При отборе фактов, свидетельствующих о существовании такого элемента, как ум, я решил начать с современников Уоллеса и Дарвина. Такой выбор, впрочем, носит произвольный характер. Поскольку в данной книге я ставлю под сомнение дарвиновскую теорию эволюции, сформулированную в середине XIX века и получившую дальнейшее развитие в двадцатом веке, мне показалось разумным ограничиться ссылками на такие научные свидетельства существования ума, которые относятся к аналогичному периоду.

Джеймс Эсдейл – английский врач, работавший в Бенгалии в XIX веке, в период английского господства над Индией. Он был одним из первых исследователей гипноза в качестве обезболивающего средства. Пациенты Эсдейла, которым делали безболезненные операции, считали его «воплощением Вишну» (Esdaile. 1852. P. 166). Примерно в это же время медики стали широко использовать эфир и хлороформ, и необходимость в гипнозе отпала. Тогда Эсдейл обратил свое внимание на загадочные психические явления, которые наблюдал во время сеансов гипноза. Он писал (Esdaile. 1852), что некоторые из его пациентов могли в состоянии транса с завязанными глазами различать людей и предметы, невидимые обычным зрением. Помимо отчетов о собственных экспериментах, Эсдейл включил в свою работу похожие отчеты других исследователей.

К примеру, доктор Чалмерс, хирург из Калькутты, проверял способности мальчика, обладающего даром ясновидения. Чалмерс проводил эксперименты в своем доме. На столе стояли две свечи, между ними лежала денежная купюра. До начала эксперимента купюра находилась в шкафу, закрытом на ключ, и никто, кроме доктора, ее не видел. В другой комнате находились гости и ясновидящий. Чалмерс вышел к ним и спросил мальчика, что тот видит в другой комнате. Мальчик ответил, что видит на столе две свечи. Когда его спросили, видит ли он на столе еще что-либо, тот сказал, что видит купюру. Потом он точно назвал серийный номер банкноты из четырех цифр и ее номинал – 25 рупий. Потом доктор Чалмерс вернулся в комнату и, никому ничего не говоря, заменил упомянутую купюру на купюру достоинством в 10 рупий. Мальчику же он сказал, что просто перевернул 25-рупиевую банкноту и попросил прочитать номер с другой стороны. Мальчик ответил, что видит купюру достоинством в 10 рупий. Чалмерс снова вернулся в комнату и положил на купюру золотые часы. Мальчик в точности описал их. Тогда Чалмерс понес часы и деньги в другую комнату, а мальчик в это время объявил гостям, что часы и деньги «убрали со стола». Когда Чалмерс вернулся рассказать об этом гостям, то обнаружил, что они уже все знали (Esdaile. 1852. Pp. 76–78).

Эсдейл обладал необычайной способностью гипнотизировать людей без их ведома. К примеру, он описывал случаи, когда молча гипнотизировал людей с завязанными глазами до полного паралича и нечувствительности в членах. Также Эсдейл писал о введении пациентов в состояние транса на расстоянии (Esdaile. 1852. Pp. 226–227): «Мистер Грант, уважаемый чиновник почтенного возраста, часто был свидетелем того, как я ввожу в транс пациентов, находясь в соседней комнате. В это время пациенты позировали мистеру Гранту для портрета, и он всячески старался привлечь их внимание».

Эсдейл провел аналогичный опыт и со слепым человеком, что исключало возможность визуального контакта (Esdaile. 1852. P. 227) «Я молча усадил его на стул и за десять минут загипнотизировал его, ни разу не прикоснувшись к нему. Затем я поднял его и ввел в сомнамбулическое состояние. Он стал с трудом двигаться, говоря при этом, что находится в своей постели и спит. Вскоре он полностью потерял над собой контроль, вновь погрузился в транс и оставался в нем два часа. Это человек стал так хорошо поддаваться внушению, что, сосредоточив на нем свое внимание, я мог загипнотизировать его на любом расстоянии в пределах больницы, независимо от того, чем он в это время занимался».

