Дийтерро закрыл глаза и сжался. Вейтарволд, не разжимая зубов, процедил:

– А вот что осталось…

Весь экран заполонил огромный дымящийся провал. В нем что-то булькало и кипело: океанская вода устремилась в образовавшуюся в результате взрыва воронку и залила реакторы погибшего звездолета. Рваные края провала были завалены изуродованными обломками домов, павильонов, останками погибших. В большинстве своем это было жуткое месиво, в котором едва ли возможно – и не хотелось! – опознавать ТО, что еще недавно смеялось, радовалось, наслаждалось жизнью.

– Вот с этого инцидента начался ужас, который продолжает твориться на планетах системы Йондонго, – сказал Вейтарволд. – Этот крейсер был приписан к Звездному флоту, и вину за его крушение возлагают на меня. Хотя все системы безопасности и жизнедеятельности звездолета, как показало расследование, были в порядке. Их просто заблокировали.

– Кто?

– Не кто, а ЧТО. Едва ли даггонов можно признать формой жизни в том понимании, что бытует у нас на Аррантидо.

– Значит, они не одушевлены? Что это вообще такое? – спросил Дийтерро, позабыв о привычной почтительности и подпустив в голос требовательные нотки.

– Одушевлены ли они? В своем роде они одушевлены даже больше, чем мы. Можно сказать, что они состоят из одной души: информационный блок, самоидентификация, силовые поля… Полевая форма жизни, способная внедриться во что угодно. Один из даггонов просто-напросто проник в звездолет. В мозг звездолета. У даггонов нет физического тела, нет молекулярной основы. На некоторое время таким телом СТАЛ ЗВЕЗДОЛЕТ. Понимаешь?.. Они одушевляют собой любую вещь, беря таким образом полный контроль над ней. Даггон может оживить камень, скалу, океан, болото… Он может вдохнуть разумную жизнь в комету или вулкан. Понимаешь ли ты, ЧТО такое разумный вулкан или разумная болотная трясина? А ведь это еще не самое страшное… – продолжал ллерд Вейтарволд, и по спине Дийтерро полился холодный пот. – Самые мощные даггоны способны «одушевлять» своим полевым естеством даже небольшие планеты. Представляешь ли ты себе планету, которая сходит со своей миллионолетней орбиты и устремляется в свободный полет?

– Но… законы гравитации, принципы магнетизма… по которым… – потрясенно пролепетал Дийтерро, и по его лицу уже текли ручейки.

– Законы гравитации установили мы, арранты. И горе нам, если эти законы не работают или оборачиваются вспять!

– А в человека? Может ли даггон внедриться в человека?

– Даггон может практически ВСЁ. Человека подчинить еще легче, чем неживую материю, У него больше слабых мест, он более хрупок и уязвим.

– Но неужели нам нечего противопоставить им?! Откуда они взялись? Их никогда не было в нашей Галактике.. – Голос Дийтерро сорвался, и он выдавил из себя еще несколько смятых, изуродованных словоформ, которые едва ли возможно назвать словами.

Предвечный наклонил голову, рассыпались желтые отблески огромного самоцвета, прочно сидящего во лбу, и ответил:

– Защита? О чем ты говоришь?! Наше оружие поражает только материальные объекты. Силовые поля, гравитационные ловушки, магнитные щиты… Попытаться закрыться от вторжения даггонов силовыми полями, даже самыми мощными, это все равно что защищаться от хищника – от пса-тиерпула – куском еще теплого мяса. Выставить этот кусок, еще трепещущий, кровоточащий перед собой, воздвигнуть как преграду как щит… Испугается ли хищник мяса и крови? Или сожрет вместе с тобой?..

Дийтерро сел на пол: ноги его подогнулись. Он бессмысленно крутил головой, не в силах что-либо возразить.

