«ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ» И ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
 
      Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, если я предам Его?
      Они предложили ему тридцать сребренников;
      И с того времени он стал искать удобного случая предать Его.
      …
      Когда же настал вечер,
      Он возлег с двенадцатью учениками;
      И когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.
       Евангелие от Матфея,
       Глава 25, стихи 14-16, 20-21.
 
      …Отверженному отраву
      В чаше преподнесли.
      Сказали ему: «Проклятый,
      Пей, осуши до дна…
      И песня твоя чужда нам,
      И правда твоя не нужна…
       Иосиф Джугашвили (Сталин)
 
      В 1953 ГОДУ предпоследний день зимы, 27 февраля, пришелся на пятницу. 28 февраля – суббота, а в воскресенье уже начиналась весна, по крайней мере – официально.
      Зима была, считай, прожита.
      Сталин в феврале принимал редко, но вряд ли это было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства Браво и Менона. Скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала. Сил-то с годами не прибывало.
      16 февраля он провел в своем кремлевском кабинете совещание с «Тройкой». Берия, Маленков и Булганин были у него недолго. И сама краткость их пребывания у Сталина позволяет предполагать в этом совещании не обсуждение проблем, а оперативный доклад «Тройки» Сталину и получение ей указаний от него.
      17 февраля Сталин принимал индийского посла Менона, после чего в сталинском кабинете вновь на 15 минут собралась «Тройка».
      Общение же с другими членами высшего руководства было ограничено до минимума.
      Еще прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК – еженедельно по понедельникам.
      Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вел и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».
      При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале Президиум ЦК не собирался.
      Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось 26 января, не собравшись в феврале ни разу. Все это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего только Хрущеву – если иметь в виду высшее руководство.
      Сложным оказывалось и положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, ныне сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева. А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то он тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом, и это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело еще более подозрительным.
      На понедельник, 2 марта 1953 года, хотя по «штатному расписанию» это был день заседания Бюро Президиума, было назначено расширенное заседание всего Президиума ЦК, которого все заждались.
      Да, 2 марта должно было решиться многое – как в концептуальном отношении, так и в кадровом. Не могли не рассмотреть на Президиуме и ход следствия по «делу врачей» – с принятием принципиальных по нему решений.
      И Сталин решил отдохнуть. Вечером 27 февраля он поехал в Большой театр – посмотреть «Лебединое озеро». В правительственной ложе сидел один, в глубине – чтобы его не видели из зала.
      Балет Чайковского Сталин любил и смотрел много раз, но в том, что накануне смерти он смотрел именно его, нет символики и скрытого смысла – Сталин смотрел то, что стояло в репертуаре. Я утверждаю это так уверенно потому, что это подтверждается самим фактом сохранения инкогнито Сталина в тот вечер. Если бы он, допустим, заранее попросил поставить на определенный вечер определенный спектакль, то при любой маскировке его личной в том заинтересованности вряд ли удалось бы полностью скрыть от любопытных факт предстоящего посещения Сталиным Большого театра. Однако все совпало удачно – Сталину надо было наедине с самим собой расслабиться и отдохнуть перед утомительным, эмоционально непростым и длительным заседанием 2 марта, и тут кстати был любимый балет с любимой музыкой.
      А В СУББОТУ, 28 февраля, Сталин пригласил к себе на «ближнюю дачу» членов «Тройки», то есть Берию, Маленкова и Булганина, и…
      И – Хрущёва.
      В своих воспоминаниях, упоминая о которых мне каждый раз хочется взять оба слова – и «свои», и «воспоминания» – в кавычки, Хрущев писал:
      «…Он пригласил туда (в кремлевский кабинет. – С.К.)персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Потом говорит снова: «Поедемте покушаем на «ближней даче». Поехали, поужинали… Ужин затянулся… Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа…»
      Жорес Медведев, приводя эти – в данном случае, я уверен, правдивые – строки Хрущева, пишет, что этот ужин, «который выглядел для Хрущева как неожиданный, был, естественно, подготовлен»…
      Пожалуй, Ж. Медведев и не догадывается, насколько он тут прав! А, возможно, он все и понимает, но сознательно уводит нас от верной догадки. Нет, дело было не в стремлении, как уверяет Медведев, «…отвлечься, отдохнуть, поужинать с друзьями, выпить вина» перед тем, как принять «после долгого периода раздумий… радикальное решение».
