Глава 9

Выйдя на улицу, Губарев огляделся по сторонам и крякнул:

— М-да!

— Вы о чем?

— Такое впечатление, что в липкой грязи вымазался. Ситуация сволочная. Как ни крути. С одной стороны — больная жена, с другой — молодая телка.

— Стандартная.

— Точно, Витька! Ситуация стандартная и банальная. Потому и сволочная.

— А манеры какие! — восхитился Витька. — Как царица разговаривает.

— Наталья Родионовна-то? Да, представляю, какой она была в молодости. Величавой и недоступной. — Губарев посмотрел на Витьку и не удержался, чтобы не пустить шпильку. — Как твоя София.

Витька мгновенно залился краской.

— Давайте без намеков. А то я могу и обидеться. Я же не лезу к вам в душу.

— Да я по-доброму. Ладно, оставим все личное… Резюмируем результаты наших бесед. Две недели назад Анжела приходила к матери просить денег. С ней она общалась редко. В основном посредством телефонных разговоров.

— Ас отцом?

Это мы выясним чуть позже. Пока связи с Викентьевым нет. Мобильник молчит. На работе Вячеслав Алексеевич отсутствует. Как только объявится, мы с ним свяжемся и попросим об аудиенции. А пака никаких данных на этот счет у нас нет. Мы узнали, — продолжал майор, — что Анжела была взбалмошной и капризной. Склонной к фантазиям. И еще. Ей казалось, что за ней следят. Конечно, у наркоманов — психика неустойчивая, глюки разные мерещатся. Но если представить, что это — не глюк, а правда. Тогда получается, что ее пасли. С какой целью? Убить? Или…

— Что «или»?

— Мы не можем не принимать во внимание, что Анжела была дочерью богатого бизнесмена. Около нее могли крутиться разные сомнительные личности, желающие решить с помощью Анжелы свои финансовые проблемы. Она могла кому-нибудь отказать в деньгах, и это стало причиной ее смерти.

— Надо будет с этим типчиком, ее бойфрендом, побеседовать.

— Обязательно.

Едва Губарев переступил порог своего кабинета, зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Алло! — Это была его жена Наташка.

— Алло! — сказал Губарев как можно суше.

— Ты на меня сердишься?

— Нет, не сержусь, но я беспокоюсь за ребенка. Ты оставляешь ее вечерами одну. Все может случиться. Время сейчас беспокойное.

— Ой, ой, ой, не читай мне нотаций. Я сама все знаю и про время, и про разгул преступности… Но она же сидела дома.

— Здесь тоже разные ситуации бывают. Могут позвонить в дверь, потом ворваться в квартиру…

— Какие страсти-мордасти!

Губареву насмешливый тон жены не понравился.

— Конечно, тебя все это волнует мало. Тебе лишь бы где-то развлекаться по вечерам.

— Я, между прочим, не развлекалась. А была у подруги.

Что ты оправдываешься передо мной? Мне совершенно все равно, где ты была и с кем. Мне Дашку жалко.

— Раньше за тобой такой заботы не наблюдалось.

— Давай не будем цепляться. Ты по какому вопросу звонишь?

— Ни по какому. — И Наташка повесила трубку.