– Так что все наши защитные поля, мощные гравитационные щиты – лишь пища для даггонов, этих демонов судьбы, как поэтично называют их в древних гвелльских преданиях. Пища на пиру демонов судьбы!.. – низким, страшным голосом выговорил ллерд Вейтарволд и сжал огромные кулаки, а потом так ударил по колонне, что по ее поверхности побежала черная сетка трещин, камень вмялся. Вейтарволд сжал голову руками и продолжал уже совсем тихо, не столько для сидевшего на каменных плитах Дийтерро, сколько для себя самого:

– Вторжение даггонов начинается с того, что самые маленькие и проворные входят в атмосферу и снижаются на поверхность планеты. Об их появлении можно узнать по ангельской музыке, которая начинает звучать у тебя в мозгу: глубокая, дурманящая, прекрасная… Более мощные твари входят в атмосферу медленнее, и это вызывает сильнейшую поляризацию воздушных слоев…Так что их приближение, как правило, сопровождается громами и молниями. Как явление разгневанных богов из древних легенд. Есть и третий вид даггонов. Как приходят они, я пока что не знаю.

Дийтерро вдруг поднял мутный взгляд и уставился на Вейтарволда. Он высунул язык и с силой провел им по губам. Во рту пересохло.

Прекрасная, великолепная, магическая музыка плавно наполнила его череп. Упруго, звонко – до головокружения…

Земля, Избавленные территории при ОАЗИСе № 12

Банкетный зал гостиницы сьорда Барановского содрогался от множества голосов, топота ног и звона бокалов. Видимо, считая подобное звуковое наполнение недостаточным, пара молодцов в белых, расстегнутых едва ли не до пупа рубашках палила в потолок из пистолетов ТТ добротной старинной конструкции.

Было очень весело. Заглянувший на огонек лейтенант милиции Курганов, обходивший свой участок, был подвешен к люстре вверх ногами, потому что попытался возмущаться и грозился разогнать шумное сборище. Не понял лейтенант, с кем имеет дело!.. Не разглядел важных лиц. Вот и висел теперь. Такое положение было непривычно для Курганова, но он не протестовал, потому что в зале находилось высокое начальство, – в частности, второй секретарь горкома КПИТ[41], бывшей КПСС, товарищ Клепиков. Здесь же расположился инспектирующий чиновник из областного центра, некто Комаров. Лоснилась и краснела от удовольствия и без того багровая рожа подполковника Лосева, начальника местного ГУВД. Неудивительно, что в присутствии этих товарищей лейтенант Курганов висел на люстре смирно и сносил то, что в него кидались пирожными. Пару пирожных он поймал и теперь ел их, подтянувшись к люстре и придав себе горизонтальное положение.

Помимо городского начальства, в банкетном зале у Барановского сидели представители коммерческих кругов во главе с Анатолием Петровичем Груздевым. Последний в новом светлом костюме и со свежей прической, благоухающий парфю-мом. был в игривом настроении и улыбался во весь рот. Он обратился к товарищу Клепикову, который наливал водки и вина себе л сидящим рядом с ним дамам. Дамы повизгивали, потому что, наливая напитки, товарищ Клепиков умудрялся хватать их пол столом за ноги, а над столом – за различные выступающие части тела. Анатолий Петрович сказал:

Вот что, Иван Сергеич! Слыхал ты, что в городе уж третий лень живут аррант и гвелль? Залетные какие-то!

Да что-то слышал, – ответствовал тот. – А что? У меня и на прошлой неделе пара приблудных ариков тут ошивалась, пока их свои же не выдворили обратно в ОАЗИС. Формулировочка была: «…чтобы не позорили нацию».

Да нет, ты не понял. Барановский мне как сказал, что у того есть платежка с золотой линией и «всезнайка»…

Клепиков перестал хватать дам за коленки. Он повернулся к Анатолию Петровичу и спросил:

Не понял. А что он тут делает? Погоди…

Да нет, это какой-то малолетка, не надо делать такие испуганные глаза, Сергеич, – сказал Груздев. – Влетел в долги, задолжал сто инфо, к тому же у него нет лицензии… ну, сам понимаешь на что.

