Я переспросил:

– Ты забрала его Джи-Джо?

Футболист Джи-Джо был самой любимой игрушкой Эрика. Эрик разговаривал с Футболистом, укладывал его рядом с собой на подушку, когда ложился спать.

– Он не получит его обратно, пока не соберет мои книжки, – заявила Николь.

– Ник…

– Папа, он обозвал меня плохим словом.

– Отдай ему обратно его Джи-Джо.

Изображения с камер постоянно сменялись, каждое оставалось на экране пару секунд, не больше. Я ждал, когда снова появится вид на складское помещение. Почему-то эта картинка вызывала у меня дурные предчувствия. Что-то беспокоило меня, но что – я пока не понимал.

– Пап, это унизительно.

– Ник, ты же не мама, чтобы…

– Ах да, мама была дома – секунд пять, не больше.

– Она была дома? Мама была дома?

– Да, но ей вдруг внезапно понадобилось уехать. Она опаздывала на самолет.

– Вот как… Николь, ты должна слушаться Эллен…

– Папа, я же тебе сказала, что она…

– Она за вас отвечает, пока я не вернусь домой. Поэтому, если Эллен попросит что-то сделать, вы должны ее слушаться.

– Пап! Мне это кажется неразумным, – Николь иногда выражалась, как присяжный на судебном заседании.

– Что ж, солнышко, такое бывает.

– Но у меня проблема…

– Николь. Делай, как я сказал, – пока я не вернусь, слушайся Эллен.

– А когда ты вернешься?

– Наверное, завтра утром.

– Хорошо.

– Ну что, мы договорились?

– Да, папа. У меня тут, наверное, будет нервный срыв…

– Тогда я обещаю, что, как только вернусь домой, отведу тебя в психбольницу на обследование.

– Очень смешно.

– Дай мне поговорить с Эриком.

Я говорил с Эриком недолго, и за время разговора он успел несколько раз сообщить мне, что «так нечестно». Я велел ему собрать книжки Николь. Эрик заявил, что не сбрасывал их на пол, что так получилось случайно. Я сказал, чтобы он все равно собрал книжки. Потом я немного поговорил с Эллен. Постарался подбодрить ее как мог.

Несколько раз за время разговора на экране снова появлялся склад. Я опять видел хлопающую на ветру заднюю дверь и участок пустыни вокруг склада. С этой стороны склад был слегка приподнят над уровнем земли, к двери вела небольшая лестница из четырех ступенек. Но все это выглядело нормально. Я никак не мог понять, что же меня беспокоит.

А потом вдруг понял.

Там не было тела Дэвида. Внутри складского помещения его тоже не было. Я сам видел, всего несколько часов назад, как тело Дэвида соскользнуло за дверь и скрылось из виду – поэтому оно должно было лежать на земле рядом с выходом.

Но тела там не было.

Может быть, все-таки я в чем-то ошибся? Или, может, здесь все-таки есть койоты? Как бы то ни было, изображение на мониторе опять сменилось. Чтобы снова увидеть склад, мне пришлось бы ждать, пока прокрутится весь цикл картинок. Я решил не дожидаться. Если даже тело Дэвида пропало, прямо сейчас я все равно не мог ничего с этим сделать.

Около семи часов вечера мы сели ужинать на маленькой кухне жилого корпуса. Бобби расставил на столе тарелки с равиоли и овощной смесью в томатном соусе. Я достаточно долго просидел дома и сразу узнал марку производителя замороженных продуктов, которые использовал Бобби.

– Знаешь, лучше всего брать равиоли «Контадина». Они самые вкусные.

Бобби пожал плечами:

– Я заглянул в морозильник и взял то, что было.

На удивление, я очень проголодался. Я съел все, что было на тарелке.

– Видишь, значит, эти тоже не такие уж плохие, – сказал Бобби.