      Если бы дело было в желании расслабиться, компания у Сталина была бы наверняка другой – ни один из четырех приглашенных Сталиным на ужин 28 февраля не входил в его душевноблизкий.круг. Уж Клима-то Ворошилова с Семеном Буденным, да и Анастаса Микояна с Вячеславом Молотовым Сталин пригласил бы. Современные фальсификаторы образа и эпохи Сталина приписывают ему намерение в те дни чуть ли не отправить троих из этих четверых на плаху, но я не рекомендую никому хоть как-то брать в расчет подобные «версии». Политически Сталин от давних друзей действительно отдалялся, а точнее – они политически не то чтобы отдалялись, но отставали от Сталина… Но Сталин-то – по Хрущеву и Медведеву – хотел просто отвлечься. А Ворошилов, Микоян и Молотов, как и конармеец Буденный, в круг его души входили. Причем уже через день ему не помешало бы их понимание…
      Но хотел ли Сталин в последнюю субботу зимы 1953 года расслабиться? Для этого ли он пригласил к себе, кроме членов «Тройки», еще и Хрущева?
      Происходившее в тот вечер за столом на даче Сталина осталось между ним, четырьмя его сотрапезниками и Богом. Поэтому то, что сейчас читатель прочтет – лишь догадка автора. Но я надеюсь, что реконструировал суть того исторического вечера верно. И если я не ошибаюсь, Сталин тогда не расслаблялся, не отдыхал, а уже работал!
      И работал напряженно!
      Великие и деятельные натуры – а Сталин всегда относился к ним – не расслабляются в преддверии больших событий двараза! Это как в нелегком походе. Ты идешь, ты устал. Нужен привал, и ты его делаешь, расслабляясь по возможности максимально – ведь тебя опять ждет нелегкий путь. Но после привала, когда он позади, тут же делать еще один привал глупо. Результатом неизбежно будет не дополнительное расслабление, а утрата нужного тонуса.
      Вот Сталин и устроил себе «привал», посмотрев чарующий балет Чайковского, очень для духовной рекреации подходящий. И если бы он хотел сохранить расслабление бойца перед боем 2 марта, то он провел бы субботу 28 февраля и воскресенье 1 марта опять-таки наедине сам с собой.
      А он пригласил в субботу «Тройку» и Хрущева – на якобы «расслабляющий» ужин.
      Зачем?
      По Жоресу Медведеву – чтобы «расслабиться».
      А, например, по «генералу» Волкогонову выходит, что Сталин их пригласил чуть ли не для того, чтобы сделать выволочку всем, кроме Булганина. Причем Берию Сталин якобы расспрашивал о «деле врачей», к которому Берия тогда не имел никакого касательства. Волкогонов утверждает, что гости усмотрели в этом некие зловещие намеки па близкие свои аресты и т.д. Мало того, что это – ложь, это еще и глупая ложь хотя бы потому, что через день предстоял бурный Президиум ЦК и Сталин никак не стал бы бросать любые упреки и обвинения в узком застолье, когда все это было уместнее сделать в публичной и официальной обстановке.
      НАСКОЛЬКО я понимаю, Сталин к началу весны 1953 года уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» – как внешние, так и внутренние, в нечто единое целое.
      То есть он убедился в том, что «холодная война», провозглашенная Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые, несмотря на все более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла уже перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить – говоря языком более поздних времен – неприемлемый для себя ущерб.
      Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть – в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда – работы по советской термоядерной бомбе РДС-бс уже подходили к концу.
      Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.
      Первый – все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад – 16 ноября 1952 года США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе. И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма – пока он еще имел реальные шансы на успех.
      Но более вероятным и выигрышным для Запада – и Сталин понимал это, был бы все же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счет внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне. Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские. Плюс – «пятая колонна»…
      Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьезный сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы – империализм – его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путем чисток по образцу 1937-1948 годов, а путем скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая ее возможности влиять на общество, – вот каким был замысел этого сталинского удара.
      Если бы за счет разворачивания той самокритики, о которой в последнее время много было сказано, но которая пока удавалась не очень, из руководящих и прочих системно значимых кресел были вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи, то среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».
      Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, «прошляпивший» начало войны. Опираться надо на тех, в ком уверен. Но на кого?