Фу ты, черт, выругался Губарев. Чего она звонила? И так настроение паршивое, так она еще больше его испортила. Ехать домой не хотелось. Работать — тоже. «Может, в театр сходить, — неожиданно подумал Губарев, — когда я там был в последний раз? Кажется, лет пять назад. Позор! И это москвич! Люди специально приезжают в столицу, чтобы соприкоснуться с очагами культуры, походить по театрам, музеям и картинным галереям. А я? Бирюк бирюком! В театре не был уже сто лет. — Последний раз они ходили в театр еще с Наташкой. Губарев потер переносицу. — По-моему, это был спектакль в Вахтанговском театре — „Пиковая дама“. — Точно! Была весна, они еще прошлись по Арбату. Поглазели по сторонам. Наташка хотела, чтобы ее нарисовал один из бородатых художников, но Губарев зашептал, что все они — шарлатаны, изобразят ее так, что и мать родная не узнает. К тому же они капитально опоздают к началу спектакля. Лучше прийти в театр заранее, не спеша раздеться, побродить по фойе. Наташа согласилась с ним, но время от времени Губарев ловил на себе ее чуть обиженный и огорченный взгляд. Как у ребенка, которому обещали сладкое, а в последний момент взяли и передумали. „Я был не прав, — размышлял Губарев, — Наташке хотелось неожиданного сюрприза, праздника. Ну нарисовал бы ее этот „пикассо“, и что? В конце концов я уже и не помню, как мы слонялись по фойе, разглядывая портреты актеров, а так был бы портрет на память. Наверное, нашу семейную жизнь и погубила скука и рутина. Мы жили как заведенные. Изо дня в день одно и то же. Никаких сюрпризов, незапланированных событий. Все расписано по дням и минутам. Как в санатории. Или в тюрьме. А отпуск?.. Никогда он не совпадал с Наташкиным. Так и отдыхали порознь. Когда жена и дочь проводили лето в деревне в Смоленской губернии, я вкалывал как лошадь в Москве. А мог бы быть понастойчивей. Выпросить у начальника отпуск летом. Поехали бы все вместе на юг. Так давно мечтали об этом. Как махнем к морю. Солнце, пляж, горячий песок, купанье в море до посинения. — Губарев тяжело вздохнул. — И где все это? Только подумать: люди строят какие-то планы, суетятся, дергаются. А что получается на самом деле? Из всего задуманного сбывается всего лишь один процент. Или и того меньше. Надо не планы строить. А действовать. И ничего не откладывать на завтра. Жизнь коротка до ужаса. Даже не успеваешь календари выкидывать. Года летят, как осенняя листва с дерева. — Губареву стало грустно. Так грустно, что он не знал, что делать с этой сосущей тоской. — Нет, дома мне станет еще хуже. Интересно, Витька ушел уже или нет?“ Он позвонил по телефону. Витька был на месте.

— Зайди ко мне, — попросил Губарев. — Прямо сейчас.

Когда Витька вырос на пороге, Губарев обратился к нему:

— У меня к тебе просьба одна.

— Какая?

— Я хочу пойти на концерт. Твоя гречанка сегодня где-нибудь выступает?

Если бы Губарев попросил у Витьки билет на Марс, он и то, наверное, удивился бы значительно меньше.

— Н-на концерт? — переспросил Витька, чуть заикаясь.

— Да. На концерт. На что-нибудь веселенькое.

Да не смотри ты так на меня! Я что тебе, питекантроп пещерный? На концерт сходить не могу?

— Нет, почему. Конечно, не питекантроп. Просто это так… странно.

— Ты не рассуждай, а веди. Где сегодня Софья пиликает?

— В Малом зале консерватории, — сказал Витька, с подчеркнутой гордостью выговаривая эти слова. — У них сегодня последнее выступление. А потом гастроли. В Праге и Польше.

— Значит, впереди разлука? Ответом был Витькин вздох.

— Ну ничего, это тоже полезно. Для укрепления чувств. Тогда вперед, в консерваторию. Вперед, вперед, труба зовет. Правда, в данном случае это не трубам скрипка.

Садясь в кресло зала консерватории, Губарев испытал невольный трепет. «Отвлекусь ненадолго. А может, мне музыка так понравится, что я стану завсегдатаем консерваторий и опер.» Стал же Витька меломаном. Правда, здесь чувства свою роль играют… А у меня — тоска. Меланхолия…»

Зал был наполовину пуст. Или полон. Смотря с какой точки зрения на это посмотреть.

— Лето, — с сожалением прошептал Витька. — Неподходящий сезон.

— Да… неподходящий.

— Вечно вы иронизируете, — вспыхнул Витька.

— Так я и говорю, неподходящий. Ты чего подковырку в моих словах выискиваешь?

На них сзади зашикали. Губарев обернулся. За ним восседала величественная дама с высокой прической и таким толстым слоем макияжа на лице, что оно напоминало маску. Майору даже стало жутко. Как будто он увидел призрак с того света.

— Больше разговаривать не будем, а то слушателям не понравится, — шепнул Витька. — Здесь не кино с попкорном.

