ЧЕТВЕРГ

Дженнифер Мэлоун разбудило негромкое настойчивое жужжание. Она выключила будильник, посмотрела на загорелое плечо лежавшего рядом мужчины, и ее охватило раздражение. Этот парень был каскадером, снимался в телесериалах. Дженнифер познакомилась с ним несколько месяцев назад. У него было морщинистое лицо, великолепное мускулистое тело, он был хорош в постели… но, господи, Дженнифер терпеть не могла, когда любовники оставались у нее на ночь. Вчера это случилось во второй раз; она мягко попыталась выпроводить парня, но тот лишь перевернулся на другой бок и уснул. И вот он валяется в ее кровати и похрапывает.

Дженнифер терпеть не могла просыпаться в одной комнате с мужчиной. Все в ней вызывало отвращение – звук дыхания, запах, исходящий от его кожи, его жирные волосы на подушке. Даже звезды и знаменитости, при виде которых у Дженнифер захватывало дух, на следующий день выглядели словно киты, выброшенные на берег.

Создавалось ощущение, будто мужчины не знают свое место; они приходят, получают то, чего хотят, она тоже получает то, чего хотела, и все счастливы. Ну почему бы после этого не свалить домой?

Дженнифер позвонила ему из самолета. «Сегодня я буду в городе, – сказала она. – Чем ты планируешь заняться?» «Буду трахать тебя», – без колебания отозвался он. Какая прелесть. Как это замечательно – сидеть рядом с каким-то бухгалтером, уткнувшимся в свой компьютер, и слышать, как тебе на ухо говорят: «Сегодня я тебя буду трахать. Во всех комнатах».

К его чести, он выполнил свое обещание. Он не слабак, этот парень, его тело заряжено энергией – той самой энергией калифорнийского солнца, которую нечасто встретишь где-нибудь в Нью-Йорке. И ни о чем не нужно говорить. Только заниматься любовью.

Но теперь, когда сквозь окна льется солнечный свет…

Будь все проклято.

Дженнифер выбралась из постели, чувствуя, как ее обнаженную кожу холодят струйки воздуха из кондиционера, и направилась к шкафу подобрать одежду на сегодняшний день. Она всегда одевалась без причуд и выбрала белые джинсы, футболку и голубую куртку. Она унесла одежду в ванную и пустила воду в душе. Пока вода нагревалась, Дженнифер позвонила оператору и велела через час собрать съемочную группу в холле.

Стоя под душем, она еще раз перебрала в памяти сегодняшнее расписание. Сначала Баркер, в девять часов. Чтобы разогреть Баркера, Дженнифер снимет его на скорую руку на фоне самолетов, потом они отправятся к нему в кабинет.

Затем репортер, Роджерс. У Дженнифер не было времени ехать к нему в редакцию в округ Орандж. Она снимет его в Бербэнке – другой аэропорт, другой пейзаж. Роджерс расскажет о «Нортоне» на фоне зданий компании.

В полдень она встречается с человеком из «Нортона». К этому времени она уже ознакомится с аргументами двух предыдущих собеседников и постарается припугнуть строптивца, вынудить его устроить ей встречу с президентом.

А потом… потом посмотрим. Любитель гоняться за машинами «Скорой помощи» – ближе к вечеру, буквально на несколько минут. Для равновесия – кто-нибудь из ФАВП, в пятницу. В тот же день – кто-нибудь из «Нортона». Марти выступит на фоне ангаров завода. Сценарий не был приготовлен заранее, однако Дженнифер вполне достаточно вступительных фраз, а остальное можно будет добавить голосом за кадром. Потом пойдут зарисовки – пассажиры поднимаются на борт навстречу своей гибели; взлеты и посадки; несколько впечатляющих кадров катастрофы.

И передача готова.

«Это будет замечательный репортаж», – думала Дженнифер, выбираясь из душа. Ей не нравилось лишь одно.

Какого дьявола этот парень не уехал вчера домой?

Едва Кейси вошла в контору ГК, Норма посмотрела на нее и ткнула большим пальцем в сторону кабинета Ричмана.

Кейси нахмурилась.

