 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Раззаков Федор :: Азимов Айзек :: Громов Дмитрий :: БСЭ :: Картленд Барбара :: Чехов Антон Павлович :: Толстой Лев Николаевич Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Тайна неудачного выстрела :: Влюбленный опекун :: Полюбить никогда не поздно :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Безрассудство :: Господство женщин :: Белое облако Чингисхана |
Штамм «Андромеда»ModernLib.Net / Научная фантастика / Крайтон Майкл / Штамм «Андромеда» - Чтение (стр. 4)
Сотрудники Форт-Детрика начали уже терять надежду, что программа «Скуп» даст им когда-либо перспективный патогенный материал. Тем не менее «Скуп-7» запустили вскоре после «Скупа-6». Дата запуска не была объявлена, но, по-видимому, это произошло 5 февраля 1967 года. «Скуп-7» вышел на расчетную орбиту с апогеем 508 километров и перигеем 358 километров. Он оставался на орбите в течение четырех суток, но вдруг по неизвестным причинам резко отклонился от расчетных параметров, и было принято решение посадить его по команде с Земли. Предполагаемое место посадки находилось в пустыне, на северо-востоке штата Аризона… * * *
Где-то в середине полета Стоуну пришлось оторваться от чтения: подошел офицер, поставил перед ним телефон и отступил на почтительное расстояние. – Да? – спросил Стоун, чувствуя себя довольно странно. Он не привык разговаривать по телефону в самолете. – С вами говорит генерал Маркус, – донесся усталый голос. Стоун понятия не имел, кто такой генерал Маркус. – Хотел вам сообщить, что мы уже вызвали всех членов группы, за исключением профессора Керка. – Что с ним? – Профессор Керк в больнице. Подробности узнаете по прибытии на место… Разговор закончился, и Стоун отдал аппарат офицеру. Минуту-другую он перебирал в памяти людей, входящих в группу, и пытался вообразить, как они вели себя, когда их вытаскивали из постелей. Во-первых, Ливитт. Уж он-то, должно быть, собрался быстро. Ливитт был клинический микробиолог, знаток инфекционных заболеваний. На своем веку он перевидал достаточно чумных и любых других эпидемий, чтобы знать цену краткости сборов. Кроме того, Ливитт был закоренелый пессимист. (Однажды он признался, что на собственной свадьбе размышлял лишь о том, какие алименты со временем придется платить.) Он был ворчлив, раздражителен и очень грузен; на лице его лежали угрюмые складки, а в глазах застыла печаль – казалось, эти глаза вглядываются в будущее, но видят там одну унылую безнадежность. И вместе с тем Ливитт был рассудителен, наделен богатым воображением и не боялся мыслить широко и дерзко. Затем патолог Бертон из Хьюстона. Бертона Стоун никогда особенно не жаловал, хотя и отдавал должное его таланту ученого. Очень уж разные они были: Стоун собран – Бертон неряшлив, Стоун всегда владел собой – Бертоном владели настроения, Стоун был, пожалуй, самоуверен – Бертон нервен, вспыльчив, обидчив. Коллеги наградили Бертона прозвищем Спотыкач, то ли потому, что он вечно спотыкался, наступал на свои развязанные шнурки и обтрепанные манжеты брюк, то ли потому, что обладал удивительным умением нечаянно натыкаться на важнейшие открытия. Затем шел Керк, антрополог из Йелльского университета, но он, если генерал не напутал, приехать не сможет. Стоун знал, что Керка ему будет не хватать. Этот не слишком образованный, фатоватый человек был как бы по ошибке наделен исключительной способностью к точному логическому мышлению. Суть проблемы Керк схватывал буквально на лету и, мастерски оперируя исходными данными, выдавал требуемый результат; он не умел свести концы с концами в своем личном бюджете, но математики нередко обращались к нему за помощью в решении сложнейших абстрактных задач. Однако Керка нет, и это заметная потеря. От пятого участника группы толку, разумеется, будет немного. Стоун даже поморщился, вспомнив о Марке Холле. Холл был компромиссной кандидатурой – Стоун предпочел бы врача, хорошо знакомого с болезнями обмена веществ, и согласился на хирурга крайне неохотно. За Холла горой стояли в Министерстве обороны и в Комиссии по атомной энергии – там очень верили в «гипотезу о решающем голосе случайного человека» – и в конце концов Стоун и другие уступили. Стоун почти не знал Холла и не мог себе представить, как тот реагировал на сигнал тревоги… И уж никак не мог предположить, что с оповещением остальных выйдет сильная задержка. Например, патолога Бертона вызвали лишь в пять часов утра, а микробиолога Питера Ливитта – в половине седьмого, когда тот уже успел прийти к себе в больницу. А к Холлу явились только в пять минут восьмого. * * *
