– «Ксимос Текнолоджи».

– Пригласите, пожалуйста, Джулию Форман.

– Не кладите трубку, – зазвучала какая-то классическая музыка, потом другой голос сказал: – С вами говорит секретарь миссис Форман.

Я узнал голос Кэрол, секретарши Джулии.

– Кэрол, это Джек.

– О мистер Форман! Добрый день. Как у вас дела?

– Спасибо, все в порядке.

– Вы ищете Джулию?

– Да.

– Сегодня она весь день будет в Неваде, на производственном комплексе. Хотите, я попытаюсь соединить вас с ней?

– Да, пожалуйста.

– Одну минуточку.

Я стал ждать. Ждать пришлось довольно долго.

– Мистер Форман, она сейчас на совещании, которое продлится еще не меньше часа. Я думаю, после совещания она сама вам позвонит. Передать ей, чтобы она вам перезвонила?

– Да, пожалуйста.

– Может быть, нужно что-то передать ей на словах?

– Нет, – сказал я. – Просто попросите, чтобы она позвонила домой.

– Хорошо, мистер Форман.

Я положил трубку и уставился в пространство, вертя в руках коробочку «ССВТ». «Она весь день будет в Неваде». Джулия не сказала мне, что поедет в Неваду. Я прокрутил в уме весь свой разговор с Кэрол. Не было ли в ее поведении какой-нибудь неловкости? Не было ли похоже, что Кэрол что-то скрывает? Я не мог ответить на это с уверенностью. Я теперь уже ни в чем не был уверен. Я встал и посмотрел в окно. И пока я смотрел, дождевальные установки вдруг ни с того ни с сего включились и начали выплескивать на лужайку потоки воды. В средине дня, когда солнце палит вовсю, лужайки никто не поливает. Дождевальные установки не должны были включаться. Их же ремонтировали всего несколько дней назад!

Я смотрел на воду, и настроение у меня упало совсем. Мне стало казаться, что все идет хуже некуда. У меня нет работы, моя жена почти не показывается дома, дети болеют, у меня вообще ничего не получается – а теперь еще и проклятые дождевальные установки заработали, когда не надо. Они сожгут мне всю лужайку.

А потом заплакала малышка.

Я ждал звонка от Джулии, но она так и не позвонила. Я порезал куриные грудки на ломтики (надо резать их, пока они холодные, не полностью размороженные) для ужина, потому что против куриных палочек дети тоже никогда не возражали. Потом я поставил вариться рис. В холодильнике нашлась морковка. Хотя она была немного старовата, я все равно решил ее приготовить.

Пока я резал морковку, я порезал палец. Порез был совсем небольшой, но сильно кровоточил. Кровь не перестала течь, даже когда я заклеил ранку бактерицидным лейкопластырем. Пластырь скоро пропитался кровью, так что мне пришлось наклеивать новый. От всего этого настроение у меня не улучшилось.

Ужинали мы поздно, дети капризничали. Эрик громко жаловался, что куриные палочки слишком толстые, и в «Макдоналдсе» они гораздо лучше – почему в таком случае мы не едим куриные палочки из «Макдоналдса»? Николь на разные лады повторяла свои слова из пьесы, а Эрик молча передразнивал ее. Малышка выплевывала всю кашу, которую я пытался ей скормить, – и в конце концов мне пришлось смешать ее кашу с толченым бананом. Только после этого она все съела. Не понимаю, почему мне раньше не приходило в голову так сделать. Аманда подрастала, и ее больше не устраивала простая детская каша.

Эрик забыл в школе домашнее задание. Я посоветовал позвонить одноклассникам и узнать, что задано, но он этого не сделал. Николь засела за ноутбук и больше часа общалась с друзьями по электронной почте. Я несколько раз заходил к ней в комнату и пытался заставить ее выключить компьютер и не включать, пока не сделаны уроки. Но Николь все время говорила: «Я только еще минуточку, папа». Малышка раскапризничалась, и мне пришлось долго возиться, чтобы ее успокоить.

Я снова зашел в комнату к Николь и сказал: «Выключи компьютер немедленно, черт возьми!» Николь расплакалась. Эрик сразу же прибежал позлорадствовать. Я спросил, почему он еще не в постели. Парень только глянул на выражение моего лица и быстро убежал к себе. Всхлипывая, Николь сказала, что я должен перед ней извиниться. Я сказал, что она должна была сразу сделать то, что я говорил, а не заставлять меня повторять по три раза. Она убежала в ванную и хлопнула дверью.

