– Лёха, что с тобой творится? Диман, водка есть?..

– У тебя должна же быть в машине.

– А, точно! Тащи сюда… Разожми ему челюсти… Он как будто с полюса вернулся. Вышел из зимы…

Лекх Ловилль открыл глаза. Он был простерт на траве, тонкий слой грязи на ноге уже высох и превратился в неопрятную бурую корочку со светлыми разводами. Голова арранта лежала на коленях Нефедова, и последний вливал ему в рот водку прямо из бутылки. Местная панацея, лекарство от всех горестей и бед, подействовала незамедлительно, безотносительно к неземному происхождению пострадавшего. Водка есть водка!.. Эту фразу Славка повторил два или три раза, прежде чем Лекх Ловилль ощутил, что чувствует себя значительно лучше.

– А теперь объясняй.

– Дым… белый дым… Там, в низине.

– Возгорание, что ли?

– Наоборот.

– Что значит – наоборот?

– От огня – горячо. А это дым, он – наоборот… Морозный. Там треснула земля… и из трещины валит дым, – произнес Ловилль безжизненным голосом.

Славка лишь пожал плечами, а Саша сказала:

– Не знаю, что там за дым такой, но он в самом деле… Дрожит, руки и ноги холодные, как будто из холодильника вылез.

– Между прочим, Лёха у нас парень не робкого десятка, – убежденно сказал Нефедов. – В позапрошлом году, зимой, кстати, мы напоролись на Груздя, точнее, не на самого Груздя, а на его ублюдков. Ну, Толян Груздев, наш доморощенный Робин Гуд. Хотели они нам карманы почистить от накопившегося там мусора – денег там, инфокарт и все такое… Так выяснилось, что у Лёхи очень приличный левый хук, а также прекрасный апперкот.

– А вот мы сейчас пойдем и посмотрим, что там такое на самом деле, – неспешно проговорил Дима, тщательно прожевав мясо. – Может, действительно что-то любопытное. По крайней мере, я у нашего инопланетного опекуна такого лица еще не видел.

Саша тронула Нестерова за крутое плечо и отозвалась негромко, чуть дрогнувшим голосом:

– Вот что, мальчики… может, домой поедем? Вы, конечно, выпили… но ведь это так, в меру, правда? Мы же все равно собирались сегодня в город ехать. А Леша даже в ОАЗИС хотел вылететь завтра поутру. У тебя ведь там какие-то дела, да, Лешка? К тому же он… он не совсем здоровым выглядит. Руки ледяные, а вот лоб… да у него лоб пылает! – воскликнула она, едва прикоснувшись рукой к голове Ловилля. – Нужно немедленно отвезти его в город и уложить в постель, и никаких походов в холодные сырые низины, где к тому же валит какой-то дурацкий холодный дым!.. И вообще, как дым может быть холодным? К тому же морозным?

Лекх Ловилль смотрел то на Сашу, то на склонившегося над ним Нефедова, уже переключившего свое внимание с арранта на бутылку водки, содержимым которой он потчевал новоявленного страдальца. Лекх Ловилль смотрел на своих друзей, но видел почему-то не их молодые лица, омраченные тревогой за здоровье уроженца Аррантидо-дес-Лини… Нет. Перед его глазами плыли, переплетаясь, притягивая и завораживая, белые струйки, вытекающие из треснувшей земли… Они казались ему то белыми змеями, то прихотливо извивающимися фигурами танцовщиц… Ловилль не знал, ЧТО это и очевидцем ЧЕГО довелось ему стать. Да это и неважно!.. Однако он твердо осознал и понял, что ему нужно вернуться туда. Вернуться немедленно. Слабые возражения рассудка, голос инстинкта самосохранения – все было заглушено властным зовом из низины; хрустнула и переломилась, как тонкая сухая ветка под ногой путника, его, Лекха Ловилля, – воля.

Он почти грубо оттолкнул Нефедова, резко поднялся и, мотнув годовой, направился обратно.

– К-куда это он? – вырвалось у Саши, и девушка подняла обе руки к лицу, словно желала закрыть его ладонями.