Мае ела молча, как всегда. Рядом с ней сидел Винс – он ел, громко чавкая. Рики сидел на дальнем конце стола, напротив меня. Он старался не встречаться со мной взглядом и все время смотрел себе в тарелку. Меня это вполне устраивало. Никому не хотелось говорить о Рози и Дэвиде, но невозможно было не заметить двух свободных стульев за столом. Бобби спросил:

– Так что, ты собираешься искать их сегодня ночью?

– Да, – подтвердил я. – Когда здесь темнеет?

– Солнце заходит примерно в двадцать минут восьмого, – ответил Бобби и мельком взглянул на монитор, закрепленный на стене. – Я скажу тебе потом, во сколько точно.

Я сказал:

– Значит, можно будет выходить через три часа после этого времени. Примерно в десять часов.

– Думаешь, удастся выследить рои? – спросил Бобби.

– Мы должны их найти. Чарли обрызгал один рой весьма тщательно.

– И в результате я теперь свечусь в темноте, – подхватил Чарли, заходя в комнату. Он засмеялся и уселся за стол.

Все радостно приветствовали его. По крайней мере, за столом стало на одного человека больше. Я спросил у Чарли, как он себя чувствует.

– В целом нормально. Ослабел только слегка. И голова болит страшно, прямо раскалывается ко всем чертям.

– У меня то же самое.

– И у меня, – сказала Мае.

– У меня даже от Рики так голова не болела, – добавил Чарли и посмотрел в дальний конец стола. – По крайней мере, от Рики голова болит не так долго.

Рики ничего не ответил, просто молча ел.

– Как вы думаете, эти штуки проникают в мозг? – спросил Чарли. – Я хочу сказать – это же наночастицы. Они попадают в легкие с дыханием, оттуда в кровь, проникают через гемато-энцефалический барьер… и попадают в мозг?

Бобби поставил перед Чарли тарелку с едой. Чарли сразу же щедро посыпал равиоли перцем.

– Ты ведь еще даже не попробовал, – удивился Бобби.

– Не обижайся. Просто мне захотелось, чтобы было побольше перца, – пояснил Чарли и начал есть, продолжая разговор: – То есть, я что хочу сказать… Ведь именно поэтому всех так беспокоит загрязнение окружающей среды, которое связано с нанотехнологиями. Правильно? Наночастицы настолько малы, что могут проникать в такие места, за которые раньше никто и не думал опасаться. Они способны проникнуть в синапсы между нейронами. И в цитоплазму сердечных клеток. Или даже внутрь клеточного ядра. При своих размерах наночастицы свободно могут проникнуть в любую часть организма. Поэтому мы, наверное, заражены, Джек.

– Тебя это как будто не очень беспокоит, – заметил Рики.

– Ну а что я сейчас могу с этим сделать? Разве что надеяться, что зараза перейдет и на тебя – вот и все. Кстати, неплохие макароны.

– Равиоли, – поправил Бобби.

– Какая разница? Только перца маловато, – Чарли снова насыпал себе в тарелку перца.

– Закат в семь двадцать семь, – сказал Бобби, глянув на монитор, и продолжил есть. – И перца совсем не мало.

– Мало, черт возьми!

– Я поперчил нормально.

– Надо было еще поперчить.

Я сказал:

– Ребята, у нас все на месте?

– Да, а что?

Я показал на монитор.

– В таком случае кто это стоит там, в пустыне?

– Черт! – воскликнул Бобби. Он вскочил из-за стола и выбежал из комнаты. Все остальные тоже сорвались с места и побежали за Бобби. Я последовал за ними.

Рики схватился за рацию и закричал на бегу:

– Винс! Заблокируй нас! Винс!

– Мы заблокированы, – ответил Винс. – Давление – плюс пять.

– Почему не включилась сигнализация?

– Откуда я знаю? Может, они научились еще и обходить сигнализацию.

