Лоб был холодным как лед, и еще она ощущала боль в шее. Сара осторожно пошевелила конечностями. Болело и ныло все тело, но руки и ноги двигались, за исключением стопы правой ноги, зажатой где-то внизу. Она закашлялась и не двигалась, пытаясь осознать случившееся. Она лежала на боку, лицо прижато к ветровому стеклу, по всей видимости, она сама разбила его, сильно ударившись лбом. Глаза находились всего в нескольких дюймах от разбитого стекла. Она медленно повернулась, огляделась.

Было темно, вернее, сумеречно. Слабый свет просачивался откуда-то слева. И все же ей удалось рассмотреть, что снегоход лежит на боку, и что гусеницы его упираются в голубоватую стену льда. Очевидно, падая в расселину, снегоход зацепился за какой-то выступ, который и удержал его от дальнейшего падения. Потом она посмотрела вверх: вход в расселину находился близко, ярдах в тридцати-сорока над головой. Это немного взбодрило девушку.

Потом она перевела взгляд вниз, пытаясь понять, где Эванс. Но внизу все было погружено во тьму. И Эванса видно не было. Она дала глазам возможность немного освоиться с темнотой. И вот наконец увидела все. И тихо ахнула, мгновенно оценив ситуацию.

Никакого уступа не было.

Снегоход провалился в узкую расселину и застрял между ее ледяными стенами. Гусеницы упирались в одну, крыша кабины – в другую, а сама кабина нависала над чернильно-темным бесконечным провалом. И дверь с той стороны, где сидел Эванс, была распахнута.

Эванс выпал из кабины.

И провалился в пропасть.

В эту чернильную тьму.

– Питер?..

Нет ответа.

– Питер, ты меня слышишь?

Снова без ответа.

Сара прислушалась. Тишина. Ни движения. Ни звука.

Ничего.

И тут ее пронзила страшная мысль. Она здесь одна, в этой расселине, на глубине. Провалилась на добрые сто футов в этот ледяной колодец в самом центре ледяного поля, в стороне от дороги, в милях от человеческого жилья.

Ее прошиб ледяной озноб от осознания того, что это место станет ее могилой.

Этот Болден, как бы его там по-настоящему ни звали, продумал все очень хорошо, продолжала размышлять Сара. Унес с собой их маячок. Теперь он отъедет на несколько миль, бросит его куда-нибудь в глубокую расселину, где никто никогда не найдет этого маячка, и вернется на базу. На их поиски вышлют спасательную группу, но ориентироваться они будут по маячку, и никто не заглянет в то место, где она сейчас находится. Они могут искать дни, недели, но так и не найдут ее.

И даже если расширят круг поисков, снегохода им все равно не найти. Пусть даже он и провалился неглубоко, всего на какие-то сорок ярдов. Все равно находится слишком глубоко, чтоб его могли увидеть с вертолета или проезжающего мимо снегохода спасателей. Да и не будут они здесь ее искать. Они ведь не знают, что Болден уговорил их свернуть с размеченной флажками дороги, и станут искать только поблизости от нее. Никто не придет к ней на помощь сюда, к расселине, затерявшейся среди ледяного поля. А сама дорога растянулась на семнадцать миль. Так что они провозятся там много дней. И все безрезультатно.

Нет, с ужасом подумала Сара, они никогда не найдут ее.

И даже если она каким-то образом сумеет выбраться на поверхность, что дальше? У нее нет ни компаса, ни карты, ни рации. Даже радио теперь нет, лежит разбитое вдребезги у нее под ногами. Она понятия не имеет, в какой стороне отсюда находится станция Веддела.

Нет, конечно, на ней парка ярко-красного цвета, ее видно издалека. Есть кое-какие запасы воды, пищи. Имеется и оборудование, о котором толковал этот подлец, перед тем как пуститься в путь. Кстати, что за оборудование? Вроде бы какое-то альпинистское снаряжение?.. Веревки, обувь с шипами.