Эсдейл также пишет: «Вне всяких сомнений, люди, пытающиеся объяснить все случаи гипноза обычным внушением, предвкушением и игрой воображения, скажут, что слепой узнал о моем присутствии и намерениях с помощью слуха и обоняния или же по моему неритмичному дыханию и отсутствию каких-либо движений» (Esdaile. 1852. P. 227). Эсдейл возражает, что все это неприменимо к его гипнотическим опытам со слепым, которые проводились на расстоянии. Эсдейл писал: «На первых сеансах гипноза я просто молча смотрел на слепого поверх перегородки, а он в это время в одиночестве ужинал метров в двадцати от меня. Вскоре он перестал есть и через четверть часа уже находился в состоянии глубокого транса и оцепенения. Я проводил подобные опыты в самое неподходящее время, и, хотя слепой не мог знать о моем присутствии, результат всякий раз был таким же» (Esdaile. 1852. P. 228).

Эсдейл также ставил интересные опыты с водой, которую называл «заряженной». Он дул на воду через трубку и держал над ней руки. Потом он предлагал своим пациентам заряженную и обычную воду и обнаруживал, что, выпив заряженную воду, люди погружались в гипнотический транс, даже не зная, что это была за вода и почему их попросили ее выпить (Esdaile. 1846. Pp. 158–164). В ходе одного опыта Эсдейл напоил такой водой пациентов, которым лечили язвы азотной кислотой, что обычно бывает очень болезненным. После приема заряженной воды пациенты вообще не чувствовали боли во время лечения азотной кислотой. Эсдейл ставил подобные опыты в течение нескольких лет в шести разных больницах. Пациенты никогда не знали, что им предлагали именно заряженную воду. В воду добавляли настойки кардамона и ревеня, а также нашатырь для запаха, после чего ее давали пациентам во время регулярного приема лекарств (Esdaile. 1852. Pp. 231–232).

Эсдейл был уверен, что гипнотический эффект вызывался с помощью тонкого нервного флюида, который переносит чувственные ощущения в мозг и передает волю мозга органам, что приводит к совершению тех или иных действий. По мнению Эсдейла, гипнотизер способен передавать этот флюид пациенту. Перегрузка мозга пациента таким флюидом заставляет его погрузиться в гипнотический транс. Снижение же этой нагрузки возвращает мозг к нормальной работе. По Эсдейлу, мысли и чувства тоже могут передаваться через этот флюид (Esdaile. 1852. Pp. 234–238). По-видимому, Эсдейл считал, что связанный с мозгом ум обладает сознанием, которое является вполне самостоятельным и может действовать без вовлечения физических органов чувств: «Если допустить, что зрение, обоняние, вкус, осязание и слух являются способностями ума, а не органов чувств, которые представляют собой лишь инструменты ума, и если допустить, что Божественный Разум, от которого происходит человеческий ум, обходится без органов чувств, оставаясь при этом всеведущим и вездесущим, то почему человеческий ум в определенных обстоятельствах не может частично проявить аналогичные способности?» (Esdaile. 1852. P. 49). Это бы объяснило и ясновидение, которое проявляется у некоторых в состоянии гипноза. Если говорить в категориях введенных мной понятий (тело, ум и сознание, или душа), то Эсдейл объединяет ум и сознание. Но это объединение более верно, чем полное их отрицание современной наукой о мышлении.

Два известных медиума, Алексис и Адольф Дидье, обладали ярко выраженным даром ясновидения. Их способности, вероятно, передались им от отца, который порой впадал в гипнотический транс во время чтения газеты. Газета выпадала у него из рук, а он продолжал читать ее вслух, не делая при этом никаких ошибок. Иногда Алексис и Адольф шутки ради уносили газету в другую комнату, а отец все равно продолжал ее читать (Dingwall. 1967. Pp. 159–160).

