КТО УСТОРОЖИТ СТОРОЖЕЙ САМИХ?
 
      Quis custodiat ipsos custodes?
      (Кто усторожит сторожей самих?)
       (латинское изречение)
 
      Эту главу я начну с фрагмента из спецсообщения министра ГБ Виктора Абакумова Сталину № 6523/а от 1 марта 1950 года:
      «…прошу Вашего разрешения рассмотреть в Военной Коллегии Верховного суда СССР и приговорить к смертной казни ФЕДОСЕЕВА Ивана Ивановича – бывшего сотрудника Главного Управления Охраны МГБ СССР, обвиняемого по подозрению (выделение здесь и далее мое. – С.К.)в шпионской деятельности.
      Следствием установлено, что ФЕДОСЕЕВ, находясь на особо важном объекте охраны, на протяжении ряда лет скрытно читал секретные документы государственного значения и их содержание выбалтывал в беседах с сослуживцамии своими родственниками.
      ФЕДОСЕЕВ неоднократно брал государственные документы к себе на квартиру и оставлял их там на продолжительное время.
      К своим служебным обязанностям ФЕДОСЕЕВ относился преступно.
      Кроме того, ФЕДОСЕЕВ, делясь с женой впечатлениями о поездке в Потсдам, положительно отзывался об условиях жизни в фашистской Германии и восхвалял Гитлера…»
      Федосеев, судя по всему, входил в охрану Сталина! А это значит: предварительный отбор, ряд тщательных проверок, служба на менее ответственных местах и – как проявление особого доверия государства – допуск к охране его главы.
      Тем не менее Федосеев оказался как минимум разгильдяем, свою судьбу вполне заслужившим. Несколько странно, правда, что Абакумов счел необходимым расстрелять его без серьезной разработки связей, но, возможно, министр хотел после раскрытия «художеств» Федосеева наказать его максимально быстро – для вразумления других. Ведь Федосеев годами болтал с сослуживцами, а узнало об этом руководство не сразу. Впрочем, это ведь и непросто было для коллег Федосеева – отделить досужие разговоры в доверенном кругу от преступной болтовни.
      В 1951 году арестованного Абакумова сменил Игнатьев. Какие же перемены в охране Сталина произошли при нем? Пожалуй, наиболее серьезной была та, что охрана Сталина была вскоре серьезно ослаблена из-за удаления из нее двух опытнейших ее руководителей.
      Вот как это было.
      До мая 1952 года Главное Управление Охраны (ГУО) МГБ возглавлял знаменитый генерал-лейтенант Николай Власик – он его в 1946 году и основал. Однако в мае Власика, испытанного начальника личной охраны Сталина с 1935 года, в ведомстве Игнатьева ловко подставили – мол, Власик «допустил преступное расточительство и бесконтрольность в расходовании средств». И явно для того, чтобы вызвать гнев Сталина, ему расписали картину жуткого-де «разложения» Власика с представлением списка его многочисленных любовниц. Замечу в скобках, что, весьма приукрашенный, этот список «записных» московских шлюх потом пригодится хрущевцам для моральной дискредитации уже Берии.
      56-летний стареющий Власик действительно несколько подзапутался в «широкой» жизни, хотя я не зря поставил здесь кавычки – люди, близкие к Сталину, в особые загулы не впадали. Тем не менее Власика в соответствии с Постановлением ЦК ВКП(б) от 19 мая 1952 года сняли с поста начальника ГУО, вывели из состава Коллегии МГБ, исключили из партии и направили в распоряжение «соседнего» МВД «для назначения заместителем начальника управления лагеря в гор. Асбест Свердловской области». В скобках же замечу, что почему-то именно в Асбест был сослан после июньского пленума ЦК 1957 года и Л.М. Каганович – управляющим трестом «Союзасбест».
      ГУО 23 мая 1952 года было преобразовано в просто Управление охраны (УО), а начальником его «по совместительству» назначили министра государственной безопасности Игнатьева, как было сказано в Постановлении ЦК – «временно». Но это «временно» длилось почему-то до самого дня смерти Сталина.
