– Ближайшая?

– Нуда, до Зиймалля.

– А зачем тебе остановка? – расхохотались они. Выпивка уже еле на дне теплилась.

– Да вот, знаете ли, «мымру» хочу приобрести. У вас-то ведь нет, эге? Или я того – попутал?

Они сразу и не въехали, что именно я им только что сказал. А когда сообразили, я старшему сурово так въехал локтем под ребра, а когда он задохнулся и выпучил глаза, легонько толкнул к стене. Там он и растянулся, и даже встать не пытался, только ногой подергивал. Я по сторонам – зырк, и младшего – за горло:

– Ты извини, братец, что вот так круто прибрал тебя. Но не могу же я вас и дальше поить, когда у самого глоток в горло не лезет. Отвечай: у вас есть ММР? Только не бреши! Я тебе не угрожаю, но если будешь брехать, как паршивый пес, то я тебе докажу, что все эти россказни о нравах планеты Керр – не пустая молва. Так есть «мымры»?

– Откуда, – от натуги он вращал глазами, – откуда у нас «мымры»? Там, есть пара нейтринных шокеров, и все… Серьезного оружия на этих рейсах не держат. Это же тебе не корабль Звездного флота и тем более не конвойное судно!

Он мотал головой, видимо, желая таким образом протрезветь» Он даже вырваться попытался, но я сжал его горло двумя пальцами, держа перед собой на вытянутой руке, и процедил сквозь зубы:

– Не надо. Не рыпайся, или я вырву тебе кадык. У меня большие неприятности, и мне ничего не стоит, чтобы сделать их еще больше – убив тебя. Эге. Значит, у тебя нет оружия?

Его шея у меня под пальцами стала скользкой от обильно льющегося пота. Он побагровел. Нет, не врет! У них в самом деле нет «мымр», только эти жалкие шокеры, пугачи для нервных аррантских дам.

– Ладно. Насчет «мымр» верю, – говорю. – А что там с остановками? До Зиймалля «шалаш» нигде не приткнется? Ни на какой планете?

– Н-нет.

– Плохо! То есть прямо до зиймалльского космодрома шуровать будем?

– Да. То есть нет… По-разному бывает, понимаешь? – хрипло выговорил он и снова округлил глаза, потому что я немного усилил хватку на его горле.

Главное – не переусердствовать. Хотя парень итак все скажет.

– Как это – «по-разному»?

– Да так. Когда входим в тамошнюю планетную систему… – Он начал хрипеть, и я распустил пальцы. – Когда входим в тамошнюю планетную систему, мы… мы иногда делаем остановку на четвертой планете… последней перед Зиймаллем. Они называют ее Марс. Там бывшая военная база, а сейчас… сейчас там…

Я тряхнул его посильнее и, схватив двумя пальцами за ухо, потянул, одновременно надавив подушечкой большого пальца на глаз:

– Ну?!

– Да я… я сам не знаю, что там!.. Иногда останавливаемся, иногда нет! Формальная… формальная причина – это из-за перебоев в охладительной системе… по крайней мере, нам так говорят!.. А на самом деле… говорят, там перегружают контрабандные товары…

«Так, – думаю. – Перевалочная база, значит. К тому же малоизвестная и, верно, мало через себя пропускающая товаров, иначе я давно бы о ней знал. Ведь на Керре я много с кем свел знакомство, туда со всей Галактики направляют, и если я не знаю о перевалочной базе контрабандистов на Марсе, значит – мелочь, ерунда. Вот там бы и спрятать концы. Точнее, этого фрукта, говоруна Класуса… Как бы так половчее это спроворить? Нужно обмозговать, значит. Охладительные системы… охладительные системы…»

– Я так думаю, – говорю ему, – что это корыто вынырнет из гипертоннеля на самой окраине планетной системы, к которой Зиймалль относится, так? И внутри самой системы потянет уже на других движках, не таких мощных, правильно?

– На мезонно-триггерных… Да. Их еще импульсными называют. Внутри системы пойдем по дуге, перпендикулярно к плоскости эклиптики. Это чтобы не разбиться в астероидном поясе… там есть такой мощный… и…

Он что-то еще лопотал про «плоскость эклиптики» и тригерный, или каскадный, принцип. Слова-то знакомые, суть улавливается, но хоть убей, не пойму, что они означают. Собственно, мне это и не надо. Я другое уяснил:

– Погоди… Откуда ты все это знаешь? Охранник ты хреновый, а вот…

Он сморгнул:

– Правильно. Охранником я недавно, просто вакансию некем забить было. Я раньше был наладчиком охладительной системы мезонных двигателей.