Я вместе со всеми вошел в служебное помещение, где находились большие вмонтированные в стену жидкокристаллические дисплеи, на которые передавалось изображение с внешних видеокамер. Виды пустыни с разных ракурсов.

Солнце уже закатилось за горизонт, но край неба еще был ярко-оранжевого цвета, постепенно переходившего в пурпурный и темно-синий. И на фоне этого неба стоял молодой парень с короткой стрижкой. Он был одет в джинсы и белую футболку и походил на спортсмена-серфингиста. В наступающих сумерках трудно было рассмотреть его лицо, но все равно, глядя, как он движется, я подумал, что в парне определенно есть что-то знакомое.

– Можно осветить его прожектором? – спросил Чарли. Он принес с собой тарелку с равиоли и продолжал есть.

– Сейчас включу освещение, – сказал Бобби, и в следующий миг парень оказался в луче яркого света. Теперь я видел его ясно…

И вдруг меня поразила догадка. Он выглядел в точности так, как тот паренек, которого я видел у Джулии в машине вчера вечером после ужина, когда она уезжала, как раз перед аварией. И теперь, когда я увидел его снова, я понял, что этот молоденький спортивный блондин…

– Господи, Рики! – воскликнул Бобби Лембек. – Да он же как две капли воды похож на тебя!

– Да, точно, – сказала Мае. – Это Рики. Даже футболка такая же.

Рики как раз доставал банку прохладительного напитка из автомата. Он повернулся к дисплеям и спросил:

– О чем это вы, ребята?

– Он выглядит в точности как ты, – заявила Мае. – На нем даже футболка такая же, как твоя, – с такой же надписью на груди.

Рики посмотрел на свою футболку, потом на монитор. Помолчал немного, потом проронил:

– Будь я проклят!

Я сказал:

– Рики, ты ведь ни разу не выходил из помещения. Как получилось, что это – ты?

– Черт, да откуда я знаю? – ответил Рики и пожал плечами. Как-то слишком нарочито пожал плечами – или мне показалось?

Мае сказала:

– Я не могу как следует разглядеть лицо. Черты лица какие-то нечеткие.

Чарли подошел вплотную к самому большому дисплею и присмотрелся повнимательнее.

– Ты не можешь разглядеть черты лица, – пояснил он, – потому что их нет.

– Да ну, что ты!

– Чарли, это просто погрешность разрешения видеокамер, вот и все.

– Нет, – возразил Чарли. – Какого черта? У него пустое лицо. Увеличьте изображение, если не верите.

Бобби увеличил изображение. Голова спортивного блондина заняла весь экран. Парень двигался и то исчезал с экрана, то появлялся снова, но все сразу поняли, что Чарли прав. Черт лица не было. Просто овал бледной кожи под кромкой светлых волос, с небольшим выступом на месте носа, легким намеком на надбровные дуги, холмиком на месте губ – и все. Настоящих черт лица не было.

Как будто скульптор начал лепить лицо, но бросил работу на середине. Получилось незаконченное лицо.

Только брови на этом лице время от времени двигались. Как будто трепетали или подрагивали. Или, может быть, это только казалось.

– Вы ведь все понимаете, что именно мы видим? – спросил Чарли. – Бобби, опусти камеру ниже. Давайте осмотрим его целиком.

Бобби передвинул камеру вниз, и мы увидели белые кроссовки, которые двигались по песку. Только кроссовки, похоже, не касались земли, а висели прямо над ней. И сами кроссовки тоже были немного нечеткими. На них виднелись легкие очертания шнурков и намек на полоски, где должен был находиться логотип «Найк». Но все же они были похожи скорее на рисунок или набросок, чем на настоящие кроссовки.

– Очень странно, – сказала Мае.

– Ничего странного тут нет, – откликнулся Чарли. – Это просчитанное приближение для определенного разрешения. В рое недостаточно агентов, чтобы создать полноценное точное изображение с высоким разрешением. Поэтому он создает приблизительное изображение.

