Алексей прибыл в Монтерейскую гавань в полуденный час. Шкипер Петрович не знал залива и ждал, пока окончательно уйдет туман. Рейд и берег, где стояла президия, были пусты. Бледное раскаленное небо исходило зноем, вода и та казалась сверкающей жестью. Нестерпимо белели известняковые стены крепости и домов городка, пыльного, сонного в этот июльский полдень. Даже зелень выглядела тусклой и ненастоящей. Оживлял местность только гулкий прибой по всему побережью южного мыса.
      Поставив шхуну на якоря, Алексей приказал салютовать крепости семью выстрелами.
      Ты бы все одиннадцать закатил! возмутился Петрович.Они тебе здорово рады. Вишь, будто суслики по норам спят!
      Но перечить не стал. От жары и у него пропала охота спорить.
      Эхо пушечных выстрелов едва заглушило прибой. Однако в президии их услыхали. Прошло минут десять, и крепость ответила на салют. Зато Петрович, считавший ответ, так и остался стоять с загнутыми пальцами большим, указательным и средним. После трех выстрелов на берегу замолчали.
      Смеются? Петрович от такого явного пренебрежения даже опешил.
      Смутился и Алексей. Он не ждал радушного приема, но рассчитывал по крайней Мере на вежливость.
      Ну и черт с ними! сказал он наконец, ероша по привычке волосы.Теперь не поворачивать назад!
      Он приказал готовить шлюпку. На всякий случай распорядился гребцам захватить с собой ружья. Сам не брал ничего.
      Пока шли приготовления к поездке, на береговом спуске показалась небольшая группа всадников. Поднимая пыль, они промчались по берегу, спешились, затем быстро уселись в лодку. Шхуна стояла недалеко от берега, и с палубы хорошо были видны неумелые усилия гребцов направить лодку к «Вихрю». Слышно было даже, как стоявший на корме низенький, тощий, в гигантской шляпе и длинном плаще испанец громко ругался и размахивал руками. Потом его забрызгали водой, и он долго встряхивал шляпу.
      Зрелище получилось забавное, и на «Вихре» стали смеяться. А когда маленький испанец с трудом взобрался по веревочному трапу на борт шхуны и, отрекомендовавшись доном Алонзо комендантом крепости и президии, объяснил цель своего стремительного посещения, Алексей с величайшим трудом сохранил серьезное выражение лица. Дон Алонзо прибыл с извинением за столь малый ответный салют и просит отпустить ему пороху для недостающих четырех выстрелов. Комендант отдувался и вытирал под шляпой лоб, темная зобатая его шея тоже была мокрой от пота.
      Настроение у Алексея и всего экипажа шхуны изменилось. Испанцы и не помышляли о враждебном приеме, это было хорошим признаком. А происшествие с зарядами заставило вволю посмеяться.
      Ну и правители! Трамтарарам!..шутили промышленные, составлявшие команду «Вихря».По Луке весь порох спалили!
      Доны ситцевые! Голодранцы!
      Ну, ну! остановил их Петрович, почти единственный, кто за все время даже не ухмыльнулся.«Пырнут тебя из-за угла, тогда напляшешься. Ишь, зевы пораскрыли! Закройсь и не моргай! Может, нарочно прикидываются бедными.
      Однако глядя, с каким неподдельным удовольствием испанцы потащили картузы с порохом, Петрович умолк и плюнул за борт. Промолчал и тогда, когда, спустя полчаса, крепостная пушка продолжила свой салют. Теперь вместо четырех раз она выстрелила пять. Комендант приказал уменьшить заряды, чтобы побольше вышло.
      Тем временем на берегу собралась толпа. За последний год гавань пустовала, и прибытие корабля нарушило даже сиесту. Люди стояли на горячем песке, укрывшись от зноя под широкими шляпами и накидками, разглядывали русское судно. Они знали о недавнем захвате бота и с любопытством ожидали развития событий. Здесь были главным образом пастухи, крещеные индейцы, погонщики мулов, горожане. Они явно сочувствовали прибывшим. Солдаты показались лишь тогда, когда русская лодка причалила к берегу. Да и то их привел комендант, чтобы торжественно встретить гостя.
      Увидев Алексея, легко выпрыгнувшего из лодки на песок и приветливо снявшего шляпу, толпа зашумела, послышались выкрики, замелькали подброшенные вверх соломенные сомбреро.
      Viva!