Ага! Опять эта охладительная система тут затесалась! Я не очень бойко рублю в космической технике, но кое-какие познания накопил. Все-таки даже самый тупой гвелль вынесет что-то из того множества полетов на конвойных судах, сколько я полетал. Гм!.. Я покосился на старшего охранника, который уже начал шевелиться у стены, потом отцепил у него от пояса нейтрино-шокер и ткнул ему под подбородок. Голова старшого дернулась и откинулась назад так, будто ему шею переломили. Отлично. Теперь он будет отдыхать достаточно долго. До самого Марса, а то и дольше. Так… Теперь нужно организовать остановку на этом Марсе. Остановку по требованию, так сказать.

Мысль.

– Коды доступа у тебя есть, конечно, ко всем дверям?

Это – к младшему, понятно. Молчит. Моргает. По глазам вижу, что еще в морду хочет. Ну что же, сейчас быстро получит. Я перехватил его кисть и выкрутил так, что его свернуло в узел, а потом начал тыкать харей в замок на решетке. Он попытался орать, но куда там – тут же звукоизоляция сумасшедшая.

– Коды доступа! – повторяю. – Охрана ведь может попасть в любое помещение корабля, я-то уж точно знаю. Где код-блок?

Тут дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Парень высунул язык и зашевелил им так энергично, что я понял: теперь скажет. Оттолкнул его к столу и говорю:

– Я тебя слушаю. Очень внимательно.

– Код-блок есть. Вон у него в левом браслете… встроен, – кивнул он на старшого.

– Отлично!

– Во все помещения попасть можно. Но ведь вы… не хотите взорвать корабль?

– Дурак! Зачем мне его взрывать, если я сам тут нахожусь. Я еще жить хочу. Жить долго и счастливо и еще другим житуху отравлять. Эге. Нет, я просто думаю сделать так, чтобы точно сделали остановку на Марсе. Можно было, конечно, потолковать с пилотами, но так, как я хочу сделать, – будет вернее. И ты мне в этом поможешь. Правильно говорю? Поможешь?

Он побагровел и прикусил нижнюю губу. На шее проступили жилы. Я видел, что он боится меня панически – до онемения языка, до ватных коленей и послабления прямо в штаны. Нет, он мой. Тут сработано четко. Впрочем, он еще сыроват, сейчас доведу его до полного соответствия, как любил говаривать один такой охранничек. Кстати, покойник.

– Ты только, мил друг, не вздумай пойти на попятную, – говорю веско и внушительно. – А то ведь если меня подведешь, тебя все равно по головке не погладят. Я скажу, что ты мой сообщник. Что мы с тобой вырубили старшого и хотели уничтожить корабль. Меня или кончат на месте, или на Керр обратно командируют. Что мне, в общем-то, все равно. А вот тебе, мил друг… На Керре такие мягкотелые, как ты, больше трех суток не живут. Хотя и ты там лишним не будешь. Псам-тиерпулам ведь тоже чего-то жрать надобно.

Все. Дозрел. Я приказал ему снять одежду с бесчувственного напарника и отдать мне. Хорошо, что этот старшой такой крупный. Плечищи не хуже моих. Обмундирование налезет…

Н-да, неудивительно, что приличная публика не летает на «шалашах». И нет ничего странного в том, что – с такой-то охраной! – на «Леммах» постоянно что-нибудь случается. Найдется какой-нибудь ушлый тип из тех, кто отбывал курортную смену на Керре… А ведь не все такие добрые, как я. И еще скромные.

Скоро мы полезли на техпалубу. Точнее, спустились. Конечно, после керровских рудников мне тут было довольно уютно, но нормальному человеку, жизнью не битому, здесь даже дышать довольно затруднительно. Системы старые, изношенные, движки во время работы, верно, «чихают» и норовят забарахлить, так что вывести их из строя будет просто. Точнее, сделать так, чтобы они вышли из строя через заданное время после запуска. Уже внутри планетной системы… Главная трудность не в том, чтобы остановить движки. Сейчас-то, пока мы в гипертоннеле, они вообще не того… не активированы. Не запущены. Главная трудность – влезть в охладительную систему так, чтобы это не отразилось на контрольном интерфейсе головного поста. Кажется, так. Уф!.. Однажды мне уже приходилось проделывать что-то наподобие. Нужно просто «обмануть» контроллер сигнальной системы, который иначе сообщит о том, что кто-то без разрешения влез на техническую палубу и роется во внутренностях корабельного «брюха», как это сами техники называют.