Эрик из своей комнаты закричал:

– Я не могу заснуть, когда вы так шумите!

Я крикнул в ответ:

– Еще одно слово – и ты неделю не подойдешь к телевизору!

– Так нечестно!

Я пошел в спальню и включил телевизор, чтобы досмотреть игру. Через полчаса я проверил, как там дети. Малышка спокойно спала. Эрик тоже спал, разбросав все одеяла. Я поправил его постель. Николь делала уроки. Увидев меня, она извинилась. Я обнял ее.

Потом я вернулся в спальню и еще минут десять смотрел игру, а потом заснул.

Когда я проснулся утром, я увидел, что постель на той половине, где всегда спала Джулия, не разобрана, ее подушка не примята. Этой ночью Джулия вообще не приходила домой. Я проверил телефон – никаких сообщений от нее не было. Эрик зашел в нашу спальню и увидел постель.

– А где мама?

– Не знаю, сынок.

– Она уже уехала?

– Наверное…

Он посмотрел на меня, потом на нетронутую постель. И вышел из комнаты. Ему не захотелось с этим разбираться.

А я начал приходить к мысли, что мне разбираться придется. Возможно, придется даже проконсультироваться с адвокатом. Только мне почему-то казалось, что когда доходит до консультаций у адвоката – в этом есть что-то необратимое. Если дела настолько плохи, значит, изменить уже ничего нельзя. Мне не хотелось думать, что мой брак разрушен, поэтому я решил повременить и к адвокату пока не обращаться.

Тогда я и подумал, что неплохо бы позвонить моей сестре в Сан-Диего. Эллен – клинический психолог, у нее практика в Ла-Джолла. Было довольно рано, и я решил, что она еще не ушла в офис, поэтому позвонил ей домой. Эллен почти сразу подняла трубку. Мой звонок ее удивил. Я любил сестру, но мы с ней были слишком разные люди. Как бы то ни было, я рассказал ей о том, в чем подозреваю Джулию и почему.

– Ты говоришь, Джулия не приходила домой и не звонила?

– Да.

– А ты ей уже звонил?

– Пока нет.

– Почему?

– Не знаю.

– Может, с ней произошел несчастный случай и она пострадала…

– Вряд ли.

– Почему нет?

– О несчастных случаях родственникам всегда сразу сообщают. Никакого несчастного случая не было.

– Мне кажется, ты расстроен, Джек.

– Не знаю. Наверное.

Эллен немного помолчала, потом сказала:

– Джек, у тебя проблема. Почему ты ничего не предпринимаешь?

– Но что, например, я могу сделать?

– Например, ты можешь проконсультироваться у семейного психолога. Или поговорить с адвокатом.

– Этого только не хватало.

– Ты думаешь, не стоит? – спросила она.

– Я не знаю. Нет. Пока еще нет.

– Джек, она не ночевала дома этой ночью и даже не позвонила. Эта женщина бросает тебе такие толстые намеки, которых просто невозможно не заметить. Что тебе еще не ясно?

– Я не знаю.

– Ты слишком часто говоришь «я не знаю». Ты это хотя бы замечаешь?

– Наверное, да.

Моя сестра помолчала, потом спросила:

– Джек, с тобой все в порядке?

– Я не знаю.

– Хочешь, я приеду к тебе на пару дней? Я могу приехать, без проблем. Я собиралась выехать за город с приятелем, но его компания как раз делает закупки. Так что я свободна и, если хочешь, могу к тебе приехать.

– Да нет, все в порядке.

– Ты уверен? Я за тебя беспокоюсь.

– Нет, нет, – сказал я. – Беспокоиться не из-за чего.

– У тебя подавленное настроение?

– Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?

– Спишь хорошо? Спортом занимаешься?

– Если честно, со спортом у меня не очень.

Эллен вздохнула.

– А на работу ты устроился?

– Нет.

– Есть какие-нибудь перспективы?

– Вообще-то нет. Нет.

– Джек, – сказала она. – Тебе нужно посоветоваться с адвокатом.

– Наверное, чуть погодя я так и сделаю.

