– Я тоже так думаю, – отозвалась Дженнифер. Теперь она улыбалась во весь рот. Шенк заглотил приманку!

– А я буду рад дать пинка Хьюитту, – добавил Дик. Дон Хьюитт, легендарный продюсер «Шестидесяти минут», всю жизнь сидел у него в печенках. Средства массовой информации упоминали о Хьюитте намного чаще, чем о Шенке, и это больно ранило его гордость. – Жалкие бездари, – проворчал он. – Помнишь их провальный репортаж о гольфистах-профессионалах в период межсезонья?

Дженнифер покачала головой:

– Честно говоря, нет.

– Это было давно, – продолжал Дик. На мгновение его глаза затуманились, взирая в пространство, и Дженнифер поняла, что за обедом Шенк крепко выпил. – Впрочем, не будем о них. Итак, на чем мы остановились? У тебя есть парень из ФАВП, журналист, пленка из Майами и, наконец, главный козырь – запись, сделанная любительской камерой.

– Совершенно верно. – Дженнифер кивнула.

– «Си-Эн-Эн» станет крутить ее день и ночь напролет, – сказал Шенк. – Через неделю эта история навязнет у всех в зубах. Мы должны успеть к субботе.

– Обязательно, – отозвалась Дженнифер.

– Даю тебе двадцать минут эфира, – сказал Шенк. Он развернул кресло и бросил взгляд на разноцветные листки бумаги, хранившие сведения о ходе съемок того или иного сегмента и о месте пребывания того или иного телеведущего. – И еще я даю тебе э-ээ… Марти. В четверг у него интервью с Биллом Гейтсом в Сиэтле; в пятницу мы перебросим его в Лос-Анджелес. Он будет в твоем распоряжении шесть-семь часов.

– Хорошо.

Шенк вновь повернулся к Дженнифер лицом:

– Приступай к работе.

– Хорошо, – повторила Дженнифер. – Спасибо, Дик.

– Ты уверена, что управишься в срок?

Дженнифер принялась собирать свои записи:

– Я тебя не подведу.

Выйдя в приемную, она услышала, как Шенк кричит ей вслед:

– И помни, Дженнифер – никаких дефектных деталей! Мне не нужен репортаж о ржавых железках!

Кейси вошла в контору ГК в сопровождении Ричмана. Норма уже вернулась с обеда и раскуривала очередную сигарету.

– Норма, – заговорила Кейси, – тебе не попадалась на глаза видеокассета? Формата «V-8»?

– Попадалась, – ответила Норма. – Вчера вечером ты забыла ее на своем столе. – Она выдвинула ящик, вынула оттуда кассету и повернулась к Ричману. – Мардер дважды справлялся о тебе. Велел перезвонить ему, как только ты появишься.

– Хорошо, – сказал Ричман и зашагал по коридору к своему кабинету.

Как только молодой человек скрылся за дверью, Норма произнесла:

– Эйлин говорит, что он много общается с Мардером.

– Может быть, Мардер пытается поладить с Нортонами?

– На кой черт ему это? Он и так женат на единственной дочери Чарли.

– Хочешь сказать, Ричман наушничает Мардеру? – спросила Кейси.

– Трижды в день.

Кейси нахмурилась:

– Но зачем?

– Хороший вопрос, милая. Думаю, тебя хотят подставить.

– За что?

– Понятия не имею, – ответила Норма.

– Из-за сделки с Китаем?

Норма пожала плечами.

– Не знаю. Но Мардер – самый ловкий интриган в истории компании. Он отлично умеет заметать следы. На твоем месте я бы остерегалась Ричмана. – Она подалась вперед и понизила голос:

– Когда я вернулась с обеда, здесь никого не было. Парень держит свой кейс в кабинете, и я ознакомилась с его содержимым.

– Ну, и?…

– Ричман копирует все документы, которые попадаются ему на глаза. Он отксерил все заметки с твоего стола. И еще он записывает номера телефонов, по которым ты звонила.

– Какой в этом смысл?

– Даже не догадываюсь, – сказала Норма. – Но это еще не все. Я нашла его паспорт. За последние два месяца он пять раз побывал в Корее.

– В Корее? – переспросила Кейси.

– Именно так, дорогуша. В Сеуле. Летал туда почти еженедельно. Ненадолго – на день, максимум на два.