      Итак, вместо безусловно преданного Сталину Власика «руководить» охраной Сталина стал Игнатьев. При этом заместителем УО МГБ был утвержден Центральным Комитетом – также «временно» – заместитель министра госбезопасности СССР Рясной.
      Но еще до Власика в 1950 году из охраны Сталина был выведен 42-летний генерал-майор Сергей Федорович Кузьмичев. Он очень мало известен, и это само но себе доказывает, что со смертью Сталина дела обстоят нечисто – очень уж на нехорошие мысли наводит сопоставление судеб двух близких к Сталину охранников в годы, предшествовавшие его смерти. Замолчать имя Власика невозможно, поэтому замолчали имя Кузьмичева.
      А ведь в 1946 году при образовании Главного Управления Охраны МГБ 1-е управление ГУО, обеспечивавшее непосредственно охрану Сталина, возглавил Кузьмичев. В 1948 году он был назначен уполномоченным Совмина СССР по курортам Сочи-Мацеста, фактически контролируя места отдыха Сталина – там было не все благополучно.
      С 1949 года Кузьмичев вернулся в ГУО на ту же должность. Организация охраны первого лица в государстве полна тонкостей, и тех, кто знает их, перемешать на другое место без крайней нужды нецелесообразно. Тем не менее Кузьмичева в 1950 году переводят заместителем начальника Управления МГБ Брянской области, а в 1952 году вообще выводят из системы МГБ – как и Власика, и так же, как и Власика, переводят в МВД СССР – заместителем начальника Дубравного лагеря МВД.
      16 декабря 1952 года иод предлогом расследования некоторых обстоятельств по делу «группы Абакумова-Шварцмана» Власика арестовали и этапировали в Москву. И хотя из его показаний сразу было видно, что вина Власика заключалась лишь в том, что он передал письмо Тимашук от 29 августа 1948 года в тот же день Абакумову, не читая, Власика не освобождали.
      А в январе 1953 года арестовывают – как и Власика, Кузьмичева. То есть Игнатьев в последние месяцы жизни Сталина изолировал от внешнего мира тех двух людей, которые лучше всех были знакомы с организацией охраны Сталина и с людьми, его охранявшими. Ведь, оставаясь на свободе, Власик и Кузьмичев могли или сами обратить внимание на странные моменты и ненадежных людей в охране, или дать кому-то другому квалифицированную экспертную оценку происходящего.
      Между прочим, Берия, придя в марте 1953 года в МВД-МГБ, немедленно освободил Кузьмичева и тут же назначил его начальником восстановленного Главного Управления Охраны МВД СССР. И это очень возмущало Хрущева. И на следующий же день после ареста Берии был арестован и Кузьмичев.
      Чтобы уж не возвращаться к этим двум генералам, сообщу, что Власика продержали под арестом до 1955 года и приговорили к 5 годам ссылки в Красноярск с лишением звания, а в 1956 году освободили со снятием судимости. Умер он в 1967 году.
      Кузьмичева освободили в феврале 1954 года, и с тех пор этот полный сил, доживший до 81 года, человек из активной жизни выпал, скончавшись в 1988 году.
      ИТАК, со второй половины мая 1952 года охраной Сталина ведал Игнатьев. Для части нашего общества непреложной «истиной» является убеждение в том, что Сталина якобы отравил Берия через своих людей. Но с января 1946 года до самой смерти Сталина охраной Сталина и его обслуживанием ведал не Берия, а Игнатьев. И окружали Сталина люди не Берии, а Игнатьева! И это Игнатьев отсек от охраны Сталина Кузьмичева и Власика…
      Поэтому нам не мешает более внимательно присмотреться к третьему и последнему министру государственной безопасности СССР Семену Игнатьеву, то есть к той главной фигуре, которая, едина в двух лицах, с мая 1952 года несла всю полноту ответственности за жизнь, здоровье и безопасность Сталина.