– Страшная была история, – рассказывал позднее Марк Холл. – Вырвали меня из обыденной, привычной обстановки и швырнули в чужой незнакомый мир… В 6.45 утра Холл находился в умывальной, примыкающей к операционной № 7, и скреб себе руки перед первой из запланированных на день операций. Он проделывал все обычные процедуры, как делал это каждое утро на протяжении вот уже нескольких лет; настроение было отличное, и он перебрасывался шутками со своим ассистентом, который мылся у соседнего крана. Затем он прошел в операционную, держа руки на весу, и сестра подала ему полотенце. Там же был еще один ассистент, готовивший больного к операции, – он смазывал операционное поле спиртовым раствором йода – и еще одна сестра. Все они обменялись обычными приветствиями. В больнице Холл слыл человеком резким, вспыльчивым, из тех, чьи поступки нельзя предвидеть заранее. Оперировал он быстро, почти вдвое быстрее, чем его коллеги. Пока все шло гладко, он смеялся и острил, поддразнивал сестер, ассистентов, анестезиолога. Но если возникали осложнения, если операция продвигалась медленно и трудно. Холл становился непереносимо раздражительным. Как и большинство хирургов, он настаивал на строгом соблюдении раз и навсегда установленного порядка. Отступления от правил немедленно выводили его из равновесия. Те, кто был в операционной, знали об этом и потому с опаской вскинули глаза вверх, на смотровую галерею, когда на ней появился Ливитт. Тот включил микрофон внутренней связи и сказал: – Здравствуйте, Марк. Холл в это время накрывал больного стерильными зелеными простынями, оставляя оголенным лишь операционное поле на животе. – Здравствуйте, Питер, – ответил он, удивленно взглянув на Ливитта. – Простите за беспокойство, но обстоятельства чрезвычайные… – Подождут, – ответил Холл. – У меня операция. Он закончил подготовку и потребовал скальпель. Одной рукой он пальпировал живот, определяя исходные точки для первого разреза. – Ждать не могут, – сказал Ливитт. Холл остановился, положил скальпель и еще раз посмотрел наверх. Воцарилось молчание. – Какого черта… почему не могут?.. Ливитт сохранял спокойствие. – Придется вам размыться. Я же сказал – обстоятельства чрезвычайные… – Послушайте, Питер, у меня больной под наркозом. Полностью подготовленный. Не могу же я вот так, за здорово живешь… – Операцию сделает Келли. – Келли?.. Это был один из штатных хирургов. – Он уже моется. Все согласовано. Жду вас в раздевалке через тридцать секунд… И ушел. Холл обвел всех вокруг себя свирепым взглядом. Никто не шевельнулся, не сказал ни слова. Он сорвал перчатки и выкатился из операционной, по дороге громко выругавшись. * * *
Свою роль в программе «Лесной пожар» Холл считая более чем незначительной. В 1966 году к нему однажды подошел главный микробиолог больницы Ливитт и в самых общих чертах рассказал о целях программы. Холлу все это показалось довольно забавным, и он согласился войти в состав группы, если его услуги когда-нибудь потребуются; про себя он был совершенно уверен, что этот «Лесной пожар» – пустая затея. Ливитт тогда же предложил ознакомить Холла с материалами по этой программе и держать его в курсе дальнейших событий. Холл первое время из вежливости брал папки, но вскоре стало ясно, что он не удосуживается их читать, и Ливитт перестал их ему давать. Холл, пожалуй, только обрадовался: он не любил свалки на своем столе. Один только раз, год назад, Ливитт спросил, неужели Холлу не интересно узнать хоть что-нибудь о работе, в которой он согласился участвовать и которая может со временем оказаться очень опасной. Хирург ответил коротким «нет». Теперь, в раздевалке для врачей, он пожалел об этом своем ответе. Комната была тесная, без окон, все четыре стены были заняты шкафами для одежды, а посередине стояла