Из окна комнаты был виден сад. Красные цветы мадроны свисали над карнизом, сквозь росистую зелень олив и яблонь пробивалось нежаркое солнце. Где-то в листве свиристела птица, напоминающая иволгу, жужжал шмель. Прекрасное калифорнийское утро хранило прохладу, тянувшуюся со снежных отрогов Сьерры.
      Резанов медленно приподнялся и сел на постели. В ногах еще ощущалась слабость, но головокружение прекратилось, он с удовольствием вдыхал свежий, увлажненный росою воздух. Затем попытался вспомнить подробности ночного происшествия.
      Вчера, когда его, окровавленного, притащил Хвостов в президию и он очнулся среди перепуганных испанцев, Николай Петрович плохо соображал, как все произошло, и был рад, что отделался только ушибами. Зато сегодня многие детали всплыли в памяти, особенно одна, поразившая его в момент потери сознания, мелькнувшая фигура на скале. Он ясно разглядел ее сквозь редкий вверху туман. Вспомнил и расстроенное, нахмуренное лицо старика Аргуэлло, услышавшего про обвал. Двадцать лет существовала эта дорога, и только один раз, во время землетрясения, обрушилась каменная стена. Правда, после зимних дождей камни иногда падали...
      Неужели таким образом испанцы хотели от него избавиться? Но он сразу отбросил эту мысль, зная, что в глазах коменданта он был неприкосновенной особой. Безопасность гостя для него вопрос личной чести.
      Слабость еще основательно давала себя знать, и Николай Петрович снова опустился на подушки. Все же получилось очень плохо. Губернатор уехал, по существу они ни о чем не договорились. Там, в Ново-Архангельске, считают каждый день, ждут хлеба, а переговоры теперь могут еще больше затянуться. Да и неизвестно, чем все это кончится. Безусловно, у губернатора есть тайные предписания, Конча не выдумала... А он вынужден лежать и терять дорогое время!
      Обеспокоенный, Резанов опять сел на постели и пробовал обдумать создавшееся положение.
      Узорчатые тени от цветов и листьев передвинулись ближе к углу, на темной стене у самого потолка задрожал солнечный зайчик. Но тишина не нарушалась, и только кто-то несколько раз прошел мимо двери.
      «Может быть, Конча?» подумал Резанов.
      Однако девушка не появлялась, а вскоре он услышал рыкание коней, доносившееся со двора, и вслед за тем в дверь осторожно постучал домоуправитель. Неподдельно обрадовавшись, что, слава мадонне, сеньор чувствует себя хорошо, он передал просьбу губернатора разрешить ему навестить больного.
      Эксцеленца ждал, когда вы проснетесь,сказал старый слуга почтительно. Несмотря на ранний час, на нем были парадные штаны, расшитые позументами, и куртка, из тесных рукавов которой торчали почти черные кисти рук. Старик будто не знал, куда их девать, и все время жестикулировал.Эксцеленца приказал солдатам не расседлывать коней. Он старый, ему нельзя ехать по жаре, но он приказал додать.
      Действительно, губернатор, торопившийся в Монтерей, был обескуражен несчастным случаем и не уехал сразу после бала, как говорил Резанову.
      Николай Петрович забыл про свои ушибы. То, что губернатор остался и, по-видимому, страшится ответственности, вернуло ему бодрость.
      Проси! сказал он дворецкому почти весело.
      Губернатор в сопровождении Луиса и коменданта вошел к Резанову, справился о здоровье и некоторое время молчал.
      Я и сеньор Аргуэлло,сказал он немного спустя, трогая свою белую эспаньолку, просим еще раз у вас прощения, сеньор Резанов, и глубоко обрадованы, что все обошлось благополучно. Сеньор Аргуэлло и я просим вас также считать этот дом своим и не покидать его, пока совершенно не поправитесь. К моему несчастью, дела призывают меня в Монтерей, но мне будут сообщать о вашем здоровье... И верьте, что я сделаю все, что будет от меня зависеть...
      Губернатор говорил хмурясь, видимо, очень обеспокоенный случившимся. Он обещал еще раз немедленно заняться делами Резанова и ходатайствовать перед вице-королем.