      1904 года рождения, уроженец села Карловка Херсонской губернии, сын крестьянина, он в 14 лет уже работал на хлопкоочистительном заводе в Термезе, в далеком Туркестане. Как его занесло туда, я не знаю, но можно предполагать, что натура у юного Игнатьева была энергичная и боевая: в 15 лет секретарь ячейки комсомола, в 16 лет – политработник в Бухарской группе войск, в 20 лет – заведующий орготделом ЦК комсомола Туркестана. При этом в ВКП(б) он вступил лишь в 1926 году, работая в профсоюзах. А в 1935 году Игнатьев уже работал в промышленном отделе ЦК ВКП(б).
      Не знаю, кто первым из высокого руководства обратил на него внимание, но то, что кто-то обратил – вне сомнений, потому что в 1937 году Игнатьева посылают первым секретарем обкома партии в Бурят-Монголию, где он пробыл до 1943 года. Затем – пост первого секретаря в Башкирии, а с 1947 года – второго секретаря ЦК Компартии Белоруссии. В 1949 году Игнатьев – секретарь Среднеазиатского бюро ЦК, а с 1950 по 1952 год – заведующий отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК. При этом с 9 августа 1951 года он параллельно еще и министр госбезопасности СССР. То есть один из главных «кадровиков» партии, и при этом – главный чекист.
      Как министр ГБ Игнатьев имел, конечно, непосредственное отношение и к делам еврейских националистов, и к «делу врачей», в период следствия по которому Игнатьев якобы получил инфаркт, дожив после этого с ним (?) почти до 80 лет.
      Был причастен Игнатьев и ко многим другим «неблаговидным», по меркам хрущевской «оттепели», делам МГБ. Но уж в чем он был несомненно виновен, так это в частичной деградации и депрофессионализации «органов», в наводнении их непрофессионалами из числа партаппаратчиков, а при этом – в поощрении мер физического воздействия на подследственных. Пресловутых «пыток», как я понимаю, и в МГБ Игнатьева не было, но режим в тюрьмах на Лубянке и в Лефортово был кое для кого более чем жестким.
      После смерти Сталина объединенное МВД-МГБ принял Берия, и Игнатьев становится секретарем ЦК, но ненадолго – до 5 апреля 1953 года, когда его, еще недавно члена Президиума ЦК, опросом освободили от обязанностей секретаря ЦК, а 28 апреля опросом же вывели из состава ЦК «ввиду допущенных серьезных ошибок в руководстве бывшего МГБ СССР».
      По предложению Берии, поддержанному другими членами Президиума ЦК, Комитету партийного контроля при ЦК было поручено рассмотреть вопрос о партийной ответственности Игнатьева. Впрочем благодаря заступничеству Маленкова он отправляется в Башкирию – все тем же первым секретарем. После ареста Берии Игнатьева, по предложению теперь Хрущева, заявившего 7 июля 1953 года, что Игнатьев-де был исключен «по известному навету», восстанавливают в ЦК. С июня 1957 года он – первый секретарь Татарского обкома КПСС, откуда в октябре 1960 года отправляется на пенсию. Умер Игнатьев в 1983 году, похоронен на Новодевичьем кладбище, но уже в 1954 году в трехтомном «Энциклопедическом словаре», издаваемом Государственным научным издательством «Большая Советская Энциклопедия», биографическая справка на члена ЦК КПСС Игнатьева почему-то отсутствует.
      Эта фигура лично для меня давно смутна. Кто-то считает его креатурой Хрущева, кто-то – Маленкова, но вряд ли в 1951 году 47-летний заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК стал бы параллельно еще и министром ГБ без интереса к нему Сталина.
      Что же до Маленкова и Хрущева, то, скорее всего, Игнатьева в разное время поддерживали оба, потому что оба имели с ним дело по работе, а способности у Игнатьева были. Зато, похоже, не было принципиальности и, похоже, он был идеальным исполнителем воли того, кто его своей воле подчинял.
