запретил мне идти на свадьбу дочери. Значит, для тебя я только шлюха? Ты относишься ко мне так же, как к любой уличной девке?

— Розалинда, прекрати сейчас же! — он схватил ее за плечи и попытался прижать к себе, но она отстранилась. — Я любил тебя, заботился о тебе… ты составляла смысл всей моей жизни.

— В самом деле? — насмешливо спросила она. — Тогда скажи, а ты мог бы на мне жениться? Я никогда не спрашивала тебя об этом, возможно, потому что просто не хотела знать правду, но теперь хочу. Так ответь: ты женился бы на мне тогда, десять лет назад, когда умерла твоя жена?

Он смотрел на ее лицо, которое так хорошо знал, ее глаза, которые так часто светились желанием и любовью, и не понимал, на каком он свете. Жениться на любовнице? Абсурд! Это решительно невозможно и, прежде всего потому, что у него есть наследник, интересы которого он обязан защищать. Он должен беречь свою репутацию ради сына. Однако, — что же ему ответить Розалинде? Если он скажет «да», успокоит ли ее эта ложь?

Розалинда прочла ответ в его глазах. О, за двадцать лет она хорошо узнало своего Августа! К сожалению, слишком хорошо. Она поняла, что он опять хочет купить частичку ее души, заплатив фальшивой монетой лживых заверений.

— Не мучайся, дорогой, я давно уже знаю ответ на этот вопрос, надломленным голосом проговорила Розалинда. — А ведь я любила тебя открыто и честно, всю жизнь посвятила твоим желаниям и удовольствиям, и вот чем ты мне отплатил. Ты относишься ко мне, как к служанке, как к уличной девке и всегда напоминаешь о моем двойственном положении, — жгучие слезы потекли по ее щекам. — Что ж, лучше быть честной шлюхой, чем лгать и лицемерить, как это делаешь ты.

— Розалинда! Ты соображаешь, что говоришь? — в бессильной ярости он стиснул кулаки, но она уже не слушала его. Она подошла к дверям и распахнула их со словами:

— Вы так презираете разврат, ваша честь, что я решила оказать вам маленькую услугу. Я избавлю вас от своего оскорбительного общества. С этого момента между нами все кончено. Надеюсь, вы больше никогда не переступите порог моего дома.

Розалинда величаво выплыла в холл и позвала Гюнтера. Когда дворецкий явился на зов хозяйки, она схватила его за рукав и, не обращая внимания на ошалевшего герцога, приказала:

— Проводи мистера Карлайлза и немедленно пошли за слесарем. Я хочу, чтобы он поменял все замки в этом доме.

Герцог опомнился и тоже выбежал в холл.

— Розалинда! — кричал он. — Розалинда, позволь мне все объяснить.

Розалинда, не оглядываясь, поднималась по лестнице. Она укрылась в своем будуаре и не выходила оттуда до тех пор, пока гневные проклятья ее бывшего любовника не смолкли. Когда выходная дверь за ним захлопнулась, Розалинда бросилась на кровать и разрыдалась.

Примерно в это же время Питер Сент-Джеймс зашел в бар у «Брукса» и, как обычно, заказал скотч со льдом. Потягивая напиток, он думал, не сыграть ли ему партию-другую в фараон, но тут размышления его прервал радостный возглас:

— Ба, а вот и новорожденный!

В бар вошел Эрандейл, Шивли, лорд Кэттон и еще парочка его закадычных приятелей. Правда видеть их в данный момент Питеру хотелось меньше всего на свете. Он с ужасом смотрел на приближающихся друзей и только сейчас вспомнил, что сам дал объявление о бракосочетании в «Тайме». Газета вышла сегодня утром, и нет ничего удивительного в том, что вездесущий Эрандейл горит желанием его поздравить. Вот черт! И зачем только он пошел в клуб, уж лучше бы остался дома и весь вечер проскучал у камина.

— Ну, что скажешь в свое оправдание? — начал экзекуцию Джером Эрандейл и многозначительно посмотрел на Шивли.

— Так значит твоя кузина оказалась не такой уж близкой родственницей, а? — не замедлил вступить Гарри.

— Но, бьюсь об заклад, от этого она не стала менее привлекательной, — добавил лорд Кэттон и мечтательно закатил глаза.

Вся компания дружно расхохоталась. Они от души потешались над Питером, не замечая того, что лицо его становится все мрачнее.