– Или, может быть, это лучшее, что рой может создать из имеющихся материалов, – сказал я. – Вероятно, он воспроизводит все сложные цвета посредством поворота отражающих свет поверхностей под точно рассчитанным углом. Как это бывает с разноцветными щитами, которые выносит толпа на футбольные стадионы, чтобы делать большие картинки.

– В таком случае, поведение роя очень сложное, – сказал Чарли.

– И гораздо более сложное, чем то, что мы видели раньше, – добавил я.

– Да боже мой! – раздраженно произнес Рики. – Вы говорите о нем так, будто этот рой – Эйнштейн!

– Нет, он явно не Эйнштейн, – возразил Чарли. – Потому что изображает там тебя.

– Успокойся, Чарли.

– Я бы успокоился, да только ты, Рики, такая задница, что постоянно выводишь меня из себя.

Бобби пробурчал:

– Может, вы оба успокоитесь, а?

Мае повернулась ко мне и спросила:

– Почему рой это делает? Имитирует добычу?

– По сути, да.

– Мне не нравится думать о себе как о добыче, – сказал Рики.

Мае спросила:

– Ты имеешь в виду, что они были закодированы на буквальную, физическую имитацию добычи?

– Нет, – ответил я. – Инструкции в программе гораздо более обобщенные. Они просто направляют агенты к достижению цели. Так что сейчас перед нами одно из возможных решений, выработанных роем. И оно гораздо сложнее и совершеннее предыдущей версии. Прежде им с трудом удавалось создать стабильное двухмерное изображение. Теперь рой успешно смоделировал объемное, трехмерное изображение.

Я посмотрел на программистов. Они были явно потрясены. Все понимали, насколько большой качественный скачок произошел буквально у них на глазах. Переход к трехмерным изображениям означал, что рой теперь может не только изображать нашу внешность, но и подражать нашим движениям – походке, жестам. А для этого требуется гораздо более сложный уровень моделирования.

Мае спросила:

– И рой додумался до этого сам по себе?

– Да, – сказал я. – Только «додумался» – здесь не самое подходящее определение. Обусловленное поведение – результат соединения поведения всех отдельных агентов. Поэтому никто ни до чего не додумывался. У роя нет мозга, нет центральной нервной системы.

– Групповое сознание? – предположила Мае. – Сознание роя?

– В каком-то смысле да. Главное – у роя нет единого управляющего центра.

– Но он ведет себя так целеустремленно, так упорядочение… – сказала Мае. – И выглядит как высокоорганизованное существо.

– Ага, и мы тоже, – фыркнул Чарли и резко, неприятно рассмеялся.

Кроме него, больше не смеялся никто.

Если рассматривать это в таком ключе, человеческий организм – тоже огромный рой. Вернее, это рой, состоящий из множества роев. Потому что каждый орган, каждая часть тела – кровь, печень, почки – это отдельные рои. То, что мы называем «телом», на самом деле – совокупность всех этих роев-органов.

Мы считаем свое тело плотным и цельным, но только потому, что не можем видеть процессы, происходящие на клеточном уровне. Если бы можно было увеличить человеческое тело, раздуть его до гигантских размеров, то стало бы видно, что оно на самом деле не что иное, как огромное скопление движущихся масс клеток и атомов, составленное из более мелких скоплений клеток и атомов.

Но кого это волнует? Известно, что многие процессы в человеческом теле регулируются на уровне отдельных органов. Поведение человека контролируется во многих местах. Центр управления находится не только в мозгу, и он не единственный. Они рассредоточены по всему организму.

Поэтому можно утверждать, что в каком-то смысле поведение человека тоже определяется «роевым сознанием». За равновесие отвечает рой мозжечка, и очень редко это происходит сознательно. Управление многими другими процессами осуществляется на уровне спинного мозга, желудка, кишечника. Работа зрительной системы во многом происходит внутри глазных яблок, задолго до того, как в дело вступает мозг.