Сара наклонилась, сумела высвободить зажатую коробкой с инструментами ступню, затем поползла в заднюю часть кабины, стараясь не приближаться к распахнутой настежь дверце, под которой открывалась пропасть. И вот в сумеречно-голубоватом свете увидела наконец ящик, о котором говорил Болден. Его слегка смяло от удара, и открыть никак не удавалось.

Тогда она вернулась назад, открыла коробку с инструментами, достала молоток и отвертку. И целые полчаса, не меньше, пыталась открыть неподатливую крышку. И вот наконец она со скрежетом подалась. Сара заглянула внутрь.

Ящик был пуст.

Ни еды, ни воды, ни альпинистского снаряжения. Ни спальных мешков, ни обогревателей.

Ровным счетом ничего.

Сара набрала в грудь воздуха, медленно выдохнула. Надо сохранять спокойствие, стоит запаниковать, и тебе конец. Затем начала прикидывать свои возможности. Без веревок и специальной шипованной обуви на поверхность не выбраться, это ясно. Что можно использовать вместо этого? У нее есть коробка с инструментами. Может, вместо ледоруба использовать стамеску? Нет, слишком уж маленькая. Может, разобрать коробку передач и сделать некое подобие того же ледоруба из каких-то ее частей? Или как-то приспособить звено гусеницы?..

Да, обуви с шипами у нее нет, но ведь можно же найти какие-то предметы с острыми концами, гвозди, к примеру. Воткнуть их в подошвы и попробовать вылезти. Ну а вместо веревки?.. Обрывки ткани. Она осмотрелась. Можно сорвать обивочную ткань с сидений. Потом нарезать ее на полоски. Может, получится?..

Сара просто пыталась подбодрить себя этими рассуждениями. Нет, она не сдастся ни за что! Она испробует все. Пусть шанс на успех невелик, но это шанс. Шанс.

И она решила целиком на этом сосредоточиться.

Интересно, где Кеннер? Что будет делать, если услышит сообщение по радио? Может, уже услышал. Вернется ли он на станцию? Да, почти наверняка. И будет непременно искать этого самозванца, выдававшего себя за Болдена. Но Сара была уверена: негодяй успел скрыться. Он давно исчез.

А вместе с его исчезновением исчезли и все ее надежды на спасение.

Стекло в наручных часах оказалось разбитым. Она не знала, сколько уже находится здесь, но заметила, что стало темнее. Света в прогалине над головой стало меньше. Или погода действительно испортилась, или же солнце опустилось к самому горизонту. А это означает, что она здесь уже часа два или три.

Она ощущала онемение во всем теле, и вызвано это было не падением, а холодом. Все тепло давно ушло из кабины.

Может, стоит завести мотор и хоть немного согреться? Попытаться, во всяком случае, стоит. Она включила фары, одна из них работала, ярко высветила ледяную стену. Стало быть, батарейки еще не разрядились.

Сара повернула ключ в замке зажигания. Раздался скрип. Мотор не заводился.

И тут вдруг она услышала голос:

– Эй!

Сара резко подняла голову. И не увидела ничего, кроме серого неба в прогалине.

– Эй!

Она сощурилась. Неужели там, наверху, кто-то есть? И что было силы заорала в ответ:

– Эй, я здесь! Здесь, внизу!

– Да знаю я, где ты, – ответил голос.

И только тут до нее дошло, что голос раздается снизу. Из пропасти.

– Питер? – неуверенно окликнула она.

– Черт, до чего же я продрог! – сказал он. Голос выплывал из глубины.

– Ты ранен?

– Да нет вроде бы. Не знаю. Просто двигаться не могу. Застрял в какой-то щели, черт бы ее побрал.

– На какой глубине?

– Не знаю. Голову не могу повернуть. Я застрял, Сара. – Голос его дрожал. В нем слышался испуг.

– Совсем не можешь двигаться? – спросила она.

– Только одной рукой.

– А что видишь?

– Лед. Вижу голубую стену. Примерно в двух футах от моей физиономии.

Сара осторожно приблизилась к распахнутой дверце, стала всматриваться вниз. Там царила тьма. Однако ей все же удалось разглядеть, что расселина резко сужается внизу. Если так, то Эванс может находиться совсем недалеко.