– Джек, да что с тобой такое? Ты же сам мне все рассказал. Твоя жена к тебе охладела, злится на тебя. Она врет тебе. Она ведет себя странно с детьми. Она, судя по всему, вообще не заботится о семье. Она злится и подолгу не приходит домой. И чем дальше – тем все становится только хуже. Ты подозреваешь, что у нее появился любовник. Этой ночью она вообще не явилась домой и даже не позвонила. И ты не собираешься ничего предпринимать – пусть все и дальше продолжается в том же духе?

– Я не знаю, что мне делать.

– Я сказала тебе, что делать. Сходи к адвокату.

– Ты думаешь, стоит?

– Я совершенно уверена.

– Я не знаю…

Эллен вздохнула.

– Джек, послушай. Я знаю, что ты иногда бываешь излишне пассивным, но…

– Я не пассивный, – возразил я и добавил: – Терпеть не могу, когда ты заставляешь меня что-то делать.

– Твоя жена кладет на тебя, ты подозреваешь, что она готовит тебе судебный иск, чтобы отнять у тебя детей, а ты смотришь на это сквозь пальцы и ничего не делаешь. По-моему, это и есть пассивность.

– А что, по-твоему, я должен делать?

– Я тебе уже сказала, – Эллен снова вздохнула. – Хорошо. Я приеду тебя навестить, на пару дней.

– Эллен…

– Не спорь со мной. Я все равно приеду. Можешь сказать Джулии, что я хочу помочь с детьми. Сегодня днем я буду у тебя.

– Но…

– Не спорь.

И она положила трубку.

Я не пассивный. Я задумчивый. Эллен очень энергичная, и характер у нее самый подходящий для психолога – она любит говорить людям, что они должны делать. Если честно, я думаю, что она слишком напористая. А она думает, что я слишком пассивный.

Вот как Эллен обо мне думала. В конце семидесятых я поступил в Стенфорд на отделение биологии популяций. Биология популяций – чисто академическая наука, работу в этой области можно найти только в университетах. Но в наши дни биология популяций претерпела революционные изменения благодаря полевым исследованиям жизни животных и успехам в генетике. Для обоих передовых направлений необходим компьютерный анализ с использованием продвинутых математических алгоритмов. Я не смог найти программы, необходимые для моих исследований, поэтому я начал составлять их сам. Так я постепенно перешел в другую неперспективную, чисто академическую науку – компьютерное программирование.

Но мой переход к новой специализации неожиданно совпал с подъемом Кремниевой Долины и компьютерным бумом. Малочисленные специалисты в первых компаниях делали состояния в восьмидесятых, и я тоже неплохо заработал в первой компании, в которую устроился. Я встретил Джулию, и мы поженились, у нас появились дети. Все было прекрасно. Мы оба много зарабатывали, не особенно напрягаясь. Я перешел в другую компанию – на место с большей ставкой, большими приработками, большими возможностями. В девяностые я был на волне, работал в самой передовой области. К тому времени я перестал сам заниматься программированием и руководил разработкой новых программ. Все складывалось как будто само собой, мне не приходилось делать никаких особых усилий, чтобы добиться успеха. Я просто плыл по течению жизни. Мне никогда не приходилось самоутверждаться и кому-то что-то доказывать.

Так обо мне думала Эллен. Сам я воспринимал это совсем по-другому. В компаниях Кремниевой Долины была самая жестокая конкуренция за всю историю планеты. Каждый должен был работать по сотне часов в неделю. Постоянно приходилось гнать работу, чтобы не отстать от конкурентов. Время, отпущенное на разработку, постоянно урезалось. Сначала на разработку нового программного продукта или новой версии отводилось три года. Потом этот срок сократили до двух лет. Потом – до восемнадцати месяцев. Теперь на это отводится двенадцать месяцев, новую версию нужно выпускать каждый год. Если учесть, что на выявление и полное устранение дефектов уходит не меньше четырех месяцев, то на саму работу остается всего восемь. Восемь месяцев – на то, чтобы перелопатить миллионы строчек кода и убедиться, что они работают нормально.

Другими словами, Кремниевая Долина – не место для пассивных людей, и я никакой не пассивный. Я не сидел на заднице ни единой минуты, ни одного дня. И мне каждый день приходилось самоутверждаться и доказывать свою состоятельность – иначе я бы пропал.

Вот как я о себе думал. И я уверен, что прав я, а не Эллен.