— Однако, что же это ты, шалун, не успел жениться и уже шатаешься по барам, — в голосе Эрандейла сквозил прозрачный намек. — Стыдно, Питер Сент-Джеймс! Малышка Габриэлла могла бы развлекать тебя дольше, чем одну-единственную ночь.

Этого Питер уже не мог стерпеть. Он инстинктивно схватил, Джерома за грудки, протащил через бар и силой стукнул о стену. Немногочисленные посетители разом повернули к ним головы, а одна дама даже истерически вскрикнула.

— Ты, кажется, осмелился оскорбить мою жену? — прокричал он. — Никогда еще ты не совершал большей ошибки, Джером Эрандейл. И, клянусь, ты горько о ней пожалеешь.

Питер отпустил молодого лорда и, ни на кого не глядя, выскочил из бара.

Эрандейл невозмутимо поправил воротничок и галстук, кивнул приятелям, давая понять, что все в порядке, и весело заметил:

— Очевидно, старина Сэндборн окончательно утратил чувство юмора. А жаль, ведь обстоятельства его женитьбы действительно весьма… забавны.

Габриэлла жила в поместье Торндайк уже пятый день, и два дня из этих пяти были отравлены присутствием Беатрис. Мать Питера буквально изводила ее своими нравоучениями. Выяснилось, что конюшня, сад и подсобные помещения для нее запретная зона, но и в своей комнате Габриэлла не находила успокоения. Так, например, этим утром Онелоу принес к ней в спальню огромную стопку белья. Перехватив удивленный взгляд девушки, Онелоу охотно объяснил: у леди Беатрис четверг — день штопки. Намек был ясен, и Габриэлле пришлось подчиниться понятиям свекрови о правилах ведения домашнего хозяйства. Надо заметить, что страсть Беатрис к экономии доходила до фанатизма. Можно было подумать, что она не графиня, а прачка, стирающая одежду батракам. Да и та, наверное, тратит больше.

Когда Габриэлле становилось особенно тошно, она скрывалась на верхнем этаже. Вот и сейчас она бродила по детской, трогая то качалку, то низенькую кроватку, которой, судя по всему, совсем мало пользовались. Разглядывая книги на полках, девушка представляла себе детей, которые проводили здесь время. Книги были совсем новыми, видимо, их не слишком часто брали в руки.

Но, что бы она ни делала, мысли ее неминуемо возвращались к Питеру. Габриэлла рисовала его себе маленьким мальчиком с кудряшками и ясными глазенками и недоумевала, куда же делся этот малыш? Ах, как бы ей хотелось иметь ребенка! Ей хотелось, чтобы у нее был полный дом ребятишек, похожих на Питера. Пусть у них будут румяные щечки и карие глаза, искрящиеся озорным весельем. Она стала бы рассказывать им перед сном сказки и устраивать пикники в саду, и придумала бы тысячи забав, только бы ее дети были веселы и здоровы.

А в это время Беатрис стояла в галерее и, хмурясь, смотрела на нетронутый поднос с едой..

— Да, ваша светлость, она опять не съела ни крошки, — покачал головой Онелоу. — Она очень несчастна, бедняжка.

— Или слишком изнежена, что вероятнее, — заметила графиня и сурово посмотрела на старика. Онелоу тотчас опустил глаза.

Какое-то время Беатрис раздумывала, как ей поступить, а потом смягчилась:

— Ну, ладно, пойду поговорю с девчонкой. Она направилась было к спальне Габриэллы, но голос дворецкого остановил ее.

— Молодая леди не у себя.

— А где же?

— Наверху, в детской.

— Какого черта она там делает? — в минуты крайнего раздражения Беатрис выражалась так, что могла заткнуть за пояс любого матроса.

— Смотрит на вещи, мечтает… По-моему, она любит детей.

— Вот как?

Беатрис добавила и эту частицу информации к своим знаниям и пошла наверх.

Едва она ступила на лестницу, как до нее донеслись звуки музыки. Ее невестка играла на пианино. Играла прекрасно, чисто, от всего сердца! Как завороженная, она слушала аккорды знакомой сонаты, не в силах сдвинуться с места.

Габриэлла закончила играть и встала, чтобы идти вниз. Приближался час ужина. В дверях она столкнулась со свекровью и отпрянула от неожиданности. Насколько ей было известно, Беатрис никогда не поднималась выше второго этажа.