– Питер, подвигай рукой. Ну, той, свободной. Сможешь?

– Да.

– Махни ею.

– Уже машу.

Сара ничего не видела. Сплошная тьма.

– Ладно, – сказала она. – Пока хватит.

– Ты меня видишь?

– Нет.

– Черт. – Он закашлялся. – Здесь жутко холодно, Сара.

– Знаю. Давай потерпи еще немного.

Надо найти какой-то способ заглянуть вниз, в глубину расселины. Она начала осматривать кабину и увидела огнетушитель, прикрепленный к стене. Если имеется огнетушитель, может, и фонарь тоже найдется. В машине наверняка должен быть фонарь, вот только где…

Под приборной доской его не было.

Может, в бардачке?.. Она открыла его, сунула руку, начала шарить в темноте. Зашуршала бумага. Пальцы сомкнулись вокруг какого-то толстого цилиндрического предмета. Она вытащила его.

Фонарь!

И тут же включила. Слава богу, он работал. И Сара направила луч вниз.

– Вижу! – крикнул Питер. – Вижу свет.

– Хорошо, молодец. Теперь попробуй махнуть еще раз.

– Машу!

– Сейчас?

– Да, сейчас.

Она продолжала всматриваться во тьму.

– Питер, я ничего не… Нет, погоди-ка! – Она его увидела. Вернее, не его, а только кончики пальцев в красной перчатке, внизу, под гусеницей снегохода.

– Питер…

– Что?

– Ты совсем рядом, – сказала она. – Прямо подо мной, всего в каких-то пяти-шести футах.

– Здорово. Сможешь вытащить?

– Нет. Я открывала ящик для снаряжения. Он пуст. Ни веревок, ничего.

– Так они там и не должны быть, – сказал он. – Ты под сиденьем посмотри.

– Что?

– Да я сам там все видел. И веревки, и все прочее, под пассажирским сиденьем.

Она заглянула под сиденье. Металлическая его основа была приварена к полу снегохода. И никакого подступа, дверок, отверстий видно не было. Как же ей достать снаряжение? И тут, чисто импульсивно, она приподняла подушку самого сиденья и увидела под ним отделение. Луч фонаря высветил веревки, крючки, ледорубы, обувь с шипами…

– Есть! – радостно воскликнула она. – Ты был прав. Тут все.

– Здорово! – откликнулся Эванс.

Сара начала осторожно доставать предмет за предметом, чтобы ничего не выпало через распахнутую дверь. Пальцы уже онемели от холода и плохо слушались, когда она стала вытаскивать нейлоновую веревку длиной в пятьдесят футов с металлическим крючком в виде трезубца на конце.

– Если я опущу веревку, сможешь поймать ее, Питер? – спросила она.

– Ну, думаю, да. Постараюсь.

– И будешь держаться за нее крепко, чтоб я смогла себя вытащить, ладно?

– Не знаю, не уверен. У меня только одна рука свободна. Другая зажата.

– Но ведь ты сильный. Ты сможешь крепко держаться и одной рукой, правда?

– Не знаю. Не думаю. А что, если вылезу наполовину и вдруг выпущу эту веревку?.. – Голос у него сорвался. Эванс был на грани слез.

– Да ничего страшного, – поспешила подбодрить его Сара. – Ты, главное, не волнуйся.

– Но я в ловушке, Сара!

– Ничего ты не в ловушке.

– Нет, я в ловушке, застрял в этой гребаной ловушке! – Теперь в голосе звучала паника. – И мне отсюда ни за что не выбраться. Я здесь умру.

– Перестань, Питер. Прекрати сейчас же! – Говоря это, она обматывала веревку вокруг талии. – Все будет хорошо. У меня есть план.

– Какой план?

– Я опущу тебе веревку крючком вниз, – ответила Сара. – Сможешь зацепить его за что-нибудь? Ну, скажем, за ремень?

– Нет, только не за ремень… Я здесь застрял, Сара. Пошевелиться не могу. И до ремня мне не дотянуться.

