НА ПУТИ К ГАРЕДА

До аэропорта Контаг на острове Гареда было девять часов лету. Свет в салоне выключили, большинство пассажиров спали. Кеннер, как обычно, бодрствовал, сидел в задней части салона и тихо переговаривался о чем-то с Санджонгом.

Питер Эванс проснулся примерно через четыре часа. Пальцы ног все еще жгло после обморожения в Антарктиде, спина болела после того, как его швыряло и вертело потоком воды во время наводнения. Но боль в ногах напомнила о том, что надо проверять их ежедневно, как велели врачи, на предмет обнаружения инфекции. И он поднялся и направился в заднюю часть салона, к Кеннеру. Снял ботинки, стянул носки.

– Понюхай, – сказал Кеннер.

– Что?

– Понюхай ноги. Гангрену прежде всего распознают по запаху. Что, болит?

– Жжет. Почти глаз не сомкнул.

Кеннер кивнул:

– Ничего, потерпи. Все пальцы удастся сохранить, я просто уверен.

Эванс откинулся на спинку кресла, думая о том, как это все же странно, вести разговор о потере пальцев ног. Спина от этих мыслей разболелась еще больше. Он прошел в душевую в задней части самолета, открыл аптечку, пошарил на полках в поисках обезболивающего. Но здесь оказался только адвил. Он принял пару таблеток и вернулся назад.

– Ваше представление в Гонолулу было разыграно как по нотам, – сказал он Кеннеру. – Правда, на Теда не подействовало.

Кеннер удивленно смотрел на него.

– Никакие это не выдумки, – заметил Санджонг. – Вчера там действительно произошли три убийства.

– Вот как? И кого-то съели?

– Так было сказано в полицейском отчете.

– О… – растерянно протянул Эванс.

Проходя по полутемному салону, Эванс вдруг увидел, что Сара не спит. Она подняла голову и шепотом спросила:

– Не спится?

– Да. Побаливает немного. А у тебя?

– Да. Пальцы ног. Так и жжет огнем. После обморожения.

– У меня тоже.

– А хоть что-нибудь поесть на борту найдется? – спросила она.

– Думаю, да.

Сара поднялась и направилась в хвостовой отсек, к кухне. Эванс последовал за ней.

– И мочки ушей тоже побаливают, – сказала Сара.

– У меня – нет.

Она пошарила в холодильнике, нашла холодную пасту. Протянула Эвансу тарелку. Тот отрицательно помотал головой. Тогда Сара положила пасты себе. И с аппетитом принялась за еду.

– А ты давно знаешь Дженифер? – спросила она.

– Да не то чтобы знаю, – ответил Эванс. – Познакомились недавно у нее в офисе.

– Зачем она потащилась с нами?

– Ну, наверное, потому, что знакома с Кеннером.

– Знакома, – раздался голос Кеннера. Он сидел неподалеку.

– И давно ли?

– Она моя племянница.

– Правда? – удивилась Сара. – И как долго она была вашей пле… Впрочем, не важно. Извините.

– Дженифер дочь моей сестры. Родители ее погибли в авиакатастрофе, когда девочке было одиннадцать.

– О…

– Довольно долго была предоставлена самой себе.

– Ясно…

Эванс взглянул на Сару и снова подумал, что она подвержена поистине волшебным превращениям. Только что была такой сонной и вялой, а теперь снова необыкновенно хороша собой, настоящая красавица. И еще от нее пахло духами, которые просто сводили его с ума.

– Что ж, – заметила Сара, – она вроде бы славная девушка. И хороша собой.

– Ну, не знаю… – неопределенно протянул Эванс.

– Все нормально, – сказала она. – Ты вовсе не должен притворяться передо мной, Питер.

– Да ничего я не притворяюсь, – сказал он и придвинулся чуть ближе, чтоб лучше ощущать этот поистине волшебный аромат духов.