— Будем молчать, — также шепотом ответил Губарев. Он подумал о даме за спиной. Такая, если ей что не понравится, может запросто кинжал в спину всадить. И при этом даже не поморщится.

Началось выступление. Витька шепнул Губареву, что Софья стоит второй справа от конца. Но майор и сам ее увидел. Без подсказок. Гречанка напоминала крупную хищную птицу, распростершую крылья над скрипкой. Губарев искоса посмотрел на Витьку. Он сидел, не дыша, вытянув шею, и чуть покачивался в такт музыки. Что любовь с людьми делает, вздохнул майор. Невинными агнцами становятся. Бери их голыми руками. На коленях у Витьки лежал большой букет белых лилий, купленный заранее.

— Это любимые цветы Софьи, — пояснил он майору перед концертом.

— Ты, наверное, всю зарплату на букеты тратишь?

— Это мое дело, — ответил помощник.

— Конечно, твое, просто я как старый товарищ тебе советую…

Но тут майор осекся. Что он мог советовать? Его семейная лодка дала течь, новый брак на горизонте не маячил, сногсшибательных романов тоже не было. И кто он такой, чтобы давать советы в сердечных делах? Пусть Витька поступает, как хочет. Будет, что на старости лет вспомнить…

Музыка накатывала волнами. Губареву казалось, что он то взмывает вверх, то с головокружительной скоростью несется вниз. В бездну. Тут у него екало сердце. А потом все начиналось сначала: умопомрачительный взлет и стремительный спуск. Наконец концерт закончился. Послышались аплодисменты. Над ухом Губарева раздались такие мощные хлопки, как будто бы палили из пушки. Очевидно, дама с лицом, похожим на маску, весь свой нерастраченный темперамент вложила в эти аплодисменты.

— Так и оглохнуть можно, — пробормотал Губарев, почесывая в ухе.

— Что? — не понял Витька.

— Это я так…

— Я пойду, преподнесу букет.

— Иди. Только не споткнись, — пошутил Губарев.

Но Витька его уже не слышал. Он шел с букетом, как с драгоценным сосудом, из которого страшно пролить хотя бы каплю ценнейшей влаги. Он донес букет до сцены и вручил его своей гречанке, которая вцепилась в букет хищной лапкой. Как ни старался Губарев, он не мог относиться к Софье с симпатией. Ну не нравились ему такие женщины. И все тут. Слишком крупные, массивные, они подавляют… Губарев вдруг неожиданно вспомнил ручку Наташи. Такую маленькую, с изящными пальчиками, которые он любил в молодости перебирать и целовать. Волевым усилием Губарев прогнал воспоминания и сосредоточил внимание на Витьке, который вернулся на свое место.

— Ну как? Вручил?

— Да. Сказала, чтобы я ей завтра позвонил.

— Вот видишь. Явная польза букета. Не подмажешь, не… — Майор замолчал. Он твердо решил больше не вмешиваться в личную жизнь своего напарника. Не подкалывать и не шутить над ним. Раздался шум: люди вставали с кресел и устремлялись к выходу. — Как музыка-то называется?

— Я же вам говорил: Мусоргский. «Пляски смерти». Вы шли в своих мыслях и, наверное, не расслышали.

— Чего? — майор даже остановился. — Какие еще пляски? Какой смерти? Я же просил чего-нибудь веселенькое.

— Больше ничего не было.

— Ну теперь ясно, кто за моей спиной сидел.

— Это вы о ком?

— Ни о ком. Проехали. Ладно, спасибо за культурную программу. Было очень приятно.

— Всегда рад приобщить вас к культуре.

— Ну и кто из нас кого цепляет?

— Надо же хоть иногда сдачи давать.

— Но только иногда, — погрозил пальцем Губарев. — Часто я не потерплю.

Внутренне я была готова к этой встрече, но все равно она застала меня врасплох. Руслан. Я не позвонила ему, как мы договаривались, и не сообщила о результатах своего разговора с Никой. Я не собиралась предавать сестру. Но очевидно, у Руслана на этот счет было совсем другое мнение. Я сидела в приемной и отвечала на звонки. Вячеслава Александровича не было, он не звонил, и, где находился, никто не знал. Я была в запарке и отдувалась как могла, когда в приемную зашел Руслан. При одном взгляде на него у меня все сжалось внутри. Мне стало страшно за Нику. Она думала, что выпуталась из этой истории, но это было не так. И еще неизвестно, чем все кончится…

— Привет! — сказал Руслан, подходя к столу. Его руки были засунуты в карманы.