Если уж на то пошло, то весьма значительная часть мозговой деятельности тоже происходит бессознательно. Показательный пример – уклонение от препятствий. Мобильному роботу приходится производить невероятные объемы вычислений и затрачивать массу времени работы процессора только на то, чтобы просто уклоняться от препятствий на его пути в окружающей среде. Человек тоже это делает, сам того не осознавая – до тех пор, пока не стемнеет. Только двигаясь в темноте, человек понимает, какие огромные усилия уходят на то, чтобы не натыкаться на всякие препятствия.

Этот пример доказывает, что целостная структура сознания, и человеческий самоконтроль, и самоорганизация – всего лишь удобная и привычная иллюзия. На самом же деле мы вовсе не контролируем свое тело сознательно. Просто мы привыкли думать, что это так.

И только то, что человек осознает себя как цельное «я», еще не означает, что это соответствует действительности. И, исходя из того, что мы о нем знали, этот проклятый рой тоже обладал зачаточным представлением о себе как о едином целом. Или, если этого еще не произошло, это неизбежно произойдет – и очень скоро.

Наблюдая за безликим человеком в пустыне, мы заметили, что изображение становится нестабильным. Рою уже не удавалось сохранять облик цельным, в прежнем виде. Время от времени то голова, то плечи рассеивались облаком пыли, потом снова собирались в оформленное, цельное изображение. Зрелище получалось очень странное.

– Не может сосредоточиться? – предположил Бобби.

– Нет, по-моему, он просто начинает уставать, – подал голос Чарли.

– Ты хочешь сказать – у него заканчивается энергия.

– Да, скорее всего. Чтобы поддерживать все эти частицы в строго определенном положении, уходит масса дополнительных сил.

И в самом деле, рой снова принял форму плотного черного облака.

– Значит, это – энергосберегающее состояние? – спросил я.

– Судя по всему, да. Наверняка в них была запрограммирована оптимизация контроля за расходом энергии.

– По крайней мере, теперь она у них есть, – сказал я.

Снаружи быстро темнело. С неба исчезли последние оранжевые отблески. Картинка на мониторе стала менее четкой.

Рой развернулся и полетел в пустыню.

– Будь я проклят! – пробормотал Чарли.

Я следил за роем, пока он не исчез за горизонтом.

– Еще три часа – и они станут историей, – сказал я.

Сразу после ужина Чарли опять пошел спать. Он все еще спал и в десять вечера, когда мы с Мае готовились снова выйти наружу. Мы оделись в жилеты и куртки, потому что ночью в пустыне должно было похолодать. Но для этой экспедиции нам нужен был кто-то третий. Рики заявил, что останется здесь, потому что должен дождаться Джулию, которая прилетит с минуты на минуту. Винс сидел где-то, смотрел телевизор и пил пиво. Оставался Бобби.

Бобби не хотел идти с нами, но Мае пристыдила его и в конце концов уговорила присоединиться к нам. Встал вопрос о том, как мы все втроем отправимся на поиски – ведь предполагаемое укрытие, где прячутся рои, могло находиться довольно далеко от фабрики, может быть, на расстоянии нескольких миль. У нас, конечно, был горный мотоцикл Дэвида, но на нем могли ехать только двое. Тут выяснилось, что у Винса есть внедорожник, на стоянке под навесом. Я пошел в энергоблок попросить у Винса ключи.

– Ключи не нужны, – сказал он. Винс сидел на диване и смотрел ток-шоу «Кто получит миллион?». Я слышал, как ведущий Регис задал вопрос игроку: «Это ваш окончательный ответ?»

– В смысле? – спросил я.

– Ключ в зажигании, – пояснил Винс. – Я его никогда не забираю.

– Стоп, погоди. Ты хочешь сказать, что все это время на стоянке была исправная машина с ключами?