большая кофеварка; рядом с ней высилась стопка бумажных стаканчиков. Ливитт как раз наливал себе кофе с унылой миной на серьезной бульдожьей физиономия. – Кофе наверняка отвратительный, – сказал он. – В больнице ничего приличного не достанешь… Быстрей переодевайтесь! – А не соблаговолите ли вы сначала сказать мне, зачем… – Не соблаговолю. Переодевайтесь. Нас ждет машина. Мы опаздываем. Возможно, уже опоздали… Говорил он с грубовато-мелодраматическими интонациями, и это всегда раздражало Холла. Ливитт шумно отхлебнул кофе. – Так я и предполагал. И вы это можете пить!.. Пожалуйста, поскорее… Холл отпер свой шкафчик и ногой распахнул дверцу. Прислонившись к ней, стащил с ботинок черный пластиковые чехлы, предусмотренные в операционных во избежание накопления электростатических зарядов. – Вы, наверно, скажете мне, что это связано с той дурацкой программой? – Вот именно, – ответил Ливитт, – поторапливайтесь. Нас ждет машина, чтобы отвезти в аэропорт, а сейчас утренний час пик… Холл быстро переоделся, ни о чем больше не думая, в состоянии какого-то внезапного отупения. Ему как-то никогда и в голову не приходило, что это возможно… Одевшись, он зашагал вслед за Ливиттом к выходу. На улице, залитой ярким солнечным светом, их ждала оливковая армейская машина с включенной «мигалкой» на крыше. И вдруг он понял с ужасающей ясностью, что Ливитт не шутит, что никто не шутит, и то, что ему казалось диким бредом, становится реальностью. Со своей стороны, Питер Ливитт недолюбливал Холла. Он вообще не переваривал врачей-практиков. Хотя у него самого тоже был врачебный диплом, он никогда не практиковал, предпочитая заниматься научными исследованиями. Интересы Ливитта тяготели к клинической микробиологии и эпидемиологии, а узкой специальностью его была паразитология. Изучал он паразитов по всему свету; работа его ознаменовалась открытием бразильского ленточного червя Taenia renzi, описанного в статье, которую он опубликовал в 1953 году. Однако с возрастом Ливитт прекратил путешествия. «Эпидемиология, – любил повторять он, – это развлечение для молодежи; когда в пятый раз подхватишь амебную дизентерию, пора уходить». Пятый случай с Ливиттом произошел в Родезии в 1955 году; он промучился целых три месяца, потерял сорок фунтов веса, а поправившись, подал в отставку. Ему предложили пост главного микробиолога в этой больнице, и он принял предложение с условием, что значительную часть времени посвятит научной работе. В больнице он слыл отличным клиническим микробиологом, однако по-настоящему его, как и прежде, интересовали только паразиты. С 1955 по 1964 год он опубликовал серию изящных исследований, посвященных обмену веществ у Ascaris и Necator и получивших высокую оценку специалистов. Репутация Ливитта вполне оправдывала его приглашение в состав группы «Лесной пожар»; Ливитт в свою очередь предложил кандидатуру Холла. Известна была Ливитту и причина, почему окончательный выбор пал на Холла, – сам Холл о ней и не догадывался. Когда Ливитт в свое время предложил ему присоединиться к группе, Холл осведомился, с чего бы это: – Я же просто хирург… – Верно, – сказал Ливитт. – Но вы хорошо знаете гематологию. – Ну и что? – Это может понадобиться. Химический состав крови, кислотность, щелочность и тому подобное. Со временем это может оказаться решающим. – Но спецов по крови дай бог сколько, – заметил Холл. – И многие куда сильнее меня… – Да, – ответил Ливитт, – но все они женаты. – Ну и что? – А нам нужен холостяк. – Зачем? – Необходимо, чтобы в составе группы был холостяк. – Смешно, – сказал Холл. – Может быть, смешно, – сказал Ливитт, – а может быть, и нет… * * *
