На сессии Международного конгресса по доисторической антропологии и археологии, состоявшейся в Париже в августе 1867 года, Луи Буржуа сделал доклад по крем­невым орудиям, которые он нашел в горизонтах раннего мио­цена (15 – 20 миллионов лет) в местечке под названием Теней (Thenay), что в северной части Центральной Франции. Бур­жуа утверждал, что находки из Тенея очень напоминают по типу каменные инструменты четвертичного периода (скреб­ки, буры, режущие орудия и т д.), которые он находил на поверхности почвы в этом же регионе. Он обнаружил почти на всех миоценовых образцах обычные признаки человеческого вмешательства: предварительная обработка, симметричное скалывание породы и следы использования орудий.

Однако только немногие участники Парижского конгресса согласились, что образцы могут считаться артефакта­ми. Но, несмотря на это Луи Буржуа продолжал находить все новые свидетельства и убеждать отдельных палеонтологов и геологов в том, что его образцы были сделаны рукой человека. И одним из первых, кого Буржуа сумел в этом убедить, был Габриэль де Мортийе.

Некоторые ученые подвергали сомнению стратиграфическое положение находок. Свои первые образцы Буржуа на­шел в скалистых поверхностных породах, обрамляющих с обеих сторон маленькую долину, которая разрезает плато Те­ней. Такие геологи, как сэр Джон Прествич, выдвигали аргу­мент, что эти находки сделаны на поверхности почвы. В ответ Луи Буржуа прокопал в долине небольшую траншею и обна­ружил в раскопе кремни с теми же следами человеческой ра­боты.

И все же, не удовлетворившись этим, критики предположили, что найденные в раскопе кремни очутились там в си­лу каких-то причин, а первоначально находились на поверх­ности плато, где часто обнаруживались орудия эпохи плейстоцена. В ответ на это предположение в 1869 году Луи Буржуа сделал на вершине плато раскоп. Копая яму, он до­шел до известнякового слоя толщиной в один фут (0,3 метра), не имевшего ни единой трещины, через которую плейстоцено­вые породы могли бы просочиться на нижние уровни.

По мере углубления раскопа на глубине 14 футов (4,3 метра), соответствующей периоду раннего миоцена, Буржуа открыл многочисленные кремневые орудия. В «Le Perhistorique» Габриэль де Мортийе утверждал: «Таким об­разом, исчезли все сомнения по поводу древности и геологиче­ского местоположения находок».

Но несмотря на все эти убедительные свидетельства многие ученые продолжали упорствовать в своих ничем не обоснованных сомнениях. Причина стала понятной в Брюссе­ле, на состоявшейся в 1872 году сессии Международного кон­гресса по доисторической антропологии и археологии.

Рис. 4.3. Остроконечное орудие из мио­ценовой формации, найденное в Тенее (Франция).

Рис. 4.4. Остроконечный артефакт из миоценового слоя, найденный в районе Тенея (Франция), Около его острия хорошо видны следы заточ­ки.

На суд участ­ников встречи Луи Буржуа представил многочисленные об­разцы, рисунки ко­торых были помеще­ны в опубликованных ма­териалах конгресса. Представляя одно из остроконечных ору­дий (рис. 4.3), Бур­жуа утверждал: «Перед вами своеобразное шило на широкой основе. Расположенный прямо посередине острый конец сви­детельствует о том, что его точили. Эта черта общая для всех эпох. С противоположной стороны можно наблюдать утолще­ние». Другой инструмент Луи Буржуа охарактеризовал как нож или режущее орудие: «Его края несут на себе следы регулярной заточки, тогда как с противополож­ной стороны наблюдается утолщение». Буржуа под­черкивал, что во многих случаях на той стороне ин­струмента, которая, скорее всего, служила ручкой, следов износа не наблюда­ется. И наоборот, со сторо­ны рабочей поверхности есть заметные признаки износа и шлифовки.

Представленный Буржуа третий инстру­мент был им классифици­рован как остроконечный или шило (рис. 4.4). Он привлек внимание присутствующих к очевидным следам заточки по краям, сделанной, по всей вероятности, для того, чтобы его заострить. Среди своих образцов ученый отметил также зато­ченный с обоих концов фрагмент каменного блока, который, должно быть, использовался в иных целях. Луи Буржуа отме­тил: «Со стороны более выступающего края камень, по всей вероятности, был специально сколот несколькими преднаме­ренными ударами, возможно для того, чтобы его было удобнее держать. Остальные края острые, это значит, что при обтесывании орудия его вращали». На рис. 4.5 представлен образец каменного орудия эпохи раннего миоцена из Тенея. Рядом можно видеть похожий на него и общепризнанный в качестве орудия инструмент периода позднего плейстоцена.

