Глава 10

Герои «Калевалы» и «свиноголовые» политики

ЕЩЕ в начале лета 1939 года, 8 июня, в разговоре с нашим лондонским полпредом Майским лорд Галифакс заявил:

— Мы проконсультировались со всеми прибалтийскими странами и пришли к выводу, что никто из них не желает быть открыто гарантированным.

— Ваши консультации включали и Финляндию? — тут же спросил Майский.

— Да! И должен сказать, что особенно противятся именно финны.

Как, надеюсь, помнит читатель, в то время начинался предпоследний акт английского фарса «Переговоры с Москвой» и речь шла о гарантиях Англии, Франции и СССР ряду малых стран Европы против возможной их оккупации Германией.

Казалось бы, отказываться от гарантий мира глупо. Но для трех буржуазных прибалтийских новоделов-«лимитрофов» любые гарантии от СССР были заранее неприемлемыми. Они уже готовились заключить дружественные договоры с немцами — что и было сделано Латвией и Эстонией в августе 1939 года.

Литва после Мемеля заранее «поджимала» хвост без договора, тем более что в августе Литве еще приходилось считаться и с фактором Польши, с октября 1921 года «оттяпавшей» у Литвы ту Виленскую область с Вильнюсом-Вильно, которую 12 июля 21 -го года РСФСР уступил Литве по мирному договору, подписанному в Москве.

В том же августе начальник имперского Генерального штаба Великобритании генерал Эдмунд Айронсайд инспектировал в Финляндии «линию Маннергейма»… Между прочим, сразу после этого ее инспектировали и немцы… Тем более что они же ее финнам и строили.

И финны продолжали движение в «никуда»…

НАРОДЫ ведут себя далеко не всегда умно, и в 20—30-е годы реальной истории XX века даже умный, вроде бы, финский народ вел себя по отношению к народу русскому более чем глупо…

Глупее по отношению к русским порой ведут себя только сами русские… А ведь не будет, пожалуй, серьезным преувеличением сказать, что именно русским финны обязаны сохранением своей национальной самобытности…

Да, финны боролись за нее веками — но не с русскими, а со шведами. Так, правивший в XVI веке шведский король Густав I Ваза, приняв протестантство, распространил его и на католическую Финляндию. В результате чего финны лишились, например, почти всех национальных скульптурных шедевров, так как Густав приказал переплавить всех отлитых в металле святых на государственные нужды. В печь пошли и 12 серебряных статуй апостолов, стоявших у главного алтаря кафедрального собора в Турку (шведы переименовали его в Або)…

Густав, к слову, основал в 1550 году и будущую столицу Финляндии — Гельсингфорс (уже в XX веке переименованную в Хельсинки). С тех пор давление шведского влияния в Финляндии росло и росло… И если бы Россия не отвоевала ее у Швеции в войне 1808—1809 годов, то уделом страны Суоми мог стать статус захудалой шведской провинции.

Ну пусть читатель судит сам… Лишь через почти шестьдесят лет после вхождения Финляндии в состав Российской империи, в 1866 году, школьная реформа ввела обучение в финских школах на финском языке вместо шведского…

У нас есть вообще-то и финское мнение на этот счет такого известного финна, как Мауно Койвисто, который прямо признавал, что «Финляндия развивалась и вызрела в самостоятельное государство как часть Российской империи» и признавался:« Такого результата наверняка не было бы достигнуто под властью Швеции»…

Собственно, и руны знаменитого финского эпоса «Калевала» были собраны и обработаны финским поэтом и фольклористом Ленротом в уже «русский» период финской истории — в 1835 году были изданы первые 32 руны. А в 1849 году — все 50. И создатель волшебного музыкального инструмента кантеле — Вяйнямёйнен, а также кузнец Ильмаринен, выковавший мельницу счастья — сампо, вскоре стали известны во многих странах мира…

Перипетии русской революции дали Финляндии независимость. И теперь Северная столица России находилась под угрозой простого артиллерийского обстрела с сопредельной территории.