– Но…

– Но и это еще не все, – продолжала Норма. – Корейцы ставят на въездной визе штамп с номером рейса. Однако в паспорте Ричмана указаны не коммерческие, а бортовые номера самолетов.

– Значит, он летал частными рейсами?

– По-видимому, да.

– Самолетами «Нортона»?

Норма покачала головой:

– Нет. Я говорила с Элис из транспортного отдела. За последний год ни одна машина компании не бывала в Корее. Уже несколько месяцев они летают в Пекин и обратно, но в Корее не приземлялись.

Кейси нахмурилась.

– И даже это еще не все, – сказала Норма. – Я говорила с сеульским СП. Он мой старинный приятель. Помнишь, как в прошлом месяце у Мардера случилась неприятность с зубами и он взял три выходных дня?

– Помню…

– Они с Ричманом побывали в Сеуле. СП узнал об этом после их отъезда и был очень недоволен тем, что его не поставили в известность, не пригласили ни на одно совещание с их участием. Он воспринял это как личное оскорбление.

– Какие совещания?

– Никто не знает. – Норма посмотрела на Кейси. – Будь осторожнее с этим парнишкой.

Кейси сидела за столом в своем кабинете, разбирая самые свежие телексы. В дверь просунулась голова Ричмана.

– Еще поручения будут? – оживленным тоном спросил он.

– Непременно, – отозвалась Кейси. – Езжай в окружное бюро воздушных сообщений, найди там Дэна Грина и возьми у него полетное задание и список экипажа Пятьсот сорок пятого.

– Разве их у нас нет?

– Есть, но только предварительные. К настоящему времени Дэн должен был получить уточненные данные. Они нужны мне к завтрашнему совещанию. Контора ОБВС находится в Эль-Сегундо.

– В Эль-Сегундо? Поездка туда займет целый день.

– Знаю, но это необходимо.

Ричман замялся:

– Думаю, от меня будет больше толку, если я останусь здесь…

– Отправляйся, – велела Кейси. – И позвони мне, когда документы будут у тебя на руках.

Дальняя комната ЦОВ в Глендейле была заставлена рядами жужжащих компьютеров – машин «Силикон Графикс Индиго» в невысоких корпусах с пурпурной полосой. Скотт Хармон, припадая на загипсованную ногу, пробрался сквозь хитросплетение кабелей, змеящихся по полу.

– Отлично, – сказал он. – Сейчас все сделаем, не успеешь оглянуться.

Он ввел Кейси в один из редакторских отсеков. Это была комната средних размеров с уютной кушеткой у задней стены, увешанной плакатами. Вдоль остальных трех стен помещения вытянулись монтажные столы – на каждом из них три монитора, два осциллографа, несколько компьютерных клавиатур. Скотт застучал по клавишам, потом жестом предложил Кейси садиться рядом.

– Какой материал? – спросил он.

– Любительская видеокамера.

– Обычная «восьмерка»? – с этими словами Скотт бросил взгляд на осциллограф. – Да, так и есть. Закодирована в системе «Долби». Стандартная штука.

– Кажется, да…

– Замечательно. Стало быть, на часовой кассете помещается девяносто четыре минуты.

Экран мигнул, и Кейси увидела горные вершины, покрытые облаками. Камера плавно повернулась, поймав в объектив молодого мужчину лет тридцати двух, который шагал по дороге, неся на плече ребенка. На заднем плане виднелись деревенские домики с бурыми крышами. По обе стороны к дороге подступали заросли бамбука.

– Где это? – спросил Хармон.

Кейси пожала плечами:

– Где-то в Китае. Ты можешь включить ускоренное воспроизведение?

– Конечно.

Кадры побежали быстрее, на изображении появились полосы помех. Перед глазами Кейси промелькнули небольшой дом с распахнутой дверью, кухня, черные горшки и кастрюли, открытый чемодан на кровати, железнодорожная станция, женщина, входящая в вагон. Потом она увидела забитую транспортом улицу города, похожего на Гонконг, зал ожидания в аэропорту, мужчину с ребенком на коленях. Ребенок плакал и вырывался. Потом возник коридор, ведущий к входному люку самолета, стюардесса, проверяющая билеты…

– Притормози, – сказала Кейси. Скотт нажал клавишу, запуская воспроизведение с нормальной скоростью:

– Это и есть то, что тебе нужно?

– Да.