– Когда я приехала на работу, он уже был у себя. Висит на телефоне не меньше часа. Наш лентяй на поверку оказался не таким уж соней, – сказала Норма.

Кейси зашагала по коридору. Приблизившись к кабинету Ричмана, она услышала, как тот говорит:

– Ни в коем случае. Мы точно знаем, как все обернется. Нет. Нет. Да, я уверен. Не знаю. Понятия не имею.

Кейси просунула голову в дверь.

Ричман разговаривал по телефону, откинувшись на спинку своего кресла и водрузив ноги на стол. Увидев Кейси, он явно смутился.

– Освобожусь через минутку, – шепнул он, прикрыв микрофон рукой.

– Все в порядке. – Кейси вернулась в свой кабинет и принялась разбирать бумаги. Ричман только мешал ей. «Самая пора отослать его с каким-нибудь новым поручением», – подумала она.

– Доброе утро, – сказал Ричман, появляясь в ее кабинете. Он был весел, улыбался от уха до уха. – Я привез документы, которые вы просили, и оставил их на вашем столе.

– Спасибо, – отозвалась Кейси. – Сегодня ты поедешь в представительство «Транс-Пасифик».

– «Транс-Пасифик»? Разве их контора не в аэропорту?

– По-моему, она расположена в деловой части Лос-Анджелеса. Узнай адрес у Нормы. Мне нужны журналы, которыми они снабжают пассажиров. Даже самые старые, какие только они сумеют раздобыть. По меньшей мере за последний год.

– Черт возьми, – заспорил Ричман. – Можно послать курьера!

– Это срочно, – ответила Кейси.

– Но я пропущу совещание ГРП.

– Твое присутствие необязательно. А журналы нужны мне как можно быстрее.

– Журналы для пассажиров? Зачем?

– Боб, – сказала Кейси. – Делай что ведено.

Ричман криво ухмыльнулся:

– Вы что – пытаетесь избавиться от меня?

– Привези журналы, оставь их у Нормы и позвони мне.

Мардер опоздал на совещание. Он торопливо вошел в комнату, раздраженно хмуря лицо, и рухнул в кресло.

– Так, – заговорил он, – давайте к делу. Что у нас с Пятьсот сорок пятым? Что с «черным ящиком»?

– Пока ничего, – ответила Кейси.

– Без этой записи мы как без рук. Поднажми, Кейси. Что с механикой?

– Все очень сложно, не знаю, что и подумать, – заныл Доэрти. – Меня продолжает беспокоить фиксатор предкрылка. Полагаю, следует еще тщательнее…

– Дуг, – перебил Мардер. – Я ведь уже говорил тебе. Мы проверим фиксатор во время полетных испытаний. Что с гидравликой?

– Порядок.

– Трубопроводы исправны?

– Да. Но, разумеется, мы осматривали их в нормальных условиях, а следовало бы на морозе и при пониженном давлении.

– Хорошо. Отложим до летных испытаний. Что с электрооборудованием?

– Сегодня в шесть вечера начнем циклический тест, который будет продолжаться всю ночь. Если что-то неисправно, узнаем об этом утром.

– Но у тебя есть какие-нибудь подозрения?

– Только датчики приближения в правом крыле.

– Вы проверяли их?

– Да. Датчики выглядят исправными, но чтобы убедиться в этом наверняка, придется извлекать их из корпусов, снимать с крыла, а это грозит…

– …задержкой всех остальных работ, – подхватил Мардер. – Оставь их в покое. Что с двигателями?

– Норма, – ответил Кенни Бэрн. – Двигатели исправны. Несколько уплотнений в системе охлаждения установлены задом наперед, а решетка реверса оказалась фальшивой, однако мы не обнаружили ничего, что могло бы вызвать аварию.

– Хорошо. Двигатели исключаются. Что с авионикой?

– Результаты тестирования в пределах нормы, – ответил Ван Трунг.

– Что с автопилотом? Почему капитану пришлось бороться за управление?

– Автопилот в порядке.