Они вышли из больницы и подошли к армейской машине. Застывший у машины молодой офицер откозырял им. – Доктор Холл? – Да. – Будьте добры, предъявите удостоверение… Холл протянул ему маленькую пластмассовую карточку. Больше года он таскал эту карточку в своем бумажнике; если это и было удостоверение, то довольно странное: фамилия, фотография, отпечаток большого пальца, и все. Никаких признаков, что это официальный документ. Офицер взглянул на карточку, на Холла, потом снова на карточку. – Все в порядке, сэр… Он открыл перед ними заднюю дверцу. Холл влез в машину, Ливитт за ним. Хирург обратил внимание, как тот прикрыл ладонью глаза, защищаясь от красной «мигалки» на крыше. – Что с вами? – Да нет, ничего. Просто не выношу мигающего света. Напоминает мне о том, как я был шофером скорой помощи во время войны… – Ливитт откинулся на спинку, машина тронулась. – Так вот, – продолжал он, – на аэродроме вам дадут папку, с которой вы ознакомитесь в полете… – В полете?.. – Вы полетите на истребителе «F-104». – Куда? – В Неваду. Постарайтесь прочесть все материалы в самолете. Как только доберемся до места, читать будет некогда. – А другие где? Ливитт посмотрел на часы. – У Керка аппендицит, он в больнице. Остальные уже приступили к работе. В настоящий момент они в вертолете над поселком Пидмонт, штат Аризона… – Никогда о таком не слышал. – Никто не слышал, – откликнулся Ливитт, – до этого самого дня… Глава 6 Пидмонт В 9.59 того же утра с базы Ванденберг, с бетонной площадки особо секретного ангара № 9 поднялся реактивный вертолет «К-4» и взял курс на восток, в сторону Аризоны. Решение отправить вертолет именно из этого ангара майор Мэнчик принял, чтобы не привлекать излишнего интереса к скафандрам. Дело в том, что три человека в вертолете – пилот и двое ученых – были облачены в прозрачные надувные пластиковые костюмы и походили не то на тучных марсиан, не то, как выразился один из техников в ангаре, на рекламные воздушные шары фирмы «Мэйси». Пока вертолет взбирался в чистое утреннее небо, два пассажира в кабине молча разглядывали друг друга. Один из них был Джереми Стоун, другой – Чарлз Бертон. Оба они прибыли на базу Ванденберг чуть больше часа назад: Стоун из Стэнфорда, Бертон – из Бейлорского университета в Хьюстоне. Бертону шел пятьдесят пятый год. Он был патологом, профессором медицинского факультета университета, а кроме того, консультантом Центра пилотируемых космических полетов НАСА в Хьюстоне. До этого он выполнил ряд исследований в Национальном институте здравоохранения в Бетесде, посвященных влиянию бактерий на ткани тела человека. Уж так получилось в истории науки, что этот жизненно важный ее участок до Бертона, в сущности, оставался нетронутым. То, что болезни вызываются микробами, было известно с 1840 года, когда Генле сформулировал свою гипотезу, и все-таки к середине XX века человек все еще не постиг, как и почему они оказывают вредоносное влияние. Механизм их действия оставался нераскрытым. Как и многие его ровесники, Бертон начал с Diplococcus pneumoniae, возбудителя пневмонии. Перед войной пневмококками занимались многие, но после появления пенициллина в 40-х годах интерес к ним и ассигнования на их исследование сразу сошли на нет. Бертон переключился на Staphylococcus aureus, распространенный кожный патоген, вызывающий прыщи и чирья. Когда он занялся этой проблемой, коллеги потешались над ним, ибо стафилококки, как и пневмококки, весьма чувствительны к пенициллину. Коллеги сомневались, удастся ли Бертону добыть средства на проведение подобной работы. В течение пяти лет казалось, что они правы. Денег было мало, и Бертону зачастую приходилось с шапкой в руке обращаться к филантропам и во всякие частные фонды. Тем не менее он стоял на своем, терпеливо исследуя оболочки клеточных стенок, от которых зависит реакция окружающих тканей, и открыл с полдюжины выделяемых бактерией токсинов, которые разъедают ткани, разносят инфекцию, разрушают красные кровяные тельца. А в 50-х годах вдруг обнаружились первые штаммы стафилококков, устойчивые к пенициллину, – новые штаммы, очень опасные, вызывающие странные смертные случаи, нередко в результате абсцесса мозга. Чуть ли не наутро после первого такого случая Бертон обнаружил, что его работа приобрела первостепенную важность: десятки лабораторий по всей стране переключились на изучение стафилококков; теперь оно стало настоятельно необходимым. За один только год ассигнования, отпускаемые Бертону, подскочили с 6 до 300 тысяч долларов. Вскоре он стал профессором патологической анатомии. Но, оглядываясь на свои прошлые достижения, Бертон не ощущал особой гордости: он знал, что это удача и только, – просто так случилось, что он занимался нужным делом и, когда