Рис. 4.5. Вверху: кремневый инструмент эпохи позднего плейстоце­на. Внизу: каменное орудие из миоценовых слоев, найденное в райо­не Тенея (Франция).

Для разрешения вопроса Конгресс по доисторической антропологии и археологии постановил создать комиссию из 15 ученых, которым предлагалось сделать заключение по по­воду открытых Буржуа артефактов. Проведя соответствую­щее обследование, большинство членов комиссии (восемь че­ловек) высказались за то, что исследованные предметы являются творением человеческих рук. Только пять из пят­надцати ученых не смогли обнаружить никаких признаков че­ловеческого вмешательства в образцах, найденных под Тенеем. Один член комиссии предпочел не высказываться, а последний поддержал точку зрения Буржуа, но с некоторыми оговорками.

Характерные для орудий утолщения были редкостью на тенейских образцах раннего миоцена. Но большинство собран­ных Буржуа кремней имели явные признаки затачивания по краям. Следы затачивания обычно были видны лишь на одной стороне края инструмента, тогда как на другом они отсутство­вали; это называется односторонним отслоением. Как и ны­нешние исследователи, Габриэль де Мортийе полагал, что почти во всех случаях одностороннее отслоение является результатом не каких-то природных явлений, но преднамерен­ной работы. В своей книге «Musee Prehistorique» ученый по­местил репродукции некоторых тенейских кремней, демонстрирующих правильную одностороннюю заточку (рис. 4.6).

Рис. 4.6. Заточенные с одной стороны инструменты периода раннего миоцена из Тенея (Франция).

Некоторые критики Буржуа отмечают, что из всех найденных им в Тенее кремневых осколков периода раннего миоцена только немногие представляли собой действительно хо­рошие образцы. Их около тридцати. Как утверждал Габриэль де Мортийе, «было бы достаточно даже одного неоспоримого образца, а у них – тридцать!»

Современные эксперты по каменным орудиям, как, например, Л. У. Паттерсон, утверждают, что расположенные параллельно сколы примерно одинакового размера указыва­ют на работу человека. На иллюстрациях представлены крем­ни раннего миоцена из Тенея с такими сколами. На рис. 4.7 изображено одностороннее орудие из Тенея рядом с анало­гичным, признанным научным сообществом, односторонним инструментом из Олдувайского ущелья.

Рис. 4.7. Слева: кремневое орудие, обнаруженное в формации пери­ода раннего миоцена в районе Тенея, Франция. Справа: общеприз­нанное орудие из нижней части горизонта II Олдувайского ущелья, Африка. На нижних краях обоих образцов можно наблюдать грубые параллельные сколы, что является необходимым требованием, предъявляемым к артефактам.

У многих тенейских кремней поверхности потрескавши­еся, что может свидетельствовать о воздействии огня. На этом основании Габриэль де Мортийе сделал вывод, что люди ис­пользовали огонь для того, чтобы было легче разламывать крупные камни. Из отколовшихся в результате такой обра­ботки кусков потом делали инструменты.

Англоговорящие читатели узнали об этих каменных орудиях эпохи раннего миоцена из произведений С. Лэйнга. Он писал: «Человеческое происхождение этих орудий убеди­тельно подтверждается тем, что обитающие на Андаманских островах минкопы делают точильные камни и скребки, почти идентичные образцам из Тенея. Причем они точно так же ис­пользуют огонь для разламывания больших камней и прида­ния осколкам желаемого размера и формы… В целом доказа­тельство звучит достаточно убедительно. Выдвигаемые же возражения могут быть объяснены лишь отсутствием жела­ния признать то, что человек появился намного раньше, чем это до сих пор официально считается».

Кто же сделал тенейские орудия? Некоторые полагали, что это дело рук примитивных обезьяноподобных предков со­временного человека. Но в 1894 году С. Лэйнг, говоря о теней­ских инструментах, заявил: «Тип этих орудий остается прак­тически неизменным и по сей день, пройдя через весь плиоцен и четвертичный период. Скребок эскимосов и обитателей Ан­даманских островов представляет собой лишь несколько усовершенствованный скребок из миоцена». Если люди делают такие скребки сегодня, то вполне вероятно, что такие же су­щества делали похожие инструменты и в эпоху миоцена. И, как мы увидим в последующих главах этой книги, ученым все же удалось обнаружить в горизонтах третичного периода ос­танки человеческого существа, неотличимого от Homo sapiens.