Сара пыталась оценить ситуацию. Очевидно, Питер застрял в какой-то расселине во льду. Даже представить себе такое было страшно. Неудивительно, что он напуган.

– Послушай, Питер, – спросила она, – ну хоть за что-нибудь можешь зацепить этот крючок?

– Попробую.

– Ладно, тогда держи. – И она начала медленно спускать ему веревку. Крючок исчез в темноте. – Видишь его?

– Вижу.

– Сможешь дотянуться?

– Нет.

– Ладно. Тогда я раскачаю веревку. – И Сара, слегка двигая запястьем, начала слегка раскачивать веревку. Крючок то исчезал из вида, то появлялся снова.

– Знаешь, я просто не смогу… Сара.

– Сможешь.

– Мне его не поймать.

– А ты постарайся.

– Опусти чуть пониже.

– Ладно. Насколько ниже?

– Примерно на фут.

– Хорошо. – Она опустила веревку на фут. – Теперь нормально?

– Да, так уже лучше. Теперь раскачивай.

Сара вновь принялась раскачивать веревку. Казалось, снизу раздается его тяжелое дыхание, но крючок был неуловим.

– Не получается, Сара.

– Все же попробуй. Постарайся изо всех сил.

– Не могу. Пальцы заледенели.

– Работай ими! – крикнула она. – Ну вот, смотри, сейчас снова подам тебе этот крючок!

– Не могу, Сара, никак… Эй! – Что?

– Почти поймал.

Сара посмотрела вниз и увидела появившийся из-за выступа крючок. Он крутился. Стало быть, Питеру удалось дотронуться до него.

– Давай еще разок, – сказала она. – Ты сможешь, Питер!

– Я стараюсь, просто очень неудобно… Есть, Сара! Я его поймал!

Она с облегчением выдохнула.

Снизу, из темноты, доносился его кашель. Она ждала.

– О'кей, – сказал Эванс. – Я прицепил его к куртке.

– В каком месте?

– Спереди. На груди.

Тут она вдруг представила страшную картину: крючок вырывает клок ткани и ранит ему подбородок и шею.

– Нет, Питер. Лучше прицепить под мышкой.

– Не получится. Знаешь, спусти ее еще фута на два.

– Хорошо. Скажи, когда будешь готов. – Он снова зашелся в кашле. – Послушай, Сара… А ты уверена, что у тебя хватит сил меня вытащить?

Об этом она даже думать боялась. Но потом решила, что как-нибудь да вытащит. Правда, ей неизвестно, сколько он весит и насколько плотно там застрял, но…

– Да, – ответила она. – Сил хватит, вытащу, не волнуйся!

– Уверена? Я вешу сто шестьдесят фунтов. – Он снова закашлялся. – Может, даже чуть больше. Фунтов на десять больше.

– Я привяжу другой конец к рулевому колесу.

– Ладно… Но только смотри не урони меня.

– Не бойся, не уроню, Питер. Пауза, затем он спросил:

– А сколько весишь ты?

– Дамам такие вопросы не задают. Особенно в Лос-Анджелесе.

– Мы же не в Лос-Анджелесе.

– Понятия не имею, сколько вешу, – ответила Сара. На самом деле она, конечно, знала: ровно сто тридцать семь фунтов. Он был тяжелей ее на целых тридцать фунтов. – И все равно уверена, что смогу вытащить тебя, – добавила она. – Ну что, готов?

– Черт…

– Так ты готов, Питер, или нет?

– Да. Давай тяни.

Она натянула веревку, затем расставила ноги и крепко уперлась в пол по обе стороны от распахнутой дверцы. На миг она почувствовала себя борцом сумо перед началом схватки. Сара знала: ноги у нее сильней рук. Иначе ей не справиться. Она сделала глубокий вдох.

– Готов? – снова спросила она.

– Да, думаю, да.

Сара начала медленно выпрямляться, ноги дрожали от напряжения. Веревка туго натянулась, затем медленно двинулась вверх. Совсем немного, всего на несколько дюймов. Но она пошла, пошла!..