— Этот инструмент ужасно расстроен, — небрежно бросила леди Сэндборп, прижимая ладонь к виску. — В будущем, пожалуйста, придерживайся нижних этажей и выбирай себе более продуктивные занятия.

Она подошла к пианино и со щелчком захлопнула крышку клавиатуры. Габриэлла поспешно выскочила из комнаты.

Когда девушка ушла, Беатрис задумчиво оглядела детскую и улыбнулась. Похоже, все складывается не так уж плохо. Ее невестка красива, воспитанна, образованна и, по словам Онелоу, любит детей. Лучшую партию Питер вряд ли мог составить, а, учитывая его репутацию, он, скорее всего, вообще никогда не женился бы. Да, все не так плохо, но Чтобы брак Питера сложился счастливо, нужно настоящее чудо. Остается надеяться, что эта девчонка и есть то самое чудо.

Спускаясь по лестнице, Габриэлла была на грани нервного срыва. Она спешила в свою комнату, чтобы дать волю слезам, но тут добряк Онелоу преградил ей путь. По его лицу она догадалась, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

И правда, дверь распахнулась, и в холл в вихре шуршащего шелка ворвалась Розалинда.

— Бог мой, какая глушь! Меня предупреждали, что это далеко, но не сказали, что это ТАК далеко. Святые угодники, вместо того, чтобы трястись по этим мерзким дорогам, мы могли бы преспокойно катить во Францию, — она на секунду замолкла, потом всплеснула руками и воскликнула: — Габриэлла, ну что же ты там застряла?

— Габриэлла сбежала по ступенькам и оказалась в удушающих объятиях Розалинды.

— Мама!

— Дорогая моя, с тобой все в порядке? — Она отстранилась и внимательно посмотрела на дочь. — Девочка моя, с тех пор как ты уехала, я места себе не находила. А когда Клементина сообщила мне, что Сэндборн вернулся в Лондон один, я чуть с ума не сошла от волнения. Я представляла себе, как ты сидишь в этой жуткой деревне среди разного хлама, поруганная и убитая горем… — она обхватила лицо Габриэллы руками и, разглядев припухлости вокруг глаз, констатировала. — Негодяй! Он переспал с тобой и бросил на следующий же… — Розалинда запнулась. Неожиданно в ее голове зародилось другое, еще худшее предположение. — Этот развратник по крайней мере, переспал с тобой?

— О, мама! — румянец выступил на щеках Габриэллы, дал ясный ответ на этот вопрос.

— В таком случае он просто наглец! — возмутилась Розалинда. — Запер тебя в этой дыре, а сам развлекается в городе. Ну, ничего, моя милая, мама с тобой. Я приехала, чтобы помочь пережить тебе это испытание, и на сей раз я не брошу свое дитя.

— Что за шум? — прервал тираду Розалинды властный голос. На нижней ступеньки лестницы стояла Беатрис, и вид ее ничего хорошего не предвещал.

— Что здесь делает эта женщина?

— Леди Беатрис, позвольте вам представить мою маму. Миссис Розалинда Леко.

Габриэлла вышла вперед и попыталась загородить свою экстравагантно одетую мать.

— Мне известно, кто это, — заявила Беатрис, подходя к ним, прямая, как шпага. — Я спросила, что она делает в моем доме?

Габриэлла оказалась между двух огней.

— Мама приехала, потому что… потому что… — невнятно замямлила она, решительно не зная, что сказать.

— Я здесь, потому что ваш распутный сынок бросил мою дочь на следующий день после свадьбы, — парировала Розалинда, отстраняя Габриэллу. Уж в чем, в чем, а в защите она не нуждалась. — Я приехала успокоить ее и удовлетвориться, что все в порядке.

— А так же пожить месяц-другой на иждивении богатых родственников, — язвительно продолжила Беатрис.

— Вряд ли это можно назвать иждивением, — в тон ей заметила Розалинда. — Я привезла с собой провизию, слуг и кое-что из приданого Габриэллы, — она презрительно оглядела холл. — Судя по тому, что я вижу, ей понадобятся все эти вещи. Ваш дом, мадам, вряд ли можно назвать обитанием. Он похож скорее на берлогу, чем на резиденцию графа.

Беатрис метнула на нее гневный взгляд.

— Очевидно, вы не понимаете, куда попали, — надменно произнесла она. — Ну что ж, буду прямолинейна. Это неслыханно, чтобы женщина вашей «профессии» навязывала себя приличному уважаемому дому. Приехав сюда, вы смущаете свою дочь и привлекаете излишнее внимание к ее постыдному происхождению.