      Николай Петрович понял, что именно сейчас самый подходящий момент сделать еще одну попытку подействовать на губернатора. Приподнявшись на постели, он протянул ему руку и крепко ее пожал.
      Благодарю вас, господин губернатор. Я привык уважать чужие законы и особенно ценю гостеприимство. Без дозволения вице-короля я не буду открывать торговлю, а только прошу вас не препятствовать мне вести переговоры с миссионерами, кои выражали желание дать мне хлеба из своих избытков. Святые отцы были у меня на корабле, они могут наполнить зерном все мое судно. И они сказали, что церковь здесь вольна в своих действиях...
      Говоря так, он не ждал положительного ответа, он хотел только уловить интонацию, чтобы знать, как поступить дальше. Но губернатор вдруг поднял голову, поглядел мимо него в открытое окно.
      Я ничего не могу запретить святым отцам,сказал он наконец медленно и, усмехнувшись, добавил: Святые отцы не всегда грешны!
      Вскоре он попрощался и покинул крепость. Восемьдесят географических миль предстояло ему проехать по калифорнийской жаре.
      Весь день навещали Резанова неразъехавшиеся гости, семейство дона Аргуэлло, офицеры. С любопытством и сочувствием заглядывали в дверь индейские слуги. Мануэлла притащила букет полевых ромашек она недавно видела, как Резанов с радостным изумлением набрел на эти простые цветы своей родины.
      Лансдорф, исполнявший роль судового лекаря, разрешил Николаю Петровичу встать и одеться. Они вместе с Давыдовым ночевали в президии, но мичману Резанов приказал отправиться на «Юнону» и ни ему, ни Хвостову не оставлять корабль. Ночное происшествие заставило его быть еще более осторожным.
      Как всегда стремительный, явился Луис и просидел целый час, хотя был сегодня дежурным и тайком прискакал из крепости на две минуты. Он рассказал, как утром вместе с сестрой побывал на месте обвала и убедился, что сорвался камень, который давно уже висел над обрывом, но зарос травой и никто не знал, что он еле держится.
      Я видел там следы мужских ног, но Конча сказала, что эти следы наверное, отпечатки ног солдат, разглядывавших по приказу отца место обвала.
      Донна Мария ездила с вами?
      Да, сеньор. Сестра и я мы не могли заснуть. Потом Конча искала Гервасио, но он еще не вернулся из миссии Санта-Клара. Сейчас она поехала к падре Уриа... Мы так беспокоились за вас, сеньор Резанов!
      Резанов потрепал юношу по плечу.
      Спасибо, милый Луис. Мы еще с вами попутешествуем!
      Кончу Николай Петрович увидел только к вечеру. Она пришла вместе с матерью, и пока донья Игнасия, уже не один раз навещавшая Резанова, спрашивала о его здоровье, девушка молча сидела в кресле. Она похудела за эти сутки. Черные волосы, туго связанные сзади ленточкой, чуть приметная складка между нешироких легких бровей делали лицо старше. Словно какая-то забота неотступно овладела ее думами.
      Донья Игнасия вспомнила о питье, специально приготовленном для больного, и, извинившись, вышла. Конча осталась сидеть в кресле. Неожиданно девушка смутилась.
      Вы лучше себя чувствуете сегодня? спросила она, раскрывая и закрывая молитвенник, который все время держала в руках.Вам теперь не так больно?
      Я уже совсем здоров, сеньорита. Меня только не выпускают из комнаты.
      Конча чуть улыбнулась.
      Вы очень нетерпеливы. Совсем как я.
      Я приехал ненадолго. Мне болеть нельзя.
      Резанов говорил обычным шутливым тоном, чтобы девушка чувствовала себя свободней. С повязанной черной шалью курчавой головой, в светлом домашнем камзоле, привезенном ему Лансдорфом, он сидел возле стола, в тени, и с удовольствием наблюдал за гостьей. Он был рад ее посещению и не скрывал этого.
      Знаете, о чем я думал, когда возвращался на корабль после бала? Я думал о том, что приехал сюда не напрасно. Мы близкие соседи, а наши люди до сих пор ничего не знали друг о друге... И о вас я ничего не знал.
