Эллиоту была нужна одинокая самка серой гориллы. Малыш создал бы массу проблем.
      С трудом проложив путь в доходившем до пояса подлеске, Эллиот в конце концов оказался на гребне, перед довольно крутым спуском.
      На этом спуске, футов на двадцать ниже гребня, паслись девять серых горилл: два самца, пять самок и две более молодых особи. Эллиот наблюдал за стадом, пока не убедился, что все самки умеют пользоваться речью и языком жестов и что в траве нет малышей. После этого оставалось только ждать подходящего момента.
      Гориллы, не торопясь, ковыляли по зарослям папоротника, выискивая нежные побеги и лениво их пережевывая. Прошло еще несколько минут, и одна из самок решила подняться повыше к гребню, туда, где прятался Эллиот. От других горилл ее отделяли уже больше десяти футов.
      Эллиот взял пистолет обеими руками, тщательно прицелился. Самка заняла идеальную для стрельбы по ней позицию. Эллиот выждал еще несколько секунд, медленно нажал на спусковой крючок… и потерял равновесие. Он покатился вниз по склону, прямо в центр стада горилл.
      Эллиот потерял сознание. Он лежал на спине футов на двадцать ниже гребня, на котором остались Мунро и Эми. Впрочем, грудь Эллиота равномерно опускалась и поднималась, а одна рука слегка подергивалась. Мунро был уверен, что у Эллиота нет серьезных повреждений; опасения вызывали только гориллы.
      Серые гориллы заметили, что кто-то катится по склону, и направились к Эллиоту. Вокруг неподвижно лежавшего человека собралось восемь-десять животных. Обмениваясь жестами, они стали бесстрастно рассматривать беспомощное существо.
      Мунро осторожно снял автомат с предохранителя.
      Эллиот застонал, положил руку на лоб и открыл глаза. Мунро хорошо видел, как, заметив горилл, ученый мгновенно замер. Три взрослых самца подошли к нему чуть ближе. Сознавая всю опасность своего положения, Эллиот лежал без движения еще почти минуту. Гориллы по-прежнему переговаривались жестами и вздохами, но пока не сочли нужным подходить ближе.
      Наконец Эллиот оперся на локоть и приподнялся, вызвав бурную жестикуляцию у горилл. Впрочем, пока прямой угрозы в их поведении он не чувствовал.
      Тем временем на гребне Эми потянула Мунро за рукав и что-то сказала энергичными жестами. Тот только покачал головой: он ничего не понял и снова поднял автомат. Тогда Эми больно укусила его за колено, и Мунро едва удержался от крика.

* * *

      Лежа на траве, Эллиот старался успокоить дыхание. Гориллы были совсем рядом; до них можно было дотянуться рукой, он чувствовал исходивший от них сладковатый запах. Гориллы были возбуждены, а самцы уже принялись ритмично бормотать свое обычное „хо-хо-хо!“.
      Эллиот решил, что, возможно, ему лучше встать, медленно и осторожно, не делая резких движений. Если ему удастся потом отойти немного в сторону, то, быть может, эти существа поймут, что он не представляет для них опасности. Однако стоило Эллиоту чуть приподняться, как все серые гориллы забормотали громче, а один из самцов, ковыляя бочком, принялся бить по земле ладонями.
      Эллиот поспешно снова лег на спину. Гориллы успокоились, и Эллиот понял, что последнее решение было верным. Животных определенно сбило с толку это человеческое существо, столь неожиданно скатившееся в самую гущу стада. Очевидно, они никак не ожидали встретить человека на своих пастбищах.