– Еще как притворяешься. – Сара отошла от него и уселась в кресло напротив Кеннера. – А что будет, когда мы доберемся до Гареды? – спросила она.

Одна из самых примечательных черт этой девушки, подумал Эванс, заключается в том, что она обладает уникальной способностью вести себя так, словно тебя не существует вовсе. Вот теперь, например, она даже и не смотрит на него, все внимание сфокусировала на Кеннере, увлеченно беседует с ним, как будто они здесь одни.

Может, это особая разновидность кокетства? Возможно, она вознамерилась завести его, как следует раздразнить? Но если так, она выбрала неверную тактику. Подобное поведение может только оттолкнуть его.

Ему захотелось грохнуть кулаком по стойке бара, устроить большой шум, скандал, выкрикнуть какую-нибудь глупость типа: «Привет! Сара, тебя вызывает Земля!» Или что-то в этом роде.

Но тут он подумал, что от этого только станет хуже. Он уже представлял раздраженный взгляд Сары. Слышал ее насмешливый голос. Да ты, оказывается, совсем еще ребенок! Ну, что-то в этом роде. Эванс почувствовал, что истосковался по простой женщине. Такой, как, к примеру, Джанис. Великолепное тело и раздражающе глупая болтовня, но всегда можно отключиться и просто не слушать. Именно такой женщины ему не хватало сейчас.

Он испустил долгий вздох.

Сара услышала. Подняла на него глаза и похлопала по сиденью рядом.

– Иди посиди с нами, Питер, – сказала она. – Послушай. – И она одарила его ослепительной улыбкой.

Эванс почувствовал, что краснеет, и смутился от этого еще больше.

– Вот здесь находится бухта Резолюшн, – сказал Санджонг и развернул к ним экран монитора. Показал бухту, затем уменьшил изображение. И они увидели карту всего острова. – Она в северо-восточной части острова. А аэропорт вот здесь, на западном побережье. Примерно в двадцати пяти милях. – Остров Гареда походил на огромный плод авокадо, погруженный в воду. Отчетливо вырисовывались неровные, словно зазубренные края бухты. – Горный хребет проходит через центр острова, – продолжал Санджонг. – Местами достигает в высоту трех тысяч футов над уровнем моря. И здесь же, в центре острова, находятся джунгли, очень густые, практически непроходимые. Заблудиться ничего не стоит, если не идти по дороге или по одной из тропинок, проложенных человеком. Но иного способа пересечь остров не существует.

– Тогда мы пойдем по дороге, – сказала Сара.

– Возможно, – кивнул Санджонг. – Но это небезопасно, потому что вот здесь нашли себе прибежище повстанцы. – И он обвел пальцем кружок в самом центре острова. – Причем держатся они не вместе, а раскололись на две, а может, и три группы. И точное их местоположение неизвестно. Они захватили вот эту маленькую деревню под названием Павуту, вот здесь, у северного побережья. Похоже, что там у них штаб-квартира. И еще они наверняка расставили по дорогам свои посты, да и тропинки в джунглях тоже патрулируют.

– Тогда как же мы попадем к бухте?

– Вертолетом, если получится, – сказал Кеннер. – Я заказал один, но уж очень ненадежная там обстановка. Если вертолета не будет, придется ехать на машине. Посмотрим, как далеко нам удастся продвинуться. Но в данный момент я просто не знаю, как все сложится. Будем действовать по обстоятельствам.

– Ну а когда доберемся до этой самой бухты? – спросил Эванс.

– Там на пляже совсем недавно появились четыре новых строения. Мы должны захватить их и разобрать или уничтожить находящееся там оборудование. Вывести его из строя. Мы также должны найти субмарину и тоже вывести ее из строя.

– Какую еще субмарину? – спросила Сара.

– Они взяли в аренду небольшую подводную лодку на двух человек. Она находится в этом районе вот уже две недели.

– И что она там делает?