– А ты не видишь? Туда же, в низинку!.. – откликнулся Дима. – Не надо было, наверное, его водкой из горла поить. Черт их знает, аррантов! Это у нас на десять поколений в обе стороны – сплошные любители выпить, а кто не любитель, тот профессионал. А у этих инопланетян реакция на спиртное совсем уж непредсказуемая!

– Как ты вовремя об этом, вспомнил, дорогой мой Дмитрий, – с нескрываемым сарказмом в голосе отозвался Слава. – Ну что, пошли его вылавливать из оврага? В прошлый раз он белый дым увидел, а теперь может и до зеленых чертей доискаться!..

Ребята вскочили и бросились вслед за Ловиллем. Когда все трое оказались на краю оврага, аррант был уже на середине спуска. Он шел по тропинке быстрым, удивительно устойчивым шагом, и сразу же в мозгу всех троих его друзей всплыли ассоциации с цирковым канатоходцем. Без страховки.

Дима замер у самого спуска, оступился и едва не сорвался в пустоту, но Нефедов успел вовремя подхватить приятеля под локоть.

– В самом деле – дым, – выговорил тот.

Белые струи выползали из многочисленных трещин в земле; устремляясь вверх или стелясь у самой земли, сплетаясь в клубки, они лезли, словно дождевые черви, под воздействием электротока из влажной земли. А еще из низины тянуло ХОЛОДОМ. Нет, не той благотворной, тенистой прохладой, что встречается летом в таких вот зеленых низинках. Именно холодом, продирающей до костного мозга ледяной стужей.

– Так… – выговорил Дима. – Неудивительно, что Лёха закоченел. Такое впечатление, что тут лопнул контейнер со сжиженным газом. Чего, конечно, быть не может. Чертовщина какая-то!

Пока он рассуждал, Слава Нефедов уже рванулся вниз по тропинке, крича во все горло:

– Лёха! Лёха! Куда ты поперся-то?! Напился – веди себя прилично! У меня такое ощущение, что здесь опять какой-нибудь нелегал из ОАЗИСа сбросил и закопал емкость с отработанными материалами охладителей с… бррр, какой холод!

Лекх Ловилль совершенно не реагировал на крики и пыхтение Нефедова у себя за спиной. Он шагал в глубь низины твердым, уверенным шагом. Он не замечал ни побуревшей травы, ни выступившей на поверхности почвы кристаллической наледи, сероватой, похожей на поваренную соль. Только один раз он сбился с шага – когда ступил на лед.

Это замерз ручей, из которого несколько минут назад Лекх Ловилль ополоснул лоб и виски.

Близко. Совсем близко. Даже не верится, что невозможное вдруг обросло плотью, обрело узнаваемые черты и ту вожделенную, искомую суть, которая способна вырвать его из этих пластов древней земли. Ведь он уже увидел и вспомнил свое имя: ЗОГ'ГАЙР. Теперь это имя, будто сложенное из окаменевших от боли пауков, оживало, трепетало, требовало вдохнуть в себя новую жизнь, жадно всасывало в себя эманации чистого, ничем не замутненного первовещества – души и тела АРРАНТА. Шаг, еще шаг. Уже можно почувствовать, как ревут, распарываясь, расходясь трещинами, тысячелетние пласты земли. Стылый холод небытия истекает, бессильно выдавливается струйками дыма, густеет, оседает острыми серыми кристаллами. Словно они, как и этот холодный белый дым, когда-то были его кровью, живой кровью существа ДАГГОНА. Вырваться, вырваться из собственной окаменелой, опостылевшей, тысячелетиями сжимавшей его оболочки!.. Выпрыгнуть, припасть к источнику спасения – нет-нет, не по глоточку, а одним упоительным мгновением выпить, выжать силу!.. Вот идет жертва. Шаг за шагом – к нему. Зог'гайру… Еще шаг. Еще. Еще!..

– Лёха-а-а!!!