      В конце концов Эллиот решил победить серых горилл терпением. Если потребуется, он будет лежать на спине сколько угодно, пока животным не надоест смотреть на неподвижного человека и они не уйдут сами. Эллиот старался дышать медленно и глубоко, впрочем, отдавая себе отчет в том, что у него по телу ручьями струится пот. Наверно, от него исходил запах страха. К счастью, у горилл, как и у человека, плохое обоняние, и они не реагируют на запахи, выделяемые в состоянии аффектов. Эллиот ждал. Гориллы продолжали оживленно переговариваться вздохами и жестами, очевидно, обсуждая, что им следует предпринять. Потом один из самцов, двигаясь боком и не сводя пристального взгляда с Эллиота, снова принялся колотить по земле ладонями. Эллиот не двигался. Он невольно стал вспоминать последовательность стадий агрессивного поведения горилл: бормотание, раскачивание из стороны в сторону, удары по земле, вырывание травы, удары ладонью по груди и… атака.
      Самец вырвал несколько пучков травы. У Эллиота бешено заколотилось сердце. Этот самец был огромным, не меньше трехсот фунтов весом. Он выпрямился и принялся колотить себя в грудь ладонями. Прислушиваясь к глухим ударам, Эллиот вдруг рассердился на Мунро: куда тот подевался, почему он ничего не предпринимает? И тут же до него донесся звук падения тяжелого тела; хватаясь за ветки и траву, чтобы притормозить падение, по склону скатывалась Эми. Она остановилась прямо у ног Эллиота.
      Удивлению серых горилл не было предела. Огромный самец перестал колотить себя по груди, опустился на четвереньки и недовольно уставился на Эми. Эми злобно заворчала.
      Самец снова принял угрожающую позу и направился к Эллиоту, впрочем, ни на секунду не сводя пристального взгляда с Эми. Та тоже пристально смотрела на самца, но пока не двигалась. Сомневаться не приходилось, оба боролись за доминирующее положение в этой необычной ситуации. Самец без особых колебаний подвигался все ближе и ближе к Эллиоту.
      И вдруг Эми оглушительно заревела. Эллиот чуть не подпрыгнул от неожиданности, такой рев от своей воспитанницы ему приходилось слышать лишь однажды, когда она была крайне озлоблена. Самки горилл вообще ревут чрезвычайно редко, поэтому остальные насторожились. Эми вся напряглась, ее лицо приобрело агрессивное, неуступчивое выражение, и она заревела снова.
      Самец остановился, свесив голову набок. Казалось, он задумался, стоит ли связываться с этой бешеной самкой. Наконец он отступил и присоединился к другим серым гориллам, расположившимся полукругом метрах в двух от головы Эллиота.
      Эми неторопливо положила руку ему на ногу, объявив тем самым этого человека своей собственностью. Молодой самец лет четырех, оскалив зубы, необдуманно выскочил вперед. Эми с размаху шлепнула его по морде. Юнец взвыл и поспешил укрыться за спинами своих взрослых сородичей.
      Эми пристально оглядела серых горилл и вдруг зажестикулировала:
       „Уходите прочь оставьте Эми уходите прочь“.
      Серые гориллы никак не прореагировали на жесты Эми.
       „Питер хорошее человеческое существо“.
      Казалось, Эми догадалась, что серые гориллы не понимают ее жестов.
      Действительно, она внезапно перестала жестикулировать и издала несколько таких же вздохов, какими переговаривались серые гориллы.
      Пораженные гориллы обменялись взглядами и замерли.
      Впрочем, если даже Эми и в самом деле умела говорить на языке серых горилл, то ее речь никакого действия не возымела. Серые гориллы не сдвинулись с места. Чем больше „вздыхала“ Эми, тем меньший интерес она вызывала, и в конце концов серые гориллы просто тупо уставились на нее.
      Они не понимали Эми.
      Тогда она переместилась ближе к голове Питера и принялась ухаживать за ним, подергивая за волосы и бороду. Серые гориллы оживленно зажестикулировали, а тот же агрессивный самец снова ритмично загудел „хо-хо-хо!“. В ответ Эми повернулась к Эллиоту и жестами сказала: „Эми обнимать Питера“.Эллиот был поражен. Эми никогда не выражала желания обнять Питера, обычно она хотела, чтобы Питер обнимал, чесал и щекотал Эми.