— Привет! — Я старалась не выдать своего волнения.

— Как дела?

— В ажуре. — Я поняла, что переигрываю. — Нормально.

— Нормально? — переспросил Руслан. — Ты уверена?

— Уверена.

— А я нет.

Я опустила голову и застучала по клавишам компьютера.

— Ты говорила с Никой?

— Да.

— И что она сказала?

— Тебе не кажется, что приемная — не лучшее место для подобных разговоров?

— Согласен. Предлагаю сделать перерыв. И пойти в кафе за углом. Там и поговорим.

— Я не хочу в кафе. — Сама мысль, что меня водят по кафе и ресторанам, как собачонку, которую потом собираются использовать для дрессировки, была мне просто невыносима.

— А что ты предлагаешь?

— Поговорить на улице.

— Идет. Когда?

Я посмотрела на часы.

— Сейчас два часа. Я позвоню в отдел кадров и попрошу кем-нибудь на время меня заменить. Через десять минут я освобожусь.

— Я подожду тебя здесь. Я пожала плечами.

— Как хочешь.

Разговаривать с Русланом мне не хотелось. Может быть, я интуитивно чувствовала, что ничем хорошим этот разговор не кончится.

Леночка из отдела кадров пришла мне на смену. Цокая тонкими каблучками и покачивая бедрами, она направилась к столу, бросая на Руслана оценивающие взгляды.

— Привет! — кинула она мне, поправляя рукой длинные светлые волосы.

— Привет! Посиди, пожалуйста, полчасика. Я сбегаю поем. А потом сразу приду. Не задержусь.

— Хорошо.

Я встала из-за стола.

— Пошли, — сказала я Руслану. Безмолвный, как тень, он прошествовал за мной.

Я чувствовала на себе сверлящий взгляд Леночки.

Она приняла Руслана за моего бой-френда, и мои акции в ее глазах взлетели на безоблачную высоту.

Когда мы вышли на улицу, я посмотрела по сторонам.

— Может быть, все-таки согласишься на кафе? — насмешливо спросил Руслан.

Я почувствовала внутри смертельную усталость и закипающее раздражение.

— Нет.

— Может быть, тебе подойдет моя машина?

— Да… то есть нет, — поспешно сказала я. В голове мелькнули кадры из какого-то шпионского боевика: подслушивающее устройство, вмонтированное в автомобиль. Кто его знает? Вдруг он собирается записывать наш разговор, чтобы окончательно утопить Нику. — В машине душно, — нашлась я. — Отпадает.

Прямо перед нами метрах в двадцати была арка, ведущая во двор.

— Пойдем туда, — предложила я.

— Как хочешь.

Дворик был ухоженный, но нежилой. Здание «Алрота» находилось в центре, и вокруг были одни навороченные конторы. Около крыльца с вывеской «Стоматология» примостилась миниатюрная скамейка. Я направилась к ней.

Мы сели на скамейку. Нас разделяло расстояние примерно в десять сантиметров. Руслан выжидательно смотрел на меня. Он был весь в черном. Черные джинсы, черная рубашка с короткими рукавами. Человек-загадка. Человек-тень. Руслан первым нарушил молчание.

— Что тебе сказала Ника?

— Она сказала, что, когда приехала к Анжеле, та была уже мертва.

— В каком часу это было?

— Она не помнит. По ее словам, либо в десять, либо в начале одиннадцатого.

— Это все?

— Все.

— А ты пришла к Анжеле?

— Получается, что почти вслед за Никой. Примерно в половине одиннадцатого я подъехала к дому. Около одиннадцати проникла внутрь.

Наступила пауза.

— Ты веришь своей сестре?

— Да. — В моем голосе прозвучал вызов.

— Почему?

