Рядом возник Крот и принялся деловито плескать из канистры на тела, оттолкнул Толяныча в сторону.
      - Уходим! - Донес токин шепот Лешего из большой комнаты. - Эй, идите сюда!
      Леха уже сидел на подоконнике, увидел их, спрыгнул вниз, следом Толяныч, Крот подал ему автомат и канистры и соскочил сам. Чиркнул спичкой, поднес к коробку - ПШЖХ!!! - и забросил его в окно.
      Они рванули к оврагу, а во след с ревом тянуло багровые руки пламя.
      5.
      До машины они добежали за считанные секунды. Уже не темно, но почти ничего не разглядишь толком, и Толяныч раза три чуть не полетел вверх тормашками вместе с канистрами. Оглянулся: следом бежал Крот, делая такие движения, будто что-то щедро сыпал вокруг себя.
      Добежали - Леший уже порыкивал мотором - плюхнулись на сидения, срывая чулочные маски:
      - ГАЗУЙ!!! - Крот хлопнул дверью и принялся закуривать. На руке у него мертвенно, словно гнилушки, светили дорогие механические часы. - Двадцать четыре минуты. Уложились. Газуй, Леший!
      От заднего стекла довольно жмурилась Матрена, норовя обнюхать Толянычу ухо.
      Прикуривал Крот чертовски долго - Леха гнал тачку по буеракам вглубь леса не жалея рессор, и трясло на ухабах немилосердно. Иногда, когда еле заметная колея ухала вниз, вослед за ней ухала и душа, вернее тот ледяной комок, в который она трансформировалась.
      Толяныч сидел неподвижно, почти в прострации, лишь иногда очень медленно неосознанно потирал ладони друг об друга - шчих-шчих - и внутри отзывался незримый и непонятный точильщик. Словно некто тихий и спокойный, сидит себе, поджав ноги, и правит невесть откуда взявшийся клинок. Как всегда Толяныча хватил мандраж, и как всегда задним числом. Ладони были холодны, а сам он потел, как в сауне - нормальный отходняк после любой драки, а частенько и после драки несостоявшейся. Укушенное слюнтяем запястье практически не болело.
      Наконец Кроту надоело бесполезно ломать спички:
      - Леший, тормози!
      - Сейчас. Здесь ручеек почище будет. Заодно и руки ополоснем. - Ровный лехин голос перекрывал нервные взревывания двигателя.
      Машина неожиданно замерла на небольшом травяном пятачке возле самой воды. Паузу тут же заполнил задорный шелест ручья. Они вылезли и пошли к воде.
      Толяныч шагнул разок, как-то особенно сильно облился потом, и мгновенная слабость вывернула желудок. Его вырвало несколько раз подряд. Сел на землю и обнаружил на штанах - на колени и на бедре - размазанную красновато-бурую кашицу. Вот тут-то его и вывернуло по настоящему, выжимая желудочный сок до самой последней капельки.
      - Ты чего, Фант? - Подошли Крот с Лешим, вытирая мокрые руки о штаны совершенно одинаковым жестом. Посмотрев на заблеванного Толяныча, не сговариваясь взяли его за руки и за ноги и бросили в ручей прямо в одежде и бронежилете.
      Через пару минут Толяныч, бледный, как одноименный конь, вылез на берег. Стащил куртку, отжал:
      - Мужики, дайте сигарету... - На траву полетел Мышонок, а следом за ним нож с волнистым лезвием и серебряной рукоятью.
      - Ого, какая штучка! - Вместо сигареты Кротельник протянул ему фляжку, к которой они с Лехой успели уже приложиться, судя по довольным физиономиям. Крот так просто лоснился, как если бы его конфетами от пуза накормили.
      Толяныч глотнул и закашлялся. Леха протянул ему зажженную сигарету. Оба заинтересованно склонились над толянычевым багажом. Крот поднял волнистый нож, Леха - Мышонка. В мутное от слез поле зрения Толяныча попадал только Леший: придирчиво осмотрел пружину, примерил к руке, и резким, почти неуловим движением заставил ее прочертить вокруг себя замысловатую, визжащую кривую, и тут же послал обвиться вокруг основания ни в чем неповинного маленького деревца. Мышонок охватил тонкий стволик, звякнул и затих, а Леший резко дернув кистью, вернул его обратно и поймал за гирьку.