– Мы только теперь узнали это. Архипелаг Соломоновы острова образован цепочкой из девятисот с лишним островов и расположен в геологически активной части земного шара. Там уже давно наблюдаются тектонические сдвиги подземных плит. Как раз в том месте, где находятся Соломоновы острова, эти тектонические плиты примыкают друг к другу. Поэтому там так много вулканов, поэтому так часто происходят землетрясения. Крайне нестабильный регион. Плиты Тихоокеанского региона сталкиваются и заползают под подземное плато под названием Олдован Ява. И в результате всех этих процессов образовалась Соломонова Траншея, огромная подводная расселина, изогнутая в виде арки и огибающая всю северную часть этой цепочки из островов. Очень глубокая, от двух до шести тысяч футов. Она тоже расположена к северу от бухты Резолюшн.

– Ну, хорошо, я все понял, – сказал Эванс. – Это геологически активный регион с глубокой траншеей. Дальше что?

– Там находится множество подводных вулканов, на их склонах полно обломков и наносных пород, а потому велика опасность оползней.

– Оползней? – удивился Эванс и устало потер глаза. Страшно хотелось спать.

– Подводных оползней, – уточнил Кеннер.

– Так они что же, хотят вызвать подводный оползень? – предположила Сара.

– Да, мы так думаем. На одном из склонов вдоль Соломоновой Траншеи. На глубине от пятисот до тысячи футов.

– Ну и что он им даст, этот подводный оползень? – спросил Эванс.

– Покажи ему большую карту, – попросил Санджонга Кеннер. Тот вывел на монитор карту всего Тихоокеанского бассейна, от Сибири до Чили и от Австралии до Аляски.

– Так, – сказал Кеннер. – А теперь попробуем провести прямую линию от бухты Резолюшн, посмотрим, куда она приведет.

– В Калифорнию!

– Правильно. Примерно через одиннадцать часов…

– Подводный оползень, – нахмурился Эванс.

– Да, он способен сместить огромные массы воды. Причем очень быстро. Обычное явление при образовании цунами. Вызванная этим сдвигом подземных пород гигантская волна способна передвигаться по океану со скоростью около пятисот миль в час.

– Господи боже! – воскликнул Эванс. – И большая она, эта волна?

– В данном случае это целая серия волн. В 1952 году подводный оползень в Аляске вызвал волну высотой в сорок семь футов. Но высоту этой невозможно предвидеть и рассчитать, поскольку высота волны зависит еще и от рельефа береговой линии. В отдельных районах у берегов Калифорнии она может достигать шестидесяти футов. Высотой с шестиэтажный дом.

– О боже, – ахнула Сара.

– И сколько у нас времени, чтобы помешать им сделать это? – спросил Эванс.

– Конференция продлится еще два дня, – ответил Кеннер. – На то, чтобы пересечь Тихий океан, волне понадобится один день. Так что…

– У нас всего один день.

– Да, и это самое большее. Один день на то, чтобы приземлиться, пробиться через джунгли к бухте и остановить их.

– Остановить кого? – сладко позевывая, спросил Тед Брэдли. Оказывается, он проснулся и подошел к ним. – Боже! Голова просто раскалывается! Как насчет того, чтоб поправить здоровье? – Тут он вдруг умолк и по очереди оглядел каждого из присутствующих. – Эй, что это тут у вас происходит? Сидите с постными рожами, прямо как на похоронах.

НА ПОДЛЕТЕ К ОСТРОВУ ГАРЕДА

Три часа спустя взошло солнце, и самолет начал сбрасывать высоту. Теперь он летел совсем низко, над покрытыми густой зеленью островками, окруженными небесно-голубыми водами океана. Они увидели тонкие змейки дорог и несколько небольших поселений.

Тед Брэдли, не отрываясь, смотрел в иллюминатор.

