Норвегии же Германия действительно еще 2 сентября 1939 года — с началом «польской» войны — гарантировала нейтралитет, но с оговоркой, что Норвегия обязуется строго соблюдать этот нейтралитет и не допустит его нарушения третьей державой.

Однако Норвегия не выражала ведь явного, официального опасения относительно планов Англии, которое ее представители за рубежом высказывали лишь кулуарно, вполголоса…

И в ноте норвежцам, срочно подготовленной Риббентропом, прямо говорилось о превентивном характере германской акции: только упреждение Германией может помешать Англии превратить Скандинавию в арену военных действий.

В ноте норвежцам указывалось также, что во главе норвежского правительства должен быть поставлен отставной 53-летний майор норвежской армии Видкун Абрахам Лауриц Квислинг, в 1931— 1933 годах — норвежский военный министр, а ныне — фюрер фашистской партии Национальное объединение.

Датчане отнеслись к происшедшему спокойно. 67-летний социал-демократический премьер-министр Торвальд Стаунинг и король Кристиан X тут же выпустили обращение к народу, где датчан извещали, что «датское правительство, выразив протест, решило урегулировать положение страны с учетом происшедшей оккупации». Датчан также призывали не оказывать немцам сопротивления и подчиняться новым властям. К полудня 9 апреля Датское королевство было оккупировано без единого выстрела и — соответственно — без каких-либо эксцессов со стороны немцев.

Стаунинг остался премьером, но сформировал новый кабинет.

Иначе было в Норвегии… Немцы высаживались сразу в Ставангере, Бергене, Ставангере, Кристиансуне, Бергене, Нарвике и в самом Осло. Егеря генерала Фалькенхорста и шли открыто на судах конвоя, и прятались в трюмах якобы порожних транспортов, идущих за рудой…

Осло-фиорд — узкий залив, вдающийся глубоко в сушу, имеет протяженность более 100 километров, охраняемые сетью береговых батарей и баз с главной базой норвежского флота — Хортеном.

Пройти в Осло морем было непросто, и немцы шли туда действительно тяжело… В передовой группе, где лидером был тяжелый крейсер «Блюхер», был поврежден крейсер «Эмден», а сам «Блюхер» получил вначале ряд повреждений от огня береговых батарей, в конце концов был торпедирован допотопными береговыми же торпедами в районе Дрёбака и вскоре затонул.

Погибло 125 моряков и 195 десантников, но 38 офицеров крейсера, 985 матросов и 538 армейцев добрались до берега.

На «Блюхере» находился командир дивизии генерал-майор Энгельбрехт и передовой командный пункт 21 -го армейского корпуса.

С управлением возникли сложности… Весь день 9 апреля в Осло-фиорде шли бои с новыми потерями.

Зато люфтваффе — хотя тоже не без крупных сбоев — сработали неплохо. На аэропорт Осло и Ставангер были совершены налеты и высажены десанты.

Впрочем, жителей норвежской столицы о вторжении немцев известили не взрывы бомб — аэропорты располагаются не в центре городов, —а звуки немецкого военного оркестра, который шествовал по улицам Осло в сопровождении… норвежской полиции…

Немцы вошли в Осло в половине четвертого пополудни, а в полдесятого утра 68-летний король Хокон VII с семьей и членами парламента покинул столицу и направился на автомобиле в сторону Хамара в сопровождении 12 грузовиков с золотым запасом национального банка Норвегии и трех грузовиков с секретными архивами норвежского МИДа.

Расторопный военно-воздушный атташе германского посольства в Осло капитан Эберхард Шпиллер (это он придумал трюк с оркестром, срочно вытребовав его по радио) посадил две роты парашютистов на автобусы и бросился в погоню.

Войск у Хокона почти не было — норвежцы быстро и массово сдавались в плен. Но генеральный инспектор пехоты полковник Отто Рюге наспех сколотил сборный отряд силой в два батальона и устроил ночную засаду.