Мы остановились перед распределительным щитом охладительных систем, я посветил фотонным фонариком прямо в лицо молодому и говорю:

– Снимай. Снимай панель со щита! Э, да у тебя руки дрожат, дурень! Хотя с перепугу уже протрезвел вроде. Снял?.. Отойди теперь. Отойди в сторону, баран! И не вздумай сбежать или полюбому дурковать. Тут и останешься, понял?

Кажется, это лишнее. Он и так напуган до икоты. Покорно подал мне нужные инструменты, а потом изолирующую прокладку, которой я осторо-о-жненько обвязал хрупкое тельце контроллера. Так. Теперь можно сунуть лом в переплетение труб и хорошенько там пошуровать. Не знаю, может, эти импульсные, или мезонно-триггерные, движки – невесть какое сложное устройство, но охлаждение у них – полный примитив. «Шалаш», что и говорить!..

Я с удовольствием раскурочил несколько труб. Теперь при запуске двигателей по выходе из гипертоннеля охлаждение будет недостаточным. Пойдут сбои, о чем уже контроллеры импульсных движков сообщат пилотам в центральном посту. Пилоты, как я уже узнал, тоже не бог весть какие приверженцы железной дисциплины. Среди них есть даже какой-то зиймал-лец, а те – известные оболтусы. Младший даже ляпнул, что они к себе в головной пост девок таскают. Одно слово – «шалаш»!

Закончив дело, я вытер лоб и говорю:

– Вот что. Тебя как зовут, мил друг?

– Бе… Бе…

– Бебе? Забавное погоняло. Гм…

– Берзил, – выговорил парень, но мне уже больше понравилось вот это, расплывчатое, на бесформенную кляксу похожее: Бе-бе. Берзил? Ну какой ты Берзил, мальчик? Знавал я одного Берзила, которого казнили на Керре за попытку поднять бунт. Ему ввели препарат, многократно ускоряющий все биологические процессы. Обмен веществ. Его собственный организм сожрал сам себя, и он еще мог видеть, как таяло на костях мясо, лопались от сокращений мышцы, а кровь с дикой скоростью металась по сужающимся сосудам. Потом, к счастью для него, сердце – в буквальном смысле – развалилось, и он умер. Вот тот был Берзил! А ты, – глянул я на мальчишку, – Бебе и есть. Бебе!

– Ну ладно, – говорю, – пойдем-ка со мной. У себя в конуре тебе делать больше нечего. Твой напарник щас спит и приятные сны видит. Пошли?

– К-куда?

Я крепко пережал ему запястье:

– Со мной. В гости ко мне вот пойдешь. С хорошими людьми познакомлю. Ну что вылупился, а? В гости, говорю! Я же – пассажир. А ты думал, откуда я тут нарисовался-то, а?

Дальше был смех и грех. Нет, если в точной последовательности – грех и смех. Поднимаясь с технической палубы на тот уровень, где наша каюта, я все гадал, в каком виде сейчас Рэмон и каким я его обнаружу. Даже – оба Рэмона, ведь болтуна Класуса тоже могли обнаружить… Кто? Ну, теперь только любопытствующие Аколиты, потому что вся оставшаяся охрана корабля болталась у меня перед глазами, переступая на подгибающихся ножках. Бебе…

А вот и Рэм!.. Нет, у меня фантазия ничего себе. Но я не смог угадать, за каким занятием его застану.

Значит, зашли мы. Из моей сумки торчит вихляющийся кошачий хвост, и тут я вспомнил, что там, внутри, полно еды. Хотя, судя по бокам этой раздувшейся от жратвы твари – уже не так много. Когда я вытряхнул кота на пол, он даже на лапах не устоял, они так и поехали в разные стороны под тяжестью брюха. Облопался, скотина!.. Но оказалось, что он еще ничего по сравнению с собственным хозяином.

Я обнаружил Рэма в его собственном отсеке. Мальчишка даже панель входную задвинуть не удосужился, просвет остался. Я услышал какое-то пыхтение, потом стон. Честно скажу, тут у меня что-то внутри оборвалось. А ну как с ним что-то?..