      Эллиот приподнялся, и Эми тотчас же прижала его лицом к своей груди.
      Самец сразу замолчал. Серые гориллы немного попятились, будто признав свою ошибку. Эллиот понял: Эми показывала, что он — ее ребенок.
      В таком поведении не было ничего принципиально нового, перед лицом опасности все приматы вели себя именно так. В обществе приматов категорически запрещается причинять вред малышам, и это табу используется взрослыми животными в самых различных ситуациях. Турнир самцов-бабуинов часто заканчивается тем, что одно из животных хватает своего малыша и прижимает его к груди; этого достаточно, чтобы соперник прекратил нападение. В стаде шимпанзе часто наблюдали и более сложный вариант такого поведения. Если игра молодых шимпанзе становится слишком грубой и опасной, самец хватает одного из играющих малышей и опять-таки прижимает его к груди. Чаще всего самец не является родителем этого малыша; тем не менее, даже такого символического жеста бывает достаточно, чтобы прекратить жестокую игру. Как бы то ни было, теперь Эми не только остановила агрессивного самца, но и защитила Эллиота — если серые гориллы поверят, что бородатое существо ростом в шесть футов может быть ребенком Эми.
      Серые гориллы, очевидно, поверили.
      Они исчезли в буше. Только тогда Эми отпустила Эллиота, посмотрела на него и жестами сказала:
       „Глупые существа“.
       „Спасибо, Эми“. — Эллиот поцеловал гориллу.
       „Питер щекотать Эми Эми хорошая горилла“.
       „Очень хорошая“, — согласился Эллиот.
      Следующие несколько минут Эллиот щекотал и почесывал гориллу, а та, довольно посапывая, каталась по земле.

* * *

      Эллиот, Мунро и Эми возвратились в лагерь около двух часов пополудни.
      — Поймали гориллу? — спросила Росс.
      — Нет, — ответил Эллиот.
      — Теперь это уже не имеет значения, — заявила Росс, — потому что я никак не могу связаться с Хьюстоном.
      — Опять радиоэлектронное подавление? — удивился Эллиот.
      — Хуже, — ответила Росс.
      От целый час пыталась установить связь с Хьюстоном через спутниковый ретранслятор, и все напрасно. Каждый раз только что установленная связь прерывалась через несколько секунд. Убедившись, что ее передатчик исправен, Росс обратила внимание на календарную дату.
      — Сегодня 24 июня, — сказала она. — С предыдущей конголезской экспедицией у нас были проблемы со связью 28 мая. То есть двадцать семь дней назад.
      Эллиот ничего не понял, и Мунро пришлось объяснять:
      — Росс хочет сказать, что на этот раз в помехах виновато Солнце.
      — Правильно, — подтвердила Росс. — Причина в вызванных солнечным излучением возмущениях в ионосфере.
      В большинстве случаев резкие изменения в состоянии ионосферы разреженного слоя ионизированных молекул на высоте от пятидесяти до двухсот пятидесяти миль — обусловлены появлением на поверхности нашего светила солнечных пятен. Поскольку Солнце совершает оборот вокруг своей оси за двадцать семь дней, то такие изменения часто повторяются месяц спустя.
      — Согласен, — сказал Эллиот, — во всем виновато Солнце. Сколько продлится это безобразие?
      — Обычно продолжительность помех составляет несколько часов, в худшем случае — сутки, — покачала головой Росс. — Но на этот раз, очевидно, возмущение весьма серьезное. К тому же оно очень быстро достигло пика.
      Пять часов назад связь была идеальной, а сейчас вообще никакой. Происходит нечто из ряда вон выходящее. Такое, как вы говорите, „безобразие“ может затянуться на неделю.
      — Неделю без связи? Без возможности работать с большим компьютером?
      Вообще без всего?