Кейси увидела женщину, которая шагала по коридору с ребенком на руках. Изображение прервалось, и на экране появился ребенок, сидящий на коленях матери. Объектив камеры поднялся, остановившись на лице женщины, которая театрально зевнула. Действие происходило на борту летящего самолета; салон освещали ночники, за иллюминаторами царила темнота, слышался ровный гул реактивных двигателей.

– Все правильно, – сказала Кейси. Она узнала женщину, с которой беседовала в медпункте. Как ее зовут? Кейси записывала ее фамилию в блокнот.

Хармон, сидевший рядом за монитором, шевельнул больной ногой и охнул.

– Впредь будет мне наука, – сказал он.

– О чем ты?

– Никогда не спускаться на лыжах по подтаявшему снегу.

Кейси кивнула, не отрывая взгляд от экрана. Камера вновь переместилась на спящего ребенка. Изображение расплылось и померкло.

– Парень не сумел сразу остановить камеру, – пояснил Хармон.

Следующий эпизод был снят в ярком дневном свете. Младенец сидел, улыбаясь. В кадре появилась рука. Она качнулась, привлекая внимание ребенка. Мужской голос произнес:

«Сара… Са-ра… Улыбнись папочке… У-лыб-нись».

Сара улыбнулась и загукала.

– Сообразительная девочка, – сказал Хармон.

Вновь послышался мужской голос:

«Как ты себя чувствуешь, направляясь в Америку? Ждешь встречи с землей предков?»

Сара опять загукала и замахала крохотными ручонками, пытаясь дотянуться до камеры.

Женщина сказала что-то об американцах и пугалах, и объектив повернулся к ней.

«А что скажет мамочка? – спросил мужчина. – Она рада вернуться домой?»

«Хватит, Тим, – отозвалась женщина, отворачивая лицо. – Прошу тебя, не надо».

«Ладно тебе, Эм. О чем ты сейчас думаешь?»

«Чего я хочу больше всего, – заговорила женщина, – о чем я мечтала целый год, так это чизбургер».

«С горячим бобовым соусом „хи-ханг“?» – спросил мужчина.

«Господи, нет! С луком, томатами, латуком, солеными огурчиками и майонезом».

На экране вновь показалась девочка. Она тянула ступню в рот, слюнявя свои ножки.

«Вкусно? – спросил мужчина, рассмеявшись. – Это и есть твой завтрак, Сара? Надоело ждать стюардессу?»

Внезапно его жена рывком повернула голову, глядя мимо камеры.

«Что это было?» – встревоженным голосом произнесла она.

«Успокойся, Эм», – ответил мужчина, продолжая смеяться.

– Останови запись, – велела Кейси.

Хармон нажал кнопку. На экране застыло обеспокоенное лицо женщины.

– Отмотай назад на пять секунд, – попросила Кейси.

В нижнем углу экрана появились белые цифры счетчика. Кадры побежали в обратную сторону, вновь покрывшись полосами.

– Отлично, – сказала Кейси. – Теперь прибавь звук.

Девочка сосала ножку, хлюпая так громко, что этот звук напоминал шум водопада. Гул в салоне превратился в мерный рев.

«Вкусно? – спросил мужчина. Его голос звучал очень громко и был искажен. – Это и есть твой завтрак, Сара? Надоело ждать стюардессу?»

В промежутках между его словами слышались иные звуки – тихий шелест голосов окружающих, шорох одежды, позвякивание ножей и вилок в носовой кухне…

И что-то еще.

Какой-то новый звук.

Женщина рывком повернула голову:

«Что это было?»

– Проклятие, – сказала Кейси.

Полной уверенности у нее не было. Привычные звуки салона заглушали все остальное. Кейси подалась вперед, напрягая слух.

Ворвался голос мужчины. Его смех прозвучал громовым раскатом:

«Успокойся, Эм».

Девочка вновь рассмеялась пронзительным режущим ухо смехом.

Кейси разочарованно качала головой. Был ли этот низкий рокочущий звук или ей только почудилось? Пожалуй, нужно вернуться назад и прослушать еще раз.

– Ты можешь пропустить запись через звуковой фильтр? – спросила она.

«Мы уже почти дома, милая», – сказал мужчина.

– О господи, – пробормотал Хармон, во все глаза глядя на монитор.

Все, что было на экране, накренилось под немыслимым углом. Девочка соскользнула с колен матери; та подхватила ее и прижала к своей груди. Камера тряслась и раскачивалась. Пассажиры на заднем фоне кричали и цеплялись за подлокотники. Самолет свалился в крутое пике.