В половине второго ночи парашютисты Шпиллера в нее въехали, ни о чем не подозревая и не предполагая какое-то сопротивление, и в первые же минуты Шпиллер был смертельно ранен.

Парашютисты отступили, а Хокон остался на свободе и решил сопротивляться.

С частью армии он ушел в горы к северу… Датский принц, хотя и не Гамлет, а Карл, зять английского короля Эдуарда VII, Хокон был избран королем Норвегии в 1905 году после расторжения шведско-норвежской унии 1814 года и образования самостоятельного норвежского государства.

Уж не знаю, проникся ли тридцатитрехлетний датский аристократ чувствами подлинного патриотизма к новой родине — вообще-то в датском королевском доме больше любили Англию, однако традиционно не терпели Германию. Так вот, насчет Хокона не знаю, но знаю, что некоторые выдающиеся норвежские патриоты традиционно относились к Германии более чем лояльно.

Одним из активных борцов за независимость Норвегии был классик норвежской литературы Бьёрнстерне Бьёрнсон, лауреат Нобелевской премии 1903 года. «Бьёрн» по-норвежски— «медведь», и вот этот медвежьей энергии человек стал автором слов норвежского гимна. О нем говорили: «Назвать его имя — все равно, что поднять национальный флаг»…

Бьёрнсон, скончавшийся в почти восьмидесятилетнем возрасте в 1910 году, был и одним из первых борцов за мир в Европе. А мирную Европу этот химически чистый норвежский патриот видел объединенной под рукой… Германии…

Так что не в одном майоре Квислинге было тут дело… И король Хокон мог бы понять, что потенциал и география его королевства не позволят ему быть нейтральным. Да он это, конечно, и понимал. Но явно рассчитывал на то, что англичане придут раньше немцев.

Хотя для Норвегии было бы разумнее заблаговременно дать реальные гарантии немцам, согласившись на их военное присутствие для охраны морских коммуникаций и портов.

Но, так или иначе, 9 апреля немцы вошли в Норвегию и Данию и фактически с этого момента drole de guerre-Sitzkrieg, то есть «странная» и «сидячая» война закончилась…

14 апреля союзники высадились в 160 километрах севернее Тронхейма, а 17-го — в 250 километрах южнее порта Андалазнес. А вскоре форменное сражение развернулось и в Северной Норвегии — в районе Нарвика…

Бои морских сил Германии и Англии в течение месяца тоже велись весьма активно при ощутимых взаимных потерях. На земле же, кроме Нарвика, люфтваффе и егеря достаточно успешно справлялись с судорожным сопротивлением англичан и норвежцев. Германские самолеты садились на норвежские аэродромы, англичане их без особого успеха бомбили, но в целом боевые действия сворачивались, и к 5 мая англичане начали эвакуацию…

Впрочем, в Нарвике все закончилось лишь к 10 июня, когда норвежские части с Хоконом эвакуировались на Британские острова.

ЗА ПЯТЬ дней до первой высадки англичан в Норвегии во Франции в дополнение к запрету правительством Даладье Французской компартии декретом от 26 сентября 39-го года прибавился декрет уже правительства Поля Рейно о смертной казни за коммунистическую пропаганду.

Франция была накануне краха, но главного врага видела в коммунистах как вне страны, так и внутри ее…

Немцы тоже воспринимались как враги. Причем не только французами, но и русскими… Точнее — бывшими русскими. В январе 40-го генерал Деникин представил Даладье докладную записку по русскому вопросу, которая начиналась так: «И пангерманизм, и коммунизм несут рабство народам. Иго немецкое, большевистское или немецко-большевистское одинаково гибельны. И поэтому, подняв оружие, нельзя останавливаться на полпути, а необходимо покончить навсегда с обоими врагами.