Причиной этого было не могущество финнов, а щедрость русского императора Александра Первого. Это он в 1811 году воистину по-царски присоединил к вновь обретенному Великому княжеству Финляндскому так называемую «Старую Финляндию», то есть те шведские (а точнее старинные русские) земли, которые отвоевал у Швеции еще Петр Великий!

И в результате этой типично расейской щедрости границы автономной Финляндии вплотную приблизились к Санкт-Петербургу «со всеми вытекающими последствиями». Сообщая об этом, такой известный в реальной истории финн, как Мауно Койвисто, сам же писал и об одном из таких «последствий» — были затронуты интересы тех петербуржцев, которые владели дачами на Карельским перешейке.

Казалось бы, финнам век благодарить Александра и с тех пор заказывать внукам и правнукам с русскими дружить…

Увы, вместо былых дач на Карельском перешейке в тридцатые годы двадцатого века стали появляться пушки. И это было тем более обидно, что финны в тридцатые годы были народом в обращении ровным, гордым, самолюбивым, исключительно работящим и чистоплотным… Уже известный нам Николай Пальгунов отправился осенью 1932 года в Хельсинки — корреспондентом ТАСС…

Позже он рассказывал друзьям:

— Едем от Ленинграда — на станциях ни души… Тишина… Чистота— идеальная…

— А кто убирает?

— Раз чисто — значит, убирают. Но главное — не сорят, не ломают…

— Так никого на перронах и не видел?

— Видел — часа за три до Хельсинки остановка. Смотрю — выходит из вокзала некто в фуражке с белым чехлом, с золотой кокардой, черная тужурка с сияющими пуговицами и широким галуном по рукавам, белоснежный воротничок…

— Начальник станции?

— Ну я вначале подумал, что это вообще их адмирал…

— А оказалось?

— А он через пару минут у моего вагона колеса выстукивает и масло подливает — смазчик!

— Не может быть!

— Может… Правда, мне потом сказали, что у них на маленьких станциях вообще по одному человеку работает. Он и билеты продает, и стрелки переводит, и семафоры открывает, и за чистотой следит, и отчеты составляет…

— И отчеты? Ну дают!

— Да, и отчеты… А называется при этом — сторож станции… Из этого рассказа уже можно было понять, в чем был секрет экономических и культурных успехов финнов…

Но…

Но в той же чистой и аккуратной стране, умеющей усердно трудиться и живущей просторно — в десять раз просторней, скажем, немцев, сильны были идеи некой «Великой Финляндии». Университетская молодежь упивалась планами расширения земель наследников творцов «Калевалы» по Ладожское озеро с выходом на линию Пскова, с аннексией Карелии и самого Петербурга…

Был популярен лозунг президента Пера Эвинда Свинхувуда: «Любой враг России должен быть другом Финляндии»…

Фамилия «Свинхувуд», к слову, в переводе на русский означает «свиноголовый», и носитель ее в отношении России полностью свою фамилию оправдывал…

Но если говорить не о верхах, а о финской массе, то — сама по себе — она была к русским традиционно весьма лояльна… И — не очень-то лояльна к другим чужеземцам…

Во время Крымской войны объединенный британо-французский флот высадился на Аландских островах. Эти острова, о которых я еще скажу, запирают вход в Ботнический залив, восточным берегом которого владела тогда Россия, а западным — Швеция…

С удобной островной базы союзники начали бомбардировки прибрежных финских городов и поселков, но финны сумели дать сдачи… Героями обороны стали рыбак Матс Канкконен и коммерц-советник Андерс Доннер, и с тех пор в Финляндии стала популярной песня об Аландской войне, когда от финского огня содрогались англичане…

Была у финнов популярна и другая песня, где пелось:

Это было уже в 1877 году, во время Русско-турецкой войны…

Но массами финских «парней» руководят образованные слои, а даже в 30-е годы XX века в стране было очень влиятельно… шведское меньшинство: дворянство, помещики, буржуазия, при соотношении шведов и финнов в населении 1 к 9.