– Ну разве он не прекрасен, этот мир? – театрально воскликнул он. – Какая красота! Поистине райское место! Уголок девственной нетронутой природы, скоро мы потеряем и его.

Сидевший напротив Кеннер промолчал. Он тоже смотрел в иллюминатор.

– А не кажется ли вам, – не унимался Брэдли, – что главная проблема состоит в том, что мы утратили связь с природой?

– Нет, – ответил Кеннер. – Думаю, проблема в том, что не так уж много отсюда видно дорог.

– Не кажется ли вам, – продолжал гнуть свое Брэдли, – что всему виной именно белый человек, а не эти туземцы? Ведь именно он хочет завоевать природу, принизить и в конечном счете уничтожить ее?

– Нет, я так не думаю.

– Лично я считаю иначе, – сказал Брэдли. – Считаю, что люди, живущие так близко к земле, в этих своих деревеньках, в окружении прекрасной природы, эти люди обладают истинным пониманием того, что есть экология. А потому умеют существовать в гармонии с внешним миром.

– А вы что, долго жили в деревнях, Тед? – спросил Кеннер.

– Именно так. Достаточно. Один раз, когда мы снимали картину в Зимбабве, другой раз – в Ботсване. Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Ага. Ясно. И все это время проживали в самой деревне?

– Нет, я жил в отелях. Ну, должен был, таковы условия страховки. Но я успел наглядеться на эти деревни. И считаю, деревенская жизнь лучше, куда как чище и правильней в экологическом смысле слова. Если честно, то думаю, что каждый человек должен жить именно так. И уж определенно нам не следует поощрять сельских жителей к индустриализации. В этом главная проблема.

– Понимаю. Сами хотите жить в отеле, но чтоб все остальные при этом оставались в деревнях?

– Да нет, вы меня не правильно поняли…

– А где вы живете в настоящее время? – спросил Кеннер.

– В Шерман-Оукс.

– Это деревня?

– Нет. Ну, можно сказать и так, типа того… Просто мне по работе приходится часто бывать в Лос-Анджелесе, – торопливо добавил Брэдли. – Так что выбора нет.

– Скажите, Тед, а вам когда-нибудь доводилось жить в деревне в одной из стран третьего мира? Ну, хотя бы переночевать там всего разок?

Брэдли заерзал в кресле.

– Я ведь уже упоминал, что провел достаточно времени в деревнях, где мы снимали. И знаю, о чем говорю.

– Если жизнь в деревнях такая замечательная, почему же тогда, по-вашему, люди мечтают оттуда убраться?

– Они не должны оттуда уезжать. Лично я придерживаюсь такого мнения.

– Вам что же, видней, чем им? – спросил Кеннер. Брэдли растерялся, но ненадолго.

– Если хотите знать, да! – выпалил он. – Мне виднее. Потому что за мной преимущество: образование и богатый опыт. И еще я знаю, какие опасности таит в себе индустриальное общество. Да от них уже давно всему миру тошно! Так что, думаю, мне видней, что для них хорошо, а что – плохо. И уж определенно видней, что лучше для нашей планеты с экологической точки зрения.

– А у меня, – заметил Кеннер, – всегда возникают проблемы с людьми, которые решают за других, что для них лучше. И это при том, что сами они живут совсем другой жизнью, в других местах, не знают ни местных условий, ни трудностей, с которыми приходится сталкиваться. Когда они проживают совсем в другой стране, неважно где, в каком-нибудь небольшом западном городке или в стеклянном небоскребе в Брюсселе, Берлине или Нью-Йорке. И при этом почему-то вообразили, что им оттуда видней, что они знают, что лучше для меня или других людей, как я должен решать свои проблемы, как должен прожить свою жизнь. Вот этого я лично никогда не понимал.

– А что тут не понимать? – воскликнул Брэдли. – Я просто хочу сказать следующее. Вы же не думаете, не верите в то, что каждый человек на этой планете волен делать то, что ему заблагорассудится? Ведь это было бы просто ужасно, верно? И подобные люди нуждаются в помощи и чтоб их направляли.