Между тем в отношениях к Германии и СССР до сих пор применяются две мерки и двое весов: к первой — война, ко второму — «нормальные дипломатические отношения», хотя СССР ударил на Польшу в союзе с Германией и на Финляндию — всогласии с Германией…»

Так и не угомонившийся Деникин пугал Даладье призраком коммунизма: «На Европу идет коммунизм, в течение двадцати лет не встречавший извне никакого отпора», и в конце записки открыто призывал к разрыву отношений с Советским Союзом и к военному походу союзников на него…

Зная уже, как вели себя французы в период Финской войны по отношению к нам, можно было подумать, что они действовали по схеме Антона Ивановича. Хотя дело было не в его рекомендациях — антикоммунистов и антисоветчиков в Париже хватало и без него…

24 января в подробном письме в НКИД заместителю Молотова Потемкину еще не изгнанный из Парижа наш полпред Суриц писал: «Тон сейчас задают только правые… У всех партий есть только один конкретный лозунг „Уничтожайте коммунистов“… Перед этим лозунгом на второй план отступили и Гитлер, и самая война…

От хваленых «демократических свобод» осталось очень мало… Маленький протест, выражение неудовольствия влекут за собой суровые кары, тюремные отсидки… Разителен пример Пьера Кота, профессора Баш, этих вчерашних наиболее рьяных «сторонников Москвы». Теперь это люди, говорящие об СССР с пеной у рта…»

Яков Захарович сообщал и о том, что предпринимательский Комитет металлургической промышленности Франции — Комите де форж и банковские концерны открыто призывают к ликвидации советского полпредства, именуя его «пользующимся иммунитетом учреждением, представляющим в Париже главный штаб мирового коммунизма»…

И что интересно! Под россказни о рабстве, которое-де принесут народам немцы и большевики, Франция все более впадала в уже реальное экономическое рабство, навязанное ей Англией… Суриц писал Потемкину об этом так: «Все явственнее проступают процессы все более и более очевидной вассализации Франции в отношении Англии. Это особенно ярко сказывается в области финансово-экономической. Смысл англо-французских экономических соглашений заключается в стремлении англичан с помощью экономических и финансовых рычагов подчинить себе Францию и в политическом отношении».

Получались странные — если забывать о факторе Золотой Элиты — вещи! Германия открыто претендовала на экономическое лидерство в Европе, и «вся» —то есть владетельная Франция пошла из-за этого на войну с ней, рискуя самим своим существованием и пренебрегая перспективами мира.

И при всем при том шла в добровольное рабство к англосаксам и проливала кровь французов во имя упрочения такого положения вещей…

Таковой была «национальная» политика французских «верхов», однако и у «верхов» английских, впрочем, подобная вывернутость политики становилась тоже все более очевидной…

Что же до Франции, то к середине апреля 40-го антикоммунистическая истерия уже перерастала там в антикоммунистическую паранойю. Всю парламентскую группу коммунистов из 44 человек арестовали, и в марте во Дворце юстиции открылся якобы открытый процесс, на который сложно было попасть даже журналисту. Во всяком случае, наш знакомый, корреспондент ТАСС Николай Пальгунов попал туда с трудом.

На скамье свидетелей сидел единственный депутат-коммунист— аджюдан (старшина) французской армии Этьен Фашон, доставленный с фронта. Но и против тех его товарищей, которые сидели на скамьях подсудимых, «материала» не набиралось… Однако процесс продолжался…

А впереди уже маячили майские прорывы вермахта, Дюнкерк и много чего еще….

Было еще впереди и объявление Италией войны Англии и Франции…

Пока же в Париже еще вовсю цвели каштаны — начинался самый веселый весенний месяц май. А на севере Европы, под Нарвиком, все еще шли бои, и Франция направила в Северную Норвегию 27-ю альпийскую полубригаду и два батальона Иностранного легиона. 8 мая там высадилась и прибывшая из Франции польская бригада.