Ввалился в отсек и вижу… ну да. Лежит на спине, стонет. Нет, с ним полный порядок, с раздолбаем! Жив-здоров! Нет. все-таки не зря мне понравился этот Рэмон, и недооценил я его, оставляя с этой девчонкой и отправившись разгребать его же неприятности в одиночку. Ну и ну! Ай да сукин сын!.. Аж ножками сучит от удовольствия. Он себе лежит, а голая девчонка скачет на нем и что-то там сладко так лепечет, по тонкой спине текут струйки влаги, плечи выгнула… Ай да Рэм! Я едва удержался от смеха, остановил было взгляд на аппетитной попке этой дамы с Зиймалля. А потом натянул на голову шлем с тонированным подшлемником, за которым не видно лица, и извлек нейтрино-шокер. Терпеливо встал себе у стены и наблюдаю – забавно смотреть на эти скачки. Ну, собственно, у них дело шло к естественному финалу. Движения девчонки убыстрились, она закинула руки за голову и прогнулась, работая ногами и бедрами… Под кожей проступили тонкие, выпуклые мускулы, она начала вскидывать, задирать подбородок, запрокидываясь назад. До этого момента Аня загораживала меня от Рэма. И в тот самый момент, когда она вскинула над собой руки, заломив запястья, а потом разом уронила их, вцепившись ногтями в бока и в грудь Рэмона, и испустила длинный крик, почти зарычала – вот тут-то мальчишка меня и увидел.

Глаза у него стали – не описать! Лица-то моего он не разобрал, а вот форма вполне даже понятная. И идентификационная бляха, знак принадлежности к охране, на груди красуется. Pэмон сначала задергал правой ногой, как будто пытался лягаться, а потом пустил в ход обе. Кажется, он даже попытался столкнуть с себя Аню. Но девочка, верно, вошла во вкус – она вовсю крутила бедрами, стонала все громче, а когтями вцепились в беднягу Рэма так, что у того красные полосы выступили на коже… Глаза у парня выпучились и стали водянистыми, как у кота, когда тот гадит по-большому. Счастье, что Аня издала последний стон и, раскинув руки, рухнула прямо на Рэма. Ноги у нее какие длинные, стройные… ничего себе ноги. Да и все остальное… Хороша. Хотя на мой взгляд – немного тонковата. Я люблю баб пофактурнее, чтобы было за что ухватить. Чтобы сиськой ударила – и сотрясение мозга или чего там в голове.

…Прямо у входа в отсек застыл изумленный Бебе. Выяснилось, что он не только трус, но и скромник записной. Аж пятнами пошел. Я ему говорю негромко:

– Ну что ты, голых людей никогда не видел, что ли, дурень? Дело молодое, нехитрое.

Рэмон дотянулся до покрывала, потащил его на себя и забормотал:

– Я… я ничего не нарушаю, гражданин… охранник…

Не стал я долго его мучить. Еще проболтается при этом дурачке Бебе и при Ане. Стянул шлем с головы и говорю:

– Спокойнее, Рэм. Все под контролем. Не дергайся. Однако ты молодчина. Вон как девчонку уработал, она, кажется, даже вырубилась. Не слышит нас, поди ж ты… Давай, натяни на себя что-нибудь, а мы ждем в каюте.

Вышел и бухнулся на сиденье, давясь от смеха. Бебе, кажется, не знал, что ему и подумать. Сначала на его глазах произвели… экзекуцию старшего напарника. Потом заставили принять участие в порче казенного имущества и введении в заблуждение экипажа. А теперь ткнули носом в сценку откровенно неприличного содержания. Так, кажется, это называется у кислых ханжей, у которых уже рыло набок своротило от брезгливости?..

Тут появился Рэмон. Одевался он явно второпях, иначе не стал бы снова напяливать на себя эту одежку Класуса – пиджак. Надо сказать, выглядел он сейчас довольно прилично: подобрался, сосредоточился, чтобы совсем уж мямлей не казаться. По-моему, он мне ну совершенно не доверял и решил, что я, наверно, уже сдал его местным «синим». Да и сам за компанию их мундир натянул. Он начал бубнить что-то о том, что кувыркание с бабой у него нервное напряжение хорошо снимает, это уж он не раз проверял. Я не дослушал и говорю ему с ходу, чтобы он лишнего не ляпнул:

– На Марсе нам организуют остановочку, там и выскочим. Правда, пилоты в центральном посту еще об этом не знают, ну да это их дело.

Рэмон смотрел на меня в упор, не моргая. Кажется, он еше просто не очухался после кувырков с этой Аней. Я слышал, после этого дела в мозги какое-то вещество вбрызгивается, действует, как наркотик. Ко всему спокойненько-спокойненько относишься, что ли. Так, верно, у Рэмона это вещество все мозги пропитало. Он вроде и на меня уставился, а вроде поверх куда-то. Или через меня, насквозь, как если бы я невидим был. Потом спросил:

– А это… кто?

