Глава 13

Перил стоял посреди спальни, собираясь с духом. Надо было ему или совсем не пить, или уж напиться в стельку. Теперь он достаточно разогрет, но голова у него совершенно ясная, поэтому он вполне осознает важность того, что должно произойти сегодня ночью, и понимает страх Элоизы, написанный на ее белом, словно простыня, лице. И все же это она, со своими огненными волосами и огромными глазами, и он почти ощущает тот ужас, с каким она дожидается, когда он придет и овладеет ею.

Подойдя ближе, он увидел, что она закрыла глаза и натянула простыню до подбородка.

— Ты под ней совсем голая? — спросил он.

— Да. — Ее ответ прозвучал жалобным писком. Элоиза была готова к чему угодно, только не к его реакции.

— Проклятие! Эти чертовы монахини всегда суют нос не в свое дело. Из-за них я теперь лишился удовольствия тебя раздеть.

Не веря своим ушам, она молча смотрела на него, пока он отыскивал ее подвенечное платье, которое висело на стене. Наконец Перил раздраженно сдернул его с крюка и бросил ей, требуя, чтобы она оделась.

— Но я… я не… Они сказали…

Черт побери, сестра Элоиза никогда бы не пришла в такой ужас, она бы просто приказала ему отвернуться.

— Надень-ка его. Чтобы я мог смотреть на тебя и не чувствовать себя распутным варваром. — Перил отвернулся и скрестил руки на груди.

— Но я… я думала… в-вы… т-ты…

Сестра Элоиза никогда бы не стала заикаться.

— Да. Рано или поздно мы к этому придем. Впереди у нас еще целая ночь, и я сейчас подумал, сест… Элоиза, что даже не знаю, откуда ты и кто твои родители.

Слыша шуршание материи, Перил гадал, не лишился ли он рассудка. Она лежала нагая в его кровати… так почему он не бросился на нее, чтобы насладиться ее телом? Когда он уже начал колебаться, она тихо сказала:

— Я не нашла рубашку.

Нет, он не только был в своем уме, но и абсолютно прав. Элоиза, прикрывая грудь руками, стояла перед ним в одной нижней юбке… пышные волосы струились по ее плечам…

— Думаю, можно обойтись без нее. Просто надень остальное.

Задохнувшись от вожделения, Перил отвернулся и увидел на столе кувшин с вином, два серебряных кубка и облегченно вздохнул. Храни вас Бог, заботливые сестры… Он налил себе полный кубок, залпом осушил его, потом оглянулся на Элоизу и решил предложить ей тоже. Она согласно кивнула. Вино. Конечно же. Она сделала глоток, еще, и напряжение ее оставило.

Он подвинул к камину два больших кресла, приглашающе взмахнул рукой и, проходя мимо зажженных свечей, загасил две из них. Элоиза села, отхлебнула вина, молча глядя перед собой.

— Итак, твоя семья? — спросил Перил, устраиваясь рядом.

— Гарольд Арджент — мой несчастный отец. Маргарет Гент — моя еще более несчастная мать. Когда при герцоге Норфолкском отца посвятили в рыцари, он получил за службу титул барона и землю. Каменистое, бедное, несчастливое место. Два моих брата умерли в юном возрасте, я была третьим ребенком и потеряла мать вскоре после своего рождения. Отец отдал меня на воспитание в знатную семью, где я росла в любви и заботе до двенадцати лет. Потом умерла леди Мод, сэр Марк довольно быстро последовал за ней. Они пытались разыскать моего отца, но узнали, что за два года до этого он погиб в сражении. От него остались только долги. Герцог тут же захватил его земли, передал их одному из своих вассалов, а меня отправил в монастырь.

— Алчный ублюдок, — с отвращением прошипел Перил. Она вроде бы даже сделала попытку улыбнуться.

— А вышло все как нельзя лучше. Я полюбила монастырь. Его образ жизни. Порядок. Мудрость старших сестер. Если бы только аббатиса полюбила… — Элоиза умолкла и, не договорив, отпила вина. — А что было с вами, милорд?