Нефедов видел, как поскользнулись ноги Ловилля и как, взмахнув руками, тот не без труда сохранил равновесие. Слава сделал два огромных шага, тоже едва не поскользнулся на последней трети уже обледеневшей тропинки. Под подошвами завизжало, заскрипело. Отвердевшая бурая трава больно резала голые лодыжки, а странное онемение, вскарабкавшееся по ногам уже почти до колена, на секунду заставило Нефедова поверить, что вовсе не на живых ногах, а на мертвых протезах идет он в глубь этой зловещей, нелепо и жутко промерзшей низины…

Он скрипнул зубами и вцепился взглядом в спину Ловилля. В этот момент аррант остановился. Слава тоже замер, повинуясь какому-то неосознанному импульсу. И он смотрел, смотрел… Мутнело перед глазами. Нефедов попытался сконцентрироваться на Ловилле и даже попытался вспомнить, зачем он последовал за Лекхом сюда, в этот леденящий белый дым… но тут прямо перед аррантом вздыбился, выворачиваясь из земли, целый пласт обледенелой почвы. Спаянной в промерзшую темно-серую, с желтоватыми прожилками, плиту. Без каких-либо видимых причин эта махина размером с фундамент добротного коттеджа встала на ребро, открывая под собой иссиня-черную, заострившуюся морозными иглами пустоту. Ловилль вдруг слабо, по-детски, вскрикнул, и его подняло в воздух. Мелькнули перед глазами Нефедова тонкие, раскинутые в стороны ноги в дурацких желтых сандалях. Арранта несколько раз перекрутило в воздухе, голова стала заворачиваться куда-то в подмышку, и совсем хрупким и нежным показался помертвевшему Славе треск ломающихся позвонков и перемалывающихся, как в мясорубке, костей. Из пустоты выметнулось что-то узкое, клиновидное, белесое, оно проскользнуло над Ловиллем, разваливая его тело надвое. Одну половину арранта начало затягивать в тень вздыбившегося земляного утеса, вторую, с еще дергающимися и неестественно вывернутыми в суставах ногами, отбросило прямо к Нефедову.

Слава хотел попятиться, но словно примерз к этой ощетинившейся маленькими серыми кристалликами почве. Он сделал над собой гигантское усилие, и ему все-таки удалось сдвинуться с места. Но не назад, а – вперед. Туда, куда уплывала верхняя часть тела Ловилля со сломанной шеей и белыми, оледенелыми, мертво выпученными глазами. Ноги Нефедова подогнулись, он упал на колени, потом на четвереньки и пополз, пополз. На острой, как бритвенные лезвия, бурой траве один за другим расцветали живые алые лепестки. Кровь капала, прожигая мертвую ледяную корку, но Слава Нефедов, с исполосованными ногами и ладонями, изрезанными в лохмотья, уже ничего не чувствовал. Стоявшие у края оврага Дима Нестеров, в своей нелепой и сразу поблекшей «чешуе», и его девушка Саша так и не посмели спуститься вниз. Они только смотрели, как ползет вверх по тропинке Нефедов, цепляется скрюченными и залитыми кровью пальцами за землю, слышали, как хрустит на его зубах песок…

Слава напрочь не заметил руки, которую протягивал ему Дима. Он оскалил зубы и, перевалив через бугорок, которым заканчивался подъем из низинки, мешком повалился под дерево. Из его рта текла слюна, челюсти свело судорогой, а все тело заходилось мелкой, изматывающей дрожью, в которой неизвестно чего больше было – мертвенного ли окоченения человека, который вырвался из нечеловеческого холода, либо животного страха, пробуждающего первородные, давно позабытые инстинкты.

Глаза у Славы были открыты. Дима попытался уловить их взгляд, а когда поймал, то закричал на одной безумной длинной ноте и, ломая кустарник, ринулся прочь…

Добрался. Первооснова существования снова с ним, и теперь Зог'гайр выходит в большой мир, чтобы нести гибель тем, кто притягивает ее. Но Зло ли он, Зог'гайр?.. Тогда, в его первый Уход, рассудили именно так. Быть может, на этот раз Предвечные решат по-иному?

Ведь у них есть более страшные враги, чем он, Зог'гайр. Просто они не хотят знать об этом.

