Упомянутый выше генерал Докучаев, знавший по службе не одного бывшего охранника Сталина, пишет, что Сталин являлся, несомненно, постоянным объектом покушений на него со стороны троцкистов, репрессированных, агентуры абвера, разведок иностранных государств и, наконец, сионизма. И далее он продолжает:
      «Предполагать, что этот гнусный акт (убийство Сталина. – С.К.)совершил кто-то из ближайшего окружения, было бы не логично, но в то же время это предположение остается поводом для определенных размышлений… По рассказам полковника С.В. Гусарова, в то время служившего в охране И.В. Сталина, такая возможность существовала…»
      Увы, она не просто существовала, она была реализована. А вот как она была реализована, сейчас вряд ли можно установить, если даже провести тщательное исследование всей массы показаний и «показаний» свидетелей и очевидцев с составлением циклограмм и прочего – даже если этим будет заниматься опытнейшая следственная бригада.
      Я тягаться с ней не намерен, ограничившись рядом примеров несоответствия в свидетельствах. А для начала сообщу, что тот же генерал Докучаев свидетельствует: в СССР любые записи даже о незначительных случаях из личной жизни государственных лидеров для работников охраны были строжайше воспрещены, потому что за любой «мелочью» мог стоять государственный секрет, даже устное разглашение которого могло привести, например, к дипломатическим осложнениям с тем или иным государством.
      С другой стороны, тот же Докучаев свидетельствует, что ребята в охране работали настолько здоровые, что могли выпить стакан водки и идти на пост, сказав: «А чё со мной будет?»
      Вопрос «А чё может быть с подопечным, «охраняемым» телохранителем в таком состоянии?», похоже, не возникал не только у самого охранника, но и у его непосредственного начальства.
      Правда, Докучаев оговаривается, что таких, мол, в конце концов увольняли… Но ведь их моральный облик был сомнительным уже и тогда, когда они еще охраняли того или иного государственного деятеля – того же Сталина. А пьющий человек – находка для шпиона и террориста потенциально намного более ценная, чем самый болтливый болтун.
      Интересно то, что, рассуждая на тему убийства Сталина в 1995 году, генерал Докучаев был более категоричен в допущении версии убийства, чем через десять лет, в 2005 году. А ведь в 1995 году он хотя и склонен был «повесить» убийство или на Берию, или на Хрущева, склоняясь к варианту Берии, сам же высказал предположение о том, что Берия всего лишь располагал достоверными данными о сговоре против Сталина, в связи с чем Лаврентия Павловича и «убрали с дороги»!
      Последнее очень похоже на правду, хотя Берия мешал не только убийцам Сталина, но и всей разлагающейся «партоплазме». Однако то, что он имел возможность разоблачить заговорщиков, тоже имело, конечно, свое значение. Я лишь уточню, что Берия, скорее всего, действительно располагал некими достоверными данными об антисталинском заговоре, но получил их не до, а после убийства, придя в объединенное МВД.
      Напраслину на Берию возводят многие, но не исключающий – осторожно – его вины генерал Докучаев чуть ли не единственный среди подобных «обвинителей» заслуживает уважения, хотя он тут и ошибается. Ренегат и прямой государственный преступник Авторханов, предатель-перебежчик Олег Гордиевский, ренегат Волкогонов, хамелеон Радзинский, путаник Добрюха, братья-«историки» Медведевы и т.д. и т.п – вот далеко не полный только «отечественный» перечень тех, кто указывает на Берию, который и не мог, и не был в числе убийц Сталина. Лишь политический хамелеон Леонид Млечин сомневается в вине Берии, да и то, естественно, фарисейски…
      При этом было бы смешно, когда б не было грустно то, что Николай Добрюха сообщает о вызывающем даже у него сомнение свидетельстве «причастности Берии к убийству Сталина», исходящем «от живущего на Западе собирателя сплетен Романа Бракмана», и ссылается на стремление дать таким-де образом полную «информационную картину».