Клепиков откинулся на спинку стула и вздохнул с видимым облегчением. Груздев сказал:

– Хочешь, позову? Я их обоих пригласил сюда, чтоб на них поглазели. Второй, который гвелль, – колоритный мужик. Он мне даже понравился чем-то. Видать, тертый калач, Ну как?

Клепиков махнул рукой и скосил глаза на подполковника Лосева, который беседовал со своим подчиненным, лейтенантом Кургановым, и пенял тому за нарушение субординации: дескать, не заметил, какие лица празднуют, – сам виноват. Клепиков сказал:

– Как думаешь, подполковник? Позовем? Лосев передернул плечами:

– А почему нет, Иван Сергеич? Толя у нас знает толк в развлечениях. Просто так он тащить их сюда не стал бы. Зови!

– Серега, кликни-ка там наших туристов, давай, в темпе, в темпе! – распорядился Груздь, делая знак стоящему за его спиной молодому человеку мебельного вида, то есть вызывающего прямые ассоциации с двустворчатым платяным шкафом. – Товарищи ждут.

Гендаль Эрккин и бедняга Рэмон появились в банкетном зале буквально через минуту. Последнего отличал гардероб: он справедливо рассудил, что грязный, траченный в межпланетных катастрофах пеллий едва ли подойдет к пиршественному столу веселых зиймалльцев, и потому напялил штаны, купленные в торговой точке напротив, – синие с лампасами. Верхнюю половину его гардероба составлял пиджак, снятый в свое время с покойного Рэмона Класуса. Пиджак был надет прямо на голое тело. Примерно так: в синие штаны с лампасами и пиджак на голое тело плюс мягкие матерчатые тапочки – был одет господин, валявшийся у самого входа в гостиницу, От него ощутимо пахло одной из многочисленных разновидностей зиймалльского нектара, и потому Рэмон счел его манеру одеваться общепринятой.

При появлении Эрккина и молодого арранта присутствующие заметно оживились. Анатолий Петрович даже хлопнул в ладоши, когда увидел, ВО ЧТО облачен гость с Аррантидо. До обостренного слуха Рэмона Ррая вдруг донесся негромкий голос.

– Вообще-то, мой юный аррантский друг, такой стиль одежды не очень характерен для здешних мест. Хотя, конечно, с какой стороны посмотреть…

Pэmoh машинально скосил глаза и увидел, что за крайним столиком сидит тип, облик которого показался ему знакомым. Пока он разглядывал этого человека, Барановский сказал:

– Вы пока что присаживайтесь, присаживайтесь! Вот за этот столик, к товарищу Табачникову. Он у нас, кстати, известный знаток вашего брата, аррантов. Так что вам будет о чем поговорить… Ну, если, конечно, успеете.

Последняя фраза показалась Рэмону довольно-таки зловещей. Эрккин подтолкнул его в бок, и Ррай шлепнулся на деревянную скамью, вытертую задами едва ли не до зеркального блеска. Соседи рассматривали их с явным интересом, в особенности задерживая взгляды на острохарактерных чертах Гендаля, на его изуродованной щеке и мощных плечах и короткой могучей шее, на которой сидела тяжелая голова с торчащими во все стороны жесткими вихрами. А Табачников сказал дребезжащим голосом:

– Позвольте представиться. Табачников Олег Павлович, ученый. Историк и этнограф. Специализировался на аррантской культуре. Мне даже приходилось два раза бывать на вашей родине, молодой человек. Признаться, произвело впечатление. К тому же попасть туда землянину – ой как сложно! Требуется собрать столько документов, свидетельств, рекомендаций, лицензий, подтверждений!..

– А, я вас вспомнил, – сказал Рэмон, – вы тот самый человек, что ползал по коридору и искал свои очки, а потом вы на них еще наступили.

Табачников всплеснул руками:

– Так это с вами я встретился в коридоре?! Мне уже тогда показалось, что вы смахиваете на арранта. Характерный лицевой угол, строение переносицы и переход в линию лба… Значит, вы на самом деле аррант? Судя по акценту, вы из средних широт, так что для вас должен быть характерен так называемый галиматтеоский диалект.