      Роль Ставки Верховного Главнокомандования играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального Штаба – весь Президиум ЦК.
      Как мог строить расчет Сталин?
      Пожалуй, так…
      Бюро Президиума ЦК – это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущев. К ним надо было при серьезном расчете присоединить таких членов Президиума, как Молотов и Микоян.
      Берия, Маленков и Булганин – это «Тройка». Худо-бедно, но Сталин решил опереться на нее.
      Ворошилов, Каганович и Молотов – старые соратники, которые в решительный момент пойдут за ним, даже не соглашаясь с ним – как раньше истинные большевики-ленинцы шли за Лениным.
      Первухин и Сабуров – толковые работники, до высшего государственного уровня пока недотягивающие, самостоятельного политического веса не имеющие, но за Сталиным идущие уверенно и сознательно.
      Старый друг Анастас… Давно, 28 марта 1928 года, он написал ему письмо, которое закончил так: «Словом, держись и не унывай- наша должна взять. Твой И. Сталин».Сейчас Анастас сдал… Но он тоже не пойдет против – ни на людях, ни внутри себя. В конце концов все они начинали жизнь и продолжали ее как люди вполне определенной идеи. И от нее никто из старых друзей не отступился – Сталин не для красного словца сказал в прошлом октябре, что Молотов готов в любой момент отдать за партию жизнь. Сталин ведь и сам был готов сделать это в любой момент.
      Итак, сомневаться надо было только в Хрущеве. Причем Сталин мог иметь о нем уже и серьезную негативную информацию. Но Сталин верил людям до последнего и был склонен скорее прощать, чем карать, хотя нередко приходилось и карать.
      И он решил накануне решительных разговоров 2 марта посмотреть Хрущеву в глаза.
      Вот в чем состоял, как я понимаю, смысл той «тайной вечери», на которую Сталин пригласил Хрущева в субботу 28 февраля 1953 года от Рождества Христова.
      Жорес Медведев заявляет, что напротив, это Берию и Маленкова Сталин пригласил-де потому, что мог предполагать: «Берию и Маленкова он встречает у себя на даче в последний раз». Сталин, намекает Ж. Медведев, уже решил судьбу обоих так, что она должна была вскоре оборваться по меньшей мере политически, а возможно, и физически.
      А ведь все было, как я понимаю, «с точностью до наоборот»! Решалась судьба Хрущева. И он, похоже, это знал заранее или понял в ходе «вечери».
      Но вот уж не знаю – понял ли это Сталин…
      Из всех членов сталинского Политбюро лишь Хрущев был подлинно талантливым лицемером. Сравним две характеристики его…
      Первая:
      «Меня подкупала простота и доступность Никиты Сергеевича. Выходец из рабочих, он вел себя очень демократично, и я поначалу был просто влюблен в него. Да и у большинства он вызывал огромные симпатии…»
      Вторая:
      «Вообще Хрущев был злобным и мстительным человеком. Характерна в этом отношении его расправа с Тевосяном, выдающимся металлургом, умницей, прекрасно знающим мировую практику (работал на заводах Круппа). Как-то он поспорил с Хрущевым по специальному вопросу. Хрущев: «Ты что со мной споришь?» – «Да я же металлург и знаю этот вопрос, а вы чепуху говорите». Через два дня Тевосян был снят и полностью отстранен от дел».
      Первая характеристика принадлежит Д.Т. Шепилову и приведена в книге о нем «И примкнувший к ним Шепилов. Правда о человеке, ученом, воине и политике» издания 1998 года на странице 123.
      Вторая характеристика принадлежит… тоже Д.Т. Шепилову и приведена в книге о нем «И примкнувший к ним Шепилов. Правда о человеке, ученом, воине и политике» издания 1998 года на странице 134.
      Примеры можно продолжить, но стоит ли?
      О том, как проходил этот вечер, мы знаем в основном из «воспоминаний» Хрущева, на которые не то что можно полагаться в последнюю очередь, но вообще полагаться нельзя во всем, что касается тогдашних диалогов, атмосферы, реакции Сталина и т.п.
      ИТАК, Хрущев был изощренным лицемером – как это часто бывает с людьми, с детства мечтающими об одном – выбиться в люди. «Мыкыта» – как шутливо называл его Сталин, выбился. И, как все люди его склада, после этого жил одним – удержаться.