– И вы как раз тот, кто может их наставлять на путь истинный? Всех этих людей?

– Ну, ладно, согласен. Это не слишком корректно с политической точки зрения. Но вы хотите, чтоб все люди на земле придерживались тех же, совершенно чудовищных и безнравственных жизненных стандартов, что и мы, американцы? И, пусть в меньшей степени, европейцы, так, что ли?

– А вы, я смотрю, не желаете отказываться от своих взглядов, – заметил Кеннер.

– Нет, не желаю, – заявил Тед. – Просто хочу сохранить то, что еще можно сохранить. Борюсь за переработку отходов, за уменьшение вредных выбросов в атмосферу. Ведь если все остальные народы и страны нашей планеты пойдут по пути индустриализации, нам всем грозит ужасное глобальное загрязнение и полная катастрофа. Этого не должно случиться.

– Получается, у меня есть, а другим этого не положено, так, что ли?

– Надо смотреть реальности в глаза, – ответил Брэдли.

– Вашей реальности. А не их.

Тут вдруг Санджонг подозвал к себе Кеннера.

– Прошу прощения, – сказал Кеннер и поднялся.

– Ага, ну конечно! Проще уйти, чем продолжить разговор! – воскликнул Брэдли. – За мной последнее слово, и я говорю правду. – Он жестом подозвал стюардессу, показав ей пустой бокал. – Еще один, милочка. Последний. На посошок.

– Вертолета все еще нет, – сказал Санджонг.

– Что случилось?

– Он должен прилететь с другого острова. А они закрыли воздушное пространство над Гаредой. Опасаются, что у повстанцев есть ракеты системы «земля-воздух».

Кеннер нахмурился:

– Сколько до посадки?

– Десять минут.

– Остается только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.

Оставшись в одиночестве, Брэдли поднялся и направился к Питеру Эвансу. Плюхнулся в кресло рядом с ним.

– Вы только взгляните! Разве не великолепный, потрясающий вид? А вода, вода! Прозрачная, кристально чистая! Какие изумительные оттенки синего. А эти прелестные деревеньки в самом сердце природы!

Эванс тоже смотрел в иллюминатор. Но видел только ужасающую нищету. Хижины в деревне представляли собой жалкие покосившиеся лачуги с ржавыми крышами из гофрированного железа, дороги – сплошные моря жидкой красной грязи. Люди плохо одеты и передвигаются как-то неестественно медленно. Точно погружены в депрессию или глубокую печаль. «Здесь процветают инфекции, болезни, детская смертность», – думал Эванс.

– Изумительно! Великолепно! – не унимался Брэдли. – Жду не дождусь, когда окажусь там. Это же праздник. Кто бы мог подумать, что Соломоновы острова так красивы? Сущий рай!

Сидевшая впереди Дженифер заметила:

– Да, причем издавна населенный охотниками за головами.

– Ну, все это в далеком прошлом, – отмахнулся Брэдли. – А может, и вовсе небылицы. Я имею в виду все эти разговоры о каннибализме. Все знают, что это не правда. Как-то читал книгу одного профессора.[42] Никаких каннибалов нигде и никогда не было. Все это миф. Еще один пример того, как белый человек склонен демонизировать цветных. Когда Колумб подплывал к Вест-Индии, он тоже опасался каннибалов. Ему говорили, что они там водятся, по это оказалось не правдой. Впрочем, детали я забыл. Но не важно. Никаких каннибалов в природе просто не существует. Миф это, и все тут. Чего это вы на меня так смотрите?

Эванс обернулся. И увидел, что Брэдли обращается к Санджонгу и что тот действительно смотрит на него несколько странно.

– Ну, так в чем дело? – не унимался Брэдли. – Незачем так пялиться, приятель. Хочешь сказать, что не согласен со мной, так и говори.