Однако через месяц им всем пришлось из Норвегии уйти…

УДАР по Германии со стороны «железа» сорвался… Но оставалась же еще нефть.. Причем ударить по нефтяной «ахиллесовой пяте» Гитлера союзники решили, уничтожив… советские источники нефти.

Впрочем, как мы далее увидим, немецкий аспект проблемы был для них скорее удобным поводам — лишить нас нашей же нефти было задачей, желанной для Запада самой по себе…

Нефть в начале XX века добывали по сути только в США и в России. Лишь позднее были открыты месторождения Ближнего Востока, и вот их-то «оседлали» англичане.

А в России основным нефтяным районом оставался Кавказ, Баку…

В начале декабря 39-го Евгений Саблин в том же письме-исповеди Ариадне Тырковой-Вильямс, о котором автор читателю ранее уже сообщал, с горечью писал о «золотых» мечтах белоэмигрантов и Золотой Элиты:

«А ведь наступление (на СССР — С. К.) можно было бы придумать разительное и весьма эффектное. Судите сами. С запада немцы, с востока японцы, на Кавказ англичане, на Одессу румыны, на Азербайджан персы… Союзное командование могло бы тотчас поручить Германии занять авиационные базы на Даго, на Эзеле, в Балтийском порту, в Ревеле (соответственно острова Хийумаа, Сааремаа, порты Палдиски и Таллин. — С. К.). Те же немцы могли бы овладеть Либавой и Виндавой. Можно было бы установить еще несколько авиационных базочек: в Петербурге для финнов и для них же в Мурманске, затем по линии Петербург — Новгород — Витебск — Могилев — Чернигов — Киев — Полтава — Одесса, учредить японскую базу на Байкале и т.д…»

Старый русский дипломат из новочеркасских казаков-дворян и не знал, что описывает чуть ли не оперативные планы неких влиятельных сил…

Не знал он и того, что его оценки в реальном масштабе времени станут известны и в НКВД СССР, а значит, и Сталину… Но это так, к слову…

Что же до планов, то они действительно существовали не только в горьких фантазиях Саблина…

В ТОМ ЖЕ декабре 1939 года министр по координации обороны лорд Чэтфилд привез в Комитет начальников штабов доклад «Об уязвимости нефтедобывающих районов России».

Совещание союзного совета выглядело солидно. В Лондон прилетели генералы Гамелен, Уэйвелл и Вейган, адмиралы Дарлан и Каннингхэм. Присутствовал и Черчилль.

Вейган командовал французскими войсками в Сирии и Ливане, Уэйвелл — английскими на Среднем Востоке. Каннингхэм держал флаг командующего флотом Его королевского Величества в Восточном Средиземноморье.

— Итак, джентльмены, — Черчилль был в приподнятом настроении и не скрывал этого, — я рад приветствовать весь цвет объединенных союзных сил. Прошу вас, Чэтфилд…

— В СССР имеются три основных центра добычи нефти: Баку, Грозный и Майкоп, — начал Чэтфилд. — Если разбомбить с воздуха русские нефтепромыслы, нефти лишится не только Россия, но и Германия-Авиационный генерал Бержере из французского штаба ВВС пожевал губой:

— А насколько их легко уничтожить в серии налетов?

— Эти разработки фонтанирующего типа и поэтому могут быть легко разрушены. Мы предполагаем бомбить Баку с аэродромов в Игдире и Ардебиле на территории Ирана и из Карса в Турции. Максимальный радиус — 360 миль, минимальный —144… Из Карса и Трабзона мы также легко достаем до Грозного и Майкопа. Кроме того, мы их накрываем из Ирандиби, максимальный радиус 516 миль…

В воздухе повисло удовлетворенное молчание. Генералы смотрели на адмиралов, адмиралы — на генералов, и все — на Черчилля и Чэтфилда.

— Итак, доктрина Дуэ в действии? — нарушил тишину Черчилль. — А насколько эти общие планы уже проработаны?