Потом камера вновь вздрогнула, и теперь казалось, будто бы пассажиры утонули в своих креслах. Женщина обмякла под действием ускорения, ее щеки обвисли, плечи поникли. Ребенок продолжал плакать. Мужчина крикнул: «Какого черта!» – и в тот же миг его жена взмыла в воздух. Ее удерживал только привязной ремень.

Потом и камера взлетела к потолку, послышался резкий хруст, и изображение быстро завертелось по спирали. Когда наконец оно остановилось, в поле зрения попало что-то белое с полосками. Прежде чем Кейси успела сообразить, что это было, камера вновь дернулась, и она увидела поручень кресла. Камера смотрела на него снизу. За поручень цеплялись чьи-то пальцы. По-видимому, камера упала в проход, и ее объектив смотрел вертикально вверх. Крики пассажиров не умолкали.

– О господи, – вновь пробормотал Хармон.

Изображение метнулось в сторону, двигаясь все быстрее. По экрану ряд за рядом проносились кресла. Заметив, что камера скользит к корме, Кейси сообразила – самолет вновь набирает высоту. Прежде чем она успела собраться с мыслями, камера вновь взмыла в воздух.

«Аппарат потерял вес, – подумала Кейси. – Вероятно, самолет достиг вершины дуги, опять клюнул носом, и в этот миг возникла невесомость, а потом…»

Изображение перевернулось и затряслось. Послышался глухой удар, и на экране в плохом фокусе мелькнул чей-то широко раскрытый рот и зубы. Потом камера опять сдвинулась и, судя по всему, упала в кресло. Весь экран заполнил огромный башмак, врезавшийся в объектив.

Изображение резко повернулось и опять замерло. Камера вновь упала в проход объективом в сторону хвоста. Несколько коротких мгновений она лежала неподвижно, и на экране появилась ужасающая картина: из-за кресел в проход высовывались руки и ноги, пассажиры кричали и хватались за все, до чего могли дотянуться. Камера тут же заскользила вновь, на сей раз к пилотской кабине.

Самолет опять свалился в пике.

Камера мчалась все быстрее и быстрее, потом наткнулась на переборку и повернулась объективом вперед. Она приближалась к телу, распластавшемуся в проходе. Пожилая китаянка подняла голову, и в тот же миг камера врезалась ей в лоб, потом взлетела вверх, бешено кувыркаясь, и опять повалилась на пол.

На экране крупным планом мелькнуло что-то блестящее, похожее на застежку привязного ремня. Потом камера вновь заскользила вперед, въехала в первый салон, ударилась о женский каблук в проходе, накренилась, но продолжала мчаться дальше.

Оказавшись в носовом камбузе, камера на мгновение остановилась. По полу прокатилась винная бутылка и ударила по объективу. Аппарат быстро закружился на месте и после нескольких оборотов покатился вперед, словно гимнаст, делающий «колесо». Пока камера катилась по камбузу к пилотской кабине, изображение то меркло, то проглядывало вновь.

Дверь кабины была распахнута; на секунду Кейси увидела кусочек неба в окошках пилотов, их голубые плечи и фуражку, потом камера с треском остановилась, и на экране возникло равномерное серое поле. Секунду спустя Кейси сообразила, что камера застряла под дверцей кабины в том самом месте, где она ее нашла, и уткнулась объективом в ковровую дорожку. Теперь смотреть было нечего – весь экран занимало серое полотно ковра, – однако Кейси слышала завывание сирен в кабине и записанные на пленку голоса, наперебой предупреждавшие: «скорость… скорость… потеря скорости…», возбужденные голоса пилотов, кричавших что-то по-китайски.

– Останови запись, – велела она.

Хармон нажал клавишу.

– Господи Иисусе, – сказал он.

Кейси еще раз просмотрела пленку, потом пустила ее в замедленном темпе. Однако в этом режиме почти все движения казались смазанными, их было невозможно различить.

– Не вижу, ничего не вижу, – вновь и вновь повторяла она. – Не могу понять, что происходит.

– Если хочешь, я могу провести покадровый анализ, – предложил Хармон, успевший к этому времени уяснить положение дел.

– Что это такое?

– Я могу воспользоваться компьютером и интерполировать кадры, на которых движение слишком быстрое.

– Интерполировать?