– Ну да. – По телевизору ведущий произнес: «Четыре тысячи долларов, как называется самое маленькое государство в Европе?»

– Почему мне никто об этом не сказал? – спросил я, сатанея от ярости.

Винс пожал плечами:

– Откуда я знаю? У меня никто не спрашивал.

Злой, как черт, я пошел обратно в главный корпус.

– Где этот чертов Рики?

– Звонит по телефону, – ответил Бобби. – Разговаривает с какими-то шишками в Долине.

– Джек, успокойся, – сказала Мае.

– Я спокоен. С какого телефона он звонит? В главном корпусе?

– Джек, – Мае остановила меня, положив руку мне на плечо. – Уже одиннадцатый час. Забудь.

– Забыть? Из-за него мы все чуть не погибли!

– Но сейчас мы должны заняться другим делом.

Я посмотрел на ее спокойное, сосредоточенное лицо. Вспомнил, как быстро и деловито она вскрывала тушку кролика.

– Да, ты права.

– Хорошо, – проронила Мае и отвернулась. – А сейчас нам надо быстро собрать рюкзаки и отправляться.

Теперь я понял, почему Мае никогда не проигрывала в спорах. Мы нашли в шкафу со всякими принадлежностями три рюкзака. Один рюкзак я вручил Бобби и сказал:

– Все, двинулись.

Ночь была ясная, на небе сияли звезды. Мы пошли в темноте к складу возле автостоянки – к темному пятну на фоне темного неба. Я вел рядом с собой горный мотоцикл. Какое-то время все молчали. Наконец Бобби сказал:

– Нам понадобятся фонари.

– Нам много чего понадобится, – добавила Мае. – Я составила список.

Мы дошли до склада и открыли дверь. Я заметил, как Бобби чуть отпрянул назад в темноте. Я вошел внутрь, нащупал на стене выключатель и включил свет.

Внутри складское помещение осталось таким же, как раньше, когда мы отсюда уходили. Мае расстегнула рюкзак и пошла вдоль стеллажей.

– Нам нужны фонари… зажигательные капсулы… горючее… кислород…

Бобби спросил:

– А кислород зачем?

– Если укрытие подземное, нам может понадобиться… да, и еще термитные шашки.

Я сказал:

– Термит был у Рози. Может, она поставила его на пол, когда… Я сейчас посмотрю.

Я прошел в соседнюю комнату. Коробка с термитными шашками лежала на полу, перевернутая набок, цилиндрики термита валялись рядом. Наверное, Рози уронила коробку на пол, перед тем как бросилась бежать. Я подумал – не прихватила ли она что-нибудь с собой? И посмотрел на ее тело у дальней двери.

Тела Рози там не было.

– Господи…

Бобби сразу подбежал ко мне:

– В чем дело? Что-то не так?

Я указал на дверь:

– Рози исчезла.

– То есть как это – исчезла?

Я посмотрел на Бобби в упор.

– Исчезла, Бобби, в буквальном смысле. Ее тело лежало здесь, у двери, а теперь его нет.

– Но куда оно могло деться? Может, животные?..

– Не знаю.

Я подошел к двери, присел и стал рассматривать то место, где раньше лежала Рози. Когда я видел ее в последний раз, пять или шесть часов назад, ее тело было покрыто слоем молочно-белой слизи. Какое-то количество этой слизи осталось на полу. Выглядела она в точности как подсушенное сгущенное молоко. Там, где лежала голова Рози, молочнистые выделения остались непотревоженными. Но ближе к порогу белые лужицы были смазаны, на гладкой поверхности виднелись параллельные линии.

– Похоже, ее вытащили наружу, – сказал Бобби.

– Да.

Я внимательно осмотрел белые лужицы, выискивая отпечатки следов. Один койот не смог бы вытащить тело за дверь, для этого понадобилась бы целая стая койотов. И после них обязательно остались бы следы. Но никаких следов я не обнаружил.