— Сейчас мы окончательно сводим воедино два плана, — генерал Бержере легко поднялся и прошел к карте. — Ваш «МА-6» и наш «RIP». По нашим расчетам, для этого достаточно ста самолетов. Пять групп «Гленн Мартин» американского производства и четыре группы «Бленхэймов». Напеты комбинированные — с разных высот, днем и ночью. На разрушение Баку мы отводим пятнадцать дней, Грозного — двенадцать, Батуми — полтора дня. Противовоздушная оборона у русских здесь очень слабая, так что можно будет действовать спокойно и методично…

— А потом?

— Потом? — Гамелен отозвался со своего места, как эхо. — Даже наша «Фигаро» открыто писала еще прошлой осенью, что у русских три уязвимых места на флангах: Прибалтика и Финляндия с севера, с юга — Кавказ и Владивосток… Забудем пока о Владивостоке и сосредоточим свое внимание на двух других слабых флангах. На юге сейчас готовится подвижная группа войск Леванта. Для Финляндии мы снаряжаем экспедиционный корпус: сто тысяч англичан и пятьдесят — французов. Мы бьем по русским с юга из района ближнего Востока, — Гамелен поклонился в сторону Вейгана и Уэйвелла, — и с севера с территории Скандинавии и Финляндии. Общее направление обоих ударов — на Москву.

— И хребет СССР сломан! — подвел итог Вейган… Впрочем, ликовали не все. Дарлан вздохнул и осторожно осведомился:

— А если финны не выдержат?

— Это не имеет большого значения. Даже если русские их побьют, мы всегда сумеем заставить Сталина отказаться от оккупации Финляндии. Так что плацдарм сохранится. В нужный момент мы высаживаем десант в Петсамо, идя на Кандалакшу перерезаем железную дорогу Мурманск — Ленинград и, угрожая Ленинграду, идем к Москве.

— А Гитлер?

Черчилль засопел и ответил:

— Адмирал, вряд ли в этом случае нам надо будет бояться Гитлера. Сейчас мы стоим с Германией друг против друга, и нас разделяет «линия Мажино». Через нее Гитлер не пройдет. И если мы сдавим горло России в Москве, то фюрер времени терять не будет. Он тут же полезет в карманы Украины. Что ж, мы не возражаем. Зато Франция получила бы спокойствие, Англия — Туркестан, границы Ирана и Турции отодвинулись бы в глубь берегов Каспийского моря, а Италия имела бы свою долю участия в нефти…

19 ЯНВАРЯ 1940 ГОДА правительства Англии и Франции поручили главнокомандующему союзными войсками во Франции генералу Гамелену и главнокомандующему французским флотом Дарлану окончательно определить план непосредственного вторжения на Кавказ. В этот поход предполагалось взять с собой Югославию, Румынию и Турцию.

Войска вторжения должны были разрушить советские нефтепромыслы и двинуться «навстречу армиям, наступающим из Скандинавии и Финляндии на Москву»…

А 24 января генерал Айронсайд заявил на заседании кабинета:

— Мы сможем оказать эффективную помощь Финляндии лишь в том случае, если атакуем Россию по возможности с большего количества направлений и, что особенно важно, нанесем удар по Баку…

В общем, Айронсайд был готов действовать по схеме русского солдата из сказки, варившего кашу из топора…

Вначале он попросил у жадной бабки горшок, воду и топор, а потом, когда вода закипела, постепенно выуживал у старухи чуть соли — для вкуса, крупы — опять же «для вкуса», а уж под конец — и маслица…

В «каше», завариваемой такими планами, Финляндии как раз отводилась роль «топора», с которого «каша» лишь начиналась…

26 февраля Гальдер записал: «Франция хочет помочь Финляндии путем наступления на Баку (?!). Турки не хотят ввязываться».