– Ясно. – Мардер обвел комнату взглядом. – Стало быть, у нас нет ни одной зацепки – так, что ли? Расследование длится уже семьдесят два часа, а мы по-прежнему не знаем, что стряслось с Пятьсот сорок пятым, – я правильно вас понял?

За столом воцарилось молчание.

– Ради всего святого! – с отвращением воскликнул Мардер и хватил кулаком по столу. – Похоже, вы невнимательно меня слушали, ребята. Я требую, чтобы вы разобрались в этой истории!

Фред Баркер разрешал затруднения Дженнифер одно за другим.

Сначала она сняла его по пути на работу. Эти кадры должна была сопровождать вступительная фраза Марти: «Мы беседуем с Фредом Баркером, бывшим сотрудником ФАВП, а ныне несгибаемым борцом за безопасность воздушных сообщений». Фред предложил для съемок площадку на бульваре Сепульведа, откуда открывалась обширная панорама южных посадочных полос лос-анджелесского международного аэропорта. О лучшей точке нельзя было и мечтать. Вдобавок Баркер заверил Дженнифер, что на этом месте никогда не производились кино– и телесъемки.

Потом Дженнифер намеревалась снять Баркера на рабочем месте и вновь пустить голос Марти за кадром: «После увольнения из ФАВП Фред Баркер неустанно привлекает внимание общественности к дефектам конструкции самолетов – особенно N-22 производства компании „Нортон“. Баркер предложил для съемки угловое помещение своей конторы, а сам расположился на фоне книжных полок с толстыми папками документов ФАВП. Перед ним на столе высилась кипа технических на вид бумаг, которые он перелистывал под взором камеры».

Следующим в очереди было выступление Баркера – ему предстояло изложить свои взгляды с подробностями, на которых Марти Рирдон не мог останавливаться из-за нехватки времени. Баркер и здесь не оплошал. Он знал, где находятся вилки холодильника, телефонов, выключатели кондиционера и прочих источников шума, который мог помешать работе. Также у Баркера был наготове видеомагнитофон с записью происшествия на борту Пятьсот сорок пятого, которую показывали по «Си-Эн-Эн». Студийный монитор «Тринитрон» стоял в темном углу, и можно было снимать прямо с экрана. Был и видеовыход для непосредственной перезаписи и синхронизации изображения со звуковым сопровождением. Баркер перевел запись на дюймовую пленку, и картинка была отличная. У него нашлась даже большая модель N-22 с движущимися плоскостями крыльев и хвоста, которые он мог поворачивать, демонстрируя, какие неполадки случились в полете. Сам Баркер оделся применительно к случаю – рубашка с коротким рукавом и галстук. В его облике было что-то от инженера, и вместе с тем он выглядел уверенным в себе солидным общественным деятелем.

Баркер оказался весьма фотогеничен. Он держался раскованно, избегал специальных терминов, давал короткие ответы. Казалось, он заранее знает, как Дженнифер будет монтировать запись, и старался не создавать для нее неудобств. Например, ему и в голову не приходило схватить модель на середине фразы – он заканчивал ответ, потом говорил: «А сейчас я хотел бы обратиться к модели». Получив согласие Дженнифер, он повторял предыдущий ответ, одновременно беря модель в руки. Он говорил и двигался плавно, без суеты и спешки.

Разумеется, Баркер привык к публичным выступлениям, как перед телекамерами, так и в зале суда. Дженнифер не нравилось лишь, что она не может добиться от него ярких эмоций – шока, негодования. Наоборот, каждым своим жестом, позой и мимикой лица Баркер выражал глубокое сожаление. Очень жаль, но катастрофы избежать не удалось. Очень жаль, но никто не предпринял должных мер к устранению ее причин. Очень жаль, но все эти годы власти не прислушивались к его словам.

– До сих пор на самолетах этого типа восемь раз возникали неполадки с предкрылками, – сообщил Баркер. Он поднял модель, приблизил ее к своему лицу и повернул так, чтобы блики осветителей не попадали в объектив камеры. – Вот предкрылок, – продолжал он, вытягивая подвижную плоскость из передней кромки крыла. Он убрал руку и спросил:

– Вы снимете ее вблизи?

– Опоздал, – ответил оператор. – Нельзя ли повторить?