…Антон Иванович Лапшин, он же Антонен Ы Лакхк, с содроганием припомнил, КАК именно обнаружили место гибели арранта Ловилля. Это место увидели с патрульного вертолета. В самом деле, несложно заметить подобное. В радиусе примерно пятидесяти метров от эпицентра, источника ледяного ужаса, все УМЕРЛО и ОБЕСЦВЕТИЛОСЬ. Какая-то неведомая сила «выпила» из листьев растений весь хлорофилл, она вытянула из стволов древесный сок и смолу и превратила их в светло-серое, внешне похожее на известняк мертвое дерево. На верхнем слое почвы словно выступила соль, – земля побелела и покрылась трещинами. Побывавший на месте катастрофы геолог потрясенно объявил, что он видел образчики такой почвы и раньше. Безусловно…

В самых жарких пустынях Земли.

Людям, ставшим очевидцами этого странного события, чудом удалось спастись. Хотя сложно применить слово «спасение» к тому, что произошло с одним из троих уцелевших – Вячеславом Нефедовым, двадцати четырех лет. Его поместили в спецлечебницу при ОАЗИСе, но даже лучшие специалисты не смогли определить характер поражения кожных покровов, обнаружившегося у Нефедова. Что же касается психического состояния пациента, то тут достаточно было одного взгляда, чтобы навсегда запомнить это перекошенное бледное лицо, белые глаза с кроваво-красными прожилками и мимику, больше похожую на беспорядочные сокращения лицевых мускулов у больной обезьяны, нежели на осмысленно меняющиеся отображения человеческих эмоций.

Следствие по делу о гибели Лекха Ловилля, подданного Содружества Близнецов и уроженца Аррантидо-дес-Лини, собственно, не привело к каким-либо результатам. Не сподобились даже на четко сформулированную версию. Ход этого следствия был тусклым, вымученным и безжизненным, как течение грязной и заболоченной речушки. Только однажды в последовательность следственных мероприятий вклинился досадный инциндент с на редкость назойливым полусумасшедшим старикашкой, который ворвался в кабинет следователя и стал твердить о каких-то существах по имени «асахи». И еще о каких-то даггонах. Следователь выгнал его вон: аррант по происхождению, он вообще не особенно доверял землянам, даже тем, кто по документам считался вменяемым. О субъекте же, проникшем в его кабинет, нельзя было сказать и этого…

Антонен Ы Лакхк поднял глаза на Генерального Эмиссара, ллерда Зайверра-бин-Кьелля, и выговорил:

– Нет, конечно, господин Генеральный Эмиссар, на моей должности никто не безгрешен. Сложно избежать промахов и нарушений, порой не удается проконтролировать исполнение федеральных законов и Закона Содружества Близнецов… то есть тех параграфов, что включены в Экспансию.

– Например, пункта об инфоциклах и запрете аррантийских технологий вне ОАЗИСов, то есть на Избавленных территориях, – заметил Генеральный Эмиссар и принялся расправлять складки своего пеллия с весьма беззаботным видом. Впрочем, он просто рисовался перед подчиненным, надевая маску спокойствия и рационального цинизма, модного среди руководства миссий Избавления. На самом деле червь тревоги давно подтачивал Генерального Эмиссара. В конце концов земная миссия Избавления включала в себя восемнадцать ОАЗИСов, проще говоря, территория планеты была разделена на восемнадцать частей, центром каждой из которых являлся ОАЗИС. То есть пункт, геополитический субъект, в пределах которого разрешались ВСЕ достижения аррантийской цивилизации. (Хотя называть «пунктом» громадный мегаполис на 10-20 миллионов населения как-то не очень корректно.) Так вот, ОАЗИСов – восемнадцать, а бретт-эмиссара Высшего Надзора направляют именно в ОАЗИС номер двенадцать, которым руководил ллерд Зайверр-бин-Кьелль!.. Благородный ллерд Зайверр долго прикидывал, на фундаменте чего же зиждется такая честь, а потом через головы начальства обратился прямо к ллерду Вейтарволду, своему предшественнику на посту Генерального Эмиссара двенадцатого ОАЗИСа. Тот не назвал определенной причины визита представителя Высшего Надзора, зато упомянул губернию Избавленных территорий, которая привлекла внимание Метрополии. Ту самую, вверенную Анто-нену Ы Лакхку. Вейтарволд говорил очень сдержанно, со скупой металлической интонацией в глуховатом голосе, но Зайверр знал его достаточно хорошо, чтобы встревожиться. Вейтарволд явно недоговаривал, но чем мотивирована эта недоговоренность – какими-то этическими моментами, личной заинтересованностью Вейтарволда или же чем-то иным, понять было невозможно. «Предшественник ллерда Зайверра на посту Генерального Эмиссара подспудно встревожен», – решил нынешний глава 12-го ОАЗИСа Земной миссии Избавления.