– А вы и правда дурак, – спокойно заметил Санджонг. – На Суматре бывать когда-нибудь доводилось?

– Да нет, не доводилось.

– А в Новой Гвинее?

– Тоже нет. Всегда мечтал побывать там, купить изделия местных мастеров. Потрясающие вещицы, доложу я вам!

– Ну а на Борнео?

– Тоже нет и тоже всегда мечтал. Этот султан. Как там его по имени? Вылетело из головы. Но он проделал огромную работу, взял за основу отель «Дорчестер» в Лондоне и…

– Так вот что, – сказал Санджонг, – если доведется когда побывать на Борнео, посетите улицу Диак, там на домах до сих пор выставлены черепа людей, которых они поубивали.

– Да муть все это. Дешевая завлекалка для туристов.

– А в Новой Гвинее есть болезнь под названием куру. И передается она путем поедания человеческого мозга. Там есть обычай поедать мозги врага.

– Вранье все это.

– За эти исследования один ученый получил Нобелевскую премию. Они не прочь полакомиться человеческим мозгом.

– Да когда это было, тысячу лет назад!

– В шестидесятые. И семидесятые.

– Вы, ребята, очень любите рассказывать всякие там страшные истории, – сказал Брэдли. – И непременно выставляете в них бедных дикарей сущими злодеями. Перестаньте, взгляните наконец правде в глаза. Люди не едят себе подобных![43] Санджонг растерянно заморгал. И взглянул на Кеннера. Тот молча пожал плечами.

– Господи, ну и красотища! – Брэдли снова смотрел в иллюминатор. – И еще, похоже, мы садимся.

ГАРЕДА

Покрытие налетном поле Котак, казалось, плавится под жаркими лучами солнца. Они подошли к небольшому навесу, над которым красовалась выведенная крупными кривыми буквами вывеска: «ТОМОЖНА». Сбоку от этого строения виднелась деревянная изгородь, и там висел красный знак в виде растопыренной ладони с непонятной надписью «НЕПРОХОД. ПОСТ».

– Ага, «непроход», – пробормотал Брэдли. – Очевидно, речь идет о желудочно-кишечных заболеваниях.

– Вообще-то, – заметил Санджонг, – красный знак в виде руки обозначает «капу». Иными словами, запрет. Короче говоря, так они изобразили на своем искаженном английском то, что у нас называется «посторонним вход воспрещен».

– Вон оно что… Теперь ясно.

«Эта липкая влажная жара просто невыносима», – подумал Эванс. Он и без того устал от долгого перелета, к тому же его терзали опасения. Как знать, что их ждет впереди. А рядом, такая свежая и беззаботная, энергично шагала Дженифер.

– Неужели ты ничуточки не устала? – спросил ее Эванс.

– Хорошо выспалась в самолете.

Он обернулся и взглянул на Сару. Она, казалось, тоже была полна энергии.

– А я что-то подустал.

– Отоспишься в машине, – небрежно отмахнулась Дженифер. Похоже, ее мало волновало состояние Эванса. И тут он почувствовал вдруг, что эта энергичная дамочка его раздражает.

Нет, здесь просто невыносимо жарко и душно. Чудовищная влажность. Ко времени, когда они подошли к таможне, рубашка у него на спине взмокла от пота.

И волосы тоже стали влажными. С кончика носа и подбородка падали капли пота, прямо на документы, которые ему предстояло заполнить. И в капельках пота, попавших на бумагу, начали расплываться чернила. Он покосился на офицера-таможенника. То был чернокожий мускулистый мужчина с кудрявыми волосами, на нем красовались безупречно отглаженные белые брюки и столь же безупречная белоснежная рубашка. Кожа была сухой, ни капельки пота, даже на вид она казалась прохладной. Он поймал на себе взгляд Эванса и улыбнулся.