      - Неплохая игрушка. - Наложил он резолюцию и всунул Мышонка в ватные толянычевы руки.
      - Ты это что, в музее прихватил? - Встрял Серега, держа нож на ладони. - Э! Да ты совсем белый! Ну-ка глотни еще разок.
      Толяныч послушно глотнул и подумал, что уже второй раз за сутки бултыхается в этом ручье, хотя первый был много ниже по течению. Наугад вернул фляжку и подумал, что его будет тошнить, пока он не скажет про ту девушку. Слюна наполняла рот, словно железы превратились в маленькие гейзеры, и была приторна на вкус.
      - Что это с ним? - Долетел как сквозь одеяло голос Лешего. - Первачок?
      - Все нормаль. "Сосед" у человека сбоит, вот и все. - Тонкое частое бульканье подсказывало, что Серега вновь приложился к фляжке. - Все будет путем, Леха, я Фанта с четырех лет знаю. Нашего разлива чел.
      - Служил?
      - Ага. Сарашаган, Четвертый Южный. Ты ж там тоже был. А его туда прямо из учебки. Радистом и на передок, понял?!
      - Ясно. Долбоебы. - Тяжелая и горячая ладонь опустилась Толянычу на плечо, аккуратно похлопала, потом фляжка как бы сама вернулась к нему в руки. - Давай, брат, глотни. Стресс снимает лучше всякой виртуалки.
      - Там... Девчонка была... Это я ее... - Толяныч с трудом глотнул спирта, и его снова вырвало. Зато в глазах наступило просветление такой неимоверной чистоты, словно бы он видел мир через цейсовский визор.
      - Ух ты, какие мы жалостливые! Сюда посмотри!!! - Серега указал острием ножа ему на плечо.
      Толяныч с удивлением разглядывал распоротый чехол бронежилета, ощупывая обнажившуюся защитную пластину. Потом растянул куртку. Дыра на плече была шире раза в два:
      - Бляха-муха! И когда только успела!?
      - То-то, прошила, как бумажку, а ведь куртец-то у тебя армированный. Если б не броник...
      - Поехали, мужики. - Леха уже садился за руль.
      Ком внутри не проходил, зато точильщик как бы совместился с "соседом", делая внутреннее состояние тихим и спокойным - наконец-то сработала коррекция, оставляя сознанию только черствый факт происшедшего и стирая эмоциональность окраски. Но накуриться Толяныч никак не мог и сосал сигареты одну за другой. Уж очень рельефно представлялся сам себя на полу и с этой волнистой дурой под ключицей.
      Видение возможного исхода стало последней каплей, подействовавшей подобно релаксанту. Теперь бы только обнулиться, и полный порядок гарантирован. О том, что сбрасывать ЭТО в Сеть - верный шанс навести милицию, он пока не думал. Это тоже отсекала пси-коррекция.
      Матрена зевала, клацая зубами, а Крот тем временем рассказывал:
      - Мурзик мне много чего порассказал. Прикинь! Они и ихнего одного замочили! Не, ты въезжаешь - цыгана! И никакого разбора. Ничего, понял!
      Чтобы безнаказанно убили одного из таборных, такого Толяныч себе представить не мог. Видать, и правда крутые ребята. Тогда почему мы их так легко уделали? - его опять замутило.
      - И еще у них там какая-то чертовщина постоянно творилась. То крик-вой на всю ночь, то вроде чуть ли не шабаш. Соседи считают, что у них там подпольная виртуалка "с плюсом" крутилась, но Мурзик говорил, что у этого дома даже собаки бродячие не ошивались, а уж бомжи вообще десятой дорогой обходили. Короче, он конкретно сказал, что нечисто с этой компашкой. Цыгане, сам понимаешь, в таких делах разбираются.
      Крот, парень деревенский, до сих пор верил во всякую нечисть и говорил абсолютно серьезно, только что слюной не брызгал.
      - Да! Чуть не забыл! - Он протянул Толянычу пластиковую карту с серебряным обрезом. Толяныч взял машинально, и не зная куда положить - вся одежда вымокла до нитки, - бросил ее к заднему стеклу, где Матрена тут же приступила к заинтересованному изучению.