Но кое в чем Эллен тоже права. В моей карьере долго держалась полоса удачи. Поскольку изначально я специализировался по биологии, это дало мне преимущество, когда начали делать компьютерные программы, имитирующие биологические системы. На самом деле были и такие программисты, которым приходилось метаться между компьютерными симуляторами и наблюдениями за животными в дикой природе, чтобы применить уроки, почерпнутые из одного, в другом.

Более того, я занимался биологией популяций – наукой о группах живых существ. А компьютерная наука развивалась в направлении все более массивного использования параллельных сетевых структур – программирования популяций самостоятельных разумных агентов. Чтобы разбираться с популяциями агентов, необходим особый склад мышления. А я много лет учился думать такими категориями.

Поэтому я прекрасно соответствовал требованиям, которые предъявлялись к специалистам в новых областях программирования. И я многого достиг в этой области. Я оказался в правильное время в правильном месте.

Это действительно была правда.

Агентно-базированные программы, которые моделировали поведение биологических популяций, приобретали все большее значение в реальном мире. Например, мои собственные программы, имитирующие пищевое поведение популяции муравьев, использовались для регулирования работы больших коммуникационных сетей. Наши программы, основанные на модели поведения рабочих термитов в колонии, применялись для контролирования термостаза в небоскребах. Очень близки к этому были программы, моделирующие генетический отбор, и они применялись в очень многих областях. Например, была такая программа – свидетелю в суде показывали портреты девяти лиц и спрашивали, кто из них больше всего похож на преступника (причем преступника среди них не было), потом показывали еще девять лиц и снова предлагали выбрать самого похожего. И после многократных показов разных лиц, на основе тех портретов, которые выбирал свидетель, компьютерная программа постепенно синтезировала гораздо более адекватное изображение преступника, чем могли бы нарисовать полицейские художники по словесному описанию. Свидетелям не нужно было говорить, почему именно они выбрали то или иное лицо, свидетели просто выбирали, а программа обрабатывала данные.

А потом биотехнологические компании обнаружили, что не могут успешно создавать новые протеины, потому что протеины имели тенденцию сопоставляться случайным образом. Поэтому теперь новые протеины «эволюционировались» с помощью программ генетической селекции. Все эти процедуры стали обычными и привычными всего за несколько последних лет. Возможности таких программ все больше расширялись, их значение постоянно возрастало.

Поэтому – да, я действительно оказался в правильное время в правильном месте. Но только я не пассивный. Мне просто повезло.

Я еще не помылся и не побрился. Я пошел в ванную, стянул футболку и стал рассматривать себя в зеркале. И поразился тому, какой рыхлый у меня живот. А ведь я этого даже не замечал. Конечно, мне уже сорок лет, и, если честно, в последнее время я мало занимался спортом. Не потому, что у меня депрессия. Я все время был занят с детьми и все время сильно уставал. Мне просто в голову не приходило заняться физкультурой.

Я смотрел на свое отражение в зеркале и думал – неужели Эллен права?

Со знаниями по психологии есть одна проблема – их невозможно применить к себе самому. Люди могут быть невероятно проницательными в отношении своих друзей, родственников, детей. Но в себе самих они разобраться не могут. Те же самые люди, которые хладнокровно и трезво смотрят на окружающий мир, о себе самих могут только фантазировать. Психология не срабатывает, когда ты смотришь в зеркало. Насколько мне известно, этому странному явлению нет объяснения.

Лично я всегда думал, что разгадка кроется в компьютерном программировании, в процедуре, которая называется рекурсия. Рекурсия означает, что программу как бы зацикливают на самой себе, заставляя использовать только ту информацию, которая содержится в ней самой, много раз, пока не будет получен какой-то результат. Рекурсия используется, например, в алгоритмах сортировки данных. Но это нужно делать осторожно, потому что существует риск бесконечного регресса. Бесконечный регресс – это компьютерный аналог зеркальной комнаты, где зеркала отражаются в зеркалах и получается бесконечное множество отражений. Программа продолжает работать, повторяя один и тот же процесс, но ничего не происходит, никакого результата не получается. И машина зависает.

Я всегда думал, что нечто подобное происходит, когда человек пытается обратить свой внутренний психологический аппарат на самого себя. Мозг зависает. Мыслительный процесс продолжается, снова и снова повторяя одни и те же действия, но никаких выводов не получается. Да, наверное, это действительно так и есть – ведь известно, что о самом себе человек может думать бесконечно. Некоторые думают немного иначе. Однако люди, как правило, никогда не меняются в результате интенсивного самоанализа. И не начинают лучше себя понимать. Очень редко случается, что таким образом человек узнает о себе что-то новое.