И вся эта братия не просто была пропитана ненавистью к России и русской культуре, но еще и имела возможность пропагандировать их…

А ведь были еще и образованные «национальные интеллигенты»… И в тридцатые годы финские школьники учили уже другие строчки… Поэт Ууно Кайлас писал:

Граница открывается, как полынья,

Впереди — Восток, Азия…

Позади — Запад и Европа,

На страже которых стою я…

Да, интеллигенты — они и в Финляндии интеллигенты… Коллега из финской «Хувудстадсбладет» жаловался тассовцу Пальгунову: — У нас перепроизводство интеллигенции: на каждый десяток жителей столицы приходится не менее двух-трех докторов наук и магистров, и только пятеро — без званий, у остальных есть какие-то ранги — дипломированного инженера, ректора, редактора…

— У нашего посольства стоит полицейский с профессорским видом, — пошутил Пальгунов.

— Не удивлюсь, если он окажется доктором права, — вполне серьезно ответил собеседник. — В «Ротонде» среди официантов есть магистры философии…

УВЫ, политическая философия Финляндии выстраивалась отнюдь не на прочной логической базе… При этом она была еще и болезненно неумной… С тем же Пальгуновым весной 34-го года вышел забавный случай…

Как-то его пригласили в отдел печати МИДа к 10 часам 30 минутам завтрашнего дня для «важного сообщения» лично заведующего отделом Каарло Нестори Рантакари…

Рантакари был не просто крупным чиновником МИДа, а доверенным лицом президента Свинхувуда, составителем его речей и прочего…

В 10.30 Пальгунов был в тесном кабинете шефа отдела печати с огромным письменным столом…

— Господин Пальгунов, я хотел бы сделать вам дружественное представление.

— Слушаю…

— В Москве проходит XVII съезд ВКП(б). —Да.

— Так вот, в отчетах ваша пресса печатает слова из доклада о том, что если некое свиное рыло сунется в советский огород, то горько о том пожалеет… Наш президент очень недоволен и считает, что это выпад против него…

— Но господин Рантакари, это же русская идиома, и ей намного больше лет, чем господину Свинхувуду… О свиных рылах еще наш Гоголь писал, но, надеюсь, у вас нет претензий к классику?

— О, нет! — неожиданно рассмеялся сам Рантакари. — Но вот президент…

НО РУССКИЙ перевод фамилии финского президента отражал ситуацию точно, если к первому эпитету прибавить второй — «тупоголовые»…

Советский Союз обретал все большую мощь, а в Финляндии не то что университетские магистры философии и философы-официанты, но правительственные и военные круги разрабатывали планы расширения территории Финляндии до Ладожского и Онежского озер с захватом всей Карелии и всего Кольского полуострова с, естественно, Мурманском…

Уж не знаю, как там по-фински, но по-русски такие «планы» можно было назвать уже лишь безголовыми…

Финны очень заигрывали с немцами и на них очень рассчитывали, но так же они заигрывали и рассчитывали и на Лондон, и на Париж, и даже — на Стокгольм, но особенно — на Вашингтон.

На самих себя финны тоже рассчитывали.

И только на Москву в Хельсинки предпочитали смотреть в перспективе через прорезь прицела или — хотя бы — через презрительный прищур глаз… Это не могло быть оправдано ничем, хотя в начале тридцатых годов политическую холодность финнов к нам еще можно было объяснять экономикой. Дело было в том, что более 80 процентов финского экспорта составляли лес и бумага, и всего 7 процентов — изделия машиностроения. А СССР тоже был крупнейшим экспортером леса…

Однако к 1938 году финнам было сделано весьма выгодное предложение…

В начале апреля второй секретарь советского полпредства в Хельсинки Борис Аркадьевич Ярцев был вызван к Сталину. Личный вызов в Кремль дипломата с таким незначительным статусом был бы абсолютно необъясним, если не учитывать то, что под «крышей» полпредства и под псевдонимом «Ярцев» резидент внешней разведки НКВД Борис Рыбкин занимался в Финляндии делами весьма значительными.