Таким образом, становится понятно, почему больше ни­чего не слышно о кремнях из Тенея. В этой борьбе на арене па­леоантропологии некоторые ученые-эволюционисты, дейст­вительно приняли тенейские миоценовые орудия, ассоциируя их, однако, с предком современного человека. Эволюционная теория убедила их в том, что такой предок существовал. Но в течение длительного времени ученые никак не могли найти подтверждающих этот факт свидетельств. Когда же таковые наконец были обнаружены на Яве в 1891 году, то оказалось, что костные останки залегали в формации среднего плейсто­цена. И это, естественно, поставило сторонников существова­ния человека-обезьяны в эпоху миоцена перед дилеммой.

Случилось так, что предок человека – переходный тип меж­ду ископаемыми обезьянами и современными людьми – был найден не в геологических слоях раннего миоцена (около 20 миллионов лет назад, по современным подсчетам), а среднего плейстоцена, соответствующего возрасту менее одного мил­лиона лет. Следовательно, тенейские кремни, а также все дру­гие свидетельства существования людей в третичном периоде (или обезьяно-людей, умевших изготовлять орудия) необхо­димо было спокойно и без лишнего шума предать забвению. И это произошло.

Многочисленные и обширные свидетельства присутствия гоминидов, имевших навыки изготовления орудий, в тре­тичном периоде были забыты. И стройность здания современ­ной палеоантропологии была сохранена. Если хотя бы одно-единственное свидетельство существования производи­телей орудий было принято, то свелись бы на нет все предпри­нимавшиеся в этом веке усилия по кропотливой разработке теории эволюции человека.

В 1870 году Анатоль Ружу (Anatole Roujou) сообщил, что геолог Шарль Тарди (Charles Tardy) в Орильяке (Aurillac), что на юге Франции, извлек каменный нож (рис. 4.8) с поверхности конгломерата периода позднего мио­цена. Ружу использовал слово arrache, означающее, что кре­мень нужно было извлекать с определенными усилиями. Габ­риэль де Мортийе считал, что кремневое орудие Тарди закрепилось на поверхности позднемиоценового конгломера­та только недавно, и поэтому отнес его возраст к периоду плейстоцена.

Рис. 4.8. Первое каменное орудие, найденное в Орильяке (Франция).

Французский геолог Ж. Б. Рам (J. В. Rames) сначала сом­невался, что найденный Тарди предмет был сделан челове­ком. Но в 1877 году он сам стал автором ряда открытий камен­ных инструментов в том же районе, а именно в Пюи Курни (Puy Courny), поблизости от Орильяка. Эти орудия были обнаружены в отложениях между слоями вулканичес­ких пород, залегавших в горизонте позднего миоцена (возраст 7 – 9 миллионов лет).

В 1894 году С. Лэйнг по­дробно описал признаки вмешательства человека, кото­рые Рам наблюдал на кремнях: «Образцы предста­вляют собой несколько хорошо известных палеолитичес­ких типов, таких, как каменные долото, скребки, стрелообразные инструменты и кремневые пластины, немногим более грубые и меньшего раз­мера, чем обнаруживаемые в более поздних периодах. Все бы­ли найдены в трех различных местах, но в одних и тех же сло­ях гравия. Они соответствуют всем требованиям, предъявляемым к орудиям четвертичного периода, таким, как утолщения и раковистые изломы, а также несут на себе следы осмысленной обработки в определенном направлении». С. Лэйнг утверждает, что французский антрополог Арман де Кятрефаж отмечал небольшие параллельные отслоения на рабочих поверхностях многих образцов, что говорит об их изнашивании. На других частях поверхности образцов такие следы не наблюдались. Каменные орудия из Пюи Курни были признаны подлинными на состоявшемся в Гренобле (Фран­ция) научном конгрессе.

Лэйнг подчеркивал: «Залежи гравия, в которых они бы­ли обнаружены, содержат пять разновидностей кремневых орудий. И из всех одна, наиболее удобная для использования, ассоциируется с человеком. Как говорит Арман де Кятрефаж, только разумное существо было способно отбирать камни, на­иболее подходящие для использования в качестве инструментов и оружия. И водные потоки или иные природные явления здесь ни при чем».