      Девушка поднялась и подошла к окну.
      Вы скоро покинете эти места, сеньор Резанов,сказала она с откровенной грустью. Но я тоже думала...Она сорвала цветок, бросила его в сад.Мне много рассказывали губернатор и падре, и я читала книги. Земля Новой Испании кончается вот здесь, где мы живем. Дальше никого нет, только на севере вы русские. У вас там холодно, идут дожди, нет хлеба. Почему вы не поселитесь рядом с нами? Испанцы ненавидят американцев. Янки, как полевые мыши, расползаются по всей стране, высаживают на наших берегах десятки семей настоящих разбойников. Они грубые и жадные, не признают святой мадонны, у них даже женщиныхудшее, что выбросила сюда Европа... Вы хорошо сказали недавно о сеньоре Баранове,закончила она свою горячую тираду.Я думаю, испанские владения были бы в большей безопасности, если бы он жил рядом... Только люди, которые не хотят видеть звезд, говорят, что они тусклы...
      Уже не в первый раз Конча говорила о делах, которые так близко касались планов Баранова и о которых Николай Петрович сам писал министру коммерции. Она словно присутствовала при его беседах с правителем в далекой Ситхе...
      ...Мерно шагает по залу хозяин российских колоний, низенький, в неизменном черном кафтане; подходит к глобусу, проводит пухлой рукой две черты.
      От Кантона и до Сан-Франциско, границу Калифорнии составляющего, могут ходить суда наши, и своих и соседственных стран благосостояние усилять... А когда возрастет торг, не потребуется отправлять суда кругом света, не будет риску от дальних плаваний и корсаров. У гишпанского двора нужно испросить дозволения приходить судам нашим для закупки хлеба и разных продуктов в Калифорнии, Хили и островах Филиппинских... С королем Томеа-Меа завести вечную дружбу...
      Планы оставались пустой мечтой. Петербург похоронил не одно начинание. Пока же пришлось ехать сюда выпрашивать хлеб...
      Николай Петрович встал, отодвинул кресло.
      Я очень благодарен вам за доброе мнение о нас,сказал он серьезно. До сих пор он все же говорил с ней полушутливо.Мы могли бы быть добрыми соседями... А что касается янки, они действительно ничего не упустят...
      Да,сказала Конча и положила молитвенник на выступ окна.Они заняли Луизиану и скоро займут Калифорнию... Все это уже было... Когда пришли сюда первые завоеватели, они тоже строили огромные каменные здания, церкви. Они тоже пролили много крови, хотели создать сильную страну. Может быть, они делали не так, я не знаю, но сейчас здесь жалкие хижины и глиняные крепости, возле которых валяются старые пушки. И люди, которые умеют только играть на мандолине. Хотя крови не меньше... Святая матерь, я очень жалела когда-то, что родилась девочкой!
      Она покраснела и, глянув исподлобья на Резанова, притихла.
      Я беспокою вас,закончила она неловко. Морщинка перерезала ее смуглый лоб.
      Нет.Резанов подошел к ней блинке. Смелый ум девушки, чистота ее прямой натуры все сильнее поражали и покоряли его. Неужели шутливая дружба, скрепленная невольной симпатией, превращалась в более сильное и глубокое чувство?
      Конча...назвал он ее неожиданно по имени.Я вижу, вы очень любите свою страну. Хотя недавно не очень ее хвалили.
      Удивленная, она немного отодвинулась. Затем вспыхнула и взяла свой молитвенник.
      Да.
      И не покинули бы ее никогда?
      Не знаю...
      Даже на корабле с белыми-белыми парусами?
      Резанов тихонько отобрал у нее черную книжечку с золотым распятием. Но девушка на этот раз ничего не ответила и, блеснув гладко причесанной опущенной головой, быстро вышла из комнаты.
      Лансдорф запретил Резанову в течение пяти семи дней покидать президию. Ушибы Николая Петровича были не так уж значительны, но естествоиспытатель боялся, чтобы не случилось каких-либо осложнений.