– Компьютер берет два смежных кадра и вставляет между ними еще один. Все сводится к поточечному построению, однако этот метод позволит замедлить…

– Нет, – перебила Кейси. – Я не хочу, чтобы компьютеры добавляли в запись что-то свое. Что еще ты можешь предложить?

– Могу удвоить или даже утроить количество кадров. В эпизодах с быстрыми движениями изображение будет чуть подрагивать, но ты сможешь хоть что-нибудь рассмотреть. Вот, гляди. – Хармон отыскал эпизод, в котором камера кувыркалась в воздухе, и замедлил воспроизведение. – Изображение кажется смазанным, но это происходит из-за движения камеры, а не снимаемых объектов. Вот я делаю стоп-кадр. Видишь? Вполне отчетливая картинка.

На экране застыло изображение салона, снятого со стороны пилотской кабины в сторону кормы. Тела пассажиров перевалились через спинки и подлокотники кресел, их контуры чуть расплывались из-за большой скорости перемещения.

– Этот кадр можно пустить в дело, – сказал Хармон. Кейси поняла, к чему он клонит. Даже при быстром движении через каждые десять-двенадцать кадров камера выдавала вполне приемлемое изображение.

– Все ясно, – сказала она. – Займись.

– Но этим наши возможности не исчерпываются, – продолжал Скотт. – Мы можем отправить пленку в…

Кейси покачала головой:

– Кассета ни при каких обстоятельствах не должна покидать пределы этого здания.

– Как скажешь.

– Сделай для меня две копии, – попросила Кейси. – Перепиши кассету полностью, от первой до последней секунды.

Вокруг Пятьсот сорок пятого, стоявшего в ангаре номер пять, по-прежнему хлопотали механики ремонтно-восстановительной службы. Кейси приблизилась к следующему ангару и вошла внутрь. В этом помещении, чем-то похожем на пещеру, практически в полном безмолвии трудилась группа анализа материальных свидетельств под руководством Мэри Рингер.

Над бетонным полом были натянуты оранжевые ленты длиной около трехсот футов, обозначавшие стены салона Пятьсот сорок пятого Поперечными лентами были показаны внутренние переборки; короткие параллельные отрезки представляли ряды кресел. Тут и там виднелись белые флажки на деревянных подставках – ими были отмечены точки, по тем или иным причинам привлекшие внимание экспертов.

На высоте шести футов протянулись ленты, обозначавшие потолок и багажные отсеки аэробуса. Вся конструкция в целом представляла собой нечто вроде каркасного макета пассажирского салона самолета.

Среди оранжевых лент осторожно и беззвучно двигались пять женщин, каждая из которых имела дипломы инженера и психолога. Они раскладывали по полу предметы одежды, ручную кладь, фото – и видеокамеры, детские игрушки и прочие личные вещи пассажиров. Порой от того или иного предмета тянулся голубой шнур, обозначавший его перемещение во время аварии.

По стенам ангара были развешаны фотографии салона, отпечатанные с огромным увеличением. Эти снимки были сделаны в понедельник. Сотрудники группы АМС работали молча, внимательно сверяясь с записями и фотографиями.

Анализ материальных свидетельств проводился нечасто. Его считали крайней мерой, жестом отчаяния, и он лишь изредка давал полезную информацию. Однако в случае с Пятьсот сорок пятым группа Мэри Рингер приступила к работе с самого начала, поскольку пассажиры получили много повреждений, и это грозило компании тяжелым судебным разбирательством. По сути дела, пострадавшие сами не знали, что с ними произошло, и могли предъявить самые невероятные обвинения. Мэри и ее люди пытались воссоздать перемещения пассажиров и предметов внутри салона. Однако это была трудная задача, и дело продвигалось медленно.

Мэри, кряжистая седовласая женщина лет пятидесяти, работала в хвостовом отсеке.

– Мэри, – заговорила Кейси, заметив ее. – Как дела с фото – и видеокамерами?

– Я так и знала, что ты спросишь. – Мэри посмотрела в блокнот. – Мы нашли девятнадцать аппаратов. Тринадцать фотографических и шесть видеокамер. Из тринадцати фотоаппаратов пять разбиты, пленки засвечены. Еще две были разряжены. Мы проявили пленки шести оставшихся. На трех из них оказались кадры, но все они были сняты до происшествия. Мы воспользовались ими, чтобы определить, кто и где сидел, поскольку «Транс-Пасифик» не предоставила нам посадочную карту.

– А видео?