— Мой отец послал меня в Нортумбрию, когда мне еще не исполнилось и трех лет, а сам переплыл Ла-Манш и предложил себя тому, кто больше заплатит. Я вырос среди воинов, стал оруженосцем грубого шотландца, сэра Ангуса, который был наполовину воином, наполовину священником и абсолютно неисправимым скептиком. — Граф поднял руку. — Клянусь, он должен был пересчитать количество пальцев, чтобы поверить, что их десять.

— Чем и объясняется ваше недоверие к церкви, — улыбнулась Элоиза.

— Это объясняет, с чего все началось. Мои встречи со служителями церкви только укрепили во мне недоверие, заложенное Ангусом. Слишком много я видел мерзостей, совершенных во имя Господа, чтобы доверять церкви или Богу.

— Вы не верите в Бога? — испуганно спросила она.

— Скажем так… я повременю со своим мнением о Нем, ибо Он тоже не составил еще Своего мнения обо мне.

Перил смотрел, как Элоиза переваривает это сообщение, и зауважал ее оттого, что она не попыталась его «просветить».

— Вы много путешествовали, — наконец произнесла она, глядя на него с возрастающим любопытством. — Расскажите мне, где вы побывали.

Он встал, чтобы наполнить кубок, по дороге загасил третью свечу, а когда вернулся, Элоиза сидела, поджав под себя ноги и откинув голову на спинку кресла, по которой водопадом ниспадали ее волосы. Она выглядит самой соблазнительной монахиней во всем христианском мире, подумал он, но тут же вспомнил, сколько войн было проиграно всего лишь из-за торопливости полководца.

Устроившись на меховой шкуре у ее ног, Перил начал рассказывать о городах и странах, куда забрасывала его судьба воина. О Риме, Флоренции, Венеции, о дворцах, рынках, купцах… об Испании, где странным образом перемешалось христианство и мусульманство… о Константинополе и его знаменитом огромном соборе и ипподроме. Об Александрии и Египте, о Кипре, городах Древней Греции и Македонии.

Элоиза молча попивала вино, с удовольствием слушая его рассказы. Когда он наконец отставил кубок и посадил ее к себе на колени, она сначала замерла, но потом расслабилась и положила голову ему на плечо. Ей было спокойно в его объятиях, да и вино оказывало свое действие.

Перил снял с нее туфлю и, прицелившись, метнул в последнюю свечу. Теперь единственным источником света были мерцающие в камине угли, но это не помешало ему увидеть, что ее взгляд остановился на его губах, и она даже приоткрыла рот, как будто ждала поцелуя. Он не заставил себя ждать, и Элоиза глубоко вздохнула, когда он прижался к ее губам.

Но когда он потянулся к шнуровке, ее рука остановила его.

— Закрой глаза, — шепнул он. — Представь, что мы опять в подвале. Там было холодно, но нас грело тепло наших тел. Помнишь, что мы почувствовали, когда прижались друг к другу?

Перил сознавал, что очень рискует, напоминая ей об этом… и был вознагражден. Она позволила ему распустить шнуровку, позволила его руке прикоснуться к ее обнаженной коже, а затем лечь на грудь с отвердевшим соском.

На следующий поцелуй Элоиза ответила уже с большей страстью. Он дрожащими пальцами распустил шнуровку до конца и немного помедлил. Глаза у нее были закрыты, губы вспухли, расстегнутое платье еле держалось на плечах. Она слегка пошевелилась на его коленях и, не открывая глаз, притянула к себе его голову.

Да, это и правда как тогда в подвале, отстраненно подумала она, словно и не было всех этих дней страха и неуверенности. Может, страсть, однажды прерванная, вернула их к исходной точке? Но уж на этот раз их никто не прервет, теперь все законно… освящено Богом и небесами.

Лежа в его объятиях, чувствуя его губы и язык на своей обнаженной груди, от прикосновения которых зазвучали интимные струны ее тела, Элоиза даже перестала дышать, чтобы сосредоточиться на этих ощущениях. Внутри у нее все пылало в ожидании чего-то, каждая частица кожи жаждала продолжения ласк.