А самом деле Вейган вел переговоры с начальником турецкого генерального штаба маршалом Чакмаком, и французский посол в Анкаре Массильи успокаивал генерала, что со стороны турецкого правительства препятствий в организации нападения на СССР не будет.

Впрочем, уже 27 марта английский эмиссар Морган сообщал из Анкары, что в настоящее время нельзя заставить турков присоединиться к ударам по Баку. Еще бы — ведь по настоянию турок в их договор с англофранцузами была специально внесена оговорка о том, что принятые обязательства «не могут принуждать Турцию к действию, результатом или последствием которого будет вовлечение ее в вооруженный конфликт с СССР».

И турки вовремя поняли, что их участие означало бы их наступательную войну против СССР. А чем бы оно закончилось — ведомо было лишь Аллаху…

Шах Ирана колебался… Его германские друзья нынче дружили с русскими. Однако если бы на русских навалились всерьез со всех сторон, то может, фюрер и был бы не в обиде, если Иран поможет англосаксам свалить русского медведя?

В конце концов он все же отказал в разрешении на пролет английских бомбардировщиков через иранскую территорию.

3 февраля командование военно-воздушных сил Франции получило указание готовиться к бомбардировкам советских нефтепромыслов, а 20 марта 1940 года в сирийском Алеппо Вейган доложил Гамелену, что к июню будет готово двадцать аэродромов первой категории.

Пять эскадрилий бомбардировщиков «Мартин» с баз в северовосточной части Сирии должны были наносить удары по целям в Батуми и Грозном. Цели имели цветастые кодовые имена — Берлиоз, Сезар Франк и Дебюсси.

Королевские ВВС выделяли четыре группы бомбардировщиков «Бристоль Бленхейм»….

Еще в начале января 40-го года подкомитет по планированию комитета начальников штабов составил план с выразительным названием — «Военные последствия объявления войны России».

12-страничный план содержал главную мысль: «Германская политика заключается в получении максимальной экономической помощи России. Начав войну с Россией, мы наносим косвенный удар по Германии».

Идея, вполне достойная и самого «ангела мира» Уэллеса!

В обновленном виде проект вновь рассмотрели 1 марта. А 27 марта в Лондоне англо-французский высший генералитет обсудил вопросы возможной блокады Черного моря и, опять-таки, воздушных бомбардировок кавказских нефтепромыслов и нефтеочистительных заводов.

28 марта этот план в принципе одобрил уже Верховный союзный совет на шестом своем заседании. Собственно, на этом заседании Поль Рейно и сказал Чемберлену, что у немцев два слабых места — потребность в руде и нефти и что удар по Баку — это надежная, решающе важная и легкая операция.

— А турки? — спросил все же Чемберлен.

— Мне нет до них дела. Я готов игнорировать любые их возражения против операции, о которой их заранее не уведомили.

То есть Рейно был готов втащить турок в конфликт с нами даже без их ведома.

30 марта разведывательный вариант гражданского «Локхид 14 Супер-электра» из 224-й эскадрильи британских ВВС с пилотами, переодетыми в штатское и с фальшивыми документами, вылетел с военного аэродрома в Хаббани для фотосъемок Баку. Вылет был удачным.

Однако успеху второго вылета 5 апреля на Батуми помешал обстрел «Электры» нашими зенитчиками. Но частично Батумский порт на фотопленку попал…

И 17 апреля Вейган сообщил, что подготовка воздушного удара завершится к концу июня — началу июля. Впрочем, союзникам и хотелось, и кололось. Ведь играло свою роль и опасение ответных наших воздушных ударов по коммуникациям и объектам на Ближнем Востоке…

А ведь нефть для флота англичан поступала прежде всего оттуда. Да и только ли для флота!