– А я и есть из Галиматтео. Быстро это вы угадали!

– Я вообще опытный путешественник, – сказал Табачников, и в его голосе отчего-то проскользнули виноватые нотки. – Угораздило же меня завязнуть в здешних местах, когда в Москве и в двух ОАЗИСах – непочатый край работы! Но… – он поднял указательный палец, и только тут Рэмон Ррай отметил, что уважаемый ученый, уже неоднократно упоминаемый на страницах нашего повествования, изрядно пьян, – мой долг прежде всего! Я обязан разрешить загадку, с которой столкнулся в этом месте! Да-с! Вы ведь верите, молодой человек, что я вполне компетентен?

– Меня зовут Рэмон Ррай, – сказал тот, хотя, кажется, не было особенной надобности представляться. – А это мой… гм…

– Спутник, – подобрал подходящее слово Эрккин, благо Рэмон с этим затруднился, хотя обладал несравненно более поставленной речью (тут и спорить не приходится, все-таки молодой образованный аррант!). – А что тут за сборище такое? Что празднуют?

– Да я, если честно, и сам не очень разобрался, – сказал Табачников на весьма приличном среднеаррантском. – Собственно, этим людям и не нужно большого повода, чтобы устроить грандиозную попойку. Вот, к примеру, приехал из центра этот тип, Комаров. Из надзирающего органа, так сказать. Конечно же им его умаслить требуется. Чтобы он ничего такого не обнаружил, а если и обнаружит, чтобы не сильно об этом распространялся. А так как ресторан при гостинице – лучший в этом городке, его сюда и пригласили. Видите, какой прием пышный? Приехал второй секретарь горкома Клепиков, начальник милиции… вон тот, с довольной физиономией состоявшегося взяточника и коррупционера, Лосев. Про Груздева я вообще говорить не буду – личность темная. Так что прием… да, пышный прием! – повторил он и, не чинясь, стал накладывать себе салаты. Отовсюду понемногу.

Рэмон Ррай не видел никакого пышного приема. По его аррантским представлениям картина, представшая глазам в банкетном зале, была вполне заурядной. Около трех десятков мужчин и женщин довольно неопрятного вида и в одеждах не менее нелепых, чем сейчас были на нем самом, восседали за дурацкого вида столами. Оглушительно смеялись, хрюкали, обнимались и обжимались, провозглашали тосты и здравицы, такие же неопрятные и грубые, как они сами. Две или три девицы время от времени зазывно повизгивали. С подполковника Лосева в три ручья тек пот, пузатый чиновник Комаров, похожий на усатую свинью, хохотал басом и размахивал рюмкой в одной руке и вилкой с нанизанным на него куском мяса угрожающих размеров – в другой. Странно и нелепо показалось Рэмону в этой обстановке слышать даже упоминание Галиматтео, великого Плывущего… как будто не было его и быть не может вовсе. Он наклонился к Табачникову и произнес:

– Не понимаю, как после Аррантидо-дес-Лини вы вообще можете есть в подобной компании?

Табачников хитро посмотрел на него левым глазом, едва уловимо косящим, и ответил:

– А я и сам удивляюсь, как могу есть в подобной компании. Видите ли, когда ставится выбор: либо сытно покушать в компании скотов, подобных собравшейся здесь публике, либо сидеть в своем номере и гадать, хватит ли денег на банку консервов…

– Консервов?

– Да, это такое варварское кушанье. Кучка плохого мяса или рыбы, закатанного в тесную жестяную банку. – Табачников покачал головой и добавил: – Хорошенькое мнение может у вас сложиться о жителях Земли! Сразу же угодили в такое роскошное общество! Ну – ничего страшного. Поверьте, среди нас немало и достойных людей. Даже некоторые из находящихся здесь стараются казаться хуже, чем они есть. Развязнее, циничнее, грубее. Так модно.

– Хорошенькая здесь мода, – пробормотал Рэмон Ррай. – Чем больше похож на животное… тем лучше?