– Э-ээ… Сейчас посмотрим. – Мэри вновь заглянула в записи и вздохнула. – Шесть видеокамер, двумя из них снимали внутри самолета, но только до инцидента. Я слышала о записи, которую показывали по телевизору. Должно быть, владелец унес ее с собой, когда машина приземлилась в Лос-Анджелесе.

– Возможно.

– Как насчет регистратора полетных данных? Он нужен нам для…

– Он всем нужен, – перебила Кейси. – Я делаю все, что могу. – Она оглядела хвостовой отсек, огороженный лентой. В углу на бетонном полу лежала пилотская фуражка. – Нет ли на ней имени хозяина?

– Да, внутри, – ответила Мэри. – Что-то вроде «Зен Чинг». Ярлычок пришлось переводить с китайского.

– Кто его перевел?

– Эйлин Хан из конторы Мардера. Она читает и пишет по-китайски, помогает нам. А что?

– Ничего особенного. Просто полюбопытствовала. – Кейси двинулась к выходу.

– Кейси, – сказала ей вслед Мэри. – Нам нужна запись РПД.

– Знаю, – ответила Кейси. – Понимаю.

Кейси позвонила Норме:

– Кто сможет сделать перевод с китайского?

– Ты имеешь в виду, кроме Эйлин?

– Да. Кроме Эйлин. – Кейси предпочитала держаться подальше от конторы Мардера.

– Дай подумать, – сказала Норма. – Может быть, Эллен Фонг из бухгалтерии? Когда-то она служила в ФАВП переводчиком.

– Кажется, ее муж работает у Доэрти?

– Да. Но на нее можно положиться.

– Ты так думаешь?

– Я знаю, – непререкаемым тоном отозвалась Норма.

Кейси вошла в помещение бухгалтерии, расположенное в цоколе здания номер сто два. Было уже почти шесть вечера, и Эллен Фонг собиралась отправиться домой.

– Эллен, – сказала Кейси. – Мне нужна твоя помощь.

– Ради бога. – Эллен отличалась неизменно добродушным, веселым нравом. Ей исполнилось лишь сорок, но у нее уже было трое детей.

– Ты действительно работала в ФАВП переводчиком?

– Это было давно, – ответила Эллен.

– Мне нужно кое-что перевести.

– Кейси, в твоем распоряжении куда более компетентные специалисты…

– Я бы предпочла, чтобы этим занялась именно ты, – сказала Кейси. – Эти сведения нужно сохранить в тайне.

– Даже от Билла? – Речь шла о муже Эллен.

Кейси кивнула:

– Тебя что-то смущает?

– Ни капли. – Эллен бросила взгляд на кассету в руке Кейси. – Когда тебе нужен перевод?

– Завтра. В крайнем случае – в пятницу.

– Сделаю, – пообещала Эллен.

Взяв вторую копию видеокассеты, Кейси отправилась в акустическую лабораторию «Нортона», расположенную на задах здания номер 24. Лабораторией заведовал бывший сотрудник ЦРУ из Омахи, талантливый, но на редкость мнительный инженер-электронщик по имени Джей Зейглер. Он самолично изготавливал звуковые фильтры и аппаратуру для воспроизведения, поскольку, по его словам, ни за что не доверил бы посторонним разработку оборудования, на котором ему предстояло трудиться.

Компания организовала лабораторию, чтобы помогать государственным органам расшифровывать записи – регистратора переговоров в кабине. В случае аварии правительственные служащие забирали РПК на анализ в Вашингтон. Так поступали для того, чтобы не допустить утечки сведений в прессу до окончания расследования. В этих службах работали квалифицированные специалисты по распознаванию речи, однако им не хватало опыта в анализе переговоров между пилотами, которые то и дело заглушают сирены и записанные на пленку голоса оповещателей. Все эти звуки являлись коммерческой собственностью «Нортона», и компания учредила специальную лабораторию, чтобы отсеивать их.

Массивная звуконепроницаемая дверь, как всегда, была на запоре. Кейси постучала в нее кулаком, и несколько секунд спустя голос в динамике произнес:

– Пароль?

– Джей, это я, Кейси Синглтон.

– Пароль?

– Ради всего святого, Джей! Открой дверь.

Послышался щелчок, и воцарилась тишина. Кейси терпеливо ждала. Тяжелая дверь чуть приоткрылась. Сквозь щелочку Кейси увидела Джея Зейглера. Он носил темные очки и волосы до плеч.