пробил час, оказался, так сказать, под рукой. Теперь, сидя в вертолете, он размышлял о том, что получится из этой воздушной прогулки. Джереми Стоун сидел напротив и старался скрыть свою неприязнь к обличью Бертона. Под пластиковым костюмом на Бертоне была грязная ковбойка с пятном па левом нагрудном кармашке и мятые обтрепанные брюки; даже волосы – и те были нечесаные и грязные. Стоун уставился в окно, принуждая себя думать о чем-нибудь другом. – Пятьдесят человек, – сказал он, покачав головой, – умерли в течение восьми часов с момента посадки спутника. Главный вопрос – как распространяется инфекция? – Надо полагать, по воздуху, – ответил Бертон. – Надо полагать. – Все смертные случаи пока что имели место лишь в самом поселке. О жертвах за пределами Пидмонта сведений не поступало? Стоун покачал головой. – Я попросил военных выяснить. Они связались с дорожной полицией. Жертв вне поселка пока нет… – Ветра не было? – Чистая случайность. Вечером еще был – довольно свежий, пятнадцать километров в час, северный и достаточно устойчивый. А около полуночи прекратился. Говорят, в такое время года безветрие тут редкость… – Повезло. Стоун кивнул. – Именно. И не только в этом. В радиусе двухсот километров – ни одного значительного населенного пункта. Дальше, правда, на севере Лас-Вегас, на западе Сан-Бернардино, на востоке Финикс. Если зараза дойдет до любого из них, дело будет плохо. – Но пока нет ветра, мы можем кое-что успеть… – Будем надеяться, – ответил Стоун. С полчаса ученые обсуждали возможные направления распространения болезни, то и дело обращаясь к вороху рабочих карт, выданных за ночь вычислительным центром базы Ванденберг. На такие карты наносятся данные сложного комплексного анализа географических факторов; в данном случае карты представляли собой контурные модели юго-западной части Соединенных Штатов с учетом направлений господствующих ветров. Затем они перешли к другому вопросу: как быстро могла наступить смерть? Оба слушали передачу из фургона и сделали один и тот же вывод: по-видимому, смерть настигла всех в Пидмонте внезапно. – Даже если перерезать человеку горло бритвой, он и то не умрет так быстро, – сказал Бертон. – Если в один прием рассечь обе сонные артерии и яремные вены – и то пройдет от десяти до сорока секунд, пока померкнет сознание, и почти минута, пока наступит смерть. – В Пидмонте все, очевидно, кончилось за одну-две секунды. Бертон пожал плечами. – Травма, – предположил он, – удар по голове. – Да. Или газ нервно-паралитического действия. – Тоже возможно. – Либо газ, либо что-то очень похожее, – сказал Стоун. – Если это произошло из-за блокирования каких-то ферментных систем – вроде того, которое вызывается мышьяком, например, или стрихнином, – смерть наступила бы спустя пятнадцать-тридцать секунд, а то и позднее. А вот блокада нервных путей или нервно-мышечного узла или корковое отравление – они могут оказать стремительное, почти мгновенное действие… Эти три схемы приводятся как пример поэтапного составления подобных схем при помощи ЭВМ. Первая схема – это более или менее обычная карта, на которую нанесены необходимые для ЭВМ координаты и условные знаки вокруг населенных пунктов и других важных районов. Вторая схема составлена с учетом направлений господствующих ветров и плотности населения; очертания штатов, соответственно искажены. Третья схема – полученная на ЭВМ проекция влияния ветров и плотности населения, исходя из определенного «сценария». Приведенные выше схемы не относятся непосредственно к программе «Лесной пожар». Они сходного типа, однако изготовлены по «сценарию» Центрального бюро погоды. – Если это быстродействующий газ, – откликнулся Бертон, – он должен беспрепятственно диффундировать через легкие… – Или через кожу. Или через слизистые. В общем через любую пористую поверхность. – Но если этот газ так активно диффундирует… – Бертон дотронулся до своего костюма. Стоун усмехнулся: – Ну, это мы очень скоро выясним… В переговорном устройстве раздался голос пилота: – Приближаемся к Пидмонту. Прошу указаний. – Сделайте круг, посмотрим сверху, – сказал Стоун. Вертолет заложил крутой вираж. Оба ученых поглядели вниз, на поселок. Ночью