(В самое ближайшее время эти слова были блестяще подтверждены делом.)

– Да, – грустно подтвердил Табачников. – Вы совершенно правы, молодой человек. В этом смысле вам особенно непривычно: в городах Аррантидо-дес-Лини домашние животные не содержатся. Собственно, в определенных контекстах наши культуры находятся в противофазе…

– Как, простите?

Табачников склонил голову к плечу и проговорил:

– Ну хорошо. Скажу проще. Вот что больше всего удивило вас в нашем быту? Наверно, после Аррантидо оно показалось убогим, но все же?

– У вас очень забавные отхожие места! – неожиданно заявил Рэмон Ррай и попытался вытащить руку Эрккина, который самым беспардонным образом ковырялся в салатнице. – Форма, устройство смыва… Такое впечатление, что в их конструкции и в принципе действия вы хотели добиться главного: как можно сильнее напугать пользователя! Что ж, какой-то резон в этом есть, особенно когда ходишь по-большому…

Конечно же ученый-этнограф не ожидал такого ответа.. Открыл рот и пробормотал что-то вроде: «…системы ценностей… когнитивный диссонанс, при котором…» Потом он принялся с азартом развивать эту плодотворную, по-видимому, тему, но тут на обший нестройный гул наложился громкий голос Груздя и начисто перекрыл:

– Товарищи! Дамы и господа, так сказать! Просьба потише! Я щас… Скажу. Мы сегодня, так сказать, находимся в приличном обществе. Нет, уважаемые гости из горкома и ГУВД, а также товарищ Комаров из центра – это само собой. Но у нас здесь гости из другого мира! Все мы уважаем и чтим ариков… то есть – уроженцев Аррантидо, так? Ну вот. Те, кто был в ОАЗИСах и имел удовольствие с ними общаться, меня поймут. Просвещенные люди, ничего не скажешь. Но из ОАЗИСов они выезжают редко, разве что в рейд – ловить нарушителей Закона о нераспространении, – хмыкнул Анатолий Петрович, и его содержательная речь стала нравиться Рэмону Рраю все меньше и меньше. – Итак, у нас есть редкая возможность увидеть арранта не из Высшего Надзора, не из «синих», а – обычного. Хотя не знаю, можно ли называть обычным арика, у которого есть «всезнайка»?

– Ого! – громко сказал кто-то.

И все почему-то засмеялись, а второй секретарь местного горкома товарищ Клепиков икнул и громогласно объявил: чтоб его драли черти, если он хоть раз видел настоящий лей-гумм.

– Рома, иди-ка сюда, – в панибратской форме обратился Груздев к Рэмону Рраю, – иди, иди, не бойся. Мы представителей господствующей нации уважаем. Мы просто хотим посмотреть, поинтересоваться, как работает этот самый прибор, который стоит аж восемьсот инфо! Про него столько чудес рассказывают… Вот Олег Палыч и рассказывал. Олег Палыч, иди и ты, ученый наш! Поведай простому народу об этих штучках, просим!

Табачников, который успел пропустить еще немного горячительных напитков, кажется, воспринял просьбу Груздева совершенно всерьез. Он оторвался от закусок и выпивки, свернул рассуждения о «культурной противофазе» и «когнитивном диссонансе» и, приблизившись к восседавшим во главе столов упитанным товарищам, сказал:

– Конечно… я с радостью разъясню… небольшую лекцию, так сказать.

– С примерами на практике, – подсказал чиновник Комаров, снисходительно жуя котлету.

Рэмон глянул на Гендаля Эрккина, который сидел на своем месте и даже не сделал попытки вмешаться в происходящее. Между тем под одеждой у него была «мымра» новейшей модификации, и если потребуется, он мог бы разнести этих пирующих в ошметки, да что в ошметки – по молекулам, по атомам!.. Но Эрккин бездействовал. Почему?.. Почему он не предпринял попытки пресечь этот непонятно к чему ведущий, но уже зловеще ощетинивающийся последствиями балаган?.. Рэмон сжал кулаки, но тут же его мягко и настойчиво подтолкнули поближе к главным: к товарищам Комарову, Лосеву, Клепикову.