      Он был энергичен, по-своему неглуп и по-своему талантлив, но безусловноталантлив он был в одном – в зверином желании жить. Сказав «в зверином», я имею в виду не безжалостность – хотя Хрущев мог быть и бывал безжалостен; не кровожадность – хотя Хрущев не был чужд и этой черты. Сказав «в зверином», я имею в виду лишь инстинктивностьэтого нутряного желания Хрущева. Инстинкт самосохранения присущ всему живому, но лишь человек способен преступать его, зажимать его в себе во имя долга или иной нематериальной цели.
      Так вот, в этом смысле Хрущев был зверем, а не человеком. Как, впрочем, и все остальные люди его склада и его жизненной философии, если в их случае можно говорить о какой-либо философии.
      Сталин же был прежде всего человеком – всегда и во всем, если иметь в виду высокий и точный смысл этого понятия. И поэтому он был проницателен лишь по отношению к врагам. Маяковский написал о Ленине: «Он к товарищам милел людскою лаской, он вставал к врагам железа тверже…» Но это было и обобщенной нравственной чертой всех вообще большевиков-ленинцев и, конечно, Сталина.
      Врагам Сталин не доверял никогда, и порой эта его недоверчивость даже играла с ним злые шутки.
      А вот своим он доверял всегда – если считал своими.
      На его даче всегда стоял, например, электрический чайник на столике и рядом – все необходимое для заварки. Это было сделано для того, чтобы Сталин, работая ночью, мог попить чаю, не беспокоя горничную! Причем около чайника часовой, естественно, не стоял. И это, уважаемый читатель, говорит не о подозрительности, а о доверчивости Сталина – в своем кругу. И эта доверчивость тоже не раз играла с ним злые шутки.
      Последний же раз он ошибся с Хрущевым.
      И ошибся до смерти.
      В своих воспоминаниях Хрущев то и дело в отношении Сталина лжив. Он лжет, например, что во время одного из его приездов на дачу Сталина тот якобы сказал далеко от него севшему Хрущеву что-то вроде: «Почему прячешься? Я тебя не собираюсь арестовывать. Подвинь бумаги и сядь поближе…»
      Конечно, это – ложь. Не будучи, естественно, свидетелем описанной Хрущевым сцены, я могу утверждать это уверенно – она абсолютно не в стиле Сталина.
      Показательно и то, как Хрущев раз за разом пытается представить Сталина чуть ли не алкоголиком. Вот он вспоминает встречу на «ближней даче» 1953 года и пишет, что Сталин был в хорошем настроении и поэтому-де сам много пил и других принуждал…
      А вот как описывает стол Сталина венгр Матьяш Ракоши, долго живший в России:
      «Еда и напитки ставились на большой стол, и каждый обслуживал себя сам, в том числе и Сталин… По вечерам Сталин даже (выделение мое. – С.К.)выпивал. Я нередко наблюдал, как из узкой… рюмки он маленькими глотками пил красное цимлянское вино или шампанское. Но это было похоже у Сталина на то, как он курил, больше времени тратя на распечатывание коробки папирос «Герцеговина Флор» и набивку трубки, чем на само курение… Обстановка на таких ужинах была непринужденной…»
      Я не знаю, как оно там все было в тот последнийсталинский вечер, особенно если иметь в виду его психологический рисунок. И если кто-то уверяет, что он-то знает, такому «исследователю» можно не верить изначально.
      Но для Сталина и для всех остальных его сотрапезников это не было дружеским застольем, хотя внешне все выглядело так. Надо сказать, что, кроме хрущевского, мы имеем свидетельство еще одного тогдашнего сталинского гостя – Булганина. Оно дошло до нас, правда, в письменном пересказе – тоже не очень-то достоверном и аутентичном – маршала Жукова, записанном то ли в 1963-м, то ли в 1964 году то ли самим Жуковым, то ли кем-то из его окружения. Двадцать шесть страниц машинописного текста из личного архива Жукова с 1974 года хранились в Общем отделе ЦК, а в 1995 году были переданы в Российский Государственный военный архив из Архива Президента РФ.