Как видно, нужен кто-то другой, чтобы сказать тебе, кто ты такой, или подержать перед тобой зеркало. Если задуматься, это кажется очень странным.

А может, и нет.

В отношении искусственного интеллекта давно существует вопрос, способна ли программа осознать саму себя? Большинство программистов считают, что это невозможно. Потому что даже у людей ничего не получается, как бы ни пытались они это сделать.

Но есть и более фундаментальная версия подобного вопроса, философский вопрос – может ли машина понять, что она делает? Некоторые считают, что это тоже невозможно. Машина не может осознать себя по той же причине, по какой мы не можем укусить свои собственные зубы. И, похоже, это в самом деле правда. Человеческий мозг – самая сложная структура в известной вселенной, но мозги все-таки очень мало знают о самих себе.

В последние тридцать лет такие вопросы повсеместно обсуждались за кружечкой пива в пятницу вечером, после работы. Но их никто не воспринимал всерьез. Однако в последнее время эти философские вопросы приобрели новое значение и стали очень важными – из-за быстрого прогресса в воспроизведении определенных функций мозга. Не всего мозга в целом, а только отдельных его функций. Например, как раз перед тем, как меня уволили, наша команда использовала мультиагентную обработку данных для того, чтобы вложить в компьютер возможность обучаться, распознавать последовательности в потоке данных, понимать естественные языки, определять приоритетность и, соответственно, переключаться на более важные задачи. Лучше всего получалось с накоплением опыта. А на это способны далеко не все люди.

Зазвонил телефон.

– Ты уже поговорил с адвокатом?

– Бога ради, еще нет!

– В четырнадцать десять я прилетаю в Сан-Хосе. Около пяти буду у тебя дома.

– Послушай, Эллен, это не так уж необходимо…

– Я знаю. Я просто еду за город отдыхать. Мне нужно немного проветриться. Скоро увидимся, Джек.

Она положила трубку.

Ну вот, теперь сестра взялась мною командовать.

Как бы то ни было, я считал, что не обязательно звонить адвокату именно сегодня. У меня было столько дел. Нужно было забрать вещи из химчистки, и я поехал туда. Напротив химчистки, через дорогу, был «Старбакс», и я зашел туда выпить кофе с молоком.

И увидел там Гэри Мардера, своего адвоката, в компании очень молоденькой блондинки в джинсовых шортах и короткой майке с бахромой, которая не прикрывала живота. Они стояли в очереди у кассы и прижимались друг к другу. По виду девица была не старше студентки колледжа. Я смутился и хотел выйти из кафе, но Гэри заметил меня и помахал рукой:

– Привет, Джек!

– Привет, Гэри!

Он протянул руку, и я ее пожал. Гэри сказал:

– Познакомься, это Мелисса.

Я поздоровался с девицей:

– Привет, Мелисса!

– О, привет!

Похоже, ее совсем не смутило, что я их прервал. Но точно я не мог сказать. Мелисса окинула меня рассеянным взглядом, каким очень юные девушки обычно смотрят на всех мужчин. Она была, наверное, всего лет на шесть старше моей Николь. Что она делает с таким человеком, как Гэри?

– Ну, как дела, Джек? – спросил Гэри, обвивая рукой обнаженную талию Мелиссы.

– Да в общем-то все нормально.

– Правда? Вот и хорошо, – сказал Гэри, однако нахмурился и пристально посмотрел на меня.

– Ну, э-э… – я стоял растерянный и чувствовал себя глупо рядом с этой девицей. Она явно хотела, чтобы я поскорее ушел. Но я подумал о том, что Эллен обязательно скажет: «Ты встретил своего адвоката и даже не спросил его ни о чем?»

Поэтому я сказал:

– Гэри, можно поговорить с тобой пару минут?

– Конечно.

Он дал девушке денег, чтобы расплатиться за кофе, и мы отошли в дальний конец зала. Я понизил голос и сказал:

– Знаешь, Гэри, я думаю, мне стоит проконсультироваться у адвоката по бракоразводным делам.

– Почему?

– Потому что я думаю, что Джулия завела себе любовника.

– Ты думаешь? Или ты знаешь это наверняка?