Веревка двигалась!

– Хорошо, теперь стоп.

– Что?

– Стоп!

– Ладно. – Она еще не распрямилась. Долго ей в такой позе не продержаться. – Знаешь, я уже не могу. Сил не хватает.

– А ты не держи. Просто отпускай ее понемногу. Медленно. Отпусти фута на три.

Сара поняла, что ей удалось хотя бы частично вытащить его из трещины. И голос Эванса звучал теперь бодрей, в нем уже не слышалось испуганных ноток. А вот кашель не затихал.

– Питер?..

– Минутку. Я прицепляю крючок к поясу.

– Хорошо…

– Теперь могу смотреть вверх, – сказал он. – Вижу гусеницу. Она примерно футах в шести, прямо у меня над головой.

– Прекрасно.

– Но когда будешь тащить меня дальше, веревка может зацепиться за край гусеницы.

– Все будет нормально, – ответила она.

– И тогда я повисну прямо над… над…

– Я не позволю тебе упасть в пропасть, Питер… Он снова закашлялся. Она ждала. Затем послышался его голос:

– Скажи, когда будешь готова.

– Я готова.

– Тогда давай покончим со всем этим, – сказал он, – прежде чем я испугаюсь уже всерьез.

Сара подняла его фута на четыре, тут тело Эванса, видимо, полностью высвободилось. И внезапно она ощутила весь его вес. И он показался ей непомерным. Ее шатнуло, веревка резко ушла фута на три вниз. Он так и взвыл:

– Сара!..

Она вцепилась в веревку из последних сил. И вот наконец спуск удалось остановить.

– Извини.

– Мать твою!..

– Извини. – Теперь Сара уже приспособилась к возросшему весу и начала тянуть снова. Она стонала от напряжения, но не прошло, наверное, и минуты, как над краем гусеницы показалась его рука и он ухватился за эту гусеницу и начал подтягиваться. Затем показались уже обе руки, а потом и голова.

Для нее это тоже было шоком. Лицо у него было залито кровью, встрепанные волосы тоже сплошь в крови. Но он улыбался.

– Тяни, сестричка.

– Я тяну, Питер. Тяну.

Вот он наконец забрался в кабину, и Сара, совершенно обессиленная, рухнула на пол. Ноги у нее дрожали. Все тело тоже сотрясала мелкая дрожь. Эванс лежал на боку рядом и захлебывался кашлем. Но вот постепенно дрожь унялась. Она нашла аптечку и принялась оттирать ему лицо марлевой салфеткой.

– Порез не слишком глубокий, – сказала Сара, – но несколько швов наложить все же придется.

– Это потом. Если мы отсюда выберемся.

– Выберемся, не бойся.

– Я рад, что ты такая… – Он выглянул из окна наверх. – Когда-нибудь лазала по ледяным скалам?

Сара отрицательно помотала головой:

– Нет, только по обыкновенным, да и то не очень высоким. Как думаешь, большая разница?

– Эти более скользкие… И что будем делать, когда выберемся наверх?

– Не знаю.

– Мы понятия не имеем, в какую сторону идти.

– Пойдем по следам снегохода этого парня.

– Если они сохранились. Может, их уже снегом занесло. Сама знаешь, до станции миль семь или восемь.

– Питер… – начала она.

– А если начнется снежная буря, нам вообще лучше отсидеться здесь.

– Я здесь не останусь, – твердо заявила Сара. – Если уж умирать, то под небом и солнцем.

Подниматься по ледяной стене расселины оказалось не так уж и сложно, особенно после того, как Сара усвоила, как правильно ставить ногу, обутую в ботинок с шипами, и с какой силой надо замахнуться ледорубом, чтоб он вонзился в эту стену и крепко там держался. Всего минут через семь-восемь она оказалась на поверхности.

Все здесь выглядело как прежде. То же тусклое белесое солнце, та же сероватая дымка горизонта, сливающаяся с небом. Все тот же серый, безжизненный мир…

Она помогла Эвансу вылезти. Из пореза снова пошла кровь, она тут же замерзала, отчего лицо походило на красную блестящую маску.