— В происхождении Габриэллы нет ничего постыдного, — вздернув подбородок, заявила Розалинда. — Она дитя пылкой страсти и великой любви, если вам, конечно, известно, что это такое.

— Я не намерена выслушивать от вас гадости! — разъярилась Беатрис. Лицо ее покрылось красными пятнами.

— Что вы называете гадостью? Страсть? Любовь? О, пожалуй, эти слова произнесены здесь впервые за целое поколение.

— Пожалуйста! — Габриэлла бросилась между ними, заставив воюющие стороны отступить. — Пожалуйста, перестаньте.

Девушка стояла, опустив голову. Щеки ее пылали. Сначала она повернулась к матери и резко бросила:

— Оставь, пожалуйста, свои штучки. Ты не у себя дома.

Потом она с мольбой посмотрела на свекровь.

— Мне очень жаль, леди Беатрис, что присутствие моей матери оскорбляет вас. Но она проделала долгий путь, и вы как христианка не можете выгнать ее на улицу.

Беатрис сделала глубокий вдох. Казалось, еще секунда, и она закипит. Да как смеет эта девчонка указывать ей, что делать, и напоминать при этом о христианском долге? И главное, было бы перед кем! Перед этой нахальной вульгарной особой! Она одарила Габриэллу испепеляющим взглядом и удалилась в свои апартаменты.

Габриэлла едва держалась на ногах. Она вдруг осознала, что только что оказала открытое сопротивление своей свекрови. И она была уверена, что s поплатится за это.

Розалинда, напротив, чувствовала себя прекрасно. Стоило леди Беатрис выйти, как она бросилась к дверям и приказала слугам выгружать вещи. Снова Габриэллу окружали знакомые лица: Гюнтер, Лусия — старшая служанка, Колетт — камеристка Розалинды, повариха Абердина, которая также исполняла обязанности экономки. «Видимо, никогда мне не избавиться от своего прошлого», — убито подумала Габриэлла и поплелась в свою комнату.

Розалинда любила путешествовать с комфортом. Вот и сейчас в роскошно убранной карете она ехала сама, а в другой поместились слуги. Вдобавок ко всему, вторая карета тянула за собой повозку, нагруженную продуктами и необходимыми, с точки зрения Розалинды, вещами. Она приготовилась к самому худшему, а потому захватила с собой все, вплоть до носовых платков. И, разумеется, здесь было приданое Габриэллы, которое включало в себя два чемодана тончайшего белья, ящик с расписанным вручную фарфором, серебряные столовые приборы ; и две картины модных художников. Но это была 3 лишь малая толика, которую заботливая мать решила захватить с собой, остальное должно было прибыть позже.

Габриэлла познакомила Онелоу с Гюнтером, причем оба дворецких сразу друг другу не понравились. Да и вообще вся челядь Леко была встречена в штыки, но ни та, ни другая сторона не собиралась сдавать свои позиции, что, конечно же, не способствовало разрядке и без того напряженной атмосферы.

К ужину страсти достигли апогея. Из кухни, где две поварихи бились за каждый клочок пространства, арена боевых действий перенеслась в столовую. Там две матери, восседая за двадцатифутовым столом, буравили глазами нерасторопных слуг и негодовали по самому незначительному поводу.

Когда подали первое блюдо, Габриэлла вновь оказалась перед выбором. Меню леди Сэндборн и миссис Леко разнились так же, как и их одежда. На половину Беатрис отправился простой крестьянский пирог, а на сторону Розалинды — говядина, тушеная в мадере. Габриэллу обслуживали оба дворецких, но несчастная девушка не могла проглотить ни кусочка.

— Слава Богу, я догадалась привести тебе немного вина и бренди, — заметила Розалинда, поднимая свой бокал. — Этот дом сух, как кость.

— Уж лучше кость сухая, чем забальзамированная, — презрительно фыркнула Беатрис. Спиртное убивает мозг и расшатывает добродетель. Следовало бы запретить употребление вина, а тем более бренди женщинам, которым меньше сорока.

— Не пить до сорока лет даже шампанского? — расхохоталась Розалинда. — О, в таком случае мне еще долго не пришлось бы притронуться к бокалу.

Глаза Беатрис сузились.