– О, человек очередь. То не тсам жар врелет. Ты всь жарсяпар.

Эванс кивнул, хотя и не понял, что же такое сказал ему таможенник.

– Да, вы правы.

Санджонг перевел ему:

– Сейчас даже не самое жаркое время лета. А ты весь изжарился, парень. Жар-пар, понял?

– Да, он прав. Так оно и есть. Где вы научились этому местному английскому?

– В Новой Гвинее. Работал там целый год.

– И чем же там занимались?

Но Санджонг не ответил, поспешил к Кеннеру, тот махнул рукой подъехавшему в «Лендровере» парню. Водитель выпрыгнул из машины. Высокий, темнокожий, он был одет в защитного цвета шорты и хлопковую майку. Плечи сплошь покрыты татуировками. А улыбка была такой заразительной.

– Привет, Жон Каннер! Хамамас клок! – И парень постучал себя в грудь кулаком, а потом крепко обнял Кеннера.

– Говорит, что сердце его радуется, – объяснил Санджонг. – Они добрые старые знакомые.

Парень представился каждому, назвал свое имя – Генри, без всякой фамилии.

– Ганри! – радостно говорил он, улыбаясь во весь рот и пожимая руки. Затем вновь обернулся к Кеннеру.

– Я так понял, какие-то проблемы с вертолетом? – спросил тот. – Что? Нет праблема! Я везит все туд! – Тут он снова громко расхохотался и добавил на почти безупречном английском:

– Вертолет уже ждет, мой друг.

– Прекрасно, – сказал Кеннер. – А то мы уже волновались.

– Да, но серьезно, Жон. Нам лучше живо-живо. Ме гари там плно молпарей. Крозим, ашные. Еть мноо макет. Не стп те, да?

У Эванса создалось впечатление, что Генри нарочно говорит на искаженном английском, чтобы никто, кроме Кеннера и Санджонга, его не понимал.

Кеннер кивнул.

– Я тоже это слышал, – сказал он. – Там полно повстанцев. И по большей части это парни молодые и очень злые, я правильно понял? И хорошо вооружены. Все сходится.

– Меня вертолет беспокоит, мой друг.

– Почему? Что-то знаешь о пилоте, да?

– Да, знаю.

– И что же? Кто этот пилот?

Генри хихикнул и похлопал Кеннера по спине.

– Я!

– Что ж, тогда в путь!

И вот все они двинулись в путь с территории аэропорта. По обе стороны от дороги тянулись джунгли. Кругом звенели цикады. Эванс обернулся и с тоской проводил взглядом красивый белый самолет «Гольфстрим», вырисовывающийся на фоне ярко-синего неба. Летчики в черных брюках и белых рубашках проверяли шасси. Эванс вздохнул. Доведется ли ему увидеть этот самолет снова? Он вовсе не был в этом уверен.

– Мы слышали, Генри, что тут у вас много народу поубивали. Это правда?

Тот скроил гримасу.

– Не просто поубивали, Жон. Олпела. Слышал?

– И это тоже слышали.

– Да. Башка чик-чик.

Так, значит, это правда.

– Выходит, повстанцы действительно этим занимались?

Генри кивнул:

– Этот их новый вождь, звать Самбука, очень любить выпить. Только не спрашивать, почему его так звать, Жон. Он есть псих. Очень большой псих, да. И все они опять стали делать опела, ради этого психа. Считают, что по-старому лучше. Все время делать опела лучше.

– Ну, по старинке, оно всегда лучше, – заметил Тед Брэдли, который плелся сзади. – Если хотите знать мое мнение о традиционном подходе…

Генри резко обернулся к нему:

– У вас есть мобильные телефоны, есть компьютеры, антибиотики, медицина, больницы. И ты говоришь, что жить по-старому лучше?