      — Вот именно, — спокойным тоном подтвердила Росс. — С этой минуты мы отрезаны от всего цивилизованного мира.

      Гигантская солнечная вспышка была зарегистрирована 24 июня 1979 года в обсерватории Китт-Пик, расположенной возле города Тусон, штат Аризона.
      Полученные данные были немедленно переданы в Центр космической экологической службы (ЦКЭС) (Боудер-Сити, штат Колорадо). Сотрудники ЦКЭС сначала не поверили своим глазам: эта вспышка, получившая обозначение 78/06/414аа, была чудовищной даже по гигантским меркам солнечной астрономии.
      Природа солнечных вспышек неизвестна, но, как правило, они так или иначе бывают связаны с появлением пятен на поверхности Солнца. В данном случае источником вспышки было чрезвычайно яркое пятно диаметром около десяти тысяч миль, в спектре которого проявлялись не только а-линия водорода и линии ионизированного кальция, но и весь диапазон белого излучения Солнца. Вспышки с таким „непрерывным“ спектром были чрезвычайно редки.
      Специалисты ЦКЭС не могли поверить и в то, к каким последствиям приведет эта вспышка, хотя расчеты давали точные данные. При солнечных вспышках высвобождается колоссальное количество энергии. Даже вспышка умеренной интенсивности может удвоить мощность ультрафиолетового излучения, испускаемого всей поверхностью светила, а вспышка 78/06/414аа повысила мощность излучения Солнца почти втрое. Через 8,3 минуты после вспышки — за такое время свет преодолевает расстояние от Солнца до Земли поток ультрафиолетового излучения начал эффективно разрушать ионосферу Земли.
      В результате на планете, удаленной от Солнца на девяносто три миллиона миль, была серьезно нарушена радиосвязь, в первую очередь передачи с небольшой мощностью сигнала. Многокиловаттные коммерческие радиостанции, вероятно, даже не заметили вспышки, но конголезская экспедиция, мощность передатчика которой составляла всего около двух сотых ватта, лишилась возможности установить связь со спутниковым ретранслятором. При вспышке Солнце, кроме того, выбрасывает рентгеновское излучение и потоки элементарных частиц; последние движутся сравнительно медленно и добираются до Земли лишь примерно за сутки, поэтому и помехи должны были продолжаться по меньшей мере сутки, а возможно, и намного больше. В Хьюстоне операторы сообщили Трейвизу, что по оценкам ЦКЭС состояние ионосферы вернется к норме лишь через промежуток от четырех до восьми дней.
      — Вот такие дела, — сказал оператор. — Вероятно, Росс сама поймет, в чем дело, когда сегодня ей не удастся выйти на связь.
      — Им позарез нужна связь с нашим компьютером, — сказал Трейвиз.
      Сотрудники СТИЗР пять раз моделировали ситуацию и пять раз получали один и тот же результат: при невозможности эвакуации воздушным путем экспедиция Росс подвергается смертельной опасности. Вероятность того, что участники экспедиции останутся в живых, оценивается приблизительно в 0,224; иными словами, только один человек из четырех имеет реальный шанс выбраться из Конго живым, да и то при наличии связи с хьюстонским компьютером. А этой связи как раз и не было.
      Трейвиз задумался, понимает ли Росс всю серьезность ситуации.
      — В пятом диапазоне спектра Мукенко есть что-нибудь новое? — спросил Трейвиз.
      В пятом диапазоне спутники типа „Ландсат“ собирали данные об инфракрасном излучении. Во время последнего прохождения над территорией Конго „Ландсат“ получил новую очень важную информацию о Мукенко. За девять дней, прошедших после предыдущих измерений, вулкан заметно разогрелся; температура повысилась почти на восемь градусов.
      — Ничего нового, — ответил оператор. — Компьютеры не прогнозируют извержения. У этой системы ошибка измерения около четырех градусов, а четыре лишних градуса — еще не основание для того, чтобы утверждать, что будет извержение.