      Вы посланы самим государем императором, сударь,говорил он нарочито официально, укрепляя сползавшие очки.Вам надлежит соблюдать превеликую осторожность. На корабле качка, а здесь... О, я хотел бы болеть здесь!заканчивал он лукаво, поднимая указательный палец.
      Старательный натуралист являлся по жаре два раза в день и скрывал свое огорчение, что не может вместе с Давыдовым снова отправиться на реку. Резанов строжайше приказал мичману и Хвостову не оставлять «Юнону».
      Навещать Николая Петровича приходили почти все обитатели крепости. Утром обычно появлялся домоуправитель в сопровождении Мануэллы, и пока индианка, кося смеющиеся глаза в сторону сидевшего в халате Резанова, убирала постель или, ползая на коленях, вытирала пол, старик торжественно справлялся о здоровье, сообщал, что какой-нибудь де ла Круц уснул на посту, а у кобылы капрала родился жеребенок; что роса сегодня обильнее вчерашней; что в 1795 году в этот день было землетрясение. Старый дворецкий приходил в своей расшитой куртке с короткими рукавами, облысевших бархатных штанишках, но держался с достоинством гранда и лично сам подавал шоколад на помятом серебряном подносе.
      Потом наступала очередь дона Жозе. Так же, как и его древний слуга, комендант приходил в неизменной парадной форме, после церемонного поклона садился и, сказав несколько слов, уходил. Резанов видел, что он озабочен своим положением хозяина.
      Младших Аргуэлло приводила донья Игнасия или Гертруда старшая девочка после Кончи, добродушная и толстая ленивица. Дети выстраивались шеренгой и, глядя друг на друга и раскланиваясь, разноголосо приветствовали:
      Buenas dias, senor!
      Последней кланялась Гертруда, затем, поворотив свою команду к двери, неторопливо уходила, улыбаясь, совсем как маленькая женщина.
      Из всей семьи не показывался только Гервасио. Однажды Резанов спросил про него у Луиса, навещавшего его раза три в день. Юноша смутился и сказал, что он не знает, в чем дело, но Конча потребовала у отца отправить Гервасио в миссию Санта-Роза.
      Они очень поссорились. Это было после обвала. Конча даже мне ничего не сказала. Она стояла бледная у него в кабинете и поклялась перед мадонной, что так надо.
      Может быть, Луис действительно не знал, может быть, не хотел говорить, но Резанову вдруг показалось, что между исчезновением Гервасио и случаем на дороге есть какая-то связь. Волчий взгляд ровесника Луиса, узкое, заостренное лицо с нависшими надбровьями всегда вызывали антипатию. Но Резанову сейчас было не до этого. После разговора с губернатором прошло уже несколько дней, однако до сих пор никто из монахов не явился. Может быть, все их разговоры о желании продать хлеб были притворством, и губернатор, зная об этом, так легко дал свое согласие?.. Беспокоило и положение дел на корабле, бездельничавшая команда которого снова начала ворчать. Хвостову пришлось посадить двоих матросов в карцер...
      Приезд падре Уриа сразу поднял настроение Резанова. Настоятель только что вернулся из дальней поездки, о несчастном случае узнал час назад. Священник даже не отдохнул после утомительной дороги. Ссутулившийся и еще более потемневший, он сидел в кресле и, слушая Резанова, медленно перебирал четки.
      Misericordia! сказал он наконец, когда Николай Петрович кончил.Милосердие господне! Велико его имя и слава! Я рад, сеньор Резанов, за вас и за свою бедную страну. Тридцать лет я живу здесь и тридцать лет верю, что настанут и для нее лучшие дни... И вот, не дай господи, несчастье с вами!Он поднял голову, оставил в покое свои четки.Я говорю чистосердечно, сеньор Резанов, в Европе всякое могли подумать. Там каждый день меняются веяния, корсиканец натравливает народы друг на друга. Губернатор сказал, что может вспыхнуть война и между нашими государствами.
      А вы верите этому? живо спросил Резанов. Он очень обрадовался приходу миссионера, длительное отсутствие которого тоже начинало его тревожить.