      Ruso!
      Удивленный и обрадованный, Алексей поклонился и, не надевая шляпы, рискуя получить солнечный удар, направился к поданной лошади. Продолжая кричать, толпа обступила его, кто-то помог сесть в седло. Затем вместе с солдатами люди двинулись вслед за ним и комендантом к президии.
      Полковник де Сола встретил Алексея на крыльце. Он был молочке своих предшественников, крепок, весел и по виду добродушен. Трудно было поверить, глядя на его приветливое лицо с двойным подбородком и пышными усами, что это он закрыл гавани Калифорнии, создал отряды для беспощадной расправы с инсургентами и бунтовщиками-индейцами. И что только нехватка всего, а главное пороха и военных припасов, связывала его действия.
      Приветствую вас, мой молодой друг! сказал губернатор, едва лишь Алексей ступил на последнюю ступеньку, и радушно протянул ему обе руки.Рад видеть своих добрых соседей, хотя бы так немилостиво редко!
      «Что за чертовщина!» подумал Алексей.
      Он ответил на приветствие, передал поклон Кускова, но все еще недоверчиво последовал за хозяином в дом. Прошли времена, когда он чувствовал себя мальчиком в присутствии важных лиц. Мальчик вырос, стал мужчиной, научился быть сдержанным и терпеливым.
      Губернатор не повел его в кабинет. Они миновали темный широкий коридор с такими дверями, что в них можно было въехать на лошади, очутились в саду. Когда-то здесь была роща. Сохранились старые дубы и сосны, несколько ветвистых земляничных деревьев. Но между ними были посажены яблони и персиковые деревья, проложены дорожки, в глубине сада на холмике поставлена беседка, почти до крыши заросшая шиповником. Предшественник де Сола старый Аргуэлло любил возиться в саду.
      Губернатор проводил гостя прямо в беседку. Здесь было почти прохладно, откуда-то по деревянному желобу вдоль стен струилась вода. В беседке стояли искусно сделанные из ивовых прутьев кресла, стол, крытый травяной плетенкой, и неизбежное черное распятие, на котором у Иисуса не хватало одной ноги. На столе стояла еще корзинка с незаконченным вязанием, валялись спицы. Большой золотисточерный шмель спал на клубке шерсти. Как видно, здесь было место отдыха женского населения президии. Может быть, когда-то здесь сидела и Конча?..
      Алексей даже оглянулся, словно ища следы пребывания девушки. Но потом подумал, что губернатор нарочно привел его сюда, чтобы придать как можно меньше официальности визиту. Это снова заставило помощника Кускова сосредоточить все внимание на цели своего посещения.
      Он сразу же приступил к разговору. Он не знал причины такой неожиданно любезной встречи, но догадывался, что она есть, и, очевидно, довольно веская. Иначе губернатору нечего было бы с ним церемониться.
      Господин губернатор,сказал Алексей почтительно, но настойчиво.Господин Кусков, мой начальник и правитель нашего заселения, послал меня передать вам поклон и дружеское удивление по поводу недостойного поведения подчиненных вам лиц, захвативших наш корабль и наших людей, посланных в миссию Сан-Диего...Алексей давно подготовил свою речь и говорил как настоящий дипломат.Сие тем более странно, что корабль шел в дружеские воды и ничем не нарушил распоряжений вашей милости.
      Э-э-э, мой молодой друг! Де Сола не хотел принимать официальной беседы.Все уже улажено. Я сам разобрался в этом деле. Офицер, допустивший ошибку, наказан, ваши люди на корабле. Сегодня прибудет комендант сан-францискской президии. С ним я собирался послать извинение сеньору Кускову. Я крайне огорчен таким прискорбным случаем.
      Де Сола хитрил, но не обманывал. В тот самый день, когда при помощи неизвестных друзей, подпоивших стражу, бежали Лука и Пачка, губернатор получил депеши от мексиканского вице-короля. В них сообщалось о получении хороших известий из Мадрида и предписывалось улучшить отношения с русскими. Сообщалось также, что в русские колонии направляется новый правитель, капитан императорского флота, получивший особые инструкции Санкт-Петербурга.
      Губернатор не удивился такой перемене распоряжений вице-короля, но на всякий случай решил принять посланца из Росса приватно. Беспорядки в крае усиливались, повстанцы объединялись с индейцами, американские фермеры густо осели на северной границе и, пользуясь сумятицей, все глубже проникали в королевские владения. Нужно было хитрить с русскими, мирно сидевшими на своих полях. Гервасио Сальвареца придется удалить в Лоретто, миссиям разрешить небольшую торговлю. Может быть, новый русский правитель согласится объединить силы против мятежников...