      Так что, по моему мнению, «качели» карьеры Игнатьева после смерти Сталина, после смерти Берии и после падения Маленкова сами по себе способны дать пищу для раздумий о возможной роли Игнатьева в многослойном заговоре против Сталина. Небезынтересны в этом отношении и «инфаркт» Игнатьева в момент подведения итогов по «делу врачей», и его отсутствие на том заседании Бюро Президиума ЦК, где обсуждалось обнародование этого «дела».
      Причем линия Берии по отношению к Игнатьеву лишний раз доказывает не только непричастность Берии к антисталинскому заговору, но и наличие у Берии серьезных подозрений и догадок относительно роли как Игнатьева, так и кое-кого повышев смерти Сталина.
      Не исключено, что Игнатьева в заговоре против Сталина использовали и «втемную», ловко подсовывая нужных злоумышленникам людей. Ведь и Хрущева могли использовать так же, хотя я склонен считать, что он смерти Сталина к весне 1953 года желал вполне сознательно.
      Известный сотрудник Берии генерал Судоплатов позднее вспоминал, что в конце февраля 1953 года, за несколько дней до смерти Сталина, он заметил в поведении Игнатьева «нарастающую неуверенность».
      Судоплатов же писал, что после смерти Сталина Берия добивался ареста Игнатьева, однако поддержки в Президиуме ЦК не получил. Судоплатов связывает инициативу Берии с участием МГБ в деле с врачами, но Берия в любом случае не мог не понимать, что уж тут-то Игнатьев ни при чем – вести дело, находившееся на контроле у Сталина, министр ГБ был обязан. Так что, скорее всего, арестовать Игнатьева Берия хотел в целях расследования обстоятельств смерти Сталина. Но, похоже, наткнулся на такое сопротивление, что предпочел временно отступить.
      ПОВТОРЯЮ, я не могу утверждать, что Игнатьев сознательно подключился к заговору против Сталина, что он Сталина ненавидел. Но его могли тонко и подло запутывать, провоцировать, пугать Сталиным… Ведь с начала 1952 года «игра» для всех антисталинских сил внутри страны и вне ее приобретала все более острый характер. Сталин уже проводил частичные кадровые чистки, но готовился к еще более серьезным кадровым чисткам в атмосфере широкой критики нижестоящими вышестоящих.
      С одной стороны, это означало бы укрепление советского общественного строя за счет развития в нем социалистической демократии, ранее более провозглашаемой, чем реализуемой в силу суровых для СССР времен.
      С другой стороны, это резко сузило бы кадровую базу для той многонациональной «пятой колонны», без которой Западу, США и Золотой Элите мира нельзя было и мечтать об ослаблении и уничтожении СССР и лагеря социализма.
      Запад напирал. 5 июня 1952 года председатель Комитета информации при МИД СССР В. Зорин в совершенно секретном спецсообщении Сталину писал о намерении США и Англии создать в районе Балкан военно-политический блок «в составе Югославии, Греции и Турции, в котором могли бы принять участие Италия, другие средиземноморские страны и Австрия»…
      Свести в один блок такие страны было непросто, и Зорин писал также о планах создания «более широкого средиземноморского блока, который объединял бы под американским руководством как балканских сателлитов США и Турцию, так и Испанию и арабские страны».
      И это был лишь один из элементов той мозаики, которая прежде всего для Сталина складывалась во вполне определенную и вполне зловещую – если ничего не предпринимать – картину.
      Ситуация обострялась, Запад не хотел честного партнерства и открытого соревнования двух социальных систем. Золотая Элита мира хотела сохранить не свое политическое и экономическое лидерство в мире, а обеспечить себе безраздельную монополию на власть над миром.
      Всему этому мешали прежде всего СССР Сталина и сам Сталин.