Англичане и французы колебались, а до удара Гитлера по Франции через Бенилюкс в обход «линии Мажино» оставалось двадцать три дня… И после этого союзникам было не до Баку— у них уже скоро затрещат бока под Дюнкерком…

У НАС обо всех этих заманчивых для Золотой Элиты планах знали, хотя и не в той мере, в какой надо было бы… Правда, Гальдер еще 6 марта помечал: «Юго-Восток. Русским следует передать наши материалы о скоплении сил западных держав на Ближнем Востоке»…

В феврале 40-го года пришла информация от тассовца Пальгунова. Как-то, время завтрака — во Франции это между полуднем и двумя часами, — он случайно оказался в ресторане около военного министерства. Ресторан имел отличную рыбную кухню, и в его небольшом уютном зале можно было вполне полакомиться, чем Пальгунов и занимался…

Вскоре за соседний стол сели седоусый подполковник с видом фронтовика и два штабного вида майора. Подполковник спрашивал, майоры отвечали, но ничего существенного в разговоре не проскакивало.

И вдруг один из майоров понизил голос — что слышать Пальгунову не помешало, и сообщил:

— А вот Дюрану не повезло. Его назначили к Максиму.

— Как к Максиму, — испугался подполковник, — к Вейну?

— Да, в Дамаск. Там формируются части для операции против Баку.

— Тише! Могут услышать!

— И пусть слушают— это скоро перестанет быть тайной. Все совершится через две-три недели, к середине марта…

А через пару дней к Пальгунову зашел известный журналист-нейтрал и рассказал о планах нападения на Баку примерно то же, что Пальгунов слышал в ресторанчике…

Перехваты НКВД тоже давали схожую информацию. Так, эмигрант Саблин сообщал эмигранту Маклакову 19 марта о слухах насчет бомбардировок бакинских промыслов и движении союзных армий из Сирии и Мосула…

Но в целом сведения были разноречивы… Во время апрельского совещания высшего комсостава Сталин упрекнул начальника Разведуправления Проскурова:

— Вот у вас агент есть в Лондоне — Черний…

— Это не агент, а военно-воздушный атташе, — уточнил Проскуров.

— Хорошо… Он писал, что через несколько дней будет большой налет авиации на Баку. Прошло шесть дней. Прошло две, три недели, а ничего нет…

— Но он честный человек!

— Да я не спорю… Но вот он сообщает, что в Румынию союзники вводят 12 тысяч цветных войск. А я говорю, что этого не может быть! Он, может, и честный человек, но дурак!

— Товарищ Сталин, — взмолился Проскуров, — мы в сложных условиях…

А Сталин продолжал:

— Вы его послали, так пусть он докладывает, что, по некоторым данным, будет налет на Баку, подробности сообщу позднее, а эти данные предварительные и проверяются… А так ведь и под дезинформацию подставиться недолго…

Сталин вздохнул и прибавил:

— Боюсь, если ваши агенты будут и дальше так работать, то из их работы ничего не выйдет…

Да, данные были противоречивыми, а операция союзников против нас — авантюрной и на первый взгляд не очень-то обоснованной. Ведь мы тогда поставляли немцам нефти всего-то 9 тысяч тонн, а основную долю в общем германском нефтяном импорте в 523 тысячи тонн за три месяца войны имела Румыния — 227 тысяч тонн.

Шла нефть в рейх и из генерал-губернаторства и протектората, из Венгрии, Бельгии, Голландии и даже — из США…

То есть снабжали немцев нефтью не мы, но ударить под «немецким» предлогом по советской нефти было для Золотой Элиты все же соблазнительно. И это-то было понятно и без сумбурных донесений Черния.

В весеннем докладе комитета начальников штабов подчеркивалось, что в СССР 80 процентов добычи и 65 процентов мощностей по переработке сосредоточено именно на Кавказе. И удар по России в этом месте был так желателен, что секретные планы были и не очень-то секретными! Ведь еще 23 октября 1939 года парижская «Фигаро», на которую ссылался Гамелен, «размышляла»:

«На флангах СССР три района, способных вызвать серьезные причины для его беспокойства. На севере — прибалтийские государства и Финляндия… На юге — Кавказ, где много уязвимых мест… И, наконец, Владивосток на дальнем Востоке, являющийся револьвером, направленным против наших японских друзей, который они всегда хотели бы обезвредить».