17 мая 1847 года Алексис Дидье и гипнотизер Марсиле были приглашены к лорду Фредерику Фитцкларенсу в отель Брайтон, что на улице Риволи, в Париже, где Алексис должен был продемонстрировать свои способности. Среди присутствующих был лорд Норманби, английский посол во Франции, и еще несколько важных персон. Ни лорд Фредерик, ни лорд Норманби не верили в гипноз. Марсиле ввел Алексиса в транс, и лорд Фредерик попросил его описать свою загородную резиденцию. Алексис совершенно точно описал дом, его местоположение и меблировку (Esdaile. 1852. P. 80). Скептики могут предположить, что Алексис и Марсиле узнали эти подробности заранее. Но посмотрим, что пишет Марсиле: «Лорд Норманби взял книгу из библиотеки лорда Фредерика, назвал номер страницы и Алексис прочитал предложение из нее, хотя лорд Норманби не выпускал книги из рук. Опыт повторили несколько раз, и каждый – успешно» (Esdaile. 1852. P. 81). Перед публикацией своего рассказа о произошедшем Марсиле отправил его лорду Фредерику, и тот ответил: «Я прочитал ваш рассказ о гипнотическом сеансе в моем доме в Париже в 1847 году. Он совершенно верен до мельчайших деталей. Я не видел ничего необычнее этого сеанса» (Esdaile. 1852. Pp. 82–83).

Чонси Хэа Таунсенд (Townshend.1852) опубликовал отчет о сеансе с Алексисом Дидье в Париже, в октябре 1851 года. Сеанс проходил в номере Таунсенда в отеле. Марсиле ввел Алексиса в состояние транса, и вышел в другую комнату. Таунсенд остался с ясновидящим наедине. Позже Таунсенд писал: «Я убежден, что он ничего не знал обо мне». Для проверки способностей Алексиса Таунсенд попросил описать его дом. Алексис ответил, что у Таунсенда два дома – один в Лондоне и один за городом, что оказалось правдой. Незадолго до сеанса Таунсенд купил дом в Лондоне. Кроме того, у него был загородный дом в Лозанне, в Швейцарии. Алексис спросил, какой дом ему описать, и Таунсенд попросил его описать загородный дом.

«Я поразился точности описания моего дома в Лозанне, – пишет Таунсенд, – особенно когда он упомянул о небольшом домике в левой части участка, где, по швейцарской традиции, живет хозяйка. О такой особенности посторонние знать не могли, и это убедило меня в правдивости рассказа». Затем Таунсенд попросил Алексиса рассказать о том, что он видит, более подробно. Алексис ответил, что видит воду и деревья вокруг дома. Это было правдой – из окна дома было видно озеро, а рядом с домом росли деревья.

Затем Таунсенд спросил Алексиса, что находится в гостиной. Алексис ответил: «У вас много хороших картин на стенах. Любопытно, что все они современные, кроме двух». Тогда Таунсенд попросил Алексиса описать эти две картины. Алексис ответил, что на одной картине изображен морской пейзаж, а на второй – религиозный сюжет (sujet religieux). Как отмечал Таунсенд: «Такая точность заставила меня содрогнуться. А когда Алексис начал описывать sujet religieux на недавно купленной мной у итальянского беженца картине, которая содержала ряд очень необычных деталей, изумлению моему не было пределов!»

Вот что сказал Алексис об этой картине: «На ней изображены три фигуры – старик, женщина и ребенок. Может ли женщина быть Девой Марией? Нет! Она слишком стара для этого! У женщины в руках книга, и ребенок показывает пальцем на что-то в книге! А в углу я вижу прялку». Алексис совершенно верно передал сюжет картины – святая Анна учит Деву Марию читать. Затем Таунсенд спросил Алексиса: «На чем нарисована картина?» Алексис ответил, что это не холст и не металл. Поразмыслив минуту, он сказал, что краски нанесены на камень, и что задняя поверхность камня грубая, серо-черная, и неровная. Все это соответствовало действительности. Картина была выполнена на черном мраморе.

Затем Алексис подробно рассказал о только что купленном Таунсендом доме в Лондоне на Норфолк-стрит. Таунсенд отмечал: «Он точно описал двух моих служанок, пожилую и молодую. О последней, которая показалась ему хорошенькой, он говорил с явным удовольствием, безошибочно назвав цвет ее глаз, волос и т. п.». Не ошибся Алексис и относительно парка перед домом и мебели в стиле Людовика XIV. Далее он подробно и верно описал меблировку всех комнат, а также три картины. Про первую картину он сказал, что на ней изображена женщина с двумя детьми – портрет святого семейства, принадлежащий кисти Рафаэля. На второй картине было бушующее море, а на третьей – внутренняя часть конюшни с лежащей серой лошадью. Все описания оказались точны.