      — Ладно, это хоть что-то, — сказал Трейвиз. — Вот только что они теперь будут делать с обезьянами, если они отрезаны от нашего компьютера?

* * *

      Такой же вопрос битый час задавали себе и участники конголезской экспедиции. В отсутствие радиосвязи в их распоряжении оставались лишь те компьютеры, что размещались в их головах. А эти компьютеры большой мощностью не отличались.
      Эллиоту было трудно смириться с мыслью об ограниченности возможностей собственного мозга. „Все мы привыкли к доступности вычислительных машин, рассказывал он позднее. — В любой мало-мальски приличной лаборатории в любое время дня и ночи в нашем распоряжении имелись банки данных и компьютеры с любой скоростью расчетов — на все случаи жизни. Мы настолько привыкли к ним, что считали их непременным атрибутом нашей жизни“.
      Конечно, в конце концов Эллиоту удалось бы разгадать язык серых горилл и без компьютера, но в их положении важнейшим фактором было время: на расшифровку оставались часы, а не месяцы. Не имея возможности воспользоваться программой АРЕ, экспедиция могла просто не дожить до следующего утра. Во всяком случае, Мунро сказал, что они не переживут очередную массированную атаку серых горилл, а ведь все основания полагать, что такая атака состоится ближайшей ночью, у них были.
      Спасение Эллиота подсказывало другой выход. Эми продемонстрировала способность общаться с серыми гориллами, значит, в принципе она могла выполнить и функции переводчика.
      — Во всяком случае, нам стоит попытаться, — настаивал Эллиот.
      Однако тут же выяснилось, что, по мнению Эми, из этого плана ничего не выйдет. В ответ на вопрос: „Эми говорит язык существ?“она ответила: „Не говорит“.
       „Совсем не говорит?“— засомневался Эллиот, вспомнив, как Эми жестикулировала и вздыхала перед стадом серых горилл. — „Питер видеть Эми говорить язык существ“.
       „Не говорить делать шум“.
      Эллиот пришел к заключению, что Эми лишь подражала языку серых горилл, а смысла звуков не понимала. Пошел третий час, и до наступления темноты оставалось лишь четыре-пять часов.
      — Кончайте, — сказал Мунро. — И так ясно, что Эми ничем не сможет нам помочь.
      Мунро склонялся к тому, что нужно сворачивать лагерь и, пока еще светло, пробиваться с боями к Мукенко. Он все больше и больше убеждался в том, что еще одно нападение серых горилл им не пережить.
      Но Эллиота мучила какая-то не вполне оформившаяся мысль.
      За долгие годы работы с Эми он хорошо усвоил, что ее мышление прямолинейно, как мышление ребенка. Буквальное восприятие всех вопросов могло свести человека с ума. Чтобы добиться от Эми необходимого ответа, всегда — а тем более в тех случаях, когда она не проявляла склонности к общению, — нужно было формулировать вопросы очень четко, чтобы в них не оставалось даже намека на двусмысленность. Эллиот снова повернулся к Эми.
       „Эми говорит язык существ?“.
       „Не говорит“.
       „Эми понимает язык существ?“.
      Эми не отвечала, казалось, всецело поглощенная тщательным пережевыванием травы.
       „Эми, слушай Питера“.
      Горилла уставилась на Эллиота.
       „Эми понимает язык существ?“.
       „Эми понимает язык существ“, — ответила горилла так спокойно, что Эллиот засомневался, правильно ли она поняла вопрос.
       „Эми наблюдает существа разговаривать, Эми понимает язык?“.
       „Эми понимает“.
       „Эми уверена?“.
       „Эми уверена“.
      — Будь я проклят, — резюмировал Эллиот.
      Мунро с сомнением покачал головой.
      — В нашем распоряжении всего несколько часов светлого времени, — сказал он. — И даже если вы научились понимать серых горилл, как вы будете с ними разговаривать?