      Что тут можно сказать? Какая там «полнота»! Одной ложью больше, одной меньше… А вот дезинформационнаякартина, обрисованная Добрюхой, оказывается на удивление полной: Бракман-де узнал от некоего Нугзара Шария, заслуженного артиста Грузинской ССР и якобы сотрудника грузинской редакции радио «Свобода» в Мюнхене, о том, что что он-де, Нугзар Шария, собственными глаза… пардон, ушами слышал, как его дядя Петр Шария слышал, как Берия «в кругу освобожденных им из тюрьмы мингрельских генералов… хвастался, что он отравил Сталина и спас их от верной смерти, а всех мингрелов от высылки».
      Итак: Бракман рассказал то, что слышал от Нугзара Шария, который слышал от Петра Шария то, что последнему сказал Берия.
      Н-да…
      Но тут, пожалуй, надо кое-что пояснить подробнее…
      Петр Шария действительно входил в окружение Берии, был арестован по известному «мингрельскому делу», в апреле 1953 года освобожден, до ареста Берии был одним из его помощников по Совмину, а после ареста Берии был вновь арестован, осужден, в 1963 году освобожден и работал в Академии наук Грузинской ССР, скончавшись в 1983 году на 81-м году жизни.
      Однако в весьма запутанном «мингрельском» деле, с которым были связаны хотя и значительные, но не тотальные депортации из Грузии в Казахстан, наметился просвет еще при жизни Сталина. Хронология тут такова…
      9 ноября 1951 года Политбюро приняло Постановление «о взяточничестве в Грузии и об «антипартийной группе Барамия», а 27 марта 1952 года – еще одно Постановление «о положении в Компартии Грузии». Но уже 4 июня 1952 года Сталин в своей телеграмме первому секретарю ЦК КП(б) Грузии Мгеладзе и другим членам Бюро грузинского ЦК выразил недовольство деятельностью министра госбезопасности Рухадзе и писал:
      «ЦК ВКП(б) считает, что т.Рухадзе встал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных (имеется в виду группа Барамия. – С.К.)в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии… ЦК ВКП(б) не сомневается, что если стать на путь т-ща Рухадзе и привлечь арестованных в качестве свидетелей против т. Рухадзе, то арестованные члены группы Барамия могли бы сказать про него гораздо больше и несравненно хуже. Это факт, что именно они во главе с Барамия требовали снятия т. Рухадзе с поста министра месяцев восемь назад и обвиняли его во всякого рода уголовных делах…».
      Это был, с одной стороны, прозрачный намек на то, что не так уж безнадежно черны в глазах Сталина арестованные «мингрелы» и не так уж белоснежен арестовавший их Рухадзе… Сталин ведь знал своих кавказцев!
      А 9 июня 1952 года Рухадзе и вовсе был снят и вскоре арестован. Поскольку именно Рухадзе инициировал «дело мингрелов» и вкупе с Игнатьевым его вел, можно было предполагать, что финал этого «дела» будет не таким уж и безрадостным для «мингрелов» независимо от того, жив будет Сталин или нет. К слову, Рухадзе расстреляли по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР в 1955 году – много позже спустя после смерти и Сталина, и Берии.
      Есть, правда, еще одна фигура, повинная – по мнению помянутого выше Леонида Млечина – в смерти Сталина. Это… – сам Сталин, который, по уверениям Млечина, создал вокруг себя такую атмосферу страха, что и охрана, и прибывшие на дачу по вызову члены Бюро Президиума ЦК не решались лишний раз к вождю прикоснуться, чтобы ему помочь. Поэтому-де, Сталин убил себя сам, – глубокомысленно резюмирует Млечин. Вторит ему и «демократический» «историк» профессор Наумов, который заявляет, что в «империи»-де Сталина боялись все, включая самого Сталина.
      Млечин, впрочем, как это ни странно, верно отмечает несостоятельность версий о том, что охрана вначале позвонила Берии, и сообщает, что вначале она позвонила, как и положено, Игнатьеву. А тот уж якобы переадресовал ее к Маленкову, который поднял Берию, Булганина и Хрущева. Но далее Млечин – от себя не уйдешь!, повторяет бредни о Берии, якобы то радующемуся беспамятству Сталина, то якобы притворно падающему перед ним на колени…
      «Объективности» Млечина есть, пожалуй, объяснение. Он всего лишь следует за «генералом» Волкогоновым, который ссылается на рассказ (или – россказни?) охранника Рыбина, содержащий именно этот алгоритм: звонок Игнатьеву – его совет позвонить Маленкову и Берии и т.д… Волкогонов еще более расцветил этот «рассказ», но об этом – чуть позже.