Затем Таунсенд решил проверить, может ли Алексис читать книгу, не видя ее. Он принес из другой комнаты «Жоселен» Ламартина и открыл книгу наугад. Алексис с закрытыми глазами прочитал оттуда несколько предложений. Затем Алексис предложил прочитать ему что-нибудь с неоткрытой страницы, номер которой должен был указать ему Таунсенд. Таунсенд попросил Алексиса прочитать восьмую страницу от открытой. Вот как вспоминает об этом Таунсенд: «Он стал водить пальцем над открытой страницей, и прочитал следующую строку: A devored’un jet toute ma sympathie. Я отсчитал восемь страниц и увидел прямо под его пальцем эти слова, которые он прочитал правильно, если не считать одну ошибку. Вместо devore он сказал dechire».

«Но свойственный человеку скептицизм не давал мне покоя, – вспоминает Таунсенд. – Решив, что Алексис знает „Жоселен“ наизусть, я пошел в соседнюю комнату и достал из шкафа «Les beaux Arts» – большую книгу, которую купил в тот же день. Ее Алексис уж точно не мог знать наизусть. И опять повторилось то же самое. Я уже забыл, какое именно место я тогда выбрал, потому что никак не отметил его, в отличие от «Жоселен» (где на память об этом чуде в соответствующих местах до сих пор лежат закладки), но я подтверждаю, что Алексис прочитал в «Les beaux Arts» несколько слов на странице, которая была довольно далеко от открытой. И все же, для большей уверенности, я взял книгу на английском языке – это был философский роман мисс Ферье «Наследие». В нем Алексис прочитал имя Гертруда и еще несколько слов на неоткрытой странице. Все книги открывались по одному разу и только на одной странице, причем к книгам Алексис не прикасался».

После этого Алексис спросил Таунсенда, не получал ли тот письма, к автору которого питает некоторый интерес. Он хотел рассказать Таунсенду кое-что об этом письме. Таунсенд принес письмо от одной дамы. Он отмечает: «Письмо находилось в непрозрачном конверте, который Алексис не пытался открыть (я пристально наблюдал за ним). Он просто держал его в руке». Сначала Алексис сказал, что в конверте лежит вырезка из газеты, где есть слова «братство наций». К письму действительно был приложен отрывок из статьи об обществе сторонников мира. Затем Алексис взял карандаш и написал на конверте адрес дамы, отправившей письмо. «А потом, и это было настоящим чудом, – пишет Таунсенд, – Алексис подробно рассказал мне историю этой дамы, рассказал о том, как давно я знал ее, и упомянул множество других подробностей о нашем знакомстве, а также о характере ее сестры. В довершение всего, он написал (на все еще невскрытом письме) имя и фамилию ее отца!» Кроме того, Алексис рассказал Таунсенду множество подробностей о его здоровье и семье.

Д-р Эллиотсон, издатель «The Zoist», добавил к рассказу Таунсенда другие доказательства ясновидения Алексиса. К примеру, мсье Сабин, директор железнодорожного вокзала в Гавре, также посещал Алексиса. Еще до того как мсье Сабин открыл рот, Алексис, находившийся в состоянии транса, сказал: «Вы пришли, чтобы спросить об одной потере, связанной с вашей работой». Сабин подтвердил это. Алексис спросил: «Вы работаете на Гаврской железной дороге?» Сабин снова ответил утвердительно. Затем Алексис рассказал, что была потеряна корзина с пиявками (применяются в медицине для отсасывания крови и других жидкостей). Сабин уточнил, что потерялись две корзины с пиявками. Алексис сказал, что одну по ошибке вынесли из поезда в Руане и отвезли в город в большом экипаже. Корзину никто не забрал, и кучер позже обнаружил ее. Алексис сказал: «Боясь получить нагоняй, кучер не стал сдавать корзину в багажное отделение, а спрятал ее на конюшне. В это время вы направили запрос в Руан… и получили ответ, что корзина не найдена. А несколько дней назад кучер подбросил корзину в багажное отделение. Она стоит при входе справа, под первым окном. Вы найдете ее там, если приедете в Руан. Но учтите, что прошло уже много времени, поэтому около двухсот пиявок умерло». Сабин отправился в Руан и нашел корзину в месте, указанном Алексисом, при этом двести пиявок действительно были мертвыми.