Макс Ферворн (Мах Verworn) из Геттингенского университета (Германия) с самого начала скептически относился к сообщениям о находках каменных инструментов эпохи пли­оцена и более ранних периодов. Но в 1905 году он сам отпра­вился в Орильяк, чтобы провести самостоятельные исследо­вания найденных там кремневых орудий.

Ферворн находился в Орильяке в течение пяти дней, за­нимаясь раскопками в Пюи де Будье (Puy de Boudieu), непо­далеку от Пюи Курни. Описывая результаты первого дня, он отмечал: «Мне повезло натолкнуться на место, где я обнару­жил множество кремневых предметов, неоспоримая инстру­ментальная природа которых меня сразу ошеломила. Я не мог ожидать ничего подобного. Очень медленно я привыкал к мыс­ли, что вот сейчас в моих руках находится орудие, которое держали руки людей, живших в третичном периоде. Я искал новые и новые возражения и объяснения тому, что я видел. Я попытался усомниться в геологическом возрасте стоянки, по­том – являются ли эти кремни действительно инструмента­ми. И только после того как все возражения, которые я мог придумать, были исчерпаны, с большой неохотой я вынужден был признать, что мои доводы “против” никак не могут опро­вергнуть данные факты».

Острые пластинчатые предметы из кремня, по всей вероятности бывшие орудиями, встречались небольшими груп­пами среди камней, на которых виднелись следы передвиже­ния в глубине почвы. Это означало, что кремневые предметы не передвигались с момента попадания на то место, где их на­шли. Следовательно, имеющиеся на них изменения были сде­ланы скорее человеком, чем природой. То, что остро заточен­ные орудия располагались группами, предполагает, что на этом месте в те древние времена была мастерская.

Затем Ферворн подробно остановился на способах распознавания обработки кремня, проведенной человеком. Он разделил свидетельства такой работы на три группы:

1) следы первичного откалывания кремневой пластины от «материн­ского» блока;

2) следы непосредственно на кремне от вторич­ной обработки с целью придания кремневой пластине инструментальных характеристик;

3) признаки износа рабочей по­верхности орудия.

Учтя все различные показатели по изготовлению орудия и его использованию, Ферворн счел, что каждый в отдель­ности они не могут служить убедительными доказательства­ми. «Только после проведения критического анализа сочетания всех этих характеристик можно будет делать ка­кие-то определенные выводы», – заявил ученый.

Та же методология предлагается Л. У. Паттерсоном, сов­ременным экспертом по каменным орудиям. Но этот ученый придает большее, чем Ферворн, значение утолщениям, обра­зовавшимся от ударов в процессе расщепления породы, и рас­положенным в одном направлении, по краям кремня, отщеп­лениям. По его мнению, это особенно убедительно, когда на одном месте найдено много образцов. Исследования Паттерсона показали, что естественные силы почти никогда не вызыва­ют такого массового результата.

Для иллюстрации своего метода Ферворн привел следу­ющий пример: «Положим, что в межледниковом каменном го­ризонте я нахожу кремень с явным утолщением от удара, но без каких-либо других признаков преднамеренной обработки. В этом случае я буду сомневаться, действительно ли данная находка является орудием, сделанным человеком. Но давайте предположим, что мне встречается кремень, который, с одной стороны, имеет все необходимые признаки отщепления (уда­ра), а с другой, имеет одну, две, три, четыре и более щербин от ударов в одном и том же направлении. Более того, давайте сделаем допущение, что один край изделия демонстрирует многочисленные параллельные и небольшие щербины от уда­ров. Все щербины идут в одном и том же направлении и все без исключения, расположены на одной и той же стороне края об­разца. Давайте также представим, что другие края острые и не имеют каких-либо следов передвижения в геологических слоях. В этом случае я смогу с уверенностью заявить: да, это орудие, сделанное человеком».

После проведения ряда раскопок в районе Орильяка Ферворн приступил к анализу найденных им многочисленных образцов. При этом он строго придерживался вышеописанной научной методологии. Ученый пришел к следующим выводам: «Некоторые скребки несут на себе только следы износа на ра­бочей поверхности, тогда как другие концы изделия довольно остры и таких следов не имеют. На рабочей поверхности дру­гих образцов наблюдается ряд намеренно сделанных щербин, идущих в одном и том же направлении. Эти отщепления опре­деленно представляют собой обычные признаки ударной об­работки. И даже сегодня края заточки на верхней части неко­торых инструментов очень остры. Целью такой обработки краев, вне всяких сомнений, являлось снятие с камня верхне­го слоя или же придание ему окончательной формы. На мно­гих образцах ясно видны места, за которые орудия держали. Там острые углы и щербины сглажены, по всей видимости чтобы избежать травмы».