Я встал и подошел к двери. Бобби тоже подошел, и мы вместе выглянули в темноту.

– Видишь что-нибудь? – спросил он.

– Нет.

Я вернулся к Мае. Она уже нашла все, что нужно. Нашла моток магниевого запального шнура. Нашла ракетницы и осветительные патроны. Нашла портативные галогеновые фонарики. И мощные налобные фонарики с широкими эластичными лентами для крепления. Маленькие бинокли и инфракрасные очки ночного видения. Полевую рацию. Баллоны с кислородом и цельнопластиковые дыхательные маски. Точно такие же дыхательные маски я видел на людях в фургоне с логотипами «ССВТ» – вчера вечером, в Калифорнии. Только у них маски были серебристого цвета.

А потом я подумал: «Неужели это было только вчера вечером?» Да, вчера. Двадцать четыре часа назад.

Мне казалось, что с тех пор прошел по меньшей мере месяц.

Мае распределила все вещи по трем рюкзакам. Наблюдая за ее уверенными действиями, я осознал, что из нас троих только у Мае есть опыт работы в поле, в дикой природе. Мы же, наоборот, были домоседами и теоретиками. Поразительно, насколько зависимым от Мае я чувствовал себя этой ночью.

Бобби поднял первый попавшийся рюкзак, взвесил его в руках и крякнул.

– Мае, ты уверена, что это все нам понадобится?

– Тебе не придется тащить все это на себе. Мы же поедем, а не пойдем пешком. И – да, уверена. Лучше перестраховаться, чтобы потом не пришлось пожалеть.

– Ну, ладно… Но зачем нам, к примеру, полевая рация?

– Никогда не знаешь, что пригодится.

– И с кем ты собираешься связываться по рации?

– Бобби, пойми, – сказал я, – если окажется, что там нам понадобится что-то из этих вещей – оно нам понадобится позарез.

– Да, но…

Мае взяла другой рюкзак и забросила его на плечо. Она, казалось, не замечала его тяжести.

– Ты что-то говорил? – спросила Мае у Бобби.

– Не важно.

Я взял третий рюкзак. Он оказался не таким уж тяжелым. Бобби жаловался только потому, что боялся. Да, конечно, я предпочел бы, чтобы кислородный баллон был поменьше и полегче. Он неудобно лежал в рюкзаке и давил в спину. Но Мае считала, что нам понадобится запас кислорода.

– Запас кислорода? – нервно переспросил Бобби. – Ребята, как по-вашему, насколько большое может быть у них укрытие?

– Понятия не имею, – ответила Мае. – Но последние рои были гораздо крупнее предыдущих.

Она подошла к умывальнику и сняла со стены счетчик радиации. Но, осмотрев его, Мае обнаружила, что в нем сел аккумулятор. Пришлось спешно искать новую батарею, развинчивать корпус счетчика, вынимать испорченную батарею, вставлять другую. Я опасался, что и эта батарея окажется негодной. В таком случае нашей затее конец.

Мае сказала:

– Надо бы проверить и приборы ночного видения. И я не знаю, заряжены ли батареи во всем остальном нашем снаряжении.

Счетчик радиации громко затрещал, индикатор зарядки батареи светился ярко.

– Полная зарядка, – сказала Мае. – Этого хватит на четыре часа работы.

– Тогда давайте начнем, – сказал я.

На часах было без восемнадцати минут одиннадцать.

Когда мы подошли к «Тойоте», счетчик затрещал как сумасшедший. Треск раздавался так часто, что звучал практически непрерывно. Держа рукоятку индикатора перед собой, Мае отошла от машины в пустыню и повернула на запад. Щелчки затихли. Она повернула на восток – и счетчик затрещал снова. Мае пошла дальше на восток – и треск стал тише. Она повернула на север – треск возобновился.

– На север, – сказала Мае.

Я сел на мотоцикл, завел мотор.