Эрик Дингвол, автор книги «Abnormal Hypnotic Phenomena», рассказывает о том, как сам Алексис Дидье описывает механизм ясновидения: «Внутри него происходит нечто необъяснимое, что вызывает конвульсии его нервов и конечностей, а также нарушает работу всего его организма. Затем открывается внутреннее духовное зрение, неприятные ощущения ослабевают, и приходит чувство покоя, а материальные предметы становятся прозрачными. Он может, не ощущая усталости, переноситься из одного конца мира в другой, разговаривать с африканцами, гулять по Китаю, спускаться в австралийские рудники и даже проникать в гарем султана. Стоит его душе только пожелать, и он оказывается в любом месте; время и пространство исчезают, и события далекого прошлого оживают перед ним, так что он может описать их во всех подробностях. Ясновидение, как и общение с духами, Алексис считает врожденными способностями, которым нельзя научиться. Но если такой дар есть, то его можно развить и усилить. Чтобы понять механизм ясновидения, сначала нужно уверовать в существование души. Цель сомнамбулизма заключается в том, чтобы показать те силы, которыми человек обладал в древности, и, в особенности, те силы, которые душа обретает после смерти тела» (Didier. 1856. P. 15. Цитируется по: Dingwall. 1967. Pp. 199–200).

Адольф Дидье обладал такими же способностями, как и его брат. Г. Барт (Barth. 1853) описывал некоторые эксперименты с ясновидением Адольфа в «The Zoist». Два аристократических британских офицера поручили Барту проверить способности Дидье. Барт загипнотизировал Адольфа, и тот согласился прочитать страницы закрытой книги. Один из офицеров взял с полки первую попавшуюся книгу и, держа ее за спиной, попросил Адольфа сказать ее название.

Адольф ответил правильно – это была книга «Voyage en Suisse». Потом офицер попросил ясновидящего прочитать первые четыре строки на странице 27. Барт (Barth. l853. P. 409) описывает это так: «Адольф сразу же прочитал несколько предложений на французском. Когда мы открыли книгу на 27-й странице, то обнаружили, что он правильно прочитал четыре строки на 27-й странице… которая никак не могла попасть в поле его обычного зрения. Потом Адольф мысленно перенесся в дом офицера в одном из центральных графств Англии и описал все совершенно точно и подробно, вплоть до картин в столовой и костюмов изображенных на них персонажей».

Чонси Хэа Таунсенд (Townshend. 1853) также описывал сеансы Адольфа Дидье, которые проходили у Таунсенда в отеле «Де Леку» в Женеве. Таунсенд ввел Адольфа в состояние транса и спросил: «Вы можете увидеть кое-кого из моих знакомых в Лозанне?» При этом он специально не уточнил пол этого человека. Адольф ответил: «Могу, но сначала вы должны своими мыслями помочь мне попасть в Лозанну». Немного помедлив, он продолжил: «Я сажусь на пароход. Плыву на нем по озеру. Пароход время от времени пристает к берегу. Сейчас я нахожусь напротив маленького городка». Таунсенд предположил, что это Оши. Адольф, который, по словам Таунсенда, никогда не был в Лозанне, продолжал свой рассказ: «Я сажусь в лодку. Причаливаю. Иду пешком по широкой дороге, поднимающейся в гору. Поворачиваю направо. Справа от себя вижу дом. Он стоит как бы углом, между двумя дорожками, которые Уже дороги, по которой я пришел. Это совсем недалеко от дороги. Я поднимаюсь по ступенькам и подхожу к двери. Вхожу в небольшую прихожую, из нее прохожу в гостиную. Двери в гостиной, которые соединяют ее с соседней комнатой, открыты. Две комнаты кажутся одним большим помещением, и весь дом виден мне насквозь».