      Несмотря на сиесту, в кухне застучал ножом повар, засуетились индианки, конный солдат повез бочонок водки команде «Вихря».
      Де Сола пригласил Алексея обедать, сожалел, что не может представить свою семью. В это смутное время жена и дети были им отправлены в Мексику.
      Здесь нет теперь дам, дон Алексее,сказал он, добродушно улыбаясь.Мятежники собираются выгнать нас, но пока изгнали только прекрасных сеньор и сеньорит. За исключением одной. Вы, вероятно, слышали о ней. Это донна МарияКонча Аргуэлло, дочь моего предшественника и бывшая невеста вашего министра сеньора Резанова. Она живет в миссии. Бедная девушка! Она стала почти монахиней...
      Алексей сделал огромное усилие, чтобы не выдать себя. Конча недалеко! Может быть, она бывает здесь и это ее корзинка с вязаньем! Ведь старые испанские семьи в Америке почти все между собою родня.
      Он сорвал лист шиповника, уронил его, нагнулся поднять. Он сейчас не мог выговорить ни слова. А де Сола начал говорить о крае, об удаленности его от Мексики, о трудностях тообщения. Он даже полушутливо рассказал о том, что остался без пороха. Галиот, везший припасы, потерпел крушение у мыса св. Луки и потерял весь груз. В том числе и коляску, которую так ждал губернатор. Тучный и тяжелый, он страдал от верховой езды.
      Обедали они втроем. Алексей, губернатор и какая-то высушенная столетняя сеньора, беззубая, в позеленевшей от времени темной мантилье. Не то тетка, не то домоправительница, оставшаяся вести хозяйство де Сола. Она ела суетливо и грязно, вытирая сложенным веером мокрый рот. Алексей старался на нее не смотреть. Корзинка с вязаньем, оставленная в беседке, принадлежала ей.
      За обедом губернатор рассказывал о действиях инсургентов и откровенно признался, что даже Монтерей защищать ему нечем, что мятежникам помогают американские фермеры, снабжают их оружием, а сами в это время занимают лучшие земли. Рассказал, что даже крещеные индейцы из миссий бунтуют и разбегаются, что дикие ненавидят испанцев кровной ненавистью.
      Вы удачливее нас, дон Алексее,заявил он, обсасывая и разглаживая свои пышные, усы.С вами они друзья. Отчего это, а, мой молодой друг?
      От выпитого вина он отяжелел, но маленькие глаза с припухшими веками глядели испытующе.
      Оттого, что для нас они такие же люди, как все,ответил Алексей.
      Его тяготил весь этот разговор, угнетал губернатор, прикидывающийся благодушным простаком, противна была старуха. Но он терпеливо ждал конца обеда и делал вид, что внимательно слушает.
      Наконец обед закончился. Если бы не надежда узнать о Конче и, быть может, ее увидеть, Алексей не остался бы в доме губернатора больше ни минуты. Поручение он исполнил, приезда Луиса мог дождаться и на корабле. Однако он остался и, притворяясь заинтересованным, слушал губернатора, который тоже устал от гостя и тоже притворялся любезным.
      Так просидели они часа два, а потом Алексей стал прощаться. Дальше оставаться было неприлично. Уже солнце осело за деревьями, удлинились и сделались мягче тени, по дорожке к водопою, извиваясь и подняв голову, проползла змея.
      Губернатор проводил Алексея до ворот, сказал, что как только приедет сан-францискский комендант, он пришлет его на судно. Затем повторил свой привет и извинения Кускову и в заключение попросил смастерить ему легкую коляску. Раз в колонии строят корабли и льют колокола, наверное сумеют сделать и коляску.
      Алексей обещал. Прощаясь, он все еще оглядывал двор, строения и даже дорогу не покажется ли где Конча, но так ее и не увидел.
      Вечером вместо Луиса из сан-францискской президии приехал солдат. Комендант послал его сообщить, что в гавань пришел русский фрегат, направляющийся в Росс и Ново- Архангельск. На этом корабле прибыл моряк с особыми полномочиями из Санкт-Петербурга. По-видимому, это был тот самый капитан, о котором говорилось в депеше вице-короля.