      - Я тебе не все успел рассказать. - Не унимался Крот. - Здесь две двести "евриков" от Мурзика. За сегодня. - Добавил он со значением. - Леший, держи свою долю... А один прям на меня кусаться кинулся, и главное, сам-то заморыш, плюнуть не на что, а туда же! Слюни-то распустил...
      - И что? - Внутренне холодея, хотя казалось бы дальше некуда, спросил Толяныч.
      - Ничего. Я его из автомата срезал, и вся недолга. И еще тебе скажу ты на руки их внимание обратил? Так вот, какие-то они странные - то ли они так ногти затачивают, то ли импланты какие-нибудь, то ли еще что, но уж больно на когти смахивает. А другой клиент весь в наколках, что твой папуас. Он в кровати с какой-то бабой кувыркался: не то трахал ее, не то душил. Оба к приставке подключены, позиция - дай дорогу! Тут я их и успокоил... Я его наколочки по ходу немного рассмотрел. Короче, сплошь черти да какие-то знаки, мать его, как по визио вот показывают. А уж как он эту подругу драл, такого ни одна нормальная баба не выдержит. Нечисто у них там, короче, точно говорю. И свечи, свечи повсюду черные, понял...
      Толяныч перестал слушать этот бред, вспоминая и заново переживая происшедшее. Совершенно не отразилось в сознании, когда это он успел сунуть нож за пазуху. Ведь в руках канистры же были! Ну да ладно... Глотнул из фляжки, не чувствуя обоженных губ, и принялся сдирать с себя мокрый, и от того особенно тяжелый, бронежилет. То, что он в общем-то спас ему сегодня кое-что, очень похожее на здоровье, Толяныча совершенно не волновало.
      "Я не хочу иметь с ЭТИМ ничего общего!!!" - запоздалое недовольство, и даже злость шебуршили в душе, как кочергой в камине.
      Но оказывается он еще не исчерпал всех сюрпризов - стоило расстегнуть броник, как на колени вывалилось нечто, завернутое в личный носовой платок.
      - А это еще что? Золотишка прихватил? - Крот потянулся, было, к свертку. Пришлось разворачивать. Делать этого дико не хотелось, но руки двигались как бы сами собой.
      - Во, блин! Может ты еще парочку сисек у той козы отхватил на память? Крот даже отодвинулся.
      На ладони у Толяныча лежало то, что когда-то было кистью руки: плоти не осталось, только костяк, перевитый рельефными сухожилиями. Лишь ногти сохранились полностью - длинные и ухоженные. Рука когда-то принадлежала женщине!!! Может, муляж?
      - Это что, та самая?
      - Не знаю. Не похоже.
      Против своей воли Толяныч поднес мертвечину к самому носу, разглядывая. Рука ничем не пахла и выглядела очень уж старой, даже древней: фаланги пальцев выбелены до мягкого матового свечения, ногти полированы, словно бы покрыты лаком. Он колупнул - сухожилия достигли почти каменной твердости, однако вся в целом Рука производила впечатление сдержанной гибкости, словно весь костяк изнутри пронизан стальной проволокой. От нее исходил странный холод, который Толяныч чувствовал даже через сложенный вдвое носовой платок.
      - Да убери ты эту дрянь!!! - с гримасой сказал Крот. - Тоже мне, развлекуха! На фига ты ее вообще взял.
      - Кажись, это какое-то оружие... - Сам не веря сказал Толяныч.
      - Приехали, - Леха тормознул у подъезда. - Выплевывайтесь.
      "Выплевывайся, слышь, ты!" - обратился Толяныч к назойливому точильщику. Тот выплевываться не пожелал, знай себе - шчих-шчих...
      ***
      - Заходите, мужики, Лена будет рада. - Леха поднес таблетку ключа к замку и набрал сложный код. Распахнул стальную дверь.
      Крот зарулил не чинясь, как к себе домой. Толяныч с Матреной на руках замялся, было, на пороге, но легкий по лехиным понятиям тычок в спину забросил его внутрь. Небольшая толчея в прихожей; бронежилеты свалили прямо на пол, здесь же поставили и баул с оружием. Толяныч покрутил головой и осторожно опустил кошку на тумбочку.