«Есть ли кто-нибудь в доме?» – спросил Таунсенд. «Минуточку, – ответил Адольф. – В гостиной никого нет. Я иду наверх. Вижу женщину». Таунсенд попросил описать ее, и Адольф очень подробно описал двоюродную сестру Таунсенда. Таунсенд отмечал, что «все черты, волосы, прическа и т. п. были описаны правильно». Адольф заметил, что на голове у женщины надето что-то забавное. Таунсенд подумал, что это шапочка для верховой езды. Но Адольф утверждал, что это «коричневая сеточка». Таунсенд решил, что тот ошибается. Вдруг Адольф воскликнул: «Какой странный у этой дамы наряд! Верхняя и нижняя часть платья не подходят друг к другу! Сверху у нее нечто вроде мужского жилета, а снизу обычная юбка из другого материала». Таунсенд снова не поверил ему. Адольф продолжил: «Она идет к окну, выглядывает из него. Она встревожена и думает о погоде. Она хочет кататься на лошади, это ее новое увлечение». Таунсенд пишет: «Эта фраза поразила меня, будучи абсолютно верной».

Адольф уже немного устал и попросил Таунсенда сделать несколько пассов. Потом он продолжил рассказ: «Сейчас я нахожусь во времени немного раньше той ситуации, которую только что описал. Я вижу эту же даму в другой комнате и в другом доме. Это происходило до того, как вы уехали из Лозанны в Женеву. Она сидит в большом кресле перед камином. Вы сидите на стуле (не в кресле) лицом к ней. Вы говорите ей, что едете в Женеву. Вы выглядите заинтересованным и наклонились к ней. Я прекрасно вижу вас обоих!» По словам Таунсенда, это описание было совершенно точным. Он отметил, что сестра навестила его в Лозанне случайно: «Проезжая мимо, она увидела у дверей мой экипаж и зашла спросить, куда я собираюсь. И потом, когда я говорил ей о своем намерении отправиться в Женеву, она сидела именно так, как описывалось».

На этом сеансе также присутствовал мистер Лоренс. Когда Адольф ушел, Таунсенд и Лоренс стали обсуждать случившееся. Таунсенд признался Лоренсу, что почти все увиденное Адольфом было правдой. Потом он добавил: «Но мне кажется, что кое-где Адольф все-таки ошибся. Например, когда говорил, что из прихожей видит дом насквозь, когда рассказывал о коричневой сеточке и платье сестры, и, возможно, когда говорил, что моя сестра собиралась кататься, потому что по этим дням она не посещает школу верховой езды».

Вернувшись в Лозанну, Таунсенд рассказал сестре о сеансе Адольфа, включая и то, что он расценил как его ошибки. Ответ сестры очень удивил Таунсенда: «Но он не ошибся. В тот день, когда ты уехал в Лозанну, я открыла двери между комнатами, и с тех пор двери так и остались открытыми».

«Но он наверняка ошибся насчет коричневой сеточки?» – спросил Таунсенд. «Нет! – сказала сестра. – Я специально надела ее, чтобы не растрепались волосы. Я покажу тебе эту сеточку. Я не надевала свою фетровую шляпу. Более того, в тот день я действительно брала урок верховой езды, потому что расписание поменялось. Вместо того чтобы надеть весь костюм для верховой езды, я надела лишь жакет прямо на платье». Таунсенд спросил ее, в котором часу это было. «Между 11 и 12 часами», – ответила сестра. Именно в это время Таунсенд присутствовал на сеансе с Адольфом в Женеве.

Бхактивинода Тхакур (1838–1914) – это выдающаяся личность в истории индийской религиозной школы гаудия-вайшнавов. Он был одним из предшественников моего духовного учителя, Его Божественной Милости А. Ч. Бхактиведанты Свами Прабхупады. Большую часть своей жизни Бхактивинода Тхакур провел на государственной службе в качестве мирового судьи. До того как получить духовное имя, Бхактивинода Тхакур был известен как Кедаранатха Датта. В 1870 году его назначили заместителем мирового судьи и сборщиком налогов в священном городе Пури в штате Орисса. В Пури Бхактивинода Тхакур служил под началом комиссара национального правительства мистера T. E. Равеншоу. В 1872 году Равеншоу поручил Бхактивиноде Тхакуру прекратить беспорядки, чинимые Бишкишеной, возглавлявшим еретическую секту атибари (MacNaughton. 1989. P. 110).

Йог Бишкишена, обладавший мистическими силами, провозгласил себя воплощением Маха-Вишну. В ведической космологии Маха-Вишну, аватара Верховного Господа, возлежит в Причинном Океане и из Его дыхания рождаются бесчисленные вселенные. То есть по сути, Бишкишена провозгласил себя Богом.