Когда он, прервав долгий поцелуй, встал и понес ее на кровать, у Элоизы вдруг перехватило дыхание. Потом земля неожиданно качнулась… или они сами качнулись… ей было все равно. Она только знала, что лежит на спине, накрытая его телом, и этот контакт странным образом утолил ее жажду.

Ласково прикусив ее нижнюю губу, он приподнялся, чтобы стянуть с себя рубашку, и залюбовался невестой, лежавшей под ним в обрамлении праздничного наряда. А вокруг. ее головы разметались по подушке огненные волосы, казалось, светившиеся в полутьме спальни.

— Ты выглядишь самой развратной женщиной во всей Англии.

— Уверяю вас, милорд, это не так, — чуть слышно прошептала Элоиза. — Я — настоящая невеста. Зато вы, милорд, действительно выглядите варваром, который обнимает невинную девушку, имевшую счастье попасть в его руки.

— Ты хотела сказать «несчастье»?

Элоиза покраснела от своей оговорки, но встретила его взгляд без малейшего раскаяния.

— Ни одна девушка, видя в данный момент то, что вижу я, никогда бы не назвала это несчастьем, милорд.

Пораженный ее откровенностью, Перил расхохотался.

— Элоиза, — восхищенно произнес он, — ты никогда не перестанешь меня удивлять.

Она судорожно вздохнула, когда он медленно лег на нее, постепенно накрывая своим телом ее бедра, живот, грудь, и, запустив пальцы в его мягкие волосы, притянула к себе.

— Все, чем я могу удивить вас в постели, милорд, это желание. Сделайте меня своей женой.

Ее нарядное платье тут же присоединилось к его одежде, валявшейся на полу.

Когда он начал двигаться, Элоиза ответила встречным движением… сначала осторожно, затем все быстрее. Перил все глубже входил в нее, заглушая поцелуем ее всхлипы радости и боли.

Незнакомые ощущения приводили Элоизу в восторг, это было наслаждение, которое испокон веков соединяло мужчину и женщину в одно целое, которому невозможно было противиться, и ей хотелось еще и еще…

Его глаза, пронизанные золотыми искрами, потемнели от желания, тело влажно отсвечивало, каждое движение поднимало в них волну доселе неизведанных ощущений, а каждый ее стон все больше распалял его страсть.

Выгибаясь ему навстречу, она внезапно почувствовала, что преодолевает какой-то новый барьер, и в следующий момент ее как будто не стало. Когда Элоиза очнулась от потрясения, он сделал последний мощный толчок, расслабленно упал на нее, и по ее телу прошла судорога наслаждения.

Потом они некоторое время лежали рядом, опустошенные, и она не могла бы сказать, где кончается ее тело и начинается его. Они были едины. Одно тело, одно сердце и одна душа…

От переполнявших ее чувств у нее полились слезы, и Перил нежно прижал ее к себе, чтобы успокоить. Стихла буря страстей, и Элоиза лежала в его объятиях, потрясенная и счастливая. Преодолев слабость, она, как всегда за последние девять лет, закончила день короткой молитвой: «… Благодарю тебя…»

И хотя это относилось не к нему, Перил ответил:

— Не стоит благодарности.

Элоиза по старой привычке проснулась на рассвете и обнаружила, что они лежат, тесно прижавшись друг к другу. Перил глубоко дышал, его сон был таким крепким, что он даже не почувствовал, когда она отодвинулась, натянула на себя простыню и, приподнявшись на локтях, стала смотреть на него.

Резкое мужественное лицо, широкие плечи, мощная грудь, крепкие мускулистые руки, умеющие держать не только меч, но и женщину… бледные шрамы на плечах, бедре, руке… Да, он сильный и решительный, храбрый и непреклонный, суровый и нежный. Он смертен и, возможно, более уязвим, чем предполагают многие.

Внезапно ее поразила странная мысль: он принадлежит ей. Это ее муж. Ее вторая половина. Спутник ее души. Каково бы ей было видеть другую невесту, стоящую с ним перед священником, а затем поднимающуюся по ступеням к их брачному ложу? Хотя ей нелегко было это признать, но она сказала себе, что аббатиса сделала правильный выбор. Как она догадалась?