Жена его, очаровательная Зоенька Воскресенская, заведовала хельсинкским отделением «Интуриста» и тоже была кадровой советской разведчицей высокого класса. В легальную хельсинкскую резидентуру 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР она входила на правах заместителя собственного мужа.

Впрочем, даже вторая «профессия» Рыбкина личного вызова особо не объясняла, потому что разговор в сталинском кабинете зашел о делах все же дипломатических… Причиной же были, скорее всего, опасения Сталина относительно того, что в тонкой назревшей проблеме «литвиновский» НКИД только напортачит… Во всяком случае, полпреда Асмуса срочно из Хельсинки отозвали…

Кроме хозяина кабинета там были только Молотов и Ворошилов, и поскольку до этого Сталин Рыбкина не знал, он начал с расспросов о биографии, о службе, о Финляндии. Дело Рыбкину-Ярцеву предстояло тонкое, и Сталин, естественно, хотел понять — а стоит ли его Рыбкину вообще поручать…

Спросил он и о флоте…

— В строю у финнов эсминец, ну катера и два крейсера — «Вяйнямёйнен» и «Ильмаринен»…

— Герои «Калевалы», — заметил Сталин.

— Так точно!

Рыбкин тут, к слову, был не совсем точен — эти два «крейсера» на самом деле были старыми броненосцами береговой обороны, но формальная принадлежность к классу кораблей с грозным названием боеспособности «крейсерам» не прибавляла.

А Сталин уже переключился на другую тему:

— С композитором Сибелиусом встречаться не приходилось?

— Нет, товарищ Сталин… Да ему уже за семьдесят…

Сталин, явно закончив изучение и вывод сделав тоже явно положительный, переглянулся с Ворошиловым и сказал:

— Вот что, дорогой товарищ… товарищ…

— Рыбкин, — подсказал Рыбкин…

— Да, — засмеялся Сталин, — простите, запамятовал… У вас, разведчиков, столько фамилий, что и сами, наверное, путаетесь… Так вот, назрела необходимость секретных переговоров с высшим финским руководством, но провести их мы поручаем вам.

Рыбкин если и удивился, то виду не подал — выдержка у этого украинского еврея с редким для его национальности происхождением «из крестьян» была железной, за что его красавица жена и любила беззаветно… А Сталин продолжал:

— Мы хотим заключить двусторонний оборонительный договор, исключающий возможность нападения Германии на СССР через Финляндию… Мы же дадим финнам гарантии их независимости…

— Товарищ Сталин, финны увязли в своих обязательствах перед Гитлером, с помощью немцев они возводят мощную линию укреплений на границе с нами.

— Да, — подтвердил Ворошилов, — Маннергейм большую часть времени проводит в Германии…

— И при этом националистические вооруженные отряды шюцкора втрое превосходят регулярную армию, — добавил Рыбкин. — Сильна антисоветская кампания в финской печати… Вряд ли правительство Каяндера пойдет на какие-то шаги против Германии.

Сталин встал, коротко бросил Рыбкину: «Сидите!», начал шагать по ковровой дорожке, затянулся из трубки, которую держал в левой руке…

Потом подошел к Рыбкину…

— Вы сомневаетесь в своих способностях? — сердито спросил он.

— Я сомневаюсь в способностях финского правительства! В кабинете воцарилось молчание…

— На кого ориентируется Холсти? — поинтересовался Молотов.

На кого ориентируется бывший российский подданный, царский паж и кавалергард Карл Густав Эмиль Маннергейм — ныне финский маршал и главнокомандующий финской армией, можно было не спрашивать. Эйно же Рудольф Холсти был министром иностранных дел…

— Холсти ориентируется, безусловно, на немцев.

— Но он приезжал к нам, улыбался.

— Я точно знаю, что Холсти —абсолютно немецкой ориентации!