Рис. 4.9. Остроконечное камен­ное орудие периода позднего миоцена, найденное в Орилья-ке (Франция).

О другом найденном им предмете Ферворн сказал: «Щербины на лезвии скребка почти идеально параллельны друг другу, так что исследуемый образец больше похож на из­делие эпохи палеолита или даже неолита». По существующей классификации орудия эпохи палеолита и неолита относятся к периоду позднего плейстоце­на. Ферворн также собрал мно­гочисленные остроугольные скребки (рис. 4.9): «Среди всех кремневых образцов данные скребки наиболее наглядно демонстрируют работу по прида­нию изделиям окончательной формы, по крайней мере в обла­сти рабочих поверхностей. Дей­ствительно, края образца выполнены таким образом, что можно говорить о тщательной и усердной их обработке. Они были обработаны посредством многочисленных ударов, что сви­детельствует о скрупулезной работе мастера при заострении рабочей поверхности исследуемого образца».

В результате раскопок в Орильяке также были обнаружены скребки (рис. 4.10) с вогнутой полукруглой рабочей по­верхностью, удобной для обтесывания предметов цилиндри­ческой формы, как кости или древки копий. Ферворн отмечал: «В большинстве случаев такие скребки делались посредством выбивания одного из краев заготовки с целью придания ему вогнутой формы. Делалось это при помощи множественных ударов в одном направлении».

Ферворн также нашел несколько образцов, которые можно использовать как молотки, топоры и лопаты. Описывая один из таких инструментов, он отмечал: «Крупное остроко­нечное орудие, приспособленное для того, чтобы рубить или копать. Оно сделано из природного куска кремня путем соот­ветствующей обработки одного из его концов. Почти вся по­верхность образца покрыта обычным для кремня поверхност­ным слоем. Один из его краев, представляющий рабочую поверхность, образовался в результате тщательного затачивания, о чем свидетельствуют многочисленные щербины в од­ном и том же направлении». По поводу другого экземпляра Ферворн утверждал: «Прямо с противоположной стороны изделия расположена своеобразная рукоятка, которая появи­лась в результате сглаживания острых краев кремня. Скорее всего находка являлась первобытным топором, который мож­но было использовать и в качестве молотка». Ферворн нашел также орудия, с помощью которых, на его взгляд, можно было колоть, бурить и вырезать.

Рис. 4.10. Слева: брюшная поверхность скребка периода позднего миоцена, найденная в Орильяке (Франция). Справа: дорсальная по­верхность, демонстрирующая вогнутый рабочий край, на которой Ферворн обнаружил малозаметные следы износа.

Он заключает: «В конце миоцена здесь была культура, которая, как мы можем увидеть по дошедшим до наших дней и найденным здесь кремневым орудиям, отнюдь не находи­лась на начальных стадиях, но уже прошла достаточно боль­шой период развития… Обитавшие здесь в эпоху миоцена су­щества обладали навыками обработки камня».

Далее: «Размер орудия указывает на то, что размер и форма руки пользовавшихся этими инструментами существ были сравнимы с нашими. Из этого можно сделать вывод, что и все тело у них было такое же, как и наше. Кремневые скреб­ки и топоры, которые и нам удобно брать в руки, служат вели­колепным подтверждением этого вывода. Это же относится и к остальным орудиям. Инструменты самого различного раз­мера, совершенно определенно демонстрирующие свои рабо­чие поверхности, следы износа и рукоятки, у которых сглаже­ны все шероховатости, так естественно и удобно ложатся в наши руки, как будто они были сделаны специально, чтобы мы могли ими пользоваться».

О сделавших эти орудия мастерах Ферворн написал: «Хотя вполне вероятно, что эти существа третичного периода стояли ближе к животным предкам современного человека и не являлись Homo sapiens, кто может с уверенностью утверж­дать, что основные черты их физического строения были не такими, как у современных людей, и что уже в позднем мио­цене не шло развитие характерных человеческих призна­ков?».

В главе 7 говорится, что ископаемые скелетные останки, по своему строению неотличимые от скелета современного че­ловека, были обнаружены в горизонтах плиоцена, миоцена, эоцена и даже более отдаленных эпох.