– Да, потому что так оно и есть, – ответил Брэдли. – Ведь в старину люди были более человечными, а их жизнь – более естественной, приближенной к природе. Поверьте мне, друг, если б вам довелось вдруг оказаться в современном мире, испытать на себе, что это такое, все эти современные чудеса науки и техники, вы бы поняли, что нет в этом ничего хорошего, и…

– У меня диплом Мельбурнского университета, – сказал Генри. – Так что кое-какое представление имеется.

– А… да, ясно… – растерянно пробормотал Брэдли. И еле слышно шепнул в адрес Кеннера:

– Могли бы меня предупредить, черт побери!..

– Кстати, – заметил Генри, – прислушайтесь к моему совету, никогда не делайте этого здесь. Здесь лучше не переговариваться шепотом.

– Это почему?

– У нас в стране некоторые ребята считают, что, если вы шепчетесь, значит, вами овладел демон. Страшно этого пугаются. И могут даже убить.

– Понимаю. Очаровательное поверье. – Так что здесь, если хочешь что сказать, говори громко, во весь голос.

– Что ж, запомню.

Сара шла рядом с Брэдли, но не прислушивалась к разговору. Да, этот Генри – занимательная личность. Застрял где-то посередине между двумя мирами, то говорит чуть ли не с оксфордским акцентом, то вдруг переходит на дикарский ломаный английский. Но сейчас он ее мало занимал.

Она вглядывалась в заросли джунглей. Воздух над дорогой был жаркий и неподвижный, ни малейшего дуновения ветерка, а все потому, что по обе стороны вздымались строем огромные деревья с непроницаемыми для света кронами. В высоту они достигали футов сорока или пятидесяти, а ветви их были покрыты перекрученными лианами. На земле, под этим густым покровом, было темно, громадные листья, лианы и ветви так разрослись, что напоминали сплошную зеленую стену, непроходимое препятствие.

«Можно войти в этот лес, – подумала Сара, – пройти футов пять и заблудиться навеки. И обратной дороги уже не найти».

Вдоль дороги часто попадались проржавевшие останки старых автомобилей, ветровые стекла разбиты, шасси смяты, все металлические части покрывает толстый желто-коричневый слой ржавчины. И еще она заметила, что обивка с сиденьев содрана, а из приборных досок «с мясом» выдраны часы и спидометры, отчего там образовались зияющие темные дыры.

Но вот они свернули вправо, на боковую тропинку, и вскоре увидели на прогалине вертолет. Сара даже ахнула от неожиданности, так красива была эта машина. Вертолет был выкрашен свежей зеленой краской с тонкими белыми полосками, все металлические части ярко сверкали на солнце. Отовсюду так и посыпались комментарии.

– Да, снаружи хорош, – заметил Генри. – А вот внутри… я имею в виду прежде всего мотор, думаю, не все в порядке. Так себе. – И он выразительно взмахнул рукой.

– Прекрасная машина, – сказал Брэдли. – Лично я предпочитаю вертолет всем другим видам транспорта.

Они отворили дверцы и стали рассаживаться. В задней части стояли какие-то деревянные ящики с опилками. Пахло машинным маслом.

– Я привез все, что заказывали, – сказал Генри Кеннеру.

– И боеприпасов достаточно?

– О да. Все, что просили.

– Тогда летим.

Сара устроилась на сиденье и пристегнулась ремнем. Потом надела наушники. Моторы взревели, лопасти винта начали вращаться все быстрей и быстрей. Вертолет задрожал, пытаясь оторваться от земли.

– Народу слишком много, – заметил Генри. – Машина перегружена. Однако будем надеяться на лучшее. Скрестите пальцы!

И, ухмыляясь во весь рот, он поднял тяжелую машину в синее небо.

НА ПУТИ К БУХТЕ

Внизу, под ними, тянулись джунгли, миля за милей сплошного непроницаемого леса. В некоторых местах, особенно на возвышенностях, за верхушки деревьев цеплялись клочья тумана.