С момента написания этих строк северная проблема была так или иначе решена, а вот кавказский фланг надо было стеречь — как и дальневосточный.

Японцы, обиженные на немцев и конфликтующие с нами, благосклонно прислушивались к идеям нового англо-японского военного союза. Направленность его была бы традиционной, определенной еще в начале века, то есть —антирусской, антисоветской…

Хотя для Японии выгода в нем была бы более чем сомнительной, особенно с учетом все большего подчинения политики Англии интересам США.

Да, ситуация была «огнеопасной» в прямом и в переносном смысле слова…

ПЕРВОМАЙСКИЙ приказ наркома обороны СССР Маршала Советского Союза Ворошилова был посвящен, естественно, прежде всего победе над финнами. Но говорилось там и вот что:

«Война англо-французского блока против Германии разрастается и постепенно захватывает в свою орбиту новые государства и новые народы…

Империалистические поджигатели войны пытались и еще не раз будут пытаться повернуть острие войны против Советского Союза. Эта заставляет нас быть всегда начеку…»

Мы были начеку, но жили под мирным небом. А в Европе события вот-вот должны были принять характер и калейдоскопический, и кое для кого — катастрофический…

7 и 8 мая в Англии начались бурные парламентские дебаты, целиком посвященные обсуждению хода войны…

7 мая зал палаты общин на 450 мест был забит, и многие депутаты — их было всего 600 — теснились в проходах и на галерее для публики. В английском парламенте традиционно— 450 депутатских мест, и это число не увеличила даже постройка нового здания парламента после пожара 1834 года.

Все были взвинчены, кроме основного докладчика — премьера Невилла Чемберлена. Он был вял и скучен, утопал в мелочах… Коллеги-консерваторы также вяло иногда вскрикивали: «Слушайте! Слушайте!»…

Премьера сменил лидер лейбористов Эттли — один из недавних конфидентов Уэллеса. Он бурно призывал к войне не на жизнь, а на смерть и восклицал:

— Мы не можем оставить судьбы страны в руках неудачников или людей, которые нуждаются в отдыхе…

На Англию в то время не упала еще ни одна бомба, и пафос Эттли был вообще-то понятен плохо, но пресса уже «подогрела» публику до нужного «градуса», и Эттли охотно аплодировали.

Однако бурю аплодисментов сорвал Леопольд Эмери…

— Пришло время для создания действительно национального правительства, — вещал он…

Если учесть, что подлинно национальное правительство давно войну бы закончило и даже больше — вообще бы ее не начинало, то сказанное звучало прямой издевкой… Но многим ли в этом зале это было понятно?

А Эмери продолжал:

— Я процитирую слова Кромвеля, обращенные к Долгому парламенту. Он тогда сказал: «Вы сидели слишком долго, чтобы быть в состоянии творить добро. Уходите, и пусть с вами будет покончено. Во имя бога уходите!»…

Зал взорвался, со всех сторон неслось: «Слушайте! Слушайте!»…

Судьба кабинета Чемберлена была решена… Окончательно это выяснилось 8 мая…

В тот день Иван Михайлович Майский, уходя из парламента, где он наблюдал все с «галереи послов», встретил заместителя Эттли — Гринвуда.

Гринвуд был страшно возбужден и радостно улыбался.

— Ну, — воскликнул он, — наконец-то мы избавились от Чемберлена!

И он крепко пожал Майскому руку…

10 МАЯ правительство Чемберлена вышло в отставку. В дополнение к Рейно на континенте война получила теперь своего главного европейского лидера — Уинстона Черчилля….