      Не медля ни часа, Алексей покинул Монтерей. Губернатор ничего не сказал ему о своих секретных сведениях, но помощник правителя Росса знал, что особые уполномоченные посылаются неспроста. Он долго стоял на палубе, глядя, как удаляются берега залива, как проступают над ними золотые звезды...

      Лука первый заметил появление корабля. Сперва он подумал, что это возвращается «Вихрь», но потом убедился в своей ошибке. Оснастка и размеры судна были иные, а когда корабль обогнул мыс и стал поворачивать в залив, промышленный ясно разглядел большой российский флаг. Это входил компанейский трехмачтовый корабль «Кутузов», посланный главным правлением в американские земли. Второй такой же корабль, «Суворов», направился прямо на Ситху.
      Лука закричал и побежал к верфи, где находился в это время Кусков. Но там тоже заметили судно, и вскоре на берегу собралось почти все население форта.
      Капитан-лейтенант Гагемейстер сразу же съехал на берег. Несмотря на жару, он был в суконном морском мундире темно-синего цвета, с высоким шитым воротником, в перчатках и треуголке. Начальство над двумя кораблями, особые полномочия и офицерское звание придавали ему значительность. А наследство немецких предков точность и пунктуальность.
      Господин коммерции советник? подошел он к Кускову, торопливо выступившему вперед.Здравствуйте!.. Очень неудобный залив для больших судов.
      Он подержал на весу руку, словно ища, с кем еще поздороваться, но, не найдя никого подходящего, кивнул толпившимся промышленным и пошел по направлению к крепости.
      В тот же день он приступил к знакомству с делами колонии. Господин капитан-лейтенант был туповат, но очень старателен.
      Первым делом он оценил строения и имущество форта. Кусков поселил его в своем кабинете (остальное корабельное начальство жило на судне), и каждое утро после кружки парного молока Гагемейстер занимался просмотром книг и записывал разъяснения, которые давал ему несколько оробевший Иван Александрович. Книги велись аккуратно, но без канцелярского шика, с помарками и не очень разборчиво, что вызывало неодобрение. Затем капитан обошел пешком все владения Росса, измерил постройки, тщательно и долго выспрашивал причины пожара мельницы, побывал на ранчо, пересчитал скот.
      Подбив расходы, он определил стоимость форта и всех заведений в сорок три тысячи девятьсот пятьдесят семь рублей и тридцать три копейки ассигнациямисумма расходов на строительство; стоимость лошадей и скота в пять тысяч двести семьдесят пять рублей. Так был, вероятно, когда-то оценен бухгалтерами Испании новый материк, открытый Колумбом. По стоимости расходов на содержание каравеллы. Так же, наверное, выведены были пезеты- копейки.
      Лука больше всех обиделся за такой подсчет.
      Да тут котов за одну зиму на столько набьешь! шумел он в казарме.Тут тебе серебра на целые тысячи, скота дикого, лесу, может быть, на миллионы! Владение!.. А мы что, пять годов тут задарма муки разные принимали? Для отечества бились!
      К этому времени вернулся из Монтерея Алексей. Следом за «Вихрем» прибыл и освобожденный из плена бот. Еще в гавани узнал Алексей фамилию приезжего и с интересом пошел с ним познакомиться. Много лет назад встречал его на Ситхе, когда тот в чине лейтенанта командовал компанейским судном, посланным из Петербурга, слышал о нем на Сандвичевых островах, где лейтенант был по поручению Баранова. Александр Андреевич невысоко ценил тогда способности нового служащего компании.
      Грош сосчитает, а алтын упустит,говорил он, усмехаясь.Душа не наша...
      Но моряк он был хороший, а это тогда для Алексея определяло все.
      Гагемейстер принял его радушно. Кускова в форте не было поехал на ранчо, и Алексей доложил о своей поездке капитан-лейтенанту. Он несколько многословно, но подробно рассказал о последних переговорах и отношениях с испанцами, о тех губернаторах, которые за это время правили Калифорнией, их письмах и действиях. Еще более подробно начал рассказывать про строительство форта, новые земли, про то, что недавно они открыли большое озеро, из которого вытекает Славянка, нашли истоки реки Сакраменто, видели огнедышащую гору. В этих краях испанцы никогда не бывали и даже о них не знали.