      Не знаю,ответил Уриа.Но твердо верю, что если война и будет, то недолго. Нам нечего делить, ни там, ни здесь... Если бы вы только знали, какое процветание возможно в здешних местах! Прекрасные гавани, плодородные земли, леса и горы, в которых индейцы давно уже нашли железо и серебро, а может быть, там есть и золото. Пастбища, годные для пропитания бесчисленных стад. Но бедная Калифорния забыта! Его величество содержит гарнизоны, миссии, тратит в год полмиллиона пиастров, но не имеет доходу ни реала. Торговля здесь в небрежении, и министры жалуются и проклинают землю, которая приносит один убыток. Мы же сидим как нищие. Жалкие свои потребности не можем удовлетворить даже по неимоверным ценам. Судите сами. Из Санта-Блаза раз в год приходит корабль, мы отдаем ему наперед деньги, чтобы только на будущее лето выслали нам самое малое! А между тем Буэнос-Айрес, Вера-Круц, Каракас и Картагена уже пользуются плодами торговли, процветают. Правительство не устояло перед янки, особенно когда министр Соединенных Областей выехал из Мадрида, и уступило им для торговли четыре порта на восточном берегу... Я откровенно скажу вам...Падре Уриа выпрямился, провел рукой по лицу, глянул на Резанова внимательными усталыми глазами.Нужно, чтобы и ваш император настоял на торговле с нами. На этом берегу мы самые близкие ваши соседи и за двадцать с лишним лет убедились в вашем доброжелательстве. Не рассчитывайте, конечно, что у нас все так думают, большинство не так. Разность голосов при дворе и в Мексике, стремление янки и англичан поссорить нас с вами, чтобы самим укрепиться в Калифорнии, и еще кое-что другое все это требует преодоления и настойчивости. Однако, сеньор Резанов, я стар, чтобы кривить душой. У нас разные религии, но бог один и едины стремления... Кто знает, может быть, вы лучше нашего устроите свою жизнь на земле...
      Настоятель говорил почти о том же, о чем недавно сказала Конча.
      Под конец Уриа дал совет послать письмо непосредственно царю. Из Монтерея в Мексике гонец доставит его кратчайшим путем. Через Санта-Блаз, Лоретто, Кортесово море всего шесть тысяч верст. Оттуда в Россию оно попадет к осени.
      Уже прощаясь, священник пожелал скорейшего выздоровления и сказал, что около двух тысяч пудов пшеницы сеньор Резанов может получить хоть завтра. Больше в миссии до нового урожая хлеба не было.
      Я с радостью нагрузил бы весь корабль,заявил он с невольной завистью,и купил бы все ваши товары. В Калифорнии еще не видели таких вещей...
      Он ничего не сказал о предложении своего помощника падре Фелиппе дать вдвое больше зерна, зато кормить индейцев соломой. Не был уверен, что Резанов это предложение примет.
      После ухода миссионера Николай Петрович сразу же вызвал дворецкого, попросил чернил, бумаги и послал записку Хвостову: немедленно начать выгрузку балласта, а Давыдова снарядить в миссию для приемки зерна. Мичман должен отвезти и клавикорды, стоявшие в каюте Резанова. Это будет подарком русских сан-францискскому монастырю. Такой роскоши не было даже в монтерейском соборе.
      Остаток дня и следующее утро Резанов находился в приподнятом настроении. Обдумывая письмо в Санкт-Петербург, рас: спрашивал у доньи Игнасии о ближайших миссиях и усадьбах, о возможных там запасах пшеницы. Нетерпеливо ждал возвращения гонцов, посланных падре Уриа с предложением продать хлеб. Пример сан-францискской миссии воодушевлял и давал большие надежды.
      Но к вечеру следующего дня настроение упало. Вернувшиеся посланцы не привезли никакого ответа, и, по их словам, в миссиях и поселках предложение Резанова было встречено молча. Только на одном ранчо уединенном хуторе бывший солдат, ветеран мексиканской службы, сказал, что привезет десять мер бобов.