– А это Бебе. Я теперь ему помогаю. Напарник, эге. Второй парень из патруля, знаешь ли, что-то себя плохо чувствует. Воздух тут такой… вентилируется плохо. Вон в климат-камере твоего кота и то лучше условия.

– Да уж конечно, лучше, – хрипло сказал Рэм и отвернулся, а у самого губы посерели. Не надо было эту климат-камеру в разговор вворачивать, он же ей как раз Класуса-то и ухайдокал. – Значит, Мрас какой-то?

– Не Мрас, а Марс. Планета перед Зиймаллем.

– А что это ты, Эрккин, так свободно при этом Бебе изъясняешься, – попытался съехидничать он. – Он у тебя доверенное лицо?

У Бебе рожа вся исцарапанная: это я его об решетку приголубил еще в помещении патруля. Вот Рэмон и сострил. Я на ладо ни браслет со встроенным код-блоком подбросил и говорю ему:

– Знаешь что, милый друг, зубоскалить будешь, когда мы с тобой соскочим с рейса благополучно. Хотя и тогда, я думаю… Ладно. Отдыхаем. У нас сколько времени, Бебе? Сколько нам еще до выхода из гипертоннеля в эту планетную систему осталось-то? Ты же должен знать.

– Три с половиной часа, – промямлил тот.

– Вот и отлично! Тогда мы с тобой покамест вернемся на пост, и я вместо старшого там побуду. К тому же оттуда до центрального поста рукой подать: в лифт – скок, два уровня – и уже на месте. Мало ли… Пошли, Бебе! Пошли!

Тут появилась Аня. На ней была только какая-то полупрозрачная накидка, в руке – бокал. Девица явно не обременена стыдливостью, сразу видно, что ей не приходилось бывать на окраине гвелльского поселения в сумерки. Иначе она свои прелести так не выставляла бы.

– Ну, вот видишь, Ромочка, как оно получилось, – улыбнулась эта чертовка и увидела меня. – Представляешь, дядя Гендаль, а он мне попытался травить, что, мол, сейчас на Аррантидо у золотой молодежи секс не в чести. Долго, дескать, и трудоемко. А модно вставить себе под черепную коробку наностимуляторы, этакие крошечные штуковины, напрямую взаимодействующие с мозговыми центрами, отвечающими за наслаждение. Прямо так заумно и выразился, представляешь, дядя Гендаль? Врубаешь эти стимуляторы и кончаешь. Я громко рыгнул и отвечаю:

– Да он вообще порядочный зануда, к тому же вы еще выпили, смотрю. Расслабляетесь по полной программе, мальчики и девочки? Да-а, Рэм! Ты его, Аня, не слушай. И еще, – говорю, – какое отношение Рэмон имеет к золотой молодежи? Летал бы он тогда на «шалашах», а? Так что можешь его еще разок трахнуть, девочка, он после этого, кажется, начинает отличаться от старой истерички, сидящей на живелловой[30] каше с добавками.

Аня фыркнула. Уходя, я почувствовал на себе буравящий взгляд Рэмона. Дитя дитем, а парень все-таки не такой слюнтяй, каким я его спервоначалу посчитал. Все-таки кровь, отцовская кровь! Вейтарволда я тоже помнил желторотым и слабым – на первый взгляд… Давно это было. А – как вчера!

Бебе оказался совершенно прав: ровно через три с половиной часа корпус нашего «шалаша» содрогнулся от короткого, но мощного толчка. Мелко завибрировали стены, упруго подпрыгнул под ногами пол. Бебе посмотрел на меня и сказал:

– Ну вот, дядя Гендаль, как я и говорил. Включились импульсные двигатели. Они же мезонно-триггерные. Вышли из гипертоннеля… да.