      - Все нормально. - Ответил Серега на его вопросительный взгляд. - Ленка у нас в Первом отделе машинисткой работает, не бжи, Родригес. Здесь все свои.
      Лена оказалась тонкой, молодой и симпатичной, и поразила Фантика полным несоответствием мужниной комплекции.
      "А как же она такого бугая-то выдерживает?" - ворохнулось старательно подавляемое.
      "Заткнись, скотина циничная!"
      "Сам заткнись!"
      Небрежно запахнутый халатик, который она собрала в горсть где-то в районе пупка, говорил, что лехина жена спала сладким сном, и разбудило ее только их раннее появление. Хотя она выглядела свежо и бодро, но смешной рубчик от подушки на щеке выдавал с головой. Толяныч не мог не отметить качественный загар без всяких признаков купальника.
      Первым долгом она потянулась чмокнуть Лешего в щеку, утратила, а может и не стремилась сохранить бдительность, полы халатика разошлись, и... И ничего Толяныч толком рассмотреть не успел, однако возникла уверенность, что белья на ней нет. Вообще.
      Лена кивнула Кроту и наконец обратила внимание и на него. Короткое представление, Толяныч расшаркался, стараясь не поворачиваться испачканным боком - глаза сами лезли под неплотно запахнутый халатик. Чтобы убедиться? Что за нездоровое любопытство, бляха-муха!
      Крот толкнул его незаметно под ребра, и они прошли в обширную гостиную. Вслед донеслось:
      - Ох ты, какая киса! Живая! - Из чего Толяныч сделал вывод, что Матрена демонстрирует себя во всей красе, а уж это-то она умеет. - А ее не надо покормить?
      - Нет, она недавно завтракала... - Сказал Толяныч, осматриваясь.
      Квартирка была что надо - обстановочка, аппаратурка и все такое. А сам представил, как она наклоняется к кошке, халатик распахивается, и... И сам себя одернул. Организм явно требовал разрядки, а как можно разрядиться еще, как можно сделать так, чтоб заткнулся проклятый точильщик, кроме как выпить, или вот...
      - Ну тогда я ей молочка налью.
      - Да хоть водки! Она все равно не будет. - и Толяныч помелся в ванную, по дороге попросив у Лехи какой-нибудь футляр, лучше металлический.
      - Котелок армейский подойдет?
      Толяныч кивнул, и, забрав дюралевую коробку, заперся в ванной. Эту сушеную хрень надо бы похоронить что ли по человечески. Он опять развернул платок, долго рассеянно смотрел на кусок мертвый плоти, снова подивился ее заполярной температуре.
      "Та или не та?" - гадал он.
      "Тьфу, о чем ты думаешь, придурок! Клади ее скорее да лезь под душ!"
      Котелок подошел идеально - Толяныч положил в него Руку прямо в платке и закрыл крышку. Размотал повязку на кисти, осмотрел два аккуратных, как с перфорацией, запекшихся полукружия, густо смазанных вонючей коричневой мазью - а ведь и правда зубы. Повертел рукой - не болит и ладно.
      Он долго, с остервенением, мылся. Штаны удалось натянуть еле-еле, мокрая ткань словно находила на бедрах невидимые крючки и налезать не желала. Пришлось поматериться. Потом глянул на себя в зеркало - ну и рожа. Цветные пятна синяков, ссадина на лбу, вокруг нее тоже расплывается грозовая синь. Да, парень, ну и попал ты... Крот через дверь крикнул, что завтрак готов. Слава богу, хоть точильщик немного заткнулся, а то уж зубы заныли. Сознание двоилось, вызывая тошноту. Он присел на край ванной, пытаясь справиться, но не преуспел.
      Толяныч вышел, не испытывая бурного желания отправлять в желудок хоть что-нибудь съестное. Оттягивая момент, зарулил в прихожую, хотел сунуть котелок во внутренний карман куртки и с удивлением обнаружил, что дырка на плече уже аккуратно зашита. В комнате Леший гремел железом, будто у него там была оружейная пирамида. А, кстати, почему бы и нет.