      Серебра тут много,говорил Алексей, увлекшись,горная смола есть, у одного племени золотые пули видел. Верно, и золото неподалеку есть... А в долинах пшеницы на всю Сибирь насеять можно. Земля тутдай тебе боже. Гишпанцы и пахать-то как следует не пашут, а собирают горы хлеба. В миссиях, вместо сохи, свалят дерево с корнями, корни обстругают, да так его и тащат по целине пар шесть быков. И смех и грех! Европейцы тоже! Мы им тут сохи поделали, железные сошники поковали...
      Но Гагемейстер суховато остановил его. Немолодой, лысеющий, в туго застегнутом мундире, он сидел за столом прямо, как во время допроса, и изредка что-то записывал на листке бумаги. Он вернул Алексея к разговору о переговорах с де Сола.
      Каковы были претензии к нам его превосходительства? спросил он, поднимая перо.
      На сей раз никаких. Он через сан-францискского коменданта обещался прислать письмо.
      Гагемейстер записал.
      Обещания?
      Разрешить малость торговать с монахами.Алексей улыбнулся.Да они все обещают!
      Записал.
      Просьбы?
      Сделать ему коляску. А то не на чем ездить господину губернатору. Они полагают, что у нас мастера на все руки.
      Говоря о просьбе де Сола, Алексей не мог удержать уже настоящей улыбки, но Гагемейстер записал ответ с особой тщательностью и провел под ним тоненькую черту. Потом стал расспрашивать о договоре на землю с индейцами и заявил, что хочет вызвать вождей, чтобы передать им благодарность главного правления.
      Это Алексею понравилось. Он отыскал Луку и Манука, велел им собираться в дорогу к Чу-Чу-Оану. Сам же немедля поскакал на ранчо доложить Кускову о своем прибытии и о решении Гагемейстера.
      Правителя он встретил уже возле Росса. Иван Александрович возвращался домой, ехал шагом. Вид у него был усталый, понурый, седые волосы выбивались из-под картуза. За этот десяток дней, что Алексей его не видел, правитель колонии, казалось, очень постарел. Но заметив помощника, он подтянулся, с искренней радостью обнял его, спросил о поездке. Узнав, что кончилось все благополучно, облегченно вздохнул и перекрестился.
      Ну, Леша, спасибо тебе. Хоть тут полегшало!
      Распоряжение Алексея относительно посылки нарочных за вождем он одобрил. О Гагемейстере и делах его промолчал. Только подъезжая к самому палисаду, сказал:
      Видно, чего-то не понимаю я, Алеша!
      Чу-Чу-Оан и трое старейшин прибыли через несколько дней. Явился и вождь татуированных Большой Желудь. Он помирился с Чу-Чу-Оаном и заключил с ним союз вскоре после того, как Алексей, Лука и Манук побывали у него в селении.
      Индейцы прибыли на крепких степных лошадях, ведя за собой еще по одному мустангу подарок русским. Только Лука и Манук ехали налегке, и без того еле управляясь со своими скакунами. Вожди и старейшины были в дорожных одеждах черно-желтых одеялах, накинутых на плечи, с травяными повязками на лбу и почти ничем не отличались по виду от простых воинов. Лишь у Чу-Чу-Оана и Большого Желудя торчало за ухом по два орлиных пера.
      Кусков устроил гостям торжественную встречу. Он искренне был рад их приезду, а кроме того, хотел показать старым друзьям, каким сильным становится форт. Индейцы еще не видели у русских такого большого корабля, а двадцать один залп из пушек «Кутузова» и развевавшийся над клубами дыма трехцветный государственный флаг с гербом компании вызвали на их морщинистых лицах горделивую улыбку.
      Две шеренги матросов и промышленных с ружьями, выстроенные на военный манер, треск барабана, звуки небольшого оркестра, парадный, с золотыми эполетами мундир Гагемейстеравсе было невиданным в доселе скромном селении. И все было в честь их приезда. Приветливые лица встречающих лучше слов говорили об этом. Индейцы были тронуты.
      Мы пришли к вам как в свой дом, и вы нас приняли как отцов...сказал Чу-Чу-Оан, прикладывая руку к груди, покрытой пыльным одеялом.Живите же, добрые дети!
      Он подошел к Кускову, затем к Гагемейстеру, к Алексею, ко всем, кто стоял поближе, протянул руку. За ним последовали Большой Желудь и старейшины. Темнолицые, старые некоторым из них было не меньше ста лет,они добросовестно совершили чужой обряд приветствия, затем снова вернулись на то место, где стояли.