И к Анатолию Петровичу Груздеву по прозвищу Груздь – славному ценителю аррантских технологий.

Груздь повернулся и, когда к нему подвели озадаченного гостя, без особых церемоний засучил рукав пиджака Рэмона. Сверкнула тонкая золотистая нить. Анатолий Петрович, прищелкнув языком, сказал:

– Много что я об этом слышал! Ну-ка, Палыч, разъясни. А то Рома, кажется, язык проглотил.

Олег Павлович Табачников-Лодынский выпрямился и, подняв указательный палец, стал излагать своим чуточку дребезжащим, чуточку крикливым голосом следующее:

– Лейгумм, товарищи, это многофункциональный прибор аррантов, используемый как в повседневной жизни, так и по специализированному профилю. Главным образом, этот прибор, товарищи, применяется для связи и получения информации самого разного свойства и характера. Однако стать обладателем такого прибора может далеко не каждый аррант, не говоря уже о представителях других наций. Потому что принцип действия лейгумма построен на искусственной иннервации. Объясняю, что это такое. (Кто-то длинно фыркнул и удивился: «Во загибает, э!») Лейгумм представляет собой сложную систему, состоящую из главного процессора – его нельзя вживлять близко к головному мозгу, потому что это может возыметь нежелательные последствия, – а также…

– Короче!..

– Словом, если переводить на наши понятия, лейгумм объединяет в себе телефон, справочную, а также много таких вещей, которым нет эквивалента в современной земной технике, – заторопился Олег Павлович. – Прибор… гм… напрямую подсоединен к зрительному и слуховому нервам, и это…

– Так, ладно, – сказал Груздев. – А я слышал, что эта штука может помочь сделать человека быстрым и сильным. Ненадолго, но все равно – типа того… Правда ли это, а, Рома… Олег Палыч?..

– Вопрос адресован обоим! – по замечательной милицейской привычке неожиданно рявкнул подполковник Лосев.

Олег Павлович затоптался на месте и, помрачнев, ответил:

– Что за тон?.. Видите ли… Да, прибор может активировать гормональные системы, отвечающие за реакцию, к примеру… Стимулировать…

Мало кто из числа благодарной аудитории понимал хотя бы немного, о чем идет речь. Подполковник Лосев сказал, бесцеремонно перебивая Олега Павловича:

– А я слышал, что арики могут делать себе такую скорость реакции, что все японские ниндзя и футбольные вратари отдыхают. Один арик приехал из ОАЗИСа в Самару и выпил. Ая там был в командировке. Так он что-то там похимичил с этим «всезнайкой» и потом потребовал, чтобы в него кидались вилками, стаканами и тарелками. Так он их на лету ловил, а ножик поймал прямо зубами! И как только успевал?.. Вот я о чем.

– Ты, наверно, пьяный был?.. – поинтересовался второй секретарь горкома Клепиков. – А, подполковник?

– Да было немного, Иван Сергеич. Только тот арик вообще свалился после своих цирковых номеров и спал потом сутки. Я сам видел.

– Гормональное переутомление, – шепотом проговорил Табачников, который, впрочем, не был уверен в существовании такого медицинского понятия. Груздев шмыгнул носом.

Pэmoh сказал:

– Хорошо, я покажу. Это в самом деле возможно. Очень просто. Только нужно войти в систему и задать нужную программу. Я, правда, не очень хорошо помню, как это делается, но ведь можно инструкцию прямо из Инфосферы загрузить. На Зиймалле к ней тоже есть доступ…

На своем месте тревожно заерзал чиновник из центра, товарищ Комаров. Что-то в интонациях голоса Рэмона и в той последовательности слов, какую он применил, насторожило его. Он даже приподнялся вместе с рюмкой, окинул Рэмона Ррая ответственным взглядом и заявил:

– Вы что, товарищ, серьезно говорите?

– Совершенно серьезно.

– А сколько нужно времени, чтобы это… активировать… улучшить реакцию?