– Черт, до чего же холодно… – пробормотал он, стуча зубами. – Как думаешь, куда надо идти?

Сара взглянула на солнце. Оно совсем низко нависало над горизонтом, но непонятно было, заходит оно или напротив, встает. Да и вообще, как определяют направление по солнцу, если находишься на Южном полюсе? Сара нахмурилась. Сообразить никак не удавалось, и еще она страшно боялась ошибиться.

– Пойдем по следам, – сказала она наконец. Сняла шипованные ботинки, переобулась и зашагала по льду.

Следовало признать: в одном Питер был прав. На поверхности оказалось гораздо холодней, чем можно было представить. Примерно через полчаса поднялся ветер, он дул со страшной силой и прямо в лицо, так что пришлось идти согнувшись. Хуже того, пошел снег, и по льду зазмеилась поземка. А это означало… – Мы теряем следы, – пробормотал Питер. – Знаю. – Скоро их совсем заметет.

– Вижу. – Порой он вел себя ну просто как малое дитя.

– Что же нам делать? – спросил он.

– Не знаю, Питер. Мне никогда прежде не доводилось блуждать по Антарктиде.

– Мне тоже…

Они, оскальзываясь и спотыкаясь, продолжали брести вперед.

– Это была твоя идея – подняться на поверхность.

– Замолчи, Питер. Возьми себя в руки.

– Взять себя в руки? Спасибо за совет. Я чертовски замерз, просто окоченел, Сара, – пробормотал он. – Уже не чувствую ни носа, ни ушей. Ни пальцев на руках и ногах…

– Питер! – Она ухватила его за плечо и сердито затрясла. – Заткнись!

Он тут же умолк. И смотрел на нее через отверстия в кровавой маске. Ресницы стали белыми от инея.

– Я тоже не чувствую своего носа, – сказала Сара. – Нам надо держаться, другого выхода нет.

Она огляделась по сторонам, пытаясь подавить отчаяние. Ветер и снег усилились. Видимость резко упала. Мир стал плоским, бело-серым. Если так будет продолжаться и дальше, они могут снова провалиться в расселину, просто не заметить ее и провалиться.

Тогда надо остановиться.

Там, где они сейчас находятся. В самой сердцевине этой пустоты.

– Ты такая красивая, когда злишься, – сказал Эванс. – Тебе когда-нибудь говорили?

– Питер, ради бога…

– Жутко до чего красивая.

Она побрела дальше, до рези в глазах всматриваясь в снег и лед, пытаясь разглядеть следы от гусениц.

– Пошли, Питер. – Возможно, эти следы скоро выведут их на дорогу. По дороге куда как легче идти в такой буран. И безопасней, и меньше шансов просто замерзнуть.

– Кажется, я в тебя влюбился, Сара.

– Питер!..

– Я должен был это сказать. Возможно, это последний шанс. – Тут он снова закашлялся.

– Береги горло, Питер. Следи за дыханием.

– Бог ты мой, до чего же холодно.

Дальше они продолжали идти уже молча. Встречный ветер все усиливался. Парка Сары прилипала к телу, снег резал лицо. Казалось, двигаться уже невозможно вовсе, но Сара упрямо продолжала шагать вперед. Она не знала, сколько прошла, просто вдруг остановилась и вскинула руку. Должно быть, идущий следом Эванс этого не заметил. Он врезался в нее, ойкнул, что-то проворчал и тоже остановился.

Ветер завывал так отчаянно, что пришлось сблизить головы, чтоб поговорить, иначе было просто не расслышать.

– Нам надо остановиться! – прокричала она.

– Знаю!

И вот, видимо, просто не зная, что делать дальше, Сара опустилась прямо на лед, подобрала под себя ноги, опустила голову к коленям. И изо всех сил старалась не расплакаться. Ветер завывал все громче и громче. Теперь он просто визжал. Воздух казался непроницаемо плотным от снега.

Эванс уселся рядом с ней.

– Черт, мы умираем, – пробормотал он.