стервятники опустились на землю и теперь густо облепили тела. – Этого я и боялся, – признался Стоун. – Они могут стать переносчиками инфекции, – отозвался Бертон. – Наглотаются зараженного мяса и разнесут микробы повсюду… Стоун кивнул, не отрываясь от иллюминатора. – Что будем делать? – Отравим их газом. – Стоун включил переговорное устройство и осведомился: – Вы захватили баллоны? – Так точно, сэр. – Еще один круг, и накройте газом весь поселок. – Слушаюсь, сэр. Вертолет накренился и пошел на новый разворот. Вскоре земля исчезла в клубах бледно-голубого газа. – Что это за газ? – Хлоразин, – сказал Стоун. – В малых концентрациях чрезвычайно сильно действует на обмен веществ у птиц. Ведь обмен у них идет с особой интенсивностью. Птицы – это мускулы да перья, сердце у них бьется обычно со скоростью сто двадцать ударов в минуту. Многие виды за день съедают больше, чем весят сами… – Газ расщепляет органические соединения? – Совершенно верно. Он уложит птиц наповал. Вертолет сделал еще вираж и завис на месте. Вновь поднявшийся легкий ветерок развеял газ, относя его к югу. Вскоре видимость восстановилась. Сотни птиц лежали на земле, некоторые еще судорожно били крыльями, но большинство было уже мертво. Стоун смотрел и хмурился. Где-то в глубине души он уже знал, что проглядел, упустил из виду нечто очень важное. Какой-то факт, какую-то важную нить, тянущуюся от этих птиц, за которую непременно надо было ухватиться… – Дальнейшие распоряжения, сэр? – спросил пилот. – Поверните к середине улицы и спустите трап, – сказал Стоун. – Вам оставаться на высоте шести метров и ни в коем случае не приземляться. Ясно? – Так точно, сэр. – Когда мы спустимся на землю, поднимитесь до высоты полтораста метров. – Слушаюсь, сэр. – Вернетесь, когда подадим сигнал. – Слушаюсь, сэр. – И если с нами что-нибудь случится… – Мне следовать прямым курсом на базу «Лесной пожар», – закончил пилот безжизненным голосом. – Совершенно верно. Пилот понимал, что это значит. Ему платили по самым высоким ставкам, какие только существуют в ВВС: основной оклад плюс надбавка за опасность, плюс надбавка за специальное задание в мирное время, плюс надбавка за выполнение задания над территорией противника, плюс особые полетные за каждый час пребывания в воздухе. За один сегодняшний день ему причиталось больше тысячи долларов, а если он не вернется, семья получит еще десять тысяч по краткосрочному страховому полису. Такие деньги платят, разумеется, не за красивые глаза; если с Бертоном и Стоуном в Пидмонте что-нибудь случится, пилот должен лететь на базу «Лесной пожар», зависнуть там на высоте десяти метров и ждать, пока группа «Лесной пожар» не решит, каким именно способом лучше всего испепелить его и вертолет в воздухе. Ему платили за риск. Он шел на этот риск добровольно. Он знал, что над ним на высоте шести тысяч метров патрулирует реактивный перехватчик, вооруженный ракетами класса воздух – воздух, и этому перехватчику приказано расстрелять вертолет в случае, если у пилота в последнюю секунду сдадут нервы и он не поведет свою машину на базу «Лесной пожар»… – Будьте осторожны, – сказал пилот. – Прошу вас, сэр. Вертолет прошел над улицей и завис. Вниз с треском полетел веревочный трап. Стоун встал, надел шлем, защелкнул герметизирующий замок и открыл вентиль. Костюм заполнился кислородом и раздулся. Баллончики, закрепленные на спине, обеспечивали его воздухом на два часа. Подождав, пока Бертон проделает то же самое, Стоун открыл люк и выглянул наружу. Под вертолетом вздымалось густое облако пыли. Стоун включил свою рацию. – Вы готовы? – Готов. Он начал спускаться по трапу. Бертон подождал немного и последовал за ним. В клубах пыли Бертону вообще ничего не удавалось разглядеть. Наконец он коснулся ногами земли и отпустил трап. Вокруг стояла мутная, пыльная мгла, в которой еле проступал силуэт Стоуна. Вертолет взмыл вверх, потянув за собой трап. Пыль осела. Теперь они могли оглядеться. – Пошли, – сказал Стоун. Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, они двинулись по улице поселка Пидмонт. Глава 7 «Совершенно необычный фактор» Между первым контактом человека со штаммом «Андромеда» и прибытием Стоуна и Бертона в Пидмонт прошло едва двенадцать часов. Много недель спустя, когда уже можно было спокойно разобраться в событиях, они живо помнили все увиденное до мельчайших деталей. Зимнее солнце висело низко, заливая холодным и безрадостным светом заиндевевшую за ночь землю. С места своей высадки они могли видеть улицу из конца в конец – серые, обшарпанные деревянные дома. Но прежде всего их поразила тишина. Мертвая тишина – только ветерок подвывал слегка, проносясь беспрепятственно сквозь осиротевшие постройки. И повсюду лежали тела, тела – одни распростерлись на земле, другие свернулись клубком и застыли, словно скованные морозом… Ни бодрого пофыркивания автомашин, ни собачьего лая, ни криков детей. Тишина. Стоун и Бертон переглянулись. Они с мучительной остротой понимали, как много им предстоит узнать, выяснить, как упорно придется искать. На этот поселок обрушилась катастрофа, и теперь они обязаны узнать о ней все, что только возможно. Но у них не было нитей, за которые можно ухватиться, не было никаких отправных точек. По существу, им были известны лишь два факта. Первый: все, по-видимому, началось с приземления «Скупа-7». Второй: смерть настигла жителей поселка с потрясающей быстротой. Если эту болезнь занес спутник, то ничего подобного в истории медицины прежде не встречалось. Они долго стояли и молчали, озираясь по сторонам, сопротивляясь ветру, который давил на их раздутые скафандры. Наконец Стоун прервал молчание: – Почему все на улице? Если это случилось вечером, то люди должны были сидеть у себя дома… – А потом, – сказал Бертон, – многие в пижамах. Вечер был холодный. Накинули бы что-нибудь, пиджак там или плащ. Что-нибудь, чтоб не простудиться… – Может они спешили… – Куда? – Поглазеть на что-то, – ответил Стоун, беспомощно пожав плечами. Бертон наклонился над ближайшим трупом. – Странно… Обратите внимание, как он схватился за грудь. И многие другие в той же позе… Стоун присмотрелся: действительно, у многих руки прижаты к груди. У одних просто прижаты, другие словно вцепились пальцами в грудь. – Они как будто не испытывали боли. Лица совсем спокойные… – Пожалуй, даже удивленные, – поддержал Бертон. – Словно бы застигнутые врасплох. И все хватаются за грудь… – Коронарная? – предположил Стоун. – Сомневаюсь. Это все-таки болезненно, на лицах осталась бы гримаса… Легочная эмболия – тоже… – Но если все случилось очень быстро, они могли и не успеть… – Что же, возможно. Но мне сдается все же, что смерть пришла без боли. И за грудь они хватались просто потому… – Что не могли дышать, – закончил Стоун. Бертон кивнул. – Очень возможно, что это удушье. Быстрое, безболезненное, почти мгновенное удушье… Нет, все равно не то. Когда человеку не хватает воздуха, он первым делом ослабляет все застежки, особенно на груди и на шее. А взгляните на того мужчину – он даже не дотронулся до галстука. И у этой женщины тугой воротничок… Бертон уже почти оправился от первого потрясения, мысль его начала работать четко. Они приблизились к фургону – тот стоял посреди улицы, фары все еще слабо светились. Стоун протянул руку к приборному щитку и выключил их. Затем он спихнул с баранки закоченевшее тело водителя и прочел фамилию на нагрудном кармашке куртки: – Шоун. В задней части кузова неподвижно застыл еще один человек – рядовой по фамилии Крейн. Оба трупа уже закоченели. Стоун показал на радиооборудование. – Работать будет? – Думаю, что да, – ответил Бертон. – Тогда давайте найдем спутник. Это наша первая задача. Потом уж займемся… Он запнулся, вглядываясь в лицо Шоуна, который в момент смерти, очевидно, рухнул всем телом на рулевое колесо. На лице была большая резаная рана, дугой рассекавшая кожу, переносица была перебита. – Ничего не понимаю, – сказал Стоун. – Что? – переспросил Бертон. – Посмотрите на рану. – Очень чистая. Прямо-таки удивительно чистая. Кровотечения практически не было. Тут до Бертона дошло. В изумлении он хотел даже почесать себе голову, но рука уткнулась в пластиковый шлем. – Такая рана на лице… – сказал он. – Порванные капилляры, раздробленные кости, перебитые вены… Да ведь должна была вытечь уйма крови! 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15 |
|||||||