Впрочем, бретт-эмиссар Высшего Надзора – это посланник достаточно низкого ранга. Вот если бы на землю планеты Зиймалль-ол-Дез ступила нога кого-то из Совета Эмиссаров или даже самого ллерда Вейтарволда, при одном имени которого по коже любого из глав ОАЗИСов текли холодные бурные реки мурашек, – тогда другое дело. Тогда – плохо! Сам Неназываемый не уберег бы от страшных бед, будь у Вейтарволда веская причина прибыть на Землю…

Генеральный Эмиссар помассировал левое запястье длинными пальцами, притронулся к пресловутой «золотой» нити и выговорил:

– Ну хорошо. О гибели этого Ловилля я, конечно, наслышан. Случай странный, что и говорить. Но по мне, так авария на нефтеперерабатывающем комплексе, приписанном к тринадцатому ОАЗИСу, посерьезнее будет. А ведь никого не прислали!

Антон Иванович Лапшин между тем перебирал в памяти все возможные свои провинности перед Эмиссаром и Метрополией, каковые могли повлечь за собой такие последствия. Арранты чрезвычайно ревниво следили за тем, чтобы всесторонние и значительные достижения их мошной техногенной цивилизации не были использованы другими. Теми, кто не имел отношения к светочу Аррантидо-дес-Лини. Да что земляне, если даже своим соседям по планетной системе и Содружеству, гвеллям, они не предоставляли своих технологий, а продавали за инфоциклы – единицы целевого кредита. Прагматичны и предусмотрительны арранты, и строго карает введенный ими Закон за нарушение Пункта о нераспространении высоких технологий. Антон Иванович поежился и припомнил, что на вверенной ему территории не так давно была обнаружена контрабандная партия ММР – мономолекуляторов марки ЛВВ-40, «юбилейных».

Ретроспектива 2. Апрель 2005

В просторное помещение вальяжной походкой входил, нет, вкатывался невысокий плотный человек. У него были короткие, ежиком, темные волосы и забавно стоящие торчком красные уши, похожие на свернутые кузовком шляпки каких-то грибов; но забавными они выглядели только безотносительно к прочим элементам внешнего облика. В сочетании же с мощным черепом, выпуклым шишковатым лбом, тяжеловатым подбородком, хищно выдвинутым вперед, и напористыми синими глазами даже эти красные уши не выглядели забавными. И сходство их с грибами забывалось напрочь. Хотя имя у обладателя этих ушей было самое что ни на есть грибное: Груздев. Анатолий Петрович Груздев, он же Груздь. Человек таких разнообразных дарований, что сложно было понять, какому же занятию в жизни он отдает предпочтение.

Впрочем, об этом чуть ниже.

Уважаемого Анатолия Петровича сопровождали два рослых парня в модных светло-серых полупальто. В руке один из них держал продолговатый чемоданчик округлых форм, несколько напоминающий скрипичный футляр.

Помещение, куда вошел Груздев со товарищи, представляло собой просторный вестибюль здания гостиничного типа. Тут было несколько кадок с сакраментальными пальмами, мятые диванчики, обитые дешевым кожзаменителем, и несколько дешевых же репродукций шедевров живописи. Под такой репродукцией на одном из диванчиков сидели несколько мужчин с пышными черными усами. Они дружелюбно улыбались, глядя на вошедших. Двое, сидящие по краям дивана, были в куртках, а тот, что в центре, самый упитанный, носил просторное бесформенное одеяние аррантского покроя, вошедшее в моду с легкой руки Избавителей – нечто отдаленно напоминающее широкий плащ и перетянутое поясом. Никакого отношения к Метрополии и аррантам черноусый мужчина, впрочем, не имел и носил звучное и вполне земное имя Борис Кварцхелия, сокращенно Бобо Кварц.