      К трем часам Эллиот и Эми снова заняли позицию на склоне холма. Они тщательно укрылись за плотной листвой, и их присутствие выдавал лишь небольшой конусообразный микрофон, подсоединенный к стоявшему у Эллиота в ногах видеомагнитофону. На нем Эллиот записывал звуки, издаваемые гориллами, которые паслись неподалеку.
      Единственная трудность заключалась в том, чтобы определить, на какой горилле сфокусирован направленный магнитофон и на какой горилле сосредоточено в этот момент внимание Эми. Эллиот не мог быть уверен, что Эми переводит те же звуки, какие он записывает на ленту. В ближайшей к ним группе было восемь горилл, и Эми постоянно отвлекалась. Возле одной из самок вертелся шестимесячный малыш; когда его укусила пчела, Эми прожестикулировала: „Бэби больно“. А Эллиот в этот момент записывал „вздохи“ самца.
       „Эми, — сказал жестами Эллиот, — будь внимательной“.
       „Эми внимательная Эми хорошая горилла“.
       „Да, — согласился Эллиот, — Эми хорошая горилла. Эми будь внимательной к существам-мужчинам“.
       „Эми не нравятся“.
      Эллиот молча выругался и стер получасовую запись. Стало ясно, что Эми смотрела совсем не на тех горилл. Тогда Эллиот грешил записывать все подряд, на что бы ни обращала внимание Эми. Он снова включил видеомагнитофон и жестами спросил: „Какое существо смотрит Эми?“.
       „Эми смотрит бэби“.
      С бэби толку мало, бэби еще на научился говорить. Эллиот прожестикулировал: „Эми смотреть существо-женщину“.
       „Эми нравится смотреть бэби“.
      Полная зависимость от капризов Эми была хуже ночного кошмара. Судьбой Эллиота распоряжалось животное, чье мышление и поведение он почти не понимал. Зависимость Эллиота только усугубляло то обстоятельство, что он был отрезан от мира людей и машин. И тем не менее ему приходилось верить горилле.
      Прошел еще час, солнце стало клониться к закату. Эллиот и Эми спустились с холма и направились в лагерь.

* * *

      В создании оборонительных сооружений Мунро превзошел себя.
      Прежде всего по его указанию с внешней стороны лагеря были вырыты огромные ямы — вроде ловушек для слонов. В дно ям вкопали острые колья, а сверху ямы замаскировали ветками.
      Потом в нескольких местах расширили ров и убрали поваленные деревья и кустарники, из которых гориллы могли бы соорудить мост.
      Все сравнительно низкие ветки, нависавшие над лагерем, спилили. Теперь гориллам пришлось бы прыгать с высоты не меньше тридцати футов, а на это они едва ли решатся.
      Потом Мунро вооружил трех из оставшихся в живых носильщиков, Музези, Амбури и Харави, автоматами и баллонами со слезоточивым газом.
      Вместе с Росс Мунро повысил силу тока в сетке ограждения почти до двухсот ампер. Для этого им пришлось снизить частоту импульсов от четырех до двух в минуту, иначе тонкая сетка могла бы просто расплавиться. Зато теперь ограждение из средства отпугивания превратилось в смертельное оружие. Первые наткнувшиеся на сетку животные будут моментально убиты, хотя повышение силы тока увеличило и вероятность коротких замыканий, а следовательно, и разрыва цепи.
      Уже на закате Мунро принял самое трудное решение. Заряжая скорострельные сенсорные устройства, он использовал лишь половину оставшихся у них боеприпасов. Когда боезапас будет израсходован, пулеметы замолчат, и Мунро придется рассчитывать только на Эллиота, Эми и их лингвистические успехи.

      — Сколько еще времени вам потребуется? — спросил Мунро.
      — Часа два, может, побольше, — ответил Эллиот.
      Он попросил Росс помочь ему, а Эми тем временем направилась к Кахеге, чтобы выпросить чего-нибудь поесть. Казалось, она была очень горда собой, и вообще вела себя, как высокопоставленная персона, прибывшая с инспекцией.