      Алексей видел, что даже суховатый капитан-лейтенант доволен. Последние два дня он был в отвратительном настроении. Многие порядки ему не нравились, но Кусков решительно с ним не согласился. Капитану, например, хотелось, чтобы в Россе не тратили время на исследование и изучение края, занимались бы только морским промыслом и посевами, а Иван Александрович ответил, что таково распоряжение Баранова и прямая польза компании.
      Индейцев пригласили в дом. Они чинно и вежливо уселись посреди комнаты на полу, а хозяева расположились на низенькой скамейке. Один Гагемейстер сел в кресло возле стола, собираясь записывать переводы Манука.
      Выждав, когда гости кончили курить первую трубку, Гагемейстер встал, откашлялся и, поглядывая на свои записки, начал говорить.
      Индейцы не понимали по-русски, но слушали с глубоким вниманием. Горбоносые их лица, изборожденные морщинами, будто вырезанные из темно-бурого дерева, были обращены в сторону говорившего, ни один мускул на них не шевелился, и сами они сидели неподвижно. Только у Чу-Чу-Оана от старости дрожали веки да один из старейшин медленно отогнал муху, усевшуюся на подбородке.
      Капитан-лейтенант обстоятельно и подробно рассказал о задачах Российско- американской компании, о покровительстве царя, благодарил вождей за уступку земель для форта и всех заведений русских, о претензиях испанцев на эти земли, никогда им не принадлежавшие, и просил составить об этом бумагу, чтобы больше не было никаких разговоров. В заключение он сказал, что русские будут помогать индейцам во всем, что для них потребуется.
      Пока Гагемейстер говорил, Алексей не мог освободиться от чувства неприятного удивления. Капитан-лейтенант повторял давно уже известное и Чу-Чу-Оану и другим, акт тоже был давно составлен и лежал в делах компании. Непонятнокапитан-лейтенант бывал на Ситхе, знал, что индейцы свято сохраняют свое слово. Теперь выходило так, что только он, капитан-лейтенант императорского флота, мог договариваться здесь, а Кусков и даже Баранов никакого значения не имели. Или, может быть, за этим кроется что другое? Истинной цели приезда Гагемейстера они ведь так и не знали... Алексей поглядывал на Кускова, но тот сидел согнувшись на низкой скамейке и слушал.
      Однако индейцы поняли слова приезжего как новое изъявление дружбы. Когда Манук кончил переводить, Чу-Чу-Оан обвел взглядом стариков, что-то гортанно и певуче произнес, затем поднял руку и сказал:
      Друг наш! Некогда на земле жил один народ и все былилюди. Великая буря разорвала землю, воды отгородили людей. Одни жили под солнцем и стали темными, другие жили далеко от солнцаи стали белыми. И они забыли друг друга... Только вы узнали нас, потому что сохранили большое сердце. Мы рады вам...
      Вождь сказал это просто, внешне невозмутимо, но в голосе его слышалось волнение. Сидевшие рядом старики кивнули головами, а Большой Желудь повернулся к нему, чтобы лучше видеть своим единственным глазом. Скромность и благородство индейцев подействовали и на Гагемейстера. Он встал, с достоинством поклонился и, уже стоя, произнес небольшую ответную речь. Затем велел Мануку передать, что к вечеру он составит новую бумагу, на которой вожди и старейшины должны поставить свои подписи.
      После этого были внесены подарки. По дороге в дом Гагемейстер предусмотрительно дал распоряжение суперкарго Хлебникову. Вожди получили по плащу и кафтану, старейшины по плащу. Сверх того, капитан-лейтенант каждому подарил по ружью.
      Гости были восхищены. Правда, лица их оставались бесстрастными, но Алексей видел, как заблестели глаза, как бережно старики положили возле себя полученное. Он невольно подумал, что подарки нужно было передать не через суперкарго, а через Кускова. Однако промолчал. Не стоило портить праздничного настроения, тем более что Иван Александрович все эти дни хворал и только старался казаться бодрым.
      Утешила Алексея встреча Чу-Чу-Оана с Екатериной Прохоровной. Молодая женщина вышла из своей горницы скромно, как девушка, в темном сарафане и длинной шали, поверх которой были выпущены косы. Она остановилась на пороге, оглядела всех своими широко расставленными спокойными глазами, а затем быстро подошла к старому вождю и присела возле него на пол.