Элоиза с улыбкой наклонилась, чтобы поцеловать его глаза, и они вдруг открылись.

— О! — испуганно выдохнула она и отпрянула в сторону.

— Что с тобой? — Он приподнял голову, оценивающим взглядом окинул ее голые плечи и спутанные волосы.

— Ничего. — Она повыше натянула простыню. — А что со мной может быть?

— Никаких заноз?

— Каких заноз? — вздрогнула Элоиза. — При чем тут занозы?

— Никаких мозолей?

— Я… — Она посмотрела на свои руки. — Нет…

— Ни синяков, ни шишек? Ни ссадин, ни порезов?

— Ничего подобного.

Тем не менее, прикусив губу, она заглянула под простыню и внимательно изучила свое тело. Перил расхохотался.

— Значит, ты пережила свою первую брачную ночь, жена, — констатировал он.

Элоиза охнула, когда он заключил ее в объятия и снова опрокинул на кровать. Они лежали, прильнув друг к другу, пока не утихли ее негодование и его смех.

— Милорд, я сделала больше, чем просто выжила, — призналась она, исследуя кончиками пальцев лицо мужа.

— Я рад, Элоиза Уитмор. Я бы не потерпел, чтобы ты, лежа в моих объятиях, тосковала по своей девичьей постели в монастыре.

Она усмехнулась.

— Думаю, вы переоцениваете удобства монастырской жизни. Вот так намного лучше. — Элоиза еще теснее прижалась к нему и вдруг сказала: — Знаешь, мне, пожалуй, следует написать аббатисе.

— Поблагодарить ее? — спросил он, прикусывая ей ухо.

— Нет, по поводу «экзамена для мужа».

— Надеюсь, ты потребуешь, чтобы она прекратила этим заниматься?

— Нет. Я хочу сообщить ей, что список вышел неполный. Там не говорилось об этом. — Она поцеловала его. — И об этом. — Она положила его руку себе на грудь и вздохнула от удовольствия. — И абсолютно ни слова не было о том, как мужчина реагирует на это. — Элоиза положила ногу ему на бедро. Конечно, это полное бесстыдство — демонстрировать таким образом свои желания, но она не могла противиться новому для нее чувству. — Правда, я не знаю, как сказать ей о подобных вещах. Лорд Уитмор великолепен в интимном плане, — официальным тоном отчеканила она. Когда Перил с изумлением уставился на нее, она подумала, что, похоже, зашла слишком далеко. Но он улыбнулся, и она продолжила: — Лорд Уитмор необыкновенно вынослив. Более того, он не из тех, кто после всего переворачивается на другой бок и храпит, будто напился вина.

Он так крепко прижал ее к себе, что его смех отдавался у нее в груди, и они хохотали, пока не ослабели от неудержимого веселья. Потом он лег сверху и снова взял ее, а она обхватила его бедра ногами.

— Как ты доложишь об этом, «Знаток мужчин»?

— Полагаю, я должна буду сказать, что милорд прямо-таки настоящий миссионер.

— Что? — Он ошеломленно взглянул на нее.

— А то, что в его объятиях женщина способна увидеть даже небеса.

Когда Элоиза проснулась во второй раз, уже не только давно рассвело, но и солнце было почти в зените. Она чувствовала боль внизу живота, словно целый день скакала верхом. Прикусив губу, она соскользнула с кровати, осторожно выпрямилась и пошла умываться.

Она привела в порядок волосы, почистила зубы, ополоснулась и, вернувшись к постели, замерла, восхищенно разглядывая ресницы Перила, отбрасывающие тень на его загорелое лицо. Кто бы мог подумать, что она, придя в монастырь двенадцатилетней неловкой девочкой, в один прекрасный день станет женой знатного господина и проведет свою первую брачную ночь, открывая новый мир доселе неизвестных ей наслаждений…

Элоиза отвела взгляд от спящего мужа и вдруг увидела ночное событие в холодном ясном свете дня. И покраснела от досады. Все эти стоны, крики, содрогания… Господи, неужели это была она?