Бобби выехал из-под навеса на внедорожнике – машине с очень толстыми задними колесами и рулем, похожим на мотоциклетный. Выглядел внедорожник не очень привлекательно, но я знал, что этот транспорт прекрасно подходит для ночной поездки по пустыне.

Мае села на мотоцикл позади меня, наклонилась, чтобы опустить счетчик к самой земле, и сказала:

– Хорошо, поехали.

И мы отправились в глубь пустыни, под безоблачным ночным небом.

Луч света от фары мотоцикла постоянно прыгал вверх-вниз, выступающие части ландшафта отбрасывали странные тени. Мне было очень трудно разглядеть, куда я еду. При свете дня пустыня казалась идеально ровной и однообразной, но сейчас, в темноте, выяснилось, что в пустыне полным-полно песчаных холмов и впадин, засыпанных камнями, и глубоких ям, которые оказывались на пути совершенно неожиданно. Все мое внимание уходило на то, чтобы держать мотоцикл в вертикальном положении. Непростая задача на такой дороге, тем более что Мае постоянно командовала:

– Возьми влево… теперь вправо… еще вправо… хорошо, это слишком, опять влево…

Иногда нам приходилось ездить кругами, чтобы Мае могла точно определить нужное направление.

Если бы кто-то увидел наши следы днем, он подумал бы, что водитель был мертвецки пьян – так сильно мы петляли по пустыне. Мотоцикл подпрыгивал на неровностях почвы и все время норовил свернуть в сторону или завалиться набок. Мы отъехали от лаборатории на несколько миль, и я уже начал беспокоиться. Я слышал, как щелкает счетчик радиации, – и щелчки звучали все тише и реже. Оказалось, что проследить путь роя по остаточной радиации не так-то просто. Я не понимал, почему так происходит, но факт оставался фактом. Если мы не отыщем укрытие роев в ближайшее время, мы вообще никогда его не найдем.

Мае тоже тревожилась. Она наклонялась все ниже и ниже к земле, сжимая в одной руке рукоятку счетчика, а другой держась за мой пояс. Мне пришлось ехать медленнее, потому что след стал едва различимым. Мы потеряли след, нашли его, снова потеряли. Мы возвращались назад по своему следу, ездили по пустыне кругами – под черным небом, усеянным звездами. Я поймал себя на том, что пытаюсь затаить дыхание.

И наконец мы потеряли след совсем. Я закружил вокруг одного места, стараясь не впасть в отчаяние. Я сделал три круга, потом четыре – но все без толку. Счетчик радиации пощелкивал редко, случайным образом. В какое-то мгновение мы все поняли, что найти след уже не удастся.

Мы забрались черт знает куда в пустыню и ездили по кругу.

Мы потеряли след.

На меня как-то вдруг, внезапно навалилась глубокая усталость. Целый день я держался на адреналине, а теперь почувствовал, что страшно, невыносимо устал. У меня начали слипаться глаза. Мне показалось, что я способен уснуть прямо сейчас, сидя за рулем мотоцикла.

Мае позади меня выпрямилась на сиденье и сказала:

– Ты только не расстраивайся, ладно?

– О чем ты, Мае? – устало произнес я. – Мой план полностью провалился.

– Может быть, и нет.

Бобби подъехал поближе к нам.

– Ребята, вы вообще оглядывались назад? – спросил он.

– Зачем?

– А вы оглянитесь. Посмотрите, как далеко мы уехали.

Я обернулся и посмотрел через плечо. На юге виднелись яркие огни фабрики – поразительно близко. Мы отъехали от фабрики всего на одну-две мили, не больше. Судя по всему, мы описали большой полукруг по пустыне, постепенно возвращаясь к тому месту, откуда приехали.

– Странно.

Мае спрыгнула с сиденья, подошла к фаре мотоцикла и посмотрела при свете на жидкокристаллический индикатор счетчика.