– Здравствуй, дорогой, – сказал он, вставая и идя навстречу Груздеву. – Рад видеть тебя в добром здоровье, уважаемый. Ну как сам?

– Да ничего, – буркнул Груздь, и его смешные уши вспыхнули, а «ежик» над шишковатым лбом заметно зашевелился. – Ну что, деньги привез?

– А ты какие предпочитаешь, дорогой? Наши или эти… инфоциклы? А может, керальэтреновые слитки, которыми у наших дружбанов-аррантов только самые крутые могут себе позволить расплатиться? А? А то у меня есть! – Бобо подмигивал то одним, то другим глазом, все время уменьшая временные промежутки между движениями век. Со стороны могло показаться, что его посетил интенсивный нервный тик. – У меня все виды платежных средств имеются. Все-таки не дрова покупаю и не эти… как их… спутниковые телефоны.

– А вам нужны спутниковые телефоны? Бобо Кварцхелия экспансивно замахал руками:

– Будут нужны, ты первый узнаешь об этом, дорогой! А пока что я жду от тебя тот товар, о котором договаривались на прошлой неделе. Ты привез, конечно? Не подвел?

Груздь потеребил свое и без того багровое ухо и, почему-то оглянувшись на двери, через которые вошел в помещение двумя минутами раньше, ответил:

– Все, как добазарились. Никакого кидалова, кацо. Леня, подай-ка образец.

Парень в сером полупальто раскрыл свой чемоданчик, похожий на скрипичный футляр, и осторожно извлек оттуда массивный пистолет-пулемет… Если быть скрупулезно точным, то – оружие, напоминающее пистолет-пулемет. Поскольку принцип действия и характер поражения его были совершенно иные; отличные от огнестрельного оружия. Это известно каждому, кто хотя бы слышал грозную аббревиатуру ММР. К основному стволу с двух сторон прилагались два вспомогательных, на рукояти серебрились клеммы базового аннигиляционного ускорителя. Хищно поблескивал лазерный прицел. Подручный Груздя передал ММР шефу, тот зачем-то взвесил «мымру» на ладони и, склонив голову к плечу, бросил Кварцхелии:

– Вот.

Бобо принял оружие из рук Груздя, пощелкал языком и принялся осматривать. Он попробовал пальцем лазерный прицел, заглянул в дуло, прищурив глаза, рассматривал маркировку сначала невооруженным взглядом, потом с помощью мощной лупы.

– Погоди… – наконец произнес он каким-то неопределенным тоном, – я же просил, чтобы ты привез «юбилейки», а это обычные «блэки», которые у всех мусорских ариков[5] в ОАЗИСах – табельное оружие! Нет, я про «мымры», которые «блэкушных» марок, ничего дурного сказать не хочу. Машинки приличные, работают чисто… но мы-то говорили о «юбилейках»! О новой модели, вах!

– Эт-точно, – ничуть не смутившись, подтвердил Груздь, – только я ж тебе не грибы продаю. Не грибы, говорю, а «стволы», хождение которых за пределами «банок»[6] настрого запрещено ариковским кодексом!.. Сам знаешь, что будет, если нас запалят! Так что бери, что есть! Нет, если ты, конечно, не хочешь, то можешь не брать, но это может попутать небольшой такой рамс. Люди могут не понять. А ты сам усекаешь, что такое непонятка, Кварц.

– Да не надо меня пугать красненьким, у меня у самого сын в пионерах! – откликнулся Кварцхелия с широкой недоброй улыбкой. Потом повернулся к своим и быстро сказал что-то по-грузински. Груздев подался всем телом вперед и выговорил, выставив вперед тяжелую нижнюю челюсть:

– Ты вот что, Бобо. Ты давай говори по-русски, а то мало ли что ты там можешь сказать. И вообще… пора бы и расчет производить. Остальное оружие в машине перед домом. Заберешь вместе с авто, все равно драндулет раздолбанный. В багажнике десять «мымр», как договаривались.