Она посмотрела на кровать, где остались вмятины от ее тела. Конечно, все это делала она, да еще с таким удовольствием, которого вовсе и не требовалось. Боль внизу живота служила тому подтверждением и одновременно вызывала протест — она-то думала, что после столь грандиозных событий в ней произойдут разительные перемены, а вместо этого неожиданно почувствовала себя такой уязвимой, такой нерешительной… и такой растерянной.

Она увидела на полу свой свадебный наряд и замерла, не зная, что с ним делать. Наконец, решившись, она надела рубашку, нижнюю юбку и подняла с пола голубое бархатное платье. Тяжелая, чужая одежда, ночь, проведенная в объятиях мужчины, — неужели все это произошло с ней?

Отчаянно нуждаясь в утешении, Элоиза обратилась к старому проверенному способу.

Перила разбудило ощущение пустоты. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к теплой коже, а нашел только холодную простыню. Приподнявшись, он увидел возле кровати рыжие волосы и с улыбкой закрыл глаза, ощущая приятную усталость.

Да, брачная ночь не сильно отличалась от тяжелого дня воинских упражнений, правда в отличие от них его ночные упражнения были намного приятнее.

— Доброе утро, жена, — промурлыкал он, ожидая, что она кинется в его объятия.

Никакого ответа. Перил снова открыл глаза и увидел, что она не двигается. Он резко сел, в замешательстве глядя на нее. Эта смиренная поза… сложенные руки… опущенная голова…

Черт возьми, она молится!

Утренние мысли о продолжении утех мгновенно исчезли, словно его окатили ледяной водой.

Но ведь несколько часов назад все было по-другому! Он гневно смотрел на ее склоненную фигурку. Конечно, она же монахиня… или собиралась ею стать… и теперь она испытывает раскаяние и замаливает свои грехи.

Перил знал, что был похотлив, что он варвар, как сказал бы отец Бассет, что его ждет преисподняя. Но ему никогда не приходило в голову, что женщину может унизить его страсть, а тем более исполнение им супружеских обязанностей.

Встав с кровати, он начал метаться по комнате. В конце концов, она его жена, черт побери! Что же ему надо было делать в первую брачную ночь? Ведь мужчина должен как-то расслабиться, забыть про мораль и свои проблемы. Именно для этого ему и требуется жена!

Он ополоснул лицо, надел штаны, рубашку, тунику, пояс… Когда она сделала вид, что ничего не слышит, Перил схватил сапоги и начал шумно обуваться. Ходьбу, бормотание, даже плеск воды Элоиза еще могла вытерпеть, но это демонстративное топанье… Подняв глаза от псалма, который читала, она увидела, как он надевает сапоги и топает, проверяя, хорошо ли они сидят.

— Если вы уже закончили, миледи, — проворчал он, заметив ее негодующий взгляд, — тогда, полагаю, нам самое время появиться в зале. — Перил отодвинул засов, распахнул дверь и потащил ее за собой. — Нужно показать сестрам, что ты жива.

Не понимая, чем он так раздражен, Элоиза безропотно подчинилась.

После ночного празднования наступило похмелье, однако большая часть гостей была на ногах и приветствовала появившихся наконец молодоженов. Элоиза густо покраснела, чувствуя себя под их взглядами обнаженной без привычного монашеского одеяния.

К ним подошли Майкл, Саймон и Итан, которые доложили лорду, что ночью все было спокойно… во всяком случае, за порогом брачных покоев. Угрюмый взгляд Перила, похоже, лишь еще больше их развеселил.

— Бог и святые угодники! — Майкл сложил руки и встал на колени, сделав вид, что молится. — Поберегите шпоры, миледи, умоляем вас!

— Шпоры? — Старший и наиболее вежливый рыцарь Саймон хлопнул его по плечу. — Она же леди, глупец! И пользуется хлыстом.

— Да, милорд действительно выглядит несколько заезженным, — добавил из толпы Итан. — Он еще не приучен к седлу, миледи. Не загоните его с самого начала, и скоро из него получится прекрасный жеребец.