– А, – сказал он. – Это ты, Синглтон? Входи. Тебе разрешен доступ в эти помещения.

Он еще чуть-чуть приоткрыл дверь, и Кейси протиснулась мимо него в темную комнату. Зейглер тут же захлопнул дверь и задвинул одну за другой три щеколды.

– Надо было предупредить по телефону, Синглтон. У нас есть линия, защищенная от прослушивания. Переговоры ведутся через скрамблер с четырехэтапной кодировкой.

– Извини, Джей. У меня срочное дело.

– Безопасность – превыше всего.

Кейси протянула ему катушку с магнитной лентой. Джей бросил на нее взгляд.

– Это дюймовая лента, Синглтон. Нам редко приходится иметь дело с этим носителем.

– Но ты сможешь ее воспроизвести?

Зейглер кивнул.

– Я могу воспроизвести все, что угодно, что бы ты нам ни подсунула. – Он укрепил катушку на горизонтальном подкассетнике и протянул пленку сквозь щель блока магнитных головок. Потом оглянулся через плечо. – У тебя есть допуск к этой информации?

– Это моя запись, Джей.

– Я только спросил.

– Должна тебя предупредить: эта запись…

– Ничего не говори, Синглтон. Так будет лучше.

Как только началось воспроизведение, на всех мониторах в помещении возникли осциллографические фигуры – зеленые линии, пляшущие на черном фоне.

– Ага… ясно, – сказал Зейглер. – Это звуковая дорожка формата «V-8», закодированная в системе «Долби-D», по всей видимости, любительская камера… – Из громкоговорителя доносился ритмичный хрустящий звук.

Зейглер присмотрелся к мониторам. На нескольких экранах появились забавные изображения, представляющие трехмерную модель спектра записи, – нечто вроде разноцветных бусинок, подрагивающих на струне. Каждая такая бусинка соответствовала участку спектра шириной в несколько герц.

– Это шаги, – объявил Зейглер. – Резиновая подошва ступает по траве или по грунтовой дороге. Это сельская местность, городские шумы отсутствуют. Шаги скорее всего мужские. Они чуть сбиваются с ритма, вероятно, мужчина что-то несет. Что-то легкое. И тем не менее равновесие его тела чуть нарушено.

Кейси вспомнила первый эпизод, записанный на видеокассете: мужчина идет по дороге, ведущей из китайской деревни, и несет на плече ребенка.

– Ты совершенно прав, – с уважением произнесла она.

Послышался щебечущий звук – нечто вроде птичьей трели.

– Минутку, – сказал Зейглер и нажал на клавишу. Трель повторилась, потом еще и еще раз. По экранам мониторов прыгали бусинки. – Ага, – заговорил наконец Зейглер. – В моей фонотеке этого нет. Где снимали? За границей?

– В Китае.

– Тогда все ясно. Я ведь не могу объять необъятное. Из громкоговорителя продолжали доноситься звуки шагов. Засвистел ветер. Мужской голос произнес: «Она уснула…»

– Американец, рост от метра восьмидесяти до двух, возраст от тридцати до тридцати трех, – сказал Зейглер.

Кейси кивнула, вновь изумляясь.

Зейглер нажал клавишу, и на мониторе появилось изображение – мужчина, идущий по дороге. Изображение застыло.

– Что я должен делать? – спросил Зейглер.

– Последние девять минут записаны на борту Пятьсот сорок пятого, – объяснила Кейси. – Камера сняла все, что происходило во время инцидента.

– Ух ты! – воскликнул Зейглер, потирая ладони. – Должно быть, это интересно.

– Я прошу тебя сделать заключение о всех необычных звуках, возникших непосредственно перед аварией. Особенно меня интересует…

– Ничего не говори, – перебил Зейглер. – Я не хочу предвзятости.

– Когда можно ждать результат?

– Через двадцать часов. – Зейглер бросил взгляд на запястье. – Завтра после обеда.

– Хорошо. И еще одна просьба, Джей. Эта пленка не должна попасть в чужие руки.

Лицо Зейглера превратилось в каменную маску.

– Какая пленка? – спросил он.

Кейси вернулась в свой кабинет чуть позже шести вечера. На столе лежали очередные сообщения.

– Норма! – позвала Кейси. – Напомни завтра, чтобы я позвонила в Ванкувер.

– Сделаю пометку в календаре, – сказала Норма. – Кстати, тебе пришло еще вот это. – Она подала Кейси факс.