Бобо Кварц потер выбритый до синевы подбородок, разгладил пышные усы. Он не спешил с дальнейшими словами и тем паче действиями. Он щурился и смотрел на Анатолия Петровича, а его руки нырнули в рукава широченного аррантского одеяния, как будто у Бобо мерзли кисти и пальцы. Груздь заговорил первым, нарушая эту неестественную, «неконструктивную» (как сказал бы один из главных героев этого повествования, который появится чуть ниже) тишину:

– Ладно, Бобо. Давай начисляй финанс. Бабло, говорю, где?

– А, конечно, дорогой, – не меняя ни тона, ни тембра, отозвался Бобо Кварцхелия. – Гиви, передай сюда деньги, – показательно по-русски велел он стоявшему за его спиной пышноусому кавказцу. – Видишь, нашему уважаемому партнеру хотелось бы увидеть наличность. Только, дорогой, все равно «блэкушная» марка – это не ЛВВ-40, не «юбилейка». Ну что ж, бывают и накладки, особенно с таким тонким делом, как эти «мымры».

– Да по мне что табельные «мымры» ариков, что «юбилейки» имени этого ихнего пахана… Вейтарволда – один хрен! – довольно пренебрежительно отозвался Груздь, ловя портфель, брошенный ему Гиви. – По мне куда слаще наши ТТ и «калаши». Простые, без фокусов этих выпендрежных, без подсветки этой дурацкой и прочего пижонского фуфла. Просто, надежно, по-нашенски! Верно говорю, Андрюха?

– А то, – отозвался парень, передавший заказчику футляр с ММР.

– Что-то я не понимаю тебя, дорогой, – сказал Бобо. – При чем тут эти твои «калаши»? Мы говорим совсем не о них.

Ты лучше деньги пересчитай, чтобы потом не было между нами никаких непоняток, как ты только что сам сказал. Считай, считай!

Груздь поставил портфель прямо на пол, присел на корточки и раскрыл замок. Заглянул внутрь, взял наугад пачку денег.

– А-а, рубли? – протянул он, разглядывая профиль Ильича на двадцатипятирублевке. – Ясно.

– Есть и доллары. У меня с собой и униты1 есть, и инфоциклы ариковские, если надо, могу ими уплатить, – словоохотливо распространялся грузин, а в голове Груздя сама собой вдруг проскочила нехорошая, тухлая такая мысль: что-то он слишком любезен и многословен, не иначе как выигрывает время. Время!.. Груздь резко вскинул глаза и увидел, как Кварцхелия выпрастывает из широкого рукава одну из рук и быстро смотрит на часы. Время!..

Груздь снова опустил глаза и, перебирая в пальцах земные деньги и аррантские инфоциклы – тускло-желтые пластиковые карточки с продольными металлическими вставками, – произнес:

– А что, Бобо, когда ты на позапрошлой неделе брал партию у Сереги из Воронежа, ты тоже рублями платил? Или «зелень» притаранил вот с этими унитами[7] и разными ариковскими платежками?..

Бобо вздрогнул и подался назад, разлетелись в разные стороны рукава его широченного просторного одеяния, но Груздь почти неуловимым для глаза движением выхватил из-под одежды пистолет и дважды выстрелил грузину прямо в живот. На плотной светлой ткани модного аррантского образца проступило и жадно разрослось, темнея, багровое пятно. Бобо пошатнулся и упал лицом вперед. Он еще успел удержать себя от того, чтобы не растянуться в полный рост и не приложиться лицом об пол – упал на колени, вытянув вперед руки, неловко, угловато. На пол капнула кровь, еще, еще…

Один из парней Груздева выхватил из-под пальто АК и дал короткую очередь по черноусым. Те повалились замертво, не успев издать и звука. Груздь наклонился к самому уху Кварцхелии и выговорил:

– Кинуть хотел, тварь? Я ведь давно знаю, чем ты последнее время промышлять стал. Говорил же я тебе, что «калаши» и ТТ надежнее. Твоя «мымра» и вякнуть бы не успела, к тому же ее подзаряжать надо, а зарядка там и не маялась, и генератор холостой!