      Узел затягивался…
      22 марта 1952 года закончилось более чем трехлетнее следствие по делу еврейских националистов из Еврейского антифашистского комитета, а 8 мая 1952 года в зале клуба МГБ имени Дзержинского начался суд по делу ЕАК, который закончился 18 июля 1952 года. Не были ли связаны эти события и операция по разложению Власика и его дискредитации с целью удаления Власика от Сталина и начала операции уже против Сталина?
      А может, операция против Власика как начальная фаза операции против Сталина была инициирована внутренней «партоплазмой»?
      А может, эта операция или некие другие действия, имеющие конечной целью смерть Сталина, были задуманы и производились троцкистами или другими ненавистниками Сталина?
      Сложно сказать… Но то, что что-то и кем-то готовилось, отрицать сегодня уже нельзя. Причем сегодня возникает немало и других вопросов, скажем, таких…
      Кто инициировал совмещение Игнатьевым должностей и министра ГБ, и начальника Управления охраны МГБ?
      И зачем было принято это «временное» решение, растянувшееся почти на год?
      И почему Игнатьев в условиях явного для министра ГБ обострения внешней и внутренней антисоветской деятельности не торопился подобрать для руководства охраной Сталина не «свадебных» генералов Игнатьева и Рясного, имевших и без того много повседневных обязанностей и задач, а крепкого и проверенного в деле профессионала?
      А почему с октября 1952 года сотрудники органов государственной безопасности лишились выплат за воинские звания после замены общевойсковых званий на специальные? Считается, что реформа званий, по сути, частичный возврат к старым специальным званиям, но без приоритета в две «ступеньки» по сравнению с армейцами, была идеей Сталина, который якобы хотел дать шанс полковникам МГБ, находящимся на руководящих должностях, стать генералами. Пусть так… А уменьшение денежного довольствия, последовавшее за этим, тоже было идеей Сталина?
      Зачем будоражили чекистов? В целях экономии? Но надо было сокращать раздутые именно при Игнатьеве штаты МГБ, а не провоцировать недовольство всех его сотрудников.
      Чем объяснялось все это?
      Чем, между прочим, объяснялась неожиданная и внятно не объясненная по сей день отставка личного секретаря Сталина Поскребышева в феврале 1953 года с должности секретаря Президиума и Бюро Президиума ЦК и его замена неким В.Н. Чернухой, сохранявшим свое положение заместителя заведующего Общим отделом ЦК КПСС до самой своей смерти в 1965 году, на 65-м году жизни?
      В начале тайных «цепочек» могли быть «центры» типа «центра» Пьера Самуэля Дюпона, агенты влияния Золотой Элиты, агенты спецслужб, шпионы, троцкисты, сионисты, просто недовольные или чувствующие себя «обиженными»…
      Причем в реально угрожающей Сталину «цепи» совсем не обязательно было наличие какого-то «звена» из вышеперечисленных. Подходящим системным примером здесь может быть случай Константина Устиновича Черненко. Фактически он, как дееспособный лидер государства, закончился в 1983 году после того, как министр внутренних дел СССР и недавний председатель КГБ СССР Федорчук угостил Черненко в Крыму ставридкой «собственного копчения». В тот же день здоровье Черненко резко и непоправимо ухудшилось, о чем пишет его бывший помощник Виктор Прибытков в своей книге «Аппарат».
      Генеральным секретарем ЦК КПСС тогда был Андропов, уже сильно (и подозрительно!) болевший. И Черненко оказывался в партийной табели о рангах второй фигурой. После скорой смерти Андропова Черненко в 1984 году – ровно на 13 месяцев, к слову, стал Генсеком, но состояние его здоровья в результате «угощения» Федорчука и «лечения» академика Чазова было таковым, что на долгую жизнь Черненко рассчитывать не приходилось. А «в дверях» уже стоял Горбачев.