      — Что-нибудь получается? — спросила Росс.
      — Узнаем через минуту, — ответил Эллиот.
      Сначала он собирался проверить правильность переводов Эми единственным доступным способом: повторяя по несколько раз каждый звук и постоянно прося Эми перевести его. Если Эми будет всегда одинаково интерпретировать один и тот же звук, то можно быть уверенным в правильности перевода.
      Принцип казался достаточно простым, но его реализация оказалась весьма трудоемкой. В распоряжении Эллиота были только крохотный видеомагнитофон и карманный магнитофон, не связанные друг с другом. Росс и Эллиот потребовали полной тишины и приступили к прослушиванию „вздохов“, проверке, записи, повторной записи и так далее.
      Сразу же выяснилось, что слуховой аппарат человека не способен дифференцировать звуки, издаваемые гориллами; и Росс и Эллиоту все они казались совершенно одинаковыми. Потому у Росс появилась здравая мысль.
      — Эти звуки записаны в виде электрических сигналов, — сказала она.
      — Да…
      — Так вот, емкость памяти компьютера нашего передатчика равна 256 килобайт.
      — Но мы же не можем связаться с хьюстонским компьютером.
      — Я и не имела в виду хьюстонский компьютер, — сказала Росс.
      Она объяснила, что связь со спутниковым ретранслятором устанавливается, как и в телевизионной испытательной таблице, посредством синхронизации сигнала, посылаемого их передатчиком, с сигналом, передаваемым из Хьюстона. Именно так они устанавливали двустороннюю связь с Хьюстоном. В принципе программу синхронизации можно было использовать и для других целей.
      — Вы хотите сказать, для сравнения звуков? — уточнил Эллиот.
      Идея была неплоха, но работа продвигалась невероятно медленно.
      Приходилось переносить записанные звуки в память компьютера, переписывать их на ленту видеомагнитофона в другом диапазоне частот, потом снова вводить трансформированный сигнал в память компьютера, а для сравнения одновременно прокручивать на видеомагнитофоне другую ленту. Эллиоту ничего не оставалось, как стоять и смотреть на Росс, которая беспрерывно меняла кассеты с пленками и флоппи-диски. Каждые полчаса мимо них как бы невзначай проходил Мунро и интересовался успехами. С каждым разом Росс становилась все более нетерпеливой и раздражительной.
      — Мы делаем все, что можем, — говорила она.
      Наступило восемь часов вечера.
      Первые результаты обнадеживали: в своих переводах Эми оказалась весьма последовательной. К девяти часам Росс и Эллиоту удалось оценить вероятность правильности перевода примерно десяти слов и понятий:
      ПИЩА 0,921 0,112
      ЕСТЬ 0,884 0,334
      ВОДА 0,997 0,004
      ПИТЬ 0,774 0,334
      ДА (ПОДТВЕРЖДЕНИЕ) 0. 665 0,441
      НЕ/НЕТ (ОТРИЦАНИЕ) 0,888 0,220
      ПРИХОДИТЬ 0,545 0,440
      ИДТИ 0,537 0. 404
      СЛОЖНЫЙ ЗВУК: ПРОЧЬ(?) 0,544 0,343
      СЛОЖНЫЙ ЗВУК: ЗДЕСЬ (?) 0,634 0,344
      СЛОЖНЫЙ ЗВУК: ГНЕВ(?) ПЛОХОЙ(?) 0,4232 0,477
      Росс посторонилась.
      — Все в вашем распоряжении, — сказала она Эллиоту.
      Мунро молча расхаживал взад-вперед. Нет ничего хуже ожидания, когда нервы у всех напряжены до предела. Можно было бы рассказать пару анекдотов Кахеге и носильщикам, но Росс и Эллиоту нужна была полная тишина. Мунро бросил взгляд на Кахегу.
      Кахега показал на небо и потер пальцем о палец.