– По вашему времени – около двух минут, – четко ответил Рэмон Ррай. У него в голове возник очень простой план действий. – Если, конечно, на Зиймалле не будет сбоев в Инфосфере. Хотя не должно бы… все-таки наши налаживали.

Единственное опасение у Рэмона вызывало лишь то, что он еще ни разу не пользовался программами для оптимизации психомоторики… Однако ситуация не такова, чтобы учитывать все возможные осложнения. У Рэмона была тонкая интуиция, несравненно более тонкая, нежели у большинства присутствующих. Возможно, только Гендаль Эрккин – с его безошибочным звериным чутьем человека, который много перенес на своем веку, – мог поспорить с ним в этой ситуации. И интуиция подсказывала арранту, что рискованный шаг, на который он сейчас вот-вот решится, – оправдан. Рэмон закрыл глаза. Под сомкнутыми веками пульсировали какие-то неясные размытые образы, похожие на облака. Плыли зеленоватые круги со светлыми ободками. Ну конечно же последствия взлома блокированного канала связи – точнее, неудачной попытки этого взлома, еще не оставили Рэмона бесследно. И не могло быть иначе. У Рэмона Ррая чуть закружилась голова, и он наугад вытянул руку, схватившись за чье-то худое плечо. Плечо Олега Павловича Табачникова-Лодынского. Перед глазами арранта поплыли компоненты огромной объемной таблицы. Включившийся внутренний анализатор намерений угодливо подсказывал, что бы хотел активировать владелец лейгумма… Высветился многозначный код, по подтверждении которого и началась гормональная обработка организма. Недаром аррантская наука утверждала, что человеческому организму не нужны никакие средства воздействия извне: все уже есть, и проблема лишь в том, чтобы суметь выявить этот дополнительный ресурс, не используемый в обычной жизнедеятельности…

– Что он бормочет? – донесся голос Груздева, и Рэмон Ррай распахнул глаза. Странную, небывалую легкость чувствовал он во всем теле, сродни той, какую испытал при падении с планетарного катера. Пугающая свежесть новизны, новые краски мира… Рэмону почудилось, что движение вокруг него существенно замедлилось, но тотчас же услужливый анализатор подсказал, что мир остался прежним, просто он сам, Рэмон Ррай, стал быстрее.

– Хорошо, что я не баловался этим раньше, – отчетливо произнес он. Тут второй секретарь товарищ Клепиков, самый хмельной из почетных гостей, схватил со стола тарелку и швырнул в арранта. Машинально Рэмон поднял руку, закрываясь от летящего предмета, но когда рука оказалась на уровне его лица, выяснилось, что тарелка не преодолела и половины пути от буйного аборигена до гостя города… Рэмон выбросил вперед левую руку, схватил со стола металлический поднос и закрылся им от тарелки. Столовый прибор, запущенный товарищем, вписался в поднос, и во все стороны брызнули осколки.

Со стороны все это выглядело несколько иначе: пока тарелка летела, что-то с невероятной быстротой мелькнуло в воздухе, и…

– Черт! – выговорил Груздь.

Рэмон нарочито медленно опустил поднос, использованный в качестве щита. На его лице появилась хитроватая усмешка. Кто-то взвыл то ли от удивления, то ли от боли: все-таки осколков было много. Виновник инцидента, товарищ Клепиков, выпятил нижнюю губу и сказал:

– Ловко. Но так и я могу!.. А у нас в цирке…

Рэмон почти не слышал, что говорил этот тип. Он наслаждался новыми ощущениями и даже позволил себе удивиться, почему же он не использовал этих возможностей лейгумма раньше? «Собственно, психостимулирующий эффект вообще очень приятная штука», – решил он.

– Во блин! – показательно удивился тем временем Груздев. – Ловко ты это. Ну-ка, парни, принесите тарелок с кухни, поглядим на нашего циркача!

– Мне кажется, что эта забава недостойна культурных людей… – как всегда некстати встрял Табачников. – В конце концов, он вам не дрессированная обезьяна, а представитель высокоразвитой цивилизации, которая уже утвердила свой примат над нами!