— Да неужели? Признаться, меня это удивляет. Ведь вашей дочери, насколько мне известно, уже девятнадцать. Впрочем, при ваших наклонностях…

Габриэлла умоляюще посмотрела на Розалинду, предупреждая ответный выпад.

— Мама, прошу тебя, — прошептала она одними губами.

Розалинда раздраженно цыкнула и поерзала на стуле. Но молчать за столом она просто физически не могла.

— Габби, дорогая, ты совсем ничего не ешь, — обратилась он к дочери. — А Абердина так старалась приготовить тебе что-нибудь вкусненькое. В этом доме, судя по всему, экономят даже на собственных желудках.

— А между тем ваша дочь проявляет благоразумие, — вставила Беатрис. — Красное вино и жирная пища вредны девушкам.

— Габби уже не девушка, — лукаво заметила Розалинда. — Ваш сыночек позаботился об этом.

— Это… это неслыханно! — Беатрис хлопнула руками по столу.

— Н-ну, только не говорите мне, что вас это шокирует. Ведь когда-то и с вами произошло то же самое. Один-то раз уж точно.

— Как вы смеете говорить такие вещи в моем доме! Беатрис вскочила на ноги и гневно выкрикнула: — Шлюха!

— Бывшая шлюха, — спокойно исправила Розалинда, тоже вставая. — Я оставила свою, как вы изволили выразиться, «профессию».

На мгновение в столовой установилась полнейшая, пугающая тишина. Смелое заявление матери так удивило Габриэллу, что она с трудом выдавила:

— Мама, что ты такое говоришь?

— Детка, я собиралась сообщить тебе это в несколько другой обстановке, но леди Беатрис вынудила меня сказать сейчас, — она выпрямилась и вызывающе подняла голову. — Я рассталась с герцогом Карлайзлом. Рассталась навсегда.

Габриэлла не верила своим ушам. Как же так? Ее мать и герцог расстались? После двадцати лет Розалинда вдруг решила бросить любовника? Или это он ее бросил?

— Но почему?

Розалинда подошла к дочери и обняла ее за плечи.

— Потому что он подлец. К сожалению, я поняла это слишком поздно. Он низкий негодяй и лицемер. Вообрази, он пришел в ярость от того, что я попыталась устроить твое будущее, не спросив у него разрешения. Ну, как тебе это нравится? — Розалинда искоса посмотрела на Беатрис, словно приглашая ее присоединиться к своему возмущению. — Он топал ногами и кричал, что ты ЕГО дочь, ЕГО плоть и кровь и тому подобное. Это герцог-то, который со дня твоего рождения едва вспомнил о тебе более трех раз. Да ну его к черту с его запоздалым отцовством! — она устало махнула рукой. — Ты думаешь, его действительно волнует твое будущее? Как бы не так! Он думает лишь о своей драгоценной репутации и чести семьи. Ну, как же, имя Карлайлза и вдруг замешано в скандальной истории, — Розалинда помолчала. — А потом он просто продал тебя Сэндборпу. По мне так лучше уж проституция, чем брак без любви.

Розалинда опустилась на стул и обвела глазами столовую. Казалось, она не понимает, где находится и зачем здесь. Взгляд ее упал на графин с бренди. Она налила себе сама, осушила бокал одним глотком и, понизив голос до доверительного шепота, сказала:

— Ты знаешь, он даже запретил мне появляться у тебя на свадьбе. Он, видите ли, стыдится меня. Подлец! Подумать только, и этому человеку я подарила двадцать лучших лет своей жизни…

Боль и гнев вылились в жгучие слезы. Розалинда раскачивалась на стуле из стороны в сторону и причитала:

— Что же это за любовь такая, если мужчина стыдится женщины, с которой спит, матери своего ребенка?

Преданный Гюнтер стоял за спиной своей хозяйки. Она обернулась, улыбнулась ему, встала и медленно вышла.

Габриэлла была поражена. Вся жизнь ее матери прошла под эгидой страсти и пламенной любви, и вот теперь все кончено. Бедная Розалинда. После стольких лет познать горечь разочарования… Странно, что она вообще еще держится.

Почувствовав на себе пристальный взгляд Беатрис, девушка извинилась и тоже ушла к себе.

Беатрис тоскливо посмотрела ей вслед. Все случившееся потрясло ее не меньше, чем Габриэллу. Она вновь уселась за стол и вежливо обернулась к Гюнтеру: .

— У вас, кажется, был кларет? Не нальете ли мне рюмочку?