– Нет. Я не знаю наверняка.

– Значит, ты только подозреваешь это?

– Да.

Гэри вздохнул и выжидательно посмотрел на меня. Я сказал:

– Вообще-то есть еще кое-что. Она начала говорить, что я настраиваю против нее детей.

– Охлаждение привязанности, – сказал он и кивнул. – Законная формулировка обвинения. Когда она делала такие заявления?

– Когда мы ссорились.

Гэри снова вздохнул.

– Джек, семейные пары бросаются еще и не такими кусками дерьма, когда ссорятся. Это вовсе не обязательно должно что-то значить.

– Я думаю, у нас все серьезно. И это очень меня беспокоит.

– Это тебя тревожит?

– Да.

– Ты обращался к семейному психологу?

– Нет.

– Обратись.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, ты должен это сделать. Вы с Джулией женаты уже давно, и, насколько я знаю, у вас вроде бы все было нормально. А во-вторых, потому, что тем самым ты откроешь список действий, направленных на спасение брака, – что опровергает обвинение в охлаждении привязанности.

– Да, но…

– Если ты прав, и она действительно готовит против тебя обвинение, значит, ты должен быть крайне осторожным, мой друг. Охлаждение отношений – серьезное обвинение, и опровергнуть его очень трудно. Дети недовольны мамочкой – а судьи скажут, что это ты настроил их против нее. Как ты докажешь, что это не так? Никак. Плюс ко всему ты долго сидел дома, поэтому легче будет поверить, что обвинение справедливо. Судьи сочтут, что ты не удовлетворен своим положением и, возможно, обижен на свою работающую супругу. – Гэри поднял руку. – Я знаю, знаю, что это неправда, Джек. Но такие доводы просто сами напрашиваются, можешь мне поверить. И ее адвокат обязательно их приведет. Ты обижен на успешную жену, завидуешь ей и из-за этого настраиваешь против нее детей.

– Но это же полная чушь!

– Конечно. Я это знаю, – Гэри похлопал меня по плечу. – Сходи к хорошему консультанту по семейным вопросам. Если не знаешь, к кому обратиться, – позвони в мой офис, и Барбара назовет тебе пару достойных консультантов.

Я позвонил Джулии, чтобы сказать, что Эллен приезжает к нам погостить на пару дней. Конечно же, дозвониться я не смог, пришлось отправить сообщение по голосовой почте. Я отправил длинное сообщение, объясняя, что произошло. Потом я поехал за покупками. Нужно было закупить дополнительные продукты, поскольку Эллен будет у нас гостить.

Я катил тележку с покупками по супермаркету, когда мне позвонили из больницы. Это опять был безбородый доктор из отделения неотложной помощи. Он поинтересовался, как дела у Аманды, и я сказал, что посинение уже почти прошло.

– Хорошо, – сказал он. – Рад, что у вас все в порядке.

Я спросил:

– А как насчет магниторезонансного исследования?

Доктор сказал, что результаты магниторезонансного исследования ненадежны, потому что аппарат сломался и не снял никаких показаний при обследовании Аманды.

– Вообще-то мы беспокоимся о данных всех обследований за последние несколько недель, – признался врач. – Потому что машина, по-видимому, постепенно выходила из строя.

– Что вы имеете в виду?

– В ней произошла коррозия или что-то вроде того. Все чипы памяти превратились в пыль.

Я похолодел, вспомнив МР3-плеер Эрика, и спросил:

– А из-за чего такое могло случиться?

– Пока техники полагают, что чипы разрушились из-за какого-то газа, который просачивался из проводки в стенах, возможно, в течение ночи. Вроде бы какой-нибудь хлорсодержащий газ мог вызвать такую коррозию. Однако тут загвоздка – повреждены только чипы памяти. Все остальные чипы в отличном состоянии.

С каждой минутой все становилось все более странным. И несколько минут спустя странностей опять прибавилось – мне позвонила Джулия, бодрая и веселая, и сообщила, что сегодня приедет домой днем, задолго до ужина.

– Как здорово, что у нас погостит Эллен, – сказала она. – А почему она вдруг решила приехать?

– Наверное, ей просто захотелось на пару дней выбраться из города.

– Замечательно. Тебе наверняка будет приятно, что несколько дней с тобой дома побудет кто-то еще. Кто-то взрослый.

– Конечно.