– Пожалуйста. Вы начнете с широкоугольного плана?

– С двукратного увеличения, – сказал оператор. Баркер кивнул. Он сделал паузу и заговорил вновь:

– До сих пор на самолетах этого типа восемь раз возникали неполадки с предкрылками. – Он опять приподнял модель, заранее повернув ее так, чтобы избежать бликов. – Это предкрылок. – Он вытянул плоскость из крыла и вновь сделал паузу.

– Теперь успел, – сказал оператор.

– Предкрылки выпускаются только при взлете и посадке, – продолжал Баркер. – Во время крейсерского полета они втянуты в крыло. Однако предкрылки N-22 порой выпускаются сами по себе. Это дефект конструкции. – Еще одна пауза. – Сейчас я продемонстрирую, что при этом происходит, и было бы нелишне снять самолет целиком.

– Даю крупный план, – произнес оператор. Баркер терпеливо дождался нужного момента, потом сказал:

– Вследствие этого дефекта, когда выпускаются предкрылки, самолет задирает нос – вот так – и грозит зависнуть в воздухе. – Он чуть накренил модель. – В этом положении машина практически неуправляема. Если пилот пытается вернуть ее в горизонтальный полет, она по инерции проворачивается дальше и срывается в пике. Пилот вновь пытается выровнять машину, и она вновь задирает нос. Потом опять сваливается в пике, потом вновь набирает высоту. Именно это случилось с самолетом, выполнявшим рейс «Транс-Пасифик» номер 545. Именно поэтому погибли люди.

Баркер выдержал паузу.

– Модель нам больше не понадобится, – сказал он. – Я откладываю ее.

– Хорошо, – отозвалась Дженнифер. Она следила за ним через монитор, установленный на полу, и подумала, что будет трудновато смонтировать переход от крупного плана к кадрам, на которых Баркер убирает модель. Вот если бы он повторил…

– Самолет сваливается в пике, потом опять набирает высоту и вновь опускает нос. Именно это случилось с самолетом, выполнявшим рейс «Транс-Пасифик» номер 545. Именно поэтому погибли люди, – произнес Баркер. Бросив в объектив полный горечи взгляд, он отставил модель в сторону. Он сделал это плавно и неторопливо, однако сам его жест как бы намекал на катастрофу.

Дженнифер не питала ни малейших иллюзий относительно того, что происходило у нее на глазах. Это было не интервью, а самый настоящий спектакль. Однако в последнее время интервьюируемые все чаще появлялись перед объективом во всеоружии. Они разбирались в ракурсах съемки, знали, как монтируются записи. Порой гости передачи приходили на съемку полностью загримированными. Поначалу такой подход к делу озадачивал журналистов, потом они привыкли. Постоянно не хватало времени; то и дело нужно было мчаться с одной съемочной площадки на другую, и подготовленный клиент весьма облегчал им жизнь.

Баркер держался столь безупречно и так хорошо разбирался в тонкостях телевизионного ремесла, что Дженнифер захотелось устроить ему небольшое испытание.

– Мистер Баркер… – заговорила она.

– Да? – Баркер повернулся к ней.

– Проверь ракурс, – велела Дженнифер оператору.

– Он сидит под острым углом. Тебе следует переместиться к камере.

Дженнифер сдвинула кресло и вплотную приблизилась к объективу. Баркер чуть повернулся следом.

– Теперь порядок, – сказал оператор.

– Мистер Баркер, – продолжала Дженнифер, – вы бывший сотрудник ФАВП…

– Когда-то я работал в ФАВП, – отозвался Баркер, – но покинул эту организацию, потому что был против протекционистской политики по отношению к производителям. N-22 компании «Нортон» и есть результат этой порочной практики.

Баркер вновь демонстрировал свой профессионализм; его ответ вылился в настоящее заявление.

– Ваша отставка вызвала противоречивые толки, – сказала Дженнифер.

– Я знаком с самыми различными спекуляциями относительно причин моего увольнения из ФАВП, – ответил Баркер, вновь делая заявление. – На самом же деле мой уход поставил администрацию в трудное положение. Я подвергал критике образ действий ФАВП, но руководство отмалчивалось, и я ушел. Я ничуть не удивлен тем, что они до сих пор пытаются меня дискредитировать.