Выяснилось, что при нормальном раскладе тянуть на этих движках до Зиймалля – что-то около шести часов. Что не дотянем – это выяснилось уже на исходе четвертого часа, когда в нашем с Бебе помещении вспыхнул экран и на нем появилась преотвратная харя: маленькие глазки, утопающие в жировых складках, маленькие оттопыренные уши и толстый носище, похожий на свиной пятак. Харя разинула рот, и тотчас же выяснилось, что это сам командир корабля. Он заорал свирепо:

– Берзил, Краггер!.. (Значит, меня нынче зовут Краггер.) Отчего-то перегревается левый основной!.. Импульсный перегревается, говорю! А ремонтный отсек не отзывается. Пойдите, потормошите этих скотов! Опять, поди, в «мыску» дуются! Или – в домино. Проклятая зиймалльская игра!.. Она как эпидемия, хоть на карантин сажай ленивых паразитов! Ну, что уставились? Быстро, быстро к наладчикам! Или… вот что: ты же. Берзил, сам бывший наладчик. Может, ты и глянешь? А то мне так кажется, что они там все пьяные…

Я опустил на лицо подшлемник и показал Бебе знаками, чтобы он отвечал так, как у нас с ним уговорено. Не подвел бы!.. Но нет, отрапортовал четко и очень правдоподобно:

– Так я уже смотрел, капитан. Система охлаждения старая, амортизация, знаете ли… Там нужно заменить несколько узлов, тогда все будет в порядке.

Дряблое лицо капитана налилось кровью, и он принялся топать ногами, а еще визжать, как недорезанная свинья:

– Заменить?! Это ты мне говоришь?! Заменить… прямо тут, на ходу, когда мы уже прошли… то есть поравнялись… то есть на траверсе орбиты шестого… шестой планеты системы… идем к пятой[31], а дальше там – широкий астероидный пояс, самое опасное место в этой проклятой системе, а ты!.. А ты говоришь мнe, что нужно менять узлы?! Не на ходу же их менять в этой чертовой системе охлаждения! Ведь чуть что – и разнесет нас всех к свиньям, клянусь кишками Троллопа!..

Похоже, капитан тоже мой земляк. Я ему говорю тихонько так, чтобы по голосу не признал, да поубедительнее:

– А что ж вы, капитан, на Бебе кричите?

– На кого? – вытаращился он, а за спиной его мелькают испуганные лица. Ну и команду он себе подобрал! Я гну свое:

– Не кричите на Бебе. Он свое дело четко знает. А что до системы охлаждения, так это не его епархия уже. Он теперь в охране.

– Тормозить надо, капитан, – подхватил парнишка, – и на Марсе садиться, на той базе.

– На Марсе?! На то-о-о-оой базе-е? – окончательно рассвирепел тот. – Ты что ж, меня под трибунал подвести хочешь?.. Нас в прошлый раз там чуть не… – И пошел и пошел.

«Ну, – думаю, – это я хорошо сделал, что не обратился прямо к нему со своей, то есть с нашей, непоняткой. А то бы он мне помог, пожалуй, жирная морда! Одним трупом дело точно бы не ограничилось…»

Но чуть позже выяснилось, что и так НЕ ограничится.

«Ладно, – думаю. – Никуда этот капиташка не денется. Остановка, можно сказать, по требованию, и все правильно мы с Бебе рассчитали… Эк ты!.. Как я загнул: «мы с Бебе»! Этак я привыкну считать его с собой заодно, а вовсе не Рэмона».

Капитан тем временем убрался с экрана, и там возник другой тип – смуглый, по виду: ни рыба ни мясо, то есть не аррант и не гвелль. Зиймаллец натуральный, как есть. Я, говорит, штурман, проверьте системы охлаждения еще раз и доложите, и если там то, что вы предполагаете, видно, придется совершать вынужденную посадку на Марсе, хотя и не хотелось там без нужды лишний раз светиться.

– Ничего себе «без нужды»! – отвечаю. – Движки полетят, и тогда у нас точно никакой нужды больше не будет… посмертно-то.

Он посмотрел на меня печально – рожа небритая, опухшая, видно, не только охрана тут балуется «росой» – и сказал:

– Если так, то на базу садиться придется. В зиймалльскую-то атмосферу мы с такими движками не войдем, перегрев сильный будет, потому как плотная атмосфера… – И вообще какие-то «факторы» начал мне перечислять.

Не стали мы его с Бебе слушать и отправились на нижнюю, техническую палубу. Вот где дышать нечем! Жарища! Мы оттуда соскочили, как ощипанная птица с вертела, будь у нее такая возможность.

– Нет, – доложил Бебе штурману, – садиться нужно и чиниться на Марсе.

Тот вздохнул, глазки опустил и поплелся к центральному пульту управления.

«Внимание!.. Совершается экстренная посадка на Марс. Всем членам экипажа оставаться на своих рабочих местах в режиме готовности номер ррраз! Гражданам пассажирам и прочим сволочам просьба не беспокоиться: все, мол, идет по четко проработанному плану…»

Да-а-а-а!