      Расстроенный Резанов сидел на галерее. Над океаном опускалось солнце, из-за деревьев его не было видно. Медленно гас багрянец, темнели верхушки дубов, внизу под кустами сгущались тени. Нагретые за день стены дома еще источали теплоту, но из сада уже тянуло вечерней свежестью. Резанов глядел на потухающее небо и не слышал, как вошла Конча.
      Девушка не сразу окликнула его. Постояв немного у входа, она наконец подошла ближе и тихонько сказала:
      Сеньор Резанов!
      Николай Петрович быстро обернулся. При виде Кончи он не мог удержать радостного восклицания и, поднявшись с кресла, шагнул навстречу:
      Конча! Откуда вы появились?
      За эти сутки он ни разу ее не видел.
      Вас не было в президии?
      Да. Я только что вернулась из Санта-Клара.
      От удивления Резанов умолк. До миссии почти день езды опытному всаднику и, кроме того, дорога небезопасна.
      Мы ехали с Луисом ночью,объяснила девушка, слегка покраснев и нахмурясь.
      Резанов только сейчас разглядел, что лицо ее осунулось, запали глаза, а обычно гладко причесанные волосы были небрежно связаны на затылке пучком. Как видно, она успела переодеться. На ней было то самое бархатное платье с белым воротничком, в каком Резанов впервые ее увидел.
      Конча,сказал он с упреком.Зачем вы себя так измучили?
      Она не ответила.
      Вы ездили ради меня?догадался Резанов.
      Да.
      Конча!
      Но девушка взяла его за руку, подвела к перилам.
      Губернатор оставил отряд в Санта-Клара...сказала она шепотом.Так было ему приказано. Я проверила это сама. На случай войны. И монахи, не везут хлеб потому, что ждут, чтобы ваши товары достались им даром. Все миссии оповещены кем-то из своих...
      Новость была необычайно важной, но она не удивила Резанова. Он догадывался еще при прощании с губернатором, что тот чего-то недоговаривает, что молчание миссионеров после так жадно выраженного желания начать торговлю неспроста, что слухи о возможной войне смутили даже доброжелателей. И он вдруг почувствовал себя уверенно и спокойно. Боятся они, а не он в этом его преимущество.
      Ваш отец тоже знает об этом?
      Нет. Крестный ему ничего не сказал.
      Хорошо...немного подумав, заявил Резанов.Я сам поеду к миссионерам.
      Нет! Теперь не надо!девушка решительно покачала головой.Я послала Луиса в ранчо моей матери, чтобы оттуда везли хлеб, какой есть в имении. Я тоже побывала в трех ранчо. У вас будет хлеба сколько нужно, и... Я не боюсь, что станут говорить об этом!
      Последние слова она сказала громко, почти с вызовом, но Резанов видел, что глаза ее грустны. Маленькая донна отдавала ему все, даже свое доброе имя...
      «...Вот, друг мой, и моя исповедь частных приключений. Отнюдь не из корысти или необдуманной страсти сделал я предложение Конче и начало своему роману. А по искренней привязанности к ее благородному сердцу. Предвижу я толки и, может, усмешку столичных друзей, что-де, мол, Резанов женится на испанке, дабы споспешествовать дипломатической карьере, а я, ей-богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды. И ежели судьбе угодно будет окончание сего романа, я, быть может, действительно сделаю пользу Отечеству и обрету счастье на остаток жизни моей... После объяснения с Кончей и сеньором Аргуэлло я утром переехал на «Юнону». Того требовал формалитет, а дела на корабле неотступного моего присмотра. Из миссии уже начали ставить хлеб, команда приободрилась, монахи в благодарность за клавикорды, пригнали пару лучших быков. Однако ж. я не имел спокойствия и каждый час ждал гонца, а в президии меж тем переполох случился немалый. Аргуэлло не дал мне окончательного ответа, боясь видеть свою дочь замужем за «еретиком». Он приказал заложить коляску и вместе с доньей Игнасией и Кончей направился в монастырь, надеясь, что монахи сумеют ее отговорить. Но бедная Конча не поддалась на их уговоры, а падре Уриа сказал, что, коль скоро ни одна сторона не станет менять религии, можно согласиться на смешанный брак. Конча останется католичкой, я православным, а дети падре подумал и о детях по уговору. Только на такой брак потребуется разрешение самого папы и испанского короля.