      Что же до списка «обвинителей» Берии, то я забыл упомянуть еще и Никиту Хрущева! Он в «своих» «мемуарах» тоже утверждает, что единственным человеком, заинтересованным в смерти Сталина, был якобы Лаврентий Берия… Но вот уж в этом случае можно точно сказать: «На воре шапка горит…» Хрущев просто взваливал с больной головы да на здоровую.
      Да он ведь однажды и прямо проговорился о своей зловещей роли! Речистого Никиту Сергеевича в его поздние годы, когда он возомнил себя великой исторической личностью, иногда «несло» покруче, чем Великого Комбинатора Остапа Бендера. И вот, по свидетельству «внутреннего хроникера ЦК КПСС» Н. Зеньковича, 19 июля 1964 года на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации Хрущев фактически признался в насильственной смерти Сталина и заявил, что в истории человечества было немало тиранов жестоких, но что все они «погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором»…
      Топор в руках Хрущева? Что ж, он умел держать в руках туфлю, сидя в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН, умел держать в руках ружье, метко подшибая цель… И вряд ли он затруднился взять в руки топор против того, кто мог лишить его высокого положения, добытого в жестокой борьбе с жизнью.
      Много заниматься криминальной хронологией той роковой ночи, когда происходила «тайная вечеря», я, как уже не раз предупреждал, не буду.
      Но вот продолжение рассказа Булганина в пересказе Жукова:
      «…В 2 часа ночи первыми от СТАЛИНА уехали они – БУЛГАНИН и МАЛЕНКОВ. Около 3 часов ночи якобы уехали БЕРИЯ и ХРУЩЕВ. После отъезда БЕРИЯ и ХРУЩЕВА, минут через 15-20 в столовую к СТАЛИНУ зашел генерал ВЛАСИК, чтобы помочь СТАЛИНУ лечь в постель, и он увидел СТАЛИНА в обморочном состоянии лежащим на полу…»
      Власик, вообще-то, в то время сидел в камере то ли на Лубянке, то ли в Лефортово, но, допустим, тут у Булганина или у Жукова произошла аберрация памяти. Для маршала Жукова и генерал был, как я понимаю, не выше ефрейтора, и хотя Власик был не простым генералом, пусть так… Но уж основную-то последовательность событий и участвующие лица Булганин перепутать мог вряд ли… И его рассказ или опровергает ряд «свидетельств» – как по части хронологии, так и по составу действующих лиц, или же сам принципиально неверен, намеренно или не намеренно:
      «ВЛАСИК немедля позвал (вызвал? – С.К.)БЕРИЯ и вызвал врачей. ВЛАСИК и охрана якобы осторожно перенесли СТАЛИНА на кровать.
      Прибывшие врачи в присутствии БЕРИЯ, МАЛЕНКОВА И ХРУЩЕВА пытались оказать помощь СТАЛИНУ, но все было тщетно, СТАЛИН был без сознания и у него был установлен паралич. Несколько позже прибыл БУЛГАНИН и другие члены Президиума. Было решено установить около СТАЛИНА постоянное дежурство членов Президиума и профессуры поликлиники Кремля. Через непродолжительное время СТАЛИН, не приходя в сознание, умер».
      В рассказе Булганина – нестыковка на нестыковке. Ну, хорошо, Власик, или там охранник Лозгачев, или охранник Рыбин, или еще кто обнаружил Сталина в обмороке и позвал Берию. А как оказались на даче Маленков и Хрущев? И что значит – «через непродолжительное время»? Сутки – это непродолжительное время? Причем из рассказа Булганина вытекает, что о части событий той ночи Булганин мог знать лишь с чужих слов. Причем выходит, что он прибыл на дачу Сталина где-то не ранее чем в начале пятого часа в воскресенье 1 марта.