— А с Таннером можно говорить? — задал вопрос уже сам Сталин. — Он основатель социал-демократической партии, президент Международного кооперативного альянса…

— Таннер — антисоветчик и по убеждению души, и по состоянию кармана…

Рыбкин и тут, увы, не ошибался… 58-летний Вяйнё Альфред Таннер в двадцатые годы был премьер-министром, а в конце тридцатых — министром финансов. При этом он входил в руководство как мощной социал-демократической партии, так и в руководство крупнейшего хельсинкского кооператива «Эланто» и крупнейшего концерна «Энсо Гутцейт» (баланс последнего превышал треть бюджета страны).

В общем, это был скандинавский вариант Фигаро, причем действительно — в убежденно антисоветском исполнении… Да еще и в антирусском к тому же…

Опять помолчали, потом Сталин сказал:

— Переговоры нужны. В первую очередь — о договоре… Во вторую же…

Опять помолчал и закончил:

— Во вторую же надо будет заключить соглашение об обмене территориями. Вы подумайте, — Сталин махнул рукой с трубкой, — современная артиллерия способна расстрелять Ленинград с Карельского перешейка. Да еще эта линия… Нет, пусть они отодвигают границу, скажем, за Выборг, а мы им — вдвое большую территорию в Карелии, с богатыми запасами карельской березы и мачтовым лесом… Финны-то леса на своей стороне там вырубили…

А 14 АПРЕЛЯ временный поверенный в делах СССР в Финляндии Ярцев, замещающий отозванных в Москву Асмуса и его заместителя, попросил приема у Холсти.

Заинтригованный министр назначил встречу после обеда.

После обеда полагается пить кофе, и Холсти, встретив гостя, провел его к круглому столу с дымящимися чашками на нем…

Разговор шел на немецком языке, и Ярцев быстро изложил Холсти то, о чем ему было приказано…

Затем он без особых обиняков сообщил, что если финны допустят на свою территорию германские войска, то Красной Армии не останется ничего иного, кроме нацеливания на Финляндию как можно далее в глубь ее…

— Малоприятная перспектива, — признал Холсти.

— Однако Советское правительство готово оказать вам военную и экономическую помощь. Мы также можем закупать вашу промышленную продукцию, особенно целлюлозу, а также сельскохозяйственную продукцию для Ленинграда…

— Но это означает коренной пересмотр внешней политики страны, господин Ярцев, а у нас есть обязательства перед друзьями и соседями.

— Наши предложения не наносят ущерба третьим планам… Впрочем, это не все, господин министр, — вздохнул Ярцев. — С начала тридцатых годов в вашей стране поднялась волна «папуасского движения». В его программе есть требование о Великой Финляндии, включающей Ленинград и всю Карелию… Достаточно небольшой утечки информации о нашем разговоре, и фашистские элементы в Финляндии при внешней поддержке вполне могут организовать путч…

— Вы уверены?

— Пока это все, что я могу сказать, но главное — готовы ли вы принять нашу помощь? Готовы ли вы продолжать переговоры, не сносясь более ни с кем-либо иным из числа советских дипломатов? Как я вам уже говорил, исключительные полномочия имею один я…

— Господин Ярцев, — Холсти отвечал весьма кисло, — без президента Каллио я ничего не решаю…

— Что ж, господин Холсти, я не говорю «прощайте»…

19 апреля Холсти беседовал уже с новым нашим полпредом Деревянским, но это была чистой воды дипломатическая рутина… Ярцев же вел разговоры по существу… Кроме ряда общественных контактов, он в конце июня и 11 июля дважды беседовал с премьером Аймо Каяндером, а 30 июля Каяндер «замкнул» Ярцева на Таннера…

Итак, это был даже не политический пинг-понг, а скорее некая эстафета, где финские руководящие политики передавали нашего эмиссара друг другу из рук в руки как палочку, бегая при этом по кругу…

18 августа Ярцев в разговоре с Таннером передал, что мы готовы дать гарантии финнам и заключить выгодное торговое соглашение при условии допуска СССР к вооружению Аландских островов и предоставления в аренду военной базы на острове Суурсари.