      На кухне Крот болтал с Леночкой, глядя на нее с неподдельным интересом. Толяныча не оставляло ощущение, что между ними не все так уж платонически, впрочем, это его, кротовское, дело. Хотя к лехиной жене приставать - лучше сразу под паровоз... Есть не хотелось, говорить тоже, а уж когда он увидел, как Леночка отправляет в рот огромную гидропонную клубничину, так и вовсе утратил всякий даже намек на аппетит. Да и в мокрых штанах Толяныч чувствовал себя довольно неуютно и садиться не хотелось. Вид уплетающего бутерброд Сереги тоже нагонял уныние.
      Толянычу хотелось побыть одному, тянуло на свежий воздух, подальше от этих жизнерадостных... Придурков? Да, именно такой эпитет просился на язык.
      - Слышь, Фант, иди сюда. - Окликнул его Леший.
      Толяныч зашел в комнату, Леший как раз запирал шкаф, куда судя по всему убрал баул с оружием и бронежилеты. Голова начинала садистки медленно распухать, и Толяныч поискал, куда бы сесть.
      Леший внимательно смотрел ему прямо в глаза:
      - Что, сбоит?
      - Сбоит, мать ее. Обнулиться бы. - К ноге прижалась Матрена, не чураясь мокрой ткани. Толяныч наклонился и погладил ее по спинке. - Да, наверное, идти надо. Пора мне...
      - Погоди-ка. - Леший поманил его за шкаф.
      Толяныч увидел отлично оборудованный рабочий стол, почетное место на нем занимал мощнейший "Гипер-Вайлд", на полочке, словно отрубленная голова мотоциклиста, удобно устроился виртуальный шлем. Леший тем временем говорил, держа в руках золотистый М-диск:
      - Сбрасывать в Сеть наши сегодняшние приключения не стоит. В коррекцию всегда ставят простейшую закладку - узнал о преступлении, тут же обнулись. Требование МВД. Въезжаешь?
      У Толяныча даже свет в глазах немного померк - в контракте черным по белому было указано, что в случае обнуления в обход корпорации "Золотые Своды" запускается защитная программа. В смысле, писец котенку: нарушение коррекции, разрушение личности и все такое, о чем даже думать не стоит. Да, эти пауки очень неохотно выпускают из своих сетей таких вот глупых мушек.
      - Здесь есть колотый софт, наши ребята делали. Могу тебе на компакт сбросить. Ты где "соседа" получил?
      - В "Золотых Сводах"...
      - Знаю такую. Мы по ним тоже работаем. Темная фирмочка, зато покровители что надо. Вам ведь там резидента ставят, чтоб без лицензии ни-ни, верно? - Толяныч кивнул. - Ладно, слушай сюда... У нас в конторе используют людей с коррекцией, в некоторых делах они незаменимы. Так что софт проверен и не раз. Гарантии не даю, сам понимаешь, но может стоит попробовать, пока крыша не поехала. - Леший внимательно заглянул Толянычу в глаза. - Так что решай сам. А потом я поговорю кое с кем, сделаем тебе перекод в лучшем виде.
      - Слушай, Леха, а как ты сам это перевариваешь? - Толяныч сам не понимал, то ли ему действительно интересно, то ли он просто тянет время. Ну... Я имею в виде все это... - Он неопределенно пошевелил пальцами.
      - А у меня запирающие блоки. - Леха постучал себя пальцем по виску. Гарантия двадцать лет.
      - А потом что?
      - А потом отставка. Снимут блоки, проведут реабилитацию. Это конечно, если протяну столько. - Очень спокойно объяснил Леха.
      - И у Крота тоже?
      - Нет, ему это не надо. У него "пи-эйч" выше восьми с половиной. Порог пси-устойчивости. - Пояснил Леший, видя непонимание в глазах Толяныча. - Я смотрю, у тебя цацка "За рукопашку" была...
      - Да. Откуда знаешь?
      - Так вот же! - Леший ткнул твердым пальцем Толяныча в грудь, где темнели силуэты споротых нашивок. - Слушай, а кто твоим инструктором был? Уж больно у тебя техника движения нестандартная. Я сегодня еще удивился, как ты этого одноглазого срезал.