      Но вот генерал Докучаев в 1995 году приводит рассказ одного из тогдашних охранников Сталина полковника С.В. Гусарова… В ночь с 28 февраля на 1 марта, то есть в ночь «тайной вечери», он стоял на посту у входа в главный дом дачи и видел, как выходили примерно в 4.00 Маленков, Берия и Хрущев. И Гусарову запомнилось, что «Маленков тогда облегченно вздохнул»…
      Напомню, что в рассказе Булганина в передаче Жукова Маленков уехал с Булганиным, причем в 2 часа ночи.
      А вот в книге Николая НАДа-Добрюхи бывший лейтенант ГБ Павел Иванович Егоров из выездной охраны Сталина «готов рассказать о времени с нуля до 2 часов ночи», потому что «именно эти часы» остались-де в его памяти «навсегда».
      Но не очень понятно – часы какойночи остались у него в памяти? По словам Егорова, он стоял «в ту трагическую мартовскую ночь» на посту №6 «как раз у окон той самой Большой столовой, где, как принято считать, и закончилась жизнь Сталина». И как раз в это время первый заместитель начальника выездной охраны «товарищ Старостин» якобы тревожился по поводу того, что свет в столовой-де горит, а там никого нет, и Старостин-де не знает, как подавать Сталину тот чай с лимоном, который ему якобы обычно носила охрана. (Полковник С.В. Гусаров, впрочем, вспоминал, что в кабинете Сталина на столике постоянно стоял электрический чайник со всем необходимым для приготовления чая, и Сталин ночью все делал сам, чтобы не поднимать горничную.)
      Но более странно и удивительно другое: ведь по свидетельству и Гусарова, и Булганина (пусть и в пересказе Жукова), и самого Хрущева гости Сталина начали разъезжаться ну никак не раньше 2 часов ночи. Так где стоял Егоров и что видел, и чего не видел?
      И как Егорова вообще понимать? Он сообщает, что сменился якобы утром 2 марта, еще ничего не зная о переполохе на даче. И со слов Егорова получается, что «трагическая мартовская ночь» – это ночь с 1 на 2 марта.
      Но ведь все произошло вроде бы в ночь с 28 февраля на 1 марта?
      НАДЕЮСЬ, читателю уже стало понятно, почему у автора нет желания проводить – по примеру многих других «исследователей» – собственное скрупулезное расследование того, что, когда и как происходило на даче Сталина? Мне пришлось за время работы над этой книгой перечитать по необходимости столько лжи, что без большой нужды перегружать себя и читателя ее разбором у меня, право, охоты нет! Как нет охоты и пытаться устанавливать то, кто конкретно из свидетелей и участников событий той ночи лжет «как свидетель», а кто – как негодяй.
      О той ночи нам достоверно известно одно: что она была последней сознательной ночью в жизни Сталина и предвещала ему уже скорую смерть! Причем от рук кого угодно, но только не Берии.
      Но еще об одной лжи мне рассказать придется…
      Вначале я сознательно не хотел при работе над своей книгой о Сталине обращаться к книге Сергея Хрущева о его отце, Никите Хрущеве. Я отношусь к сыну Хрущева с брезгливостью уже потому, что он покинул Россию. А знакомство с его книгой уважения к ее автору не вернуло, зато еще более усугубило чувство неприязни и отвержения.
      «Яблоко», увы, упало от «яблони» недалеко.
      Книга Хрущева-младшего лжива на манер книг Волкогонова, Авторханова, Радзинского – то есть она лжива почти постранично, лжива даже тогда, когда автор пишет о том, что имело место в действительности.
      При этом она неплохо разоблачает как героя книги, так и ее автора. Показательный пример насчет этого я приведу в последней главе собственной книги, а сейчас обращусь к тому месту воспоминаний Сергея Хрущева, где он пишет о смерти Сталина.