      Не препятствуйте девочке, дон Жозе,заявил давнему своему другу падре Уриа. Мне тоже трудно будет не видеть ее ясной головки, но Христос и святая Мария благословят этот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие на всем нашем берегу.
      Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха, неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей его важных соотечественников.
      В тот же день дон Жозе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант еще более высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностью поблагодарив за салют, кои приказал дать Хвостов в честь коменданта, дон Жозе проследовал за мной в каюту.
      Мое семейство и я признательны вам за честь, сеньор Резанов,сказал он, не садясь. Пусть будет так!
      Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотать дозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда же приметил я, что руки у него трясутся...
      Вот, сударь мой, и весь мой роман. Завтра будет обручение, а там я снова пущусь в дальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могу извлечь новую для сородичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании и, ознакомясь с Вице-Роем, попытать открытия гаваней для судов Компании на сих берегах Америки... Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно. ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию начертавшего, то утвердительно можно сказать, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь вострятся еще не занятой никем интервал, столько же выгодный и нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними в дружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажет потомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своим поступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь...»
      Обручение состоялось в церкви президии. Старик Аргуэлло хотел сохранить его в тайне, словно все еще на что-то надеялся. Торжественно звучали слова молитвы, прочитанные священником, поспешно и невпопад крестились дети, глядевшие то на священника, то на сестру, то на русских офицеров в парадной форме; плакала донья Игнасия; выпрямившись и положив руки на эфес шпаги, молился дон Жозе. Растроганный, сиял Луис.
      Резанов и Конча стояли рядом. Он в белом атласном фраке с орденской лентой, широкоплечий, высокий. Она маленькая, в тяжелом гранатовом платье и черной кружевной накидке, сползшей на детские плечи. Тонкий золотой крестподарок падре Уриа являлся единственным украшением.
      Оба были взволнованы. Резанов думал о прошлом и будущем, о серьезном шаге, который он совершал теперь второй раз в жизни. О том, как посмотрят еще на этот брак в Петербурге, особенно влиятельные родственники покойной жены дочери Григория Шелехова. Как будет чувствовать там себя Конча... Он сам до сих пор ощущал какую-то неуверенность перед своими офицерами и даже командой «Юноны». Словно боялся, что обвинят его в легкомыслии или расчете... У Кончи было только будущее. Оно представлялось неясной мечтой, любовью, радостью, большим открытым миром. Она верила в свое счастье.
      Приняв поздравления и отпраздновав помолвку, Резанов в тот же день переселился в дом коменданта. Он не хотел пока лишних разговоров на корабле, а кроме того, на этом настояла донья Игнасия. Будущему родственнику место в их семье.
      Жозе,сказала она мужу, пальцами вытирая слезы,о религии ты не думай. Господь бог поможет нам. А сеньор Резанов знатный вельможа, наша девочка увидит свет. Об этой свадьбе услышит король. Дом Морага знали в Мадриде... Конча затмит многих придворных дам, а тут не за кого выйти ей замуж... Я подарю ей свое фамильное серебро. Кстати, надо запаять кофейник. Анна-Паула вчера обнаружила течь... Жозе,закончила она беспокойно, я очень хотела бы видеть нашу девочку счастливой!
      Дон Жозе не ответил.

      Скоро весть о помолвке расползлась по всей Верхней Калифорнии, дошла до Лоретто и Сан-Диего. Русский сановник превратился в могущественную особу, чуть ли не вторую после императора. Американский дипломатический агент запросил конгресс, британский сообщил своему послу в Мадрид. А из окрестных деревень и усадеб приезжали в президию люди посмотреть на необыкновенную чету. Особенно много обсуждали будущий брак во францисканских монастырях, видя в нем важный политический. акт. Лишь падре Фелиппе искривил свои тонкие, веревочкой, губы и назвал Кончу «испорченной драгоценностью семейства». Бывший иезуит старался скрыть беспокойство. Посланный им нарочный с тайным донесением и инструкциями в Мексике был схвачен индейцами, и письма могли попасть во враждебные руки.