      Если Федорчук «угостил» Черненко ставридкой, заранее зная о ее особыхсвойствах (я этого не утверждаю, но и не исключаю), то это еще не значит, что Федорчук был номерным агентом ЦРУ. Он мог сделать это даже из соображений высшего советского патриотизма – если ему это кто-топредложил сделать. Мол, этот старый астматик и его коллеги, старые п… лишь дискредитируют советский строй и надо от него не мытьем, так катаньем поскорее избавиться и дать дорогу молодым.
      Вот Михаил Сергеевич Горбачев! Чем не кандидатура?
      Давай, товарищ Федорчук, послужи Советскому Союзу, а он тебя не забудет. При молодом-то Генсеке и его молодых сотоварищах мы такую Советскую сверхдержаву отгрохаем на страх империализму, что и товарищу Сталину не снилась!
      Вот как могли обрабатывать (если его обрабатывали) простодушного Федорчука… И так же могли обрабатывать кого-то из тех, кто имел отношение к охране Сталина.
      А могли и просто купить.
      А могли и запутать.
      И так ли уж важно – по какой причине рядом со Сталиным, по крайней мере с начала 1953 года, оказались такие злоумышленники и враги, которых обнаружить и обезвредить крайне сложно, почти невозможно…
       Ибо «кто усторожит сторожей самих?»
 
      КОРОЛЬ Людовик XI в ответ на наивное возражение юного стрелка Квентина Дорварда относительно того, что окруженному отборной шотландской стражей королю в мощном замке можно быть спокойным, привел именно этот латинский стих, вынесенный в эпиграф главы.
      Правоту этой горькой сентенции впечатляющим образом доказала не только древняя, но и новейшая история. Я имею в виду, например, успешное покушение на индийского премьера Индиру Ганди, которая пала жертвой предательства собственных телохранителей.
      Но еще более подлым подобным примером стало предательство Сталина его же охраной. Причем поведение охраны Сталина игнатьевского образца надо считать предательским в любом случае – даже если бы игнатьевские «сторожа» не были замешаны в убийстве самого значительного человека XX, да и не только XX века.
      Ну, в самом-то деле! Сколько мы еще будем верить россказням всяких там «охранников» относительно того, что кто-то там из них «не решался» войти к Сталину?… Что они якобы звонили Берии, а он им, якобы приехав на дачу, якобы заявил, что товарищ Сталин спит, что вы, мол, панику поднимаете.
      На основании в том числе и таких вот «исторических свидетельств» Берию обвиняют в организации убийства Сталина. Мы с этими «свидетельствами» охраны и обвинениями против Берии еще будем с тобой, уважаемый мой читатель, разбираться.
      Но и сейчас задумаемся – все ли в таких «свидетельствах» гладко?
      Во-первых, с чего бы это при живом министре госбезопасности С.Д. Игнатьеве и при живом начальнике Управления охраны МГБ С.Д. Игнатьеве прямо подчиненные ему люди стали звонить пусть и заместителю Председателя Совета Министров СССР, но не имеющему к МГБ прямого отношения Берии?
      Берия, после того как был «переброшен» в конце 1945 года из МВД в Спецкомитет на Атомную проблему, не мог без проблем решить в 1947 году с МВД Сергея Круглова и МГБ Виктора Абакумова даже вопрос об охране здания Спецкомитета силами МГБ. А с течением лет Берия отходил от дел и от кадров МГБ уже Игнатьева все более и более. В частности, к началу 1953 года Берия был оторван от деятельности Управления охраны уже семь лет!
      Семь лет! Срок немалый…
      А тут с текущим – вроде бы – вопросом по части охраны, и сразу – к товарищу Берии. А товарищ Игнатьев па что? Допустим, это Игнатьев переадресовал охрану к Берии… Но Берия ведь был не мальчик. Вот ему позвонили охранники Сталина. Он ведь первым делом должен был спросить: «А что говорит Игнатьев?» И, услышав, что охрана звонит Берии но указанию Игнатьева, Берия сразу же не мог бы не насторожиться – в чем дело? И уж ехать к Сталину первым он не стал бы в любом случае!