      - Это я еще на гражданке занимался. У одного... - Ну как ему объяснишь, что на службу он пошел добровольцем, можно сказать прямо после очередной тренировки Григорича. - Короче, был тренер. Василий Григорич...
      - Да ну, сам Пономарев?!!
      Чему так поразился Леший Толянычу было не понятно, и он просто кивнул. А упоминание сансея словно бы переключило внутренний тумблер решимости на максимум:
      - Ладно, Леха. Давай попробуем обнулиться на твоей богатой тачке.
      - Во, это дело! Все будет ништяк, Фант. А где-нибудь через недельку один мой корешок вернется, и поглядим, что там тебе можно подправить. Я ведь тоже был под Сарашаганом... - Зачем-то добавил он, когда Толяныч уже надвигал шлем.
      ***
      Лена увидела Толяныча, застывшего столбом в дверях, и приветливо улыбнулась:
      - Садись. Чай будешь?
      - Нет, спасибо. Большое. И за куртку тоже. Я лучше пойду. Пора мне...
      Толяныч сгреб кошку. Крот посмотрел на него внимательно и тоже поднялся:
      - Ладушки, Ленок, после доболтаем. Я, пожалуй, тоже пометусь полегоньку. Бывай, до скорого.
      Вышли они вместе:
      - Куда теперь? - Крот поудобнее устроился на сидении водителя. Толяныч запустил Матрену на заднее сидение и плюхнулся следом. Девочка тут же, грациозно спружинив о спинку кресла, заскочила к заднему стеклу и обнюхала лежащую там карточку.
      - А черт его знает... - в голове царила полнейшая пустота.
      Крот поправил зеркало и внимательно посмотрел на Толяныча, в его глазах читалось понимание старого, умудренного психолога. Потом он заметил небрежно брошенную карту:
      - Эй, братан! Ты что, бабули так здесь и кинул? Совсем сглузду съехал?! Да если б кто хоть взгляд бросил, мы бы уже без стекол бы куковали. Или тачку с концами бы увели. Да здесь же в десять раз больше, чем она вся с потрохами стоит!
      - Да отвали ты, Крот! Это не мои бабки, они мне как от балды дверца! Фантик почувствовал, словно внутри лопнул назревший фурункул, и полилось. На хрена мне эти бабки? Ну на хрена, я тебя спрашиваю?! Ты что, меня уже в наемные убийцы записал, да?! Даже не спросив! А я-то чувствую - что-то здесь не так. Подляна какая-то назрела. Вот оно что - значит, Мурзик, говоришь, разборок этим уродам не устраивал, да? Оно и видно. А он просто нас подписал, и все. Делов-то!
      Серега выслушал все излияния невозмутимо, только закурил и откинулся на сидении, поерзал для удобства, всем своим видом демонстрируя готовность долго внимать. Собственно, это и отрезвило Толяныча.
      Потом Крот сказал:
      - А чего бы ты собственно хотел? На кривой козе в рай въехать? Не узнаю тебя, Фант. Ты что надеялся, что все само собой рассосется?
      - Да ни на что я не надеялся... - Враз устав и сдувшись, махнул Толяныч рукой.
      - Нет, погоди. Ты же сам все знаешь. И они тебя чуть не угробили дважды. Сначала, когда этот слюнявый куснул. Я ведь тебя видел, когда ты там в окно пытался впорхнуть. В гроб краше кладут. И теть Маша вокруг тебя наседкой носилась. Верняк говорю, впрыснули тебе какую-то дрянь. И потом тачка эта. Они же тебя ждали. Я за кустами ховался, и знаю, что говорю. Или ты с бабами совсем мозги подрастерял? Или пропил их на хрен? Да посмотри ты вокруг - жизнь-то пошла собачья, и всяк норовит тебя как косточку схряпать. Так что подбери свои зеленые сопли, и выше голову. Или они, или мы - другого тут и быть-то не может. ЭТО ЖИЗНЬ, БРАТАН!
      - Ну ладно, ладно... - Попытался Толяныч дать задний ход. - Давай замнем.
      - Замнем. Только я тебе еще одно скажу - насчет бабулей. Мы бы с тобой все равно туда пошли. И я и Леший. Так что же теперь от лишних "евриков" отказаться, ежели Мурзик сам предложил? Ты хрен-то к носу прикинь.