Зная их любовь к шуткам и поддразниваниям, сестра Элоиза, уж конечно, нашла бы, что им ответить. Но теперь она их госпожа и понятия не имела, как следует реагировать на подобное поведение. Она взглянула на мужа, который вдруг страшно заинтересовался принесенной едой.

— Итак, миледи. — Огромный Уильям Райт встал, поглаживая свой живот. — С чего начнем сегодня? Фехтование, упражнения с мечом или копьем?

Очередной взрыв смеха раздался в толпе. Посмотрев на сестру Арчибальд и отца Бассета, она увидела, что и те не прочь разделить общее веселье. Зато настроение графа испортилось окончательно.

— За леди Элоизу! — провозгласил Майкл, которого с энтузиазмом поддержали присутствующие. Лишь Перил сидел с набитым ртом и мрачным видом. — За талантливого генерала, проведшего успешную кампанию!

Элоиза мысленно простонала, заметив, что раздражение Перила направлено именно на нее.

— Генерал? — Она потянулась за кувшином с элем. — Но я не воин, сэр Майкл. И не веду кампаний.

— Вы чересчур скромны, миледи, — возразил сэр Саймон. — Вы столь отважно сражались, что завоевали сердце «шпоры короля».

Покраснев, она взглянула на Перила, который, даже раздосадованный их насмешками, совсем не выглядел завоеванным.

— Сердца завоевывает не битва, сэр Саймон.

— Да, миледи? Тогда что же? — спросил рыцарь, подмигивая товарищам.

— Благородство, сэр. — Лучшее, что она могла придумать. — Выполнение своего долга и забота о благополучии

людей. Вот чем действительно завоевывают сердца.

— Сердца наших бабушек — возможно, — расплылся в улыбке Уильям Райт. — Но сердце воина способно пленить только что-то мягкое, теплое и ласковое.

Снова раздались смех и шутки, которые она, слава Богу, не смогла понять.

— Что-то вроде… К примеру, когда твоей щеки касается прядь волос цвета расплавленного золота, — вставил Паско. — Не так ли, милорд?

Глаза у Перила блеснули, когда он взглянул на пламя, струящееся по ее спине.

— Если я встречу настоящего воина, я спрошу его. — Допив эль, граф поставил кружку на стол и поднялся. — А пока мы должны поймать воров. Саймон, возьми людей и расставь их, как мы с тобой договорились. Итан, ты сегодня тренируешь гарнизон. Уильям, скажи конюху, чтобы он начал готовить двух новых жеребцов. Теренс, тебя ждут в кузнице, поможешь обучать подмастерьев кузнеца.

— А вы, милорд? — спросила Элоиза, когда гости вышли из-за стола. — Где будете вы?

— Я не обязан перед тобой отчитываться, — раздраженно буркнул он.

— Конечно, милорд, — сдерживая гнев, проговорила она. — Просто на случай, если вы понадобитесь…

Перил немного смягчился и посмотрел на нее:

— В поле с моими людьми. А вы, миледи?

— С вашего позволения, я займусь своей одеждой, более подходящей моему новому положению. Сестры согласились мне помочь.

— Никаких возражений. — Он смерил ее откровенным взглядом. — Только я не потерплю, чтобы ты ходила с покрытой головой, как старухи или твои сестры во Христе. Я не хочу, чтобы мою жену принимали за монахиню.

Глава 14

Сидя на лошади в маленькой роще, откуда можно было видеть недавно засеянные поля, граф Клэкстон следил за фигуркой, крадущейся вдоль изгороди у дальнего края долины. Он нетерпеливо заерзал в седле, потом, чтобы скрасить ожидание, начал оценивать будущий урожай ячменя и овса.

— Думаю, этот урожай мы оставим, — сказал он себе, но с тем расчетом, чтобы услышали и его люди. — К осени эти земли все равно будут моими, а губить собственный урожай — стыд и позор. — Комментарий хозяина вызвал презрительный смех у окружающих — Кстати, насчет тех жеребят, — обратился граф к капитану своего отряда. — Они действительно так хороши, как ты предполагал?