Я хотела сказать: потому, что она — моя сестра. Моя Ника. Но я понимала, что для Руслана этот аргумент неубедителен.

— Ника никогда не врет. Руслан иронически хмыкул.

— Все врут. Когда их припирают к стенке.

— Хорошо, давай рассуждать логически. Какой смысл Нике убивать Анжелу? Та давала ей работу. У Ники не было лишних денег. Убивать Анжелу — это абсурд. Это все равно что ссориться со своим куском хлеба с маслом.

Руслан вскочил со скамейики и заходил взад-вперед. Чувствовалось, что он хочет что-то сказать, но не решается.

— Ника была должна Анжеле крупную сумму.

— Ника?

— Да, Ника. Она заняла у нее пять тысяч долларов.

— А ты откуда знаешь? — не поверила я.

— Знаю.

— Кстати, Ника сказала, что Анжела предупредила ее насчет тебя.

— В каком смысле? — Руслан остановился и навис надо мной, как черная скала.

— В прямом. Анжела тебе не доверяла.

— Это Никины слова?

— Анжелины.

— Бред!

— Не знаю. Анжела сказала Нике, что если она где-нибудь встретит тебя, то пусть держится подальше.

— Она сошла с ума, — пробормотал Руслан сквозь зубы.

Я подумала, что я еще больше впутала Нику в эту темную историю. А вдруг Руслан имеет самое прямое отношение к убийству Анжелы и Никины слова являются косвенным доказательством его вины. Он был любовником Анжелы. Но если Ника говорит правду, значит, их отношения в последнее время расстроились. И Руслан мог пойти на все. А сейчас он старается замести следы. С моей помощью. И самый лучший для него выход в этой ситуации — повесить убийство на Нику. Моя сестра становится для него опасным свидетелем. Тогда… он может убрать и ее? Я закрываю глаза от ужаса. Мне становится по-настоящему страшно. От Руслана исходит чувство опасности. Он похож на хищного зверя, который не остановится ни перед чем, если ему перейдут дорогу.

— Зачем ей говорить неправду? — спросил Руслан.

— Кому «ей»?

— Нике. Анжела не могла так сказать. Это — полный бред.

— Я ничего не знаю.

— Слушай. — Руслан рывком приподнял меня со скамейки. — Кто-то из вас здорово врет. Зачем? Зачем пытаются очернить наши отношения с Анжелой? Кому это выгодно?

Я смотрю на часы.

— Наше время истекло. Мне пора.

— Подожди, мы еще не закончили наш разговор.

— А мне кажется, мы все уже сказали. Во всяком случае, прибавить к этому мне больше нечего.

— Жаль! Потому что мы так ничего и не узнали. Я оглядываюсь, как будто кто-то мог нас подслушать.

— О чем не узнали?

— Кто убийца.

— Это решит милиция.

— Я думал, ты сможешь помочь своей сестре, а ты ничего толком не выяснила.

— Ника не убивала Анжелу! — я почти кричу.

— У нее был веский мотив: не отдавать долг.

— Я не верю тебе.

— Спроси у нее сама!

— И спрошу!

— А потом позвони мне.

— Яне буду тебе звонить. — Во мне просыпается злость. — Тебе надо, ты и звони. А Нику не впутывай в эти дела. Слышишь, я тебе не позволю. — Я стояла напротив Руслана, рассерженная, взъерошенная.

Неожиданно он протянул руку и погладил меня по щеке.

— Крепко же ты ее любишь!

— Кого? — тупо спросила я. Его прикосновение было нежным, волнующим.

— Свою сестру. А она, кажется, об этом и не подозревает. Ну ладно, пока. Если все-таки надумаешь, звони.

Я ничего не ответила. Мы расстались, но до конца дня моя щека горела от его прикосновения.

После работы мне предстояло идти к Наталье Родионовне. Она была тиха и задумчива. После смерти Анжелы она почти перестала разговаривать и большей частью молчала. Но у меня сложилось такое впечатление, что она решает в мозгу какую-то сложную задачу. Или пытается что-то понять, но не может. Несколько раз я ловила на себе ее испытующий взгляд. Наконец я не выдержала и спросила:

— Наталья Родионовна, вам что-нибудь нужно?