      Вот фрагмент этой записи:
      «Во время похорон СТАЛИНА БУЛГАНИН мне рассказал о той ночи, во время которой со СТАЛИНЫМ случилось несчастье. Вечером у СТАЛИНА на даче собрались ХРУЩЕВ, БЕРИЯ, МАЛЕНКОВ И БУЛГАНИН – три неразлучных друга, как об этом всегда хвастался БУЛГАНИН (это не подтверждается вообще-то ничем. – С.К.).После разговора о делах (выделение мое. – С.К.)все сели за стол ужинать. СТАЛИН был в хорошем настроении и много шутил. Ужин, как это часто бывало у СТАЛИНА, затянулся до 2 часов ночи…».
      Мы еще вернемся к этим воспоминаниям Булганина – при всей сомнительности их происхождения я им верю по ряду причин больше, чем многим другим, и уж тем более «воспоминаниям» Хрущева… А сейчас я привел этот фрагмент для того, чтобы показать – внешне атмосфера была действительно открытой, причем сам Хрущев сообщал, что. объектом беззлобных шуток Сталина был чаще всего он. Что ж, и Христос отметил из всех учеников именно Иуду.
      Хрущев, конечно, все решил для себя не во время ужина – все было решено им и теми, с кем он был уже «повязан» общим злоумышлением, раньше. Но я не исключаю, что в ходе ужина он еще более укрепился в понимании того, что Сталин должен умереть.
      И так ли уж теперь существенно, Хрущев ли влил отраву в чашу Сталина, или это сделал кто-то из персонала или охраны дачи по хрущевскому кивку. А, возможно, все было сделано и без Хрущева – он мог даже не знать, кто именно из окружающих Сталина тот.Но то, что такойили такиена даче есть, Хрущев, как я понимаю, знал.
      Потому он так и заискивал, и лебезил перед Сталиным.
      Между прочим, у Хрущева – единственного из всех его коллег по высшему руководству, был и личный мотив для убийства Сталина: судьба сына Хрущева. Леонид Хрущев был то ли сбит в бою, то ли просто не вернулся из боя и оказался в плену. История эта темная, что видно и из свидетельств такого, например, информированного человека, как генерал Докучаев, много лет прослужившего в 9-м управлении КГБ СССР.
      У Сталина тоже был в германском плену сын Яков. Причем сегодня можно достаточно уверенно говорить о том, что он не погиб, а был именно в плену и вел себя там абсолютно достойно. Однако Сталин не мог предпринимать что-либо для освобождения рядового офицера-артиллериста Джугашвили, и не стал санкционировать какие-то действия на высоком уровне по освобождению из плена рядового летчика, вся «незаурядность» и «значение» которого заключались в том, что он носил фамилию Хрущев.
      Хрущев затаил злобу – он ведь был человеком мстительным, но объяснять его участие в заговоре против Сталина личными мотивами было бы легкомысленно. Все было серьезнее и прозаичнее.
      НО БЫЛ ли Сталин лишен жизни насильственно? Я на протяжении всей этой книги говорю об этом как о фактически достоверном факте, но так ли это – несмотря на все мои утверждения, несмотря на, казалось бы, подлинные медицинские документы о ходе болезни и о вскрытии тела Сталина после смерти, приведенные Добрюхой-НАДом и т.д.?
      О книге Добрюхи и других подобных книгах мы вскоре поговорим… Но, коль уж вопрос затронут, остановимся на нем безотносительно к мнимым и подлинным открытиям Добрюхи.
      Так, Молотов, когда его прямо спросили, могли ли Маленков, Берия и Хрущев отравить Сталина, «когда выпивали с ним в последний день перед болезнью», ответил: «Могло быть. Берия, Маленков были тесно связаны, Хрущев примкнул к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил…»
      Берия и Маленков действительно были дружны – их за много лет не могла не сблизить хотя бы та ответственность, которую они несли за одни и те же или смыкающиеся друг с другом, участки государственной работы. Но их блок с Хрущевым? Да еще с момента образования «Тройки» образца 1953 года? Нет, тут у Вячеслава Михайловича что-то не все связывается. Но само его допущение версии о насильственной смерти Сталина многозначительно.
      По подсчетам Ж. Медведева, имеется не менее десяти версий политического заговора против Сталина с целью его устранения. Медведев же сообщает, что предположение об убийстве Сталина можно найти в половине биографий Сталина, изданных на Западе, и даже в краткой биографии Сталина, помещенной в Британской энциклопедии.