Я ожидал, что она как-нибудь объяснит, почему не ночевала дома. Но Джулия сказала только:

– Знаешь, Джек, мне нужно бежать. Я тебе потом еще позвоню…

– Джулия, подожди… – сказал я.

– Что?

Я замялся, не зная, как сказать о таком.

– Я беспокоился о тебе прошлой ночью.

– Правда? Почему?

– Ты не приехала домой.

– Милый, я же тебе звонила. Мне пришлось задержаться на фабрике. Ты что, не проверял сообщения на своем телефоне?

– Проверял…

– И не получал от меня сообщения?

– Нет. Не получал.

– Ну, я не знаю, как это вышло. Я оставляла тебе сообщение, Джек. Сначала я позвонила домой, трубку подняла Мария – но она не могла, ты же знаешь, это так сложно… Поэтому я отправила сообщение на твой сотовый – что я застряну на фабрике до сегодня.

– Я не получал твоего сообщения, – сказал я, стараясь следить, чтобы ей не показалось, что я дуюсь.

– Очень жаль, дорогой. Позвони в свой сервис и узнай, в чем дело. Слушай, мне правда пора бежать. Увидимся вечером, хорошо? Целую!

И она отключилась.

Я достал телефон из кармана и проверил сообщения. Никаких сообщений не было. Я просмотрел список звонков. Прошлой ночью никаких звонков не поступало.

Джулия не звонила мне. Никто мне не звонил.

Настроение у меня сразу упало. Я почувствовал страшную усталость, у меня не было сил даже двигаться. Я тупо смотрел на продукты, разложенные на полках супермаркета, и не мог вспомнить, зачем я сюда пришел.

Я уже почти решился уйти из супермаркета, когда телефон у меня в руке снова зазвонил. Я откинул крышку и поднес телефон к уху. Это был Тим Бергман, парень, которому досталась моя работа в «МедиаТроникс».

– Ты сидишь или стоишь? – спросил он.

– Стою. А что?

– У меня для тебя очень странные новости. Держись.

– Ладно…

– Дон хочет с тобой созвониться.

Дон Гросс был главой компании. Это он вышвырнул меня с работы.

– Зачем?

– Он хочет взять тебя обратно на работу.

– Он хочет… что?

– Да! Я знаю, это звучит по-дурацки. Он хочет взять тебя обратно.

– Почему? – спросил я.

– Ну, у нас тут кое-какие проблемы с распределенными системами, которые мы продали клиенту.

– С какими системами?

– Ну, с «Хи-Добом».

– Это же очень старые программы, – сказал я. – Как вы сумели их продать?

«Хи-Доб» – так называлась система программ, которую мы создали больше года назад. Как и большинство наших программ, она была построена на биологической модели. «Хи-Доб» выполняла задачи поиска определенной цели. Она воспроизводила динамическую модель поведения «Хищник-Добыча». Но эта программа была очень простой по структуре.

– Ну, «Ксимосу» и нужно было что-то очень простое, – сказал Тим.

– Вы продали «Хи-Доб» «Ксимосу»?

– Ну да. Вообще-то мы продали им лицензию. С контрактом на обслуживание. И из-за этого у нас тут сейчас сумасшедший дом.

– Почему?

– Очевидно, программа работает неправильно. Поиск цели выполняется кое-как, через задницу. Спустя какое-то время программа, похоже, теряет цель.

– И почему я не удивлен? – спросил я. – Мы же не вводили в нее специфических реинфорсеров.

Реинфорсеры – это подпрограммы, которые подкрепляют конечную цель программы. Такая поддержка необходима по одной причине: поскольку объединенные в сеть агенты способны обучаться, а результате приобретенного опыта они могут отклониться от заданной цели. Нужно каким-то образом сохранить в памяти заданную изначально цель, чтобы она не потерялась. Если честно, программы для агентов распределенных систем очень похожи на детей. Они тоже постоянно что-то забывают, что-то теряют, что-то роняют.

Это так называемое «обусловленное поведение». Оно не запрограммировано, но возникает в результате действия программы. Вероятно, именно это и происходит у «Ксимоса».

– Ну, так вот, – сказал Тим. – Дон считает, что поскольку ты руководил группой, когда писали эту программу, то ты и сможешь там все наладить. Плюс к тому твоя жена – в руководстве «Ксимоса», так что их начальство будет только радо, если ты войдешь в группу.