      Мунро кивнул. Он тоже чувствовал предгрозовую духоту, почти физически ощущал наэлектризованность влажного воздуха. Приближался ливень. Этого только не хватало, подумал Мунро. Всю вторую половину дня до них доносился отдаленный грохот, похожий на разрывы. Сначала Мунро решил, что это раскаты грома, но для грома звуки были слишком резкими, не раскатистыми, скорее они напоминали ударную волну самолета, преодолевающего звуковой барьер. Подобные звуки Мунро слышал и раньше и догадывался, что они могут означать.
      Он посмотрел в сторону темного конуса Мукенко, где таинственно мерцал Дьявольский глаз, потом перевел взгляд на перекрещивающиеся зеленые лазерные лучи. Один из лучей, тот, что упирался в кроны деревьев, похоже, двигался.
      Сначала Мунро подумал, что это обычный обман зрения, что на самом деле шевелится листва, а луч неподвижен. Однако скоро он убедился, что верна его первая догадка, лазерный луч действительно дрожал, немного перемещаясь вверх-вниз.
      Это было недобрым знаком, но с этим можно было подождать — Мунро тревожили куда более насущные заботы. Он снова взглянул на Росс и Эллиота.
      Те, нагнувшись над приборами, что-то спокойно обсуждали, как будто в их распоряжении были не минуты, а по меньшей мере годы.

* * *

      На самом деле Эллиот работал так быстро, как только мог. Итак, у него оказалось записано на языке серых горилл одиннадцать слов, в переводе которых он был более или менее уверен. Теперь на этом же языке нужно было составить четкое, однозначное послание. Эта задача оказалась далеко не такой простой, как могло показаться на первый взгляд.
      Во-первых, язык серых горилл не был чисто разговорным. Для передачи информации они пользовались сочетанием речи и знаков. Перед Эллиотом стояла классическая задача структурной лингвистики: требовалось определить, каким путем серые гориллы передают информацию. (Л. С. Верински как-то заметил, что, доводись инопланетянам понаблюдать за беседующими итальянцами, и они решат, что те общаются на языке жестов, а звуки добавляют к нему лишь эмоциональную окраску.) Эллиоту же нужно было составить звуковое послание, смысл которого был бы ясен гориллам и без жестов.
      Разумеется, Эллиот не имел ни малейшего понятия о синтаксисе языка серых горилл, а ведь именно синтаксис в подавляющем большинстве языков определяет смысл словосочетаний. К тому же даже самое короткое послание, будучи переведенным буквально, в другом языке может иметь противоположное значение.
      Решая единственное уравнение со множеством неизвестных, Эллиот сначала хотел было ограничить послание одним словом. К сожалению, в его списке такого слова не оказалось. Тогда он решил передавать несколько коротких словосочетаний — на тот случай, если одно из них случайно окажется двусмысленным. В конце концов Эллиот остановился на трех парах слов: ИДТИ ПРОЧЬ, НЕ ПРИХОДИТЬ и ЗДЕСЬ ПЛОХО. Такое сочетание имело то преимущество, что смысл двух посланий из трех вроде бы от порядка слов не зависел. К девяти часам Росс и Эллиот идентифицировали специфические звуки, но на этом их работа не кончилась. Нужно было сделать так, чтобы звуки повторялись снова и снова. Для этой цели годился разве что видеомагнитофон с автоматической перемоткой ленты. Все шесть звуков можно было хранить в памяти компьютера, однако важную роль играли, разумеется, и интервалы между звуками. Еще час Росс и Эллиот потратили на то, чтобы сочетание выбранных трех пар слов звучало естественно — по крайней мере на слух человека.
      Пошел одиннадцатый час.
      К Эллиоту подошел Мунро с оружием, точнее, устройством лазерного наведения, в руке.
      — Вы надеетесь, из этого что-то получится? — спросил он.
      — Точно сказать не могу, — покачал головой Эллиот.