      Хрущеву-сыну в 1953 году было 18 лет, и он пишет вот что:
      «…Последний раз отец ждал сталинского звонка в начале марта 1953 года, в воскресенье, первого числа. Накануне, вернее, в то утро он вернулся домой на дачу часов в пять (откуда это сыну известно? Он что – отцу в раннее воскресное мартовское утро дверь открывал, что ли? – С.К..), как обычно, когда ужинал у Сталина. Отец не сомневался, Сталин не выдержит одиночества выходного дня, затребует к себе (н-да! – С.К.).Обедать отец не стал, пошел пройтись, наказав, если позвонят оттуда, его немедленно позвать. Такое распоряжение он сделал для проформы, все прекрасно знали, что надо делать в этом случае…»
      Но позвольте – ведь Хрущева вызвали к Сталину почти сразу после того, как он с «ближней дачи» уехал? Так когда же он «не стал обедать» и «прогуливался»? И какие он имел основания ждать нового «приглашения на гулянку», когда был прекрасно осведомлен о завтрашнем непростом заседании Президиума ЦК, перед которым Сталин в любом случае не стал бы «собирать стол» – надо было отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню?
      Но это не так уж важно, а важно свидетельство сына о том, что отцу после возвращения от Сталина и кусок в рот не лез, и на месте ему не сиделось, и звонка он ждал так нетерпеливо, что даже напомнил о том, что все и так знали…
      Это ведь типичное поведение отравителя или соучастника отравления, ожидающего: вышло или не вышло? Читаем далее:
      «Звонка отец так и не дождался. Стало смеркаться, он перекусил в одиночестве и засел за бумаги. Уже совсем вечером позвонил Маленков, сказал, что со Сталиным что-то случилось. Не мешкая, отец уехал…»
      Так что прав был все же охранник Егоров, и Сталину стало плохо не в ночь с 28 февраля на 1 марта, а в ночь с 1 на 2 марта? По Сергею Хрущеву выходит так, хотя на деле было все же не так. Однако и это здесь не суть важно! Читаем далее:
      «…Некоторое удивление вызвало скорое возвращение отца, он отсутствовал часа полтора-два… Молча поднялся в спальню и вновь углубился в свои бумаги (?! – С.К.).
      Вторично он уехал почти к ночи и вернулся под утро. И только на следующий день он рассказал, что Сталин болен, состояние очень тяжелое, и они с Булганиным будут дежурить по ночам у постели больного…»
      Здесь опять хронология двух дней вывернута самым странным образом. Она дана не так, как она традиционно подается, да и не такой, какой она была на деле…
      Но и это, пожалуй, не самое главное. И это еще не всё! Сергей Хрущев написал ведь и так:
      «Вечером 5 марта 1953 года отец возвратился домой раньше… Он вошел, устало сел на диван и вытянул ноги. Помолчал, потом произнес:
      – Сталин умер. Сегодня. Завтра объявят. Он прикрыл глаза…
      Я… помявшись, спросил:
      – Где прощание?
      – В Колонном зале. Завтра объявят, – как мне показалось, равнодушно и как-то отчужденно ответил отец. Затем он добавил после паузы:
      – Очень устал за эти дни. Пойду посплю…»
      Хрущев за эти дни действительно не мог не устать очень – в любом случае, при любой внутренней нелюбви или даже ненависти к Сталину он, как и его коллеги, перенес немалые психологические нагрузки. Но даже его сын был обескуражен так, что и через годы вспоминал:
      «Я был растерян и возмущен: «Как можно в такую минуту идти спать? И ни слова не сказать о нем. Как будто ничего не случилось!» Поведение отца поразило меня…»
      Вот так…
      Вот так!!!
      Даже сына поразило равнодушие отца в такую минуту… Да, для Хрущева, как и для всех высших лиц в СССР, Сталин был фактически мертв не первый день, и все они с ним про себя уже простились. Но сын-то узнал о смерти товарища Сталина вот только что… Для него-то это была новость ошеломляющая… И у якобы большевика Хрущева не нашлось для сына-комсомольца в такую минуту ни одного слова!
      Почему?
      В ЕВАНГЕЛЬСКОЙ притче Предатель Иуда выдал Христа, поцеловав его.
      Евангелист Матфей описывает это так: «Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его» (гл.25, стих 48).
      Евангелист Марк повествует далее: «И пришед тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его» (гл.14, стих 45).
      Евангелист Лука продолжает: «Иисус же сказал ему: Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (гл. 22, стих 48).
      А евангелист Иоанн заканчивает: «Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его» (гл.18, стих 12).
      Хрущев же поцеловал на прощание не Иисуса, а Сталина.
      Но это тоже был поцелуй Иуды…

Глава семнадцатая