      Крот отстрелил окурок в окно, не поворачиваясь протянул Толянычу пачку "Честерфилда":
      - Ты, давай, поразмысли лучше, какие дальнейшие планы на сегодня. Я с тобой покатаюсь. А вообще, я бы на твоем месте мотнул бы куда-нибудь на пару недель. Хочешь в Параминово? Светки моей нет, мать с отцом в Донецке, так что дом в твоем полном распоряжении. Бабки есть - чего еще надо. Да, кстати, я там был на днях, Танюха о тебе что-то все спрашивала. Небось никак не забудет, как ты ей навалил тогда лихого. Она сейчас в отпуске, мается в одиночестве. Молодняк-то, понятно, не в счет, они все больше по колесам ударяют. Так что, может, махнешь? Оттянешься...
      - Думаешь, так просто не закончится? - спросил Толяныч и сам же оценил глупую наивность вопроса. Ясный пень, не закончится. И правда стоит схорониться, пока Крот здесь разнюхает - что к чему. - Лады. Тогда давай на Мендилеевскую, надо на работу заехать. Отгулы взять, что ли... - Он закурил, стараясь не замечать кислый привкус во рту. - И извини меня, Серега. Слишком уж быстро все как-то...
      - Да ладно, чего уж там. - Крот втопил по газам. - На Мендилеевскую, значит на Мендилеевскую.
      6.
      Формальности на ВЦ Толяныч все уладил в течение каких-нибудь двадцати минут - написал заявление, оформил отгулы аж на две недели и забрал из сейфа некоторую сумму чипов, которые держал здесь на черный день. Подмигнул Борисовне, работавшей в длинный день, и покинул помещение. Расслабиться ему так и не удалось. Ледяной стержень, наточенный незримым точильщиком коррекцией - из нутра никак не уходил.
      Крот достал из бардачка картонную коробочку, протянул ему:
      - На-ка вот, надо в нагане патроны сменить.
      - Зачем? Что я теперь с ним делать стану? Да вообще, на кой черт он мне сдался-то. Лучше выкинуть, и дело с концом! - Толяныч вырвал наган из-за пояса и хотел уже кинуть его Кроту на колени, как наткнулся на прищуренный от сигаретного дыма взгляд, словно Серега целил в него из невидимого оружия. Наткнулся и замолк.
      - Так и пробросаться недолго, - медленно процедил Крот, перекидывая сигарету в другой угол рта. - Ты видать еще не догоняешь, братан, во что вляпался. Дело-то может повернуться ох как серьезно. Так что ты уж походи с этой пушкой, пока мы тебе чистую не подберем. Чем порожняка гонять, лучше решай, что с этим дерьмом делать, - он кивнул на котелок, упакованный теперь в пестрый пакет с сисястыми, подстать таганрогской герцогине, барышнями на борту. - И я бы на твоем месте все же махнул в Параминово, пока мы тут понюхаем. Не факт, что мы их всех к ногтю взяли... Совсем не факт. Вряд ли их много, это ж не братва нормальная, а отморозки. Ну, и на предяъву ответим, если что. Ладно. Ты думай пока и скажи, куда теперь поедем.
      - Давай теперь на Даниловское кладбище. Надо бы эту руку хоть похоронить по-человечески.
      Крот не возражал:
      - Слушай, Фант, я тебя временами вообще перестаю понимать. И охота тебе возиться со всякой дрянью? Не проще ли на свалку выбросить, или опять же в реку?
      - Сам напросился со мной кататься. - Все, что Крот только что высказал, наверняка имело под собой веские основания, но в голове пока не укладывалось, а лишь отзывалось недовольством "соседа". Наполняется опять, родимый. - Так что не выступай, а давай жми.
      И Серега дал.
      Старое Даниловское кладбище располагалось как раз на стыке высокой и низкой Москвы, в районе огромного Казачьего рынка, где верхние уровни города сходились до первого, плавно перетекая в хитросплетения транспортных развязок. Здесь проходило первое транспортное кольцо Центра и система пневмо-магнитных магистралей. Если оглянуться в сторону Центра, то пейзаж вызывал резкое чувство оторопи - словно бы огромный стеклянно-бетонный нарыв силится прорваться из недр Среднерусской возвышенности к небесам. Прорваться и извергнуть из себя... Что? Судя по новостным блокам и, так сказать, художественно-развлекательным программам, ничего хорошего не извергнется. Недаром Центр ассоциировался у Толяныча в первую очередь с гнойником.