– ФАВП обвиняет вас в том, что вы допускали утечку информации в прессу, – продолжала Дженнифер. – Они утверждают, что уволили вас именно за это.

– Эти обвинения ничем не подтверждены. У ФАВП нет никаких, даже самых незначительных улик, которыми можно было оправдать их негативное отношение к моей деятельности.

– Правда ли, что вы работаете на Бредли Кинга, частного поверенного?

– Я выступал на многих судебных процессах в качестве эксперта по вопросам гражданской авиации. Я полагаю, что в подобных случаях очень важно дать слово компетентному специалисту.

– Бредли Кинг платил вам?

– Каждый эксперт вправе рассчитывать на компенсацию расходов и затраченного времени. Это обычная практика.

– Правда ли, что вы состоите на жалованье у Бредли Кинга и ваша контора – все, что находится в этой комнате, все, что мы видим вокруг, – оплачено из его кармана?

– Мою деятельность финансирует некоммерческая организация, Институт авиационных исследований в Вашингтоне. Моя цель – способствовать повышению безопасности полетов. Я делаю все, что в моих силах, чтобы авиапассажиры чувствовали себя в небе спокойно и уверенно.

– И все же, мистер Баркер, вы – наемный эксперт?

– У меня сложились вполне определенные и хорошо обоснованные взгляды на вопросы безопасности полетов. Нет ничего странного, что к моим услугам прибегают люди, разделяющие мою озабоченность.

– Как вы относитесь к ФАВП?

– ФАВП создавалась с самыми благими намерениями, однако этот орган отправляет две несовместимые функции: контролирует воздушные перевозки и одновременно способствует расширению их объемов. Она нуждается в коренной перестройке. Руководство ФАВП чересчур снисходительно к производителям авиатехники.

– Нельзя ли привести пример? – Дженнифер подбрасывала Баркеру лакомый кусок; она заранее знала ответ из их предыдущей беседы.

И вновь Баркер сделал заявление:

– Одним из самых наглядных примеров подобного рода покровительственных отношений является процедура сертификации, принятая в ФАВП. Документы, на основании которых новый самолет получает путевку в жизнь, хранятся не в ФАВП, а у компании-производителя. Такой подход ничем нельзя оправдать. Лису приставили охранять курятник.

– Вы одобряете деятельность ФАВП в целом?

– Боюсь, они не справляются со своими обязанностями. Жизнь наших сограждан подвергается неоправданному риску. Скажем прямо – в ФАВП пора наводить порядок. Иначе люди и впредь будут погибать, как, например, на борту самолета компании «Нортон». – Баркер повел рукой в сторону модели N-22, плавно и неторопливо, так, чтобы камера поспевала за его движением. – На мой взгляд, – добавил он, – то, что случилось с этой машиной, – позор для нашей нации.

Интервью закончилось. Пока съемочная группа собирала оборудование, Баркер подошел к Дженнифер.

– С кем еще вы намерены встретиться? – спросил он.

– Далее в моем списке значится Джек Роджерс.

– Это хороший, честный журналист.

– Вслед за ним – один из руководителей «Нортона». – Дженнифер сверилась со своими записями. – Некто Джон Мардер.

– Ну-ну.

– На что вы намекаете?

– Видите ли, у Мардера очень хорошо подвешен язык. Он втянет вас в обсуждение директив о годности к полетам. Вывалит целую кучу технического жаргона. Но суть дела состоит в том, что именно он возглавлял программу разработки N-22. Он руководил созданием этой машины и знает, что в ее конструкции есть недоработки. Он несет за них личную ответственность.

После Баркера с его отточенными движениями и изысканной манерой держаться репортер Джек Роджерс поверг Дженнифер в легкий шок. Он явился в желто-зеленой спортивной куртке, от которой за милю несло округом Орандж, а его галстук в шахматную клетку выделялся на экране монитора ярким пятном. Он был похож на профессионального игрока в гольф, которого пригласили на собеседование для приема на работу.