— Нет, ничего.

— Принести воды для лекарства?

— Нет, не надо.

Я сидела на стуле, сложив руки на коленях.

— Аврора! Вы когда-нибудь разгадывали ребусы?

— Ребусы? — удивилась я. — Да. Но это было давно.

— А я никак не могу решить один ребус. — И до меня донесся легкий вздох Натальи Родионовны. — Никак.

Я была сбита столку.

— Я могу вам помочь?

— Нет. Здесь мне никто уже не поможет. Анжелы нет… Только подумать, моей девочки больше нет… Я так измучилась, когда ее рожала. Думала, что умру. Каждый раз, когда проезжала или проходила по Третьей Красногвардейской, сердце сжималось.

— Тридцать второй роддом, — машинально говорю я. И тут у меня перехватывает дыхание. Дело в том, что в этом роддоме родились мы с Никой. Ровно двадцать лет назад.

— Да… — Наталья Родионовна удивленно смотрит на меня. — А что?

— Да так. Ничего.

Я не успеваю до конца осмыслить этот факт, как Наталья Родионовна обратилась ко мне:

— Аврора! Я хочу вам сделать один подарок. Только не отказывайтесь. Отказывать в просьбе больному человеку нехорошо. Видите — около окна шкаф с ящиками?

— Да.

— Подойдите к нему. Я выполнила указание.

— Откройте верхний ящик. Возьмите черную коробочку и принесите ее мне.

Маленькая бархатная коробочка умещалась на моей ладони. Наталья Родионовна взяла ее из моих рук и открыла. Достала оттуда перстень с крупным изумрудом и протянула мне.

— Этой мой подарок.

— Я не могу его принять. Это очень дорогая вещь.

— Начинается, — пробормотала Наталья Родионовна, прикрыв глаза. — Вы же обещали.

— Но я не думала, что вы подарите мне такой дорогой перстень.

— Никаких возражений я не принимаю. Я так хочу — и все. Иначе я обижусь. И крепко.

Я взяла перстень в руки.

— Спасибо, большое спасибо. Но зачем?..

— Не задавайте вопросов. Аврора, ты порой бываешь несносна. — Наталья Родионовна обращалась ко мне то на «ты», то на «вы». Я уже привыкла к этому. — Это старинный перстень. Фамильная драгоценность. Я хотела подарить его Анжеле, но… — Она замолчала и потом посмотрела на часы. — Сегодня я отпускаю тебя пораньше. Все. Иди домой.

— Ноя никуда не тороплюсь, — запротестовала я. — И могу посидеть до конца.

— Не надо. Я хочу побыть одна. Я устала.

— Хорошо. Как вам удобно. Перстень все еще был в моей руке.

— Уберите мой подарок.

— Ах да. — Я открыла сумочку и положила туда перстень.

— Не вздумай его потерять. Это на память обо мне.

— Спасибо. До свидания.

— До свидания.

Больше всего на свете я боялась, что нас подслушивала Марина Семеновна. Уж она непременно настучала бы Алине, а та в свою очередь — Вячеславу Александровичу. И получилась бы неприглядная картинка. Пользуясь состоянием больной женщины и ее горем, я принимаю дорогой подарок вместо того, чтобы отказаться от него. Но около дверей никого не было.

Моя мать и Наталья Родионовна лежали в одном роддоме! Надо поподробнее расспросить об этом мать! Такое совпадение не случайно!

Я не стала заходить в магазин, а пошла домой. И там ждал меня сюрприз. Ника.

При виде ее мое сердце подпрыгнуло от радости, а потом — упало. Я вспомнила слова Руслана о том, что у Ники был мотив убить Анжелу.

— Привет! — сказала мне Ника, окидывая меня взглядом с головы до ног. — А ты хорошо выглядишь? Влюбилась?

Я невольно покраснела.

— Еще нет.

— Пора бы.

— Обойдусь без твоих советов!

— А зря!

— Я хочу поговорить о другом.

— О чем?

— Ты думаешь, что уже выпуталась из той истории?

— Конечно! — Ника подпрыгивает на кровати и навзничь откидывается назад. Ее волосы разметались по покрывалу. — А что?