      Само кладбище укрылось как бы в тени эстакад и транспортных развязок, сохранив для себя и немногих посетителей этакий зеленый уголок. Здесь давно уже никого не хоронили: ограда покосилась, асфальтовую мостовую не меняли уже лет этак с десять, и она причудливо пучилась, безнадежно пропуская сквозь свою серо-черную грудь стрелы бурьяна. Но пройти было можно - к церкви Николы-Мученника вела вполне хоженная дорожка, которую добрые прихожане выстлали обломками железобетонных плит. Вокруг кладбища плотно толпились двадцатиэтажные дома барачного типа. Здесь же проходило кольцо надземки.
      - Ну, и чего это мы сюда приперлись? - Поинтересовался Крот, паркуясь у опоры эстакады прямо напротив ворот кладбища.
      - А другое подходящее место поблизости ты знаешь?
      - Нет.
      - Вот и я нет. У меня здесь дед с бабкой похоронены. И церковь действующая есть. Здесь и прикопаем нашу добычу - в освященной земле.
      - Твою. Твою добычу. - Сплюнув, уточнил Крот, и полез из Жигуля, продолжая бормотать что-то матерное.
      На кладбище Толяныч первым долгом зашел в церковь. Он не очень представлял, как проводят похороны - умерших давно уже не придавали земле, а успешно кремировали, причем Толяныч подозревал, что кремация проходит прямо на мусоросжигательных заводах, коих в Москве насчитывалось около десятка. Оставлять же котелок батюшке или ставить пузырь водки могильщикам было стремно: если из чистого любопытства кто-нибудь заглянет во внутрь, то недолго и в кутузку загреметь. Значит придется все сделать самому, можно еще положиться на интуицию. Что ж, раз уж Крот твердит, что здесь не все чисто, значит, поиграем в мистику.
      Разоспавшуюся Матрену оставили в машине. Странно, но ни ему, ни Кроту сон вообще не шел ни в один глаз. Наоборот, после двухдневных возлияний и бурной ночки, оба чувствовали себя как парниковые огурчики. Пусть и зеленые, зато свежие.
      В такую рань в церкви никого еще не было, кроме шустреньких старушек, больше похожих на рослых мышей. Толяныч поймал за рукав одну из них и купил пару свечей, маленькую икону Николы-Угодника, к которому почему-то относился с симпатией с самого детства, и серебряный крестик. Зачем нужен крестик, он не задумался, с похвальным стремлением следуя своему наитию. Потом долго петляли, углубляясь все дальше от ворот в поисках места поукромнее - ну в самом же деле, не прикапывать эту штуку под бочок к родным дедушке с бабушкой, что здесь похоронены.
      Найти укромное место оказалось довольно сложно сделать - кругом, тут и там, прямо на могилах обосновались бомжи, и многие огороженные холмики были превращены в настоящие дома с целлофановой крышей, обложенные слоистым пластиком от телевизионных коробок. Дома сливались в поселки по непонятной стороннему человеку клановой принадлежности. Обитатели смотрели на них с нехорошем интересом, словно на зуб пробовали, но не приставали, хотя Толяныч прятал на ходу довольно приличную пачку наличных чипов - по пути он размочил полученную от Крота карту и обменял сотню "евриков" на эл-рубли.
      Наконец набрели на свободный от поселений участок под толстенной покосившейся вербой. Толяныч подобрал довольно острый обломок палки и стал ковырять землю. Крот не спеша курил, сплевывал, но вертел во все стороны головой. Видно было, что при всем своем небрежном выражении лица и развязной позе, чувствует он себя здесь неуютно. Еще бы - в каких-нибудь полста метрах обосновалась приличная колония, настоящий бомжатный город.
      "Как бы они потом не раскопали нашего захоронения." - Толяныч сделал вид, что занят уборкой могилки, заодно глянул, кому это он такой подарочек подкладывает. Лауреата звали исторически - Скобелев.