Кварцхелия искривил рот и, шумно выдохнув, продавил:

– Ты… Груздь… лучше себе отходную прочти… крыса!..

Анатолий Петрович не стал слушать дальнейших рассуждений умирающего. Под ногами вдруг глухо, надсадно загудел пол. Подслеповато, пугливо заглянуло в грязные окна молодое апрельское солнышко, качнулись, шурша по стенам, дешевые копии великих земных шедевров, когда Бобо Кварцхелия получил свои три пули в голову из груздевского ТТ. Пол загудел сильнее, и у Груздева вдруг побелели ноздри, а пистолет, только что сослуживший так верно, вдруг запрыгал в затрясшихся руках.

В помещение внезапно ворвались растрепанные звуки с улицы, а вместе с ними молодой парень в светлой рубашке, со стоящими дыбом слипшимися волосами. Грохнула за его спиной, захлопываясь, дверь.

– Груздь, там арики на «летуне»! – крикнул он, и тотчас же дверь позади разлетелась в щепки, а вместе с нею полстены. Посыпалась штукатурка, повалил черный, душный дым.

– Спалил, сука черножопая! Сдал арикам! – скрежетнул зубами Груздев, круто поворачиваясь на каблуках. – Значит, мы его не только за старые «косяки» валили, но еще и за палево, которое поздно чухнули! Валим отсюда, пацаны! Да выкинь ты это барахло! – выкатив глаза, рявкнул он на своего громилу, который прижал к груди раскрытый портфель с рублями, унитами и инфоциклами. – Выкинь, говорю, все равно бабки фальшивые! Я сразу просек… не баклан какой-нибудь! Кварц, падло, решил нас по полной опустить! Собственными кишками удавить… гнида!.. Делаем отсюда ноги… ноги!

– Ноги-и-и-и!! – вдруг взвыл, падая плашмя, один из двух парней. Его голова с глухим стуком ударилась о пол, но едва ли он мог чувствовать эту минимальную боль. Его ноги, еще доли мгновения назад бывшие частью его самого, сейчас лежали в двух метрах от хозяина, да и какие ноги – так, ступни и часть лодыжки. У парня же на месте ног уцелели только какие-то коротенькие обрубки, в ладонь длиной; страшно белел излом кости, и текли из мгновенно запекшихся ран струйки полупрозрачного, беловатого дымка… Бедра же, колени и верхние половины лодыжек исчезли, словно и не было их никогда.

Агония выгнула тело несчастного, захрустели зубы. Он испустил дух почти мгновенно, а его убийца в синем мундире внутренней охраны ОАЗИСа уже вбегал в помещение. В его руках был точно такой же ММР-«блэк», какой еще недавно с видом знатока рассматривал Бобо Кварцхелия.

– Нарушение Закона о нераспространении! – звучно крикнул аррант. – Бегство?! Стрелять на поражение!..

…Антон Иванович припоминал, как удачно он замял инцидент с обнаружением партии ММРов марки «Лиловый корень», в земном просторечии – «блэк». Всего – десять единиц оружия. Еще недавно он полагал, что справился с разрешением этого, гм, недоразумения превосходно: последствий почти не было, лишь слегка пожурили сверху. Ох и расстарался же тогда А.И. Лапшин: пустил в ход весь свой административный ресурс и даже злоупотребил слегка служебным положением… Но теперь он прикидывал: быть может, упокоение было преждевременным, и инцидент с задержкой партии ММР, запрещенного к ввозу и употреблению на территориях Избавления, пустил корни глубже, чем он полагал? Корни! «Лиловые корни»!

Антон Иванович в который раз облизал преданным взглядом Генерального Эмиссара, застывшего на плазменном экране. Ллерд Зайверр улыбнулся, довольно неприятно оскалив мелкие белые зубки, и выговорил:

– Ну, хорошо. Подумай еще в свободное время. Ведь его, этого свободного времени, у тебя, возможно, осталось совсем мало…