– Сам ты примат! – рявкнул Груздев. – Помолчи уж, Палыч, пока тебя не спрашивают!

Гендаль Эрккин, из-за своего столика зорко наблюдавший за происходящим, встал и направился к Рэмону. На губах гвелля застыла не очень приятная улыбка. Впрочем, тот, кто имеет про запас ММР-40, может себе позволить и не такую гаденькую ухмылку…

– У тебя даже лицо порозовело, и глаза бешеные, – сказал он Рэмону Рраю по-аррантски. – Не нравятся мне эти забавы! Кончать их пора. Забавы, в смысле… Да и кое-кого из этих зиймалльских псов тоже не мешало бы кончить прямо на месте. Без этого хотелось бы, конечно…

Тут появились двое молодцов Груздя с горой свежих тарелок, блюдец и ножей с вилками. Последнее вызвало у Гендаля Эрккина ругательство, не сулившее ничего хорошего всем присутствующим. Сам же Рэмон не двинулся с места: он стоял, полуприкрыв глаза, и дышал сильно, мерно, глубоко, не обращая внимания на то, что вокруг него происходит. Анатолий Петрович сказал, обращаясь к подполковнику Лосеву:

– Ну что, начальник, позволишь немного поиграть?.. Оно, конечно, не совсем законно, да только когда это ты сам закон блюл с точностью до буквы? (Говоря, он взял с принесенного его людьми подноса несколько ножей и вилок – хапнул целую пригоршню.) Только ведь очень хочется испытать, правду ли говорят об аррантах и этих их… лейгуммах?

– Валяй, Анатолий Петрович, а мы полюбуемся, – спокойно согласился подполковник Лосев, и тотчас же Груздь, опасно сощурив левый глаз, метнул в Рэмона Ррая вилку. Тот перехватил ее на лету, практически синхронно поймав другой рукой тарелку. Легкость, с которой он это сделал, уже не удивила самого Рэмона. Но забава, кажется, начинала нравиться собравшимся в банкетном зале высоким гостям. Подполковник Лосев и заезжий чиновник из центра, товарищ Комаров, а также второй секретарь горкома товарищ Клепиков принялись хватать со стола все, что попадалось под руку, и бросать в Рэмона, не сходящего с места. Последний одну за другой ловил тарелки с выложенными на них кусочками сыра и колбасы, вазочки с салатиками, бокалы и стаканы, бутылки из-под водки, шампанского и различных вин. Пущенный кем-то нож он поймал за рукоятку и на лету насадил на него несколько куриных ножек и одну отбивную.

Участники банкета гоготали, подзадоривали метателей приветственными криками, подскакивали на своих местах и колотили по столешницам ладонями и локтями. Кое-кто попытался внести и свою лепту: так, девица за дальним столиком запустила в Рэмона увесистой отбивной, но попала не в молодого арранта, а в товарища Клепикова. Сочная, истекающая жиром и приправленная соусом котлета впечаталась прямо в блестящую лысину второго секретаря, и во все стороны полетели брызги.

Наконец товарищи утомились. Они выпустили в Рэмона Ррая в общей сложности около двух сотен предметов, взятых со столов. На нем же не было ни царапины. Посуда, частью разбитая (ловя, он бросал ее к ногам), частично уцелевшая, сплошным слоем устилала пол на шаг вокруг Рэмона. Завалы доходили до щиколоток, а кое-где и выше, и были обильно политы соусами. Рэмон откусил куриную ногу прямо с ножа и сказал:

– Вот так!

Его снедало странное беспричинное веселье. Лица глядящих на него людей казались смехотворными – круглыми, глупыми, нелепыми. Особенно позабавил товарищ Клепиков, который вытирал пострадавшую лысину и тут же совал в рот жирные, перепачканные соусом пальцы. Гендаль Эрккин, стоявший рядом, шагнул к Рэмону, с хрустом наступив на гору испорченной noсуды, и сказал: