ГЛАВА 1

Почему-то в голове вертелась дурацкая фраза из какого-то старого кинофильма: «Стамбул — город контрастов». Насчет контрастов Паша не знал, не пришлось их видеть. Этот ленивый южный город больше всего ему напоминал изнеженную восточную красавицу, довольную собой и своим существованием. Паша поправил очки, сползшие на кончик носа, и посмотрел на гида. Он был ему резко антипатичен. Причем без всяких рациональных объяснений. Паша заметил, что симпатии и антипатии возникают обычно спонтанно. Как непогода. Никого не спрашивая. Бывает, что человек — хороший, собеседник — эрудированный, а как чашку возьмет всей пятерней, так сразу интерес к нему и пропадает. Даже смотреть не хочется. Не то что разговаривать. Он знал, откуда в нем эта внимательность к манерам, деталям и штрихам поведения. От бабушки — Веры Константиновны, происходившей из дворянского рода и безмерно гордившейся этим. Сколько Паша помнил себя, бабушка всегда была в «полном порядке», или, как она любила говорить, «комильфо», растягивая французские слова. Как положено. В нос. Французский она знала безукоризненно, безупречно, как родной русский. Была влюблена во французскую литературу и французское искусство. И это было неудивительно. Она всю жизнь преподавала французский в педагогическом институте и выпустила немало способных учеников, что наряду с происхождением являлось еще одним предметом ее гордости. «Машенька Калугина, помнишь ее, — обращалась она к своему единственному внуку певучим голосом, — она еще ко мне на дом ходила. Ты сталкивался с ней неоднократно, она тебе нравилась, закончила наш пед, пошла работать в школу, потом ее отец разбогател, ну ты знаешь, как это сейчас бывает: раз, два — ив дамках, они уехали во Францию, открыли совместный бизнес… Так вот, Машенька прислала мне оттуда очаровательную открытку и написала, что шлет мне тысячу благодарностей за мои уроки. Благодаря им она очень быстро освоилась в Париже и вошла в языковую среду. Я так рада, так рада…» — «Конечно, помню», — поддакивал ей Паша. На самом деле он не помнил ни Машу Калугину, ни ее визиты к бабушке, но для сохранения спокойствия старушки утверждал, что все прекрасно помнит. Сама Вера Константиновна говорила, что память еще ни разу не подводила ее. А тем, у кого в голове ничего не держится, она советует заняться интенсивным изучением иностранного языка. А лучше — нескольких. Очень освежает память и развивает лингвистические способности. Здесь Паша съеживался и мысленно хвалил себя за то, что не признался в своем беспамятстве — старушка незаметно сжила бы его со свету или засадила бы за зубрежку иностранных слов. Но мелкие конфликты, недоразумения и подхалимаж ради семейного мира ничуть не умаляли Пашиной любви к бабушке и его трепетно-нежного отношения к ней.

С матерью все было по-другому. Во-первых, мать не признавала нежностей и сентиментальности. В отличие от Веры Константиновны, которая при каждом удобном случае так и норовила обнять или поцеловать внука, чего Паша, естественно, стеснялся. Во-вторых, мать всегда соблюдала между Пашей и собой некую дистанцию. Может быть, она считала, что иначе Паша вырастет маменькиным сыночком и слюнтяем, как и большинство ребят, воспитанных женщинами? Трудно сказать. Роли в его семье были четко поделены. Мать заменяла отца, бабушка — мать. Строгое дисциплинирующее начало — и мягкая обволакивающая нежность. Поэтому матери Паша побаивался и часто чувствовал себя при ней скованно и неуютно. Впрочем, вероятно, ее сухость и сдержанность просто объяснялись трагическими событиями, которые ей довелось пережить, когда Паша был совсем маленьким. Они с отцом были любителями-альпинистами и буквально бредили горами. Когда им удавалось выкроить время, они ездили отдыхать на спортивную базу в Крыму и там удовлетворяли свою страсть к горам, совершая вылазки на горные хребты. Так было и на этот раз. Внезапно разыгралась непогода, отец сорвался в пропасть, а матери повезло уцепиться за выступ в скале, и ее занесло в пещеру, где она и пролежала трое суток, пока ее не нашли спасатели. С тех пор, как однажды поделилась с Пашей бабушка, мать словно подменили. Она замкнулась в себе и почти перестала улыбаться. И даже сменила профессию. Раньше она была учительницей младших классов, а после смерти мужа стала психотерапевтом, закончив вечерний вуз по этой специальности. Специалистом мать была первоклассным. И очень дорогим. Она владела всеми существующими методами психологических тренингов и техник. Она вскрывала сознание и подсознание пациента, как консервную банку, психоанализ дедушки Фрейда был Для нее как дважды два четыре, она могла ввести в транс, загипнотизировать и внушить почти все, что угодно. Словом, за сравнительно короткое время мать могла сделать из больного подопытного кролика и отбивную котлету.

Бабушка уже давно была на пенсии. Мать работала. Она принимала пациентов в рядовом районном диспансере, а после основной работы вела частную практику. В специально оборудованной для этого квартире, доставшейся от дедушки, точнее, от его незамужней сестры, старой девы, дожившей почти до девяноста лет. Эта двухкомнатная квартира в районе Чистых Прудов была оборудована под респектабельный офис и наворочена по последнему слову техники. Все внутренние перегородки в квартире были снесены, и сама квартира «слеплена» заново. Как лицо женщины, решившейся на кардинальную пластическую операцию. Паша старался там не бывать. Едва он переступал порог этой квартиры, как ему начинало казаться, что он попадает в какую-то лабораторию, где производят вивисекцию животных. Ему становилось не по себе, и он спешил уйти.

— Посмотрите, пожалуйста, налево… Великолепная мечеть, построенная в седьмом веке нашей эры.

Паша понял, что он слишком глубоко задумался, и перевел взгляд на мечеть. Потом он посмотрел на гида, полного брюнета лет сорока пяти с пышными усами. Что же в нем так раздражало? Наверное, манера слегка причмокивать губами во время пауз. Как будто он пил чай вприкуску с сахаром…

— Теперь у вас, согласно расписанию, — свободное время, — объявил гид. — Полтора часа. Вы сможете побродить по настоящему восточному базару и купить себе и своим близким подарки и сувениры. Приятного времяпрепровождения. Встречаемся у входа. — Гид кивнул и словно растворился в воздухе.

Было невыносимо жарко. Паша повертел головой. Конечно, хорошо бы побродить по базару с кем-то, но, с другой стороны, выглядеть прилипалой тоже не хотелось. Ну не маленький же он, не потеряется, в конце-то концов. И Паша, оглядев группу, спешно отошел от нее. Он очень боялся, что к нему привяжется Мила, пухленькая блондинка с губами, накрашенными ярко-красной помадой. Тогда прости-прощай прогулка по базару. Она будет жужжать над его ухом, как надоедливая оса.

Сам базар напоминал настоящий город. Он был разбит на кварталы многочисленными улочками и проулками, и через несколько минут Паша заблудился в этой паутине проходов.

Паша переходил от прилавка к прилавку, пока не решил остановиться и рассмотреть как следует товары, выставленные на продажу.

Это была лавочка, где торговали разными сувенирами: кинжалами, бусами, пепельницами, курительными трубками, золотыми браслетами, серебряными украшениями и еще всякой всячиной, от которой у Паши зарябило в глазах. Он подумал, что надо бы привезти сувениры для родных. Некрасиво возвращаться с пустыми руками, но он не мог ничего придумать, что именно купить. С бабушкой было более или менее ясно. Ей подойдет все. Любой Пашин подарок будет желанным и красивым. С матерью — сложнее. Она могла посмотреть убийственным взглядом, хмыкнуть или поставить сувенир на полку, вообще не удостоив его внимания. Так уже было. И не раз. Ей требовалось нечто оригинальное, неизбитое. То, что могло бы понравиться ее взыскательному вкусу.

Пожилой турок неотрывно смотрел на Пашу, как бы приглядываясь к нему. Наконец он понял, что клиент «дозрел» и готов к покупке.

— Паслушай, — он прилично говорил по-русски, но с акцентом. Так, как говорил бы грузин из Абхазии или из Тбилиси. — Тэбе каму пударок? Каму? Мат? Жане? Рубенку? Паша замотал головой.

— Нэ хочешь покупать? — На лице турка отразилось такое удивление, словно ему сказали, что земля покоится на гигантской черепахе. А он-то всю жизнь считал, что на слоне!

— Нет, хочу. Но не знаю что, — выпалил Паша.

— Нэ знаешь? — На лице турка вторично отразилось удивление. — Сматри! — И он стал выкидывать на прилавок один товар за другим.

Паша с отчаянием смотрел на груду вещей, выраставшую перед ним. Он уже пожалел, что остановился у этой лавочки. Надо было идти себе, не останавливаясь. Как теперь отвязаться от него? Или все-таки сделать покупку? Все равно от нее не отвертеться. «Какая разница — сейчас я куплю подарки или потом?»

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе сказал Паша. — Сейчас выберу.

Он стал перебирать сувениры. Его взгляд остановился на деревянных светло-коричневых бусах. С легкой изящной резьбой. Он подумал, что, возможно, матери они подойдут. У нее были пышные темно-каштановые волосы, которые она распускала по плечам или закалывала сзади изящной заколкой. Паша представил эти бусы на шее матери и решил, что они ей понравятся. Он отложил бусы в сторону.

Турок восхищенно прищелкнул языком, как бы одобряя его выбор. Паше этот звук напомнил возглас погонщика осла из какого-то фильма. Он невольно поморщился. Солнце жарило вовсю. По шее и спине стекали тоненькие ручейки пота. Он вспомнил, как его отговаривала от этой поездки Надин, и подумал, что надо купить подарок и ей. Хотя между ними накануне отъезда произошла размолвка. Но подарок смягчит ее. Нет такой женщины, которая устояла бы перед подарком. Эту истину Паша твердо вбил себе в голову.

Бабушке он решил купить керамического светло-бежевого слоника с поднятым вверх хоботом. В ее комнате все было, как в музее. Повсюду стояли разные финтифлюшки: декоративные вазочки, поделки из металла и дерева, пасторальные фигурки пастушков и пастушек, расписные тарелочки и блюдца. Слоник будет очень кстати, подумал Паша. Для компании к безделушкам. Слоник присоединился к бусам.

Раздался второе одобрительное прищелкивание языком.

Оставался подарок для Надин. Бус она не носила и безделушками не увлекалась. Может быть, браслет? Или кольцо? Но кольцо покупать опасно. Он может не угадать размер. С браслетом — проще. И тут Паша увидел в глубине лавочки кожаный пояс с красивым узором. Это то, что надо! Изящно и вместе с тем экстравагантно. Он показал пальцем на пояс. Турок проследил за его рукой взглядом. И кивнул головой.

Держа в руках темно-коричневый пояс с желтыми кожаными вкраплениями в виде ромбов правильной формы, Паша подумал, что он с честью решил архитрудную задачу — выбрал подарки для трех дам разного возраста и характера.

И тут он увидел ЕЕ.

Сначала он почувствовал на себе чей-то взгляд. И поднял голову. Внутри его легким червячком зашевелилось беспокойство. Смутное, глухое. Он встретился взглядом с турком, который без всякого выражения смотрел на него. Как на неодушевленный предмет. Паша подумал, что он уже, наверное, давно перестал различать лица туристов. Они все слились для него в некую розово-белую массу, без цвета, вкуса и запаха. Паша достал из барсетки кошелек, чтобы расплатиться. И вдруг подумал, что совершенно забыл спросить, сколько стоит все это добро. И такая забавная ситуация могла произойти только с ним. С растяпистым непрактичным человеком. Когда сегодня утром их группа обсуждала достоинства турецкого шопинга, все с одобрением отметили сказочную дешевизну турецких товаров. «Цену можно сбить в два раза, — с уверенностью сказал Леша, душа и центр туристической группы. — Главное, не пасовать. Они говорят одну цену, называй в два или в три раза меньшую. На середине и сойдетесь. Это точно. Без вопросов».

А он, Паша, лопух натуральный. С него сейчас сдерут втридорога. И он даже не сможет похвастаться своими трофеями перед другими туристами. Они его просто засмеют и примут за последнего дурака.

Турок смотрел на него. Спокойно. Выжидательно.

И тут снова чей-то взгляд словно прожег его. Паша посмотрел по сторонам. Кругом сновали туристы, деловито и сосредоточенно. Взгляд Паши скользнул внутрь лавочки. Там была ОНА.

Девушка. Явно славянской внешности, закутанная во все черное. Как спеленутая мумия. Для обозрения оставались только глаза, часть лба и нос. Паша слегка вытянул шею. Девушка неотрывно смотрела на него. Пашу поразили ее глаза. Огромные. Зеленые. Турок шевельнулся и, облокотившись о край прилавка, проследил за его взглядом. И тут он увидел девушку и страшно замахал руками. Его лицо побагровело. Налилось кровью. Казалось, сейчас его хватит удар. Турок что-то крикнул. Подбежал молодой человек и поспешно увел девушку.

Паша растерянно перевел взгляд на турка. Тот что-то раздраженно крикнул. И растопырил три пальца. Три доллара, догадался Паша. По доллару за подарок. Самое смешное, что он не мог бы сказать, дорого это или дешево. Паша держал в руках кошелек и смотрел на турка. Тот взмахнул рукой. Паша показал пальцем вглубь лавки.

— Девушка, — сказал он. — Там. Кто она? Турок сделал вид, что не слышит.

— Девушка, — повторил Паша уже громче. — Работница?

И тут торговец чуть ли не насильно вложил Паше в руку сувениры и подтолкнул его к выходу. Павел по-прежнему стоял у прилавка. Как вкопанный. И никуда не собирался уходить. Тогда турок вытаращил глаза и поднял вверх руки, как бы намереваясь ударить его. Паша невольно попятился. Глаза турка налились кровью. Он сделал шаг навстречу Паше. И тогда Павла охватил ужас, он повернулся и бросился бежать.

Остановился он у выхода. И немного правее увидел свою группу. Паша пригладил волосы и поправил очки, сползшие на нос. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоить дыхание. И медленным размашистым шагом направился к своим.

— И где ты пропадал? — надула губы Мила. С самого начала она пыталась опекать Пашу и покровительствовать ему. Это называлось «клеить». Паша не мог сказать ей в открытую, что он совсем не подходящий для этого кадр. Во-первых, он не сходился с девушками легко и беззаботно. А во-вторых, и это было главным, — она ему совершенно не нравилась. От нее пахло дешевыми духами, и вся она была какая-то лоснящаяся и гладкая. Как поросенок. И вульгарная донельзя.

И вот сейчас Мила смотрела на него большими светло-голубыми глазами и ожидала ответа.

— Да так. Ходил по базару.

Мы уже думали, что ты заблудился, — добродушно хохотнул Леша, двухметровый гигант со светло-пшеничными волосами.

— Почему? — растерянно спросил Паша.

— Потому что мы потеряли тебя из виду, а потом ты пронесся мимо нас, как заяц, за которым гонятся собаки. Мы тебе кричали, но ты даже не остановился.

— Я не слышал.

— Али-Бабу с кинжалом, что ли, увидел? Мила хихикнула. Ее розовая маечка с глубоким вырезом позволяла девушке продемонстрировать пышную грудь.

— Я? Нет. Али-Баба тут ни при чем. — И Паша рассмеялся.

— Что купил? — спросила Мила, слегка прижимаясь к нему. Самую малость, чуть-чуть. Со стороны это было почти незаметно. Но Паша ощутил локтем ее мягкий податливый живот.

— Купил? — Паша машинально перевел взгляд на руку, в которой были зажаты сувениры, сунутые турком в его ладонь в последний момент. Там были бусы и слоник. Пояса не было. Очевидно, он выронил его, когда бежал.

— Бусы… — Мила выхватила бусы и стала рассматривать их.

Марина Ивановна, стоявшая поодаль, тоже подошла к ним.

— Кому купил? — поинтересовалась она. — Невесте?

При слове «невеста» Мила дернулась и с любопытством уставилась на Пашу.

— Нет, — невольно покраснел он. — Маме.

— Красивые, — вынесла свой вердикт Марина Ивановна. По ее круглому лицу стекал пот. Помада размазалась, и рот напоминал растекшееся пятно от малинового варенья.

— Ничего, — протянула Мила. Она тряхнула волосами и взяла из рук Паши слоника.

— А слоник… кому?

— Бабушке, — и тут Паша разозлился. Допрос она ему, что ли, устраивает? Он забрал слоника и обратился к Леше: — Кого ждем?

— Остальных. Что-то они задерживаются.

— Нагружаются товаром, — пояснила Марина Ивановна, крупная, массивная дама из Омска. В руках у нее была большая сумка, уже чем-то набитая под завязку. — Здесь все так дешево. Просто задаром!

— Да уж вам ли говорить о дешевке? — поддел ее Леша. — Вы у нас мать нефтяного магната.

Сын Марины Ивановны был топ-менеджером крупной нефтяной компании, о чем она с гордостью сообщила в первый же вечер. Он и отправил маменьку развеяться в Турцию. «А я ему говорю, мне все равно куда, — рассказывала Марина Ивановна. — Хоть в Турцию, хоть в Париж!»

— А в Париже вы еще не были? — подтрунивал над ней Леша. — Чем вы на Елисейских Полях будете отовариваться? Шубами или сувенирами?

Но Марина Ивановна лишь лениво отмахивалась от него.

— Не пыли, Леха! Не бери на понт.

У нее были интонации бывшей заведующей секцией в галантерее. Когда сын пошел в гору, она стала разбрасываться деньгами, но изменить себя не смогла. Это было самым трудным и безнадежным делом.

Подошли еще три человека из группы. Леша посмотрел по сторонам.

— Что-то Владик задерживается, — сказал он, ни на кого не глядя.

Марина Ивановна скривила рот в ироничной ухмылке.

Леша и Владик были отличными ребятами. Они сразу стали центром их туристической компании.

И они были геями.

— Педрилы, — протяжно протянула Марина Ивановна, когда Леша с Владиком отошли в сторону. Это было в первый день пребывания в Стамбуле.

— Каждый имеет право на свою личную жизнь, — твердо сказал Паша. Они стояли около гостиницы маленьким кружком. Четыре человека. Паша, Марина Ивановна, Мила и ее подруга Нина.

Марина Ивановна окинула его насмешливым взглядом с головы до ног:

— А вы, молодой человек, часом, тоже не «того» ли?

— Не «того».

— Да ладно вам ссориться по пустякам, — вступилась за Павла Мила. — Пусть живут, как хотят. Правда, Нин? Нам-то какое до этого дело?

Худенькая темноволосая Нина только кивнула головой. Она не расставалась с фотоаппаратом и поминутно останавливалась, делая снимки. Интересно, что их связывает, тогда еще подумал Паша. Мила, явно не обремененная интеллектом, и хрупкая Нина, с интересом разглядывающая памятники Стамбула.

Марина Ивановна была порядочной стервой. Каждый раз при виде «сладкой парочки» — Леши и Влада — она старалась демонстративно подчеркнуть свое отношение к ним. Но ее никто не поддерживал. И поэтому ее попытки осудить сей противоестественный союз пропадали втуне.

— Владик, наверное, сейчас придет, — пришел Паша на выручку Леше.

— А… вот он, — и Леша помахал рукой. Маленький юркий Владик напоминал подростка. Его кожа была гладко-белой. А большие темные глаза напоминали спелый виноград.

— Все в сборе? — деловито спросила Марина Ивановна.

— Еще нет Лиды, — вставила Мила.

Лида была преподавательницей из Питера. Она старалась каждый год ездить в туристические поездки и копила на них весь год.

— А Рита с Сашей?

— Вот они. Справа. Разглядывают витрину магазина, — показал на них кивком головы Леша.

Молодая пара держалась особняком. Им вполне хватало общества друг друга.

— Экскурсовода нет, — вставила Марина Ивановна. Ее лицо выпирало из-под белой панамы, как дрожжевое тесто из кастрюли.

— Отоваривается, — хихикнула Мила.

— А Нинка твоя где?

— Тут где-то. Щелкает затвором.

Паша уже в который раз подумал, что зря он сюда приперся. Ему вполне хватило бы отдыха дома. Так нет — и мать, и бабушка в один голос, словно сговорившись, стали уговаривать его поехать в Стамбул. Отдохнуть и посмотреть на исторические памятники. «Я с удовольствием проведу свой отпуск и дома», — попытался отбиться от их натиска Паша.

— Ограничивать свой кругозор… — несколько презрительно сказала Вера Константиновна, — могут только пустые, примитивные люди.

— Хорошо, я — питекантроп, — согласился Паша. — Прямой родственник неандертальца. Скоро возьму палку и буду сшибать плоды с дерева. И учиться разводить костер. Но ехать я никуда не хочу. Мы можем с Надин отдохнуть и в Подмосковье. Чем наша природа хуже? Лес, речка, трава.

Так все дело в Надин? — спросила тогда мать, смотря на сына в упор большими карими глазами.

Паша стушевался.

— Нет, не в Надин.

— А в чем же?

И в тот момент Паша принял решение: он поедет в Стамбул, раз они так этого хотят. Он умывает руки. Точнее, уступает непреодолимому давлению обстоятельств. Стамбул так Стамбул. В конце концов, десять дней — это не месяц. Время пролетит незаметно.

Но Стамбул Паша невзлюбил сразу. Все здесь было слишком ярким, вызывающим, чужим. Запахи, краски, говор. Даже небо — какого-то ядовито-синего цвета. Да еще эта толчея кругом, гортанные выкрики, протяжные возгласы муэдзинов, созывающих правоверных на молитву. Как в каком-то кино, с раздражением думал Паша. И чего все рвутся в Турцию? За покупками? Не могут на Черкизовском или Измайловском рынке отовариться? Приличные люди сюда не поедут. Зачем им эти тряпки-шмотки? Культурные люди поедут в Париж или Лондон. Будут наслаждаться картинами Лувра или красотами Вестминстерского аббатства…

И здесь Паша отвлекся от своих размышлений. Он вспомнил девушку с зелеными глазами, встреченную им в лавке турка. Полчаса назад.

— Девушка, — пробормотал он.

— Что? — брови Милы взлетели вверх.

— Я только что видел девушку. Русскую.

— Туристку?

— Нет, в лавке турка. На базаре.

Работница, — уверенно сказал Леша. — Чертовы турки вовсю эксплуатируют наших девушек. Те обходятся им в копейки. Используют по полной программе. И как работниц, и как проституток. Это фантастически дешево и выгодно. — Леша работал оператором на кабельном телевидении в Питере. — У нас недавно один спецкор побывал в Турции и такой убойный репортаж сварганил о современном рабстве. Эти потомки Османской империи — настоящие рабовладельцы. Они похищают славянских девушек, держат их на голодном пайке, отбирают паспорта, заставляют работать и обслуживать клиентов. Варвары! Наш парень побывал в одной глухой анатолийской деревне и нашел там в подвале россиянку. Чуть живую. То, что она рассказывала, — просто ужас! Ее насиловали по двадцать раз в день. Без перерыва.

— Какие подробности! — насмешливо сказала Марина Ивановна. Она уже сняла панаму и обмахивалась ею.

Носик Милы брезгливо вздернулся.

— И что потом было с той девушкой?

— Отправили на родину. С трудом. Пришлось связаться с посольством и задействовать дипломатические каналы. Шума было много. Она рассказывала, что приехала по объявлению в газете: требовались молодые девушки от восемнадцати до двадцати двух лет, славянской внешности, для работы официантками и танцовщицами в клубах. Но как только они пересекли границу, у них отобрали паспорта, погрузили в автобус и привезли в деревню. Там им через переводчика объяснили, в чем теперь состоят их обязанности. Популярно и на пальцах. Две девушки пытались бежать, но их поймали и увезли в другое место. Троих забрал какой-то богач в свой гарем. Одна — умерла от побоев. Другая — от истощения. В общем, форменный ужас!

— Поделом! — перебила его Марина Ивановна. — Не надо искать легких заработков. Нашла бы себе работу в России. В офисе или конторе.

Марина Ивановна безумно раздражала Пашу своей бесцеремонностью и наглой уверенностью. Так что ты, Паш, видел современную рабыню, — заключил Леша. — Турецкий аналог рабыни Изауры.

— Изаура, между прочим, жила в доме. На фазенде. И занималась благородным трудом. По дому, — вставила Мила. — Правда, Нин?

Но подруга неопределенно пожала плечами. Она уже забыла, кто такая рабыня Изаура, понял Паша. У нее другой коэффициент интеллекта, не позволяющий смотреть бразильское «мыло».

— Не знаю, — протянул Паша. — На рабыню она была мало похожа.

— А ты что, их много видел? — иронично хмыкнул Леша. — Откуда ты знаешь, как они выглядят?

Мила с любопытством смотрела на Пашу.

— Да… конечно, — пробормотал Паша. Но ему не верилось, что увиденная им девушка — рабыня. Честно говоря, она вообще не была похожа на прислугу или проститутку. «А почему?» — возразил себе Паша. Он что, специалист по проституткам или девушкам, приехавшим на заработки? Жизненного опыта у него — ноль, как любит повторять его мать. И это была сущая правда.

— Сегодня, между прочим, последний день нашего пребывания в Стамбуле, — сказал Леша, поправляя на плече спортивную сумку.

— Ах да, — встрепенулась Мила. — Последний! — И бросила на Пашу призывный взгляд. Но он никак не отреагировал.

— Завтра уже домой. — Марина Ивановна снова водрузила панаму на голову.

— В Сибирь! — хохотнул Леша.

Подошла Лида, преподавательница из Питера. Светловолосая женщина с худощавым задумчивым лицом.

— Теперь все в сборе, — сказала Мила. Она махнула рукой Рите и Саше: — Идите сюда!

Через пару минут откуда-то материализовался гид. Петр Георгиевич, бывший сотрудник российского посольства в Турции, а теперь экскурсовод туристического бюро «Звезда Востока».

— Все тут? — спросил он. — Едем в отель.

Все события последующего дня промелькнули перед Пашей, как отрывки из снов. Он помнил трогательное прощание: как члены группы обменивались телефонами и говорили, что обязательно позвонят и спросят, как дела, как жизнь. Глядя на это, Паша скептически улыбался. Несмотря на нулевой жизненный опыт (по словам матери), он прекрасно понимал, что присутствует при некоей условной театральной сцене. Никто не верил, что они будут звонить друг другу и поддерживать контакты, но все равно переписывали телефоны в записные книжки и лучезарно улыбались на прощание. Мила вывела крупными цифрами свой телефон на розовом листке, вырванном из блокнота, и, кокетливо поведя плечами, протянула бумажку Паше.

— Звони, — улыбнулась она ему. — Надо будет обязательно как-нибудь встретиться. Вспомнить Стамбул…

Пышная грудь так и рвалась наружу из тесной синей блузки.

— Конечно, — сказал Паша. — Вспомнить Стамбул.

Случайно он встретился взглядом с Ниной и увидел ироничную улыбку, скользнувшую по ее губам. Обо всем этом ритуальном прощании она думала точно так же, как Павел. С большим скепсисом и недоверием.

Он сунул протянутые ему от других туристов бумажки с телефонами в сумку. И собрался уже отойти от них и позвонить домой, как Мила нарочито небрежным тоном спросила:

— Ты в каком районе живешь?

— А? Что? — не понял Паша. — На «Баррикадной».

— С родителями? — Очевидно, напоследок Мила решила выяснить Пашину «профпригодность» к самостоятельной семейной жизни: наличие квартиры, машины, дачи и так далее. Паше стало смешно. Таких девушек его мать называла «рудокопами», а бабушка — «искательницами».

— Да. С мамой и бабушкой. — Паша решил не оставить Миле ни малейшей надежды на изменение его холостяцкого статуса.

— М-м. Учишься? Работаешь?

— Работаю.

— Где?

— В рекламной фирме.

Миле очень хотелось спросить о зарплате, но даже своим куцым умишком она поняла, что такой вопрос — верх неприличия.

— Платят копейки. Да еще задерживают, — добавил Паша.

Его образ таял на глазах у Милы, как спущенный воздушный шарик.

Она скорчила легкую презрительную гримаску и сухо кивнула Паше. На прощание.

Паша был добрым человеком, но иногда его тянуло на рискованные шутки. Он любил сбивать спесь с людей и вообще ставить их на место. Ненавязчиво. Это он унаследовал от матери.

— У нас еще есть одна квартира на Чистых Прудах. Самый центр. Квадратный метр жилья стоит две с половиной тысячи долларов. Да и дом элитный. Наш сосед — председатель Юнистрастбанка. Милейший человек! А мне приходится много работать. Я еще в одном месте вкалываю. Вскоре перейду туда. В одну организацию при мэрии, которая занимается распределением жилищных кредитов.

Прозвучала правда, смешанная с ложью. Пропорции были соблюдены верно. Как в хорошем коктейле. И Паша мог не терзаться угрызениями совести, что он скармливает Миле откровенную туфту. В таком случае Паша потерял бы уважение к самому себе. Квартира на Чистых Прудах, элитный дом, запредельная стоимость одного квадратного метра — это относилось к колонке с грифом «Правда». Сосед — председатель Юнистрастбанка — тоже был. Когда-то. Три месяца назад его застрелил наемный киллер, когда он выгуливал свою собаку около дома. И он действительно был милейшим человеком. Всегда здоровался и спрашивал, как дела. О работе в другом месте Паша неоднократно задумывался. Но еще не определился — куда. Мэрия была выдумкой чистой воды. Но звучало солидно.

Рот Милы открылся, а потом тихо закрылся.

— Ну, ты звони, — сказала она. — Я и сама тебя не оставлю.

«Это точно», — усмехнулся про себя Паша. По этой причине он и дал Миле свой фальшивый телефон. Как и всем остальным. Они были ему не нужны.

По дороге домой Паша думал, что надо сразу позвонить Надин и помириться. Он уже соскучился по ней. Надин… Он называл ее так — на французский манер. Когда они только что познакомились на дне рождения его друга Артема Лебедева, единственного товарища, с кем он поддерживал отношения со школьной поры, Паша сказал:

— Можно, я буду называть тебя Надин?

— Почему Надин? — улыбнулась его новая знакомая. — Лучше Надя.

— У меня бабушка — поклонница всего французского, — ответил Павел.

У Нади-Надин, высокой светловолосой девушки, брови стремительно взлетели вверх, но она ничего не сказала.

Знакомы они были уже год. Надин была привлекательна, умна, иронична и честолюбива. Именно ее честолюбием и объяснялся тот факт, что она работала помощником главного консультанта по кастингу при киностудии «Арион-Т». Хозяин студии — Георгий Васин, известный режиссер, сделавший себе имя еще в советские времена, обладал почти неограниченной властью в мире кинематографа. Кроме студии, у него был пост заместителя председателя Союза кинематографистов, который он, впрочем, все время грозился оставить. Надин говорила Паше, что Васину этот пост опостылел главным образом потому, что всяческие «заслуженные» и «народные» пытались получить любыми путями место под солнцем на его студии. Кто в качестве актеров, кто — режиссеров. Что, естественно, никак не могло нравиться Васину.

Работа Надин состояла в том, что она просматривала картотеку и базу данных по актерам, подбирала кандидатуры на роли и предлагала их своему шефу. А тот в свою очередь — Васину. «А ты можешь подсказывать, какого актера лучше использовать в том или ином фильме?» — интересовался Паша. Надин смотрела на него, как на второклассника, задающего из ряда вон глупый вопрос. «Конечно, нет. Это не входит в круг моих обязанностей. Я — всего лишь исполнитель. И давать советы не имею права». — «И тебе это нравится?» — недоумевал Паша. — С твоим-то знанием двух языков?» — «Трех, — поправляла его Надин. — Английский и французский — без проблем. Испанский — хуже». — «Хорошо, трех языков, — соглашался Паша, — ваковского диплома и свидетельства об окончании курсов по деловому этикету…» — «Нравится — не нравится, — задумчиво говорила Надин, смотря на Пашу странным взглядом. — Я не собираюсь останавливаться на этом, понятно? Это всего лишь первая ступенька в моей карьере». — «Сколько ты там уже работаешь?» — «Чуть больше года», — отвечала Надин. «А когда думаешь уйти». — «Слушай, Паша, очерти границы, — сердилась Надин. — Не лезь в мои дела! Я сама решу: что, когда и как». — «Понял, — недовольно говорил Паша. И поднимал руки вверх. — Сдаюсь!»

Надин была первой девушкой, с которой Пашу связывали серьезные отношения. И он очень дорожил ими. Если говорить честно, то в глубине души Паша не знал, почему умная и красивая Надин стала его любовницей? Когда он смущенно, окольными путями попытался получить ответ на этот вопрос, она снисходительно посмотрела на него и процедила: «Все, Паша, такие вопросы задают только на поминках». — «Каких поминках? — не понял он. „Поминках отношений, — холодно обронила она. — Усек?“ — „Усек“, — покорно сказал Паша. И больше таких вопросов не задавал.

Они регулярно встречались в однокомнатной квартире Надин, которая жила на Красной Пресне в десяти минутах ходьбы от его дома. И это казалось Паше счастливым знаком судьбы.

Квартира Надин была обставлена в едином стиле. Бело-сливочные тона. Много пустого пространства. На окнах — жалюзи. Большой светлый диван. Столик, инкрустированный ореховым деревом. Шкаф-купе. В углу — торшер с красивым бежевым абажуром с длинной бахромой по краям. Рациональность и практичность с элементами роскоши.

Готовкой Надин себя не утруждала. Обычно она ставила в микроволновку пиццу или картошку фри. Паша приносил бутылку вина. Красного или белого. И они мирно коротали вечер, сидя на диване и поглощая еду под музыку. Или просматривая какой-нибудь видеофильм. Она терпеть не могла все, что связано с политикой, и почти никогда не смотрела информационные программы и телевизионные новости. Надин была страстной синеманкой. И знала о кино буквально все. Паша, когда познакомился с ней поближе, понял: он должен соответствовать Надин. И тогда его рейтинг будет расти. А иначе — она быстро разочаруется в нем. Скрепя сердце, Паша обзавелся четырехтомной «Историей кино» Жака Садуля, «Энциклопедией современного кинематографа» и еще несколькими брошюрками, штудирование которых позволяло Паше блеснуть при случае своей эрудицией.

И вот сейчас, сидя в такси, Паша представлял, как он позвонит Надин и напросится на рандеву. Сегодня же.

Дома его никто не ждал. Бабушка оставила на кухне записку, где подробно написала, что ему есть. На какой полке в холодильнике стоит суп, а на какой — картошка с котлетами. Паша невольно улыбнулся: Вера Константиновна считала, что он — несмышленый ребенок и не способен самостоятельно разобраться ни с холодильником, ни с едой. Мать записок никогда не оставляла. Иногда она звонила и предупреждала, что вернется поздно. Дела… Порой Паша задумывался: есть ли у матери личная жизнь? Но тут же гнал от себя эти мысли. Если у матери и был мужчина, то в их повседневной жизни он никак не обозначался и не присутствовал. «Это не мое дело, — говорил сам себе Паша. — Не мое…»

Они жили в трехкомнатной квартире. У каждого было по комнате. Самая большая — у матери, средняя у Паши, маленькая у бабушки. Шкатулочка, обычно называла Вера Константиновна свою четырнадцатиметровую комнату. Она и впрямь напоминала шкатулку: уютную, старомодную. Везде лежали вышитые салфетки, на стенах — картины и фотографии. Паша любил здесь бывать. В комнату матери он, напротив, заходил редко. Несмотря на наличие красивой итальянской мебели, иранского ковра, стильных постеров из фешенебельного магазина на Тверской и замысловатой люстры в стиле модерн, комната была какой-то холодной и обезличенной. Никакой.

И наконец, Пашино жилище, обставленное по принципу минимализма. Минимум мебели, максимум свободного пространства. И никаких ковров — у него была аллергия на ковровую пыль. Диван, стол, шкаф. Два стула. Современная стереосистема. Ноутбук. Гантели в углу — для накачивания мышц.

Паша вернулся в коридор и посмотрел на себя в зеркало: обычный молодой человек заурядной внешности. Светлые волосы. Легкий загар. Стамбульский. Светло-серые глаза. Нос немного «картошкой». Вялая линия рта. Таких — пруд пруди. Иногда Паша думал: может, сделать какую-нибудь татуировку на груди или на запястье, хоть чем-то выделиться? Но потом эти мысли быстро улетучивались из головы. Он и татуировка — это было бы смешно. Когда он сказал об этом Надин, она усмехнулась: «Детская забава! Потом будет стыдно, но назад хода нет!» Надин, как всегда, была права. Пашу удивлял и восхищал ее практичный острый ум. Никакой сентиментальности и слюнтяйства. Надин можно было легко представить топ-менеджером крутого банка или хозяйкой собственной фирмы. А она — всего лишь помощник главного консультанта по кастингу. Смешнее не придумаешь!

Паша взял в руки радиотрубку и набрал номер мобильника Надин. Несколько гудков… потом — «отбой». Не хочет разговаривать? Занята?

Паша съел картошку с котлетами, проигнорировав суп. И тут зазвонил телефон. Это была Надин.

— Не могла говорить, — сказала она, понижая голос. — Кастинг.

— Кастинг энд пробы, — весело откликнулся Паша.

— Энд пробы, — серьезно сказала Надин. — Российско-американский фильм. «Придворный роман». Я тебе уже говорила об этом.

— Очередная историческая клюква!

Но Надин не поддержала его шутливый тон.

— Мы с ног сбились в поисках актрисы на главную роль. Уже который месяц на ушах стоим.

— Что, это так трудно? — удивился Паша. — Сейчас так много молодых и талантливых. И в сериалах снимаются, и в театрах играют. Только смотри и выбирай!

— Нужен определенный типаж. Фактура.

— А… ну… тогда… — Паша был далек от тонкостей кинопроизводства.

— Я звоню в перерыве.

— Понятно.

— Ты сегодня приехал?

— Только что. С корабля на бал.

— Как Стамбул? — спросила Надин.

— Расскажу при встрече. Мы сможем встретиться сегодня?

Пауза.

— Не знаю. Давай я тебе перезвоню. Позже.

— Хорошо. Жду. У тебя все в порядке?

— Более-менее.

— Пока.

— Пока.

Повесив трубку, Паша подумал: как убить время? Чем заняться?

Он вымыл посуду. И прошел в свою комнату. Закинул в угол сумку. Разбирать ее не хотелось. Потом. Он любил откладывать дела на потом. Это было в его характере. Надин… красивая… умная… Если они сегодня встретятся, он расскажет ей о Стамбуле. И вдруг он вспомнил о девушке из лавки. Какие у нее были глаза! Большие. Зеленые! Она так смотрела на него, словно хотела что-то сказать, И неожиданно в мозгу Паши раздался щелчок. До него все доходило с большим опозданием. Она ничего не хотела ему сказать. И не могла. У нее был заклеен рот. ЕЕ ГЛАЗА МОЛИЛИ О ПОМОЩИ!

ГЛАВА 2

Паша взволнованно вскочил со стула и заходил по комнате. Как же он сразу не догадался об этом! Растяпа! Леша рассказывал о какой-то российской девушке, бывшей в рабстве у турка. Та девушка с зелеными глазами, судя по всему, тоже находилась в рабстве. Не случайно турок так рассердился, когда Паша заговорил о ней. Паша мог что-то сделать, помочь этой девушке, связаться с консульством или посольством. Это был бы поступок. А так… он оставил ее в лапах грязного хозяина, который издевается над ней, бьет! Может, позвонить на телевидение и рассказать об этом случае, мелькнуло в голове у Паши. И тут же он понял всю нелепость своего порыва. Таких девушек — навалом, и никто не будет специально заниматься ею. Это никому не надо. Еще одна несчастная, решившая заработать деньги на красивую жизнь. И поплатившаяся за это! Он, Паша, может только мысленно пострадать за нее и пожелать поскорее обрести свободу и вернуться на родину. Облегчить ее участь он не в состоянии. При всем желании. Хотя бы потому, что она — там, а он — здесь. Значит, единственный выход — забыть о ней и жить своей жизнью.

Зазвонил Пашин мобильник. Надин.

— Сегодня у меня в восемь, — деловым тоном сказала Надин.

— Белое или красное?

— Белое.

Паша подумал, что в принципе жизнь — неплохая штука, и, посмотрев на часы, решил, что у него есть время поиграть в компьютерную игру. Это была его слабость.

Он почувствовал приступ мигрени и ослабил воротничок рубашки. Мигрень настигала его внезапно. В любом месте. И в любое время. Во время деловых переговоров, бесед с друзьями, на отдыхе. Во время постельных развлечений. Казалось, это было его наказанием за что-то. Но за что? Он и сам не знал.

Он стоял в номере и смотрел в окно. Перед ним расстилался сказочный вид. Чистейшая бирюзовая вода. Бескрайнее небо. С редкими белыми облачками. Они напоминали пенистые барашки волн. Складывалось впечатление, что небо и море составляли одно целое. Песочные часы, которые можно опрокидывать по собственному усмотрению. Кое-где были видны яхты. Он не любил ни яхты, ни другой вид морского транспорта. Его обычно укачивало. И тогда все красоты морских видов разом меркли. Предательская тошнота подступала к горлу, и становилось ни до чего.

Он любил любоваться морем издали. Отстранение. Как красивой картиной, которая висит на стене. Он отошел от окна и сел на кровать. Роскошный номер. Он останавливался во многих отелях мира. Но эта роскошь превосходила все ожидания и представления. Она была не вызывающе навязчивой, нет. Эта роскошь была въевшейся в плоть и кровь. Побывав в этом отеле, вдруг чувствуешь, что кровь в твоих жилах начинает принимать другой оттенок. Желто-золотистый. Оттенок золота самой высшей пробы…

Все лучшее в мире было собрано в этом отеле, горделиво названном «Арабская башня» — «Бурдж-эль-Араб». Гранит из Бразилии, мрамор из Каррары (тот самый мрамор, который использовал Микеланджело, создавая свои скульптуры), краны в туалетах из белого золота, настольные лампы стоимостью в десятки тысяч долларов, великолепный аквапарк, изумительная кухня, королевский сервис и чувство, что все это — для тебя одного.

Но сейчас это занимало его мало, хотя он отдавал должное сказочному великолепию отеля. Его беспокоило другое. Тщательно продуманный план, бывший его «альтер эго», дал осечку. До этого все шло как надо. И вот… срыв. Это беспокоило и нервировало. Так не должно быть. Это было неправильно. Он столько сил отдал этому проекту, который был ему жизненно необходим. В буквальном смысле этого слова. И всякое отступление от точной схемы могло стать губительным. Для него.

Он прошел в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Под глазами — мешки. Взгляд усталого человека. Но в глубине глаз мелькал стальной огонек, которого так боялись враги. Он был сильным, могущественным и безжалостным. Таким он был много-много лет. Но в последнее время что-то сломалось в нем. В его организме. Как будто бы механическая машина — чудо техники — дала внезапный сбой. По инерции она еще работала, но было видно, что скоро темп движения замедлится, будут возникать паузы, а потом — все остановится, придет в полную неподвижность. Машине была нужна подкормка, смазка, чтобы она работала дальше. Свежая кровь! Он приподнял указательным пальцем верхнюю губу. Розовая воспаленная десна. Он с силой нажал на нее пальцем. Выступила кровь. Он смотрел как завороженный на алую полоску, потом не спеша поднес палец ко рту. Лизнул. Кровь имела слабосоленый привкус. Он закрыл глаза. Запах крови пьянил его. С юношеских лет. С того самого момента, когда он понял, что он — не такой, как все. Особенный! Гений, который не должен умереть. Это было бы несправедливо. Он глухо застонал. Демон, спящий в нем, проснулся с новой силой. Перед ним возникло видение. Девушка, лежащая в гробу, вокруг горящие свечи. Она вся в белом. Легкая, воздушная. Неземное создание. Гроб тяжелый, из красного дерева. Она такая красивая, что кажется не мертвой, а уснувшей. Ненадолго. Ее глаза закрыты. Тень от густых ресниц ложится на щеки. Губы — алые, словно она только что кусала их…

Он знал, что ему нужна была она. Девушка с зелеными глазами. Ускользнувшая от него в последний момент. Улетевшая как птица. Впрочем, ее имя и переводилось с греческого как чайка. «Лариса». Чайка… Вопреки всему он не верил, что она мертва. Интуиция подсказывала ему обратное. А он привык доверять интуиции. Он знал, что она редко подводит его. Надо только немного подождать, и все встанет на свои места. Так, как это надо ему.

— Привет. — Надин посторонилась, пропуская его внутрь квартиры. Всегда аккуратно причесанная, невозмутимая, элегантная. Паша невольно залюбовался ею.

— Привет, — ответил он и поцеловал ее в губы. Надин без тени улыбки смотрела на него.

— Вот вино. Это цветы, — и Паша протянул ей букет красных роз. — А это подарок. Привет из Стамбула. — И он подал ей керамическую вазочку, купленную в аэропорту буквально перед самым отъездом.

— Спасибо. Проходи в комнату. Я сейчас. Разогреваю пиццу. — Она поставила вазочку на тумбу в коридоре, взяла в одну руку розы, в другую — бутылку вина и пошла на кухню.

— Ты знаешь, — крикнул ей Паша, — я есть не хочу! Поел час назад.

— Зато хочу я.

Паша опустился на светло-кремовый диван и взял в руки пульт от телевизора.

Он переключал с канала на канал. Пока на канале «Культура» не наткнулся на знакомое изображение шатена со щегольскими усиками и высоким гнусавым голосом.

— Надин! — крикнул он. — Твоего босса показывают.

Надин выросла у дивана незаметно, бесшумно.

— А, Васин, — усмехнулась она. — Сейчас будет вещать о трудностях кинематографа, о том, что кругом засилье американской продукции. А сам владеет сетью кинотеатров «Клуб-Кино», где крутят голливудскую дешевку. Взял бы и показывал отечественные фильмы. Кто ему мешает?

— Приспособленец! И врушка!

— Сейчас все такие. Один пишем — два в уме. Увеличь громкость звука.

Паша нажал на кнопку со знаком «плюс».

— Так нормально? Или потише?

— Нормально, — кивнула Надин.

Сейчас мы ведем поиск актрисы на главную Роль в сериале «Придворный роман». — Васин говорил манерно, чуть растягивая слова. — Это оказалось не таким простым делом, как мы думали вначале. Нам нужна не просто хорошенькая девушка и неплохая актриса. Нам нужна яркая, запоминающаяся внешность и Личность с большой буквы! Актриса, которая бы завладела вниманием зрителей. Я порой думаю, что, может быть, нам объявить всероссийский конкурс, как в свое время в Америке искали актрису на роль Скарлетт из «Унесенных ветром»? — Васин улыбнулся, обнажив идеально белые зубы. — Это была бы неплохая идея! Но нас торопят американские партнеры. И мы не можем подводить их. Постановка исторического сериала обещает быть новым словом в развитии нашего телевидения. Раньше мы с удовольствием смотрели фильмы с грифом «сделано в Бразилии или Венесуэле». Настало время познакомить отечественную аудиторию с нашей историей, культурой и бытом…

— Туфта! — категорично сказала Надин, усаживаясь рядом с ним. — Настоящая туфта. Очки впаривает. Ему совершенно все равно, что ставить. Это американцы настояли на теме. Им показалось, что это привлечет зрителей в Америке и других странах. А Васину лишь бы деньги капали…

— Да, тяжело работать с таким человеком, — заметил Павел.

— Я привыкла! Но сейчас запарка, какой сто лет уже не было. Приходится даже на дом работу брать.

— В смысле?

— Картотеку просматривать.

— А что Васину нужно? Требования у него явно завышенные: личность, яркая внешность. Он что, хочет открыть в России новую Николь Кидман или Джулианну Мур?

Спроси у него сам, что он хочет. Мое дело маленькое. Просмотреть и отобрать. И предложить консультанту по кастингу. Потом он будет тщательно смотреть и копаться. А уж только потом фотографии актрис лягут на стол к Его Величеству Васину.

— Да, ваше кино — дело муторное.

— Ужас!

Паша уже хотел задать вопрос, который время от времени всплывал в их беседах: «Зачем ты тогда там работаешь?» Но передумал. Он знал, что Надин таких вопросов не любит. А потом, ее жалобы — просто для отвода глаз. На самом деле она и дня не проживет без своей работы.

— Ты пиццу разогреваешь?

— Да.

— На мою долю поставь! — попросил он.

— А кто только что отказывался?

— Так аппетитно пахнет… С чем?

— С ветчиной и грибами.

— Давай! Поедим вместе.

Надин появилась через десять минут с двумя большими тарелками в руках. На них дымились куски пиццы.

— Помоги поставить на стол.

— Сейчас, — откликнулся Паша, освобождая от книг и компакт-дисков низенький столик, инкрустированный ореховым деревом.

— Вот штопор. Сейчас принесу бутылку. Надин поставила на столик высокие фужеры, и Паша открыл бутылку.

— Выпьем за нашу встречу после моего возвращения, — провозгласил он тост.

— А ты что, мог там остаться? — фыркнула Надин. — Тоже мне невозвращенец! Политический эмигрант.

— Стамбул — город удовольствий. Восточной роскоши, неги…

— В гарем не попал?

Никто не пустил. Но в следующий раз… — перед глазами внезапно всплыло лицо той самой девушки. С зелеными глазами. Паша запнулся.

— Что-то вспомнил? — спросила Надин, внимательно наблюдая за ним.

От проницательной Надин ничто не могло укрыться.

— Да так. Ничего.

Наступила пауза.

— Устала? — спросил Паша внезапно севшим голосом и дотронулся до ее светлых волос, распущенных по плечам.

— Еще как. А впереди — бессонная ночь. Просмотр картотеки.

— Эксплуатируют тебя.

— Куда же денешься от этого?

— Еще кусочек пиццы есть? — спросил Паша, доедая свою порцию.

— Съели все. Подчистую. В холодильнике есть сыр. Будешь?

— Буду. — Паша сам удивлялся собственному аппетиту. — И кофе.

— Непременно, — кивнула она.

Сама Надин предпочитала зеленый чай.

Когда кофе был выпит, Надин посмотрела на Пашу. И он понял значение этого взгляда. Надин как бы пыталась просигнализировать ему, что сегодня интим будет кратким. Ей не до него.

Паша дотронулся до руки Надин, потом подсел к ней ближе… Все было как по заведенному ритуалу. Надин не любила экспериментов в постели, долгих прелюдий и романтичных поцелуев. Она любила краткий секс. Без лишних деталей. Это было в ее стиле. А Паша, напротив, хотел бы подольше растянуть любовные игры. Перебирать волосы Надин, целовать ее тонкие удлиненные пальцы, пахнущие апельсиновым мылом. Но Надин этого не любила, и ему пришлось уступить ей.

Когда краткая любовная схватка закончилась, Паша спросил, глядя на Надин:

— Ты по мне скучала?

— Да.

Но он ей не поверил. Надин поднялась с дивана, оправляя халат цвета какао, и сказала:

— Еще кофе принести?

— Принеси.

Как только Надин вышла, Паша стал собирать свою одежду, брошенную на пол, и спешно одеваться. Ему казалось ужасно неприличным делать это при даме.

Надин пришла с круглым подносом. Кофе. Для себя — чай. Шоколадные конфеты. Она знала, что Паша обожал шоколад, как маленький.

— Твои любимые, — повела она глазами на конфеты.

Паша подумал, что порой Надин относится к нему как к младшему брату. Снисходительно и ласково. Тогда как ему хотелось быть знойным мачо. Антонио Бандерасом. Но здесь он ничего не мог поделать. Здорово подкачала внешность.

Надин села, потягивая зеленый чай из высокого керамического бокала. Ее взгляд был туманно-рассеянным, как будто бы никак не мог сфокусироваться на чем-то.

— Теперь за работу? — спросил Паша. Надин повела плечами.

— Будь добр. Не напоминай! Я хочу хоть десять минут попить чай без мыслей о работе.

— Понял! — Тут Паше в голову пришла одна мысль. — А много их там?

— Кого?

Ну этих, жаждущих и страждущих попасть на экран.

— Хватает!

— Слушай! У меня есть идея! Я помогу тебе.

Надин от удивления поставила бокал на столик.

— Каким образом?

— Очень простым. Тебе надо пересмотреть всех этих девиц и отобрать с яркой внешностью — раз, хороших актрис — два. И личностей — три. Последние два пункта автоматически отпадают, потому что ты не сможешь судить об их интеллекте и актерской игре только по фотографии. А внешность оценить ты сможешь. Поэтому я помогаю тебе отобрать девиц с яркой и запоминающейся вешностью. Такой, чтобы как увидеть — так закатить глаза и впасть в ступор.

Надин посмотрела на него с легкой усмешкой.

— Ты знаешь, в этом что-то есть! А ты сможешь вычислить яркую интересную девушку?

Паша сделал вид, что он — смертельно обижен.

— Одну я уже вычислил, — сказал он. Надин улыбнулась краешками губ.

— Спасибо.

— Стало быть, ты можешь мне смело доверять в этом вопросе.

— Попробую, — вздохнула Надин. — Не сидеть же мне за компьютером всю ночь… Постой! А где мы возьмем второй компьютер?

— Без проблем. Я сбегаю домой и возьму свой ноутбук. Сей минут и уно моменте.

— Хорошо. Жду.

Паша вернулся быстро. Матери дома не было. Бабушка же только что-то проворчала, когда единственный внук небрежно чмокнул ее в щеку со словами, что сейчас он у Надин, а вот когда вернется, тогда ей все расскажет и подарит подарок.

Надин открыла Паше дверь и пошла в комнату, не дожидаясь, когда он снимет обувь и наденет тапки.

Когда Паша вошел в комнату, Надин сидела на диване, поставив на столик ноутбук и напряженно всматриваясь в экран компьютера.

— Уже работаешь? — спросил Паша, садясь рядом.

— Работаю. Ищу… непонятно что!

— Если твои поиски увенчаются успехом, тебе хоть премию выпишут?

— Выпишут! И по головке погладят! Павел, не смеши меня. Мне платят копейки.

Паша хотел сказать, что — не похоже. Обстановка в квартире была дорогая, одевалась Надин также в хороших фирменных магазинах с хорошими ценами. Так что… И это была первая загадка Надин. Павел считал, что ответ на эту загадку прост и элементарен. Никаких глубин. Богатый любовник. Спонсор. Паша не мог себе представить, что Надин «довольствуется» только им самим. Конечно, нет. Она утонченна, изысканна. У нее аристократические манеры. Любой богатый человек будет рад взять ее на содержание. Надин оставалось только выбирать. Иногда Пашино воображение разыгрывалось дальше, как игривый котенок, который не может вовремя остановиться. Он представлял себе Надин в объятиях любовника. Почему-то это был толстый мужчина лет пятидесяти, с усами и шумным прерывистым дыханием. Его толстые пальцы ласкают шелковистую кожу Надин, ее длинные стройные ноги…

И тем не менее Паше казалось, что это слишком простой ответ. Незамысловатый и примитивный. Тогда в его воображении возникали истории, одна фантастичнее другой. Здесь фигурировала и богатая бездетная родственница из Парижа, оставившая капитал, на проценты с которого и жила Надин; и тайная страсть Надин — игра в казино, где она выигрывала бешеные суммы. Возникнув, эти версии быстро гасли, оставляя Пашу по-прежнему с чувством растерянности и грусти.

— Возьми стул, — скомандовала Надин, не отрываясь от ноутбука. — И сядь на другом конце стола. Так будет удобнее. Мы могли бы сидеть рядом, но будем только мешать друг другу.

— Стул не пойдет. Столик слишком низкий.

— Ах да…

— Я сяду прямо на ковер.

— Ковер? — Надин подняла голову и посмотрела на Пашу. — Как хочешь.

По ее отсутствующе-рассеянному взгляду Паша понял, что она — уже в работе. И он перестал для нее существовать. Стал неодушевленным предметом, на который жалко тратить время и силы.

— Где материал? — спросил Паша, усаживаясь по-турецки и включая свой компьютер.

— На столе. Два диска. С надписью «01» и «02», — ответила Надин.

— Ты много просмотрела?

— Чуть-чуть.

— Ничего?

— Ничего! — Надин сказала эти слова бесстрастным тоном, как будто и не ожидала ничего другого.

— Может быть, мне повезет больше? Но Надин уже не слушала его.

Паша вставил диск и подался вперед, желая лучше рассмотреть возникшее перед ним лицо.

Пухлая блондинка. Волнистые волосы. Карие глаза. Выступающий вперед подбородок. Вымученный взгляд, словно ее силком усадили перед фотографом. И пообещали за это конфетку. А потом взяли — и не дали. Обманули девочку. За что так, казалось, говорил ее обиженный взгляд. Как у ребенка.

— А что там за цифры внизу фотографий? — спросил он, оторвавшись от экрана.

Номера, под которыми идут краткие информационные справки. Их вывели в другой файл. Чтобы не мешались. И не отвлекали от фотографий.

— Понятно!

Коротко стриженная брюнетка. Скуластое лицо. Слегка миндалевидный разрез глаз. Напряженный рот. С такой связываться не стоит. Укусит. До крови.

Снова блондинка. На этот раз волосы прямые. Глаза серые. В уголках губ притаилась усмешка. Мне все равно, сигналил ее взгляд. Для меня это — игра и забава. Выберешь — не выберешь. Повезет — не повезет.

Шатенка. Стрижка «каре». Большие глаза. Натянутая улыбка. Длинный прямой нос. Взгляд дохлой рыбы.

Рыжая. Кудрявая. Конопатая. Интересно, она убила дедушку лопатой или граблями?

Или она его просто отравила?

Паша поймал себя на том, что он впал в хулиганство. Разглядывать обычные невыразительные лица — скукотища! И зачем только все они рвутся в актрисы? Что это за болезнь такая? Но Паша прекрасно понимал, что это была не болезнь, а Великая Девичья Мечта. Стать Актрисой. Блистать на экране. На зависть всем и вся! Иметь кучу денег. И Красивого Мужчину. И вообще — сладостно-райскую жизнь. Еще не понимая, что пропуска в рай не существует. Во всяком случае — здесь, на земле.

— Паша! Па-а-ша! Ты что, оглох? — Голос Надин оторвал его от размышлений.

— Нет.

— Ты работаешь?

— Да, — и он с показным усердием впился взглядом в экран.

— А мне надоело!

— Надоело?

— Да. Искать непонятно что в куче… — с губ Надин чуть не сорвались хлесткие слова. Но она сдержалась. Она всегда контролировала себя. И это тоже восхищало Пашу.

— Бросим? — полувопросительно-полуутвердительно сказал он.

— Как можно? — в голосе Надин прозвучала едкая ирония. — Проект века! Нельзя подводить наших американских друзей.

— Если они так зациклены на супервнешности и выдающейся личности, то тащили бы сюда свою Джулию Роберте или Камерон Диас. Кстати, последняя была манекенщицей и работала на показах у Версаче и Келвина Кляйна. В своих интервью она признается, что до сих пор ненавидит шпильки, потому что в свое время только в них и ходила, — выдал Паша сведения, почерпнутые из какой-то киношной брошюрки, надеясь сразить Надин наповал своей блестящей информированностью в голливудских дебрях. Но было похоже, что Пашина эрудиция не произвела на Надин никакого впечатления. Паша сник.

— Роберте стала мамашей, а Диас не поедет сюда даже за бешеные гонорары. Что она тут забыла?

— Я шучу.

— Я тоже, — Надин вздохнула. — Перекур!

— Я бы поел…

— Стратегические запасы уничтожены еще вчера. Но я попробую найти резерв.

Резерв состоял из пары бутербродов с печеночным паштетом. И чашки кофе.

— Устроит? — спросила Надин, ставя на столик тарелку с едой.

— Конечно.

Надин была непривычно молчалива. Перекусив, Паша переместился по ковру ближе к ней.

— Снова садимся за наши «буки»?

— Конечно!

Раздался телефонный звонок. У Паши невольно промелькнула мысль: кто?

Надин взяла радиотрубку и откинулась на диване.

— Да?.. Ничего. Нормально. Потом поговорим… конечно… еще раз…

Закончив разговаривать, она пояснила Паше:

— С работы. Интересуются результатами. Гонят процесс со страшной силой.

— Тогда давай снова золотоносную жилу разрабатывать.

Надин ушла в кухню с тарелкой. Паша посмотрел на стопку дисков. Пять. Бр-р-р! Ужас! Даже если сидеть всю ночь — такую гору материала не перелопатишь. А что, если начать с конца? Паша не любил организованный порядок. Напротив: книги любил читать сначала, потом перескакивал на конец. А потом уж принимался за середину, которую прочитывал небрежно и впопыхах. Понимая, что начинка пирожка съедена. А тесто глотать необязательно. Можно что-то и выкинуть.

Он протянул руку и взял диск с пометкой «05». Вставил. Щелкнул курсором.

Здесь лица были другими. Интересными.

Взглянув на фотографию четвертой девушки, Паша едва удержался от крика. На него смотрела та самая девушка из Стамбула. ДЕВУШКА С ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ. Ошибиться он не мог. Этот чистый лоб. Огромные зеленые глаза. Слегка скуластое лицо… Это она!

— Надин! — крикнул он. — Надин!

— Да? — Надин возникла в дверях.

— Подойди сюда!

— Что за спешка?

— Посмотри! Посмотри на это лицо! Надин подошла и опустилась на пол рядом с ним.

— Да?

— Видишь ее?

— Паша, я не слепая. В чем дело? — В ее голосе прозвучали строгие нотки. — Где ты взял этот диск?

— Он лежал тут, — показал Паша на столик.

— Я тебе его не давала!

— Знаю, — извиняющимся тоном сказал Паша. — Я взял его по ошибке. Перепутал. Но, Надин, ты даже не представляешь себе, это такая невероятная история!

И тут он перехватил взгляд Надин. Она смотрела на него как-то странно. Изучающе. И он внезапно подумал, что, наверное, она рассматривает его как скучного, заурядного парня, у которого просто не может быть никаких историй. Он невольно покраснел.

— Ив чем же состоит твоя история? Он снял очки.

— Это просто мистика!

Надин поморщилась.

— Давай без эмоций.

Паша вдруг понял всю нелепость своего поведения: он собирается рассказать Надин о случае, который легко можно списать на его разыгравшееся воображение. Стамбул, солнце, жара, которая душит, как удав свою жертву: настойчиво и неотвратимо. И он, Паша, размягченный солнцепеком. Как говорится, совсем тепленький… Видит не то мираж, не то галлюцинацию. Русскую девушку, почему-то он был твердо уверен, что она — русская, в лавке стамбульского торговца дешевыми сувенирами. А сейчас он увидел то же самое лицо на диске. Потрясающе! Во всем этом был какой-то налет театральности и неправдоподобия. Но выхода у Паши не было.

Рассказав эту историю Надин, он посмотрел на нее. Одно из двух. Либо Надин сейчас скажет, что все это — бред. Либо она поверит ему. И скажет: «Паша, я вижу эту картину так же четко, как и ты».

Надин не сделала ни того, ни другого. Она села на диван и закурила тонкую белую сигарету. С запахом ментола. Надин молчала.

— Ну что ты скажешь? — наконец решился нарушить тишину Паша.

Она подняла брови и сказала каким-то тусклым голосом:

— Этого не может быть!

— Почему?

— Потому что эта девушка умерла.

— Как умерла? — поразился Павел.

— Очень просто. Умерла, и все.

Паша замолчал, не в силах поверить услышанному.

— Но это невероятно!

— Это так!

— Я ее видел! — воскликнул он.

— Ты ошибся. Что ты видел? Глаза? Лоб? Нос? Ты говорил с ней?

— Нет, я же тебе сказал…

— Я поняла. Она умерла.

— Но кто она? — в отчаянии воскликнул Паша.

— Актриса. Подававшая большие надежды. Лариса Марголина.

Марголина! В мозгу у Паши загорелся какой-то огонек, но тут же погас.

Нет, он не мог вспомнить такую актрису. Но он не был любителем кино и поэтому мог не знать ее. Это вполне естественно.

— А где она играла?

— В театре. В кино. Вышло всего два фильма с ее участием. «Последний излом» и «Полет над небом».

— Не видел! А что дальше?

— Дальше… нелепая смерть. Утонула в реке.

— В реке? Где?

— В Подмосковье.

— Она что, была там одна?

Паша понимал, что он испытывает терпение Надин. У нее куча непросмотренного материала, а тут он со своими вопросами.

— Па-аша, — протяжно сказала Надин. — Пожалуйста, давай об этом в другой раз. Я тебя умоляю.

— Хорошо!

Надин погладила рукой поверхность дивана, приглашая его сесть рядом. Паша повиновался. Как породистый и хорошо воспитанный пес, отметил он про себя. Надин сняла с его носа очки, положила их на столик и поцеловала Павла в губы.

— Ты просто перегрелся на солнце. В Стамбуле.

— Я… — Но Надин вторично закрыла ему рот поцелуем.

— Не спорь со мной. Ты просто…

— Да, — покорно сказал Паша. — Перегрелся. — Ему не хотелось спорить с Надин. Он же не изверг. Девушка пришла усталая с работы, впереди — бессонная ночь, которая, если верить часам на стене, уже началась. И он, вместо того чтобы помочь, терзает ее своей безумной историей. Зачем?

— Ну вот и хорошо, — кивнула она.

Паша, правда, не понял, к чему относятся эти слова: к тому, что он перегрелся или к его складыванию лапок в знак примирения.

— Что делать, ума не приложу, — задумчиво сказала Надин, — глаза слипаются, материала — навалом. Завтра с меня три шкуры спустят.

— Но они же должны понимать, что ты — не супергерой! И не железная женщина!

— Супер! Сейчас, в наше время, чтобы не выпасть из обоймы, надо быть супер. Если начальство дало задание, надо расшибиться в лепешку, но выполнить его. Ясно?

— И что ты предлагаешь?

— Поработать еще часик и разойтись по домам. Спасибо тебе, Паша, ты настоящий друг, но злоупотреблять твоим терпением и сном я не могу.

— Да каким там сном, — отмахнулся он. — Спать как раз мне совсем не хочется.

— Тебе же завтра на работу.

— Нет. Завтра я еще гуляю.

— Все равно. Чай поставить или кофе?

— Ни того, ни другого. Не буду терять времени.

— А вот ваш подход к делу, товарищ Ворсилов, мне очень даже нравится. Я хотела сигаретку еще одну выкурить, а глядя на ваше рвение — передумала.

Паша посмотрел на Надин. В неярком свете ее лицо выглядело внезапно осунувшимся и усталым. Под глазами легли тени. Почему она на этой работе горбатится, непонятно, в который раз подумал Паша. Перешла бы работать в какую-нибудь фирму. Нормированный рабочий день. Спокойная обстановка, а не эта вечная нервотрепка.

В два часа ночи Надин, несмотря на его сопротивление, приказала ему идти домой. «Все, Паша, а то я рассержусь, — сказала она, наставляя на него указательный палец. — Иди». — «Как хочешь», — ответил Паша. Он закрыл свой ноутбук и, подойдя к Дивану, чмокнул Надин в щеку.

— Я провожу тебя до двери.

— Не надо. Я сам.

— Тогда захлопни посильнее, — услышал он от Надин.

— Конечно, я помню, как надо делать.

— Я позвоню тебе, — сказала она.

— О'кей.

— Пока.

Стояли первые недели сентября, но погода была по-летнему жаркой. Паша шел с сумкой на плече и думал о том, что в жизни иногда случаются самые невероятные совпадения и переплетения. Ты живешь себе спокойно, и вдруг случается НЕЧТО, и ты не знаешь, как на это реагировать: отойти в сторону или рвануть навстречу?

Паша шел и думал о том, что он, наверное, сумасшедший.

Он не верил, что Лариса Марголина мертва.

Он видел ее в Стамбуле.

Он должен ее найти!

Здесь он остановился. Это выглядело чистым бредом, но тем не менее это было так. Но почему он сразу не принял меры к тому, чтобы найти ту девушку? Ларису Марголину. Еще тогда, в Стамбуле. И тут же Паша возразил себе: винить себя задним числом — глупо. Надо думать, что делать дальше. Брать билет и лететь в Стамбул? И что? Как он найдет эту лавку? Будет бегать по рынку и спрашивать, где тут турок, который прячет у себя девушку с зелеными глазами? Бывшую актрису Ларису Марголину? Его просто засмеют. Нет, этот путь отвергается. Пока. Надо придумать лучший вариант. Но какой?

Паша незаметно дошел до дома. Когда он открывал ключами дверь, то внезапно подумал, что надо было позвонить и предупредить, что он задерживается. Хотя бабушка знала, что он у Надин. Но все-таки…

В коридоре стояла мать. Темная фигура на темном фоне. От неожиданности Паша вздрогнул.

— Ты не спишь? — спросил он, стараясь перевести разговор на шутливый тон.

— Нет.

— Я был у Надин. Разве бабушка тебе не сказала?

— Когда я пришла, она уже спала.

Понятно. — Паша закусил губу. Сейчас мать будет выговаривать ему, как маленькому, но она лишь молча повернулась к нему спиной.

— Ты даже не спросишь у меня, как я отдохнул в Стамбуле, — с некоторой обидой в голосе сказал он.

— Поговорим об этом завтра, — бросила мать.

— Понятно.

Он прошел к себе в комнату и, сев на диван, потянулся. Спать ему не хотелось. Он знал, что сейчас откроет свой ноутбук и просмотрит информацию, которую ему удалось скачать с диска. Надин этого не видела. Он украл сведения, которые были ему позарез нужны. О Ларисе Марголиной.

Паша сел к столу и поставил на него ноутбук. Убрал все лишнее. Как полководец, который расчищает поле битвы перед решающей схваткой. Его стол был захламлен разными ненужными предметами. Стопкой книг, которую он никак не мог сдать в районную библиотеку, компакт-дисками, лежавшими веером, китайским божком. Это был подарок Артема Лебедева, жутко раздражавший его. Но выкинуть, к сожалению, этого идола он не мог. Артем иногда наведывался к нему. И, не увидев своего подарка, почувствовал бы себя смертельно обиженным. Артем вообще был чудак, увлекавшийся разными эзотерическими учениями и магическими штучками-дрючками. Артем обратился к потусторонним силам и мистике относительно недавно: три года назад. Он попал в автокатастрофу, впрочем, серьезно не пострадал, и приписал свою везучесть вмешательству высших сил. «Они меня ведут», — таинственным шепотом сказал он однажды Паше, когда тот спросил своего приятеля, что у него болтается на шее? «Амулет, — ответил Артем. — Священный пентакль Соломона. Печать высших сил, спасших меня от гибели». Паша ни спорить, ни возражать не стал. В конце концов, пережить такой шок — не дай бог никому. И если Артем считает, что от смерти его уберегло чудесное вмешательство свыше, — пусть! Он — неплохой парень. А вера — личное дело каждого. Сейчас во что только не верят: в сайентологию, буддизм, белое братство, каббалу и т. п., и т. д. Взять, к примеру, звезд Голливуда. Уж на что, казалось бы, практичные люди, миллионные гонорары оттяпывают, живут в запредельной роскоши: виллы как сказочные дворцы, обстановка — «привет из рая», и то их тянет на что-то «душевное». Забрели эти овцы в разные огороды. Том Круз — сайентолог, Ричард Гир — буддист, Мадонна — каббалистка… Так почему бы Артему Лебедеву, скромному гражданину Российской Федерации и жителю Москвы, не верить во что-то ирреальное? Пусть верит. Хуже было другое: подарки Артема были тоже из разряда «мистических». Однажды он подарил Паше амулет в виде зуба, который Павел завернул в туалетную бумагу и запихнул в ящик компьютерного стола. В другой раз он вручил Паше смесь ароматических масел, якобы отгоняющих злых духов. Пока не водятся, пытался пошутить Паша. Но Артем укоризненно поглядел на него и покачал головой. «Это тебе так кажется, — сказал он, — злые духи, они людей везде подстерегают. Так и ждут, как бы наброситься на них». Паше на мгновение даже стало стыдно, что за ним не бегает какой-нибудь завалященький злой дух и не пугает его по ночам зубовным скрежетом и потусторонними воплями. Смесь, небольшая коробочка, похожая формой на пенал, была также спрятана с глаз долой. На этот раз — на книжную полку. И, наконец, китайский божок. Толстый, пузатый. Артем сказал, что это символ плодородия и изобилия. Бог долголетия, счастья и семейного благополучия. «Спасибо, спасибо, — сказал Паша, принимая на руки толстопузого идола. — Как только изобилие зафонтанирует, я приглашу тебя разделить его со мной». Грустный взгляд Артема заставил Пашу устыдиться. «Для него это святыня, а я иронизирую!» — подумал Павел.

Поэтому Паша и не мог выкинуть улыбающегося божка. Но так как тот его здорово раздражал, то и «кочевал» по комнате в поисках постоянного пристанища. Идол стоял то на полу, то на столе, то на подоконнике. В настоящий момент он почивал на краю стола. И снисходительно смотрел на Пашу. Паше его взгляд не понравился. Он снял идола со стола и поставил на пол.

Книги Паша положил на полку, компакт-диски — тоже. Теперь на стол можно было ставить ноутбук.

Паша включил компьютер. И задумался. Лариса Марголина… Как она попала в число актрис, участвовавших в проекте «Придворный роман»? Паша подумал, что надо позвонить и спросить об этом Надин, но, посмотрев на часы, понял, что это желание неосуществимо. Три часа ночи! Интересно: Надин спит или все работает?

Внезапно ему захотелось это проверить. Он набрал номер Надин и стал ждать, затаив дыхание.

— Алло! — услышал он в трубке. — Алло!

Ни слова не говоря, Паша дал отбой.

Значит, Надин по-прежнему сидит за ноутбуком и просматривает картотеку. Бедная Надин! В каком состоянии она будет завтра?

Паша нажал на кнопку enter.

Перед ним возникло лицо Ларисы Марголиной. От ее красоты у Паши перехватило дыхание. Тогда, у Надин, он не имел возможности рассмотреть девушку повнимательней. Он был потрясен, удивлен, озадачен. А теперь… он мог любоваться ее лицом, как произведением искусства. Как дивным полотном великого художника. Паша поймал себя на том, что его потянуло говорить возвышенным слогом. Как поэта. Он посопел и взглянул на китайского божка, стоявшего на полу. Ему показалось, что тот ухмыльнулся. Паша нахмурился и снова перевел взгляда на экран. Нет, он был не в силах оторвать взгляд от этого лица. Так бы смотрел и смотрел на него… Лариса Марголина… Лара… В переводе с греческого — «чайка»…

Прелестный овал. Лицо было чуть широковатым. Но это ей шло, придавало отпечаток индивидуальности. Глаза — цвета нежнейшей зелени. Чистейшей и нежнейшей… Красивой формы нос, четко вылепленные губы. Не полные и не тонкие, своим изгибом они напоминали лук. Белая мраморная кожа. Темные волосы, доходящие до плеч.

Какими судьбами ее занесло в Стамбул, в грязную турецкую лавочку? Ее что, похитили? Паша не мог отделаться от мысли, что все это — бред и фантазия, рожденная в его воспаленном мозгу. Слишком все это было невероятным, удивительным, чтобы походить на реальность. Но…

Лариса Марголина существовала в действительности. И свидетельством тому — ее фотография, на которую он сейчас смотрел. И он видел ее в Самбуле. Это были два реальных факта, которые он не мог подвергать сомнению. Хотя бы потому, что Паша всю жизнь считал себя трезвым, здравомыслящим человеком, твердо стоящим на земле, а не витающим в облаках. Он не читал, как многие его знакомые, фэнтези, считая это заумным вымыслом. Он даже не смог досмотреть до конца первую часть «Властелина колец». Как только на экране возникли хоббиты, Паша понял, что зря он купил этот диск. Игрушечная Хоббитания с ее обитателями была ему неинтересна.

А тут — странное, непонятное стечение обстоятельств!.. Лариса Марголина, умершая год назад и чудесным образом воскресшая в Стамбуле. Налюбовавшись ее лицом, Паша поместил фотографию в отдельную папку и назвал ее face. Потом, секунду подумав, переименовал: Lara. Он щелкнул мышью и раскрыл информацию, закодированную под номером 0021. Она была размещена на том же самом диске, который он взял, не спросив у Надин, но отдельно, в конце.

Лариса Марголина, актриса, родилась в 1981 году. Занималась в театральном кружке при Дворце молодежи. В 1999 году переехала в Москву. Играла в театре «Марионетки». Снималась в фильмах: «Последний излом», «Полет над небом». В настоящий момент участвует в пробах на роль главной героини в сериале «Придворный роман».

Внешность яркая, запоминающаяся. Здоровье отличное. Все показатели — удовлетворительные: пульс, давление, кожный покров. Группа крови — вторая. Допущена до участия в проекте.

Паша чуть не присвистнул! Но вовремя вспомнил, что сейчас глубокая ночь. Не совсем подходящее время для свиста. Он может разбудить бабушку. Она спит очень чутко. И часто просыпается среди ночи. Ну американцы, ну дают, усмехнулся Паша. Как же они привыкли все детализировать, взвешивать, уточнять. Принято считать, что самый педантичный народ — немцы. По-моему, американцы их давно уже переплюнули, подумал Паша. Как они составляют контракты: каждый чих учитывают, как скрупулезно во все вникают… Паша знал об этом не понаслышке. Фирма, на которой он работал, в некоторых областях сотрудничала с американцами. Так вот, его начальник, Константин Борисович, каждый Раз перед приездом заокеанских партнеров пил валерьянку и глотал пачками успокоительные таблетки. Настолько они выводили его из себя своей придирчивостью и дотошностью.

И сейчас Паша мог наглядно убедиться в хваленой американской пунктуальности. Даже здоровье приняли во внимание. Все показатели учли! Впрочем, это они, наверное, для медицинской страховки. Чтобы знать: на какую сумму страховать. А то вдруг во время съемок здоровье у актрисы откажет — в обморок упадет или руку сломает.

Паша вышел из справки и задумался. Он не представлял, что ему теперь делать. Где и как искать концы истории с Ларисой Марголиной? Может, обратиться к Надин? Сегодня она пришла в раздражение от его расспросов. Но это понятно: срочная работа, бессонная ночь, а тут он лезет со своим любопытством. Надо будет поговорить с ней в другой раз, когда выпадет более подходящий момент.

Он выключил ноутбук. И лег спать. Половина четвертого ночи. Хорошо, что завтра не надо идти на работу. И можно выспаться.

ГЛАВА 3

— Сколько ты думаешь спать, соня? — услышал он утром сквозь сон слова бабушки.

— Сейчас встаю! — крикнул Паша, откидывая одеяло. — Бр-р, — прорычал он. Голова раскалывалась.

Он побрел в трусах и в майке к гантелям. Надо было сделать хоть несколько упражнений. А то мышцы ослабли. В своих мечтах Паша иногда воображал себя хорошо натренированным качком. С мышцами, как у Брэда Питта в «Трое». Но он понимал, что до Питта ему далеко. Занимается он нерегулярно, от случая к случаю, тогда как в физкультуре главное — систематичность. А потом, природная конституция у него не та, чтобы красоваться мускулами.

Паша поднял несколько раз гантели. Но заниматься физрой не хотелось. В другой раз, пообещал он себе. Когда будет настроение.

— Завтрак подогревать? — крикнула Вера Константиновна.

— Да.

По квартире плыл божественный запах. Блинчики! Бабушка великолепно готовила. Особенно ей удавалась выпечка.

— Бабушка! — сказал Паша, входя в кухню и целуя ее. — Как ты меня балуешь!

— Приходится, а что делать! Внук-то один!

— Как жаль! Было бы у тебя двое или трое внуков, вот было бы здорово.

По лицу Веры Константиновны пробежала тень. Вдруг это больная тема, мелькнуло в голове у Паши. Может быть, может быть… но свою мысль до конца Паша додумать не успел: перед ним выросла аппетитная горка блинов.

— С чем будешь? С клубничным вареньем? Со сметаной? Со сливочным маслом?

— Со сметаной. Мама ушла?

— Да, сегодня у нее тяжелый день. На работе, а потом прием — там, — качнула головой вправо Вера Константиновна. «Там» — означало квартиру на Чистых Прудах.

— Ясно. Значит, придет поздно?

— Да. Не рано. У тебя сегодня последний день отдыха?

— Не напоминай об этом, — попросил Павел.

— Отдыхать — не работать. Рассказывай, как там в Стамбуле? Вчера ничего сообщить не успел. Сразу к своей Надин умчался. Ну понятно, дело молодое…

Паша невольно покраснел.

— Да… Надин… — И тут он спохватился. Его же просили описать Стамбул, а не Надин. — Город замечательный. Красивый. Для нас это экзотика. Мечети, архитектура. — Паша подумал, что он несет жуткую околесицу. Второклассник и то рассказал бы лучше. Живописнее. А он изъясняется, как Эллочка Людоедочка. Но ничего не мог с этим поделать. Во-первых, Стамбул уже выветрился из его головы в связи с тем, что он вчера увидел на диске у Надин — лицо Ларисы Марголиной, в которой он признал девушку, встреченную им на стамбульском базаре. Во-вторых, он не выспался. И с трудом приходил в себя. В-третьих, на него Стамбул не произвел никакого впечатления.

— Какие блинчики! — изобразил на лице умиление Паша. Ему хотелось увильнуть от стамбульской темы. — Смак!

— Вот сметана.

— Как я соскучился в Турции по твоей кухне!

— Что, там плохо кормили?

Паша решил больше не возвращаться к Турции. Ни под каким соусом и видом.

— Да… неважно! Чуть не забыл! Подарок! — Паша выскочил из-за стола с блином во рту.

— Поешь! Потом вручишь. Но Паша уже не слышал ее.

— Вот, — через минуту он протягивал Вере Константиновне лежавшего на ладони светло-бежевого слоника.

— Спасибо. Люблю путешествовать. Когда-то я ездила в Крым…

— Я пошел, — сказал Паша.

— Ты еще толком не поел.

— Не хочу. Наелся.

— Во сколько придешь?

— Не знаю.

— Если задержишься — предупреди! — велела бабушка.

— Я позвоню тогда.

Никакого четкого и стройного плана в голове у Паши не было. Он решил действовать наобум. Экспромтом. Первым делом он хотел разговорить Надин, хотя понимал, что сделать это будет очень нелегко. Кроме того, Надин была на работе. Отвлекать ее — опасно. Можно получить выговор. Но рискнуть стоило. Паша ощущал в себе такую жажду деятельности, что сидеть сложа руки он больше не мог ни одной минуты.

Закрывшись в комнате, Паша набрал номер мобильного Надин. Ее голос был чуть сонным, как будто бы она только что проснулась.

— Алло! Паш, ты?

— Ну я, — бодро ответил Паша. — Кто же еще? В трубке возникла пауза.

— Ты что-то хотел?

— Да. Увидеть тебя.

На этот раз пауза была длиннее первой.

— В смысле?

— Увидеться, повстречаться, побеседовать. У меня нет, к сожалению, под рукой словаря Даля, чтобы перечислить все значения слова «увидеться».

— Паша, Даль мне не нужен. Обойдемся без него, — сказала Надин.

— Надин. Я хотел просто с тобой поболтать. Очень соскучился. Вчера мы пахали как волы…

— Хорошо, подъезжай ко мне на работу. У нас будет краткое рандеву. Если тебя это устроит — приезжай! Все равно я сегодня приду домой поздно.

— Ты мне пропуск выпишешь?

— Конечно! Не забудь паспорт.

Контора Надин располагалась на Октябрьской. В хорошем двухэтажном особняке. Пару раз Паша был на работе у Надин, поэтому здание он нашел довольно быстро. Но когда Паша миновал охранника, запищал мобильник. Звонила Надин.

— Лучше встретимся в буфете. Я уже спускаюсь туда.

— Идет!

Надин сидела за столиком. Увидев Пашу, она помахала ему рукой.

— Привет, — сказал Паша, подходя к ней.

— Привет!

Бессонная ночь не прошла для Надин даром. Сквозь безупречный макияж просвечивала измотанность и усталость. Ей очень шел темно-синий брючный костюм и ослепительно белая блузка, открывавшая красивый изгиб шеи, но все равно было видно, что Надин не в лучшей форме.

— Хорошо выглядишь!

— Паша, не льсти понапрасну. Как говорил монах Окаяма: «Не умножай сущности без надобности». Я прекрасно знаю, что вид у меня чуть покрасивее крокодила.

— Я искренне, — попробовал возмутиться Паша. Но Надин оборвала его:

— Не растрачивай себя попусту.

— Что будем есть?

— Я ничего не хочу. Зеленого чая здесь нет. Поэтому я буду кофе. Если хочешь, заказывай. Кормят тут отлично. Так что можешь пообедать.

— Да я тоже только что пое… — Паша вдруг подумал, что, растянув процесс поглощения пищи, он может подольше поговорить с Надин. А это как раз и входило в его планы. — Пожалуй, я пообедаю. Аппетит проснулся.

— Вот и хорошо! — с легкой иронией сказала Надин.

Когда Паша через пять минут вырос у столика Надин, в руках он держал поднос, на котором стояла большая тарелка борща, салат «Оливье», куриная котлета «по-киевски» и компот с большой булкой сердечком.

— Я смотрю, ты всерьез проголодался в Турции, — заметила она.

— Точно. Кормили паршиво.

Надин подняла брови, но ничего не сказала.

— Я не вижу моего кофе.

— Ах да! Прости старого идиота. Тебе какой?

— Эспрессо.

Пышная пена покрывала кофе, как снежная шапка — горный пик. Надин пила кофе и время от времени задумчиво посматривала на Пашу, сосредоточенно поглощавшего борщ.

— Ну как? Нашли подходящую кандидатуру на главную роль? — спросил он.

— О чем ты! Это еще предварительные поиски. Надо отобрать не меньше четырех-пяти кандидатур. А потом уже будут отбирать из них. Затем должны сказать свое слово партнеры. Словом, вся тягомотина еще впереди. И все это надо сделать в кратчайшие сроки.

— Но работа над проектом идет давно? — закинул удочку Паша.

— Три месяца.

— А не раньше?

— Что ты имеешь в виду? — чуть нахмурившись, спросила Надин.

— Ты, по-моему, говорила, что он начался больше года назад.

— Разве? Я не могла этого сказать!

— Извини, я не так понял, — сказал Паша и снова уткнулся в свою тарелку.

— Надюша! Расслабляешься? — Около их столика остановился молодой человек лет двадцати с небольшим. С русыми кудрявыми волосами. В глаза бросался яркий желто-зеленый платочек, обвивший его шею, как экзотическая змея.

— А… Денис. Мой шеф. Познакомьтесь. Денис, главный консультант по кастингу. Паша, мой друг.

— Друзья Надюши — мои друзья. Можно присесть? — и, не дожидаясь ответа, Денис плюхнулся на стул около Надин. — Не помешаю? — спросил он, оборачиваясь к Паше.

— Нисколько, — как можно суше сказал он.

— Ну и отлично! Я хотел с тобой поговорить, — он уже повернулся всем корпусом к Надин. Паша явно и бесповоротно выпадал из их компании. — Ты знаешь, Васин как взбесился! Говорит, что контракт под угрозой. И он увольняет нас всех к чертовой матери!

Надин беспечно отмахнулась.

— Такие разговоры ведутся чуть ли не каждый день. Поорет, и успокоится.

— На этот раз, кажется, все серьезно.

— Не думаю.

— Кстати, сколько у нас сейчас кандидатур на очереди? — спросил Денис.

Надин отодвинула чашку кофе. Паша весь превратился в слух и внимание.

— На сегодня? — переспросила девушка. Денис утвердительно качнул головой.

— Три. Вероника Полетаева, Милена Симонова и Вера Барышева, — сказала Надин.

— Мало!

— Немного, — согласилась Надин.

— На следующей неделе приезжают американцы.

— Это уже окончательная информация?

— Да. Последняя и окончательная. Только что в дирекцию пришел факс. Я оттуда. Сама понимаешь, что это значит?

— Понимаю. Денис, ты пришел ко мне как официальное лицо? И просишь меня удвоить, утроить мои старания? Или пришел просто поделиться информацией, которой владеешь?

Паша в который раз восхитился умению Надин ставить точки над «и».

— Надюш, как можно! — поднял вверх руки Денис. — Я просвещаю, как у нас на сегодня обстоят дела. Обстановка накалена, и главный мечет икру, он боится, что в любой момент проект сорвется.

— Ясно. Сигареты есть?

Денис похлопал себя по карманам светло-желтой рубахи.

— Есть. Даже зажигалка имеется.

Надин взяла сигарету и закурила. Паша подумал, что она стала слишком часто курить.

— Я все поняла. Можешь не беспокоиться, — сказала она.

— Я знаю, что ты у нас девочка умная, — хохотнул Денис.

Паше захотелось взять его за шкирку и дать пинка под зад или удавить шейным платочком. «У меня уже развивается творческое мышление, — с иронией подумал Паша. — Я продумываю различные комбинации поведения в отношении хама: задушить, избить, зарезать».

Надин никак не отреагировала на эту реплику.

Денис обвел глазами буфетный зал.

— Не буду вам мешать, — сказал он, поднимаясь со стула. — Приятного аппетита. Пока, — кивнул он Надин.

— Пока, — процедила она сквозь зубы. — Приспособленец и подхалим, — сказала Надин, когда Денис отошел на приличное расстояние.

— Но ты же сама говорила, что только такие и выживают в наше время.

— Естественно! Кроме того, он хороший профессионал. И работает не только с Васиным. Он и у Других режиссеров нарасхват.

— Так на что же ты жалуешься?

— Я? Жалуюсь? — Надин рассмеялась тихим смехом. — Я просто констатирую факт. И все. Это он изящно намекнул, чтобы я вовсю старалась. Иначе меня ждет выволочка. Васин не хочет впрямую ни с кем портить отношения, вот и посылает своих эмиссаров.

— Ты же сама говорила, что Васин — небожитель, а тут он, получается, снисходит до тебя.

— Да, он — небожитель, но он также и диктатор. Жесткий умный человек, а такие во всем держат руку на пульсе. Он во все вникает, и ему до всего есть дело. Иначе он не смог бы руководить студией. И Союзом кинематографистов. Стоит кому-то передоверить дело, как оно молниеносно развалится. Эту истину знает каждый уважающий себя руководитель.

— Как у вас все тонко! — поддел ее Паша. Но Надин не восприняла его шутливого тона.

— Мне пора! — заявила она.

— Как, уже все?

— Все. Это был мой маленький технический перерыв.

— Жаль!

— Еще встретимся на неделе.

— Обязательно.

— Я позвоню.

Паша встал и чмокнул Надин в щечку. Она улыбнулась краешками губ.

— Пока. Дай свой пропуск отметить. — Надин посмотрела на наручные часы. — Сейчас четыре часа. — Она поставила подпись и передала пропуск Паше. — Все. Ты свободен.

Надин ушла легкой, стремительной походкой, оставив после себя слабый запах цветочных духов.

Паша сидел, съежившись над тарелкой, и грустно размышлял. Сыщик из него — никакой. Он не смог расспросить Надин о Марголиной, узнать о ней какие-нибудь нужные и полезные ему факты. Просто тюфяк какой-то и мямля! В свое оправдание он решил, что в разгар его беседы с Надин приперся Денис и нарушил их общение. Не задавать же вопросы о Марголиной при Денисе. Это был бы верх глупости. Так что не так уж он и виноват. Если бы не назойливый Денис, то, может, он и выудил бы у Надин нужную ему информацию.

С отвращением посмотрев на сдобную плюшку, Паша почувствовал, что наелся до отвала. И не может проглотить больше ни кусочка. Паша встал из-за стола и с тоской подумал, что эта запутанная история требует, очевидно, других мозгов и сноровки. Не его, не Пашиных.

Он решил поехать домой. Сегодня был последний день отдыха. Завтра на работу. Но на середине пути, пошарив по карманам, обнаружил, что забыл ключи дома. Он набрал номер домашнего телефона. Никого. Позвонил по сотовому матери. И она сразу взяла трубку.

— Что случилось? — Паша подумал, что его мать исключает всякую возможность, что сын может позвонить просто так. Она считает, что, раз он звонит, значит, что-то произошло.

— Ничего. Я забыл дома ключи.

— Мамы нет?

— Нет. Поэтому и звоню.

— Я сейчас на работе. Потом у меня прием. Но буду в офисе не раньше шести. Подъезжай к этому времени.

— Хорошо. Договорились.

Паша подумал, что ему надо убить полтора часа. Вопрос: где? Слоняться по магазинам — занятие Для женского пола. К тому же он не взял деньги. Пойти в кафе? Он только что поел. А сидеть за пустым столиком ему никто не позволит. Оставалось — интернет-кафе. Что ж, это неплохая идея!

Ближайшее интернет-кафе находилось на «Третьяковской». Паша знал это, потому что там когда-то работал один его приятель.

Купив полчаса времени, Паша решил посмотреть, что есть в Сети о Марголиной. Он вошел в YANDEX и набрал: Марголина. Информации было очень мало. Краткая справка о двух фильмах, где она снялась, и все. И еще сноска на газету «Спид-Инфо». Паша сдвинул брови. Бульварная газетенка! Как туда Марголина-то попала? Он нажал курсором на «Спид-Инфо». Перед ним возникла заметка скандального характера под заголовком: «Полет над небом или над постелью?» И фотография Марголиной с актером Валерием Сергеевым. Лариса в вечернем платье, сильно декольтированном, веселая, улыбающаяся. Сергеев скосил глаза на ее грудь. Этот кадр и поймал фотокор. Под снимком была надпись: «А грудь Ларисы — то, что надо!»

Паша пробежал глазами бойкую статейку. Из нее он узнал, что между Марголиной и Сергеевым на площадке возник страстный роман. При каждом удобном случае парочка обменивалась нежными взглядами и поцелуями. Они вместе выходили на светские вечеринки, презентации, киношные тусовки. Заканчивалась статья риторическим вопросом: вырастет ли этот роман во что-то большее? Или Сергеев еще не готов к длительным и серьезным отношениям после развода со своей женой, тоже актрисой Лидией Карамышевой? Паша вздохнул: почему-то его слегка царапнула эта информация. Чуть-чуть. Самую малость. Он уже почему-то мысленно считал Ларису «своей». А тут — ее личная жизнь, роман…

Паша задумался. Валерий Сергеев был успешным актером, довольно много снимавшимся в кино.

В основном это были сериалы. Какое-то время со своей бывшей женой он работал в Америке, где снялся в нескольких фильмах, имевших неплохую прессу и прокатную судьбу. Сергеев, приземистый, темноволосый, был не красавцем, но остроумным и обаятельным мужчиной. К тому же — известным актером, так что немудрено, что Лариса увлеклась им.

Пошарив еще по Интернету, Паша больше ничего о Марголиной не нашел. Она не успела примелькаться и войти в когорту молодых актрис, имена которых не сходили со страниц глянцевых журналов и популярных газет. Она вспыхнула и тут же исчезла. Канула в небытие. Немудрено, что о ней моментально забыли. Стоит любому, даже маститому, актеру выйти в тираж и перестать сниматься, как о нем сразу забывают… Что же здесь говорить о Марголиной, молодой начинающей актрисе?

Паша вернулся к информации о фильмах. «Последний излом» и «Полет над небом». Оба были сняты известными режиссерами. Первый фильм — модной сценаристкой, актрисой и режиссером Ингой Бартоль, эффектной блондинкой, снимавшей арт-хаусные фильмы. Ее манера говорить, растягивая слова, вовсю обыгрывалась пародистами. Особенно одним, молодым и нахальным, Вячеславом Скворцовым. Но Инга не обращала внимания на эту возню вокруг себя. Она была крепким профессионалом и удивительно фотогеничной женщиной. Своей классической холодной красотой Инга напоминала знаменитых кинобогинь прошлого — Грету Гарбо и Марлен Дитрих.

Фильм «Полет над небом» снял Владимир Ковальчук, на счету у которого была пара крепких боровиков, поставленных с почти голливудским размахом.

Паша не видел ни первого, ни второго фильма. Он посмотрел на часы. Его время вышло. Можно купить дополнительное время и посидеть в Сети еще, но смысла не было. Весь материал о Марголиной он уже просмотрел. Ехать к матери рановато. Если только подождать ее во внутреннем дворе…

Паша встал со стула и почувствовал, что его клонит в сон: все-таки лег он вчера поздно. Чашка кофе, выпитая им в буфете, взбодрила его. Уже выходя из интернет-кафе, он подумал, что о Марголиной имелось удручающе мало информации. Можно сказать — почти ничего.

Дом на Чистых Прудах, где находилась квартира матери, переоборудованная под офис, был построен в тридцатых годах прошлого века. Он был внушителен и помпезен. Именно в таких домах полюбили селиться новые русские. Паша не любил бывать в этом офисе, носившем название: «Психолого-медицинский центр „Алтея“. За сеансы мать брала дорого, но деятельность свою не афишировала и рекламу в газетах не давала. Как-то Паша спросил ее: почему она не рекламирует свой центр? „Мне это не нужно, — ответила мать. — У меня и так хватает клиентов“. О своей работе мать почти ничего не говорила, да Паше это было и неинтересно. Психоанализ, гипноз, коррекционная терапия… Все эти термины для него — темный лес. Сам он с детских лет знал твердо: профессию матери он никогда не выберет.

Мать принимала пациентов одна. Иногда в офисе присутствовала секретарша, Юлия Кирилловна. Чаще она работала на дому и записывала клиентов на прием. А потом передавала эти данные матери. Худая, со светло-рыжими волосами, собранными сзади в хвост, тонкими губами и такой светлой кожей, что, казалось, она отсвечивает фарфоровой белизной, Юлия Кирилловна была бы почти симпатичной, если бы не странный немигающий взгляд светло-голубых глаз. Он словно пронизывал насквозь, Паша ежился каждый раз, когда сталкивался с Юлией Кирилловной.

Паша набрал код и вошел в дом. Он не стал ждать лифта, а пошел пешком на третий этаж. Он решил подняться и посмотреть: есть ли в офисе Юлия Кирилловна? Тогда он бы мог подождать мать там, а заодно выпить еще кофе. Голова снова стала тяжелой, и неприятно заломило в затылке.

К его удивлению, дверь была открыта. Он подумал, что это ненадолго отлучилась Юлия Кирилловна. Хотя оставлять двери открытыми — было на нее не похоже. Он вошел в просторный холл и подошел к приемной. Прислушался: оттуда доносилось неясное бормотание. Мать уже была здесь и вела сеансы! Паша различал два голоса: материнский — тихий, спокойный, с убаюкивающими нотками, и сбивчивый, глухой — мужчины. Он говорил так, как будто наговаривал текст на диктофон. Скорее всего, он лежит на кушетке и делится с матерью своими страхами и проблемами. Паша однажды спросил у матери: зачем она скопировала у западных психоаналитиков эту кушетку? Это же так смешно выглядит. Лежит взрослый дядя или тетя на топчанчике и «грузит» врача своими комплексами! Но мать не поддержала его ироничный тон. «Да, — сказала она, спокойно глядя сыну в глаза, — так принято на Западе. Особенно в Америке. Поэтому я и применяю данный метод в своей работе. Он выглядит солидно и внушает доверие, именно потому, что на нем ярлык: „made in USA“. Люди любят, когда им Дают товар в заграничной упаковке. Ты это знаешь не хуже меня. И я не собираюсь читать тебе лекции на эту тему». — «Понятно, — смущенно пробормотал Паша. — Я просто спросил…» — «А я тебе просто ответила», — парировала мать.

Паше стало интересно: о чем мог говорить незнакомый мужчина? О том, что к нему приставали в детстве зрелые тетеньки, первая девушка оказалась садисткой, а жена регулярно бьет мужа по голове туфлей и спит с соседом? Паша понимал, что его поступок не из красивых, но любопытство пересилило. Он приник ухом к двери и стал внимательно слушать. Из сумбурного монолога Паша понял, что дядя соблазнил какую-то малолетнюю девицу: не то соседку, не то племянницу. И с наслаждением, как бы смакуя, описывал свои сексуальные фантазии. Паша брезгливо оттопырил нижнюю губу. Вдруг он почувствовал за своей спиной присутствие чужого человека и быстро обернулся. За ним стояла Юлия Кирилловна.

— А… я к матери. Мы договаривались, — скороговоркой сказал Паша, как будто бы он не мог прийти к матери просто так. А непременно по предварительной договоренности. Как на прием к чиновнику. — Хотел постучаться, но понял, что идет сеанс, — добавил он, невольно покраснев.

Юлия Кирилловна, как всегда, устремила на него свой тяжелый немигающий взгляд.

— Да, Нина Георгиевна ведет прием, — сказала она в ответ на Пашину сбивчивую тираду.

— Тогда подожду. Не буду мешать. А… можно кофе, Юлия Кирилловна?

Ни слова не говоря, Юлия Кирилловна повернулась к нему спиной и, сняв с нижней полки черного шкафа электрочайник, включила его.

Паша плюхнулся в черное кресло. И глубоко вздохнул.

«Как нехорошо получилось: она, конечно, видела, что я стою и подслушиваю. И настучит матери», — подумал он.

— Сколько ложек кофе? — обратилась к нему Юлия Кирилловна.

— Что? Две, пожалуйста.

— С сахаром?

— Да. Одну ложку.

Юлия Кирилловна подошла к столику и протянула ему красный бокал.

— Спасибо.

Секретарша ничего не ответила. Наступила тишина. Паша взял в руки чашку кофе и сделал один глоток. Кофе был крепким. В его вкусе.

Офис матери состоял из двух комнат, изолированных друг от друга, туалета, ванной комнаты и кухни. Одна комната, большая, была приемной, другая, маленькая, — кабинетом. Квадратный коридор был обителью Юлии Кирилловны. Справа от входной двери располагалась стойка, за которой она обычно восседала. За стойкой — черный шкаф. Напротив — два черных кресла и низкий черный столик. С журналами и парой-тройкой свежих газет. Слева от двери — вешалка. Уютный стильный офис. Стены в коридоре были светло-голубыми. Над столиком висела большая картина, выполненная художником-абстракционистом. Это было нагромождение разных пятен: ярко-алых, бордовых, винно-красных, темно-розовых. Поверх пятен струились синие тонкие полосы, похожие на веревки. «Это что?» — спросил Паша, когда увидел эту картину в первый раз. «Картина», — невозмутимо ответила мать. «Это не картина, а какой-то винегрет!» — «Абстрактное искусство всегда непонятно. Этого от него и не требуется». — «А чем она тебя привлекла?» — задал вопрос Паша. Ему казалось, что для офиса лучше подойдет картина в классическом стиле. — Все-таки на прием приходят психи, люди с измотанной нервной системой, им полезно остановить свой взгляд на чем-то более спокойном, традиционном. А эти пятна раздражают, нервируют.

«Ты не прав, — возразила ему мать. — Эту картину художник писал в состоянии медитации. Она обладает внутренней силой, гипнотическим влиянием. Если на нее долго смотреть, то можно почувствовать смену гаммы эмоций. Как контрастный душ. Вначале от обилия красных тонов учащается сердцебиение, расширяются зрачки. Человек ощущает в себе бодрость, а потом он постепенно испытывает чувство легкости, полета. Потом от красного цвета он переходит к синему. Задерживается на нем. Он получает успокаивающий эффект». — «А когда он переводит взгляд на стены приемной… он засыпает, — со смехом подхватил Паша. — От светло-голубого любой уснет». — «Вот видишь, ты и сам во всем хорошо разбираешься, из тебя бы получился неплохой психоаналитик». — «Боже упаси, — замахал руками Паша. — Ни за что!» — «В этом все и дело», — заключила мать.

Послышался звук открывающейся двери. Из приемной выходил пациент. Паша с любопытством взглянул на него. Это был плотный мужчина лет сорока пяти. С темными, коротко стриженными волосами и большой родинкой под левым глазом. Чуть смугловатая кожа и темные глаза. Паше показалось, что его лицо он где-то видел. Но вот где? За ним шла мать. В белом халате. Темные блестящие волосы были распущены по плечам.

— Паша? — удивилась она. — Мы же договаривались на другое время.

— Да… конечно… но так получилось.

— Кто-нибудь звонил? — обратилась она к секретарше.

— Нет.

Мужчина мельком взглянул на Пашу и, сухо кивнув головой на прощание, стремительной походкой вышел из офиса.

Мать села в кресло по другую сторону столика и обратилась к Юлии Кирилловне:

— Юля, кофе!

— Сейчас, Нина Георгиевна. С молоком или без?

— Без. Две ложки кофе.

— Мам, этот тип показался мне знакомым. Это не артист?

— Артист? — брови матери взлетели вверх, и она рассмеялась. — Нет. Не артист. Это чиновник Министерства культуры. Довольно высокого ранга.

— Это к тебе такие пациенты ходят? — Паше хотелось схохмить, но он понимал, что его слова звучат глупо.

Брови матери вторично поднялись вверх.

— Что ты хочешь этим сказать, Павел? — В ее голосе прозвенел металл.

— Ничего. Но я не думал, что у тебя такие именитые пациенты.

— Я неплохой психиатр, как ты, наверное, догадываешься. Почему ко мне должна ходить всякая шушера?

В этом была вся мать. С ней можно было нормально разговаривать, шутить, иронизировать, но в любой момент она могла одернуть тебя и мгновенно превратиться в великосветскую леди с королевскими манерами, которую пытается унизить какое-то ничтожество и пустое место.

— Да я просто так сказал, — стушевался Паша.

— Ну, как Стамбул? Вчера нам не удалось толком поговорить. Был у девушки, — пояснила мать Юлии Кирилловне. Та понимающе кивнула головой. Секретарша колдовала над чашкой, наливая кофе.

Паша хотел вздохнуть, но тут же испугался, что его вздох будет расценен как недовольство. В конце концов, мать сделала ему такой подарок — поездку в Стамбул, а он, вместо того чтобы восторгаться и благодарить, будет вздыхать.

— Отлично! Так красиво! Просто прелесть! Стамбул — это очаг древней цивилизации. Архитектура города формировалась под влиянием… — бойко начал Паша.

— Я была в Турции, — вставила Юлия Кирилловна, — но не в Стамбуле. В Анталии.

— И как? — спросил из вежливости Паша. Он был страшно рад, что ему не надо вдаваться в подробное описание Стамбула.

Юлия Кирилловна пожала плечами:

— Хорошо. Солнце, море.

— Отдыхать — не работать, — с улыбкой заключила мать.

— Да, ты напомнила о моей завтрашней работе, — скорчил недовольную мину Паша.

— Так скоро?

— Наш не любит давать своим сотрудникам длительные отпуска.

— Особенно незаменимым. — Сегодня у матери, судя по всему, было прекрасное настроение. Такой веселой Паша ее видел редко.

— Может, еще кофе? — спросила его мать.

— Можно.

— Юлечка!

— Ты кого-нибудь еще ждешь? — спросил Павел.

— Почему ты так решил?

— Ты в белом халате и не снимаешь его. Мать рассмеялась.

— Это уже как моя вторая кожа. Прилипла намертво. Но ко мне действительно должны прийти.

— А этот, чиновник из Минкульта… Какие у него проблемы?

— А что? С каких это пор ты, Паша, стал интересоваться моими делами? Ты всегда говорил, что никогда не стал бы психиатром. Представляешь, Юль, в детстве он говорил, что я работаю психом!

Женщины рассмеялись и посмотрели на Пашу. Он почувствовал себя круглым дураком.

— Это было давно…

— А сейчас ты работаешь в рекламном агентстве и составляешь дурацкие тексты. И еще говоришь, что коллектив у вас сволочной, а начальник — козел.

Это была неинтересная тема. И Паша понял: пора уходить. Кроме того, такой разговор задевал его мужское самолюбие. Его размазывают по стенке, а он что, должен терпеть?

— Ладно, я пошел. — Паша поднялся с кресла, обиженно засопев.

— Не кипятись. Я любя.

— От такой любви вешаются, — пробурчал Паша.

— Вот мужчины — какой народ! Любят, чтобы их по шерстке гладили.

— Ну, хотя бы не трепали.

— А что, нельзя потрепать собственного сына? Подойди сюда, — скомандовала мать.

Паша покорно приблизился к ней.

— Наклонись!

Он наклонился. И тут материнские руки стали трепать его волосы.

— Ой, больно! — притворно охнул Паша. Но она еще крепче запустила пальцы в волосы и стала с силой теребить их.

— Терпи!

Паша невольно бросил взгляд в зеркало, висевшее около двери приемной. Мать прижимала его голову к себе и трепала волосы. Она напоминала большую кошку, схватившую свою добычу. Мать была среднего роста, но очень сильная. Не толстая и не худая. Плотно сбитая. Поджарая. Она уделяла внимание своей форме и ходила, когда выпадало свободное время, в спортивные клубы и фитнес-Центры. А дома у них стояло два тренажера.

— Все, меня полностью скальпировали. Юлия Кирилловна — вы свидетель этого безобразия, — заявил Павел.

— Юля на моей стороне, так что поддержки от нее не жди.

— Я так и знал. Вы тут — одна команда. Полный матриархат.

Внезапно мать посмотрела на наручные часы и слегка нахмурилась:

— Я должна отдать тебе ключи.

— А я уже забыл про них, — признался Паша.

— В кого ты у меня такой растяпа?

— Сам не знаю. Надо на досуге подумать. Мать встала и пошла в кабинет. Оттуда она вышла с черной сумочкой.

— На, бери ключи. Бабушка сегодня придет поздно. Она у подруги.

— А ты?

— Еще не знаю.

— Все. Гуд-бай. До свидания, Юлия Кирилловна.

Паша ехал в метро и думал, что завтра — ненавистная работа. Которая ему осточертела. Мать права: дурацкие тексты, начальник — козел, коллектив — сволочной. Павел неоднократно жаловался ей на это. Но ничего другого на горизонте пока не было. Так что приходилось терпеть.

Дома Паша наскоро поужинал макаронами с ветчиной и, вымыв посуду, пошел к себе в комнату. Перед тем как лечь спать, он включил ноутбук. Полюбоваться на Ларису. На прекрасные, чистые линии ее лица. Паша смотрел, смотрел на Ларису, пока не почувствовал, что его глаза слипаются. Тогда он выключил компьютер и пошел спать. Завтра начинается первый трудовой день.

Начальник был не просто дураком, а дураком в квадрате. Или в кубе. Как кому понравится. Константин Борисович, бывший военный, а ныне — директор рекламного агентства «Квадро», считал себя непревзойденным профессионалом. А каждого, кто сомневался в этом, готов был стереть с лица земли. Причем — буквально. Маленького роста, похожий на Колобка, он зорко взирал на все вокруг и контролировал своих сотрудников даже в мелочах. С этой целью он установил в рабочих комнатах видеокамеры. И смотрел, как используют драгоценное рабочее время его подчиненные. Нужно ли говорить, что переговаривались они исключительно шепотом и кратко. Целый день сотрудники сидели за своими столами с прямыми спинами, как истуканы, и стучали по клавишам компьютеров.

Паша шел на работу с чувством непреходящей тоски. Он считал, что его на работе откровенно притесняют. И делает это некая сволочь по фамилии Бартков, правая рука директора, его любимчик, гад и стукач. Он, как нарочно, уводил у Паши из-под носа самые хорошие и выгодные заказы, а взамен подсовывал всякую мелочевку и мутотень, от которой у Паши сводило челюсти. Он неплохо работал с потенциальными заказчиками, долго и кропотливо вникал в их пожелания, а потом узнавал, что договор уже подписан, но сама работа отдана другому. Не ему. И от этого Паше хотелось поговорить с Бартковым начистоту. По-мужски. Набить тому морду! Но он понимал, что после этого ему придется писать заявление об уходе. Паша подумывал о смене работы и временами просматривал интернетовские сайты. Но ничего подходящего там не было. Либо работа не та, либо зарплата — мизер. Паша мечтал об интересной работе — составлении качественной рекламы, эффектной, запоминающейся. И что? Вместо этого он сидел и составлял тексты, Рекламирующие журнал «Юридическое право» или «Финансы и бухучет». Он тонул в длинных нудных текстах, присланных заказчиками в качестве отправного материала, пытаясь найти в них некую изюминку. Выворачивал мозги и так, и эдак. И, наконец, махнув на все рукой, выдавал рекламу, от которой его самого тошнило.

Но накануне поездки в Стамбул ему наконец-то поручили интересное задание. Составить ударный рекламный слоган, как выразился Константин Борисович, для нового универмага «Малиновский», который собирался в конце октября провести свою презентацию. Реклама должна бить не в бровь, а в глаз, подчеркнул шеф. Он надеется, что молодой перспективный сотрудник Павел Ворсилов справится с порученным ему делом. Он работает у них уже второй год, но пока себя ничем не проявил. При этих словах Паша стиснул зубы. Ему дается шанс показать себя, продемонстрировать свои способности и умение, разглагольствовал шеф. «Потому что Бартков в отпуске», — добавил про себя Паша. Еще десять минут Константин Борисович полоскал ему мозги, а потом со словами: «Иди и работай» — отпустил, махнув рукой.

Паша почувствовал, как у него приятно екнуло в сердце. Может быть, это его звездный час! И Паше захотелось выдать все, на что он способен, составить такую рекламу, чтобы все ахнули. Даже Бартков. Реклама должна быть просто убойной. Паша ломал голову и в конце концов сложил такие строчки:

В универмаге «Малиновский»

Вы свой вопрос решите ловко:

Вы все накупите вперед

Своей семье на целый год.

Проходя мимо рабочего места Павла, одна из сотрудниц, Лидочка Макарова, рыженькая, смешливая девушка, глянула на экран компьютера:

— Ну как, получается? — спросила она, кокетливо поведя глазами.

— Да так, — буркнул Паша. Его бросило в жар.

Он ощущал себя первооткрывателем. Колумбом. И ему не хотелось, чтобы кто-то совал нос в его дела.

— Понятно. Лавров жаждешь? — хихикнула Лидочка.

Когда он только пришел работать в «Квадро», Лидочка изо всех сил пыталась взять его в оборот. Но Паша оказался упрямым орешком, и Лидочке пришлось отступить. Он тогда еще подумал, что ему нужно повесить себе плакаты на грудь и на спину. С одной стороны написать: «В браке не нуждаюсь». А с другой — «Интим не предлагать». И таким образом обезопасить себя от всех охотниц за обручальными кольцами и штампом в паспорте.

И вот теперь Паша представлял, как его вызовут к начальству. Константин Борисович встанет из-за стола, подойдет к нему. И пожмет руку. И выпишет премию. И его, Пашина, реклама будет красоваться на всех плакатах, нацепленных на фасад универмага «Малиновский». И он в первый раз почувствует удовлетворение от проделанной работы. И легкий привкус славы.

Но все это оказалось дутой мечтой. Лопнувшей, как мыльный пузырь. Всю первую половину рабочего дня Паша сидел как на иголках. Он ожидал, что начальство вот-вот вызовет его к себе. Но секретарша шефа позвонила только после обеденного перерыва и попросила его зайти в приемную. Полный радужных ожиданий, Паша переступил порог кабинета Константина Борисовича. Однако вместо похвалы Паша услышал следующее:

— Ворсилов, ты знаешь первую заповедь нашего агентства? Первый пункт Устава?

Это была задумка шефа: написать Устав «Квадро» и раздать его всем сотрудникам. Устав должен был непременно находиться на рабочем месте. Под Рукой, чтобы в любой момент можно было заглянуть в него и почерпнуть оттуда бесценные заповеди шефа. Устав был напечатан на мелованной бумаге с золотым тиснением. На это денег было не жалко. Первые десять пунктов Устава директор «Квадро» обязал своих подчиненных выучить наизусть. И горе было тому, кто посмел бы нарушить царскую волю. Его могли уволить, понизить в должности, лишить премии.

— Первый пункт? — Паша наморщил лоб. — Ну, конечно! «Реклама должна удовлетворять интересы заказчика и способствовать дальнейшему процветанию его дела».

— Точно, Ворсилов, точно! Память тебя не подвела. Ну а ты… Что делаешь ты?

— В смысле? — не понял Паша.

Константин Борисович откинулся назад в черном кресле. И, задрав вверх голову, обвел взглядом стены кабинета. Паша невольно сделал то же самое. Шеф был невероятно тщеславен. Все стены кабинета были увешаны фотографиями, где директор «Квадро» был запечатлен с разного рода знаменитостями. Кого там только не было! И артисты, и политики, и чиновники мэрии, и бизнесмены. И на каждом снимке красовался Константин Борисович — с неизменной улыбкой прожженного дельца, только что впарившего своим клиентам второсортный товар по первосортной цене.

— В смысле, что ты режешь на корню будущую прибыль универмага «Малиновский»!

— Каким образом? — Паша внезапно почувствовал себя бандитом с большой дороги, обворовавшим всю кассу несчастного универмага.

Таким, Ворсилов, таким. Ты подрываешь главную стратегию бизнеса. — Паша даже вспотел. Он стоял перед Константином Борисовичем навытяжку, а тот даже не предложил ему сесть, что являлось показателем особой немилости. — А главная стратегия бизнеса состоит в непрерывном обороте капитала. А что предлагаешь ты? Прийти в универмаг всего один раз, накупить товара на целый год и больше туда не казать и носа!

— Это образная метафора, Константин Борисович! Поэтический оборот…

— Это не оборот, а элементарная халтура! Я недоволен тем, как ты выполнил порученное тебе задание.

— Мне переделывать?

— Нет. Я поручу это кому-нибудь другому. Ты у нас отдохнул. Повеселился в кварталах Стамбула. Теперь пора и за дело браться. Не все же в гаремах прохлаждаться. — И Константин Борисович рассмеялся, довольный своей остротой. Как и большинство руководителей, он считал, что обладает тонким чувством юмора. — Вот тебе новый материал. Новое задание. Фирма «Нежный аист» производит детские товары самого различного назначения. Им нужна хорошая реклама, — сделал шеф ударение на слове «хорошая», — для продвижения своего брэнда на рынке. Необходимые материалы тебе передаст Бартков. У тебя, Ворсилов, есть возможность исправить свой промах с рекламой «Малиновского». Все, разговор окончен. Иди работай.

Паша покинул кабинет шефа с чувством досады на себя. Вместо того чтобы красиво и достойно ответить начальнику, он стоял и мекал, как баран в загоне. Неудивительно, что ему поручают самые отстойные задания и вытирают об него ноги при каждом удобном случае. Он не может держать удар, вот в чем проблема.

Взяв у Барткова материалы, Паша вернулся на свое рабочее место. Развернул переданную ему папку. На него смотрели розовощекие младенцы, пускающие слюни и бессмысленно таращившие глаза, пеленальные столики, влаговпитывающие матрацы, ночные горшки с музыкальной подсветкой. Паше захотелось взять папку и швырнуть ее на пол или еще лучше: подкинуть ее в воздух, и пусть себе эти листы плавно опускаются на плечи и головы сотрудников. Что за материалы ему постоянно подсовывают! Неужели он так всю жизнь и прогорбатится в этой конторе на третьих ролях? Пашу охватила злость, которую надо было срочно на ком-то выместить. И жертвой его паршивого настроения пали ни в чем не повинные младенцы. Паша взял ручку и стал старательно подрисовывать младенцам усы, бороды, рожки, покрывать их головы буйной растительностью. Он вошел в азарт и рисовал, рисовал, ничего не видя и не слыша вокруг. Очнулся он от звенящей тишины. Паша мгновенно понял: тут что-то не так. Он повернул голову вправо и увидел рядом с собой Константина Борисовича, смотревшего на его художества. Пашу бросило в жар.

— Да… Ворсилов, — только и сказал шеф. — Это на вас так Стамбул повлиял, восточные наложницы или что-то другое? Например, неурядицы в личной жизни?

— Извините, — буркнул Паша. Ему было невыносимо стыдно.

— До конца рабочего дня, между прочим, пятнадцать минут. А вы используете служебное время явно не по назначению. Вы считаете, что я должен платить вам зарплату за красивые глаза?

Паше хотелось сказать, как маленькому, что он больше не будет, но шеф снисходительно бросил:

— На этот раз я вас прощаю. Но если такое повторится, считайте, что вы уволены. Вы поняли, Ворсилов?

— Да.

— Думаю, вы сделаете из нашего разговора определенные выводы.

Домой Паша пришел в крайне растрепанных чувствах. Вместо похвалы ему устроили выволочку — раз. Подсунули идиотское задание — рекламировать детские товары — два!

Вон Артем Лебедев занимается любимым делом. Оформляет сайты, посвященные «мистической» тематике. «Заказов хватает?» — поинтересовался однажды Паша. «Не так чтобы много, но есть. Главное — я делаю то, что мне нравится», — ответил Артем.

А он, Павел Ворсилов, занимается черт-те чем. А чем? «Чем мне тогда заниматься, — подумал Паша. — Чего бы я хотел? Никакой мечты у меня никогда не было. Всю жизнь я плыл по течению. Окончил школу. Поступил в коммерческий вуз на отделение рекламы. И ни разу я не задал себе вопрос: это действительно то, что я хочу? Это мне надо? Я всегда был примерным мальчиком и старался не огорчать мать и бабушку. А жить своей жизнью у меня не хватило смелости».

Паша отказался от ужина, несмотря на аппетитные запахи, плывшие из кухни. Пахло тушеным мясом и жареной картошкой. Матери дома еще не было. Паша включил ноутбук и полюбовался лицом Ларисы Марголиной. Он вдруг поймал себя на мысли, что это лицо стало для него спасательным кругом в водовороте мерзкой жизни, где правят бал Бартков и иже с ним. И вдруг Паша понял, что ему нужно делать. Найти Ларису! Для начала надо еще раз поговорить с Надин. Он набрал номер ее мобильника.

— Это я, Паша, — сказал он, когда она взяла трубку.

— Я это поняла.

— Ты занята?

— Да.

— Надолго?

Я тебе перезвоню, — сказала Надин.

— Я хотел только узнать: можно к тебе сегодня в гости?

— Сегодня? — Надин задумалась. — Хорошо. Приходи. Только не раньше девяти.

— Отлично! Красное или белое?

— Красное.

В трубке раздались частые гудки. Надин было некогда долго разговаривать.

— Ларочка, — прошептал Паша, — я тебя найду. Я обещаю тебе это!

ГЛАВА 4

Самое первое и неразрывно связанное с детством впечатление — река Клязьма. Ее темная вода, желтые кувшинки, обманчивое чувство покоя. Потому что там, на глубине, происходила своя таинственная жизнь, невидимая сверху. Там били ключи, затягивали воронки и цепляли коряги, которые были похожи на диковинных живых существ из другого мира. Она любила купаться в реке до посинения, до тех пор, пока бабушка не кричала: «Лариса, иди домой, вылезай из воды. Сколько можно там бултыхаться?» Но Лариса делала вид, что не слышит этих слов. Ей нравилось плыть по реке, лежа на спине и прищурив глаза. Летнее солнце пробивалось сквозь ресницы, и весь мир становился трепетно-золотистым, наполненным солнечными бликами, ласково скользившими по лицу, воде, склоненным деревьям…

Каждое лето она отдыхала у бабушки под Владимиром. В деревне. И с нетерпением ждала летних каникул весь год. Эти дни вырывали ее из привычной обстановки и были наполнены какой-то странной таинственностью.

Здесь ей нравилось все: ранние крики петухов, старые вишни за домом, вкус колодезной воды, хождение босиком по пыльной дороге… Но особенно — Клязьма. Купанье в реке. Однажды соседский мальчишка сказал ей, что очень здорово прыгать в воду с обрыва. «А где это?» — спросила Лариса. Сашка оттопырил нижнюю губу и почесал в затылке. «Надо немного пройти. За деревню, — пояснил он. — Минут двадцать. Там и будет обрыв». — «Я тоже хочу пойти с тобой», — сказала Лариса. «А тебя отпустят?» — засомневался сосед. «Я даже спрашивать не стану, пойду, и все». — «Смотри, как бы потом не выпороли». — «Не выпорют, я аккуратно», — пообещала Лариса. «Если что — я не виноват». — «По рукам», — согласилась она.

Сашка привел ее к обрыву, как они и договаривались. Когда Лариса глянула вниз, у нее захватило дух. Ей показалось, что река где-то далеко внизу. С непривычки кружилась голова и подкашивались ноги. Лариса сглотнула слюну. «Ну как, слабо?» — усмехнулся Сашка. Она посмотрела на него таким взглядом, как будто видела впервые. «Ничего подобного, — ответила она. — Не слабо». — «Ну тогда — прыгай!» Она снова посмотрела вниз. «Сейчас». Она сняла платье и аккуратно сложила его. Поставила рядом шлепанцы. Теперь она осталась в одном купальнике.

Она подошла к краю обрыва, сжала руки в кулачки и сложила их на груди. Крест-накрест. Зажмурила глаза. Было страшно. По-настоящему. Она открыла глаза и шагнула вперед. Когда она падала в воду, то раскинула руки, как крылья. И тут ее охватило чувство дикого восторга. Волшебного полета! Она что-то кричала от радости, а в следующее мгновение поняла, что она уже — в воде. Стремительно идет ко дну. Лариса изо всех сил спружинила вверх и, вынырнув на поверхность реки, тряхнула волосами. Темные волны волос разлетелись в Разные стороны. Она посмотрела наверх. Сашка смотрел на нее. Она помахала ему рукой. И подняла вверх большой палец. Она вдруг поняла, что самое ценное и трудное в жизни — победа над собственными страхами и трусостью. Но зато когда ты совершаешь поступок, то понимаешь: тебе подвластно все.

Ей было тогда десять лет, но ощущение победы и восторга осталось с ней навсегда.

Постепенно Лариса поняла и другую важную вещь. Очень трудно быть самой собой. Все вокруг хотят, чтобы ты была похожа на кого-то. Только не на себя.

Даже ее внешность выпадала из общего ряда. Она была какой-то необычной и странной. Мать называла ее хорошенькой. Отец — «моя куколка», многие девчонки в классе — воображалой. А ей было просто трудно сойтись с кем-то, делиться своими секретами, сплетничать. За это ее часто называли дикаркой. Мать с беспокойством отмечала, что Лариса часто замыкается в себе, растет молчаливой и необщительной. Мать работала врачом в детской поликлинике и очень боялась, что в подростковом возрасте ее дочь будет испытывать различные комплексы и поэтому легко попадет под влияние дурной компании. С этой целью она часто проводила с дочерью педагогические беседы, которые Лариса слушала вполуха, но делала вид, что со всем согласна. Сама мать была полной противоположностью Ларисе. Веселая и оживленная, она так задорно смеялась, что отец неоднократно говорил: «Я влюбился в Галочку за ее веселость и легкомыслие». Отец работал инженером на заводе, у него всегда был озабоченный вид, и он очень редко улыбался. С работы он приходил поздно, когда Лариса уже спала. Поэтому она видела отца в основном только по выходным. Если была хорошая погода, они шли гулять в парк, если плохая, то оставались дома, и отец проверял у нее уроки. Или они смотрели телевизор. Отец был таким же молчаливым, как и дочь. Поэтому им было хорошо друг с другом и комфортно. А с другой стороны, Ларисе очень хотелось, чтобы отец поговорил с ней. По-взрослому, и что-нибудь рассказал. Но этого никогда не происходило.

Мать решила не ждать, когда переломный возраст заявит о себе в полный голос, а принять до этого самые кардинальные меры. То есть воспитывать в Ларисе общительность. Любыми методами и способами. С этой целью она записала дочь в драмкружок при Дворце молодежи. И здесь случилось непредвиденное. Лариса влюбилась в театр. Это было окно в другой мир. Настолько непохожий на тот, который окружал ее, что он казался почти нереальным. Но весь фокус состоял в том, что этот нереальный мир на самом деле был для нее более живым, ярким и реальным, чем настоящий, тот, в котором она жила.

Лариса перестала узнавать себя. Она словно раздвоилась. Внешне она оставалась той же самой молчаливой девочкой. Но когда приходила в драмкружок, то становилась совершенно другой. Раскованной и веселой. Она пристрастилась к чтению, брала книги из школьной библиотеки и читала запоем. Особенно ей нравились исторические романы и пьесы. Александр Дюма, Вальтер Скотт, Виктор Гюго… Эмилия Григорьевна, руководительница драмкружка, статная шестидесятилетняя дама, со следами былой красоты на лице и безукоризненной осанкой, говорила, что чтение помогает прочувствовать настроение других эпох. А это очень важно для актеров. Чувствовать эпоху изнутри: ее вкус, аромат, детали. Конечно, добрейшая Эмилия Григорьевна совсем не собиралась делать из своих воспитанников профессиональных актеров, но она формировала в них эстетический вкус и любовь к театру. Хотя Для Ларисы все было очень серьезно. Так серьезно, Что до поры она и сама не догадывалась об этом.

Эти два года были самыми счастливыми в ее жизни. Потому что потом наступил настоящий кошмар. Перевернувший ее жизнь вверх дном.

Все началось с того, что отец поменял работу. Он вместе со своим старым другом Толей Марамзиным основал кооператив по торговле автомобильными запчастями. Дела пошли успешно. В семье появились деньги. Они купили дачу недалеко от города и перевезли туда бабушку, заставив ее продать дом в деревне. К новому месту бабушка так и не привыкла и через полгода умерла от сердечного приступа. После дачи родители стали копить деньги на новую квартиру. Но этим планам не суждено было сбыться. Через год после смерти бабушки отец ушел из семьи, женившись на собственной секретарше, симпатичной блондинке, которая была всего на пять лет старше Ларисы. Мир дал трещину. А потом — разлетелся вдребезги. То, что казалось незыблемым, превратилось в пыль и прах.

И тогда Лариса усвоила еще один урок. Никогда ни в чем нельзя быть уверенной. В любой момент все может измениться на сто восемьдесят градусов. И к этому надо быть готовой.

Ее мать к переменам в собственной жизни не была готова. Она поседела за неделю, осунулась, и от ее былой смешливости не осталось и следа. Наоборот, она стала ходить опустив голову, погруженная в себя, и перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Даже на родную дочь.

Мать стала ходить в церковь. В доме появились церковные книги, дешевые иконы (на дорогие не было денег). Отныне мать одевалась во все темное и при каждом удобном случае говорила Ларисе, что ее отец — подонок, но она, как истинная христианка, его прощает. С бывшей семьей отец не общался. Просто присылал алименты, которые, как утверждала ее мать, составляли пять процентов от его зарплаты. Денег катастрофически не хватало. Лариса училась в девятом классе и одновременно подрабатывала уборщицей в одном офисе. Утром и вечером. Чтобы как-то свести концы с концами. Но драмкружок она не бросала. Хотя время для занятий выкраивала с трудом.

Однажды Лариса увидела отца в парке. Он шествовал довольный, счастливый и катил перед собой детскую коляску. Рядом с ним шла молодая жена. В красивом ярко-голубом костюме и туфлях на шпильке. Позволить себе одеться так, как она, Лариса не могла. Ей приходилось экономить буквально на всем. В растерянности Лариса отступила назад. На боковую тропинку. Ей не хотелось сталкиваться с отцом. После этой встречи у Ларисы в душе остался горький осадок. От обиды. Матери она ничего не рассказала. Впрочем, мать все больше отдалялась от дочери. Она регулярно ходила на церковную службу, соблюдала все посты и православные праздники. Их жизнь текла в неперекрещивающихся плоскостях. Параллельно.

Но вскоре произошло одно знаменательное событие. Из угловатой, молчаливой и ничем не примечательной девочки Лариса превратилась в настоящую красавицу. Ее красота была так необычна и притягательна, что ребята и молодые мужчины часто оборачивались ей вслед, когда она шла по улице. Эмилия Григорьевна сказала ей, что она похожа на Жаклин Кеннеди. В тот же день Лариса пошла в библиотеку и взяла книгу по американской истории пятидесятых-шестидесятых годов. Там она нашла фотографию Жаклин. И с удивлением отметила, что действительно между ними есть нечто общее. Широковатое лицо. Гордый разлет бровей. Четкая линия рта.

Училась Лариса средне. И куда поступать — не знала. По этому поводу она решила посоветоваться с Эмилией Григорьевной, единственным человеком, который относился к ней с теплом и участием. Руководительница драмкружка, выслушав Ларису, замолчала. Молчала она долго. Лариса даже подумала, что Эмилия Григорьевна не знает, что сказать. Разговор происходил после занятий. В пустом зале. Лариса навсегда запомнила этот осенний вечер. «Ты знаешь, Лариса, я бы тебе посоветовала ехать в Москву. Здесь тебе делать нечего». — «В каком смысле?» — растерянно спросила Лариса. «В прямом. Для тебя это — захолустье. И дыра. Прости, что я говорю так резко. Но грядут тяжелые времена. Безработица, нищета. Красивой женщине нужно думать только о себе. О том, как устроить свою жизнь. На твоем пути будет много ям, ловушек и предательства. Но если у тебя есть цель — ты выдержишь все. Только надо правильно выбрать эту цель. Я бы посоветовала тебе стать актрисой. Я не могу сказать, что у тебя большой талант. Пока об этом говорить рано. Но определенные способности у тебя имеются. И у тебя есть красота. Это твой главный козырь в борьбе за жизнь. Никогда не забывай об этом! Только правильно используй этот козырь. Не разменивайся по мелочам. Играй по-крупному. Крупная игра — крупный выигрыш». Лариса слушала свою наставницу и ощущала, как эти слова разливаются в ней блаженным теплом. В душе девушки они находили самый живейший отклик. Да, она поедет в Москву и добьется там успеха! У нее есть молодость, красота, способности, может быть, талант. Она будет много работать, пока не достигнет своей цели. И она станет актрисой. Страха перед новой жизнью у нее не было. После того как отец оставил их, Лариса поняла, что самое страшное уже произошло.

— Ты девочка умная и… — Эмилия Григорьевна замолчала, подыскивая нужные слова, — восприимчивая. Ты все схватываешь на лету. — Темно-рыжие волосы Эмилии Григорьевны обрамляли смуглое лицо с умными карими глазами. — Но тебе надо будет научиться держать удар.

— Что это? — машинально спросила Лариса.

— Ты должна уметь отражать атаку. Все это сложно объяснить. Я дам тебе телефон одного мастера по айкидо. Он и объяснит тебе, в чем тут суть. Не пренебрегай моим советом. Придет время, и ты вспомнишь меня добрым словом. — Эмилия Григорьевна пошарила в своей сумке и вынула распухшую записную книжку. — Сейчас найду его телефон. Это мой старый знакомый и очень интересный человек. Вот, нашла… — И она написала размашистым красивым почерком телефон, вырвала листок из записной книжки и протянула его Ларисе. — Возьми. Не откладывай звонок. Скажи, что ты — от меня. Звонить лучше всего вечером. После восьми. Зовут его Николай Степанович. Запомнила?

Лариса встала со стула и прижала листок к груди.

— Спасибо, Эмилия Григорьевна. Я… я… так вам благодарна!

— Не надо. Я знаю, что жизнь у тебя — не сахар. Отца нет, мать не вылезает из церкви… Тебе придется пробиваться в этой жизни самой. Не рассчитывая ни на кого. Ты поняла?

— Да. — Ларисе очень хотелось нагнуться и поцеловать Эмилию Григорьевну, но она знала, что та не любит сентиментальности, и поэтому сдержала свой порыв.

В этот же вечер Лариса позвонила Николаю Степановичу. Он выслушал ее и назначил встречу. Так в ее жизнь вошел Учитель.

Он спустился вниз. В подвал. И облизал пересохшие губы. Его мучила жажда. И мигрень. И он знал один-единственный способ прекратить свои мучения. Кровь! Живая. Теплая. Имеющая слегка солоноватый привкус… Он обвел глазами помещение. Два узких шкафа. Стулья. Грубо сколоченный стол. Он мог бы оборудовать подвал, как настоящую лабораторию. Но не хотел. Ему нравилась эта грубая примитивная обстановка. Возбуждали запахи: свежего дерева, застоявшейся мочи, кисловатого спертого воздуха. И страха. Все помещение было пронизано страхом. Он слегка улыбнулся и перевел взгляд на НЕЕ. Жертву. Блондинку лет двадцати с большими серыми глазами. Она сидела на стуле, привязанная к нему. Ступни ее ног были раздроблены, чтобы девушка не могла никуда убежать. Ее рот был заклеен пластырем. В глазах плескался ужас. Она уже давно находилась в полуобморочном состоянии. И на его появление никак не отреагировала. Только какая-то искра мелькнула в глазах — и тут же погасла. Он остановился в нескольких шагах от нее и склонил голову набок. Физическая реальность, как всегда, превзошла даже самые смелые его фантазии. Он часто представлял себе эту картину в деталях. Но одно дело — играть с воображением, другое — осязать действительность. Эта девушка возбуждала его своей покорностью и слабостью. Потом он поставит на ее лице свои метки — порезы. И будет медленно целовать их, слизывая языком кровь. Это будет так приятно… Он подошел ближе. Глаза ее молили о спасении. Это было даже забавно. В следующее мгновение он резко тряхнул головой. Надо было приступать к делу. Он взял со стола шприц и аккуратно вколол его в руку жертвы. Вот… сейчас… Показалась кровь. И он забыл обо всем на свете. Он подставил к ее руке хрустальную рюмку и с наслаждением смотрел, как кровь по каплям стекает в нее. Этот напиток был слаще любого вина. И пьянил, уж во всяком случае, намного сильнее. Когда рюмка была наполнена наполовину, он воткнул в руку жертвы иголку, чтобы кровь больше не стекала. Отошел к столу и поднес рюмку к губам. Восхитительный вкус! Он пил и чувствовал, как проходит мигрень. Настоящее проклятие его жизни! И ощущал в себе прилив мощной энергии. Из его груди вырвалось рычание. Он утолил в себе зверя. Надолго ли? Он был тяжело болен, но не верил, что не может исцелиться. Может быть, кровь — такая приятная, теплая — излечит его? Это не просто кровь. Это еще месть. Сладкая месть! Как долго он мечтал о ней! Но только теперь, спустя годы, он может осуществить давно желаемое. Как хорошо! Как приятно! Закрыв глаза, он выпил последний глоток крови, и на его лице заиграла блаженная улыбка. И это только начало! Но та, которую он жаждал больше всех, — ускользнула от него. Но ему почему-то казалось, что она еще обязательно объявится. Утонченное создание: пленительный изгиб шеи, огромные зеленые глаза… Ею он насладится до конца. Она задержится в его плену подольше, чем остальные. Он просто не сможет так быстро расстаться с ней. Никак!

Надин была хмурой и серьезной. Она встретила Пашу сухим кивком головы, и он понял: надо срочно включить «фонтан».

— Привет! — он чмокнул ее в щеку. — Отлично выглядишь. Сегодня вычитал в газете классный анекдот. На злобу дня. Слушай! «Папа Карло вырезает из полена Буратино. „Де, де, де…“ — говорит полено. „Еще вырезать не успел, а он уже разговаривает!“ Вырезал, поставил на стол. Буратино как Даст папе Карло по шее! „Я же говорил тебе — депутат я, а ты кого вырезал?!“ — И Павел хихикнул.

Надин выразительно посмотрела на Пашу:

— Совсем не смешно. А потом, я политикой не интересуюсь. Ты же знаешь это.

— Да, конечно, — стушевался Паша. Надин была по-прежнему хмурой.

— Неприятности по работе? Кивок головой.

— Васин?

— Кто же еще!

— И почему сердится наш небожитель?

— Проект под угрозой срыва.

— Кастинг энд пробы стоят на месте? Оскудела талантами земля Российская?

— Павел! Мне не до твоих острот и анекдотов. В любой момент грядет реорганизация, и я окажусь на улице.

— Ты? Да никогда! — патетически воскликнул Паша. — Такая умная, красивая, со знанием двух языков! Английского и французского.

— Трех. Ты забыл еще испанский.

— Забыл! О горе мне, рабу презренному, — заголосил Паша. — Рабу нечестивому! Помилуй меня, о прекрасная владычица джиннов! О принцесса души моей, Надин ибн Кастинг! — И он упал на одно колено, театрально уронив голову на грудь. — Прими дар от твоего раба недостойного, — и он протянул ей бутылку красного вина.

Надин издала краткий смешок.

— Тебе надо у Васина сниматься. Устроил тут представление! Когда будем снимать сериал «Тысяча и одна ночь», я за тебя замолвлю словечко.

— А что, идея неплохая! Сериал получился бы клевый! С элементами детектива, эротики, мелодрамы, боевика. Отличный проект! Лучше, чем ваш «Придворный роман».

— Не порти мне настроение. Да что мы в коридоре стоим? Проходи!

— Спасибо за приглашение, Надин ибн Кастинг.

— Ладно, хватит дурачиться. Есть будешь?

— Из твоих рук… мне все покажется сладостным нектаром. Я голодный как волк. Зубами — щелк!

— Паша! Ты сегодня искришься как фейерверк. Что случилось? Ты выиграл в лотерею? Или на работе повысили?

— Да, повысили. — Паша вспомнил события сегодняшнего дня, и на душе слегка царапнуло. — Меня скоро сделают начальником отдела. По рекламе детских товаров. Памперсы, подгузники, мобили…

— Поздравляю!

— Спасибо.

— Я пойду пока на кухню. Ты располагайся тут. Оставшись один, Паша мгновенно скинул маску дурашливости и стал серьезным. Надо будет осторожно поспрашивать Надин о Марголиной. Но так, чтобы она ни о чем не догадалась. И сделать это будет трудно. Надин умна и проницательна. Так просто ее вокруг пальца не обведешь.

— Чуть бифштексы не пережарила. — Надин вошла в комнату с подносом, на котором стояли две тарелки и мисочка салата. — Потом еще кофе будет.

— М-м, какой аромат!

— Я поем по-быстрому. Работы навалом.

— Продолжение проекта?

— Да.

— Я тебе опять помогу. Можешь на меня рассчитывать. Я свою принцессу в беде не оставлю!

Спасибо. Я всегда знала, что на тебя можно положиться, — с легкой иронией сказала Надин. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, отковыривала вилкой от бифштекса маленькие кусочки и отправляла их в рот. — Тебе понравилось женщин рассматривать? Процесс, конечно, увлекательный. Ничего не скажешь!

Это было минное поле, которое он должен был благополучно пройти. Паша перевел взгляд на торшер, стоявший в углу. Красивый, нежно-молочного оттенка абажур с бахромой по краям. Старомодный стиль, который опять вошел в моду. Кажется, это называется винтаж. Впрочем, новое — это всегда хорошо забытое старое.

— Ты о чем? Я просто хочу тебе помочь. Но и смотреть на симпатичные мордашки — тоже приятно. Особенно после тех физиономий, которые я лицезрею каждый день на работе. Одни и те же лица приедаются. — Паша старался говорить как можно убедительней и правдивей. — Да и смена занятий всегда полезна.

Надин посмотрела на него, но никак не отреагировала.

— Сейчас поедим и приступим. Открой вино, — сказала она.

— Сию минуту.

Когда вино было разлито, Паша поднял свой фужер и провозгласил:

— За тебя!

— Мерси!

— За то, чтобы ты стала первой в своем деле. И добилась всего, что пожелаешь.

— Хороший тост, — усмехнулась Надин.

— Ты не должна всю жизнь работать у Васина. Тебе надо выйти в самостоятельное плавание. Большому кораблю — большое плавание!

Рука у Надин дрогнула. Она поставила фужер обратно на столик.

— Я что-то сказал не так? — забеспокоился Паша.

— Нет. Все так. Просто я пока не могу никуда уйти.

— Почему не можешь?

— Потому, — с легким раздражением ответила Надин. — Ты же знаешь: я не люблю разговоров на эту тему.

— Прости, больше не буду.

— Ты каждый раз напоминаешь мне об этом.

— Как мне вымолить твое прощение?

— Никак. Давай работать.

Паша понял, что сегодня Надин не расположена к любовным играм. И решил не настаивать на этом.

— Я готов. Весь в твоем распоряжении. Только сбегаю за ноутбуком.

Вернувшись через десять минут к Надин, Паша застал ее в разгар работы.

— Бери верхний диск, — скомандовала она. Паша сел на пол, включил компьютер и принялся просматривать фотографии претенденток.

Круглое лицо с наивными глазами-пуговками. Пухлые губки, сложенные бантиком. Блондинка в ореоле кудрявых волос. Милый барашек, мечтающий о славе Мэрилин Монро. Слишком примитивный тип.

Роковая брюнетка. Худое лицо. Пронзительный взгляд. Надменный вид. Острые скулы. Стервозность так и прет. К тому же — крупный нос, бросающийся в глаза.

Шатенка восточного типа. Мягкий овал лица, чувственные губы, большие глаза. Сонный взгляд. Как будто бы ее только что разбудили после зимней спячки. Все при ней, но выразительности — ни грамма. Через секунду не вспомнишь, кто это такая.

Паша вдруг поймал себя на мысли, что почувствовал некий азарт. Интерес игры. Ему надо было найти неведомую жемчужину среди хлама и мусора. Отыскать ее, увидеть, разглядеть. Это было намного увлекательней, чем сочинять рекламные тексты о детских подгузниках или ночных горшках…

Рыжий бесенок. Мила до невозможности. Тип задорного сорванца. Но на главную роль в историческом сериале… Не тот типаж.

Волосы цвета темного шоколада. И голубые глаза. Красивое сочетание. Лицо простовато, но выразительная форма губ. И твердый взгляд с легкой усмешкой. Некий аристократизм.

Неужели нашел? Паша почувствовал радостное возбуждение.

— Надин! — крикнул он.

— Ау!

— Посмотри, по-моему, девочка — ничего!

— Одну минуту!

Надин подошла к Павлу и опустилась рядом с ним на пол.

— Вот. Неплохой типаж, а?

— Что-то есть! — кивнула она.

— Я тоже так считаю!

— Тоже мне — второй Сэлзник!

— Дэвид Сэлзник, крупнейший голливудский киномагнат. Продюсер фильма «Унесенные ветром». Зять другого киномагната — Луи Майера, — Паша выпалил эту фразу и с гордостью посмотрел на Надин.

Она поглядела на него с легкой усмешкой:

— Ты уже становишься заправским киноведом.

— И все ради тебя!

— Я внесу эту девушку в свой файл. Это будет четвертая серьезная кандидатура на главную роль в «Придворном романе».

— Видишь, какой я молодец! — Паша почесал переносицу. — Самой первой кандидатурой была Марголина?

Надин искоса посмотрела на него.

— Да.

— Только подумать, могла бы сниматься в фильме, а вместо этого торчит где-то в захолустной лавочке в Стамбуле!

— Паша! — Голос Надин зазвенел, как натянутая струна. — О чем ты говоришь? Я же тебе сказала: она умерла! Почему ты играешь у меня на нервах? Специально, да?

— Боже упаси! Как ты могла так обо мне подумать! Просто я ее видел. В Стамбуле. Поэтому…

— Ты не мог ее видеть в Стамбуле! Сколько раз я могу тебе повторять! Она умерла. Утонула!

— Где? Когда? Во сколько?

— Ты что, следователь?

— Нет. Но… Почему это тебя так задевает? Надин встала. Теперь она нависала над Пашей.

— Почему, почему…

— Да, почему? — переспросил он.

— Какое ты имеешь право задавать мне такие вопросы?

— Но я же тебе не посторонний человек. Надеюсь, — поправился Паша. — Правда, может быть, я ошибаюсь?

— Я была с ней знакома, — неохотно сказала Надин.

— Вы были подругами?

— Нет. Мы просто работали вместе. Бывает так, что люди легко сходятся, начинают разговаривать на разные темы…

Паша слушал, затаив дыхание. Надин села на Диван и закурила. А потом продолжила после недолгой паузы.

— Так было и у нас. Она была талантливой актрисой. Васин хотел взять ее на главную роль в своем сериале. Ото всех скрывается информация, что Разговоры о его постановке ведутся уже давно. Больше года. Уточнялись детали, финансовые волосы… Целый ворох проблем. С американцами всегда так. Они, пока все не утрясут, за работу не примутся. Марголина прошла пробы. Ее утвердил Васин. После того, как забраковал другие кандидатуры. Американцы тоже согласились с нашим выбором. А потом…

— Что — потом? — Паша слышал, как гулко бьется его сердце.

— Потом… было лето. Пикник на природе. Мы выехали в Серебряный бор. Арендовали яхту. — Надин стряхнула пепел в маленькую деревянную пепельницу, стоявшую на столике. — Все было так замечательно… Мы все строили планы насчет сериала, смеялись, дурачились. Сначала мы плыли на яхте, потом пристали к берегу. Устроили привал… — Зрачки у Надин расширились. Она смотрела не на Пашу, а куда-то в сторону, мимо него. — Незаметно разбрелись. Готовились к пикнику. Поэтому никто ничего не заметил.

В голове у Паши мгновенно сложилась картинка. Лето, яхта, свободные, раскованные люди, приехавшие отдохнуть, повеселиться. Провести время с красивыми женщинами. Понятно, чем заканчиваются такие пирушки… А Лариса была там… Паша почувствовал укол ревности.

— А что вы должны были заметить? — спросил он.

— Как Лариса отошла! Все подумали, что она решила искупаться или…

— Или…

— Они уединились с Васиным. Лариса ему понравилась. Но здесь не было ничего серьезного. Васин спал со всеми актрисами, которых снимал. Или почти со всеми. Он не придавал таким отношениям никакого значения, — сказала Надин.

— Васин такой холодный? — усмехнувшись, спросил Паша.

— Нет. Просто ему это не нужно. Так, легкая эмоциональная встряска, чтобы хорошо снять фильм.

Свое творчество он ставит превыше всего. Он не человек, а машина, которая рассчитывает все ходы намного вперед. Он талантливый режиссер, но прежде всего — хороший менеджер, организатор… Лариса исчезла, и это не вызвало ни у кого вопросов или беспокойства. Вначале. Потом пришел Васин и спросил: где Лариса? Никто не знал. Тогда мы решили, что она отошла, чтобы спокойно поплавать. — Надин докурила сигарету, повертела в руках пачку, но вытаскивать новую не стала. Паша сидел на полу, скрестив ноги по-турецки, и смотрел на нее. — Но ее все не было. Кто-то выдвинул предположение, что она заблудилась. Ходили, кричали… Пикник был испорчен. Мы поплыли обратно в Москву. Заявили в милицию. И через два дня нам сообщили, что нашли ее одежду на берегу. Значит, она утонула. Вот и все…

— А тело… нашли?

— Нет.

— А если она не утонула? — Паша вскочил с пола и взволнованно заходил по комнате. Взад-вперед.

Ты считаешь, что она специально сбежала ото всех и выбрала для этого такой экстравагантный способ? — В голосе Надин прозвучала ирония. — Лариса была здравомыслящим человеком. Она собиралась сниматься в сериале у известного режиссера. Для любой актрисы это удача, шанс заявить о себе. Прославиться! Нет, это — отметается с ходу. Она утонула. И это не подлежит сомнению. Поэтому, Паша, оставь свои разговоры и не вороши старое. История была и так достаточно неприятна. Сразу после смерти Ларисы у Васина застопорилась Работа над сериалом. Американцы временно свернули проект. Они хотели видеть в главной роли Ларису. Ведь Васин уже согласовал с ними ее кандидатуру. Она была принята и одобрена. А тут — облом. Американцы заартачились. Проект был приостановлен. Спустя полгода опять начались переговоры. То да се… Теперь идет работа…

Надин вертела в руках зажигалку. Потом она рывком поднялась с дивана.

— Я совсем измучилась. Завтра рано вставать. Паша понял, что его выпроваживают.

— Я тебе больше не нужен?

— Нет. Я просмотрю все сама. Спасибо за помощь.

— Да что ты! Пустяки. Ты всегда можешь на меня положиться.

— Я это уже слышала. Спасибо.

Паша подошел к Надин и, притянув ее к себе, хотел поцеловать в губы. Но она дернулась, и поцелуй пришелся в щеку. Паша сделал вид, что не заметил этого маневра. Он вернулся к ноутбуку, сложил его. Убрал в сумку.

— Ну, я пошел?

— Давай. Дома Пашу ждали. На кухне сидели мать и бабушка. Ужинали.

— Картошку с котлетами разогревать? — поинтересовалась Вера Константиновна.

— Разогревать, — буркнул Паша.

— Что-то случилось? — спросила мать.

— Да так. На работе неприятности. — Паша решил никого не посвящать в свою стамбульскую «историю». Мать и так считает, что он — мямля и рохля. Середка на половинку. А так будет думать, что он — просто сумасшедший.

— Новое задание?

— Угу. — И Паша рассказал о своем новом спецзадании: рекламе детских прибамбасов.

Главное — не то, что тебе поручают. Главное — как ты это выполнишь, — назидательно сказала Вера Константиновна, ставя перед ним тарелку с жареной картошкой и двумя аппетитными котлетами, покрытыми золотистой корочкой.

— Мне не нравится то, чем я занимаюсь сейчас, — сказал Павел.

— А что тебе по душе? — задала вопрос мать. Она уже поела и пила чай. Ее темные глаза неотрывно смотрели на Пашу.

— Не знаю, — честно признался он. Внезапно Паша вспомнил, какой азарт охватил его, когда он просматривал фотографии девушек. Как ему хотелось найти нужную кандидатуру: девушку с яркой, запоминающейся внешностью! Может быть, его призвание — кастинг? От этой мысли Пашу даже бросило в жар! Нет, он действительно сошел с ума — если думает об этом!

— Сменить профессию никогда не поздно, — сказала мать.

— Пока у меня нет никаких планов. — Паше хотелось поскорее закончить этот разговор.

— Чай будешь?

— Нет, спасибо, я пойду к себе.

Паша поставил тарелку в раковину и чуть ли не бегом направился в свою комнату. Ему надо было остаться одному и подумать над тем, что он узнал сегодня от Надин. Он лег на диван, не зажигая света, и глубоко вздохнул. Лариса Марголина, многообещающая актриса, которая собиралась играть главную роль в сериале Васина, утонула во время летнего пикника примерно год назад. При этом тело ее найдено не было. И что? Паша вскочил с дивана. В голове мелькнула какая-то неясная мысль. Если Надин права и Лариса не могла исчезнуть просто так, по собственному непонятному капризу, тогда напрашивается один-единственный вывод. ЕЕ ПОХИТИЛИ!

Паша старался рассуждать логически. Раз Ларису похитили, значит, этому кому-то было нужно. Но кому? И зачем? Древние говорили: ищи, кому выгодно. Паша стал мерить шагами комнату. Кому могло быть выгодно исчезновение Ларисы Марголиной? Прежде всего — конкуренткам. Актрисы запросто готовы передраться из-за любой, даже завалященькой роли. А тут — такой лакомый кусочек! Главная роль! Российско-американский сериал! Популярность, известность, большие деньги. Кто же упустит такую возможность? Вот где собака зарыта! Вывод номер один: именно среди других актрисуль и надо искать виновных в похищении Ларисы Марголиной.

Паша потер лоб. Надин говорила главному консультанту по кастингу, этому молодому человеку с кудрявыми волосами и платочком-змеей на шее, о трех кандидатках. Их имена Паша, естественно, не запомнил. Но пробовался ли кто-то из этих трех на роль раньше? Год назад? Или это новоиспеченные кандидатуры? Стало быть, нужно узнать все о кастинге, который шел с самого начала зарождения проекта. Там и надо искать женщину, причастную к исчезновению Ларисы. Ну хорошо, разговаривал сам с собой Паша, но как Лариса потом оказалась в Стамбуле? Вывод номер два: эта актриса, решившая убрать Ларису с горизонта, связана с мафиозно-криминальными кругами. И в этом нет ничего особенного. Около топ-моделей, актрис, звезд эстрады крутится немало сомнительных личностей. Нашей знаменитой «мисс Вселенной» Оксане Федоровой тоже приписывали контакт с неким питерским авторитетом. Так что это вполне логично. Актриса для устранения своей соперницы обращается за помощью к уголовным элементам, и те организуют похищение Марголиной. А потом — ее отправку в Стамбул. Но зачем? Здесь Паша одернул сам себя. Расследование надо вести постепенно, а он хочет разом ответить на все вопросы. Так не бывает. Первым делом надо поднять архивные материалы годичной давности. И тут ему должна помочь Надин! Но захочет ли она этого? Разговоры о Марголиной стали ее уже порядком раздражать. Значит… Паше в голову пришла одна блестящая мысль, и он, не удержавшись, присвистнул. И, довольный собой, лег спать, предварительно заведя будильник на семь утра.

Было жарко. Лето не собиралось уступать дорогу осени, а наоборот — сыпало теплыми деньками с расточительной щедростью, как человек, который знает, что завтра умрет, и поэтому прожигает жизнь сегодня. На полную катушку. Губарев подумал, что конец лета и начало осени у него сливаются в одну сплошную полосу без опознавательных знаков. Раньше сентябрь был Дашкин месяц. Она шла в школу, и все было подчинено этому важному событию. В конце августа закупались тетради, ручки-карандаши-ластики и прочие учебные мелочи: красивые, яркие. «Сейчас одно удовольствие учиться, — часто говорил майор дочери. — Какие у вас красивые книги, дневники. А раньше…» — «Что раньше», — интересовалась дочь. «Тетради были одного-единственного цвета — зеленые. Книги — не такие яркие». — «Ну вот и пошел бы учиться вместо меня». — «С огромным удовольствием. Но — увы». — «Ты, папа, не притворяйся. Это ты меня такими разговорами на хорошую учебу настраиваешь. А я сразу предупреждаю, что отличницы из меня не получится». — «Я не говорю об этом, хотя бы троек с двойками не нахватай». — «Как получится», — уклончиво отвечала дочь.

Вспомнив эти разговоры, которые с незначительными изменениями происходили регулярно накануне первого сентября, майор с грустью улыбнулся. В семье он не жил, Дашка выросла… И первое сентября перестало быть для него неким волнительным днем, когда они вместе с женой провожали дочь в школу и невольно улыбались, глядя на нее: непривычно серьезную, сосредоточенную.

— Товарищ майор! — окликнул его напарник Витька, входя в кабинет. — Товарищ майор! — заорал он уже в самое ухо Губареву.

— А? Что?

— Вид у вас сейчас был, как у блаженного. Сидели, подперев щеку рукой, и улыбались. Видели бы себя со стороны!

— Кое-что вспомнил, — сказал Губарев.

— Приятное?

— В общем, да. Приятное с оттенком грусти. Как я Дашку в школу провожал, когда она была маленькой.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Не провожаете? — спросил Витька.

— Какое там! Она у нас девица самостоятельная. Говорит, что мы ее позорим, как маленькую. И запрещает нам приходить на праздничную линейку. С ней теперь не очень-то поспоришь. Мы с Наташкой воюем в четыре руки и в два горла. Но пока безуспешно.

— Сейчас я вам несколько подпорчу картину идиллических воспоминаний.

— Да? — Губарев поднял на Витьку глаза. — Я так уже и понял. Убийство?

— Так точно.

— Умеешь ты, Вить, настроение портить. В самый неподходящий момент!

— Виноват-с.

— Ладно, рассказывай.

— В лесу по Горьковской дороге обнаружен труп девушки. Недалеко от поселка Купавна.

— Выезжаем, — скомандовал Губарев.

Губарев смутно вспомнил, что в районе Купавны они когда-то ходили семьей по ягоды. Но это было давно. Лет десять тому назад. Дашка тогда была совсем маленькой. Даже еще в школу не ходила. Эти места издавна считались ягодными. И в начале лета сюда устремлялись горожане с бидонами и корзинками в надежде собрать богатый улов. Тогда Купавна состояла из деревянных одноэтажных домов. Сейчас — все изменилось самым кардинальным образом. Как и во всем ближнем Подмосковье, землю купили новые русские. И построили дома по своему усмотрению. Особенно Губарева поразил один особняк, напоминающий средневековый замок. Серые башенки, глухие стены. Узкие длинные окна-бойницы.

— Как в Средние века попали, — кивнул на особняк Губарев, когда они с Витей проезжали мимо на машине. — Изощряются товарищи буржуи как могут. Не знают, что еще придумать.

— Точно, — вертел головой в разные стороны Витька.

Вскоре они подъехали к месту, где обнаружили труп. Там уже находилась бригада местной милиции. Губарев с Витей поставили машину у дороги и, переговариваясь по рации, свернули в лес. Этот край леса был довольно густым. Здесь росли старые ели, и приходилось часто нагибаться, чтобы не уколоться о колючие ветки. Лиственные деревья были желто-зелеными, но желтизна уже преобладала. Осень… Наконец лес немного поредел, и они увидели группу людей: и милиционеров, и в штатском, обступивших поваленное дерево. Губарев с Витькой подошли поближе.

— Старший лейтенант Мукасев Сергей Иванович — представился Губареву местный участковый. Круглый бодрячок, он не мог скрыть своей бьющей через край энергии и жизнерадостности.

— Следователь. Майор Губарев Владимир Анатольевич.

— Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.

— Где труп?

— Вот, — подвел их Мукасев к поваленному дереву. Около него лежала молодая девушка лет двадцати — двадцати двух. Светлые волосы. Труп уже начал разлагаться. Одна половина лица представляла собой сплошное месиво. Другая — была в мелких порезах. Длинная синяя в белый горошек юбка до колен и желтая блузка. Свой первоначальный цвет одежда уже потеряла. Местами она была заляпана грязью, местами — свисала лохмотьями. Ступни ног девушки были раздроблены. Как будто по ним били молотом или другим тяжелым орудием.

Судмедэксперт Зворыкин стоял чуть поодаль. Губарев кивнул ему в знак приветствия и подошел ближе.

— Время и причины смерти установлены?

— Убита примерно неделю назад. Причины смерти, скорее всего, пытки. Но более точно скажу после вскрытия.

— Где нашли труп? Здесь? — обратился Губарев к Мукасеву.

— Нет. Метрах в пяти от этого места. Идите сюда. Покажу.

Они пересекли поляну и подошли к небольшому ельнику, росшему сплошной стеной. Пробраться туда практически было невозможно. Если только встать на четвереньки и проползти вперед.

— Под этими елями ее и нашли.

— Кто?

— Михаил Федорович Коклюшкин. Он здесь. Сознательный человек. Фронтовик. Остался, не пошел домой. Говорит, пока я тут нужен, никуда не уйду.

— Давайте я с ним и побеседую.

— Пожалуйста.

Только теперь Губарев обратил внимание на худого высохшего старичка, сидевшего на трухлявом пне. Они подошли к нему, и Мукасев громко сказал:

— Михаил Федорович! Тут с вами товарищ майор Владимир Анатольевич хочет побеседовать.

Старичок вскочил с пня.

— Да. Спрашивайте. — Он заметно волновался.

— Говорите громче, — сказал местный участковый Губареву. — Он плохо слышит.

— Понятно. Расскажите по порядку, как вы обнаружили труп.

— Значит, дело было так. Пошел я с утра по грибы. Сентябрь — месяц обычно урожайный. Да и лес у нас хороший. Ягодный, грибной.

— Это точно, — вставил Мукасев. — Какие у нас места! Залюбуешься. Озеро на той стороне железнодорожного полотна. Бывало, сидишь с удочкой на бережку… Извините, отвлекся…

— Так вота. Пошел я спозаранку, — продолжал Михаил Федорович.

— Это во сколько? Старик пошамкал губами.

— В шесть. Иду и, как назло, грибов почти нет. Даже стыдно возвращаться к своей старухе. Что она скажет? Лес-то нас кормит! Пенсия маленькая.

— Старожилы они, — пояснил Мукасев. — Всю жизнь здесь живут.

— Иду. Так, мелочь одна попадается. Свинушки. Сыроежки. И тут смотрю — чей-то под елками блеснуло. Дай, думаю, подойду поближе. Подошел. Нагнулся. Отвел ветки палкой. И… — Старичок перекрестился. — Лежит там, голубушка! Мертвая. Истый душегуб! Нехристь! Зачем такую девку молодую убил? Ей бы еще жить да жить…

— Она из местных? — обратился Губарев к Мукасеву.

— Пока этого не обнаружили. Скорее всего, нет.

Губарев посмотрел на Витьку.

— Тогда получается, что она — приезжая. Приехала сюда собирать грибы или ягоды.

— Вид у нее не очень «грибной», — вставил Витька. — Одежда модная. В лес так не ходят.

— Согласен. Но, может быть, она приехала просто прогуляться в лесу со своим кавалером? Поэтому и оделась по-городскому.

— Это больше похоже на правду.

— Слово за слово. Разгорелась ссора. Молодой человек в порыве аффекта ее и убил. Бывает ведь такое? — обратился майор к Мукасеву.

— А что? Конечно, бывает. У нас тут недавно бытовая ссора была. Муж с женой подрались. Чуть друг друга не убили. Он ее — молотком по голове, она — чугунным котелком. Хорошо, что оба сильно пьяными были. Удары слабые. Руки не держали. А если бы били изо всей силы, на трезвую голову, было бы у нас два трупа.

Местные нравы Губарева волновали мало.

— Кстати, а чем она была убита?

— Орудие убийства не нашли.

— Спасибо, Михаил Федорович, за информацию. Вы нам очень помогли.

— Да я всегда… Девку жалко! У меня внучка одних с ней лет, — и старик сокрушенно покачал головой.

Губарев снова подошел к Зворыкину.

— Валентин Иванович, если девушка умерла от пыток… — Губарев пытался сформулировать вопрос. — Короче, эти пытки проводились здесь, в лесу? Или она была убита в другом месте, а тело ее перенесли сюда уже после смерти?

Я склоняюсь больше ко второму варианту. Но надо дождаться результатов экспертизы. Тогда можно будет сказать точно. Пытать в лесу… — Зворыкин покачал головой. — Здесь все-таки дачное место. Риск слишком велик. Могли увидеть.

— Но не все же убийцы действуют хладнокровно и расчетливо. Кровь ударила в голову — и все.

— Это так, — согласился медэксперт. — Но этот убийца, судя по всему, был как раз расчетливым и хладнокровным. Он очень тщательно, я бы сказал, методично раздробил ей пальцы ног. Да и порезы на лице нанесены аккуратно.

— Маньяк?

— Вполне возможно.

— Маньяк? — Лицо Мукусева вытянулось. — Вы думаете, в наших краях объявился маньяк?!

— Пока трудно утверждать что-то определенное, — вздохнул Губарев. — Валентин Иванович выдвигает такую версию. Но это в качестве пробного шара.

— Не дай бог! — покачал головой Мукусев. — Я теперь свою дочь с подружками ни за что в наш лес не отпущу. Места у нас всегда были тихими. И на тебе…

— Если девушка была убита в другом месте, — подал голос Витька, — то, может быть, там… — он кивнул головой, указывая назад. — В одном из этих шикарных особняков?

Губарев пожал плечами и философски изрек:

— Может быть. Вы знакомы с обитателями купавнинских хором? — Вопрос был адресован Мукусеву.

На его круглом лице промелькнула ироническая усмешка.

— Как же! С ними познакомишься! Они на пушечный выстрел к себе никого не подпускают. Отгородились высокими заборами. У некоторых и охрана есть. Недавно мне надо было по делу в один дом зайти. Так на меня охранник собаку спустил! Я побежал, упал, брюки по шву треснули. Я хотел Даже в суд подавать. Начальник отговорил. С ними связываться — себе дороже, сказал он мне. Выписал небольшую премию в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб. И все. Разве это что-то компенсирует? Сколько я натерпелся, когда за мной эта собака Баскервилей гналась!

— О времена, о нравы! — с усмешкой изрек Зворыкин.

— Орудие убийства не нашли? — спросил Губарев.

— Нет, — ответил Мукусев.

Вскоре Губарев с Витей вышли из леса и направились к оставленной машине. Сев в нее, Губарев дернул рычаг. Автомобиль плавно тронулся с места.

— Висяк, — уверенно сказал Губарев. — Такие дела обычно кладутся на полку. Трудности с опознанием трупа. Часто они так и остаются безымянными. Трудности с поимкой маньяка. Если это маньяк… Одно из двух: либо это единичное убийство, либо следует ждать новых трупов. Тогда уже можно будет говорить о серийном убийце.

— А вдруг это не первая его жертва? Просто мы о других трупах ничего не знаем.

— И такой вариант возможен. Надо будет разослать запрос по милицейским участкам. Не было ли у них похожего убийства.

— А если есть?

Губарев посмотрел на Витьку и сказал:

— Поживем — увидим.

ГЛАВА 5

Через неделю неожиданно стало ясно, чей труп нашли в лесу недалеко от Купавны. Пришел ответ на запрос из районного отделения милиции «Таганское», что четыре месяца назад пропала Сугробова Светлана Вячеславовна, двадцать один год. Студентка ГИТИСа.

— А ларчик просто открывался, — просопел Губарев Витьке, когда тот зашел к нему в кабинет. — Наша купавнинская жертва — некая Светлана Сугробова.

— Кто такая?

— Студентка ГИТИСа.

— Родственники есть?

— Заявление подавала мать. Надо к ней по ехать и побеседовать.

— Четыре месяца прошло… А экспертиза показала, что умерла она примерно две недели назад. Где же она была это время?

— Нам и предстоит это выяснить! Сугробова жила с матерью недалеко от метро «Таганская». Дверь открыла заплаканная женщина в темно-синей юбке и черной блузке с глухим воротом.

— Я из следственного отдела, — сказал Губарев. — Майор Губарев Владимир Анатольевич. Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич. Мы расследуем убийство вашей дочери.

— Проходите. В большой комнате в глаза Губареву бросилось красивое дорогое пианино. «Стейнвейн». Крышка была откинута, и на подставке лежали ноты.

Они сели за стол. Женщина примостилась на краешке стула на другом конце стола.

— Сугробова Маргарита Васильевна?

— Да. Худенькая темноволосая женщина крепилась изо всех сил. Но ее губы все время предательски Дрожали.

— Вы были на опознании?

— Да.

— Ваша дочь? Кивок головой. Из глаз потекли слезы.

Извините, — прошептала она. И поднесла белый комочек платка к глазам. — Извините. Все это так… ужасно! И неожиданно.

— Ваша дочь была студенткой ГИТИСа?

Она снова качнула головой. Ее душили рыдания.

Губарев переглянулся с Витькой. Разговор предстоял тяжелый. Слишком свежа была боль утраты. Мать еще не привыкла к мысли, что дочери уже нет. И никогда не будет. В первое время в это действительно очень трудно поверить. Практически невозможно. Губарев обратил внимание, что вначале мозг человека отказывается верить очевидному. Он словно ставит защитный барьер и не пропускает негативную информацию в сознание. Он просто блокирует ее. И только спустя некоторое время человек начинает верить тому, что произошло. Он постепенно смиряется с этим. И учится жить заново…

Губарев не знал, с какого конца подступиться.

— Это Светино пианино? — взмахнул он рукой в сторону «Стейнвейна».

— Светино, — эхом откликнулась женщина. — Мы его подарили Свете на день рождения. Я и сестра. Два года копили. Света любила музыку. Ходила на концерты в консерваторию… — Маргарита Васильевна замолчала.

— Она закончила музыкальную школу?

— Да.

— А почему она не пошла по музыкальной части?

— Света очень увлекалась театром. У нее подружка поступала в ГИТИС. И Свету сманила туда.

— А как зовут эту подругу?

— Алла Каменева. Правда, потом она бросила учебу, занялась бизнесом. Но между собой девочки тесно общались. Дружили по-прежнему.

— Не дадите ее телефон?

— Сейчас.

Маргарита Васильевна встала и вышла из комнаты. Через минуту вернулась с записной книжкой в руках.

— Записывайте. — И продиктовала номер. Губарев записал.

— Это телефонная книжка вашей дочери?

— Нет. Моя. Своя была у нее. В сумочке. Всегда при ней. — И она закусила губу.

— Расскажите, пожалуйста, когда вы видели дочь в последний раз. Как она ушла из дома? С кем?

— Не знаю. Ничего не знаю. — И Маргарита Васильевна снова расплакалась. Потом высморкалась. И, не поднимая глаз, сказала: — Света была уже взрослым человеком. Я не спрашивала ее, куда она ходит и с кем. Все, что она считала нужным, она мне говорила. Но в душу я к ней не лезла.

— У вас с дочерью были доверительные отношения?

— В целом да.

— У вашей дочери было много знакомых, подруг?

— Нет. Света была целеустремленной девушкой, хотела сделать карьеру. И она не разменивалась по пустякам. Я к этому приучила ее с детства. Если у тебя есть цель, иди к ней. Не отвлекайся на посторонние вещи.

— А вы кто по профессии?

— Учительница русского языка и литературы в старших классах.

— Понятно. Простите, а близкий друг у вашей дочери был?

— Нет. Были поклонники. Но ничего серьезного. Света не хотела легких отношений. Она хотела сначала состояться как актриса. А потом уже заводить семью, детей…

Губарев задумался. Получалось, что Светлана Сугробова была твердым и целеустремленным человеком. Что в наши дни встретишь не часто. До встречи с ее матерью Губарев думал, что это легкомысленная девушка, напропалую крутившая амуры и поэтому вляпавшаяся в сомнительную ситуацию. Но все оказалось не так. И это было очень странно.

— И что произошло в тот день, когда она пропала? — нарушил затянувшееся молчание Витя.

— Она ушла вечером.

— Какого это было числа? — спросил Губарев, доставая записную книжку.

— Двадцатого мая.

— Во сколько? Мать задумалась.

— Наверное, часов в шесть, семь. Может, немного позже. Меня не было дома. Я пришла в девять. А Светы уже не было.

— Она не оставляла вам никакой записки?

— Нет. В этом не было необходимости. Зачем? Если она задерживалась, то звонила мне.

— И что было дальше?

— Дальше… Она не пришла домой и не позвонила. Ближе к двенадцати ночи я стала беспокоиться. Позвонила Алле. Но та сказала, что не знает, где Света. Я подумала, что Света кого-то встретила. Осталась ночевать. Дело молодое… Но наутро она не пришла. И здесь я уже запаниковала по-настоящему. Стала звонить в милицию, знакомым… И с тех пор я ее не видела. — Мать опустила глаза. — Только когда я ее… когда мне ее показали… я поняла, что она никогда не вернется.

— Значит, вы не знаете, с кем она ушла в тот день?

— Понятия не имею. Даже не знаю, что и подумать.

— Вы в курсе, что ее тело нашли в купавнинском лесу?

— Да. Но как она туда попала? Да еще вечером?

— Может быть, она поехала к кому-нибудь на дачу?

— Света предупредила бы меня. Если она собиралась ехать с ночевкой, то сказала бы об этом. Она не могла так поступить со мной.

Множество неизвестных величин удваивались и утраивались на глазах. Куда ушла вечером Светлана Сугробова? Зачем? К кому? Или с кем?

— У вас нет знакомых с дачей в тех краях? Маргарита Васильевна покачала головой:

— Нет.

— Простите, а ваша дочь была склонна к авантюрным поступкам?

— Что вы! Я уже говорила, Света была очень разумной девушкой. Честно говоря, мне даже иногда хотелось, чтобы она была чуть… более эмоциональной.

— Кроме учебы, она больше ничем не занималась? Нигде не подрабатывала?

— Какое-то время она работала на радио «Максимум плюс», вела программу «Чашка кофе со звездой». Правда, очень недолго. Вскоре там началась реорганизация. Появился новый спонсор. Половину программ выкинули. Там она и познакомилась с Васиным.

— Васиным?

— Да. Он предложил ей принять участие в пробах к сериалу «Придворный роман».

— Он уже идет, этот сериал?

— Нет. Там такая волынка тянется… Света как бы находилась в резерве. Я, правда, не верила, что она будет играть главную роль. А она стояла на своем: буду, и все. Вот увидишь, говорила она мне. Но теперь это все… — Маргарита Васильевна слабо махнула рукой. Ее плечи дрогнули.

— Еще один момент. Вы не дадите нам фотографию вашей дочери?

— Конечно.

Маргарита Васильевна встала и достала с полки книжного шкафа фотоальбом.

— Какая вам нужна фотография? В полный рост? Или маленькая?

— Лучше в полный рост.

Сугробова медленно перелистывала страницы фотоальбома.

— Здесь она в первом классе. В зоопарке… На море… — Женщина разговаривала сама с собой, начисто забыв о посторонних людях, находящихся рядом. Она скользила по страницам рукой, гладя их. — Вот. Возьмите. Это она год назад. В парке Горького.

Губарев взял фотографию. Симпатичная блондинка с большими глазами смотрела на него в упор. Ее внешность располагала к себе, притягивала. Над верхней губой была маленькая, едва заметная родинка. Джинсы и голубой свитер. Черная сумочка.

— Спасибо. Если понадобится, я еще свяжусь с вами.

Но Маргарита Васильевна не слышала его, находясь во власти воспоминаний. Она не отрывала взгляда от снимков. Губарев встал и кивнул Витьке. Мол, все, уходим. Тот тоже поднялся.

— Мы пошли. Спасибо, что согласились с нами побеседовать.

— Не могу, не могу поверить.

Губарев подошел к ней и легонько сжал руку женщины, лежавшую на столе.

— Только время вас вылечит.

Сугробова подняла на него глаза:

— Разве от ЭТОГО кто-то вылечит?

Губарев промолчал…

Они ехали с Витькой в машине и разговаривали.

— Непонятная история. Девушка уходит неизвестно куда и не возвращается. А потом ее находят через четыре месяца в купавнинском лесу. Где она была все это время? — рассуждал вслух Губарев.

— Может быть, она не все рассказывала матери?

— Я думаю, что да. Не хотела волновать, или здесь что-то другое? Сугробова, судя по рассказам матери, жутко целеустремленная. Прямо железная леди. Хотя по мордашке этого не скажешь.

— Сейчас много таких развелось — девиц, которые делают карьеру. Прут напролом, как танки, не обращая внимания ни на людей, ни на обстоятельства.

— Ты думаешь, она такая?

— Ага! — сказал Витька.

— Надо побеседовать с ее подругой. Та, вероятно, скажет больше, чем мать. А потом пообщаться со съемочной группой сериала «Придворный роман». Может, мы там отыщем какую-нибудь зацепку, — заявил Губарев.

— Так фильм еще не начал сниматься.

— Ну, все равно. Процесс-то потихоньку движется. Васин — товарищ пробивной. При всех наших руководителях ухитрялся снимать кино и находиться в дамках. Подхалим великий. И нашим, и вашим. Поэтому чтобы Васин — да не пробил съемки, не выбил деньги, быть такого не может!

— Завтра поедем к Васину? — спросил Витька.

— Да, с утречка. Сегодня попробуем с подругой связаться. Вдруг повезет?

Приехав на работу и наскоро попив чаю с ванильными сухарями, Губарев принялся названивать Каменевой. Но здесь его ждала осечка. Приятный женский голос на автоответчике произнес: «В настоящий момент меня нет дома. Я нахожусь в командировке. Звоните после десятого октября». Губарев с досады крякнул. Этим информатором воспользоваться пока нельзя.

Но тут зазвонил телефон.

— Алло!

— Пап, это я. Звонила дочь.

— А… привет, привет!

— Ты не забыл, что в выходные мы идем в зоопарк?

— А может, в дельфинарий? — попробовал пошутить Губарев.

Но этот номер у него не прошел. Железным голосом Дашка расставила все точки над «i»:

— Ты мне, пап, зубы не заговаривай. Мы договорились — в зоопарк.

— Хорошо, хорошо, только не поднимай бучу. А то ты у меня такая взрывная! Чуть что, в бутылку лезешь.

— Наверное, есть в кого.

— Да я спокоен и невозмутим, как полярный медведь.

На том конце провода фыркнули.

— Скажешь тоже — медведь. Ты у нас — тигр!

— Да ну, — Губарев был явно польщен. Ему всегда казалось, что он неповоротлив, неуклюж и медлителен. А тут — тигр! Красивое, грациозное, ловкое животное!

— Это точно, — подтвердила дочь.

— Ладно, заметано. Еще созвонимся. А то мне работать надо!

— Работа — она тебя любит, — фыркнула Дашка.

— Обожает. Ну, пока.

— Чао!

Положив трубку, Губарев подумал, что Даша с каждым годом становится все менее и менее управляемой. Если ей что-то взбредет в голову — пиши пропало! И даже их совместный «дуэт» с Наташкой не в силах охладить Дашкино рвение. Будет стоять на своем до конца. Впрочем, жена тоже была человеком упрямым. Мало им с дочерью того, что он недавно ездил к теще в деревню в Смоленскую губернию и пахал там, как негр на плантации. А как его хорошо туда заманили: будем ходить в лес по грибы, гулять, наслаждаться природой! Губарев, конечно, как семейный человек со стажем, такой люли-малине не поверил. Он-то сразу учуял здесь некий подвох. Но куда деваться! Он обещал своим, что поедет, а слово надо держать! Все получилось так, как он смутно и подозревал. На этот раз интуиция не подвела его. Обрадованная теща навьючила на него сразу кучу дел. Оказалось, что он — незаменимый мастер на все руки, без которого хозяйство пришло в упадок. Прежде всего ему показали забор, покосившийся в двух местах. Соседская корова постаралась, пояснила теща. Пусть корова забор и делает, пошутил Губарев. Но теща пропустила его слова мимо ушей. Дверь в доме болталась, от крыльца оторвалось несколько досок. Словом, работы хватало. Не говоря уже об огороде. Надо было вскопать «всего несколько грядок». Губареву показалось, что он распахал кусок земли размером с приличное поле. А что касается грибочков и прогулок на природу, то да, была одна жалкая вылазка в лесок недалеко от дома. Урожай грибов был просто плачевным. На троих они набрали всего полкорзины. Да и то всякую мелочь: сыроежек, опят, чернушек. Ни одного белого или подберезовика… Смехота, да и только. После работы на огороде ноги у Губарева так гудели, что по лесу он передвигался с трудом, часто приваливаясь к деревьям. Наверное, со стороны можно было подумать, что по лесу идет пьяный и обнимает каждое дерево, которое попадается ему на пути. Дашка оглядывалась на Губарева и ехидно хихикала, Наташка улыбалась, а Губарев отвечал им кривой ухмылкой, мол, совсем заездили человека. Ни Жалости, ни сочувствия. Злыдни одни кругом! Под конец прогулки «злыдни» предложили ему посидеть на пеньке. «Ты, пап, у нас как старичок на завалинке», — прыснула Даша. «Попахала бы, как я, — возразил ей Губарев, — тогда бы вообще трупом лежала». — «Ну, ничего, — вставила Наташка, — работа на свежем воздухе всегда полезна». — «В умеренных количествах», — возразил Губарев. «Можно подумать, ты неделю работал без сна и отдыха, — сказала жена, прищурившись. — Сразу видно, чем вы занимаетесь на работе. В основном в кабинетах сидите». Губарев собирался уже резко возразить. Но тут вмешалась Дашка: «Пап, я вот смотрела сериал „Комиссар Рекс“. Там полицейский бегает наравне с собакой. И препятствия преодолевает, и прыгает, как кенгуру. Ты бы так смог?» Губарев дипломатично промолчал. Дело в том, что он тоже видел несколько серий «Рекса». Бегать так, как полицейские в сериале, он не мог. Физическая форма не та. Но говорить об этом Дашке…

«Вы бутерброды взяли, — поинтересовался Губарев, — или забыли? Легкомысленные вы создания!» — «Взяли, взяли», — откликнулась Дашка. Она ловко расстелила на траве большую клеенчатую салфетку и положила на нее еду. Отпивая из термоса кофе и поглощая бутерброд с сыром, Губарев подумал, что все не так уж плохо. Надо радоваться в жизни даже самой малости. Как, например, вот этому солнечному осеннему деньку. Пню, на котором он сидел, улыбке дочери и даже грибам, которые никак не хотели попадаться на глаза. Лучше жить сегодняшним днем, философски размышлял Губарев, и не заглядывать в отдаленное будущее. День прошел — и слава богу! Все живы и здоровы — уже счастье…

Майор вспомнил мысли, которые посетили его в смоленском лесу, и подумал, что Дашке, наверное, хочется хоть ненадолго опять вернуться в детство.

В то безоблачное время, которое осталось далеко позади. Она взрослеет, и скоро ей будет уже не до зоопарков. Другие увлечения, интересы. Как давно мы не были в зоопарке? Лет пять? Или больше? Губарев вздохнул и, придвинув к себе записную книжку, записал на субботу крупными буквами: «ЗООПАРК».

Потом, вспоминая свою первую встречу с Учителем, Лариса честно признавалась себе, что поначалу он никакого впечатления на нее не произвел. Напротив, она испытала легкое чувство разочарования, когда пришла на занятие в спортивную школу, расположенную недалеко от дома, и увидела перед собой невысокого коренастого человека лет пятидесяти с седыми коротко стриженными волосами и блестящими темными глазами.

— Николай Степанович Дербенцов, — сказал он, протягивая ей руку.

— Лариса Марголина.

— Мне о вас говорила много хорошего Эмилия Григорьевна.

— Да? Очень приятно.

— Эмилия — моя старинный друг. И мы с ней частенько обмениваемся впечатлениями о работе. Я — о своей. Она — о своей.

— И что она говорила об мне? — не удержалась Лариса. Они сидели в спортивном зале на узкой деревянной скамейке, поставленной вплотную к стене.

— Она сказала, что у вас может быть большое будущее.

— Может быть?

Николай Степанович кивнул головой.

— Именно так. Чет или нечет. Будет или не будут.

— И это, конечно, зависит от меня?

— Не совсем.

— Не поняла, — чуть нахмурилась Лариса.

— Я объясню это потом. Вначале понять законы, которые управляют Вселенной, очень трудно. Этому нужно научиться. Но, похоже, вы будете не только сразу понимать их, но и предвидеть многие события, притягивать их.

— А зачем? — Лариса смотрела на Николая Степановича прямо. В упор…

— А для того, чтобы ваше будущее — было. Иначе оно может пребывать в нереализованном состоянии.

Лариса почувствовала, как разговор увлек ее. Раньше она никогда не интересовалась философией. Она казалась девушке слишком заумной и нудной. А здесь… перед ней как будто открывались новые горизонты, о которых она даже и не подозревала.

— Но я… буду учиться борьбе. Айкидо — это ведь восточная борьба?

— Айкидо — это прежде всего стройная философская система. Без знания ее невозможно приступать к изучению упражнений. Они не могут выполняться в отрыве от понимания законов, по которым строится мир. Но ты будешь узнавать все постепенно. Знание не может быть открыто сразу. Ученик должен быть подготовленным к его восприятию. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, — тихо сказала Лариса. Ей вдруг показалось, что привычный мир теряет свои контуры и очертания. Вместо них возникает нечто иное, непонятное. Но этого не следует бояться. Нужно идти навстречу этому новому. И тогда все будет так, как надо. Как должно быть.

Для начала — одна восточная притча, — продолжал Николай Степанович. — Один правитель любовался водопадом: струи спадают с безумной высоты, пена бурлит и ревет. И тут он увидел в пучине человека. И поспешно направил своих слуг вниз, чтобы вытащить несчастного. Однако, прежде чем слуги подоспели, тот сам вышел на берег. Изумленный увиденным, правитель обратился к нему: «Неужели ты владеешь секретом, как ходить по воде?» «Нет, — ответил пловец. — Вместе с волной я погружаюсь, вместе с пеной выныриваю, не навязывая ей ничего от себя. Вот и весь секрет…»

Николай Степанович был в белой спортивной одежде. От него веяло спокойствием и одновременно — силой. Это было странное сочетание: внутренняя напряженность и внешняя умиротворенность.

— Кстати, слово «айкидо» имеет сложный смысл. У каждого из трех слогов — свое значение. «Ай» — означает гармонию Вселенной. «Ки» — энергию космоса. «До» — дорога, или путь. Таким образом, получается, что «айкидо» — это наш путь в потоке энергии к всеобщей гармонии. И в айкидо все направлено к достижению этой цели.

— Интересно… — Лариса посмотрела в зал. Они были одни. На полу лежали татами — коврики для занятий.

— Скоро придут ученики. Хочешь посмотреть, как они занимаются? — спросил Николай Степанович.

— Хочу.

Айкидо увлекло Ларису. Постепенно она пришла к пониманию, что одних навыков и умения в жизни недостаточно, чтобы добиться успеха. Или найти свой путь. Нужно еще уметь правильно формулировать цель и намечать верную дорогу к ней. «Любая цель, — учил ее Николай Степанович, — это вершина горы. Подъем. Восхождение. Чтобы дойти до этой вершины, надо найти тропинку к ней. Чаще всего она неприметна глазу и ее трудно обнаружить. Многие люди начинают прокладывать новую дорогу и тратят на это массу сил и энергии. Тогда как нужно воспользоваться тем, что уже есть. Так сэкономишь силы и время. Помни об этом. Айкидо — это боевое искусство, где нет духа конкуренции. И в этом его уникальность. А против противника используют его же собственные методы и энергию».

Занятия айкидо погрузили Ларису в странный ирреальный мир. Внешне ее жизнь протекала как у всех. Она училась в десятом классе. По-прежнему подрабатывала уборщицей. Занималась театром. Но постижение айкидо помогло ей увидеть то, чего она не видела раньше. Не могла или не хотела увидеть. Она поняла, что поведение людей определяется некими внутренними законами. И знание этих законов может помочь установить с ними нужные отношения. А потом вовремя уйти от них. Без драм и скандалов. Нельзя ни к чему привязываться. Все в мире преходяще. Каждая ситуация и каждый человек, встреченный в жизни, — чему-то учат. Поэтому даже негативный опыт надо воспринимать с благодарностью.

Год пролетел незаметно. Лариса уже точно знала, что уедет в Москву. Решение уехать еще больше укрепилось после одного случая с матерью. Окончательно прилепившись к церкви, мать стала относиться к Ларисе с откровенной неприязнью. Она неоднократно высказывала дочери, что ее красота — греховна, нечиста. Надо замаливать ее и просить господа, чтобы он дал покой и смирение. Не надо подчеркивать красоту, наоборот, ее надо прятать, как нечто недостойное и неприличное. Все это — от дьявола! Лариса была на кухне, когда мать вошла к ней в комнату и взяла с туалетного столика большую черно-белую косметичку. «Хватит морду малевать, как потаскуха последняя», — бормотала мать, вываливая содержимое косметички дочери в мусорное ведро. «Ты что, мам?» — перехватила ее руку Лариса. «Ничего, пусти меня!» — С этими словами мать грубо оттолкнула Ларису и схватила ведро, намереваясь выйти с ним на лестничную площадку. Лариса почувствовала, как у нее на глазах выступают слезы. Она с таким трудом выкроила деньги на косметику! И при виде того, как в ведре оказались французская тушь, красный тюбик помады «Пупа», серебристые тени в стеклянной баночке, пудра и прочие женские мелочи, ее охватил гнев. Лариса подняла руку, чтобы ударить мать, но тут вспомнила учение айкидо: что за все в жизни надо быть благодарным. Даже самая невыносимая ситуация дана нам не просто так, а для чего-то. Для внутреннего роста. Для победы над собой. Лариса стиснула зубы и отступила назад. «Я уеду в Москву и накуплю себе кучу такой косметики, — сказала она себе. — И я больше не останусь с матерью. Никогда».

Воспользовавшись ее минутным замешательством, мать подхватила мусорное ведро и вышла с ним. Лариса глубоко вздохнула. Что-то подсказывало ей, что на этом мать не остановится. И в самом деле… Через две недели после этого конфликта мать пришла в комнату к Ларисе, когда та готовилась ко сну, и, подбоченившись, встала напротив дочери. Лариса посмотрела на мать. В сущности, это был уже чужой человек, к которому у нее не осталось никаких чувств, кроме, может быть, легкой жалости. «Тебе что-то надо?» — спросила Лариса. «Да. Я хочу знать: ты девушка или нет? У тебя был мужчина?» — «Какое это имеет значение?» — спросила Лариса. «Как это — какое?» — От негодования мать затрясла головой. Седые пряди обрамляли худое лицо с выступающими скулами.

Лариса вспомнила, как когда-то, в другой, прошлой жизни, мать любила смеяться. Как ее смех переливчатыми руладами разносился по дому. И как отец часто повторял, что влюбился в мать, услышав ее смех. Лариса сглотнула слюну. «Какое это имеет значение? — повторила она. — Был у меня кто-то или не был?» — «Большое! Если ты — шлюха и подстилка подзаборная, тебе не место в моем доме. Убирайся на все четыре стороны». — «Потерпи немного. Я и так скоро уеду». — «И куда же?» — повысила голос мать. «Какая разница? Уеду. И больше никогда не вернусь». — «Скажите, пожалуйста, — пробормотала мать, — скажите, пожалуйста, какие мы гордые! Даже не хотим сказать матери, куда уедем!» С минуту-другую она молча смотрела на Ларису, а потом, ни слова не говоря, повернулась и вышла из комнаты.

Этой же ночью она пришла к Ларисе. Та спала чутко и сразу услышала скрип двери. Она открыла глаза — и снова закрыла их. В комнату вошла мать. Со свечкой. Она стала обходить Ларисину комнату. И при этом что-то бормотать. Лариса прислушалась. Это были слова заклинаний с просьбой оградить ее, Ларису, рабу божию, от греха и соблазна. И забрать ее красоту. Сделать такой, как все. Ничем не примечательной. Незаметной. Наконец мать встала над Ларисиной кроватью. Ее бормотанье усилилось. Ларисе стало жутко. Она лежала и думала: когда кончится этот кошмар? Ей хотелось встать и крикнуть матери, чтобы та ушла из ее комнаты. Но девушка боялась, что это вызовет непредсказуемую реакцию с ее стороны. Чего доброго, мать может побежать в кухню и схватиться за нож, подумала Лариса. Она чувствовала себя покойницей в гробу, над которой читают поминальную молитву. Наконец мать ушла. Лариса открыла глаза. В этот момент она ясно поняла, что осталась совсем одна. И отныне ей придется решать все самой. Всегда и во всем. С тех пор Лариса стала на ночь подпирать дверь изнутри. Но попыток проникнуть к ней в комнату мать больше не делала. Успокоилась, решила Лариса. Но беда никогда не ходит одна. И в справедливости этой поговорки Ларисе вскоре пришлось убедиться на собственном опыте.

— Ты как, морально готов к общению с нашими кинодеятелями? — спросил Губарев Витьку, когда тот зашел к нему в кабинет, перед тем как ехать на студию к Васину.

— А что? Там особая подготовка нужна?

— Да как сказать. Сам понимаешь, эти люди считают себя пупом земли. Богема! Мы для них — муравьи, которые крутятся у них под ногами. Там каждая сошка мнит себя супервеличиной.

— Да не распаляйтесь вы так. Может, все нормально будет.

— Да уж, нормально, — пробурчал Губарев. — Держи карман шире!

Студия Васина называлась «Арион-Т» и располагалась в старинном особняке.

Приемная Васина мало чем напоминала современный офис. Здесь все было стилизовано под старину. Мебель из красного дерева, огромная хрустальная люстра. Диван, обитый бархатом вишневого цвета. О том, что на дворе XXI век, напоминали только компьютер, стоявший на столе у секретарши, и телефон. Секретарша, молоденькая девушка с длинными кудрявыми волосами почти до пояса, поднялась из-за стола при виде Губарева и Витьки.

— Вы к кому?

— Мы из милиции. — Они продемонстрировали свои удостоверения. — К Георгию Васину.

— Вы договаривались?

— Нет. Но мы расследуем дело об убийстве, и нам надо срочно переговорить с ним.

— Не знаю. Васин принимает только по предварительной договоренности.

Чувствовалось, что девушка вышколена по высшему классу. Интересы шефа были для нее превыше всего.

— Мы расследуем дело об убийстве, — повторил Губарев, повышая голос.

— Сейчас я посмотрю время.

Нет, эта курица все еще не понимала, кто пришел к Васину и зачем.

— Девушка, нам не нужно время. — И майор решительно направился к двери, где на золотой табличке крупными буквами было выгравировано: «Васин Георгий Валентинович».

— Постойте, постойте, — девушка преградила путь Губареву. Ее мини-юбка вполне оправдывала свое название. Это было действительно «мини», едва прикрывавшее соблазнительный тыл. Секретарша была невысокая, крепенькая. Как упругий персик. Пухлые губки блестели от розового блеска, наложенного в несколько слоев. — Там прием! Делегация из Америки. Они скоро закончат. — Она вцепилась в рукав Губарева.

— Хорошо. Несколько минут мы подождем. — И Губарев сел на вишневый диван.

— Вам чай, кофе? — Девушке надо было протянуть время.

— Спасибо, не надо. — И Губарев демонстративно взглянул на большие напольные часы, стоявшие в углу.

Через пять минут Губарев многозначительно кашлянул. Работавшая за компьютером секретарша встрепенулась.

— Чай, кофе? — спросила она уже с нотками отчаяния. Губарев понимал, в чем тут дело. Если он прорвется к Васину, секретарша получит нагоняй за срыв переговоров. И никто не будет слушать ее объяснений. Она станет козлом отпущения.

— Нет. Не надо.

На счастье секретарши, через несколько минут дверь кабинета Васина распахнулась и оттуда вывалилась стайка американцев. Одинаково белозубых, стерильных, в тщательно отутюженных, без единой складки костюмах. За ними вышла женщина в синем платье чуть выше колен и сером пиджаке. У нее был вид строгой учительницы. Переводчица, догадался Губарев. Последним вышел Васин. В шикарном серебристо-сером костюме в мелкую полоску. Распространяя вокруг себя сильный запах парфюма. Губарев успел заметить дорогие часы с россыпью бриллиантов на массивном золотом браслете и золотую печатку на мизинце. Васин направился к секретарше.

— Мне были звонки?

Она встала из-за стола, наклонилась к нему и что-то шепнула на ухо. Васин повернулся к Губареву и его помощнику.

— Вы ко мне?

— Да.

Режиссер оглянулся на иностранцев. Те стояли в углу, с любопытством взирая на них. Как стайка благовоспитанных пингвинов.

— Сейчас. Я только провожу делегацию. И — к вашим услугам.

Васин появился в приемной через десять минут.

— Извините. Гости из Штатов. Ответственные переговоры по поводу съемок совместного сериала.

— «Придворный роман»?

В глазах Васина мелькнуло секундное удивление.

— Да. Вы интересуетесь кино? Могу предоставить вам билеты на последние премьеры. Вы предпочитаете наше кино или зарубежное? — Васин явно хотел «установить контакт». Он оправдывал свою репутацию Великого Подхалима и Лизоблюда. Если бы он был другим, то не удержался бы на пирамиде кинематографа, а давно скатился бы вниз.

— Нет. Не интересуюсь. — Губарев старался говорить как можно суше и неприветливей.

Васин мгновенно сориентировался в обстановке.

— Хорошо. Проходите. — И он широко распахнул дверь своего кабинета. — Вика! — крикнул он секретарше. — Колумбийский кофе. И покрепче.

— Мы не будем кофе, — сказал Губарев. Директор студии «Арион-Т» сделал секретарше знак рукой:

— Отменяется.

Кабинет Васина впечатлял. Он скорее напоминал комнату из какого-нибудь дворца, построенного в позапрошлом веке. Все было — супер. Дорогим, помпезным. В отличие от приемной, здесь преобладали бежево-ореховые тона. Ковер был толщиной сантиметра в три. Ручной работы, решил Губарев. Из Ирана или еще из какой-нибудь восточной страны. Мебель — из натурального дерева. Шторы — из тончайшего шелка.

— И о чем вы хотели со мной побеседовать? Васин уселся за большим овальным столом.

— Присаживайтесь, — пригласил он.

Стулья с изящно изогнутыми ножками были обиты атласом светло-коричневого цвета.

— Что у вас? — Цепкий взгляд Васина перебегал с Губарева на Витьку.

Губарев представился. А потом приступил к делу:

— Мы расследуем убийство одной актрисы, которая должна была сниматься в сериале «Придворный роман». Светланы Сугробовой.

— Простите, а кто это?

Удивление Васина было не то наигранным, не то настоящим. В этом майор еще не разобрался.

— Вам предстоят съемки сериала «Придворный роман».Так?

— Так, — Васин склонил голову набок.

— Вы проводили отбор актрис?

— Да. Мы проводили кастинг. В несколько этапов.

— По моим данным, предварительный кастинг прошла студентка ГИТИСа Светлана Сугробова.

— Когда это было?

«Либо придуривается, либо я чего-то не понимаю», — мелькнуло в голове у майора.

— Примерно год назад.

— Ах, вот оно что, — снисходительно сказал Васин. — Теперь я кое-что начинаю понимать. Дело в том, что сериал «Придворный роман» задумывался действительно больше года тому назад. Это совместный российско-американский проект. Первый подобного масштаба! — подчеркнул Васин. — Поэтому он требует колоссальной организационной работы. Здесь важно просчитать все до мелочей. Чтобы не было никаких осечек. Мы провели предварительные переговоры. Начали проводить кастинг. Даже выбрали актрису на главную роль.

— Сугробову?

— Нет. — И по лицу Васина пробежала тень. — Марголину. Была такая интересная многообещающая актриса. Лариса Марголина.

— Была? Вы говорите, была?

— Да. К сожалению, она утонула. Год назад.

— При каких обстоятельствах? — спросил Губарев.

— Это печальная и неприятная история.

— И все-таки, — настаивал майор. Васин едва заметно вздохнул.

— Это было летом. Мы все поехали на пикник в Подмосковье…

— Кто именно?

— Я, Марголина, мой заместитель Игорь Семенов, еще кто-то — я уже и не помню. Мы арендовали яхту. Пристали к берегу. Решили немного передохнуть. Все разбрелись кто куда. Больше Ларисы никто не видел.

— Почему вы решили, что она утонула?

— Позже нашли ее одежду.

— А труп?

— Нет. Не нашли.

— Значит, главную роль должна была играть Марголина. А Сугробова?

— Я не знаю ее. — Для пущей убедительности Васин приложил руку к груди. — Возможно, она прошла предварительный кастинг, но потом ее кандидатура была отклонена.

— Вы известили об этом Сугробову?

— Этим занимаются мои помощники, заместитель. Кандидатура Марголиной была утверждена нашими американскими партнерами, но к съемкам мы приступить не успели.

— Кто может помнить Сугробову?

— Одну минутку. — Васин нажал на кнопку селектора и сказал секретарше: — Вика! Позови Дениса. — Потом он обратился к Губареву: — Студентка ГИТИСа?

— Да.

И тут Губарев вспомнил о фотографии. Достал ее из внутреннего кармана формы и показал Васину. Тот отрицательно покачал головой:

— Не помню. Она убита?

— Да.

Больше они ничего не успели сказать, потому что в комнату вошел помощник Васина, Денис. Молодой человек с кудрявыми волосами и сине-бирюзовым платочком на шее.

— Денис Головнин. Мой помощник. Главный консультант по кастингу. Присаживайся, — сказал Васин.

Молодой человек сел напротив Губарева.

— Денис, у тебя есть данные по самому первому кастингу к сериалу? Дело в том, что убита одна из девушек, прошедших предварительный отбор. Сугробова… — Васин посмотрел на Губарева.

— Светлана Сугробова.

По лицу Дениса ничего нельзя было прочитать.

— Надо посмотреть в наших файлах, — сказал он.

— Вы ее не помните? — И Губарев показал фотографию Денису.

— Нет.

— Кастингом занимались вы лично?

— Моя помощница Надежда Анисина.

«Бог ты мой, — подумал Губарев, — какая многоступенчатая иерархия! У помощников — свои помощницы. Государство в государстве!»

— Надежда Анисина проводила отбор актрис для съемок? — уточнил он.

— Примерно так, — сказал Васин. — У нас существует своя система работы. Сначала Анисина отбирает подходящие кандидатуры, мы делаем пробы, знакомимся с ними. Если актриса нам подходит, то мы говорим ей, что она прошла кастинг. Но это не означает, что именно эта девушка будет играть главную роль. Кандидатур-то у нас несколько. И мы начинаем выбирать, согласовывая окончательный вариант с американскими партнерами. На том этапе мы выбрали Марголину. А с Сугробовой я, скорее всего, даже и не беседовал.

Денис кивнул:

— Я вспомнил, один раз я тестировал Сугробову. И потом внес ее в число кандидатур для окончательного утверждения.

— Получается, что единственный человек, кто может точно вспомнить Сугробову, — Надежда Анисина?

— Возможно, — сказал Васин.

— Я хотел бы побеседовать с ней, — сказал Губарев.

Васин тотчас отдал распоряжение секретарше по селектору.

— А как убита эта… девушка? — задал вопрос режиссер.

Снизошел до своей безмолвной статистки, усмехнулся про себя Губарев. Поинтересовался отбракованным материалом.

— Ее нашли в лесу. С раздробленными ступнями, многочисленными порезами на лице.

— Маньяк-психопат?

— Это одна из версий, — не стал распространяться Губарев.

— Я могу идти? — спросил Денис, глядя на Васина.

— Мой помощник вам еще нужен?

— Пока останьтесь. У меня могут возникнуть к вам вопросы, — ответил Губарев.

По сравнению с Надеждой Анисиной секретарша в приемной выглядела настоящей замухрышкой. Помощница помощника как будто бы сошла с обложки глянцевого журнала. Безукоризненная осанка, вид королевы, одежда — явно не с блошиного рынка. Это понял даже Губарев, далекий от веяний моды и стиля. Точеные правильные черты лица, светлые волосы, распущенные по плечам. От всего ее облика веяло холодом и неприступностью. Настоящая Снежная королева.

— Надежда Алексеевна, — представил ее Васин. — Надя, — обратился он к ней, — у тебя сохранились данные по нашему первому кастингу? До Марголиной?

Анисина слегка нахмурилась:

— До Марголиной? Конечно.

— Тут из милиции интересуются некоей Сугробовой. Ты помнишь такую?

— Да. Я с ней беседовала несколько раз.

Надежда Алексеевна не задала никаких вопросов: почему им нужна Сугробова и что случилось. Ни одного лишнего движения или жеста. Полная невозмутимость.

— Она убита, — пояснил Васин.

Майор отметил про себя, что Васин не предложил Анисиной сесть. То ли хотел этим подчеркнуть ее статус, то ли что-то еще.

— Какое она произвела на вас впечатление? — задал Губарев вопрос Снежной королеве.

— Нормальное. Она никогда раньше не снималась в кино, поэтому ей не хватало практики. Но типаж был интересный. Подходящий для фильма.

— Как она держалась: спокойно, нервничала? Что вы можете сказать о ее характере?

— Она держалась соответственно задаче, которая перед ней ставилась. Нам она была интересна как актриса. А в тонкости ее характера я не вникала.

Анисина смотрела на Губарева холодными светлыми глазами. На секунду у майора мелькнула посторонняя мысль. Не относящаяся к делу. А есть ли любовник у такой вот Снежной королевы? И если есть, что он чувствует, когда обнимает этот холод и неприступность? И растапливаются ли в минуты любви льдинки в ее глазах? Или таким застывшим созданиям любить не полагается? Любовь — это эмоции. А у Надежды Алексеевны была явная нехватка эмоций. Как витаминов по весне.

— А что вы еще можете сказать о Сугробовой? — Губарев не терял надежды растопить эту сосульку. Но совершенно напрасно.

— Ничего. К тому же это было давно.

— Да. Давно, — подтвердил Васин.

Дело вырисовывалось — дрянь. Как Губарев и думал. Уравнение со множеством неизвестных. Не-решаемое уравнение. Никто ничего не знает о Сугробовой. Для студии «Арион-Т» это была всего лишь еще одна галочка в сложном творческом процессе. Галочка, которую в скором времени собирались стереть ластиком. И сдать в архив. И никаких тут тебе зацепок. Губарев почувствовал прилив отчаяния.

— А Марголина? — спросил он вслух. Все трое повернулись к нему, как подсолнухи вслед за солнцем.

— Что — Марголина? — спросил Васин, выдвинув вперед челюсть. — Я вам все рассказал о том несчастном случае.

— Вы были на пикнике, когда утонула Марголина? — Этот вопрос Губарев адресовал только ей. Снежной королеве.

Она выждала паузу. А потом произнесла:

— Да. Была.

— Вы были с ней знакомы?

— Нет. Мы общались только по делу.

— Кто видел ее последней? — Вопрос был адресован всем троим. Они переглянулись.

— Наверное, я, — неуверенно протянул Денис. — Я видел, как она отошла в сторону. Я подумал, что…

— Что?

— Ну… отошла… по делам. Естественно-природным. Как оно бывает.

Наступило молчание. Губарев подумал, что сейчас они встанут с Витькой и уйдут. А эти трое забудут о них через пару минут. У них завертится своя карусель, суета, беготня.

Все. Пора было уходить. Губарев поднялся с атласного стула.

— Сугробова и Марголина. Обе должны были сниматься в вашем сериале. И обеих нет в живых.

Губарев бросил эти слова наугад. Как пробный шар. Но тут же понял, что в этом что-то есть. Какая-то своя логика, которую ему еще предстояло постичь. Но первое озарение уже пришло. Так бывает, когда в летний день после дождя сквозь серую пелену туч выглядывает солнце: робко, неуверенно. А потом оно решительно разрезает этот плотный покров и затопляет все своим золотистым светом. Так и здесь.

— Что вы хотите этим сказать? — от напускной приветливости Васина не осталось и следа.

Губарев бросил взгляд на Снежную королеву. Но она оставалась по-прежнему невозмутимо холодной.

— Пока ничего. — И майор подумал, что все не так безнадежно, как это кажется ему сейчас. Что можно подобрать отмычку и к этому расследованию. Если, конечно, хорошенько постараться.

ГЛАВА 6

Ларисе стал оказывать настойчивые знаки внимания местный авторитет, державший в страхе всю округу. Он недавно вышел из тюрьмы, открыл собственное дело: несколько палаток, торговавших всякой мелочовкой. Но вскоре взялся за старое занятие — рэкет и вымогательство. Ларису он увидел на улице. Она шла домой после занятий в драмкружке, сосредоточенная, вся в себе, и поэтому не заметила, как рядом с ней притормозила машина.

— Эй, — услышала она, — красотка, садись, прокачу!

Лариса повернула голову. Опустив окно черного «Мерседеса», на нее смотрел молодой человек с бритым затылком и мощным подбородком.

— Красотка, не слышишь, что ли, садись ко мне! Я два раза не повторяю. — Он широко улыбнулся. Между его передними зубами была выщербинка. — Как зовут тебя?

— Никак, — бросила Лариса, ускоряя шаг.

— А ты еще и грубишь! Непорядок!

— До свидания, мы с вами не знакомы.

— Так давай познакомимся!

Лариса вздохнула: похоже, этот тип отставать от нее не собирался.

— Вам что от меня надо? — устало спросила она.

— Познакомиться!

— А если я не хочу?

— А кто тебя спрашивает? Зато хочу я! Меня зовут Витя Соболь. Меня тут всякий знает. Спроси любого, кто такой Витя Соболь, тебе каждый ответит.

Лариса вспомнила: действительно, это имя было ей знакомо. Бандит и мерзавец.

— Я… тороплюсь домой.

Внимательно, без тени улыбки, молодой человек какое-то время смотрел на девушку, потом поднял стекло машины и резко рванул мимо нее. В душе у Ларисы зашевелился страх. Липкий, холодный. Лариса почему-то подумала, что на этом история не закончится. К сожалению, ее опасения оправдались. Витя Соболь стал обхаживать ее со всех сторон. Он разузнал, где она живет. Стал присылать со своими «гонцами» букеты роз, подарки. И каждый раз присылал записку с предложением поужинать в любом ресторане, в каком она захочет. Лариса все отсылала обратно. Она думала, что бандиту надоест безответное ухаживание и он рано или поздно прекратит осаду. Но она жестоко ошиблась.

Через месяц после настойчивых ухаживаний Витя Соболь прислал записку следующего содержания: «Сегодня я в последний раз приглашаю тебя в ресторан. Больше этого не будет. Но ты пожалеешь». При этом слова «в последний раз» были подчеркнуты жирной линией. Ларису прошиб холодный пот. Что делать, она не знала. Обо всей этой истории не ведала ни одна живая душа. Ей даже не с кем было посоветоваться. Она написала ответную записку: «Оставьте меня в покое. Пожалуйста. Лариса». Ночью она не сомкнула глаз. Ей было безумно страшно. И не у кого попросить помощи. Одно время она думала рассказать все Николаю Степановичу. Но это показалось ей неудобным. Это была история личного характера. И Лариса должна была разобраться с ней сама. И что, в самом деле, она могла сказать своему Учителю? «За мной ухаживает бандит и я прошу вас оградить меня от него»? А что мог сделать Учитель? Он один, а у Вити Соболя — своя банда. Чего доброго, она втравила бы в неприятности невиновного человека. Учитель мог пострадать во всей этой переделке. И серьезно. Что для этих бандюхаев человеческая жизнь? Пустое место!

На нее напали среди бела дня в пяти метрах от дома. Набросились сзади, закрыли рот и впихнули в машину. Она даже не успела ничего понять, настолько быстро все произошло. Пришла она в себя уже в машине. Лариса тряхнула волосами и огляделась. Справа и слева от нее сидели двое незнакомых молодых людей и держали ее за руки. Прямо перед собой она видела затылок шофера. А вот человека, сидевшего рядом с шофером, она знала. Это был Витя Соболь, который со странной улыбкой смотрел на нее. В его глазах была ледяная безжалостность, а губы улыбались. Он явно наслаждался ситуацией и тем, что должно последовать за ней. Он знал, что будет. А Лариса — нет. И страх неизвестности наполнял ее ужасом и тошнотворным бессилием. Она внезапно почувствовала, как ее ноги и руки стали беспомощно-ватными. Как у куклы. Она пыталась вспомнить уроки Учителя и сосредоточиться на своих ощущениях, внушить себе чувство уверенности, чтобы принять правильные решения и суметь найти выход из расставленной ловушки. Но внезапно обнаружила, что это невозможно. Тело отказывалось слушаться ее приказов. Она была бессильна против своих врагов, потому что не могла контролировать себя. Ее сердце билось со скоростью сто ударов в минуту. А мысли разбегались в разные стороны, как пугливые кролики.

— Ну что, коза, допрыгалась? — весело спросил Витя Соболь. — Говорил же, предупреждал. Нет — решила свой гонор показать. И кому? Мне — Вите Соболю! — Он поднял вверх указательный палец. — Смешно!

Как бы в подтверждение его слов молодчики, сидевшие около Ларисы, радостно загоготали. Ее же прошиб холодный пот. Неизвестность постепенно начала приобретать жуткие очертания. И было непонятно, что лучше — страх неведомого или кошмар предстоящего. Лариса закусила губы.

— Я не хотела вас обидеть.

— Нет, вы посмотрите, она еще выражается так культурно! Прямо культур-мультур! Из пансиньона благородных девиц… Мне так еще больше нравится. — И Соболь подмигнул ей.

Лариса закрыла глаза. В голове вертелись обрывки из прошлой жизни: уютный абажур, звонкий смех матери, отец в парке с коляской и молодой женой, руки Эмилии Григорьевны, глаза Учителя… «Стоп-стоп, — скомандовала себе Лариса. — Я должна немедленно успокоиться. Немедленно. Во что бы то ни стало!» Она принялась считать до десяти, но ее прервали самым бесцеремонным образом: дернули за волосы.

— Глаза открой! — скомандовал Соболь. — Я хочу видеть твои гляделки.

Лариса подняла голову вверх. На глазах выступили слезы, и ей очень хотелось, чтобы их никто не видел. Тем более — этот подонок.

— Голову еще задирает! Ничего, и не таких обламывал.

Остаток пути они проехали в молчании. Машина была с затемненными окнами, и девушка не видела, куда они едут. Время от времени Витя Соболь поворачивался к ней и весело подмигивал, отпуская реплики типа: «Потерпи, красотка, еще немного», «До чего же мне нравятся покорные и тихие», «Ну что, поняла: со мной шутки плохи!» Наконец машина остановилась. Соболь обернулся к Ларисе:

— Вот и приехали! Вылезай!

Ларису подхватили под руки и чуть ли не силой выпихнули из машины. От резких движений она едва не упала и вцепилась в руку парня, стоявшего от нее справа. У него было вытянутое бесцветное лицо с белыми бровями и ресницами.

— Уже на ногах не стоишь! — заржал Соболь. — Рановато! — Они приехали за город. Высокий забор ограждал от посторонних глаз двухэтажный особняк с островерхой крышей. — Хороша хатка? Мне тоже нравится. Пошли!

Они шли в следующем порядке. Впереди — Соболь. В белой рубашке с короткими рукавами и черных брюках. В первые майские дни было по-летнему жарко. За ним — Лариса, которую вели под руки. Она была в черной юбке до колен, трикотажной розовой кофточке и легкой курточке до пояса. Но в этот момент она поняла, что замерзает. Ей хотелось обхватить себя руками и согреться. Но это было невозможно.

Ларису провели в маленькую комнату, похожую на кладовку. В углах стояли коробки, свежеструганые доски, какие-то металлические детали. Она села в углу на корточки и уперлась ладонями в колени. В голове была ноющая пустота, а в груди неприятно кололо. Время словно замедлило свой ход. Минуты растягивались до часов. Лариса сглатывала слюну и ощущала, какая она горькая.

Дверь каморки открылась. Перед ней стоял уже знакомый альбинос. Он рывком приподнял ее и поволок за шкирку, как котенка. Лариса пыталась сопротивляться, но он с силой встряхнул ее, и она прекратила свои попытки. Вскоре девушка оказалась в просторной комнате без окон. В ней почти не было мебели: только пара стульев и одно большое кресло у стены.

Посередине комнаты стояли кучкой бандюхаи и вполголоса переговаривались. При появлении Ларисы все притихли. А через минуту она почувствовала, как по группе людей словно пробежала волна. Они все повернули головы к входной двери. В комнату вошел Витя Соболь. Теперь он уже был не в белой рубашке и черных брюках. А в темно-синем тренировочном костюме с белыми лампасами. Увидев Ларису, он ощерился в улыбке:

— Привет, красавица! Ну как, было время подумать?

— Над чем? — выдавила Лариса.

— Над своим поведением.

— Я… раскаиваюсь.

— Поздно. Раньше надо было думать. Соболь сел в кресло и вздернул вверх подбородок.

— Сейчас мы увидим маленькое представление, как я вам и обещал. Перед нами — целка, которую мы сейчас протараним. По очереди. У Ларисы застучали зубы.

— Сними для начала курточку. Тебе что, холодно?

— Н-нет.

— Ну так сними. Не стесняйся. Мы же свои люди. Бандюхаи заржали.

— Снимите с нее курточку. Девушка стесняется! — приказал Соболь.

Темноволосый парень с приплюснутым носом подошел к ней и сорвал куртку.

— Ну как, прочувствовала момент?

Лариса молчала. Ей хотелось упасть в обморок, потерять сознание. Она чувствовала, как все лица сливаются перед ней в одно неразличимое месиво. У нее закружилась голова.

— Давайте по очереди, раздевайте.

И тут Лариса закричала. Она не узнала собственного голоса, потому что от крика у нее заложило уши. В тот момент она вспомнила все приемы айкидо, которым ее учили. Но она была одна. Против всех. И ей было некуда бежать. Последнее, что она помнила, — это искаженное от ярости лицо Соболя, который что-то кричал своим мордоворотам.

Потом она провалилась в темноту с редкими проблесками света. Она как будто бы тонула, время от времени выныривая из воды и судорожно глотая воздух, чтобы через минуту опять погрузиться в черный мрак.

Всхлип. Резкая боль внизу живота. Как будто бы там ворочают осколками стекла.

Удар — и тьма.

Она открывает глаза. На нее наваливается кто-то черный, страшный. Глыба придавливает ее. Трудно дышать. Стон — и погружение во тьму.

В нос ударяет запах перегара и гнилых зубов.

Она дергает головой. Ее хватают за волосы. Опять — мрак.

Перед глазами — красная пелена. Ее тошнит. Выворачивает кишки. Она не чувствует собственного тела. Сплошная боль.

— М-мм, — стонет кто-то рядом. Это ее голос или нет? Она еще жива или мертва?

Лариса открыла глаза и поняла, что она опять в каморке. Тишина. Она лежит на полу, прикрытая какой-то мешковиной. Абсолютно голая. Лариса почувствовала, как ее знобит. Она крикнула, но из горла вырвался лишь хрип. Это был конец. Она закрыла глаза и снова забылась сном.

Очнулась она от того, что ее куда-то несли. На руках. Потом был знакомый голос. Из другой жизни.

— Ну что, красавица? Проснулась?

Она находилась в той самой комнате, где ее по очереди насиловали бандиты. Ее посадили на стул напротив кресла, где развалился Витя Соболь. Лариса перевела взгляд на свое тело. Ее одели в темно-серое платье, которое было ей велико, а на ноги надели стоптанные белые шлепанцы. Лариса встретилась глазами с Соболем и увидела в них неприкрытое торжество. Злорадство. Такой взгляд бывает у стервятников, когда они когтят свою добычу.

— Язык, что ли, проглотила? Поговори со мной, не брезгуй! А то я могу и язык отрезать. Я ведь многое могу! Жалко, что ты этого раньше не поняла. Целей была бы. Гонор — он никому не нужен.

«Он еще мне нотации читает, — мелькнуло в голове у Ларисы. — Уму-разуму учит!»

— Ты смеешься? — В голосе Соболя послышалась угроза. — Ты еще смеешься?

«Я должна показать, что раздавлена и сломлена. Иначе меня пустят по второму кругу».

— Нет. Вам показалось.

— В самом деле?

Соболь неотрывно смотрел на нее.

— Получила удовольствие?

— Я… жалею…

— Ой ты господи! Сподобилась! Мозги вправились? — Витя Соболь, наверное, только что поел, потому что у него на подбородке застыла ярко-желтая капля.

— Я решил тебя простить. Мне ты теперь не нужна. Все. Ты свободна. Иди на все четыре стороны. Помни Витю Соболя! — Он достал из кармана сотовый и позвонил кому-то: — Зайди ко мне. Отвезешь сейчас одну телку. Я скажу куда.

Ларису вывели из дома и впихнули в машину. А выкинули около входа в парк.

— Дальше иди пешком, — добродушно сказал бандит. Это был симпатичный парень лет двадцати. Блондин с ярко-голубыми глазами.

Она с трудом вышла из машины и, не оглядываясь, пошла вперед. Дорога через парк, знакомый с детских лет, казалась бесконечной. Она часто останавливалась и присаживалась на скамейки. Она даже не знала, какое сегодня число. И долго ли она пробыла за городом. День? Два? Неделю?

Она села на скамейку около молодой женщины с мальчиком лет трех. Он играл в мячик. Кидал его как можно дальше, а потом бежал за ним, заливаясь смехом.

— Простите, пожалуйста, какой сегодня день?

Хорошо одетая женщина с темными, гладко зачесанными назад волосами, скользнула по Ларисе равнодушным взглядом.

— Среда.

— А число?

— Пятое.

Пятое мая! Она была в бандитском плену ровно три дня! А ей казалось — целую вечность. Ларисе не хотелось идти домой. Там ее никто не ждал. Да и что она скажет матери? Та и так считает, что она шлюха. А теперь? Кем она будет считать свою дочь теперь? Но если не домой, то куда Лариса может пойти? Подруг у нее нет. К Эмилии Григорьевне? Стыдно. Хотя та была добрейшей души человек, все равно — Лариса не могла предстать перед ней в таком виде. Николай Степанович? Да, это — выход. Она расскажет ему все и попросится пожить какое-то время в спортивном зале. Там есть маленькая комнатка с диванчиком. Она может несколько дней побыть там. Но для этого надо пойти домой, позвонить ему… Но домой ноги не шли. Они словно впечатались в землю. Намертво. Женщина с ребенком уже ушли, а Лариса все сидела на скамейке и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Наконец она решилась, поднялась со скамьи и направилась к дому. К счастью, матери в квартире не было. Лариса с отвращением стянула с себя чужое платье, сняла белые шлепанцы. Она кинула их в полиэтиленовый пакет, который собиралась выкинуть в ближайший мусоропровод. Дома у Николая Степановича никого не было. Она звонила несколько раз, но безрезультатно. Придется идти в спортивную школу. Наверняка он там.

Ларисе очень хотелось принять душ, но она боялась, что в любой момент может прийти мать, и тогда придется что-то говорить, лгать, оправдываться… У нее не было ни сил, ни желания это делать. Лариса переоделась, взяла из ящика пятьсот рублей и собиралась уже выйти из комнаты, как случайно бросила на себя взгляд в зеркало. И ужаснулась. Ее лицо было каким-то чужим, странным. Она смотрела на себя — и не узнавала. Это была не она, Лариса Марголина, а какая-то другая девушка, очень похожая на нее, но все-таки не она. Под глазами — синяки, правую щеку пересекала длинная красная царапина. А на левой скуле был огромный кровоподтек. Но главное — изменилось выражение глаз. Она смотрела как хищная затравленная кошка: настороженно, испуганно. Лариса провела по зеркалу рукой, словно желая стереть увиденное. Но отражение никуда не делось. Лариса резко повернулась спиной к зеркалу и вышла из комнаты.

Увидев ее, Учитель ничего не сказал. Он отвел ее в комнату, служившую ему кабинетом, и посадил на диван. Сел рядом. Накинул на ее плечи плед. Несмотря на теплую погоду, Ларису знобило. Он подал девушке стакан горячего чая. Лариса сделала глоток-другой. И тут ее прорвало. Она говорила и не могла остановиться. Она рассказывала о случившемся сухо, отстраненно, как будто бы читала чужой закадровый текст. Когда она закончила свой рассказ, то услышала:

— Почему ты не обратилась ко мне?

— Мне… было стыдно.

— Чего? Чего ты стыдилась? Эта история стара как мир! Красотой хотят обладать все, особенно те, кому она недоступна.

— Теперь уже поздно об этом говорить.

— Да. Это — прошлое. А что ты думаешь делать сейчас? Сегодня и завтра?

— Я была дома…

— Понятно. Оставайся здесь. В этой комнате ты можешь жить, сколько тебе угодно.

— Скоро школьные экзамены, — сказала Лариса — и сама удивилась, что она может после всего случившегося думать о таких обыденных и прозаичных вещах. — Я, наверное, несу страшную чушь! Как я могу еще говорить об экзаменах? В такую минуту…

— Все правильно. Это нормально — думать о жизни, о ее проблемах. Зачем тебе зацикливаться на том, что уже осталось позади? Думай о будущем.

Позади? — Лариса скинула с себя плел и засмеялась истеричным смехом. — Да я теперь никогда не смогу жить так, как раньше! Я чувствую себя подстилкой, о которую вытерли ноги.

— Так, как раньше, естественно, уже никогда не станет. Ты стала другим человеком. Познала жесткий опыт жизни. Но все случившееся надо выкинуть из головы. Навсегда! Иначе ты не сможешь жить дальше.

— Но как? — Лариса подняла к Учителю заплаканное лицо. — Как?

— Я помогу тебе. Но чуть позже. Сейчас тебе надо принять душ и поспать.

— Спасибо, — Лариса запнулась. — Я хочу вас… спросить о…

— О чем? Спрашивай!

— Почему я растерялась? Почему я не вспомнила в момент опасности все то, чему вы меня учили? Не смогла применить приемы, взять себя в руки? Сосредоточиться и стать хладнокровной? Почему? Я оказалась плохой ученицей?

— Нет, — Николай Степанович взял Ларисину руку и погладил ее. — Нет. Просто… ты еще не сталкивалась с реальной угрозой. Теория — это одно, а практика — другое. Многие при первом столкновении с опасностью теряются. Так бывает. К сожалению. В другой раз… — здесь Учитель осекся. — Надеюсь, что следующего раза не будет. Никогда. Отдыхай…

Стоя под душем, Лариса чувствовала, как прохладные струи воды смывают с нее грязь, чужую слюну, запах пота, разгоряченных тел. Ей казалось, что она буквально покрыта коростой грязи, которая постепенно отламывается от нее кусками и растворяется в воде. Она подумала, что завтра зайдет домой и заберет свои вещи. И останется здесь. До самого своего отъезда в Москву.

Следующие два дня Надин отказывала Паше в рандеву, ссылаясь на сумасшедшую усталость и занятость. Паша изо всех сил изображал из себя пылкого влюбленного: горячо дышал в трубку, делал длительные паузы, испускал страдальческие вздохи.

— Мне так хочется тебя видеть, Надин, — говорил он, многозначительно понижая голос.

— Я едва хожу, — слышал он в ответ, — у нас такая запарка.

— Я буду носить тебя на руках, — бормотал Паша. — Подам еду в постель.

— Паша, нет, сегодня — никак.

— Я умираю по тебе, а ты!

— Отложи похороны на несколько дней, — иронично говорила Надин. — Потерпи еще немного.

— Сколько? — «делал» грустный голос Паша, перекатывая во рту шоколадную конфету.

— Немного, совсем чуть-чуть.

— Не откладывай надолго нашу встречу. Я не выдержу…

— Хорошо, постараюсь…

На работе ему приходилось выполнять идиотское поручение по рекламе музыкальных ночных горшков, памперсов и т. д. Более дебильное задание трудно было себе представить. Паша скрипел зубами и разражался про себя гомерическим хохотом. Знала бы, например, Надин, чем он занимается! Сразу бы потеряла к нему уважение. Но злость, очевидно, неплохо влияет на умственные способности. Потому что Паша довольно быстро сочинил рекламный стишок следующего содержания:

Горшок музыкальный — отличный!

Он создан для вашей малышки.

Сидеть ей на нем так приятно!

Ребенок приучен к порядку.

Отпечатав «шедевр» на принтере, Паша понес его Константину Борисовичу. Он мариновался в приемной полчаса, потом шеф вызвал его. И Паша протянул ему лист бумаги со своим текстом.

Константин Борисович прочитал его, потом посмотрел на Пашу с благожелательной улыбкой.

— Молодец, Ворсилов, стараешься. Вот что значит — вовремя высказанная легкая критика. Вас, молодых, оставлять без внимания нельзя. Надо постоянно наставлять, учить. Иначе вы дров наломаете. Но ты, Ворсилов, человек восприимчивый, обучаемый. — Паша ощутил себя подопытной обезьянкой, которую ловко дрессируют, а потом в награду гладят по головке. — Сумел сделать выводы из промахов… — Далее шеф сел на своего любимого конька и стал рассуждать о пользе и смысле рекламы. Паша отключился полностью. Наконец стало тихо, и он смутно понял, каким-то шестым чувством, что ему задали вопрос и ждут ответа.

— Стараюсь, — сказал Паша.

— Что — стараешься? — добродушно рассмеялся Константин Борисович. — Я тебе говорю, что в прошлый раз ты в рабочее время младенцев разрисовывал. А ты мне — «Стараюсь!». Это у тебя, Ворсилов, юмор такой? Все, иди. Работай. Трудись.

Когда Павел проходил к своему рабочему месту, Лидочка Макарова посмотрела на него насмешливым взглядом и спросила:

— Дали нагоняй?

— Напротив. Похвалили.

— Неужели? Паша ничего не ответил. Он старался общаться с Лидочкой как можно меньше, потому что боялся, что даже простой разговор она истолкует как знак внимания и возобновит свои настойчивые атаки.

Наконец Надин решила осчастливить Пашу и назначила свидание. В восемь вечера. Под конец рабочего дня Паша сидел и думал: он влез в шкуру влюбленного, сгорающего от страсти. Надо продолжить эту игру и дальше. Иначе Надин заподозрит, что он рвется к ней не от большой любви, а по каким-то иным мотивам. А этого допустить было нельзя. Но как сыграть роль пылкого любовника, Паша не знал. И на ум ничего не шло. В голове вертелись только знойные красавцы с лихо закрученными усами и распевающие во все горло серенады под окнами своих возлюбленных. Это — в кино, а в жизни… Может, купить охапку цветов? Пожалуй, это неплохой вариант! Вот только хватит ли денег? Паша пересчитал свою наличку: восемьсот рублей. На цветы и бутылку вина должно хватить.

Едва дождавшись окончания работы, Паша понесся сломя голову к Надин. Но предварительно забежал домой и захватил свой ноутбук. Чтобы потом не приходить за ним. И не терять драгоценного времени. Дома была одна бабушка.

— Где мама? Будет позже? — задал вопрос Паша, уже стоя одной ногой за дверью.

— Ей внезапно стало плохо, и она уехала на несколько дней в горы.

У матери была какая-то редкая форма астмы. Иногда приступы удушья внезапно настигали ее, и она все бросала и уезжала в горы.

— Да? — Паша остановился. — А почему мне ничего не сказали?

— Она не захотела звонить тебе на работу. Ниночка сказала, что у тебя и так неприятности.

Паша удивился. В эти дни они с матерью разговаривали мало, и он ни словом не обмолвился ей о своих служебных проблемах. Но тем не менее она как-то поняла, что у него на работе не все гладко. Паша потоптался в коридоре.

— Ну ладно, я пошел!

— Даже не поел… — проворчала бабушка.

— Не хочу.

— К Надин?

— Да. Я скоро приду. Паша подумал, что надо подарить не совсем обычный букет. А с выдумкой и фантазией. Чтобы Надин удивилась и растрогалась. Он вспомнил, что недалеко от метро есть магазин «Флора-дизайн». Может, обратиться туда? Там опытные флористы подберут роскошный букет. Это будет не хухры-мухры, а настоящее произведение искусства!

Во «Флора-дизайне» все было, как в оранжерее. На всех полках стояли всевозможные растения, от которых у Паши зарябило в глазах. Высокие, низкие, шарообразные, свисающие, ползущие, обвивающие. Паша потянул носом. Запах плыл просто обалденный. Казалось, что за кадками притаился кто-то невидимый и разбрызгивал в воздухе из пульверизатора цветочные ароматы.

В глубине зала имелся прилавок. Паша подошел к нему. Знойная брюнетка с подведенными «а-ля Клеопатра» глазами уставилась на него со скучающим видом.

— Я хотел бы заказать у вас букет. Она медленно достала из-под прилавка лист бумаги и ручку.

— Кому? Маме? Бабушке? Сестре? Невесте? Жене? Любимой девушке?

Паша замялся.

— Любимой девушке.

— Сколько ей лет?

— А это обязательно?

— Молодой человек, у нас научный подход к составлению букетов! Это вам не рынок, где вам сунут цветы, которые через полчаса завянут.

Паша задумался. Надин, наверное, около двадцати пяти лет. Хотя иногда ему казалось, что она старше.

— э…

— Понятно. Давайте пойдем по возрастной шкале. Ей от двадцати до тридцати? Или от тридцати до сорока?

— Первое. От двадцати до тридцати. Продавщица в фирменном темно-зеленом халате что-то черкнула на листе бумаги.

— Где она работает?

Паша вздохнул. Черт его дернул сунуться в эту фирму, где букеты составляют на основе социологического опроса!

— В сфере культуры.

— Сколько лет вы знакомы?

— Год.

— Какого цвета у нее волосы?

— Светлые.

— Глаза?

— Тоже.

— Характер: спокойный, взрывной, флегматичный?

Паше стало смешно.

— Спокойный с элементами взрывного. Если ее рассердить.

— Ваши отношения меня не касаются. Вы отвечайте на вопросы.

— Я и отвечаю, — буркнул Павел.

— Вы хотите преподнести ей букет в знак вашей симпатии, благодарности или раскаяния?

— В чем?

— Что — в чем?

— В чем я должен раскаиваться?

— Мужчина, откуда я знаю: в чем? Я просто спрашиваю.

— В знак симпатии.

— И последний вопрос…

— Неужели? — пробормотал Паша.

— Вы что-то сказали?

— Нет. Я речь репетирую.

Продавщица посмотрела на него, как на придурка, но Паша лишь смущенно улыбнулся в ответ.

— К какому типу личности относится ваша девушка? Она — романтик, кокетка, реалист, экстремалка?

— Реалист, — ответил Павел.

Продавщица с именем «Мадлена», как было указано на золотистой карточке, приколотой к нагрудному карману халата, сделала на листе последний росчерк и протянула лист Паше.

— Вот. Распишитесь здесь. — И указала своим пальцем с ярко-красным ногтем место внизу.

Паша поставил подпись.

— Через полчаса все будет готово.

— Как — полчаса? — испугался Паша. — А скорее нельзя?

— За срочность надбавка в двадцать пять процентов от стоимости.

— А стоимость какая?

— Вы же подписались под ней.

— Извините, я не обратил внимания.

В глазах продавщицы с нежным французским именем Мадлена Паша был явным идиотом, сбежавшим из психбольницы. Она снова протянула лист Паше.

— Триста пятьдесят… — прикидывал в уме Паша. — Плюс двадцать пять процентов. Это получается около четырехсот сорока… Я согласен.

— Через десять минут заказ будет готов. Но сначала оплатите чек.

Паша расплатился и принялся ждать. Он едва успел полюбоваться зеленым растением, напоминающим пузатую бутылку, как его окликнули:

— Молодой человек, ваш заказ готов. Паша подошел к прилавку.

Мадлена протягивала ему не букет, а нечто! Никоим образом не напоминающее произведение искусства, о чем мечтал Паша. Букет отдаленно был похож на выщипанную лужайку, посреди которой жалко торчал один-единственный белый цветок. Паша даже вспомнил его название. Кажется, эти цветы называются каллы.

— Эт-то… что? — спросил Паша, заикаясь.

— Ваш букет. Называется «Белая симфония». Паша с обреченным видом взял букет, стараясь не глядеть на жгучую Мадлену.

Дарить этот букет Надин — значит прослыть в ее глазах недотепой, не способным даже сделать красивый подарок своей девушке. Но, с другой стороны, не выкидывать же этот букет в помойку! Такие деньги уплачены! Паша чувствовал себя глубоко несчастным. Хотел как лучше, а получилось… как всегда.

Открыв ему дверь, Надин уставилась на «Белую симфонию» с таким видом, словно это были не цветы, а дохлая крыса.

— Это тебе, — протянул букет Паша. — В знак симпатии.

Надин повертела букет в руках.

— Это ты не во «Флора-дизайне» заказывал? Недалеко от нашего метро?

— Там, — с убитым видом кивнул Паша.

— Ну ты хоть бы со мной посоветовался. Там одни свихнутые сидят! Такие букеты составляют — обхохочешься.

— Правда? — воспрял духом Паша. Всегда приятно знать, что не только ты один претендуешь на звание идиота.

Ну конечно! Однажды Васин дал мне поручение заказать шикарный букет Антонине Желтовой. Знаешь ее — бывшая знаменитость. Я, так же как и ты, подумала о «Флора-дизайне». Решила, что там не подкачают и я не ударю лицом в грязь. А что в итоге? Меня там прогнали через вопросник. А потом вынесли чудо-юдо под названием «Нежный закат». Несколько чахлых розочек в окружении каких-то странных растений, напоминающих одну часть мужского тела. Понимаешь, о чем я говорю? Васин как увидел это, так за голову схватился. И срочно отправил меня к ближайшему цветочному ларьку, где я купила самые обыкновенные розы. А тот букет он подарил нашей уборщице.

— Дурак я…

— Дурачок, — и Надин ласково потрепала его по волосам.

— Влюбленный, — поправил ее Паша.

— Что-то я раньше за тобой этого не наблюдала.

— Значит, ты была невнимательной.

— Что ты говоришь? Ладно, проходи в комнату. Я так устала сегодня, ты даже не представляешь. Где бутылка вина? Я ее поставлю для охлаждения в холодильник.

— Надин! Я стал совсем чокнутым. Я забыл про вино.

Надин усмехнулась.

— Тоже на работе замотался?

— Ну да. Шеф такие задания дает, как будто бы из ума выжил. — Про себя Паша решил не распространяться насчет рекламы детских горшков и подгузников. Такая работа не украшает мужчину. А выглядеть рохлей и недоумком в глазах Надин ему не хотелось.

— Ясно.

— Я ноутбук принес, — сказал Павел.

— Зачем? — Надин остановилась в дверях комнаты и посмотрела на него. В упор.

— Как — зачем? — растерялся Паша. — Помогать тебе. А потом… честно говоря, меня эта работа даже увлекла. Ищешь жемчужину в… — Паша запнулся.

— Вот именно. Правильно мыслишь, товарищ Ворсилов! — хмыкнула Надин.

— Да и тебя жалко! Хочется помочь любимой девушке!

— В самом деле?

— В самом деле! Слушай, Надин, — осенило Пашу. Он даже удивился, что такие своевременные и полезные мысли могут приходить ему в голову. — Я подумал: а может, когда все закончится, мы с тобой махнем на несколько дней куда-нибудь в Подмосковье? В дом отдыха. Расслабимся по полной программе?

— Пока об этом рано говорить.

— Поэтому я и хочу, чтобы ты поскорее закончила свою работу. Как я понимаю, пока кандидатура на главную роль в сериале не будет утверждена, тебя никуда не отпустят?

— Совершенно верно.

— Поэтому я весь к твоим услугам. — И Паша широко улыбнулся, продолжая играть роль душевного парнишки, желающего, чтобы его девушка поскорее освободилась от трудового гнета и уехала с ним на отдых.

— Ой, Паша, — поддела его Надин. — Ты меня просто пугаешь своими метаморфозами. Такой пылкий влюбленный!

Главное — не переиграть, засигналило у него в мозгу. Надин все тонко чувствует, пережмешь — и пиши пропало!

— Не пугайся, не пугайся. Я от души говорю! Надин никак не отреагировала на его реплику.

Сегодня она была в темно-голубых шелковых брюках и серебристом блузоне с короткими рукавами. И весь ее облик был каким-то свободно-струящимся. Дома Надин ходила босиком. Тапочек она не признавала.

Они прошли в комнату. Паша сел на диван, Надин — рядом.

— Знаешь, — сказала она. — Спасибо за помощь, но без конца эксплуатировать я тебя не могу. Так что — справлюсь сама. Сейчас мы просто поужинаем… Потом… полюбовничаем, — рассмеялась Надин, откидывая назад волосы.

Она старается обвести меня вокруг пальца, понял Паша. Надин почему-то не хочет, чтобы я помогал ей. Ей надоели мои расспросы о Марголиной? Или здесь кроется что-то еще?

— Ты так говоришь, как будто боишься меня. Можно подумать: ваш проект — тайное секретное оружие. Проект «Икс»!

В глазах Надин промелькнула настороженность.

— Ну что ты говоришь! Какую-то чепуху!

— Тогда принимай меня в свою компанию.

— Какой ты надоедливый!

— Какой есть! — парировал он.

— Придется мне уступить тебе.

— Придется.

Паша сел в уже привычной для себя позе на полу. По-турецки. И включил ноутбук.

— Есть будешь? Котлеты с грибами и картошка фри.

— Не хочу, — Паша не отрывал взгляда от экрана.

— Ты что, уже поел?

— Нет.

Паша вдруг подумал, что его рвение может показаться Надин странным и подозрительным. Надо умерить свой пыл, иначе его раскусят в два счета.

— А вообще-то давай! Поем!

Паша покосился на ноутбук Надин. По экрану бежали резвые лошадки. Она работала до моего прихода!

— Пока ты готовишь, что мне просматривать? Чтобы не терять времени зря.

Надин протянула ему компьютерный диск.

— Вот, смотри здесь! Она вышла из комнаты. Паша почувствовал, что на его лбу выступил пот. Сейчас или никогда! Правда, если Надин неожиданно вернется — пиши пропало! Но обычно она возится на кухне не менее пятнадцати минут. Времени мало, но если попытаться… Паша рывком подскочил к дивану. Что набирать? Где могут храниться данные о кастинге годичной давности? В каком файле? Паша вошел в директорию и начал срочно просматривать файлы… «Prid.rom.ru». «Придворный роман, ру», — расшифровал Паша. Может быть, там? Он вошел в файл. Нет, это краткое содержание сериала… не то… Так… смотрим дальше… «Vasin»… Паше показалось, что скрипнула дверь… он похолодел от ужаса и замер на месте. Нет, это ему почудилось… Файл «Васин»… перечень поручений, график переговоров, поездок… Черт, мимо! Паша поспешно пробегал глазами названия файлов… «Prob.» Паша раскрыл файл. Он думал, это сокращенное по-английски слово «пробы». Но он ошибся. В файле хранился список магазинов, каких-то контор. Паша вышел из него. Он ощущал, как его руки буквально деревенеют. В любой момент в комнату могла войти Надин, а он еще ничего не нашел! Где, где он может найти интересующую его информацию?.. Паша молился, чтобы счастливый случай или интуиция подтолкнули его в нужном направлении. Файл «Dnevnik»… Паша навел на него курсор и щелкнул кнопкой мыши. Перед ним раскрылся текст. «… Я думаю, что наш проект обязательно увенчается успехом. Столько сил и труда вложено в него, что будет очень обидно, если все старания пропадут впустую. Отбор был очень тщательным, вначале я считала, что такая излишняя детализация не нужна. Но потом я прониклась стройностью общего замысла и поняла, что здесь каждый штрих имеет свое значение». Раздался стук двери. Паша мгновенно вышел из файла. Вернул компьютер в прежнее состояние. В следующую секунду он сделал гигантский прыжок и приземлился около своего ноутбука. Паша подумал, что экстремальные ситуации обнаруживают в человеке такие способности, о которых он раньше и не подозревал. Во всяком случае, никогда не думал, что умеет прыгать, как кенгуру.

— Все готово!

Паша сосредоточенно пялился на экран компьютера, изображая увлеченного работой человека. Он не успел раскрыть диск и поэтому трясся от страха, что Надин подойдет к нему и поинтересуется его занятием.

— Ты не могла бы заварить кофе? — попросил Паша.

— Может, сначала поедим?

— Голова — как свинцовая. Нужно взбодриться, — для пущей убедительности Паша приложил руку к голове. «Я скоро стану законченным актером и могу смело посылать заявку на кастинг какого-нибудь фильма. Во всяком случае, в последнее время я только и делаю, что играю и притворяюсь».

— Если ты инвалид умственного труда, то зачем вызвался помогать?

— Ради тебя.

Надин усмехнулась и снова отправилась на кухню. Заваривать кофе.

Минут пять у меня еще есть, лихорадочно размышлял Паша. А может, и семь. Каждая минута казалась ему такой же драгоценностью, как капли воды в пустыне.

Раз! — Он раскрыл диск. Два! — прыгнул к компьютеру Надин. Три! — опять стал пробегать глазами файлы, отыскивая один-единственный. Нужный ему. Он искал черную кошку в черной комнате. И он должен был ее найти. Файл «London»… «Mos.kinoteatr»… «Kannfest.»… «Arhiv»… Стоп-стоп… Архив! Может быть, там что-то есть! Черт! Идет Надин! С досады Паша чуть не взвыл.

— Кофе заказывали?

— Заказывал, заказывал. — Паша выдавил из себя улыбку, хотя в данный момент ему больше всего хотелось чертыхаться.

Надин направилась к нему, но Паша замахал руками.

— Не надо. Я сейчас сам подойду к тебе. Посидим на диване… сделаем маленький перекур.

— Ты уже устал? Нуждаешься в перекуре?

— Я нуждаюсь в том, чтобы посидеть рядом с тобой.

— Да, Паша, Стамбул на тебя повлиял, определенно. Ты стал каким-то знойным турком!

Паша вспомнил слова своего начальника Константина Борисовича, который уже несколько раз поддевал его насчет восточных наложниц и гарема, Надин тоже говорит о «влиянии» Стамбула. Все считают, что виной всему — Стамбул. Неожиданно он вздрогнул. А ведь это правда! Если бы не Стамбул и не Лариса Марголина, которую он встретил на базаре, то сейчас он не пытался бы разгадать волнующую его тайну: кто похитил молодую актрису, как и зачем? Если только вдуматься: насколько человеческая жизнь зависит от случайностей и капризов судьбы! Сегодня все идет по накатанной схеме, а завтра происходит некое событие, и жизнь делает разворот на сто восемьдесят градусов.

— Тебе холодно? — спросила Надин, когда Паша сел рядом с ней.

— С чего ты взяла?

— Ты вздрогнул, как от озноба.

— Тебе показалось. — Паша сделал глоток кофе и задумался. Как жаль, что в этот план нельзя посвятить Надин. У нее ясная голова. Надин всегда четко мыслит, она хладнокровна. Вместе они бы точно разрубили этот запутанный узел. Но — нет, нельзя! По крайней мере, пока. Дальше будет видно.

— Как кофе?

— Божественен, как всегда. — Тут Паша вздрогнул вторично. До него дошло, что теперь — следующий «этап» в его роли: страстный любовник. Но в данный момент он совсем не был расположен к сексу. Ну абсолютно! Паша почувствовал, как лоб у него покрылся холодной испариной. Вот вляпался! Сапожник без сапог! Изображает из себя Ромео, а сам ни на что не годен. Паша откинулся на диване и полуприкрыл глаза.

— Блаженствуешь? — раздался насмешливый голос Надин.

— Ага! Так приятно. — Он погладил Надин по руке. — А как там бифштекс?

По молчанию Надин он понял, что она хотела сказать что-то язвительное, но пощадила Пашины уши.

— Ты прямо сейчас хочешь есть? После кофе?

— Прямо сейчас. — Паша подумал, что для утонченной Надин, следующей всем правилам этикета, он, наверное, полинезийский дикарь, который разрывает сырое мясо руками и проглатывает его, не разжевывая.

Ни слова не говоря, Надин поднялась с дивана и прошествовала к двери, как тоненькая изящная ходящая статуэтка. Рука Паши невольно протянулась к ноутбуку Надин. Сама. Без всяких подсказок с его стороны. Он стал наглым типом, идущим напролом. Пиратом Далеких Морей.

«Архив»… Так, раскрываем. Паша чуть было не издал возглас восторга, потому что перед ним возникло лицо Марголиной и еще четырех девушек. Он не сомневался, что наконец-то нашел то, что ему нужно! Он быстро вытащил из кармана брюк дискету, спрятанную там заранее, и вставил ее в ноутбук. Скачал на дискету файл. Готово! Сунул дискету в карман. Нет, лучше в сумку. А то вдруг она выпадет ненароком. Это будет финиш!

Когда Надин появилась в комнате, все необходимые манипуляции были уже проделаны. Паша чувствовал, как отметка его настроения стремительно ползет вверх. Ему захотелось стать свободным, раскованным и неотразимым.

— Вот твои бифштексы. Я принесла тебе тушу мамонта в пещеру.

Паша взял тарелки у Надин и поставил на столик. Потом резким движением притянул девушку к себе. Снял очки и поцеловал ее. Долгим страстным поцелуем. Он взглянул в глаза Надин и увидел в них странное выражение. Она как будто бы наблюдала за ним со стороны. Внимательно, изучающе. И вдруг Паше захотелось стереть с ее лица это холодно-отстраненное выражение. Увидеть ее другой: нежной, покорной. Он провел указательным пальцем по шее Надин — до ложбинки между грудей. Потом стал медленно расстегивать блузку. Одна пуговица, другая… Кожа у Надин была гладкая, приятно прохладная… Паша посмотрел на нее потемневшими от нахлынувших чувств глазами, потом быстрыми движениями снял с девушки одежду. Разделся сам и принялся покрывать тело Надин страстными поцелуями…

Расставшись с Надин, Паша подумал, что до конца сыграл роль пылкого любовника. Но тут же другая мысль пришла ему в голову: а играл ли он? Может быть, он просто поддался искреннему порыву влечения к Надин — к ее гладко-шелковистой коже, серым обольстительным глазам и цветочному аромату духов? Разве он мог провести грань между игрой и собственными чувствами? Паша покачал головой: нет, себя он обманывать не станет. Это была не только игра. А может быть, и вовсе не игра.

ГЛАВА 7

С матерью Лариса простилась наспех, скороговоркой сказав, что уезжает в Москву. Она говорила эти слова, смотря в пол. Она боялась поднять на мать глаза и увидеть в них отражение той безумной женщины, которая стояла над ней ночью со свечой в руках и шептала слова заклинания. Мать к этому известию отнеслась равнодушно. Она уже не выходила за границы собственного мира, а все, что приходило извне, решительно отсекала, как ненужное и лишнее. По-настоящему Лариса простилась только с Эмилией Григорьевной и Николаем Степановичем. Эмилия Григорьевна сказала, чтобы она звонила ей. И подарила на прощание деревянную шкатулку, сказав: «Это шкатулка моей бабушки, она обладает целебной силой. Бабушка, царствие ей небесное, привезла ее с Нового Афона. Из Греции. Она — твоя. Пусть этот милый пустячок всегда будет с тобой как память обо мне». Лариса расцеловалась со своей преподавательницей и подумала, что в Москве ей будет совсем одиноко. Но это был ее путь, свернуть с которого она уже не могла.

С Николаем Степановичем краткого прощания не получилось: неожиданно он предложил ей перед отъездом в Москву поехать на две недели в Крым. В горы. «Горы лечат. От всего. Ты убедишься в этом сама. Сейчас — лето. Двумя неделями позже или раньше ты поедешь в Москву — значения не имеет. Я правильно говорю?»

«Абсолютно», — ответила Лариса.

Они приехали в Алушту, и город совершенно очаровал Ларису. Она никогда раньше не была в Крыму, и здесь все было ей в диковинку: и море, и остроконечные кипарисы, и дороги, стремительно убегающие вверх, и ярко-голубое небо, и сладко-пряные ароматы…

Но самое главное — горы. Они манили и притягивали. Когда Лариса впервые увидела гряду гор на горизонте, она не могла оторвать от них взгляда.

— Нравится? — спросил ее Николай Степанович.

Лариса посмотрела на него так, как будто не поняла, о чем ее спрашивают, а потом выдохнула:

— Да!

— Мы с тобой обязательно пойдем в горы. Но не сегодня. А завтра.

В горах Лариса почувствовала себя заново родившейся. Она думала, что никогда не сможет забыть то, что с ней было. Она собиралась жить с этой вечно кровоточащей раной, но неожиданно поняла, что роль страдалицы уже не для нее. Свет, идущий с гор, затопил ее. На Ларису как будто обрушился поток света и чистоты, сказочной слепящей белизны. Она подняла голову вверх и закрыла глаза. Девушка испытала настоящий экстаз. Ей казалось, что ее душа отделилась от тела и вознеслась к далеким вершинам. По щекам Ларисы потекли слезы. Время остновилось, замерло на нулевой отметке. Ларису вдруг пронзила дрожь. Она поняла, что с этого момента она — другая. Прошлое умерло. Навсегда. Оно осталось похороненным в этих горах. Вечные горы смыли все.

— Поэтому горы так и притягивают людей, — тихо сказал Николай Степанович, когда они возвращались обратно в дом отдыха. — Они — великие целители. Но горы притягивают как белых магов, так и черных.

— Спасибо вам.

— Не за что.

— Нет. Есть за что. И вы это прекрасно понимаете.

Две недели были наполнены волшебством. Лариса была безмерно благодарна Николаю Степановичу за то, что он подарил ей эту поездку, взяв на себя все расходы. «Я верну вам долг, — сказала Лариса. — Как только смогу». — «Об этом не может быть и речи», — услышала она в ответ. И все же была в их поездке одна легкая заминка. Когда они заполняли путевки, администратор, пожилая женщина с волосами, крашенными хной, спросила:

— Вам двухместный номер?

Николай Степанович вскинул глаза на Ларису, как бы ожидая от нее ответа. Но она выпалила не задумыаясь:

— Два одноместных.

Администратор перевела взгляд на Николая Степановича.

— Да, — подтвердил он. — Два одноместных. Спустя два дня Лариса вспомнила этот эпизод и подумала, что, возможно, Николай Степанович испытывает к ней не только отечески-дружественные чувства. Просто раньше она не догадывалась об этом. А он никогда не преступал грань дозволенного и не пытался сократить дистанцию между ними. Ларисе стало немного не по себе. Она стала бояться, что Учитель внезапно даст волю чувствам, и тогда она будет поставлена в неловкое положение. Но — нет. Поведение Николая Степановича было таким, как всегда: безупречно-рыцарским. Но все же иногда Лариса ловила на себе его взгляд, полный щемящей нежности. В этот момент она старалась не смотреть ему в глаза или переводить разговор на шутливую тему. И только один раз он не выдержал: когда Лариса, искупавшись на закате, вышла из воды и стала вытираться полотенцем. Он потянул его за краешек и бережно, едва касаясь, вытер ей руки повыше локтей, потом накинул полотенце на ее плечи и отошел в сторону. Лариса посмотрела на его спину и подумала, что если бы эта поездка случилась раньше или позже, то, возможно, они стали бы любовниками. Но сейчас… она не могла решиться на такие отношения. Да, ее душа очистилась, но тело еще помнило ужас унижения и боли. Она не была готова ни к любви, ни к сексу. Пока ей это было не нужно. А что будет потом — покажет время.

Когда они виделись в последний раз, Лариса обещала Николаю Степановичу позвонить, как только она более или менее устроится на новом месте. «Не надо, не связывай себя никакими обещаниями, — сказал ей Учитель. — Позвони, когда ты этого захочешь. А это может быть не так скоро, как ты думаешь. Не торопи себя. Предоставь событиям идти своим чередом. Хорошо?» Лариса улыбнулась. «Хорошо», — ответила она и потянулась к нему. Она хотела поцеловать его в щеку, но Николай Степанович отстранился и поднес ее руку к губам. Они сидели в спортивном зале. Одни. И Лариса вдруг отчетливо поняла, что сидит она здесь в последний раз. Откуда пришла к ней эта уверенность, она не знала. Она оставляла позади все. Сжигала за собой мосты. Вернуться в прошлое она уже не могла. Даже если бы и захотела.

Москва встретила Ларису настороженно. Как непрошеную гостью. Но в принципе она была к этому готова. Как и ко многому другому. В Москве она была чужой. И ей предстояла долгая борьба за свое место под солнцем. Борьба изнурительная и длительная. Главное — не сойти сразу с дистанции. Набраться сил и терпения на адский марафон.

Первым делом девушке надо было решить основной вопрос: чем она будет заниматься сначала? На первых порах. Чтобы оплачивать комнату в коммуналке и откладывать деньги на дальнейшую жизнь. Хоть чуть-чуть. Просмотрев объявления в первый же день, Лариса поняла, что ей выгодней всего устроиться официанткой в каком-нибудь кафе или ресторане. А потом — стать танцовщицей в ночном клубе. Это — второй этап. Когда пойдут приличные деньги, то можно брать уроки актерского мастерства и уже подготовленной штурмовать театральные училища. Эта схема сложилась в Ларисиной голове мгновенно. Как озарение. Она поняла, что это ее путь: сложный, многоступенчатый. Многие провинциальные девчонки, приезжая в Москву, рвались на экзамены в театральные вузы, надеясь на счастливый случай и удачу. Но Лариса знала твердо: чудес на свете не бывает. Пробовать себя в изначально безнадежном деле? Зачем? Лучше растянуть свои силы и время. Зато результат будет гарантирован. С наскока ничего не бывает. Тем более что большого таланта у нее не было (перед собой Лариса не лукавила). Она даже купила школьную тетрадь в клетку и нарисовала эту схему, чтобы она всегда была перед глазами. В любое время.

Первые три дня она ночевала на вокзале. Багажа у нее было совсем немного. Небольшой чемодан и спортивная сумка. Вещи она сдала в камеру хранения, чтобы руки были развязаны.

На работу она устроилась на четвертый день. По объявлению в газете «Работа для вас». Там прилично платили — девять тысяч. Кафе «Сладкая жизнь». По внешнему виду это был замок в стиле «Тысячи и одной ночи». Круглый купол, башенки. Располагалось это кафе недалеко от станции метро «Кузьминки». Администратор, толстый грузин лет сорока пяти, с пышными усами, оценивающе скользнул по ней взглядом и сказал, что берет ее. При этом прибавил, что у них существуют премии, а также скидки на продукты питания. Лариса кивнула головой, прикидывая про себя: сколько она здесь продержится. Месяц? Два? Три? Ясно, что застревать надолго она здесь не собирается. «Когда выходить на работу?» — поинтересовалась Лариса. «Завтра сможешь?» — спросил администратор, которого звали Гия Шалвович. «Смогу». — «В девять ноль-ноль, — услышала она в ответ. — Без опоздания».

Ларисе повезло. В первый же день работы она познакомилась с официанткой, работавшей в той же смене, что и она. Восемнадцатилетней Галей. Пухленькой брюнеткой среднего роста. Она говорила, чуть пришепетывая, и постоянно улыбалась, как будто бы рекламировала зубную пасту.

— Ты откуда? — спросила она. — Из Подмосковья? Славный город Клин?

— Нет. Из Владимира.

— А… Золотое кольцо России. Золота у вас хоть немного осталось?

— Самая малость.

— Ясно. — Галя прыснула. — Где раньше работала?

— Нигде.

— С прибытием! С жильем устроилась?

— Буду искать.

— Чего искать! Давай жить вместе. У меня соседка месяц назад вышла замуж и съехала. С тех пор я подумываю сменить хату. Одной платить дорого.

— А сколько?

— Однокомнатная в хрущевке. Первый этаж. Двести баксов. По сто на брата.

— Нормально!

— Тогда сегодня перебирайся ко мне. Сейчас я напишу адрес.

Девушки болтали в коридоре. При этом Галя без конца оборачивалась.

— Застукают, что мы прохлаждаемся. Вычтут из зарплаты.

— Ну, у вас же премии есть?

Галя вытаращила на Ларису глаза, словно та рассказала какую-то диковинную небылицу из серии «очевидное — невероятное».

— Это кто тебе сказал?

— Гия Шалвович.

Галя звонко расхохоталась, но тут же зажала себе рот рукой.

— И ты поверила? Это он всем такие сказки рассказывает, когда на работу берет. А потом — вот тебе! — И Галя показала кукиш. — К тому же готовься, что он приставать станет. Ни одной юбки не пропустит.

— А ты?

— Я уже свое отработала. Теперь твоя очередь.

— Это что, обязательно?

— Непременно.

Вечером Лариса приехала к Гале по указанному адресу и поняла, что даже двести долларов за такую халупу — дороговато. Ремонта здесь давно не делали: ни капитального, ни косметического. Обои в некоторых местах были порваны, на потолке в кухне зияли большие трещины, ванна была серого цвета, а раковины не было вообще.

— Нравится? — спросила Галя.

— Супер!

— И я о том. Зато цена по карману. За хорошую однушку берут триста. Так что приходится жить в этой шарашке. Ничего, привыкнешь. Нам лишь бы где спать было.

К концу первой недели Лариса поняла, что она уже втянулась в работу. Первое время уставала — все время на ногах. Но потом привыкла. Официантки ходили в форменной одежде: бирюзовой юбке и серебристом блузоне. Все было ничего, но Лариса, помня слова Гали о Гии Шалвовиче, жила как под дамокловым мечом. В любую минуту она ожидала, что ее потянут в койку. Когда пришла пора получать аванс после двух недель работы, администратор пригласил Ларису к себе в кабинет. Началось, с тоской подумала она. Что делать? Искать новое место работы? Наверняка там будет то же самое. Надо придумать способ, как отбрыкаться на время. А там будет видно!

— Как работается? — спросил Гия Шалвович, смотря на Ларису в упор.

— Нормально.

— Ну что, зеленоглазка! Сейчас тебе денежки выдам. Без них плохо, правда?

Лариса ничего не ответила.

— Ты что-то молчишь, как будто воды в рот набрала. Разговаривать не хочешь? Гордая, да?

— Я плохо себя чувствую.

— Такая молодая, а уже больная. Что дальше с тобой будет?

Гия Шалвович отсчитал четыре с половиной тысячи и протянул их Ларисе.

— А вот тебе тысяча от меня. — Что ты сегодня вечером делаешь?

— В кино иду. Уже билеты купила.

— А завтра?

— Пока не знаю.

— Завтра ты во вторую смену?

— Да.

— Подожди меня после смены. Около кабинета. Договорились?

Лариса кивнула головой.

Придя домой, Лариса налила в ванну воды, растворила в ней соль с запахом розы и, погрузившись в воду, принялась размышлять. Она вспомнила уроки айкидо. Чтобы управлять ситуацией, надо сохранять хладнокровие и силу воли. И ни в коем случае не поддаваться панике. Что она имеет сейчас? Предложение Гии Шалвовича переспать с ним. Предположим, она отвергает его. Что дальше? Выход один — увольнение. Она устраивается на другое место работы. Там происходит то же самое. Есть еще один выход — динамит. Но это чревато непредсказуемыми последствиями. Очевидно, что Гия Шалвович не дурак. И немало девушек хотели бы увильнуть от постельной обязаловки. И кто собирается крутить динамо, а кто — нет, темпераментный грузин распознает сразу. Опыт-с!

Значит… ей надо принять эти правила игры. Не она их устанавливала, но, если она хочет выжить и пробиться наверх, — ничего не поделаешь. Не она первая, и не она последняя. Лариса набрала в грудь воздуха и нырнула в воду с головой. Показалась над водой, отфыркиваясь. Надо только отнестись к этому как к операции. Не вкладывать в «процесс» никаких эмоций, охов и вздохов. Сейчас у нее наступает в жизни такой этап, когда многое придется делать с холодным сердцем. И к этому надо привыкнуть.

На квартире у Гии Шалвовича, снятой для постельных утех, большую часть жилой площади занимал огромный диван, накрытый мятым пестрым покрывалом. На журнальном столике около дивана Гия Шалвович расставил стандартный «набор холостяка»: красное вино, нарезку ветчины, фрукты, коробку шоколадных конфет. Лариса на секунду закрыла глаза и постаралась отвлечься. Как ее учили в айкидо. Представить, что это не она, Лариса Марголина, а другой человек. Кем она вынуждена стать на некоторое время в силу непреодолимых обстоятельств. «А потом я сброшу эту „кожу“ и снова стану собой…» Во время секса Лариса считала про себя: один, два, три… Глаза ее были закрыты. Двадцать четыре, двадцать пять… Счет отвлекал от Гии Шалвовича, его шумного дыхания и толстых пальцев, которыми он вцепился в Ларисины плечи. Семьдесят один… Семьдесят два…

Лариса стала потихоньку приучать Гию Шалвовича к тому, что она — дорогая женщина. Требующая дорогих подарков.

В любой ситуации надо уметь находить плюсы, учил ее Николай Степанович. Лариса решила, что с помощью Гии Шалвовича она может улучшить свое материальное положение. Сделать некоторые накопления. Грузин давал ей деньги «на жизнь», а она откладывала их. Лариса решила, что проработает здесь еще месяца два-три и уйдет. В другое место. Танцовщицей в ночной клуб. В свободные дни она стала брать уроки танцев в танцевальной студии. Пластичной Лариса была от природы, и у нее быстро все получалось. Гале она о своих планах не говорила, потому что у нее было подозрение, что та следит за ней по заданию администратора. А деньги Лариса хранила в банковской ячейке. Так было надежней. А то, оставшись в квартире одна, Галя могла сунуть нос в ее вещи.

Порой Галя ужасно раздражала Ларису, но она изо всех сил старалась оставаться невозмутимой и сдержанной. Говорила себе, что это случайный человек в ее жизни. С которым она скоро расстанется. Иногда это помогало, иногда нет. Когда трескотня соседки становилась особенно невыносимой, Лариса утыкалась в детектив или любовный роман.

То, что Лариса собирается уходить, для Гии Шалвовича было как гром среди ясного неба. Он вытаращил глаза, посопел и сказал, что через неделю подарит ей автомобиль. Иномарку. Какую она захочет. На секунду Лариса заколебалась. Искушение было велико. Машина была ей нужна, ее также можно было продать и получить хорошие деньги. Ясное дело, что не за полную стоимость, ну, за половину — точно. А это все равно хорошие деньги. Но если она примет этот подарок, ее уход из кафе отложится на неопределенное время. Если же, получив автомобиль, она покинет Гию Шалвовича, он придет в ярость. И тогда от него можно ожидать чего угодно. Нет, от презента надо отказаться. «Спасибо, — сказала Лариса, — но… нет. Я не приму вашего подарка. Я все равно ухожу». На лице Гии Шалвовича отразилось нечто похожее на грусть. «Ты окончательно решила?» — «Да», — ответила Лариса. «Подумай хорошенько, может, передумаешь?» Лариса не стала дразнить гусей, а отделалась уклончивым ответом: «Ну… не знаю». Сама же она решила исчезнуть с концами. Если же она скажет, что это ее решение твердое и бесповоротное, то Гия Шалвович может пытаться ее удержать. И еще неизвестно, какими способами. А ей этого не надо…

Вечером Галя пытала: куда она уходит? На все настойчивые расспросы своей соседки Лариса отвечала: «Не знаю». «Не может быть, наверное, у тебя есть на примете теплое местечко!» — тормошила ее Галя. Лариса прекрасно понимала, что это Гия Шалвович дал Гале поручение: разузнать как можно больше. Лариса не раскололась. Впрочем, и раскалываться особенно было не в чем. Она и сама не знала, где будет работать. Несколько дней ей хотелось просто побездельничать, а потом уже просматривать объявления в газетах.

Так она и сделала. Съехала с квартиры, когда Галя была на работе. Новое жилье она подобрала заранее. Однокомнатную квартиру недалеко от метро «Сокольники». Триста долларов в месяц. За четыре месяца работы в кафе с помощью Гии Шалвовича она накопила три тысячи долларов. Это было уже кое-что. Приличная сумма, которая позволит ей продержаться на первых порах.

Неделю Лариса пробездельничала. Валялась в постели, отсыпалась, читала книжки, смотрела телевизор. Часами мокла в ванне. Ей казалось, что этим она смывает с себя ту грязь, которая невольно прилипла к ней. Не хотелось ничего делать. Ее охватила расслабленная лень. Но это была краткая пауза между двумя жизненными этапами. Точка, отделяющая одно предложение от другого.

В то утро Лариса решила: хватит. Неделя кайфа — вполне достаточно для восстановления сил. Пора приниматься за поиски работы. Просмотрев объявления, она позвонила по одному из них, и ее пригласили на просмотр. Лариса выпила чашку крепкого кофе, навела легкий макияж и задержала взгляд на своем отражении в зеркале. Она рассматривала себя внимательно, как будто чужого, постороннего человека. Ее красота никуда не делась, осталась при ней. Но в лице появилось нечто смелое, решительное. Глаза горели тревожным зеленым блеском. А линия рта стала более твердой, определенной. Лариса усмехнулась и дотронулась до губ пальцами, как будто посылая воздушный привет своему двойнику.

В ночной клуб «Золотая лихорадка» ее приняли сразу. Зарплата была пятьсот долларов в месяц. Не фонтан, подумала Лариса. Многим со стороны кажется, что жизнь «клубных» девушек — сплошной рай. На самом деле — труд каторжный. А зарплата — явно заниженная. Но все равно это на порядок больше, чем в кафе. Кроме того, это дает ей возможность совершенствовать пластику. А в выходные дни она начнет брать уроки актерского мастерства. И еще… Ларисе было жалко, что она перестала заниматься айкидо. Хорошо бы возобновить занятия, подумала она. Наверняка в Москве есть хорошие секции. И тут ее осенило. Надо позвонить Николаю Степановичу и спросить его: может ли он порекомендовать ей какую-нибудь секцию айкидо? Крупные мастера восточных единоборств поддерживают между собой контакты, регулярно обмениваются опытом. Не откладывая дела в долгий ящик, Лариса в тот же вечер позвонила Учителю. После краткого приветствия возникла пауза. Лариса стала рассказывать ему, как прожила это время, чем занималась. Но он прервал ее: «Я чувствую, что ты не хочешь об этом говорить. И не надо». Лариса с облегчением вздохнула. Действительно, распространяться о работе официанткой в кафе ей не хотелось. Лариса изложила свою просьбу. Николай Степанович задумался. «Да, конечно, у меня есть кое-какие связи с руководителями секций. Это хорошо, что ты решила продолжить занятия. Айкидо требует постоянного совершенствования. Записывай один телефон. Галаузов Эльдар Александрович. Я позвоню ему предварительно и расскажу о тебе. Как настроение?» — задал вопрос Николай Степанович. Лариса немного помолчала и ответила: «Нормально». — «Не унывай, — услышала она. — Все будет так, как ты и задумала». — «Спасибо, — с кратким смешком сказала Лариса. — Но иногда… я перестаю в это верить». — «Твои сомнения — нормальны. Гораздо хуже, когда люди вообще ни в чем не сомневаются. Идут напролом. Гибкость — большая сила. Я тебе всегда об этом говорил». — «Я помню ваши слова, — тихо сказала Лариса, — помню».

Она распрощалась с Учителем, но долго еще лежала на кровати, прижимая к груди трубку. Она ни о чем не думала, голова была ясно-пустой. Она понимала, что наступает новый этап в ее жизни. И ей надо выжать из него максимум возможного.

На следующий день после работы Паша сразу помчался домой. Вчера его сморил сон, и он не стал просматривать полученный материал, решив, что теперь это от него никуда не денется. Зато сегодня у него свободный вечер и уйма времени.

Вера Константиновна, услышав, что пришел Паша, крикнула:

— Ужинать будешь?

— Потом.

— Ты что, уже наелся?

— Нет. Просто не хочу.

— Смотри! А то у меня голубцы в томатном соусе.

— Спасибо, но потом! — прокричал Паша из коридора. — Я только чаю хочу.

Он пробыл на кухне ровно одну минуту. Столько ему хватило, чтобы налить себе чай в большую керамическую кружку с абстрактным рисунком в стиле «а-ля Матисс», чмокнуть в щеку бабушку и послать ей смушенно-виноватую улыбку. Он отказался от голубцов в томатном соусе. А это, с точки зрения Веры Константиновны, было непростительным поступком.

Паша предусмотрительно запер дверь (он не хотел, чтобы ему мешали) и сел в кресло около стола. Кружку он держал в руках. Сейчас он просмотрит дискету, выпишет фамилии девушек. А потом найдет их адреса в справочном столе. Или разорится и купит на Горбушке диск с московскими адресами и телефонами. Он разыщет этих девушек и побеседует с ними. Правда, здесь тоже все надо хорошенько продумать. Они могут и не захотеть разговаривать с Пашей, пошлют его куда подальше, и все. И останется он несолоно хлебавши. Здесь тоже необходимо тонкий предлог придумать, такую байку сочинить, чтобы и подкопаться было невозможно. Но он сможет это сделать. У него все получится. Вон как он вчера перед Надин все разыграл! Как актер первоклассный. Так и с девушками будет… Паша почувствовал, как в груди у него набух червячок самодовольства. Он вдруг показался сам себе весьма ловким, хитрым и изворотливым молодым человеком (чего раньше с ним никогда не было). Прямо не Паша Ворсилов, а агент 007. Его превосходительство Джеймс Бонд собственной персоной!

Чай уже почти остыл. Паша сделал глоток и поморщился. Идти опять на кухню не хотелось, а пить чай холодным он не привык. Паша посмотрел в угол. Там стоял и ухмылялся пузатый китайский божок. Его вид не понравился Паше. Он встал, подошел к скульптуре и развернул ее лицом в угол. Так-то лучше. Смейся сам над собой, а надо мной не надо!

Просмотрев полученный материал, Паша удивился одному обстоятельству. Как и в случае с Ларисой Марголиной, девушкам давалась очень подробная медицинская характеристика. Рост, вес, частота пульса, объем грудной клетки, цвет кожных покровов, группа крови. Да, конечно, американцы народ дотошный, въедливый. Все взвешивают, рассчитывают, обмеривают. Павел уже пришел к этому выводу, когда впервые увидел досье Марголиной. Но все равно странно…

Четыре девушки. Светлана Сугробова, Ирина Розен, Наталья Горностаева и Жанна Любавина. Симпатичные. Паша всматривался в их лица. Кто-то из них, возможно, причастен к похищению Ларисы Марголиной. Кому-то она перешла дорогу, и ее решили убрать. Но кто? Кто? Светлана Сугробова? Приятный овал лица, большие серые глаза, припухлые губы. Светлые волосы распущены по плечам. Ирина Розен, брюнетка с капризным ртом и стервозным выражением лица? Наталья Горностаева: пепельные волосы, голубые глаза и хищный большой рот? Жанна Любавина, напоминающая лисичку: хитрые, чуть удлиненные глаза и скуластое лицо? Кто из них пошел на преступление? Кто? Паша старался прочитать ответ на их лицах. Он когда-то с интересом познакомился с теорией знаменитого итальянского судебного психиатра Чарльза Ломброзо, который считал, что преступник уже с рождения носит на себе «криминальное клеймо». И по строению черепа, чертам лица можно уже заранее вычислить человека суголовными наклонностями.

Может быть, кто-то из этих четырех девушек тоже уже носит на себе «криминальное клеймо», только он, Паша не может его увидеть? Но минуту спустя Паша сказал себе, что он болван и кретин. И вместо того, чтобы пялиться на лица незнакомых девушек, лучше пораньше лечь спать. А завтра после работы подъехать в стол справок и попытаться узнать их адреса и телефоны. Это рациональный подход к проблеме. А рассчитывать, что по лицу обнаружишь преступницу, — глупо и наивно.

Паша решил, что он человек, способный к здоровой самокритике, значит, он способен и к самоусовершенствованию. С чем он себя и поздравил. Паша вдруг подумал, что за последнее время (а если быть точнее, за последние дни) он только и делает, что упивается своей ловкостью, умом и сообразительностью. С чего бы это? Раньше за ним такого не наблюдалось. Наоборот, сколько себя Паша помнил, он всегда был склонен к самоуничижению и различным комплексам. Ему вечно казалось, что он — классический недотепа и неудачник. Только, пожалуй, после встречи с Надин он стал потихоньку избавляться от жуткой неуверенности в себе. Так почему же ему не похвалить себя, если он в сложных ситуациях оказывается на высоте? Может быть, его в дальнейшем ждут и вовсе радикальные метаморфозы. Он окончательно станет новым человеком — умным, толковым, неотразимым. И в «Квадро» ему поручат возглавить отдел, наконец-то поняв, каким прекрасным специалистом он является.

Паша почувствовал, что в нем проснулся аппетит. Воображение тут же нарисовало тарелку голубцов в томатном соусе. И Паша пошел на кухню, что-то напевая про себя.

Эта девушка нравилась ему меньше предыдущей. Слишком капризная, надменная. Сразу видно — стерва порядочная. Чем-то она напомнила ему первую жену, с которой он давно расстался. Глаза ее не умоляли о пощаде, а, напротив, смотрели гневно, с отвращением. Рот был заклеен пластырем. Если бы он отлепил его, она, наверное, выплюнула бы в него поток бранных слов. Резких, гневных. Как звонкие оплеухи. Она не боялась, а презирала его. Но ему было на это, в сущности, наплевать. Ему была нужна не она сама, а ее кровь. Было бы интересно смешать кровь всех людей: что бы тогда получилось? Океан крови? Он представил себе, как припадает к этому океану и пьет, пьет, пьет, не в силах утолить свою жажду. Он вздувается от выпитой крови, пухнет, как паук, и наконец с шумом лопается. И его частицы разлетаются в воздухе мельчайшими красными капельками, как брызги водопада. Если бы он мог выбрать свою смерть — эта была бы наилучшей. Но в глубине души он уже чувствовал усталость и желание поскорее воплотить в жизнь свою месть. План, который он придумал, был восхитительным. И эти девушки, их отбор. Он не смог бы так четко и рационально все продумать, если бы ему не помогал один человек. Именно благодаря ему все получило свое зримое воплощение. И его фантазии стали окончательной реальностью. Он рассматривал предложенные ему кандидатуры и утверждал их. Особенно его поразила одна. Лара… Но его любимая девушка еще не давала о себе знать. Где она? Лара… Он закрыл глаза и тихо застонал. Ему так хотелось смотреть в эти бездонные зеленые глаза и медленно пить ее кровь! Смакуя, по каплям. Как божественный нектар. Может быть, еще немного, еще чуть-чуть — и его мечта сбудется? Во всяком случае, он так хотел этого, что верил в близкое осуществление задуманного.

В столе справок Паше дали три адреса. Светланы Сугробовой, Ирины Розен и Жанны Любавиной. Данных о Наталье Горностаевой не было.

Паша заплатил деньги за справки и машинально пригладил волосы. Он был на верном пути. Осталась «легенда». Здесь надо пошевелить мозгами. А что, если прикинуться родственником Марголиной? Лариса из Владимира. Кто там будет доискиваться правды о ее родственниках? Никто! Он — двоюродный брат, который обеспокоен длительным отсутствием сестры, и поэтому решил разыскать ее сам. И с этой целью обратился к коллегам сестры в надежде, что они подскажут, где она может быть. Вроде бы неплохо. Но тут есть и изъяны. Во-первых, получается, что «братец» словно проспал в летаргическом сне целый год, а потом вдруг очнулся и решил ринуться на поиски. С резвостью застоявшегося скакуна. Во-вторых, они могут сказать, что лучше ему обратиться на студию. Там вернее укажут место пребывания Марголиной.

Взвесив все «за» и «против», Паша все же остановился на этой версии. Если она не пройдет, он сориентируется на ходу и подправит ее. Или сочинит что-то другое, более подходящее конкретному случаю. В конце концов, трудно что-либо утверждать заранее. Это Паша знал твердо.

Но он еще не знал, что его блестящим планам и версиям не суждено было сбыться. На другой день он позвонил по телефону и попросил Светлану Сугробову. В ответ он услышал сдавленное всхлипывание и слова, что Светлана вот уже как четыре месяца пропала. И о ней — ни слуху ни духу. «Может быть, вы что-то знаете?» — с надеждой спросила его собеседница. «Нет», — выдавил Паша. «А когда вы видели Свету в последний раз?» — не унималась женщина. «Я… ее вообще не видел». — «Как так?» — удивилась Пашина собеседница. «Я… с ней не был знаком», — и он быстро повесил трубку.

Почесав в затылке, Паша набрал другой номер. Ирины Розен. Там никто не подходил. Следующей была Жанна Любавина. Паша набрал ее номер. То, что он услышал, ошеломило его. Она исчезла — так же, как Светлана Сугробова. Месяц назад. Паша почувствовал, как по его спине ползут противные мурашки. Что это? Роковая случайность? Зловещее совпадение? Или жуткая закономерность? Весь вечер он набирал номер Ирины Розен. Но там никто не подходил. Паше почему-то стало казаться, что все прояснит Ирина Розен. Если она жива и здорова, то два предыдущих случая — удивительное совпадение. Если же нет…

После работы, едва досидев до конца рабочего дня, Паша поехал к Ирине Розен домой. Он стоял перед дверью, обитой темно-бордовым дерматином, и изо всех сил надавливал пальцем на кнопку звонка. Но за дверью было глухо. Никаких признаков жизни. Паша еще раз надавил на звонок и приложил ухо к двери. Тишина. Ему пришла в голову мысль постучаться. Он стукнул пару раз кулаком по двери. Никакого эффекта. Внезапно сзади раздался скрежет открывающегося замка. Паша обернулся. Через полуоткрытую дверь на него смотрела женщина лет пятидесяти с рыжими всклокоченными кудрями. Массивный подбородок почти спускался на грудь.

— Вы к кому? — неприветливо спросила она, окидывая Пашу взглядом с головы до ног.

— К… Ирине.

— К Ирине… Вы с ней знакомы?

— Да… не совсем. Когда-то были знакомы. Давно. Вот решил прийти, освежить старые отношения. А… ее нет?

Женщина молчала, как бы оценивая Пашины слова. Ему стало не по себе. Ее взгляд просвечивал его, как рентген.

— Ирины нет, — отчеканила она. — И не будет.

— Она куда-нибудь уехала? — с надеждой спросил Паша.

— Нет. Не уехала. — Женщина говорила весомо, громко. Как будто читала текст перед телевизионной камерой.

— А когда она будет?

— Не знаю.

— Она вам… ничего не оставляла?

— Мне — нет. А вы кто ей будете?

Паша порядком занервничал. Эта женщина говорила так, словно что-то знала. Но не хотела говорить об этом Паше. К тому же она в чем-то его подозревала. И ее вопросы больше походили на допрос.

— Я уже сказал — старый знакомый. Мы давно не виделись.

— Как давно?

— Извините. Мне, кажется, пора уходить.

Нет, почему же, подождите. — Женщина вышла на лестничную площадку. Теперь Паша мог ее лучше разглядеть. Полная, в синей футболке, натянутой на пузо, и обтягивающих легинсах. — Какой вы, к черту, знакомый! Ирина пропала три месяца назад. А вы мне сказки рассказываете о вашем знакомстве! Откуда вы взялись? Может быть, вы убийца и маньяк! Пришли сюда и вынюхиваете что-то! Квартира вам ее, что ли, нужна? Может быть, вы себя еще и родственником ее объявите? Все равно кооператив вам эту площадь не продаст. И не надейтесь. У него есть более достойные кандидатуры!

— Постойте, — опешил Паша от такого напора. — Какой я маньяк? Разве я похож на него? — пытался пошутить он.

— А почему бы и нет? — Женщина подбоченилась. — По-моему, я вас здесь уже видела. Вы приходили к Ирине. А теперь являетесь сюда непонятно зачем!

— Извините, — пробормотал Паша, пятясь от крикливой мегеры. — Извините.

Он повернулся к ней спиной и чуть ли не бегом ринулся вниз по лестнице. Только в подъезде он перевел дух. Это, наверное, кандидатка на освободившуюся жилплощадь. Поэтому она и восприняла Пашино появление в штыки. Ей уж померещилось бог знает что! И тут же Паша помрачнел. Ирина тоже пропала! Как и две другие девушки… Сугробова и Любавина. Паша чувствовал, что эту информацию ему еще надо как следует обдумать. Но не сейчас. Чуть позже. Как побитая собака, Паша поплелся домой. Вера Константиновна, увидев его, только покачала головой:

— Надин?

— Что — Надин?

— С Надин поссорился?

— Нет.

— На работе неприятности?

Что? А… нет, — и Паша махнул рукой. — Нет, все в порядке. То есть не все в порядке. Но терпимо.

— А что тогда? На тебе лица нет.

— Это так. Пустяки.

— Не хочешь говорить? — с легкой обидой спросила бабушка.

— Ну зачем я буду нагружать тебя своими проблемами? Сам справлюсь.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Конечно, нет.

— Ну, смотри. А то я бы помогла тебе советом. Вера Константиновна любила давать советы.

Это Паша знал.

— Ужинать хоть будешь?

— Поем.

Без всякого аппетита Паша поел.

— Я пойду к себе. Мама не звонила?

— Звонила. Скоро приедет.

— Как она себя чувствует?

— Получше.

Лет в двадцать мать перенесла тяжелую болезнь, которая время от времени давала о себе знать. Когда случались обострения, она уезжала в горы и лечилась. Раньше она ездила на Кавказ. Теперь — в Крым.

В комнате Паша опустился на пол и уставился в одну точку. Дело было дрянь! Хуже некуда! Три исчезновения… Вернее, четыре. Лариса была четвертой. Но если считать по порядку, то первой. Все началось с Ларисы. А потом… пропали и эти три девушки. Правда, спустя приличное время. После Ларисы следующей была Светлана Сугробова, потом Ирина Розен, затем — Жанна Любавина. Вполне возможно, что и Наталью Горностаевую постигла та же самая участь. Только о ней нет никаких данных. Может быть, она приезжая? И поэтому ее координат нет в городском столе справок.

Он-то думал, что кто-то из этих актрис причастен к похищению Ларисы Марголиной, а они сами оказались жертвами. Но кому понадобилось похищать их? Зачем? Что кроется за всем этим? Ларису он видел в Стамбуле. А где остальные? Тоже там? Может быть, это такая современная форма работорговли? Умыкают российских девушек и переправляют их на оттоманскую землю. Кто-то делает на них конкретный заказ… Может, этот «кто-то» — разжиревший турок, которому подавай конкретных актрис… Но почему именно актрис? Паша ощутил, как в его мозгу что-то щелкнуло. У него еще не сформировалась некая неясная мысль. Он пытался ухватить ее, сформулировать. Но это было тщетным делом. Паша сдавил голову руками. Близко-близко…

И здесь Пашу осенило. ГДЕ мифический турок мог видеть фотографии этих актрис? НИГДЕ. Только в картотеке студии «Арион-Т», проводившей кастинг актрис для сериала «Придворный роман»! Паша не был слишком близок к современному кинематографическому процессу, но он не мог не заметить, что широкой публике эти актрисы были абсолютно неизвестны. Их имена не были на слуху, как имена Ольги Будиной, Марии Голубкиной, Марины Александровой, Амалии Гольданской и других. Это почему-то американцы делали ставки на нераскрученные и свежие имена, наверное, по причине своей западной жадности. Известные актрисы могли и гонорар приличный заломить, и покапризничать, если их что-то не устроит. А эти наверняка были рады без памяти тому, что их рассматривают в качестве кандидатур на главную роль… Тогда получается, что… «ЧТО ПОЛУЧАЕТСЯ?!» — воскликнул вслух Паша и стукнул кулаком по полу. Он вытащил из угла китайского божка и стал усиленно думать, сопровождая мыслительный процесс тычками и ударами, которыми он щедро награждал пузатого идола. Тогда получается, что информацию об этих актрисах можно было получить только в недрах студии «Арион-Т». Божок получил щелчок по пузу. Отлично, Паша, похвалил он сам себя, хорошо мыслишь. И что из этого следует? Божок получил удар в грудь и чуть не упал, если бы Паша его вовремя не поддержал. Из этого следует, что у «кого-то» есть информатор, работающий на кинематографической студии. Он-то и снабжал своего заказчика информацией об этих актрисах. Логично? Логично! Но это… это… Форменный кошмар и ужас! Надо обо всем срочно рассказать Надин! И тут Паша порядком приуныл! А божок получил подзатыльник. А что он, собственно говоря, скажет Надин? Что он украл у нее из компьютера данные о старом кастинге, потому что хотел провести самостоятельное расследование причин исчезновения Ларисы Марголиной? И что — Надин погладит его за это по головке? Во-первых, она упорно не верила, что Лариса жива. И все Пашины попытки объяснить ей, что в Стамбуле он видел именно Марголину, натыкались на ее раздражение и скепсис. Во-вторых, сам факт, что Паша, благовоспитанный молодой человек, оказался способен на кражу, навряд ли вызовет у Надин прилив добрых чувств к нему. Как ни верти, эта ситуация кошмарна со всех сторон. Он не может открыться Надин в силу уже упомянутых причин, а без нее не сможет узнать, кто имеет доступ к информационной базе студии. Может быть, все-таки Надин — женщина широких взглядов и поймет его? Ага, ехидно возразил сам себе Паша, таких широких, что будет смотреть на все его проделки сквозь пальцы? Нет, Паша побаивался Надин, ее реакции… Божок получил очередной шлепок. На этот раз по попе. И укоризненно посмотрел на Пашу. «Надо прекратить избиение этого божества. А то еще накличет на меня несчастья. Он же не виноват в том, что жутко раздражает меня». Божок был водворен на прежнее место, то есть в угол. А Паша снова сел на пол, скрестив ноги по-турецки. После пятиминутного размышления он пришел к выводу, что пока ни о чем говорить Надин не будет. Но это — пока. А попробует зайти с другого конца. Паша вспомнил, что в одном из фильмов Лариса играла с Валерием Сергеевым и даже попала вместе с ним на страницы «СПИД-инфо». Он попробует прорваться к телу известного актера и поговорить с ним, прикинувшись все тем же несчастным братцем-кроликом. Авось повезет! Должно же ему хоть когда-нибудь повезти? Надо только узнать, где бывает этот актер. На охоту за ним тоже может уйти немало времени. Эти все актеры сейчас — как «Летучие голландцы». Сегодня здесь, завтра — там. Если волка ноги кормят, то актера все кормит. И ноги, и морда, и хорошо подвешенный язык.

Паша включил ноутбук и вошел в Интернет. Из «досье» Валерия Сергеева он узнал, что его излюбленным местом отдыха является артистическое кафе-бар «У Мольера». Паша раскрыл в Интернете «Мольера» и схватился за голову. Мало того, что вход — только для своих, так там еще и цены запредельные. Чашечка кофе стоит двести рублей! Ну ладно, чашечку кофе он бы еще осилил. Но вход для своих! Как ему прорваться-то? Стать невидимкой, что ли? И тут Паша подумал, что выход есть. Но он не очень красивый. Можно сказать, совсем некрасивый. Но один раз Паша уже оступился. Стал воришкой. Почему бы не стать им и во второй раз? Он уже превратился окончательно в преступника и расстригу. Что ему терять? Вся Пашина благовоспитанность в связи с последними событиями улетучилась со скоростью эфира. Если дальше дело пойдет такими темпами, то следующими Пашиными поступками на пути превращения в личность с криминальными наклонностями станет тяжелый взлом с ограблением, а также киднепинг. Дело в том, что Паша вознамерился украсть деньги у матери. Он знал, где они лежат. В ее комнате на шкафу справа. Потом, когда она приедет, он сочинит, что срочно понадобились деньги на подарок Надин. Мать — женщина и поймет Пашин безумный поступок. Женщины любят, когда ради них совершают разные пакости, подлоги, а также подвиги и героические поступки.

Выждав момент, когда бабушка ушла в свою комнату и включила телевизор, Паша прокрался в мамину комнату и взял двести долларов. Он решил, что ни один швейцар или цербер не устоит против такой суммы. Это будет его «Сезам, откройся!».

СТАМБУЛЬСКИЙ ПАСЬЯНС.

ГЛАВА 8

С утра Пашу вызвал к себе Константин Борисович.

— Ворсилов! Чем сейчас занимаетесь? — по-отечески добродушно спросил он. Это была одна из масок шефа, которую он иногда нацеплял в разговоре с сотрудниками. Со стороны могло показаться, что начальник — такая душка, пекущаяся о благе своих сотрудников. Ну просто отец родной!

— Занимаюсь составлением рекламы нового журнала «Менеджмент в гольфе». Для продвижения бренда на определенном сегменте рекламного рынка, связанного с реализацией спортивных товаров.

— И как? Получается?

— Да, — кивнул Павел.

— Скоро заканчиваешь?

— Уже почти закончил.

А я думаю тебе дать новое поручение. Мне понравилось, как ты тогда справился с рекламой детских товаров. — Паша вздрогнул. — И я решил, что тебе надо расти. Получать интересные задания, где ты можешь развернуться, показать себя. Ты у нас сотрудник молодой, перспективный.

Паша гордо расправил плечи. Вот оно! Может быть, ему сейчас дадут составлять рекламу потрясающего проекта. Например, театрального фестиваля «Золотая Мельпомена»!

— Вот, возьми материалы. Пролистай, посмотри. Будут вопросы, не стесняйся, обращайся прямо ко мне. Договорились?

— Хорошо. Спасибо. — Пашины уши пылали, как закат в Карибском море. — Он благоговейно принял папку из рук начальства. И замер на месте.

— Все. Иди.

Уже почти у самой двери Паша машинально бросил взгляд на папку. Посередине крупными буквами шел заголовок: ОДЕЖДА ДЛЯ БЕРЕМЕННЫХ.

Все! Настроение было безвозвратно испорчено. Паша чувствовал, как в нем со страшной силой просыпаются криминальные наклонности. Он готов был взять в руки автомат и расстреливать всех подряд. Та-та-та-та! Первым делом — Константина Борисовича. В упор! Потом его заместителя Барткова, любимчика и стукача. А затем уже всех остальных. За компанию. Эх, только подумать, как же его все достали! Если из тихого и спокойного молодого человека Паша превратился в злобного бандита, готового мочить всех налево и направо.

Лидочка Макарова прошествовала мимо Паши и улыбнулась ему.

— Как дела? — елейным голосом поинтересовалась она.

— Нормально, — огрызнулся Паша.

— У тебя все в порядке? — не отставала Лидочка. Она явно хотела примерить на себя роль великой утешительницы.

Паша поднял на нее глаза. Очевидно, в них было что-то такое, отчего Лидочка отшатнулась и пробормотала нечто вроде: «Совсем бешеный стал». — «Отлично, — подумал Паша и горько усмехнулся, — отлично, пусть у меня отныне будет репутация буйнопомешанного. Может быть, тогда они станут побаиваться связываться со мной? И будут давать мне нормальные задания, а не эту идиотскую галиматью. Совсем спятили! И с чего это я должен рекламировать одежду для беременных? Что я в этом понимаю? То детские горшки, то…» Паша поймал на себе чей-то пристальный взгляд и повернул голову влево. На него смотрел Бартков. Паша нахмурился, открыл папку и с показным рвением стал изучать переданные ему материалы.

В конце рабочего дня Паша чувствовал, что голова у него — распухший улей. Хотелось сунуть ее под холодную воду и не вынимать оттуда. А ему еще предстоял поход в театральное кафе «У Мольера». Конечно, можно было отложить мероприятие на завтра. Но какой в том смысл? Лучше отделаться сразу. К тому же не факт, что ему повезет с первого раза и он наткнется там на Сергеева. Как бы не пришлось за ним основательно побегать. Но как тогда быть с деньгами? Если каждый раз брать с собой по двести долларов, он скоро истощит материнские запасы.

Мысли вертелись в Пашиной голове с бешеной скоростью. Кроме того, стоило ему только бросить взгляд на рекламные материалы одежды для беременных, как снова хотелось ломать и крушить все подряд. «Мать права, — думал Паша, — мне надо бросить эту работу. Но чем тогда заниматься? Кастингом?» И при этом слове у Паши сладко заныло сердце. А что, если попросить Надин пристроить его к Васину? Хоть пятым помощником третьего консультанта. А там будет видно. Но Паша тут же одернул себя. Это бред чистой воды и фантазия. Нечего губу раскатывать. Паша нахмурился и посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось пять минут. Паша с шумом захлопнул папку и увидел, как вздрогнула спина ближайшего к нему сотрудника, Калинушкина Андрея Владимировича, седовласого мужчины лет пятидесяти с вечно озабоченным выражением лица. «Плевать, — подумал Паша. — Мне уже абсолютно на все плевать!»

Кафе «У Мольера» переливалось затейливой иллюминацией: театральный занавес раздвигался, и посередине сцены оказывалась дива с пышной фигурой. Она пела, широко раскрывая рот и вертя бедрами. Картинка была забавной. Но Паше было не до смеха. У него тряслись колени от страха и очень хотелось повернуть назад. Вся эта затея стала казаться ему глупой и по-мальчишески дурацкой. Что он скажет Сергееву, даже если и подойдет к нему? Что он — брат Марголиной? А если Сергеев, востребованный популярный актер, уже и не помнит, кто такая Марголина? У него таких актрис, с которыми он крутил романы, — пруд пруди. Это будет номер! Все Пашины старания тогда полетят насмарку.

— Эх, была не была, — громко воскликнул Паша и потянул дверь на себя. Он ощутил в себе прилив отчаянной смелости. Что будет, то будет!

Только он оказался по ту сторону двери, как из темнобархатной глубины к нему шагнул швейцар. Настоящий швейцар в блестящем костюме и с непроницаемым выражением лица. Паша почувствовал, как вся его решимость мгновенно растаяла, как мыльная пена под напором воды. Из тигра он превратился в кролика. Такому представительному швейцару было даже нелепо совать какие-то деньги. Он просто бросит Паше в лицо эти бумажки и с треском вытурит его вон. Швейцар выжидательно смотрел на Пашу. Паша — на него. И тут произошло нечто, чего Паша никак не ожидал от себя. Его рука машинально полезла в карман и выудила оттуда сто долларов. Так же машинально, без единого слова, он протянул эти деньги швейцару. И на секунду прикрыл глаза, ожидая, что сейчас этот Зевс-громовержец пригвоздит Пашу молнией к месту, как нечестивца, и испепелит в прах. Молнии не последовало. Грозного крика — тоже. Паша открыл глаза. Зеленая бумажка исчезла в кармане швейцара. Он отошел в сторону, как бы пропуская Пашу. Паша хотел спросить, здесь ли Валерий Сергеев, но голос отказал ему. Он беззвучно открыл рот, а потом закрыл его. Швейцар посмотрел на Пашу с некоторым подозрением. «Подумает еще, что я — немой, — испугался Паша, — и отправит обратно!» Поэтому он решительно направился к входу в зал, оформленный в виде золотой арки.

Зал был изысканно красив. Золотисто-синий с вкраплением сливочно-белого. Народу было немного. Парочки сидели за столиками и переговаривались, поглощенные друг другом. На Пашу никто не обратил внимания. Он решил сесть за столик и оглядеться. Так он и сделал. К нему подошел официант в синем костюме с золотыми отворотами и положил перед ним меню. Открыв меню, Паша чуть не поперхнулся. Кафе было для богемы, но никак не для простых молодых людей с трудовой зарплатой, к которым относил себя Паша. Самое большее, что он мог себе позволить, — это чашечка кофе за сто пятьдесят рэ и пирожное «Венский лес» за сто семьдесят. И все. Придется растянуть это удовольствие на весь вечер, подумал Паша. Делать один кус в полчаса.

Паша сделал заказ, и через пару минут ему на красивом большом блюде принесли крохотное пироженое, обсыпанное кокосовой стружкой. И кофе. Паша с рассеянной улыбкой поблагодарил официанта. Потом поднес пироженое ко рту — и чуть не выронил его. Он увидел Валерия Сергеева через два столика наискосок от себя. Он сидел с молодой блондинкой и, наклонившись к ней, что-то шептал девушке на ухо. Блондинка жеманилась и соблазнительно улыбалась. Спереди ее платье было так сильно декольтировано, что казалось, груди вот-вот вывалятся наружу. Паша отвел глаза. Положение было не из легких. С одной стороны, прервать эту беседу тет-а-тет было верхом неприличия. С другой — ворковать они могли достаточно долго, что никак не входило в Пашины планы. «Я подожду, — решил он, — когда она отлучится в туалет». Подходящий момент наступил не скоро. Как только блондинка в золотистом платье, покачивая бедрами, отошла от столика, Паша ринулся к нему.

— Простите, — остановился он напротив Сергеева.

Тот поднял на него глаза. В них читалась усталость и отвращение ко всему людскому роду. Было видно, что Сергееву уже давно все обрыдли и надоели.

— Да?

— Я хотел с вами поговорить, — краснея, начал Паша.

— Интервью?

— Да… нет. Тут другое.

— По всем вопросам связывайтесь с моим пресс-агентом. Возьмите визитку и созвонитесь с ним.

— Нет. Я не журналист. У меня дело личного характера.

— Что? — В глазах Сергеева мелькнуло нечто похожее на удивление. — Личного характера?

Да. — Паша сел на соседний стул. — Я брат Ларисы Марголиной, актрисы, с которой вы снимались вместе в фильме «Полет над небом». Сергеев нахмурил брови.

— И что? — неприязненно спросил он.

— Лариса пропала…

— Как — пропала? Она утонула. Год назад.

— Да. Но… это не так.

— Не так? — Сергеев недоверчиво смотрел на Пашу. Только сейчас Паша обратил внимание, что Сергеев своим подвижным лицом и мимикой напоминает умную обезьянку.

— Это долгая история, — сказал Павел.

— А при чем здесь я?

— Я просто хотел спросить у вас, не была ли Лариса чем-то напугана, встревожена в последнее время? Не рассказывала ли она вам о своих страхах?

С минуту-другую Сергеев молчал, словно обдумывая сказанное Пашей. И тут вернулась блондинка. Она остановилась и, улыбаясь, посмотрела на Сергеева:

— Мое место занято?

— Нет, Верочка, нет. Просто у нас здесь один разговор. Тебе это неинтересно. Может быть, ты пока побудешь в комнате аттракционов?

Блондинка надула губы. Она была бы симпатичной, если бы не большой ярко накрашенный рот.

— Как хочешь… А этот разговор у вас надолго?

— Нет. Я приду за тобой.

— Хорошо. — Блондинка удалилась. А Паша, придвинувшись ближе к Сергееву, горячо зашептал:

— У меня есть информация, что Ларису похитили. Она не утонула, а исчезла!

Темные глаза Сергеева неотрывно смотрели на Пашу. Наконец он сказал:

— Не знаю. Может, это и так… Вас как зовут?

— Извините, — Паша вспомнил, что он даже не представился. — Павел Ворсилов.

— Не Марголин?

— Я двоюродный брат.

— А… Вы пьете?

— Умеренно.

— Понятно. Виски вас устроит?

— Устроит.

Сергеев сделал заказ официанту. И вскоре тот принес бутылку виски и два стакана.

— Угощайтесь, — предложил Сергеев.

— Спасибо.

Паша отпил глоток виски. Напиток приятно обжигал горло.

— Ну, так что вам известно?

Паша кратко рассказал про Стамбул. О Надин и других пропавших девушках он умолчал.

— Вы думаете — это она, Лариса? — спросил Сергеев.

— Уверен. Поэтому и спрашиваю вас: не заметили ли что-нибудь странное в ее поведении?

Сергеев тяжело вздохнул. Затем налил себе стакан виски и залпом выпил его.

— Лариса мне нравилась. Во время съемок у нас завязался роман. Оборвался он не по моей вине. Я бы хотел продолжения, но… Тут в жизни Ларисы произошло одно неприятное происшествие. На нее обратил внимание Рашид Хасанов.

Это имя ни о чем не говорило Паше.

— Это кто такой?

— Владелец сети игорных автоматов и казино. Он встретил Ларису на одной презентации и буквально взял ее в осаду. Прохода не давал. Цветы, дорогие подарки… Лариса была в шоке. Она не знала, как отшить его.

— И что? — Паша облизнул пересохшие губы.

Она даже советовалась со мной, как ей поступить. Но что я мог ей сказать: девочка, от бандита так просто не отделаешься? Я сказал, что у меня нет готовых рецептов.

— А она?

— После фильма наши пути разошлись. Я слышал, что Лариса прошла кастинг к сериалу «Придворный роман». А потом до меня дошло известие, что она утонула. Вот и все. Да, еще был один звонок, уже после нашего расставания. Она позвонила мне и сказала, что за ней кто-то следит.

— Следит? — подался вперед Паша. — А как она это сказала?

— Что-то вроде: «Они за мной следят». Я подумал, что это она о Хасанове. Я успокоил ее, предложил встретиться, но она была занята. Больше я с ней не общался. А жаль… Она была такой… необычной. Любила рассказывать о своем детстве. Про деревню со странным названием Веретенницы. Как она любила прыгать с обрыва в воду… — И Сергеев резко мотнул головой, как бы прогоняя ненужные воспоминания.

Паша подумал, что как мужчина Сергеев обладает завидной самокритичностью. Он не боится рассказывать ему, в сущности незнакомому человеку, о том, что его отвергла женщина. Не каждый на это способен. А уж актер — тем более. Они все такие самовлюбленные эгоисты. Послушать их интервью, так они самые-самые. И роли на них сыпятся, и от женщин отбоя нет. Паша почувствовал к Сергееву невольную симпатию.

— Спасибо, вы мне очень помогли.

— Да не за что. Только вы ей никакой не брат.

— Почему? — вздрогнул Паша.

— Двоюродные братья с таким рвением сестер не разыскивают. — И Сергеев улыбнулся, обнажив мелкие ровные зубы. — Давний поклонник?

— В общем, да.

— Я так и понял. Успеха! Если она найдется, передавайте от меня привет.

— Обязательно.

Паша отошел от столика и подумал, что, возможно, именно Хасанов и причастен к похищению Ларисы. Но подобраться к Хасанову невозможно. И Паша от досады слегка прищелкнул языком.

Расследование обстоятельств гибели Светланы Сугробовой зашло в тупик. Ничего. Полный обрыв. Вернулась из командировки подруга Сугробовой Каменева, но она не сказала ничего существенного. Только то, что Светлана очень хотела сыграть главную роль в сериале. Губарев побеседовал с молодым человеком Сугробовой, но он сообщил, что они вот уже полгода как расстались и больше не встречались и не перезванивались. Но кто-то же выманил Сугробову из дома? Очевидно, это был знакомый ей человек. Она бы не смогла пойти в незнакомое место, не предупредив мать. Странная получалась головоломка! Но тут произошло новое убийство. Недалеко от железнодорожной станции Малаховка в лесу нашли тело Ирины Розен. Опять актриса! Пропавшая три месяца назад. Губарев недовольно засопел. Не нравилось все это ему! Неужели эта жертва не последняя?

Выехав на место и все осмотрев, Губарев с Витькой поразились схожему почерку убийств Сугробовой и Розен. Раздробленные ступни ног, порезы на лице, исколотые вены… Значит ли это, что убийца — один и тот же человек? Ответ скорее утвердительный, чем отрицательный. Но кто этот таинственный маньяк? И зачем ему актрисы?

Розен жила одна. Соседка сказала, что девушка почти не общалась с ней, и сказать что-то конкретное о Розен она не может. Обыск в квартире, опрос знакомых выявил интересную деталь. Розен тоже проходила кастинг к сериалу «Придворный роман». В квартире Розен были обнаружены большие фотографии Васина, видеоархив. Пленки запечатлели тщательную подготовку Розен к кинопробам. Она по нескольку раз репетировала каждую сцену, каждый жест. Двое знакомых парней также подтвердили участие Розен в кастинге.

Все дороги опять вели в Рим, то есть к Васину. Губарев морщился, чертыхался, но отменить визит не мог. Производственная необходимость.

Васин переменил тактику. От былой любезности не осталось и следа. Он ушел в глухую оборону. Разговаривал с плохо скрываемым раздражением, делая длительные паузы. Всем своим видом он выражал недовольство, что его беспокоят и отвлекают от дел. Этих девушек он не помнил. Васин отмел всякую связь между его студией и случившимися убийствами. Это — случайное совпадение, с многозначительным нажимом говорил он. Случайное! Поищите убийцу среди их знакомых. Актрисы — народ свободный, незакомплексованный, склонный к авантюрным поступкам. Сами все понимаете.

Губарев все понимал. Васин знал, что пока доказательств и улик у Губарева никаких нет. Отсюда — и высокомерный тон Васина. Он был уверен в собственной неуязвимости. Поэтому и не считал нужным церемониться. Беседы с консультантом по кастингу Денисом Головиным и его помощницей Надеждой Анисиной тоже ничего не прояснили. Эти консультанты общались с девушками только по профессиональным вопросам. Об их личной жизни они ничего не знали. Полный облом по всем направлениям. Тупик-с.

— Да, Вить, влипли мы с тобой в темное дело. Темное и туманное, — сказал ему Губарев, когда они покинули студию «Арион-Т». — Актрисы, таинственный маньяк…

— Да уж, темное.

— И никаких следов!

— Ничего, — бодро сказал Витька. — Как пойдут новые убийства, так маньяк себя и обнаружит.

— Ты что такое говоришь! — воскликнул Губарев.

— Вы сами меня так учили, когда я только начал с вами работать. Постепенно маньяки входят во вкус, и промежутки между убийствами обычно становятся все короче и короче.

— Да… способным ты учеником оказался. Все запомнил! А ведь, к сожалению, Вить, ты прав. К огромному сожалению. И только новые убийства смогут вывести нас на след маньяка… Губарев присвистнул.

— Не свистите, а то денег не будет. Плохая примета, — заметил Витька.

— А они у тебя есть?

— Нет. Но…

— Вот именно что «но»…

— Вы мне, кстати, ничего до сих пор про зоопарк не рассказали. Как вы с дочкой-то сходили? — спросил Витька.

Что сказать — хорошо там! Вся живность в наличии и ассортименте имеется. Ходишь и любуешься. И жалеешь — как они в клетках-то живут! А белый медведь всех просто уморил. Представляешь: плавает в воде, потом откидывается на камне и машет лапой. Как Брежнев с трибуны Мавзолея. Детвора визжит, взрослые фотографируют, на видеокамеру снимают. Здорово! Ну, кафешки там всякие везде понатыканы. Мы сели, отдохнули. Жалко, что фотоаппарат не взяли. Забыли. Сфотографировались в зоопарке у платного фотографа. Вот фотография. — Губарев остановился и вынул из портмоне снимок. — Смотри. — На фотографии майор держал на руках кролика. Кролик закрыл глаза и блаженно улыбался. Губарев — тоже.

— Вы тут оба просто блаженствуете, — заметил Витька.

— И Дашка то же самое говорит. Майор спрятал фотографию и сказал:

— Я бы Васина в клетку к тигру посадил. Быстренько бы тогда с него спесь слетела.

— И не надейтесь. Скорее это он вас туда запихнет.

— Это точно! Зверь он опасный.

— А вдруг это Васин актрис убивает? — выдвинул Витька свою версию.

— А ему-то зачем?

— Ну просто… кровожадные инстинкты взыграли.

— Пока у нас нет конкретных улик, все это одни слова. — И Губарев посмотрел на небо. — Обещали дождь. А у меня зонта нет. Пошли скорее к метро. А то как ливанет, и мы промокнем до нитки.

Танцевальные номера в «Золотой лихорадке» ставила Айна Хабирова, известный постановщик-хореограф. Она работала со многими популярными эстрадными певцами. Это была крупная сорокалетняя женщина, с громким голосом и резкими жестами. Энергия в ней била через край. Она была суперпрофессионалом, и каждый поставленный ею номер был настоящим произведением искусства. Хабирова отметила пластичность Ларисы, но ругала ее за неумение обставить эффектный выход.

— Выход — это все. Это — первый выстрел! Все в жизни надо убивать одним выстрелом. Два выстрела — уже много. Это — расточительство. Выше голову! Царственная осанка! Нога идет плавно… Репетировался номер «Русалки». Пять девушек в эффектных сине-зеленых блестящих платьях до колен медленно танцевали под плавную музыку. Вначале Хабирова хотела поставить Ларису с краю, но потом переместила ее в центр.

— Ты все равно будешь оттягивать внимание на себя. Поэтому становись в центр. Ни в коем случае не смотри под ноги. Иначе обязательно споткнешься. Это уже проверено. Почему сбился ритм? — обратилась она к музыкантам. Одним глазом Хабирова смотрела на девушек, другим — на оркестр. И все у нее получалось.

После недели репетиций Хабирова вызвала Ларису к себе. Кабинет в «Золотой лихорадке» у Хабировой был крошечный. Комнатенка в пять или шесть метров. Стол хореографа больше напоминал тумбочку. Лариса села напротив.

— Что будешь делать дальше? — огорошила ее хореограф вопросом. Темные, чуть приподнятые к вискам глаза Хабировой внимательно смотрели на Ларису. Иссиня-черные волосы были коротко стрижены и торчали ежиком.

— В смысле? — не поняла Лариса.

— Какие перспективы?

— Танцевать в клубе.

— И все?

— Все.

Нив ко-ем слу-ча-е, — раздельно, по слогам сказала Хабирова. — Тебе надо пробоваться в других областях. Пластика у тебя неплохая, но… — Хабирова помолчала, а потом сказала, как будто ударила наотмашь: — Хорошей танцовщицы из тебя не получится. Выучка не та. И природных данных нет. В подтанцовке ты сгодишься, но, если представится возможность, я возьму другую девушку. Более опытную танцовщицу. Просто сейчас у нас дефицит кадров. А искать мне некогда. Я в запарке. Как только освобожусь немного, обязательно займусь этим. Я тебя-то и взяла, потому что срочный ввод в номер понадобился.

— И что же мне делать? — растерянно спросила Лариса.

— Я уже сказала тебе: искать приложение в другом месте. Попробуй себя в качестве фотомодели или актрисы.

При слове «актриса» Лариса вздрогнула.

— Вы думаете, из меня получится актриса?

— А почему бы и нет? Во всяком случае, у тебя здесь больше шансов поднять планку. Это тебе информация к размышлению.

— Спасибо.

— Ну, иди. Только никому особо не говори о нашей беседе. Договорились? А то скажут — Хабирова кадры губит. Отговаривает от работы в клубе.

Дома Лариса задумалась, Хабирова была права. Танцовщица из нее — никакая. И чем она скорее прибьется к своему делу, тем лучше.

Полугодичный курс «Мастера театра» стоил две тысячи долларов. Но Лариса долго не раздумывала. Курс вели известные актеры, многих из которых Лариса видела еще в детстве в любимых всеми фильмах. Она жадно впитывала каждое их слово, стараясь ничего не упустить и все запомнить. Кроме того, она возобновила занятия айкидо. С мастером, которого ей порекомендовал Учитель, она довольно быстро нашла общий язык. И раз в неделю ходила на тренировки. Конечно, он не заменил ей Учителя. Но Лариса и не стремилась к этому. Она была довольна тем, что могла совершенствовать и развивать свое мастерство. А большего ей было и не нужно.

Жизнь ее теперь была буквально расписана по минутам. Лариса и сама удивлялась тому, что она везде успевает. Иногда она думала, что время — странная штука. То оно тянется как резина, то скачет резвой лошадкой. Только и успеваешь поворачиваться за ним.

Хабирова дала ей телефон модного фотографа Михаила Шумилина, снимавшего фотосессии для глянцевых журналов. В отличие от многих своих собратьев по профессии, он старался творчески подходить к съемкам и любил «работать» нестандартную натуру. Лариса созвонилась с ним, и он пригласил ее в свою фотостудию. Увидев Ларису, Шумилин сразу потащил ее к стене. Это был мужчина лет сорока, в потертых джинсах и свободном сером свитере. На его затылке сияла лысина, а в правом ухе поблескивала маленькая серебряная сережка.

— Встаньте вот так, — скомандовал он. — Голову влево. Значит, вы работаете с Айной?

— Да.

— Задираете ноги? Лариса рассмеялась.

— Можно сказать и так.

— Вам не идет этот голубой цвет. Это вообще не ваш цвет. Вам кто-нибудь об этом говорил?

— Нет.

— Теперь знайте. Послушайтесь моего совета и никогда не носите его. Он хорош только для жгучих брюнеток и юных блондинок. Вы не принадлежите ни к тем, ни к другим. Запомнили?

— Запомнила. А какие цвета мне пойдут? — поинтересовалась Лариса.

Шумилин прищурился и отошел от Ларисы на приличное расстояние.

— Так… Оливковый, темно-розовый, сочетание белого с красным. Но не вздумайте носить чисто красный. Он сделает вас вульгарной. Разбавляйте его белым. С черным — очень осторожно. Он будет глушить вашу красоту. Серебристые тона, но не светлые. Коричневый вычеркните из гардероба. Лимонный — умеренно. А так — смотрите, экспериментируйте. У вас яркая, нестандартная красота. — Он подошел к Ларисе и откинул ей волосы назад. — Нет. Вам лучше, когда они спереди. Я все понял. Приходите завтра к одиннадцати утра. Сможете?

— Нет. Репетиция.

— Тогда позже, к трем. Идет?

— Да.

— Жду. Без опозданий. Я ревностный поборник дисциплины. Не красьтесь. Макияж вам сделают. Наряд тоже подберут.

Первая съемка прошла как в тумане. Лариса даже не предполагала, что быть фотомоделью — это такой труд. Она послушно выполняла команды Шумилина и принимала различные позы. После двух часов непрерывных съемок Лариса ощутила себя выжатым лимоном. Шумилин внимательно посмотрел на нее и хлопнул в ладоши.

— Все. Перерыв пятнадцать минут! — Фотограф подошел к Ларисе. — Чего молчишь? Я же вижу, что устала.

— Да нет. Терпимо.

— С характером, — резюмировал фотограф. — Люблю таких.

Когда Лариса увидела отснятый материал, то поразилась своему облику. Ее красоте Шумилин придал оттенок загадочности. Она выглядела роковой женщиной, ради которой можно пойти на все.

— Нравится? — спросил Шумилин.

— Очень!

— А что конкретно нравится? Лариса задумалась.

— То, что я не узнаю себя.

— То-то! — поднял вверх палец Шумилин. — Это моя главная задача — увидеть в людях то, о чем они даже не подозревают. Ты попала в самую точку! Я смотрю, ты девочка умненькая. Так и держи марку. В глупую не превращайся. А то многие из вас, как увидят свои фотографии в журналах, так в овец превращаются. Нос кверху, и все! Не подступись. Даже мне пытаются советы давать, как их снимать. Умора!

Шумилин сыпал словами и шуточками, но при этом не отрывал взгляда от Ларисиного лица. Он как будто прикидывал, как лучше снять его: в каком ракурсе, на каком фоне.

За первой съемкой последовало предложение Шумилина принять участие в грандиозном рекламном проекте французской косметической фирмы «Гарнис плюс». Лариса стушевалась.

— А я смогу?

— Таких слов не должно быть в твоем лексиконе. Никаких сомнений! «Смелость города берет». Знаешь такую поговорку?

— Слышала.

— Поэтому — ни колебаний, ни раздумий. Такое предложение может быть один раз в жизни. Понятно?

— Понятно. Я снимаюсь, — кивнула она.

— Отлично! Но… — Шумилин почесал в затылке. — Это будет настоящий марафон. Съемки без перерыва и отдыха.

— Я все поняла. Я ухожу из клуба. Брови Шумилина взлетели вверх.

— Так быстро ты приняла решение?

— Да.

— Не пожалеешь?

— Нет.

— Смотри! Тогда с богом!

Когда Лариса объявила Хабировой о своем уходе, та только хмыкнула:

— Давно бы так! Шумилин сманил?

— Пока буду работать у него. Он хороший фотограф.

— Хороший! Да ты хоть знаешь, какой это мастер? Лучше его не найдешь! Удачи! Вот моя визитка. Звони, если понадобится.

— Спасибо.

И Хабирова помахала ей на прощание рукой. Покидая ее крошечный кабинет, Лариса с грустью подумала, что еще одна страница ее жизни перевернута.

Работа с Шумилиным была настоящим наслаждением. Лариса была способной ученицей и старательно выполняла все его указания. После рекламной акции «Гарнис плюс» последовали съемки для российской ювелирной фирмы «Сибирский алмаз». А затем их пригласили на всемирную фотосессию в ЮАР. Предложения шли одно за другим. Лариса стала хорошо зарабатывать. Она усиленно копила деньги и, как только набралась приличная сумма, купила себе маленькую однокомнатную квартиру в пятиэтажной хрущевке недалеко от метро «Кожуховская».

Лариса забросила свои занятия на театральных курсах. Ее полностью поглотили съемки. Она подумала, что к театру она всегда вернется. А вот такая интересная работа, как участие в фотосессиях, может закончиться в любой момент. Так оно и случилось. Шумилин открыл для себя новую модель. Блондинку с ослепительными голубыми глазами. Она была надменна, капризна и любила устраивать истерики по любому поводу. Маститый фотограф влюбился в нее, как мальчишка. Дарил охапками цветы, бриллиантовые украшения и переснимал фотографии по первому требованию своей любовницы. Та хотела быть единственной примой в фотостудии и поэтому устранила всех конкуренток.

Когда Шумилин объявил Ларисе, что они прекращают совместную работу, девушка почувствовала, как на ее глазах выступили слезы. Это был настоящий удар. Целый день она пролежала на диване, зарывшись лицом в подушку. Постепенно Лариса пришла к выводу, что таким образом судьба наказывает ее за то, что она уклонилась от своего Пути. Ведь она с самого начала не собиралась быть фотомоделью, она хотела стать актрисой. А что получилось? Она забросила курсы и с головой ушла в съемки. За это и наказана сейчас. Она проработала с Шумилиным год. А теперь — снова у разбитого корыта? И все надо начинать сначала?

Николай Степанович всегда учил ее, что в жизни ничего не происходит просто так. Во всем существует смысл. И если жизнь бьет нас по голове, значит, есть за что. Ей надо вернуться в театр.

Она снова стала ходить на курсы актерского мастерства. И здесь, в коридорах эстрадно-развлекательного центра «Московские огни», где проходили занятия, ее увидел и пригласил в свой театр «Марионетки» Сипаев Андрей Владимирович.

Первая их встреча была очень смешной. Он налетел на Ларису в коридоре, чуть не сбил с ног и тут же замер, не отрывая взгляда от ее лица. Лариса усмехнулась: она собиралась обойти этого человека, но он неожиданно схватил ее за руку.

— Вы актриса?

— Нет. — Лариса хотела высвободить руку, но он только сильнее сжал ее.

— Я сделаю из вас актрису!

Лариса подняла брови и посмотрела на мужчину, стоявшего перед ней, откровенно скептическим взглядом. Он был маленького роста, лыс, как женская коленка. И только по бокам головы волосы воинственно торчали в разные стороны. Глаза его до такой степени выцвели, что трудно было установить их первоначальный цвет. То ли светло-серые, то ли светло-голубые. Полные губы, крючковатый нос и невнятная речь. Костюм болтался на нем, как на вешалке, но взгляд был острым и проницательным.

— Я — Сипаев. — Мужчина сказал об этом с таким видом, словно объявил, что он — Наполеон или папа римский.

Ларисе это имя ни о чем не говорило.

— Боже мой, — заволновался мужчина. — Так вы, милочка, не знаете театральной Москвы! Мое имя известно каждому театралу. Спросите любого, кто такой Сипаев, и вам ответят. У меня свой театр!

Лариса по-прежнему была настроена скептически.

— Вы куда сейчас идете? — задал ей вопрос Сипаев.

— В студию к Рослину.

— Александру Вениаминовичу? Это мой старинный друг. Запишите мой телефон. И обязательно позвоните. Визитки кончились. — И Сипаев похлопал себя по карманам. Лариса сильно сомневалась, что они у него вообще были.

Лариса достала из сумочки записную книжку и записала телефон.

— Все? — с легкой улыбкой спросила она.

— Пока да, — на полном серьезе ответил ее новый знакомый.

Лариса забыла об этом разговоре, но через неделю Сипаев сам разыскал ее и спросил, почему она не позвонила ему. «Была занята», — ответила Лариса. «Так не годится, — строго сказал Сипаев. — Уговор есть уговор!» Лариса хотела возразить, что она ему ничего не обещала и они ни о чем не договаривались. Но почему-то промолчала.

— Ну так как? — не унимался Сипаев. — Когда мы с вами встретимся?

Лариса поняла, что от нее не отстанут.

Она раскрыла свой органайзер и сделала вид, что внимательно изучает его.

— Давайте послезавтра.

— Завтра, — отрезал Сипаев. — В девятнадцать ноль-ноль. Я жду вас в театре «Марионетки».

Лариса хотела спросить, где он находится, но подумала, что тем самым смертельно обидит Силаева.

— Вам надо будет проехать… — И Сипаев подробно объяснил ей дорогу.

— Хорошо, завтра я буду, — вздохнула Лариса.

— Зачем же вздыхать, милочка? Вы еще так молоды, — и Сипаев слегка похлопал ее по руке.

Театр «Марионетки» располагался в самом центре Москвы. В одном из очаровательных старинных переулков. Сипаев репетировал в зале. Когда Лариса тихонько подошла к нему, он указал ей на место рядом с ним. Она села, скрестив ноги.

— Репетируем Расина. «Федру», — шепотом сказал он. — Посмотри. А потом скажешь: понравилось или нет.

Лариса смотрела во все глаза. Постепенно процесс репетиций увлек ее. Сипаев отдавал краткие указания, которые были абсолютно в «тему» и к месту. После репетиции худрук пригласил ее к себе в кабинет. Это была небольшая комната, производившая впечатление кладовки, куда отнесли всякий ненужный хлам. Здесь стояли какие-то большие картонные коробки, старые стулья, две кадки с тощими пальмами, старинная швейная машинка «Зингер». Лариса осматривалась в поисках места, куда она могла бы сесть.

— Садись сюда, — и Сипаев вытащил откуда-то из-за спины стул без спинки, обитый темно-синим бархатом.

Лариса села на краешек стула. Сипаев сидел за круглым столом, заваленным бумагами и афишами.

— Ну как?

— Понравилось.

— Ты идешь работать ко мне.

Ларисе было немножко смешно, что Сипаев говорит об этом, как о уже решенном деле, не спрашивая ее согласия. Но она подумала, что это может быть неплохим началом ее актерской карьеры. Она научится держаться на сцене, ей «поставят» игру. А потом… будет видно.

— Иду, — подтвердила Лариса.

— Завтра мы приступаем к репетиции новой пьесы по роману Набокова. Называется «В поисках „Машеньки“. Читала „Машеньку“?

Лариса покачала головой.

— Восполним этот пробел, — и Сипаев протянул ей книгу Набокова. — Вот. Ознакомься. К завтрашнему дню ты должна прочитать ее. Понятно?

— Да.

— И запомни: дисциплина превыше всего!

Лариса поняла, что напускное балагурство худрука «Марионеток» — отчасти маска, отчасти поза. Что на самом деле это умный, цепкий человек, имеющий обо всем свое понятие и мнение.

Придя домой, Лариса приготовила себе ужин на скорую руку, налила чашку крепкого кофе и принялась за чтение. Машеньки в книге не было. Это была героиня, вокруг которой строился сюжет. И не более того. «Интересно, кого я буду играть, — подумала Лариса. — Тень отца Гамлета?» И вдруг ей стало любопытно, что придумает Сипаев. Как он сделает пьесу по этой непростой книге. Лариса встала с дивана и посмотрела на часы. Половина первого ночи. Она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Лоб горел, а стекло было прохладным.

Лариса глубоко вздохнула. Неужели ее давняя мечта — стать актрисой — наконец-то начинает сбываться? Она разделась и легла спать, заведя будильник на девять часов.

— Как Набоков? — спросил ее на другой день Сипаев.

— Увлекает.

— Как Машенька?

— Ее там нет.

— Правильно!

— И кого я буду играть? — с некоторой ехидцей спросила Лариса.

— Машеньку!

— Как?

— Я все продумал. Ты будешь присутствовать при диалогах героев. И мимикой выражать свое отношение к их разговорам.

— Немая героиня?

— Можно сказать и так.

— Разве это интересно? Здесь нечего играть!

— Ничего подобного! — возразил Сипаев. — Холли Хантер в «Пианино» не произнесла ни одного слова за весь фильм. Но это не помешало ей получить Оскар как лучшей актрисе. Мимика и пластика играют важную роль в арсенале актерских средств. Запомни это!

Во время репетиций «Машеньки» Сипаев часто по нескольку раз терпеливо объяснял Ларисе: где она должна стоять, что делать, когда поворачивать голову, смеяться, всплескивать руками. Он буквально разжевывал ей роль, стараясь, чтобы она прочувствовала свою задачу изнутри. Лариса ощутила странное пьянящее чувство сцены. В театре ей нравилось все. Он стал для нее вторым домом. А может быть, и первым.

Премьера «Машеньки» прошла удачно. Правда, театр «Марионетки» имел камерную сцену и большое количество зрителей вместить не мог. Когда Лариса однажды спросила у Силаева, не собирается ли он по примеру других театральных деятелей попросить у мэрии другое, более просторное здание для своего театра, он, помрачнев, сказал: «Это бы не отобрали. Мы находимся в самом центре Москвы. Знаешь, сколько есть охотников отобрать этот старинный дом? Я только и успеваю отбиваться от банкиров, бандитов, спонсоров и инвесторов. Я сижу как на вулкане и жду, что кто-то из них явится ко мне с бумажкой от мэрии и попросит освободить помещение. И мы все окажемся на улице. Меня эта картинка постоянно преследует, как кошмарный сон».

За «Машенькой» последовал «Казанова» Цветаевой, где у Ларисы была роль возлюбленной легендарного ловеласа. Потом она играла в современной пьесе «Смертельное пари», где у нее была роль девицы «не в себе», которая вечно мечтала и фантазировала. Было еще несколько премьер. Лариса много играла, расширяла свой репертуар. Так прошло десять месяцев. Но наступил момент, когда она ощутила легкую усталость. И поняла, что должно наступить что-то новое. У нее было предчувствие этого. И оно ее не обмануло.

ГЛАВА 9

Счастливый случай пришел в лице Инги Бар-толь, колоритной личности, которую знала вся артистическая Москва. Эффектная блондинка Инга была завораживающе красива. Кроме того — разносторонне одарена. Она была актрисой и сценаристкой. В последнее время она пробовала себя в режиссуре. И весьма удачно. Ее первый фильм «Капкан для одинокой леди» получил хорошую прессу и одобрение критиков. Инга снимала фильмы для искушенной элитарной публики, знакомой с творениями Гринуэя, Альмодовара и Линча. Это было кино не для всех.

Рядовые зрители ее фильмов не понимали. Зато богема была в восторге.

С Ингой Лариса столкнулась на одной артистической вечеринке, куда ее отправил Сипаев. Время от времени в театр на имя директора приходили разного рода приглашения на презентации, вернисажи, капустники. Сипаев передавал их Ларисе и говорил, что она обязательно должна пойти развеяться. Но Лариса часто отказывалась. Ей не хотелось где-то бывать, мелькать. Хотя она понимала, что это совершенно необходимо для ее карьеры, тем не менее вся эта суета и мишура вызывали у нее почти физическое отвращение. Сейчас она испытывала сильнейшую потребность в тишине и покое. Поэтому после театра она любила прийти домой, перекусить и лечь на диван с какой-нибудь книжкой в руках. Раз в неделю она посещала крупные книжные магазины и покупала новинки. Она покупала книги хаотично, интуитивно, бывало, что ей просто нравилась обложка или фотография автора на обратной стороне книги. Лариса читала все подряд: детективы, интеллектуальные триллеры, философские сочинения, трактаты средневековых авторов. Когда какая-то мысль или выражение ей особенно нравились, она выписывала их в отдельную тетрадь, а потом перечитывала. Сипаев ее ругал. Говорил, что она не заботится о своем будущем. «Тебе надо тусоваться, знакомиться с нужными людьми. Сниматься в кино — с твоей-то красотой! А ты сидишь дома, как сорокалетняя тетеха, и никуда не выходишь. Нас в любой момент прикроют, и ты останешься на улице. Без работы. Пойдешь тогда на рынок торговать. Или полы мести в офисе», — сердито говорил он. Худрук относился к ней как к собственной дочери: опекал, звонил по телефону, давал советы и наставления. Приходя домой, Лариса часто отключала телефон, чтобы Сипаев ее не беспокоил. Прервать его было бы неудобно, а слушать — утомительно.

Но в тот раз Сипаев взял с нее слово, что она пойдет на вечеринку в отель «Рэдиссон-Славянская».

— Хоть раз послушай меня, сходи туда. Не сиди квашней. Может, молодого человека встретишь.

При этих словах Лариса поморщилась. В настоящее время молодые люди ее абсолютно не интересовали. Она даже сама порой удивлялась — почему это так.

— Ладно, схожу, — обещала она. — Но только ради вас. И чтобы вы потом ко мне целый месяц не приставали с разными приглашениями.

— Первый раз такую серьезную девицу вижу! Все хвостами напропалую вертят. А ты — как монашенка.

— Значит, так надо, — назидательно сказала Лариса.

— Кому?

— Мне.

— Скажите, какие мы тут философы! Ладно, иди. Потом расскажешь, что там было.

И Сипаев протянул ей красивое приглашение на дорогой тисненой бумаге.

Дома Лариса вытащила из гардероба свои наряды и кинула их на диван. Эту одежду она приобрела, когда работала фотомоделью. Что-то было презентовано ей в качестве подарка. Целую вечность она не доставала эти туалеты. В повседневной жизни Лариса предпочитала простую одежду: джинсы, джемпера, трикотажные кофточки. И сейчас, глядя на дорогие платья, брючные костюмы, элегантные юбки, у нее немного защемило сердце. Ей нравилась работа фотомодели, и не ее вина, что так все внезапно оборвалось. Угораздило же дурака Шумилина втрескаться в ту курицу-блондинку! Из-за нее и полетело все кувырком. Конечно, это была не случайность… «У меня в жизни — другая дорога. Но все равно — обидно! И так хотелось поработать с Шумилиным еще. Ну хоть немного…» — Лариса глубоко вздохнула. А потом сделала резкий выдох и стала перебирать свои наряды. Бережно, аккуратно, словно это были хрупкие цветы, которые могли в любой момент сломаться или осыпаться. «В чем же мне пойти», — думала Лариса. Наконец она остановилась на темно-розовом костюме. Юбка и жакет чуть пониже талии. Отвороты пиджака осыпаны серебристыми пайетками. Элегантно и нарядно. Главное, чтобы под дубленкой наряд не помялся. На улице холодрыга — бр-р-р! Даже никуда выходить не хочется в такую погоду.

На вечеринке была куча народу. Знаменитости сладко улыбались друг другу и обменивались светскими новостями. Лариса здесь никого не знала. Но не успела она остановиться около стола с фруктами и вином, как к ней подлетел какой-то маленький толстячок и стал рассыпаться в комплиментах. Лариса слушала его вполуха. Она уже жалела, что пришла сюда. Надо было остаться дома. Но тут ее внимание привлекла ослепительная блондинка, вокруг которой собралась большая группа людей. Лариса сразу узнала ее. Это была Инга Бартоль, часто мелькавшая по телевизору. Героиня светской хроники. Лариса с любопытством рассматривала ее. У Инги все было рассчитано на публику. Она вела себя так, как будто бы ее каждую минуту снимала кинокамера. Ее улыбка, кокетливый наклон головы, жесты — все было тщательно отработано и отрепетировано. Инга что-то рассказывала известному актеру, который не сводил глаз с ее ярко накрашенных губ. Внезапно Инга обвела взглядом зал и встретилась глазами с Ларисой. Всего на одно мгновение. Инга замерла с фужером шампанского в руках. А потом направилась к ней.

— Привет! — бросила она Ларисе, словно они были старыми знакомыми. — Вас зовут Марина?

— Нет. Лариса.

— Ах да, я перепутала. — И Инга лучезарно улыбнулась.

Лариса ответила ей не менее лучезарной улыбкой, которая была ее визитной карточкой во время работы фотомоделью. Инга прищурилась. Она была одета в серебристое длинное платье. На плечи был накинут норковый палантин.

— Я видела вас с Ряшенцевым? — Это был известный светский лев. Модный актер.

— Нет.

Инга слегка нахмурилась. Лариса пришла ей на выручку:

— Я работала с Шумилиным.

— С Мишей? Я так и подумала, что ваше лицо мне знакомо. Как он поживает? Давно я его не видела. — Инга говорила манерно, с придыханием. Как капризная примадонна.

— Мы с ним расстались.

Тонкие выщипанные брови Инги поднялись вверх.

— И где вы теперь?

— Работаю в театре у Силаева.

— Передавайте Андрею Владимировичу мой пламенный привет. У нас с ним давняя взаимная любовь.

— Обязательно, — кивнула Лариса.

— Это хорошо, что вы актриса.

— Почему?

Инга рассмеялась тихим воркующим смехом.

— Просто так.

Инга! — окликнул ее молодой парень с фотоаппаратом на шее. — Повернись ко мне. — И тут Инга неожиданно подхватила Ларису под руку и растянула губы в улыбке.

— Олег, сфотографируй нас вместе.

— А это кто? — бесцеремонно спросил фотограф, окидывая Ларису взглядом с головы до ног.

— Актриса. Будущая героиня моего нового фильма.

— Класс! — выдохнул парень. — Как фильм-то называется?

— Не все сразу, Олег.

Лариса «сделала» лицо, и парень шелкнул затвором.

— Еще один снимок, девочки. Встаньте ближе друг к другу.

Инга прижалась к Ларисе. От нее шел потрясающий аромат духов. Вкрадчиво-нежный, таинственный. Как и сама Инга.

— Снимки — сначала мне, — скомандовала Инга.

— Естественно. Как обычно.

Когда фотограф отошел от них, Лариса спросила:

— Это правда… насчет фильма?

Но Инга смотрела куда-то вперед. Мимо нее.

— Посмотрим, — бросила она. И внезапно отошла от Ларисы.

Вскоре Лариса уехала домой. Щеки ее горели от возбуждения. Кино! Надо же! Она будет сниматься в кино! Как здорово! У Инги Бартоль!

На другой день, когда Сипаев спросил ее, как она сходила на вечеринку, Лариса уклончиво сказала, что все было нормально. Она познакомилась с одним молодым человеком (Лариса решила пока не говорить Силаеву об Инге и ее фильме). «Смотри не потеряй головы», — погрозил ей пальцем Сипаев. «Не волнуйтесь, не потеряю», — ответила Лариса.

Всю неделю она ждала вестей от Инги. Но совершенно напрасно. К концу недели Лариса уже совсем отчаялась. Сипаев вызвал ее к себе и поинтересовался:

— Что-то случилось?

— Нет. Ничего.

— На тебе лица нет. Актриса в жизни ты никудышная. Выкладывай, что там стряслось?

— Ничего.

— Я от тебя не отстану. Лучше сдавайся сразу.

— Ну, если так…

— Только так!

Рассказав про Ингу, Лариса посмотрела на Силаева, ожидая его реакции. Но тот затрясся в беззвучном смехе.

— Инга? Кино?

— Да… а что тут смешного?

— Но это же Инга! Великая мистификаторша!

— Значит, она меня обманула?

— Нив коем случае. Но она будет держать тебя в напряжении. Некоторое время. По-другому Инга не может. Это ее стиль поведения. С ней никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Инга собаку съела на светском общении. Как себя вести и с кем, она знает лучше таблицы умножения.

— И что мне теперь делать?

— Ждать. Когда ты забудешь про Ингу — она всплывет. И ты обрадуешься ей больше, чем выигрышному лотерейному билету. А если говорить серьезно, Инга может стать твоим лучшим выигрышем. Только вцепись в этот шанс обеими руками и ногами! Инга — это слава, реклама, мгновенная известность. Это твой выход на совершенно другой уровень. Будешь последней дурочкой, если прошляпишь такую возможность!

— Вы меня уже дурочкой называете? — притворно нахмурилась Лариса.

— Любя. Исключительно любя. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

— Строго и придирчиво, — пошутила Лариса.

— Для твоей же пользы. Потом поймешь. Не сразу.

Лариса ничего не сказала. Она знала, что Сипаев действительно ругал и критиковал ее справедливо. Для дела. Он старался, чтобы ее игра была безупречной, выдержанной в одном ключе и стиле. Хотя первое время Лариса обижалась на него. Ей казалось, что его замечания слишком резки и обидны. Но это было не так…

Сипаев задумчиво посмотрел на нее:

— Общение с Ингой пойдет тебе на пользу.

— Почему?

— Потому. Лариса, ты очень красивая женщина, но… — Худрук запнулся, а потом выпалил скороговоркой: — В тебе нет утонченности, интригующей загадочности.

Здесь уже Лариса обиделась всерьез.

— Поговорим об этом в другой раз. — Она поднялась со стула и сделала шаг к двери.

— Сядь! И не дуйся. Это я…

— …любя, — подхватила Лариса. — Я это уже поняла. Что вы исключительно любя размазываете меня по стенке. И четвертуете на гильотине.

— Разве ты сомневаешься в моем отношении к тебе? — вскричал Сипаев.

— Ни секундочки. И что там? — спросила Лариса, снова садясь на стул.

— Понимаешь, чтобы преуспеть в жизни, нужно быть очень разной. Нужно уметь интриговать, напускать туману. Сейчас ты осваиваешь профессию актрисы. Работаешь, стараешься. Ты все делаешь правильно, но жизнь богаче всяких голых схем. Ты никогда не задумывалась над тем, почему иногда неказистые и некрасивые женщины отхватывают себе потрясающих мужчин?

— Не задумывалась. Мне это неинтересно.

— Я понимаю тебя. Ты хочешь быть гордой и независимой. Женщиной самой по себе. Но пройдет немного времени, и ты поймешь, что все крутится вокруг мужчин. Без них женщина не сможет ни пробиться наверх, ни устроить свою жизнь. Не артачься. Так было, есть и будет. И не тебе идти против законов природы.

— И что я должна делать?

— Поучиться у Инги, как вести себя с людьми. Наблюдая за ней, ты увидишь, как она меняется в зависимости от обстоятельств. Почище хамелеона.

— Разве это образец для подражания?

— Да. Если ты хочешь добиться успеха. Лариса покачала головой.

— Не качай! Я говорю правду.

— Спасибо. Я вам больше не нужна?

— Нет. Подумай над моими словами. Вечером, лежа на диване и пытаясь вникнуть в смысл рассказа Борхеса «Алеф», Лариса поняла, что сегодня почитать ей не удастся. Мысли ее находились не с героями рассказа, а в другом месте. Сипаев был прав. Инга откроет ей другую жизнь. Кино… «Если откроет, — одернула себя Лариса. — Хотя Сипаев и уверен, что Инга держит меня в напряжении, вполне возможно, что она попросту забыла обо мне или нашла другую актрису. Талантливых молодых актрис очень много. Конкуренция велика… Но я не буду думать о плохом. Как получится, так и получится».

Но Сипаев оказался прав. Он слишком хорошо знал людей, чтобы ошибиться в своих предположениях. Инга сама позвонила Ларисе. И сказала, чтобы та приехала на «Мосфильм». Там она все ей и расскажет. Произошли некоторые изменения в первоначальном проекте, протянула Инга после недолгой паузы. «Как будто я знала, что там было вначале», — удивилась про себя Лариса. Позже она поняла, что это тоже входило в понятие «фирменный стиль Инги» — запутывать людей: говорить им то, чего не было, и умалчивать о том, что было.

Инга встретила Ларису в дверях помещения, где проводились съемки.

— Привет! — улыбнулась ей Инга. — Проходи сюда. Только не запутайся в проводах и не упади. Они тут везде тянутся.

Инга была одета в длинную темно-серую юбку и черный свитер с ажурными рукавами. На голове была строгая прическа — волосы стянуты в тугой узел. На лице — минимум косметики. Так Инга выглядела по-детски беззащитной и трогательной. Она обняла Ларису за плечи и подвела к столику с двумя стульями.

— Сейчас мы обо всем и поговорим. Верочка! Принеси шляпку с вуалью.

Верочка, рыжая толстушка, через секунду появилась со шляпкой и надела ее на голову Ларисы.

— От-лич-но! — по слогам сказала Инга. — Только волосы надо будет слегка завить и осветлить. Цвет должен быть светло-каштановый с серебристыми бликами. Не в золото, а в серебро. Это очень важно. Платье будет… Верочка, посмотри бирюзово-серебристое. Ты поняла, о чем речь?

Верочка что-то пискнула и исчезла. Лариса не успела ни о чем подумать, как она уже вернулась с платьем в руках.

— Хорошо. Надень это платье, — обратилась к ней Инга. — Переодеться можно в соседней комнате.

Когда Лариса вышла к Инге, та прищурилась и сказала:

— Хорошо. Садись. Теперь поговорим о роли. Это детектив с элементами мелодрамы. Действие происходит в начале прошлого века. Твоя героиня…

— Инга! — К ней подошел молодой человек с кудрявыми волосами и ало-синим платочком на шее.

— Да, Денис. Слушаю тебя.

— Звонил Пискунов.

— И что?

— Сказал, что перерасход исключается.

— Понятно. — Инга очаровательно надула губки. — Спонсоры все такие жадины-говядины. Ладно, уладим этот вопрос чуть позже. Поговорим об этом потом.

Денис отошел. Инга снова повернулась к Ларисе:

— На чем мы остановились?

— На главной героине.

— Да… твоя героиня. Кстати, она не главная, — огорошила ее Инга. — Она вторая. Не второстепенная, а вторая. Главная героиня — карлица, которая…

— Инга Романовна, — перед Ингой выросла уродливая маленькая женщина со жгуче-черными волосами и маленькими глазками, зыркавшими из-под длинной челки. — Я пришла. Как мы договаривались.

— Вас зовут… — Инга очаровательно улыбнулась и заглянула в раскрытый блокнот, лежащий перед ней. — Лиля Каримовна?

— Да.

— Подождите пока в соседней комнате. Верочка, проводи Лилю Каримовну.

Карлица отошла, сопровождаемая Верочкой. Инга нагнулась и доверительно зашептала Ларисе:

— Столько будет возни с этой малышкой! Она из театра лилипутов. Там они играют хорошо, а как оказываются в окружении нормальных людей — тушуются. Тут работы больше, чем с детьми. Я уже пробовала. — Инга взглянула на изящные золотые часики, инкрустированные бриллиантами: — Мне пора. Основные моменты мы обсудили. Завтра начнем снимать.

— Как — завтра? А моя роль? Что я должна играть?

— Вот текст. — Инга протянула ей стопку бумаг, лежавшую на столе. — Это половина сценария. Остальное получишь позже. Завтра — здесь. В пятнадцать ноль-ноль.

Инга встала и, не глядя на Ларису, стремительной походкой вышла из помещения.

Лариса сидела совершенно ошарашенная. Она думала, что ей подробно объяснят роль, скажут, на чем нужно акцентировать внимание, а что опустить. А тут — здрасьте и прощай!

— Вас проводить? — Рыжая Верочка неожиданно материализовалась рядом, как добрая фея.

— Да, пожалуйста.

— Я провожу вас с Лилей Каримовной. Одну минуту.

Лилипутка выглядела расстроенной.

— Завтра позвоните с утра, — сказала ей Верочка. — И я скажу вам, когда подъехать. Сегодня Инга Романовна слишком занята.

По дороге домой Лариса вспомнила, что в холодильнике — шаром покати. Но идти в магазин, а потом готовить не хотелось. «Перекушу в кафе», — решила она.

Пройдя несколько метров по улице, она увидела вывеску «Прохладный блюз» и направилась туда.

В зале никого не было. Лариса заказала куриный салат, молочный коктейль и кофе. Потом ей стало интересно: что за роль предложила ей Инга, и она раскрыла сценарий. Он был написан самой Ингой, и Лариса не сразу смогла понять, о чем идет речь. Язык сценария был вычурный, стилизованный под ретро. Вкратце история, сочиненная Ингой, была такова. Молодой человек, сын одной генеральши, влюбляется в таинственную женщину непонятного происхождения (ее и должна была играть Лариса). О своей любви он никому не говорит, но постепенно мать начинает догадываться, что у сына роман на стороне. Она допытывается, кто эта женщина. Но сын хранит стойкое молчание, зная, что мать не одобрит его выбор. Наконец заинтригованная мать решается сама все разузнать. С этой целью она нанимает ни щенку-карлицу, подобранную на улице, и дает ей задание: проследить за сыном. Та берется за поручение. И незаметно влюбляется в обаятельного молодого человека. Сын генеральши и загадочная незнакомка по имени Жози встречаются на съемной квартире в зловещем доме, населенном странными людьми. Карлица снимает комнату рядом и подглядывает за ними, просверлив дырочку в стене. Она наблюдает за их ласками, клятвами… Так продолжается какое-то время, но однажды молодой человек, придя на свидание, обнаруживает свою возлюбленную мертвой. Сцена смерти впечатлила Ларису. Все было описано так, что у нее по спине пробежали мурашки. Ее героиня лежит в гробу. Вокруг горят свечи. Гроб тяжелый, из красного дерева. Она — вся в белом. Легкая, воздушная. И кажется, что девушка не умерла, а всего лишь уснула. И скоро проснется. Ее глаза закрыты. Тень от густых ресниц ложится на щеки. Губы — алые, словно она только что кусала их…

— Вам что-нибудь нужно еще?

Лариса подняла глаза. Перед ней стоял официант. Молодой человек с плоским лицом и прилизанными волосами.

— Н-нет. — Она сделал глоток кофе. Ей было не по себе. — У вас найдется что-нибудь выпить?

— Вам принести винную карту?

— Да, пожалуйста.

Она заказала сто грамм водки и выпила рюмку залпом.

На другой день во время репетиций Лариса обратила внимание, что актер, который играл ее возлюбленного, боится лишний раз прикоснуться к ней. А когда любовные сцены заканчивались, он с облегчением отходил от нее. Сначала Лариса не поняла, в чем дело. Но, присмотревшись, поняла, что парнишка — голубой. Он был красив смазливой утонченной красотой. Весь такой стерильный и аккуратный. Без всякого намека на мужскую сексуальность. Несколько раз Лариса ловила на себе насмешливый взгляд Инги — та как будто бы внутренне наслаждалась неловкой ситуацией. Но Лариса быстро сориентировалась и больше не показывала недоумения при реакции своего партнера. Съемки проходили в ускоренном темпе. Они работали целый день, с маленькими перерывами на кофе. На время съемок Сипаев освободил ее от работы в театре. С Ингой Лариса общалась мало. Та держалась отстраненно-суховато. Но было видно, что она находится на пределе физических сил. Морщины на лбу и около рта пробивались даже сквозь толстый слой макияжа.

Роль Ларисы заканчивалась где-то посередине фильма. Она умирала, и потом интрига крутилась вокруг вопроса: «Кто убил Жози?» В момент смерти, лежа в гробу, Лариса ощутила сильное внутреннее беспокойство. Ей вдруг показалось, что за ней НАБЛЮДАЮТ. Не смотрят, а именно наблюдают. Внимательно, исподтишка. Откуда взялось это странное чувство? Инга крикнула: «Стоп!» — кадр был снят. Лариса встала из гроба и огляделась. Инга уже отдавала указания оператору, Верочка суетилась около Лили Каримовны. Остальные члены съемочной группы тоже были заняты своими делами.

— Лариса! — позвала ее Инга. — Подойди сюда! Лариса подошла и вопросительно посмотрела на нее.

— Сегодня последний день твоей работы. Сейчас я устрою импровизированный фуршет. Отметим это.

Через пару минут благодаря стараниям рыженькой Верочки столик был накрыт. Лариса обратила внимание, что любые приказания Инги выполняются мгновенно и беспрекословно. По одному взмаху руки. За столиком были только они. Вдвоем. Инга и Лариса. Две чашки кофе, фигурный шоколад в вазочке. Маленький торт со взбитыми сливками.

— Верочка! Ширму!

Верочка откуда-то притащила китайскую ширму, и Лариса с Ингой оказались отрезанными от всего мира. Инга рассказывала разные истории из своей жизни, курьезные случаи. Ларису не покидало ощущение, что Инга играет. Точно, рассчитанно, умело. И ни на йоту не выходит из образа, придуманного ею. Лариса любовалась Ингой, как любуются совершенным произведением искусства. И в тот момент Лариса поняла, что ей хотелось бы и дальше работать с Ингой, видеть ее. Хотя бы изредка. Иногда. Инга могла быть какой угодно: внимательной, задумчивой, серьезной, высокомерной, величавой. Но все равно в Инге была внутренняя цельность. Что бы она ни делала и ни говорила, она оставалась самой собой. Светской львицей Ингой Бартоль.

— Можно, я буду приходить и смотреть, как снимается фильм? — спросила Лариса.

— Не стоит, — сказала Инга. — Потом еще будет озвучка роли. Тогда и придешь.

Лариса поняла, что Инга отсекает ее, вырезает из своей жизни, как ненужный, лишний кадр. Свою задачу Лариса выполнила, и теперь ей надо сойти со сцены.

После того как кофе был выпит и Лариса поняла, что короткометражка под названием «Прощание с Ингой» снята, Инга достала из сумочки флакончик духов и протянула Ларисе:

— Это от меня, на память.

Лариса посмотрела на этикетку. Духи «Красная Москва».

— Обожаю этот запах. Он напоминает мне о любимой бабушке. — На мгновение воцарилась печальная пауза. Только на мгновение. Затем последовала ослепительная улыбка Инги. — Ну, вот и все.

«Действительно, все, — подумала Лариса. — Окончен бал».

— Я позвоню, когда будем озвучивать, — сказала Инга.

На другой день Лариса рыдала в кабинете Силаева.

— Я хочу сниматься. Опять! У Инги! Мне так все понравилось!

— Ну, ну! — Сипаев достал из кармана клетчатый носовой платок не первой свежести и протянул его Ларисе. — Будешь плакать — подурнеешь!

— И пусть! Наплевать!

— Лариса, ты как ребенок, честное слово. Может, этим ты мне и нравишься? Взрослая женщина, а мыслишь детскими категориями. Инга — это мираж. Да, она очаровывает людей, но ненадолго. На то время, пока ей это нужно. Люди для Инги — мусор. Она ими просто пользуется, вот и все. Это умная, жесткая, беспринципная женщина.

— Какой ужас!

— Норма, девочка, норма. По-другому в нашей жизни и нельзя. Либо ты используешь людей, либо они — тебя. Третьего не дано. Кончила плакать? Давай теперь поговорим о новой пьесе.

— Какой?

— Я хочу поставить Жана Кокто «Человеческий голос». Это монолог. Ты становишься известной и можешь уже вытянуть весь вечер.

— Откуда известность-то? — горько улыбнулась Лариса.

— Как только фильм Инги выйдет на экраны, тебя будут узнавать в лицо. Вот увидишь! Нет, работа с Ингой — это здорово!

— Да… здорово, — вяло откликнулась Лариса. — Так здорово, что дальше некуда. Сняли и выкинули.

— Да. Ты сказала правильно. Именно так. И относиться к этому надо философски. Никогда и ни к кому не привязывайся, если хочешь сохранить спокойное состояние духа. А для актрисы — это необходимость номер один. Когда-нибудь ты поймешь, что жизнь — это долгая дорога, и все люди, встреченные тобой, — случайные попутчики. Это не катастрофа. Катастрофа приходит тогда, когда мы теряем близких людей и ничего не можем с этим поделать. У меня дочь погибла примерно в таком возрасте, как ты, — лицо Силаева помрачнело. — Переходила дорогу, и внезапно из-за поворота выскочил грузовик с пьяным водителем. Насмерть. — Наступило молчание. — Все поняла, что я сказал?

— Да.

— Тогда иди и не куксись.

Дома, спрятав флакон с духами «Красная Москва» в шкатулку, подаренную Эмилией Григорьевной, Лариса с нежностью подумала о своей бывшей наставнице. Она иногда звонила ей, как и Николаю Степановичу, и давала краткий отчет о своей жизни. Сипаев прав, все в жизни надо рассматривать как временное явление. Было — и прошло. А потом придет что-то другое. Она вспомнила, как переживала после разрыва с Шумилиным. И что? Время залечило эту рану. Теперь-то она и лицо Шумилина вспомнит с трудом, а тогда ей казалось, что жизнь завершена — окончательно и бесповоротно…

Не прошло и двух недель после выхода фильма Инги Бартоль на экраны, как Ларису пригласили сниматься в другом фильме. Модный режиссер Владимир Ковальчук решил сделать картину на тему «жизнь российских мафиози». Лариса должна была играть любовницу киллера, который решил завязать со своим ремеслом, но прежде ему надо выполнить последнее рискованное задание. Прочитав сценарий, Лариса вначале хотела отказаться от фильма. Убогий сюжет, неинтересные герои. Но Сипаев отговорил ее от этого.

— Да плевать тебе на сюжет. Тебе известность нужна! Мелькание на экране. Если ты будешь ждать шедевра, незаметно состаришься и выйдешь в тираж. Наше время вообще шедевров не рождает. Ничего не бери в голову, снимайся, и все. Потом, глядишь, предложат что-то приличное. Ты пока находишься не в том статусе, чтобы капризничать, выбирать. Я прав? Или ты уже завалена предложениями и сценариями?

— Правы, правы. Как всегда.

— Найди изюминку в своей героине, тогда тебе будет интересно ее играть.

— Постараюсь, — вздохнула Лариса.

Киллера играл популярный актер Валерий Сергеев. Он не был красив, но зато — безумно обаятелен и остроумен. Между ними возник роман. Лариса неожиданно почувствовала, что стала совершенно другой женщиной: веселой, раскованной. Ей нравилось отвечать на рискованные шутки Сергеева, смеяться, кокетничать. «Я не узнаю себя, — думала Лариса. — Как странно! Мне уже не хочется сидеть затворницей дома и читать книжки. Мне хочется куда-то выходить, веселиться».

Роман с Сергеевым был легким и необременительным. Валера охотно водил ее в рестораны и на светские вечеринки. Их фотографии стали попадать в СМИ. Правда, с такими комментариями, что хотелось пойти в туалет и вымыть руки. Заголовки и подписи под снимками были примерно такими: «Новая женщина российского „американца“ (Валера некоторое время жил и работал в Америке). „Роман на час“, „Мафиозная парочка“ и так далее.

Лариса никак не реагировала на это. Валера — тоже. Близкие отношения закончились вместе со съемками. Сергеев был бы не прочь продолжить их, но Лариса чувствовала, что роман исчерпал себя. И здесь, незадолго до окончания работы над фильмом, произошло одно кошмарное событие, которое впоследствии перевернуло всю Ларисину жизнь.

Кошмар пришел к ней внезапно. Звали его Рашид Хасанов. Невысокого роста, гладко выбритый, с тонкими губами. Увидев Ларису на одном приеме, он застыл как вкопанный, а потом подозвал одного из устроителей вечера и попросил его познакомить с Ларисой. Она отнеслась к этому спокойно. Не придав событию никакого значения. Хасанов подошел к ней и церемонно поцеловал руку. Лариса вежливо улыбнулась. Они обменялись парой фраз, и Лариса подумала, что сейчас Хасанов откланяется и отойдет. Но он не отходил от Ларисы весь вечер. Отшить его было бы неудобно. Инстинктивно Лариса поняла, что этот человек обладает большой властью и так просто от него не отделаешься. Он привык получать то, что хочет. Она слегка занервничала. «Если он предложит мне переспать, скажу, что это не мой стиль — прыгать в постель с первого раза. А вдруг он предложит познакомиться поближе, что мне тогда делать?» — лихорадочно размышляла Лариса. Она была в длинном серебристом платье, оттенявшем ее изумрудные глаза и темные волосы.

Ближе к концу вечера Хасанов предложил:

— Я хочу пригласить вас к себе.

Тон, каким это было сказано, не оставлял никаких сомнений. Он удостаивал ее неслыханной чести. Аудиенции у короля.

— Спасибо, но я вынуждена ответить вам отказом, — вежливо, но твердо сказала Лариса.

Хасанов улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего. У Ларисы по спине побежали мурашки.

— Это исключено.

— Я… не могу.

— Почему?

«Господи, что же мне сказать ему? Может, врезать прямо: что он мне не нравится? Но откуда я знаю, как он отреагирует на это? Вдруг его телохранители подкараулят меня сразу после этого вечера и изобьют?»

Лариса взглянула в глаза Хасанову и поразилась холоду, сквозившему в них. Его глаза были как дула пистолетов. Веко одного глаза было наполовину опущено. Наверное, это была старая травма. Со стороны казалось, что Хасанов смотрит, прищурив один глаз. Ее охватил ужас. Как тогда, несколько лет назад, при встрече с Витей Соболем. Та старая, похороненная ею история вдруг всплыла в таких подробных красках и деталях, что Ларису чуть не стошнило.

— Мне… плохо, — выдавила Лариса. Хасанов внимательно посмотрел на нее.

— Хорошо. Пока мы расстаемся. Пока, — подчеркнул Хасанов. — Приди в себя, девочка, — с усмешкой сказал он.

Лариса не помнила, как она добралась домой. И, не зажигая света, кинулась на диван. Ее трясло мелкой дрожью. Подспудно она чувствовала, что эта история просто так не закончится. Ей надо быть готовой к любым неприятным сюрпризам. Все повторяется опять. Как в ситуации с Витей Соболем. Но уже по-другому. На другом витке.

Уснула она только под утро, обнимая мягкого плюшевого медвежонка Тэдди, купленного в универмаге «Седьмой континент».

Через два дня Ларисе позвонили в дверь и доставили огромный букет красных роз с маленькой коробочкой. Сердце ее упало. Она сразу поняла, от кого этот подарок.

Она втащила букет в квартиру и с отвращением взяла в руки коробочку. Открыла ее. Там лежало изумительной красоты кольцо с бриллиантами. Лариса даже не притронулась к нему. Она закрыла коробочку и отложила ее в сторону. Что делать, она не знала. Лариса с радостью отослала бы презент обратно. Но куда? На деревню дедушке? Она решила оставить кольцо у себя, а при первой же возможности вернуть его обратно Хасанову.

В следующие дни Хасанов не давал о себе знать, и Лариса немного успокоилась. Но в конце недели ей прислали еще один букет. На этот раз — орхидеи. И новый подарок — браслет с изумрудами. Лариса упала духом. Она по-настоящему запаниковала. И в отчаянии позвонила Сергееву. Надеясь, что тот подскажет ей выход из этой ситуации. Когда она все рассказала ему, на том конце провода воцарилось молчание. Лариса ждала. Сергеев откашлялся.

— Да… тяжелый случай.

— Это все, что ты можешь мне сказать? Сергеев кратко рассмеялся:

— Ты сама понимаешь, что эти люди так просто не отступаются от своего.

— Спасибо, — пробормотала Лариса. И повесила трубку.

Ее душили слезы. Она-то позвонила ему в надежде на сочувствие! А он не нашел ничего лучше, как произнести эти холодные равнодушные слова. «Придется мне самой выбираться из этой ямы. И хорошо, если я из нее выберусь, — подумала Лариса. — А не останусь там навсегда».

С тех пор она жила в вечном страхе ожидания звонка в дверь. И нового подарка. Ее тренер по айкидо Галуазов спросил, что с ней творится. «Ничего, — вздрогнула Лариса. — Можно мне пока не ходить на занятия?» — спросила она. «Как хочешь, — ответил он и пожал плечами. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?» — «Да… то есть нет». Галуазов посмотрел на нее, но ничего не сказал. Силаеву она вообще ничего не стала говорить, понимая, что он переживает за нее как за родную дочь, и поэтому сильно встревожится, узнав о Хасанове. Лариса превратилась в комок нервов. Но следующая неделя прошла спокойно. Не было ни букетов, ни подарков. Однако уже в понедельник Ларису ждал очередной «сюрприз». Букет тюльпанов, золотая цепочка с изящным кулоном и приглашение на ужин в ресторан « Тысяча и одна ночь».

Лариса решила пойти на это свидание. Но с одной-единственной целью: убедить Хасанова оставить ее в покое. И сделать это по возможности мягко и тактично. Сыграть отъявленную карьеристку, у которой сейчас на уме одна работа. И придраться он ни к чему не сможет, размышляла Лариса. Если хочет — пусть проверяет. У нее сейчас действительно никого нет. Ни жениха, ни любовника. Так что его самолюбие пострадать не должно…

Одеться Лариса решила нейтрально. Черная кожаная куртка, черная юбка чуть выше колен и нежно-розовая кофточка из ангорки. Волосы перехвачены темно-розовой резинкой. На лице — минимум косметики. Ничего яркого, вызывающего и провоцирующего. Подарки она сложила в отдельную сумочку, намереваясь вернуть их.

Ровно в восемь часов вечера у дома Ларису поджидал черный джип. Как и было оговорено в приглашении. Она ожидала увидеть в машине Хасанова. Но там был лишь шофер и еще один молодой человек в черном костюме с непроницаемым лицом. Телохранитель, догадалась Лариса.

При виде ее никто не произнес ни слова. Как будто она была неодушевленным предметом.

Лариса села на заднее сиденье, чувствуя, как от волнения вспотели ее ладошки. «Успокойся, — приказывала она себе. — Если будешь слишком волноваться, только все испортишь». К концу пути Лариса пришла в себя, но, как только машина остановилась, ее снова охватила паника. Незаметно она сделала вдох и сосчитала до пяти. Теперь ее пульс бился ровно и спокойно.

Ресторан «Тысяча и одна ночь» переливался разноцветными огнями. Но Лариса ничего не замечала вокруг. Она видела перед собой только затылок телохранителя. И шла за ним.

Ее провели в отдельный кабинет, где уже был Хасанов. Он полулежал на низком диване и курил кальян. Увидев Ларису, он оторвался от этого занятия и коротко кивнул ей:

— Располагайся.

Лариса огляделась. Небольшая комната была оформлена в восточном стиле. Ковры, два низких дивана. Между ними — квадратный столик, «сделанный» под шахматную доску. На нем стояла ваза с фруктами и бутылка вина. Лариса села на диван. Хасанов был в брюках свободного покроя, наподобие спортивных штанов, и в синем джемпере. Его глаза прожигали Ларису насквозь.

— Как дела?

— Нормально, — ответила Лариса, чувствуя, как у нее пересохло в горле.

— Это хорошо. Почему не надела мои подарки?

— Я хочу отдать их вам обратно…

— Почему? — перебил ее Хасанов.

— Потому что… я не могу ответить на ваше предложение.

Хасанов вздохнул.

— Ты не знаешь, на что идешь.

— Дело не в вас, — сбивчиво начала Лариса. — У меня никого нет. Просто сейчас у меня такой этап в жизни, когда я думаю только о работе. Я хочу стать актрисой. Много играть, сниматься…

Хасанов слушал ее внимательно. Когда Лариса кончила говорить, он задрал вверх подбородок и процедил сквозь зубы:

— Мне это неинтересно. Лариса съежилась.

— Теперь послушай меня. Я даю тебе еще время подумать. Как следует. Поразмышлять. Я не хочу сразу прибегать к крайним мерам. Нет. Не вынуждай меня к этому! Подарки оставь себе. Я их все равно не возьму. Теперь давай поедим. Спокойно. Без нервотрепки. Если тебе больше нечего сказать — молчи. И не порти мне аппетит. На столе лежит меню. Заказывай.

— Я не хочу есть.

— Какая капризная! Ну хорошо, поешь фруктов. И отпей вина.

Хасанов встал с дивана, подошел к столику и налил Ларисе вино в высокий хрустальный фужер. Лариса отщипнула несколько виноградин и отпила несколько глотков вина. Неожиданно она поперхнулась и закашлялась. Краем глаза она увидела, как Хасанов подошел к ней, сел рядом и несколько раз слегка ударил по спине. От испуга и отвращения она даже перестала кашлять. Хасанов сидел совсем близко, почти вплотную, и она слышала его дыхание: учащенное, взволнованное. Ее тошнило от него. Хасанов погладил ее по спине. Лариса сидела ни жива ни мертва.

— Приятно? — хриплым голосом спросил Хасанов. — Я твои глаза днем и ночью вижу. Запал я на тебя…

— Я… не могу… — Лариса поднялась с дивана. Хасанов нахмурился. Возникла тяжелая, гнетущая пауза.

— Ладно, сейчас тебя проводят до дома. Подумай над тем, что я тебе сказал.

Лариса кивнула головой. В горле горело.

Дома она ходила взад-вперед, как пантера в клетке, и лихорадочно размышляла. Что делать? Может, переспать с ним, и всех делов! Но Хасанов внушал ей непреодолимое физическое отвращение. Когда он дотрагивался до нее, Ларису всю передергивало. «Спала же я с Гией Шалвовичем! И ничего! Но здесь я не могу, не могу!..» Может быть, бросить все и уехать? Но куда? Однажды, давным-давно, в другой жизни, она бежала без оглядки из родного города. Но удастся ли это сделать во второй раз? Тогда она удрала в Москву. А теперь? Куда? В провинциальный город? В деревню? И что она будет там делать? Лариса поняла, что она в западне. И спасения ждать неоткуда.

ГЛАВА 10

Все следующие дни она жила в жутком напряжении, вздрагивая от каждого шороха и стука. Но Хасанов оставил ее на какое-то время в покое. Он не присылал ни букетов, ни подарков. И не приглашал в ресторан. Лариса надеялась, что он забудет ее. В конце концов, столько красивых девушек вокруг. Может, кто-то и отвлечет его. Прошел месяц. Лариса ощутила, что ее напряжение постепенно рассасывалось, спадало. И только маленькая колючая льдинка страха и беспокойства все еще оставалась занозой в сердце. И никуда не исчезала.

В кино Ларису больше не приглашали. «Наверное, я совсем бездарная, раз меня никуда не зовут». Но в середине апреля ей позвонил молодой человек, который работал с Ингой Бартоль, — Денис. И предложил принять участие в кастинге российско-американского сериала «Придворный роман». Лариса ухватилась за это предложение. Она подумала, что интересная работа встряхнет ее и отвлечет от тяжелых мыслей. Она приехала на студию «Арион-Т», там ее встретил Денис и провел к своей помощнице по кастингу Надежде Анисиной. Та посмотрела на Ларису оценивающим взглядом и что-то тихо шепнула Денису. Лариса ответила на ряд вопросов, которые задала Анисина. С ней сделали пару проб. Потом назначили время, когда прийти в следующий раз.

Лариса с радостью окунулась в уже знакомую ей атмосферу киностудии. Сериал «Придворный роман» обещал стать самым громким проектом будущего года. Режиссер фильма Васин возлагал на него большие надежды. И поэтому отбор актрис был жестким. Результаты кастинга держались в строгом секрете. Никто не знал, прошел ли он первый отборочный тур. Только через месяц счастливчикам, преодолевшим эту планку, выдали специальные бланки, где было написано, что они участвуют в дальнейшем кастинге. Сипаев искренне порадовался за Ларису.

— Вовремя тебе эта работа подвернулась, — сказал он.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Лариса. Но Сипаев только махнул рукой.

От своих коллег Лариса узнала, что у него крупные неприятности: у театра вот-вот отберут здание.

Ей было от всего сердца жаль Сипаева, но помочь ему она ничем не могла. А вскоре события посыпались на нее чередой. Одни за другими.

Умерла Эмилия Григорьевна.

У Сипаева отобрали особняк, где размещался театр, и все актеры во главе с худруком оказались на улице.

Лариса прошла второй тур кастинга.

Печаль шла рука об руку с радостью.

— Теперь мы безработные, — сказал Сипаев на собрании труппы.

Все молчали, подавленные. Выдвигались различные планы: кто предлагал написать письмо в мэрию, кто — обратиться к министру культуры. Но Сипаев никак не реагировал на происходящее. Внезапно он побледнел и завалился набок. Сидящая рядом с Ларисой актриса истошно закричала:

— Воды!

Вызвали «Скорую», и она увезла Сипаева прямиком в больницу.

Дома Лариса попыталась сосредоточиться на том, как ей жить дальше. Да, она прошла второй тур. Но это не значит, что ее утвердили на главную роль. Предстоит еще упорная борьба с другими актрисами. И кто победит — неизвестно. А потом «добро» на окончательную кандидатуру должны дать американцы со своей стороны. Вдруг им не понравится российский выбор? Словом, мороки впереди было еще много. И на все это у Ларисы должно хватить терпения и выдержки. И в этот трудный момент она лишилась работы в «Марионетках»». Если она не пройдет кастинг, то непонятно, чем ей заниматься в будущем. Искать работу в другом театре? В хороших театрах труппы укомплектованы плотно, да там и своих отличных актрис навалом. Лариса пила креп-кий чай и задумчиво глядела в чашку. «Мне надо жить сегодняшним днем, — одернула она себя, — а не бежать впереди паровоза. Иначе я не смогу сконцентрироваться на главной задаче — выйти в третий тур». Лариса чувствовала, как слипались ее глаза: усталость и вымотанность от последних дней брала свое. Она встала с табуретки и пошла в комнату. Там, не раздеваясь, легла на диван и мгновенно уснула.

Вначале Ларисе было странно, что по вечерам она не идет в театр и не играет в спектаклях. К этой пустоте привыкнуть было трудно. Несколько раз она навещала Силаева в больнице. Он держался изо всех сил, но выглядел постаревшим и вымотанным.

— Теперь я пенсионер, правда, чем мне заниматься — ума не приложу. Внуков у меня нет, сидеть у «ящика» я не люблю, заниматься сплетнями — тоже. Что ты мне посоветуешь?

Лариса помолчала.

— Может быть, вам завести собаку? — предложила она.

— Я их терпеть не могу, — поморщился Сипаев. — Как ты?

— Ничего.

— Держись, времена наступают тяжелые, но ты выдюжишь.

— Постараюсь.

Настроение у нее было тревожным. Несмотря на то, что она приказывала себе не думать о плохом, черные мысли вползали в ее голову, как непрошеные гости. Ей было жаль Сипаева, собственной неустроенности. Она, словно акробат, шла по канату над пропастью. И все зависело от этого проклятого кастинга. «Пройду — не пройду». Но дело было не только в этом. С некоторых пор Ларисе стало казаться, что за ней следят. Чьи-то глаза буквально прожигают ей спину. «Вдруг у меня уже крыша поехала от всех этих событий? Так недолго и свихнуться», — с тоской думала Лариса. Но избавиться от этого чувства она не могла. Иногда она шла по улице, потом внезапно оборачивалась и пристально вглядывалась в лица прохожих. Казалось, что некоторых людей она уже видела где-то раньше. Но они быстро проходили мимо, и она не успевала запомнить их лица. «Это — Хасанов! Он установил за мной слежку. Но зачем? Он хочет знать, где я бываю и что делаю. Пока он в тени, но в любое время может объявиться снова. Он не оставит меня в покое…» Но в глубине души она надеялась, что Хасанов забыл о ней. «Чего ему возиться со мной, вокруг столько доступных девиц? Одна краше другой».

Наступил май. Лариса подумала, что надо прошвырнуться по магазинам. И прикупить обновок. Она наметила себе день, собралась, взяла деньги. Но только она вышла из дома, как ощутила, что чей-то взгляд буквально шарит по ней. Ларису охватил ужас. У нее закружилась голова, а ноги словно приросли к асфальту. Она огляделась. Ничего подозрительного. Лариса приложила руку ко лбу. На нем выступила испарина. Чуть ли не бегом она вернулась домой. И села на табуретку в кухне, тяжело дыша, как загнанный зверь. Она налила в чашку холодной воды и залпом выпила ее. Потом набрала номер Сергеева. Его не было дома. Она позвонила по сотовому. После пятого гудка он ответил.

— Алло!

— Это я, Лариса.

— Привет! Как дела?

— Нормально. То есть не совсем.

— Я слышал, что твой театр закрыли.

— Да.

— Сожалею. Чем сейчас занимаешься? — спросил он.

— Прохожу кастинг к фильму «Придворный роман».

Сергеев присвистнул.

— Круто! Ну и как?

— Пока в обойме.

— Так держать!

Наступила пауза.

— Ты что делаешь сегодня вечером? — после недолгого молчания спросил Сергеев.

— Пока не знаю.

— Может, встретимся?

— Я боюсь выйти из дома.

— Не понял!

— Мне кажется, за мной следят. Снова наступила пауза.

«Он думает, что я сумасшедшая!» — промелькнуло у Ларисы в голове.

— Да-а… — протянул Сергеев. — Работа всегда… так выматывает. Надо уметь расслабляться, отдыхать. У меня сегодня свободный вечер. Мы бы пошли куда-нибудь. Посидели. Отдохнули…

— Я тебе перезвоню, — выпалила Лариса и, не дождавшись ответа, дала отбой. «Зачем я позвонила Сергееву? Что он может сделать? Роман закончился, встречаться я с ним не хочу… Нет, больше звонить ему не надо. Ни под каким предлогом».

Лариса осталась дома. Выйти на улицу ей было страшно. Она пыталась читать книгу, но буквы расплывались у нее перед глазами. Тогда она решила посвятить день уборке квартиры. Она добралась до каждого уголка и вылизала все до блеска. Размеренные механические движения немного успокоили ее. Лариса решила больше не давать волю своим страхам. И не думать ни о какой слежке. «Это мой бред! Я просто переутомилась за последнее время!»

Вскоре Ларису утвердили на роль главной героини. Оставалось только получить согласие американской стороны. Лариса боялась строить планы на будущее, чтобы не сглазить и не спугнуть удачу. Но внутри у нее все ликовало и пело. Она захотела побаловать себя и купила маленький торт со взбитыми сливками. И вечером, полулежа на диване, поглощая куски торта под музыку Фрэнка Синатры, Лариса подумала, что она стоит на пороге новой, интересной жизни. Съемки, знакомство с другими актерами, новые встречи… Отправив в рот последний кусок торта, Лариса поймала себя на том, что смотрит в одну точку и блаженно улыбается. «Как идиотка», — одернула себя Лариса. Счастливая идиотка, шепнул внутренний голос.

Американцы согласились с Ларисиной кандидатурой. «Ты им понравилась», — сообщил ей Васин, вызвав девушку к себе в кабинет. До этого она несколько раз встречалась с режиссером на пробах и каждый раз удивлялась его умению смотреть на человека и одновременно не видеть его. Взгляд Васина рассеянно скользил по ней, как бы не замечая, но через минуту он уже отдавал распоряжения изменить ракурс или освещение. Когда Васин вызвал Ларису, ее сердце екнуло. «Пан или пропал», — пробормотала она.

На лице секретарши Васина не отражалось никаких эмоций. Она просто сказала, что ее ждут. Переступив порог кабинета директора студии «Арион-Т», Лариса стушевалась. При ее появлении Васин даже не поднялся со стула. Лариса приблизилась к нему.

— Садись, — кратко бросил он, не глядя на нее. Он что-то писал в записной книжке. На мизинце блеснула золотая печатка.

Лариса села.

— Тебя утвердили. — Васин по-прежнему не смотрел на нее. — Американцы одобрили твою кандидатуру.

Лариса подумала, что на это полагается как-то отреагировать. Издать возглас восторга или сказать: «Как я счастлива!» Но Васин как будто парализовал ее. Язык присох к горлу, а руки-ноги одеревенели.

— Я… рада…

— Рада? — Васин поднял на нее глаза. — Они были у него светло-рыбьи. — Рада! Это великая удача для тебя, девушка. Ве-ли-кая! Этот сериал станет новой главой в истории нашего телевидения. Нам всем предстоит большая задача — оправдать надежды наших партнеров. Мы должны выложиться на все сто. Ты поняла?

— Конечно! — Лариса понемногу приходила в себя.

— От тебя зависит очень многое. Я изучил твою биографию. Для актрисы ты слабовата. Но есть внешность. Пластика. Американцы выразили согласие. Где ты работала? Театр… — Васин заглянул в записную книжку. — «Марионетки». Не бог весть что. Кстати, работу в театре во время съемок придется оставить. Однозначно.

— Театр закрыли, — сказала Лариса.

Васин притворно-удивленно поднял брови.

— Да? Тем лучше для тебя. Кроме того, никакой личной жизни. Тоже отвлекает. Никаких там романов на съемочной площадке, страстей и рыданий. Узнаю — выгоню. Не посмотрю ни на что. Все должно быть посвящено работе. Ясно?

— Да.

— Это пока наш предварительный разговор. Иди. Если понадобишься, я тебя вызову.

Лариса довольно быстро разобралась в Васине. Это был самовлюбленный франт и позер. Отчаянный карьерист, которого больше всего на свете волновали престиж и успех. Все остальное он выбрасывал за борт. Как ненужный балласт. У него была большая семья. Жена и трое детей. Жена, красивая блондинка, полностью растворилась в муже. И стала его бессловесной тенью. Все в жизни Васина было направлено на поддержание собственного имиджа, на то, чтобы завоевывать первые позиции в кинематографе. Рулить и командовать. Ларисе он казался бездушным роботом. Поэтому она очень удивилась, когда через неделю Васин позвонил ей и пригласил в ресторан. За рестораном последовало интимное свидание в роскошной квартире на Фрунзенской набережной. Секс с Васиным был механическим и бездушным. У Ларисы было такое чувство, что она переспала с манекеном. После того как все закончилось, Васин прошел в ванную и застрял там на полчаса. Потом он вышел и бросил Ларисе, что они уезжают. Она оделась за пять минут, и они спешно покинули «гнездышко любви». Васин подбросил ее до ближайшего метро и, кивнув на прощание, отъехал. За одним свиданием последовало другое, потом третье. Но потом Васин потерял к ней интерес. Он насытил свое мужское «альтер-эго» и на этом успокоился. Он словно поставил на Ларисе свое «клеймо» и отпустил ее. Но она была этому только рада. И с облегчением подумала: «Слава богу, что все закончилось!»

На студии царила приподнятая атмосфера. Все жили ожиданием будущих съемок, которые должны были начаться в августе. А в сентябре планировался выход на экраны первых серий. Оставался месяц до съемок. Стояла хорошая погода, и Васин предложил всем поехать в Серебряный бор. На яхте. Там он планировал устроить грандиозный пикник. В своем стиле: с помпой и размахом. К пикнику стали готовиться за несколько дней. Обсуждалась программа мероприятия. Вся организационная часть легла на Надежду Анисину, ответственную за кастинг, и на Дениса. Анисина, серьезная девушка с прекрасной фигурой и сдержанными манерами, нравилась Ларисе, которая всегда сторонилась развязных людей. В процессе кастинга им удалось найти общий язык. Близкими подругами они не стали, но общались друг с другом охотно и с удовольствием.

Наконец наступил день Великого Пикника, как иронично называла его Анисина. В этот день Лариса проснулась рано, быстро собралась и вдруг подумала, что давно не звонила матери. Примерно полгода. Позвоню сразу, как вернусь, решила Лариса. Но почему-то помимо ее воли рука потянулась к телефону. Она набрала номер. Пошли протяжные гудки. Один, второй, третий… Трубку сняли, и Лариса услышала глухой материнский голос.

— Мам! Это я, Лариса!

— Лариса? — удивились на том конце. — Но тебя же нет.

— Как — нет? Я здесь. Звоню тебе!

— Это не Лариса, — ив трубке раздались частые гудки.

Лариса сидела, прижав трубку к груди, и слышала, как отчаянно бьется ее сердце. «Что за ерунда? Может, я не туда попала? Нет, это был голос матери! Я не могла ошибиться. Перезвонить? Или потом, когда вернусь?»

Много позже Лариса вспоминала этот тревожный сигнал, предупреждающий ее о будущей катастрофе. Но тогда она не придала этому никакого значения.

На яхте было шумно и весело. К Ларисе клеился заместитель Васина — Игорь Семенов, бодрый толстячок, постоянно всех смешивший и вплескивающий руками по поводу и без повода. Правда, это была одна видимость. Хватка у него была железная, и финансовыми вопросами студии он ведал не хуже какого-нибудь воротилы с Уолл-стрит. Он знал, что «служебный роман» Васина и Ларисы подошел к концу, и хотел занять вакантное место. Лариса вежливо давала ему отпор.

Когда они пристали к берегу, Лариса, сходя на землю, поскользнулась и чуть не упала. Она подумала, что это еще один плохой знак. Первый — утренний разговор с матерью… «С каких это пор я стала верить в приметы? Надо выкинуть все из головы. Ну, что может случиться в такой приятный солнечный день? Впереди потрясающая работа, новая жизнь…»

Незаметно все разбрелись кто куда. Ненадолго. Потом надо было приступать к Великому Пикнику. Лариса решила отойти в сторонку и собраться с мыслями. Ей не нравилась развязность Семенова. Она не хотела наживать в его лице врага, но и ложиться под него не собиралась… Лариса углубилась в прибрежный лесок…

Много раз потом Лариса прокручивала в голове события, которые случились во время пикника. Как видеокассету. Замедляя в одном месте и убыстряя в другом. Пока не приказала себе остановиться. Толку в этом никакого не было. Потому что все уже произошло. И изменить прошлое она была не в силах.

Лариса провела языком по прересохшим губам. Когда ее привезли сюда, в эту турецкую лавчонку, она подумала, что лучше — умереть. Как она оказалась здесь, она не помнила — хоть убей. Она помнила только, как на нее напали в лесу. И сделали укол. Потом она провалилась в беспамятство. И очнулась только на чужой квартире. Наедине с молодым человеком, которого она раньше никогда не видела. Его челюсть двигалась взад-вперед, как у Щелкунчика. Он говорил кратко и отрывисто. И каждое высказывание подкреплял энергичным жестом, рассекая воздух ладонью. Он сказал, что отныне она — Валентина Дергачева и ей предстоит лететь в Стамбул. «Зачем?» — прошептала Лариса. Ее голова раскалывалась на тысячи частей. «Работать». — «Кем?» — «Это решится на месте», — услышала она в ответ. «Да?..» — Мысли ее путались. Она попыталась сконцентрироваться. Но — не получалось. В голове вертелись какие-то обрывки: вот она улыбается перед зеркалом и видит в нем свое отражение, вот высокая красивая девушка с распущенными по плечам волосами поворачивает ее голову вправо и, отойдя от нее, прищуривается. «Кто она? — задала себе вопрос Лариса. — Такое знакомое лицо…» — «Ты все поняла?» — задал ей вопрос мужчина. Она слабо кивнула головой. И снова провалилась в небытие.

Перелет в Стамбул она помнила как в тумане. Кажется, ее вели под руки. У нее было странное состояние. С одной стороны, она ощущала себя, свое тело. С другой — двигалась и говорила как заведенная, словно повторяя чужие слова и мысли. Позже, размышляя над этим, она пришла к выводу, что ее накачали каким-то наркотиком или веществом, отбившим мозги и память. Сохранив ей при этом физическую дееспособность.

Полностью она пришла в себя только в пыльной лавчонке. Память возвращалась к ней медленно, постепенно. В течение нескольких недель. Вначале проступили слабые очертания, как на контурных картах. Потом жизнь начала приобретать те краски и звуки, которыми она когда-то была наполнена. Она оживала в Ларисе как река, которая внезапно обмелела в период засухи, а сейчас, в сезон дождей, вновь стала полноводным бурлящим потоком. Вокруг Ларисы сновали незнакомые люди, слышалась чужая гортанная речь.

Лариса жила в маленькой комнате с двумя узкими окнами наверху. Обстановка была спартанской. Кровать со скрипящими пружинами, маленький дощатый столик размером с табуретку и два рассохшихся стула. Одета она была в длинное черное платье и стоптанные черные туфли.

После того как к ней вернулась память, ее посетил тот самый молодой человек с квадратной челюстью. Так же кратко и отрывисто, как и в первый раз, он объяснил ей суть дела. Она находится в Турции. По приказу Хасанова. И сколько она будет здесь находиться, зависит только от нее.

— Что вы имеете в виду? — высокомерно спросила Лариса.

— Сама понимаешь, — последовал краткий ответ. — Если ты согласишься, тебя сразу освобождают и перевозят к нему.

— Куда?

— На виллу в Стамбуле. — Наступила пауза. — И какой будет ответ?

— Пока — никакой, — сорвалось с губ Ларисы. Хасанов внушал ей физическую брезгливость. От одного только воспоминания о нем по ее телу пробегала дрожь. И она ничего не могла с собой поделать.

Молодой человек, ни слова не говоря, посмотрел на нее. Лариса ожидала еще каких-то вопросов или иных высказываний. Но их не было. Ее собеседник вышел из комнаты так стремительно, что его появление показалось сном. Иногда Ларисе представлялось, что она спит и никак не может проснуться. Дни текли один за другим. Ее существование было похоже на летаргический сон. Два раза в день ей приносили еду. Обычно это была либо каша, ибо суп непонятного вкуса. Вода или чай. Еду приносила женщина, укутанная с головы до ног в черное покрывало. Она приходила, ставила молча еду на столик и уходила. Потом появлялась через какое-то время и забирала пустую посуду. Все попытки Ларисы объясниться с ней терпели неудачу. Женщина не разговаривала по-русски. А на жестикуляцию Ларисы она никак не реагировала. Раз в неделю девушку конвоировали в душ, где она мылась. Для естественных нужд в комнате стояло ведро, которое вечером забирала все та же женщина.

Часто Ларисе казалось, что еще немного — и она сойдет с ума. От тоски, ужаса и безнадежности. Но странное дело: непонятно откуда в такие моменты в ней просыпалась уверенность, что все это закончится. Обязательно закончится! Несмотря ни на что.

Чтобы чем-то занять тоскливые дни, первое время Лариса вспоминала свою жизнь. Пока не поняла, что от этого ей становится еще хуже. Она как бы заживо хоронила себя, отсекала будущее. Иногда приходили мысли о смерти. Но Лариса гнала их, потому что это означало сдаться заранее, без борьбы, без попыток сопротивления. А этого нельзя было допустить, пока в ней были еще живы воля и стремление к жизни.

Прокрутив в памяти последний день перед катастрофой, Лариса поняла, что судьба предостерегала ее. Утренний телефонный разговор с матерью, момент, когда, сходя с яхты на берег, она поскользнулась и упала… «И почему я не прислушалась к этим тревожным звоночкам? — казнила себя Лариса. — Ведь Николай Степанович мне всегда говорил, что жизнь часто подсказывает нам: куда идти и что делать. Надо только уметь считывать эти знаки-предостережения». Когда Лариса перестала копаться в прошлом, перед ней встал вопрос: что делать, чтобы окончательно не свихнуться? Ее мозг должен был время от времени получать нагрузку, иначе она постепенно превратится в животное. Лариса решила придумывать себе будущее. Каким оно будет, когда весь этот кошмар останется позади и она вернется к нормальной жизни. «Съемки фильма, наверное, уже идут полным ходом, — с горечью думала Лариса. — Васин ни за что не допустит срыва проекта. Интересно, кого утвердили вместо меня? Как обидно! Мне выпала редкостная удача: стать главной героиней суперсериала. И что? Может, уступить Хасанову и получить свободу?..» При одной мысли, что она ляжет в постель с Хасановым, Лариса ощущала рвотные позывы. Это было каким-то проклятьем и насмешкой судьбы. Она не была ханжой. Спала же она и с Гией Шалвовичем, и с Васиным, не испытывая ни к тому, ни к другому никаких чувств и желаний. Но здесь… протестовало все ее существо, каждая клеточка тела.

Надо было думать о будущем, чтобы сохранить ясность рассудка. Но будущее не просматривалось. Каким оно будет, Лариса не могла себе представить. Как ни старалась. Но она запрещала себе думать о том, что будущего может и не быть. Это было опасно. Стоило только допустить эту мысль в голову — как сразу пиши пропало. Она развалится на мелкие части, перестанет быть самой собой, а превратится в тело без души. Тогда Лариса решила думать о той карьере, которая у нее сложится вопреки всему. Даже без сериала «Придворный роман». Как только она выкарабкается отсюда, ее завалят предложениями. Режиссеры, их помощники, продюсеры будут осаждать ее и предлагать работу одна лучше другой. Фантазировать было приятно и упоительно. И однажды Лариса поняла: неизвестно, что хуже — погружаться в воспоминания или витать в облаках. Ей казалось, что она медленно сходит с ума. Но тут Лариса сделала для себя важное открытие. В тот момент, когда она вспоминала о поездке с Николаем Степановичем в Алушту, вид гор наполнил ее душу прохладой и покоем. Их очертания на фоне неба напоминали короны древних языческих царей, когда-то населявших ту землю. Если вызывать в памяти образы гор, то становится легче, даже физически. Лариса довела свой процесс медитации до совершенства. Вначале возникала просто картинка, но потом она начинала едва уловимо вибрировать: это были колебания летнего, нагретого солнцем воздуха. Затем Лариса делала глубокий вдох и ощущала, как в нее входят терпко-сладкие запахи крымской земли. Солнце ласково скользило по ее коже, обволакивало теплом…

Лариса лежала на кровати и чувствовала, как ее ум становится просветленным, а тело — сильным и упругим. Как-то раз она встала в боевую позицию айкидо, попробовала размять мышцы и с радостью ощутила, что они откликаются на ее команды. Тогда ей в голову впервые пришла мысль: убежать. Правда, в чужой стране, без документов… ее быстро поймают и приведут обратно. Наверняка полиция здесь тесно связана с криминальным миром. И далеко она не уйдет. А если обратиться в российское посольство? Должно же оно хоть как-то помочь своей соотечественнице! Лариса вспомнила, как она не то читала, не то видела по телевизору репортажи о том, как российских девушек, обманом вывезенных в другие страны, посольства обеспечивают визами и билетами на обратную дорогу. Но где найти это посольство? Турецкого языка она не знает. Обращаться к полиции — страшно. Неизвестно, чем там дело кончится. Хорошо бы встретить соотечественника и попросить его помочь. Но как? Где?

Однако мысль о побеге, засевшая в голове, не оставляла Ларису. Каждый день она стала заниматься айкидо, восстанавливая по памяти различные упражнения. И думала о том, как лучше убежать. При этом она понятия не имела, в какой части Стамбула она находится, где стоит этот дом. До узких окошек наверху ей было не дотянуться. «Побегу наобум, — решила Лариса. — Сориентируюсь на месте. Вдруг повезет? Бывает же такое! Убегу — и сразу же наткнусь на российского гражданина. В Стамбуле много наших туристов. Сидеть сложа руки — тоже глупо. Чего я жду? Когда меня убьют? Если я не покорюсь Хасанову, зачем я ему? У него останется только один выход — убрать меня. В любом случае надо бежать. И лучше всего это сделать, когда мне принесут еду. В остальное время комната заперта».

Лариса наметила день побега. И ждала прихода женщины с замиранием сердца. Получится — не получится? Наконец женщина принесла еду. Молчаливая, бесстрастная. Поставила еду на столик. Точно рассчитанным движением Лариса оттолкнула ее на кровать и рванула к выходу. Женщина что-то крикнула, Лариса выбежала в узкий длинный коридор и растерялась: куда бежать? Налево или направо? Она побежала направо. Вскоре ей преградил путь высокий смуглый парень. Он схватил ее за запястье, Лариса ударила его в пах и вырвалась. Она пробежала еще несколько метров и оглянулась. Сзади нее было трое мужчин. Впереди — один. На секунду она закрыла глаза, прикидывая, как ей лучше действовать. Она кинулась наперерез мужчине, который был перед ней. Он упал, но тут же вскочил на ноги. Лариса встала в боевую позицию, но в этот момент к парню подоспели на выручку. Драться в узком пространстве было неудобно. Лариса почувствовала, как силы ее слабеют, но она по-прежнему отбивалась как могла. Внезапно один из них, маленький, жилистый, с перебитым носом, высоко подпрыгнул, издал глухой возглас и ударил Ларису в живот. Девушка согнулась пополам, в глазах ее потемнело, и она потеряла сознание.

Приходила она в себя медленно, мучительно. Впервые мысли о смерти стали казаться ей не такими уж абсурдными и нелепыми, как вначале. Смерть означает избавление от неопределенности и бессмысленности ее теперешнего существования…

Ей снова нанес визит молодой человек с квадратной челюстью. Лариса не удивилась его приходу: Она словно ждала его.

Он осмотрел Ларису с головы до ног. Она сидела на кровати, он — на стуле. Затем он покачал головой и произнес:

— Ну и напортачила ты дел!

— Вам-то что? — холодно сказала Лариса. Его брови взлетели вверх.

— Мне? Ничего. Ноты создаешь нам проблемы.

— Кому — нам?

— Хасанову, мне, другим людям. Слишком много возни и мало толку. Чего ты ерепенишься, а? — В его тоне сквозило удивление, смешанное с показной веселостью. Было очевидно, что ему хотелось поскорее «закрыть» эту проблему, выбросить ее из головы.

— А что я могу поделать?

— Больная или придуряешься? — последовал вопрос.

— Ни то, ни другое.

— Как долго ты намерена быть такой… несговорчивой? У нас есть в арсенале и другие методы. Не такие мягкие. Хасан может рассвирепеть, и тогда — все. — Он провел ладонью по шее, как бы отсекая ее. — Можешь заказывать по себе молебен. С мамкиными рыданиями на могиле.

— Я могу еще подумать?

— Да сколько ж можно? Ты что, издеваешься надо всеми или как?

— Еще немного…

— Если планируешь удрать — оставь эти попытки.

— Ничего я не планирую!

Да я тебя насквозь вижу! Чего ты из себя строишь? Прынцесса какая, что ли? Я вообще не понимаю, чего Хасан с тобой возится. Влюбился, что ли? Или блажь какая напала? — Тон парня был развязным, а глаза цепко прощупывали Ларису, пытаясь влезть под ее кожу и узнать мысли. — Ладно, еще дадим время. Но немного. Решай сама! Твоя жизнь — в твоих руках. — И бандит глумливо захохотал. Затем он встал и, не глядя на Ларису, бросил: — Последний срок. Потом — пеняй на себя. С тобой и так провозились порядком.

Когда он ушел, Лариса судорожно сцепила руки. Она поняла, что это не пустые угрозы. Это уже реальное предупреждение! Такие люди, как Хасанов, слов на ветер не бросают. Ему надоело ее уламывать. У нее есть еще время. А потом… Может, плюнуть на все и лечь под него? Не убудет же от нее, в конце концов! А отвращение можно побороть. Если очень постараться. Или снова попробовать убежать? Но как это сделать? Наверняка теперь за ней смотрят в оба. Кроме того, с тех пор Ларисе стали заклеивать рот пластырем, а руки связывать веревкой. На голову, чтобы плотнее прилепить пластырь, накидывали черную накидку, оставляя для обозрения только часть лба, глаза и нос. И освобождали ее от этих пут только на время еды.

Но вскоре произошел один случай, который показался Ларисе добрым предзнаменованием. Однажды, когда женщина, приносящая еду, ушла, Лариса подошла к двери и машинально оперлась на нее. Дверь открылась. От неожиданности Лариса чуть не упала. А потом сделала несколько шагов вперед. Никого. Это было так странно! Она повернула налево. И тут увидела просвет. Правее. Она пошла туда — и внезапно оказалась позади прилавка. Впереди была спина турка. А правее она увидела прямо перед собой высокого светловолосого парня в очках. Он смотрел на нее во все глаза. Ей хотелось крикнуть, но она не могла этого сделать. Она сдвинула брови, как бы моля о помощи. Но здесь турок оглянулся, замахал руками и что-то крикнул. Прибежал молодой парень и увлек Ларису за собой.

Этот случай еще больше укрепил решимость Ларисы совершить вторую попытку побега, которая должна была закончиться успехом. Непременно. Ей в голову пришла одна мысль: воспользоваться одеждой женщины, которая приносила ей еду, скопировать ее походку и жесты, выдать себя за нее и благодаря этому выскользнуть из лавочки. А там уже положиться на волю случая. Когда женщина приходила, Лариса жадно впивалась в нее глазами. Как она ходит, двигается — все закладывалось в копилку Ларисиной памяти. Она не знала, сколько лет этой женщине. На ее лице была паранджа. Но, судя по движениям, где-то за тридцать. Лариса понимала, что это будет вторая и одновременно последняя попытка бегства. За ней последует смерть. Навряд ли Хасанов простит ей такую дерзость во второй раз. Но странное дело — Лариса абсолютно не нервничала, напротив, она преисполнилась олимпийского спокойствия. Будь что будет! Лариса все тщательно продумала и мысленно отрепетировала. План должен был удаться. Обязательно! Заранее Лариса оторвала от своего платья несколько полосок ткани. Они должны были пригодиться ей для реализации задуманного.

ГЛАВА 11

Почему Лариса решила осуществить побег именно в этот день — она не смогла бы объяснить никому. В том числе и себе. Просто что-то екнуло в груди: пора! В узких оконцах было видно удивительно красивое небо — светло-голубое, с золотистыми бликами. Ясное, напоенное светом. Когда пришла женщина, Лариса внутренне напряглась.

Поставив еду и не глядя на Ларису, турчанка повернулась к ней спиной и сделала шаг по направлению к двери. В тот же момент Лариса, как дикая кошка, прыгнула на нее и отбросила на кровать. Сдернув с лица женщины паранджу, она увидела перед собой смуглое лицо с умоляющими глазами. Лариса зажала женщине рот и, сорвав с нее паранджу, замотала нижнюю часть лица турчанки куском ткани, приготовленным заранее. Другими полосками ткани Лариса привязала руки женщины к кровати. Она хотела проделать то же самое и с ногами, но поняла, что не успеет. Мало времени. Задержка турчанки может вызвать подозрения. А Ларисе надо было еще переодеться. Лариса сняла с женщины длинное черное платье, паранджу и надела их на себя. Затем чуть ссутулилась и, слегка шаркая ногами, пошла к выходу. Сердце стучало как молот, но голова работала четко. Хладнокровно. Открыв дверь, Лариса вышла в уже знакомый коридор. Там, развалившись на стуле, сидел молодой парень. Лариса чуть нагнула голову. Он скользнул по ней безразличным взглядом. Лариса повернула налево. Туда, где должен был находиться выход. Лариса двигалась бесшумно. Так, как ее учили на занятиях айкидо. Наконец она увидела перед собой спину хозяина лавочки. Он стоял, повернув голову вправо. Лариса вся подобралась. Она нащупала на груди последнюю полоску ткани, резким движением обхватила руками шею турка и пригнула его к земле. И тут же молниеносно засунула ему в рот комок ткани. Краем глаза Лариса увидела, что рядом на стене висит расписной платок. Сдернув его, она обмотала им ноги турка и привязала свободный конец платка к железному крюку, торчавшему из стены. Тут Лариса перевела дыхание и огляделась. Мимо прилавка сновали люди. Все было проделано так быстро, что никто ничего не заподозрил. Пока. Лариса выпрямилась, поправила на лице паранджу и, обогнув прилавок, смешалась с толпой праздных туристов.

Лариса шла быстрым пружинистым шагом. Она хотела найти выход, но, чем дальше она шла, тем больше запутывалась в лабиринтах восточного базара. Лариса была уже близка к отчаянию. Время дорого! Вот-вот за ней объявится погоня! А она еще не покинула базар. Здесь ее обнаружат в два счета и приведут обратно. Лариса шла и прислушивалась к речи туристов. Вдруг она наткнется на российскую группу! Внезапно перед собой она увидела цепочку туристов, которые махали руками и постукивали по наручным часам. «Они куда-то опаздывают, — догадалась Лариса. — Если они опаздывают, то сейчас пойдут к выходу. Мне надо пристроиться к этой кавалькаде. Другого пути у меня нет». Туристы были уроженцами Европы: плотного телосложения, высокие, белобрысые. «Кажется, немцы», — подумала Лариса. Она шла за ними в надежде, что они приведут ее к выходу. И она не ошиблась. Увидев перед собой дорогу с машинами, Лариса чуть не подпрыгнула от радости. Первый шаг к реальной свободе был сделан. Лариса пересекла дорогу, и тут в витрине магазина, на которую она случайно бросила взгляд, она увидела, что на той стороне дороги трое турок возбужденно машут руками и показывают на нее пальцами. Лариса замерла на месте. Улица была прямая, длинная. Идти по ней — безумие. Ее сразу догонят. Лучше всего свернуть в какой-нибудь переулок. Но она абсолютно не ориентировалась в городе. Она может забрести в тупик. И это тоже конец. Мысли вертелись в голове Ларисы с бешеной скоростью, словно искры от бенгальского огня. Мгновенно она приняла решение — идти вперед, а потом при первой же возможности свернуть на другую улицу или в переулок. Это представлялось ей единственно разумным выходом из создавшегося положения. Она оглянулась: преследователи уже переходили дорогу, и медлить было нельзя. Переулок обнаружился через несколько метров. Народу там было немного. Лариса свернула в него и почти бегом бросилась вперед. Наугад. Вскоре переулок раздвоился. Оглянувшись, Лариса увидела своих преследователей. Они бежали за ней. Она свернула вправо. Через несколько домов опять возникла развилка. «Они не успеют увидеть, куда я сверну», — подумала Лариса и нырнула влево. Переулок был длинным, узким. «Я все равно не смогу далеко убежать. Одна, в чужом городе…» Переулок был словно вымершим. Никого. Лариса прошла немного и увидела мальчишку лет десяти, сидевшего на пороге дома. Лариса замахала мальчишке руками, показывая, что хочет войти в дом. Он отрицательно качнул головой. Тогда она, слегка оттолкнув его и перепрыгнув через ступеньки, оказалась в темном пространстве, наполненном незнакомыми запахами и звуками. Потом она втянула за собой турчонка и тихо прикрыла дверь. Мальчишка раскрыл было рот, собираясь закричать, но Лариса, откинув паранджу, улыбнулась ему и приложила палец к губам. Мальчишка как зачарованный уставился на нее, не издав ни звука. Лариса опустилась на пол. Она не знала, сколько времени они просидели так, смотря друг на друга. Полчаса, час? При этом Лариса не отнимала палец от губ. Она боялась пошевелиться, чтобы не нарушить спасительное молчание. Неожиданно раздался крик. Мальчишка дернул головой. Его звали. Но он не двинулся с места. Лариса подтолкнула его вперед: мол, иди. Он пошел в темноту, постоянно оглядываясь, словно желая Убедиться, что Лариса никуда не исчезла. Наконец темнота поглотила турчонка. Лариса тряхнула головой. Пора было выходить из убежища. Она накинула паранджу, приоткрыла дверь и осторожно высунула голову.

Переулок по-прежнему был пустынным. Судя по тому, как палило солнце, наступил полдень. Лариса спустилась по ступенькам и остановилась в нерешительности. Куда идти? После некоторого раздумья Лариса пошла вперед. Переулок не кончался. Он то сужался, то расширялся. Неожиданно впереди Лариса увидела шумную улицу. И поняла, что одержала маленькую победу: ей удалось отстать от своих преследователей. Первый тайм в игре она выиграла. Но это положение в любой момент могло нарушиться. Победа была шаткой, непрочной. Она по-прежнему чувствовала себя одинокой странницей, заброшенной волею судьбы на враждебную территорию. Что делать дальше? Как найти российское посольство? Если она не найдет его до наступления темноты, где провести ночь? На вокзале? Лариса шла по улице, прислушиваясь к разговорам людей. Нет, российских туристов нигде не было. Внезапно она почувствовала жажду. В глаза бросилась вывеска кафе. Но у нее не было денег даже на стакан минеральной воды. Во рту горело. Немного поколебавшись, Лариса зашла в кафе и сделала знак официанту. Он подошел к ней. Она показала движением руки, что хочет пить. Потом похлопала себя по карманам. Официант покачал головой. В отчаянии Лариса покинула кафе, ощущая невыносимую жажду. В другом кафе она увидела за столиком мужчину европейского вида и направилась к нему. Села напротив, показывая знаками, что хочет пить. Он вначале подумал, что к нему пристает турчанка. Но когда Лариса скинула паранджу, заулыбался. Он решил, что его разыграли. Он что-то попытался объяснить Ларисе на ломаном английском. Но она плохо его понимала. Только разобрала, что он из Дании. На вопрос, откуда она, Лариса, понизив голос и оглянувшись, словно ее могли подслушать, сказала: «Фром Рашэ». Он одобрительно закивал и снова заулыбался. Заказал для нее еду. Лариса ела медленно, стараясь не показать, что голодна. Она тщательно прожевывала каждый кусок, понимая — неизвестно, когда она будет есть в следующий раз. Датчанин, высокий, светловолосый, пил кофе. Осмелев, Лариса показала пальцем на чашку. Через минуту перед ней дымилась чашка крепкого кофе, которого она не пила уже сто лет. Сделав несколько глотков, Лариса закрыла глаза от удовольствия. Неожиданно она почувствовала, что ее руку накрыла мужская рука. Она вскинула глаза. Датчанин улыбался и подмигивал ей. «Он принял меня за российскую проститутку, — ошарашенно подумала Лариса. — А что? Если он приведет меня в отель, я смогу узнать у портье адрес посольства. Это здорово!» Лариса улыбнулась в ответ, вложив в свою улыбку всю обольстительность, на какую была способна. Датчанин сжал ее пальцы. И вопросительно поднял брови. Лариса кивнула головой. Соглашение состоялось.

Когда они вышли из кафе, датчанин поймал машину. Откинувшись на заднее сиденье, Лариса подумала, что реальная, настоящая свобода уже близка. До нее остается только рукой подать. Главное — не испортить все в последний момент. Не сглупить и не впасть в истерику. Сейчас ей нужны максимальная собранность и четкость.

В отеле датчанин сунул в руку портье купюры, и Лариса беспрепятственно прошла за своим новым знакомым в лифт. Они поднялись на пятый этаж. Номер был роскошным. Лариса вышла на балкон. Перед ней простиралась великолепная панорама Стамбула. Среди тысяч крыш в небо вздымались купола и минареты сотен мечетей. Их изящество и безупречные линии придавали городу сказочное почти неземное очарование.

Незаметно сзади подошел датчанин и обнял ее. Он был абсолютно голым. Его мужское естество уже было в полной боевой готовности. Лариса чуть не рассмеялась. Со стороны это была забавная картинка. Она — во всем черном, как монашка, и голый мужчина сзади. Она повернулась к нему. Мужчина подхватил ее на руки и отнес на кровать.

Датчанин занимался любовью с неистовством и яростью. Как будто давно не имел женщины. Он не смог сдержать криков и стонов. В какой-то момент он с такой силой стиснул Ларисину грудь, что ей стало больно. Она перехватила его руки и положила их себе на бедра. Он крепко вцепился в них. Лариса лежала с закрытыми глазами. Секс не вызывал в ней никаких ощущений. Дыхание мужчины было тяжелым, прерывистым. Она открыла глаза и тут же встретилась взглядом со светло-голубыми глазами мужчины. В нем проступило что-то мальчишеское, искреннее. Он вел себя не как умелый и расчетливый любовник. Нет, он словно открывал для себя женское тело и пытался доставить своей партнерше удовольствие. Внезапно Лариса почувствовала, как страшное напряжение стремительно рассасывается в ней. И она погружается в ласковые теплые волны. Скользит по ним, качается вверх-вниз. Ощущение было приятным и неожиданным. Раньше она не испытывала ничего подобного. Кончив, мужчина спрятал лицо между ее грудями. Он принялся их целовать так ласково и нежно, что его прикосновения напоминали касанье крыльев бабочки. Он что-то забормотал на своем языке, потом вздохнул и замер. Спустя мгновение он запустил пальцы в Ларисины волосы и стал перебирать их. Лариса тихо рассмеялась. Он поднял голову и встретился с ней глазами. И в глубине его зрачков Лариса увидела всю силу и необузданность его вновь вспыхнувшего желания. На этот раз он внимательно смотрел на Ларису, словно пытаясь угадать, как ее тело откликается на его ласки. Неожиданно Лариса почувствовала в себе влечение к этому незнакомому мужчине. Она принялась гладить руками его спину. Он встрепенулся и стал ласкать ее с удвоенной силой. Лариса полетела в бездну, о которой раньше и не подозревала. Она не ощущала своего тела. Оно словно расплавилось от нежности и чувственности, затопивших каждую его клеточку. Их стоны и вздохи сливались в одну мелодию. Они как будто бы исполняли древний и вечный танец…

Потом, обессиленные, они заснули. Первой проснулась Лариса. Она открыла глаза и испугалась, не сразу сообразив, где она и с кем. Датчанин все еще спал, уткнувшись лбом ей в плечо. Лариса осторожно вылезла из кровати. Накинула на себя покрывало и вышла на балкон. День близился к вечеру. Небо было затоплено закатом. Океан красок простирался над ней. Где-то раздались протяжные крики муэдзинов. Все дышало торжественностью и величием. Волосы упали Ларисе на лицо, и она откинула их назад. «Только что я впервые узнала наслаждение от секса, — подумала Лариса. — Пройдут годы, и я буду вспоминать об этом эпизоде со щемящей нежностью. Он навсегда останется в моей памяти!»

Постояв какое-то время на балконе, она вернулась в номер. Датчанин сначала открыл один глаз, потом другой. И тут Лариса осознала, что даже не знает его имени. После краткого диалога, состоявшего в основном из жестов, Лариса поняла: ее знакомого зовут Эрик. Он лежал в кровати, и по его лицу растекалась блаженная улыбка. «Все это хорошо, — подумала Лариса, — но эта идиллия не может длиться вечно. Впереди еще столько дел!»

Она села на кровать к Эрику и объяснила ему знаками, что ей нужна одежда. Европейская. И парик. Светлые волосы. Как у него. Эрик понимающе улыбался и кивал головой. Через полчаса он оделся и ушел, оставив ее в номере одну.

Когда уже стемнело, он вернулся с ворохом одежды.

— Это много, Эрик, я просила один костюм, — показала знаками Лариса.

Но он кинул шмотки на кровать и обвел их рукой. «Это — тебе», — словно говорил он.

— А парик? — дотронулась до головы Лариса. Эрик достал светловолосый парик и протянул его Ларисе.

Забыла про темные очки, с досадой подумала она. Но все равно, это была уже серьезная маскировка. Теперь она могла без особой опаски выйти на улицу. Эрик открыл рот и сделал глотательные движения. Он приглашает на ужин, догадалась Лариса. Она улыбнулась и кивнула головой в знак согласия.

Когда Лариса облачилась в брючный костюм светло-лимонного цвета и надела на голову парик, они спустились на первый этаж отеля и поужинали в ресторане. Эрик выглядел довольным и счастливым. Вернувшись в номер, Лариса сказала Эрику, что ей нужна телефонная книга. Но он не понимал ее. Тогда она решила сама спуститься к портье. «Мне надо выйти. Ненадолго». — «Куда?» — говорило испуганное выражение лица Эрика. «Вниз», — показала пальцем Лариса.

У стойки портье Лариса оглянулась. Она подумала, что, наверное, не скоро избавится от привычки оглядываться. Портье, худощавый мужчина с пышными усами, спросил на английском, чего она хочет. Лариса показала на телефонную книгу, лежавшую перед ним. Он протянут ей книгу. Она ушла, прижимая ее к груди, как величайшую драгоценность.

Адрес и телефон посольства она нашла довольно быстро. Позвонила. Трубку сняла женщина. Сбивчиво Лариса рассказала, что с ней случилось. Возникла легкая пауза. Потом женщина сказала, что завтра она может прийти в посольство, и продиктовала адрес. На том конце дали отбой, а Лариса сидела, будто оглушенная. Не в силах прийти в себя. Неужели скоро она вернется на родину и весь этот кошмар останется позади?

Увидев эту жертву, он невольно прикрыл глаза. Пепельные волосы и голубые глаза. Красивое сочетание. Ему оно нравилось. Глаза девушки были уже затуманены. В них читались покорность и смирение. Эта уже сдалась заранее. Он внезапно подумал, что в час испытания люди ведут себя по-разному. В зависимости от характера, воспитания, темперамента. Кто-то протестует, кто-то умоляет, а кто-то сдается сразу. Без борьбы. Эта девушка была классической жертвой. И смерть стала бы для нее настоящим подарком, избавлением от невыносимого ожидания конца. Он подошел к ней ближе. И почему-то почувствовал желание утешить ее. В последний раз. Сказать, чтобы она ничего не боялась. Скоро все кончится. Легко и безболезненно. Девушка сидела на стуле. И смотрела прямо на него. Пластырь скрывал ее рот. Интересно, какой формы у нее губы? Он провел рукой по пепельным волосам. Мягкие, шелковистые. Такие приятные на ощупь! Он подошел к столу, где уже были разложены инструменты, и взял ножницы. Подошел к девушке и отрезал локон. Она покорно смотрела на него. Ей было уже все равно. И его появление не вызвало в ней никаких эмоций. Она смотрела на него без страха и ужаса. Ей было так плохо, что она уже ничего не чувствовала. Она уже была в другом мире. Не в этом. Какие же у нее губы? Он медленно сорвал пластырь. Рот контрастировал с чертами лица. Он был крупным, хищным. Он отпрянул назад. Первоначальное впечатление от девушки, от ее щемящей покорности оказалось обманчивым. Она такая же сучка, как и все! Живой материал, годный для употребления. И все. И еще этот ужасный рот! Девушка захрипела. Она хотела что-то сказать? Нет, ему этого не надо. Он снова поспешно заклеил ее рот пластырем.

Все это было не то! Ему была нужна ОНА. ЛАРА! Если бы не эта внезапная осечка, то она была бы уже в его власти. Почему все в жизни устроено так несправедливо? Лара должна была принадлежать ему. А ее нет! Но он верил в то, что рано или поздно справедливость будет восстановлена. Обязательно.

В посольство Лариса поехала с Эриком. Он поймал машину и объяснил таксисту, куда им надо ехать. Около здания посольства Лариса занервничала. Но Эрик ободряюще улыбнулся ей и погладил по руке.

Ее принимал один из помощников посла. Лариса кратко рассказала ему свою историю. Он слушал внимательно, не перебивая. Она ничего не сказала о Хасанове. Просто сказала, что ее похитили неизвестные люди. Назвала себя. Упомянула, что в последнее время работала с Васиным. Имя Васина произвело магический эффект. Помощник заморгал. Затем повертел головой. И сказал, что завтра же постарается достать ей билет на самолет. «Я все оплачу, когда вернусь в Москву, — подчеркнула Лариса. — Только оставьте мне расчетный счет, куда я должна буду перевести деньги». — «Хорошо», — ответил помощник. Он был маленького роста, худощав и бледен. Было видно, что он старается избегать солнечных лучей. Они расстались.

Выйдя на улицу, Лариса увидела Эрика и помахала ему рукой. Машинально она бросила взгляд направо. Ей показалось, что мужчина, стоявший у дома напротив, внимательно разглядывает ее. Или это ей случайно померещилось?

Возвращаясь в отель, Эрик приказал шоферу остановиться около одного магазина. «Мне надо, — объяснил он знаками Ларисе. — Я сейчас».

Остаток дня они снова занимались любовью. Вечером пошли в ресторан. Эрик заказал бутылку вина. А потом вынул из кармана пиджака маленькую коробочку и раскрыл ее. Там лежало колечко с россыпью бриллиантов. Он взял Ларису за руку и надел кольцо на ее безымянный палец. Затем приложил руку к сердцу. «Он делает мне предложение, — поняла Лариса. — Как трогательно. — Она посмотрела на датчанина. Он сидел взъерошенный, серьезный. — Как же мне деликатно объяснить ему, что я не могу стать его женой?» Лариса погладила Эрика по щеке и отрицательно повела головой. Он поднял брови: «Почему? Ты любишь кого-то еще?» — спрашивал его умоляющий взгляд. «Ноу, ноу. Я — актриса. Кино, кино. Фильм!» — «О, — закивал Эрик, — отлично!» И снова прижал руку к сердцу. Лариса почувствовала собственное бессилие. Ну как она могла втолковать этому влюбленному мужчине, что брак между ними невозможен? Но Эрик больше ни о чем не говорил, а молча поглощал еду. Он был мрачным и насупленным. Лариса перевела дух. Кажется, понял. Но у стойки портье Эрик отошел от нее и о чем-то переговорил с администратором отеля.

Ночь была полна страсти. Эрик всхлипывал, что-то бормотал на своем языке, целовал Ларисино тело, гладил ее по волосам… Но Лариса мысленно была уже не здесь, а в Москве. Утром в посольстве ей вручили билет на самолет, отправляющийся в тот же день. В три часа. «Все, Эрик, я улетаю», — сказала Лариса, садясь в такси. Он никак не отреагировал на ее слова. Лариса попросила его заехать в магазин и купить ей дорожную сумку. Она показала, каких размеров. Но Эрик купил огромный баул и запихнул туда всю одежду, которую он приобрел для нее. Когда баул был собран, он попросил ее спуститься вниз. На первом этаже их уже ждал переводчик. Эрик взволнованно говорил, а переводчик переводил, глотая окончания слов. Эрик сказал, что он не хочет торопить Ларису с решением. Что он будет ее ждать столько, сколько нужно, хоть всю жизнь. Он понимает, что ей нелегко сразу принять его предложение. Пусть подумает. Он от своих слов не отказывается и никогда не откажется. В ответ на его пылкую тираду Лариса сказала, что она подумает. Спорить или возражать ей не хотелось. Тем более за несколько часов до вылета.

При расставании она поцеловала Эрика и попросила «на память» темные очки. Он, несколько удивленный ее просьбой, протянул ей очки. (Вчера Лариса опять забыла сказать, чтобы он купил их.) «Пиши мне, звони, — протянул ей Эрик бумажку со своим адресом и телефоном. — Ла-ри-са», — по-русски сказал он. В его глазах стояли слезы. «Хорошо», — погладила его по щеке Лариса, но он крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы. Страстно, сильно. Они были уже в аэропорту, и Лариса слышала, как гулко бьется ее сердце. От волнения, что скоро она будет в Москве!

Даже когда самолет оторвался от взлетной полосы, Лариса все еще не могла поверить, что она летит домой. И только приземлившись в Шереметьеве, Лариса убедилась в том, что это не сон. Она теперь в Москве. В России.

В свою квартиру она попасть не могла. Ключи были давно утеряны, еще год назад. Они остались на борту яхты вместе с дорожной сумкой. Пришлось вызвать милицию, и ей взломали дверь. Здесь все было по-старому. Как будто бы она отсутствовала не год, а несколько дней. Было странно трогать руками знакомые вещи, осязать их и привыкать к ним заново. Но расслабляться было некогда. Надо было срочно покупать и вставлять замок…

Когда бытовые хлопоты остались позади, Лариса с облегчением свернулась калачиком на своем диване и уснула. Проспала она весь день и проснулась только к вечеру. «Неужели я в своей квартире? Какое счастье! Сейчас я приму ванну… Нет, сначала надо сходить в магазин и купить продукты. Где у меня лежали деньги? Кажется, на полке с книгами». Деньги нашлись на старом месте.

Лариса отправилась в магазин, но того маленького магазинчика, где она обычно отоваривалась, уже не было, его переоборудовали в зал игровых автоматов. Пришлось идти в супермаркет. Накупив продуктов и толкая тележку впереди себя, Лариса остановилась около стенда с газетами и журналами. Она схватила журнал с подробной телевизионной программой и стала быстро пролистывать его. Но сериал «Придворный роман» нигде не упоминался. Значит, он еще не вышел на экраны? Но почему? Съемки планировалось вести в течение года. А вдруг он уже закончился? Поэтому его и нет в программе? Лариса не удержалась и спросила у кассирши, пробивавшей ей чек:

— Простите, я хотела узнать. Я из социологической службы телевидения, — соврала Лариса. — Вам понравился сериал «Придворный роман»?

Кассирша в темно-синей форме непонимающе посмотрела на нее.

— Что? — переспросила она.

— Вам понравился сериал «Придворный роман»?

— Я не видела его.

— А… вы вообще смотрите телевизор?

— Конечно! Девушка, вы отвлекаете меня и задерживаете очередь.

Лариса отошла от кассы и подумала, что зря она ломает голову. Надо позвонить на студию и все узнать из первых рук. Непосредственно. А не заниматься гаданием на кофейной гуще.

Поужинав, Лариса решила сперва позвонить Силаеву. Она взяла трубку, но после некоторого раздумья положила ее обратно. Что-то остановило ее. Набрать номер «Арион-Т» тоже было страшно. «Я воскресаю, как привидение после долгой спячки. Кому я там теперь нужна? Все уже давным-давно обо мне забыли. А вдруг нет? Вдруг… — Мысли бились, как пойманные птицы. Лариса приложила пальцы к вискам. — Но если мне хочется позвонить, почему бы не сделать это? Чем я рискую? Просто позвоню и просто узнаю, кого взяли на мое место. Могу же я проявить элементарное любопытство?»

Несколько минут ушли на то, чтобы найти записную книжку с телефонами. Лариса села на диван, взяла трубку и стала набирать один из номеров студии. Он был занят. Лариса набрала второй номер. Там был автоответчик. Немного поколебавшись, Лариса сказала в трубку:

— Добрый день! Извините, вечер! — В этом месте Лариса издала невольный смешок. Немудрено, что она перепутала день и вечер. После всего пережитого можно перепутать и год. Но что подумают на студии? Что у нее шарики съехали с катушек? — Это Лариса Марголина. — Тут она замолчала. — Я все объясню позже. Это… просто невероятно! — Лариса прикрыла трубку рукой. Ее душил смех. То, что она говорила, могло быть истолковано совсем иначе. На студии могли подумать, что она пережила некое романтическое приключение вроде амуров с арабским шейхом или нефтяным магнатом на уединенном острове. — До… свидания, — выдавила Лариса. И, дав отбой, повалилась на диван, трясясь в приступе беззвучного смеха.

Настроение у нее пошло вверх. «Выкручусь как-нибудь, — подумала она. — Если на студии для меня нет никакой работы, попытаюсь найти ее в другом месте. Позвоню Сергееву. Может, он куда пристроит? Связи у него большие. Главное — я дома! Жива-здорова. Господи, даже не верится! Сейчас я буду лежать в ванной и наслаждаться этим. Сто лет я не принимала ванну!»

После ванны Лариса легла спать. Проснулась она на следующий день поздно. Около пяти вечера. Организм никак не мог отойти от пережитого. И ей требовалась основательная «перезарядка батареек». Лариса подумала, что надо убраться в квартире, потом сходить в магазин и купить разные хозяйственные мелочи. А завтра с утра она начнет звонить на студию. Будет постепенно въезжать в жизненную колею.

В ванной Лариса нашла остатки стирального порошка. Развела его в воде и принялась за мытье полов. Потом вымыла окна. Время пролетело незаметно.

Лариса поставила чайник и включила маленький телевизор, который стоял у нее на холодильнике. Шла реклама. Она настолько отвыкла от телевизора, что дурацкая реклама показалась ей кинематографическим шедевром. Затем объявили программу «Криминальные новости». Симпатичная блондинка сухим бесстрастным голосом читала хронику происшествий. Чайник вскипел. Лариса положила две ложки кофе в чашку и налила туда горячей воды. Внезапно одна информация привлекла ее внимание…

В лесу в районе Балашихи нашли тело Натальи Горностаевой, молодой артистки, одно время игравшей в театре «Дарина». По внешним признакам это убийство напоминает два других. Убийство Светланы Сугробовой, студентки ГИТИСа, и Ирины Розен, бывшей питерской актрисы, три года назад переехавшей в Москву и с успехам снявшейся в нескольких фильмах…

Лариса ахнула. Она немного знала Ирину и Светлану. Пару раз сталкивалась с ними на пробах. Администрация «Арион-Т» старалась, чтобы конкурентки как можно меньше общались друг с другом. Особенно на последних турах. Но иногда избежать этого было невозможно. Ирина, худенькая поджарая брюнетка с цепким взглядом умных глаз, производила впечатление расчетливой, опасной соперницы. Сугробова была не лучше. Она выглядела амазонкой-победительницей и смотрела на всех с нескрываемым превосходством. Она вела себя так, как будто главная роль была у нее уже в кармане. Однажды Лариса видела, как Светлана заискивала перед Надеждой Анисиной. Что-то говорила и льстиво смотрела ей в глаза. Но Анисина холодно покачала головой и отошла. Не поддалась на откровенный подхалимаж. Лариса так живо вспомнила съемки на студии, что чуть не задохнулась от волнения. Все было так ярко, зримо, осязаемо. И так давно… Горностаеву она не помнила.

И вот они все мертвы. Что это? Совпадение? Или… Мысли Ларисы путались. Но дикторша не упомянула, что кто-то из девушек снимался в сериале «Придворный роман». Значит, съемки не состоялись? Но почему? «Надо с утра засесть за телефон и дозваниваться до „Ариона“. Не дозвонюсь — поеду. Не выгонят же меня оттуда, в конце концов!»

Наскоро выпив кофе, Лариса подхватила сумку и пересчитала деньги. Надо было идти в магазин.

В магазине Лариса накупила столько хозяйственных и бытовых мелочей, что они не уместились в одной сумке. Пришлось прямо у кассы покупать большом пакет и выгружать часть покупок из тележки в него.

По дороге домой Лариса думала о судьбе сериала. Случилось что-то непредвиденное, если он так и не вышел на экраны. Васин не мог упустить предоставленный ему шанс. Не такой он был человек!

Она уже подходила к арке, когда увидела, как от нее отделилась темная тень. «Бандит, — промелькнуло в Ларисиной голове. — Сейчас стукнет по башке, отнимет кошелек и убежит!» Она мгновенно выронила сумки и заняла оборонительную позицию. «Тень» напала на нее. С удивлением Лариса обнаружила, что это — женщина. Несколько минут между ними длился поединок. Лариса сражалась с достойным противником. Наконец Лариса с силой оттолкнула женщину к стене. Та ударилась о стенку и медленно осела на тротуар. Лариса ахнула и прижала ладони к щекам. Но тут краем глаза она увидела, как к ней бегут двое мужчин. Лариса рванулась вперед. Ей надо было добежать до своего подъезда. Коды других подъездов она не знала и поэтому не могла туда попасть. Она летела, не чуя под собой ног. Хорошо, что ее код был простой, трехзначный. И нажимался одним аккордом. Лариса набрала цифры и рванула на себя дверь. Она влетела в подъезд и, перепрыгивая через две ступеньки, добралась до своего пятого этажа. Достала из кармана ключи, радуясь, что не положила их в сумку. Привычка носить ключи в карманах осталась у нее с детства. Дрожащими руками вставила ключ в верхний замок. Резко толкнув дверь, Лариса оказалась в коридоре. Захлопнув дверь, она вцепилась руками в волосы и сползла по стенке. Ужас не кончился, он только начинался. Они не успокоятся, пока не выкрадут ее снова! Но кто это — они? Люди Хасанова или кто-то еще? Но кому она нужна? Хасанов… Как он мог узнать о ее приезде? Значит, за ней следили все это время? Но почему ее тогда не перехватили раньше? Выжидали удобного случая? Получается, что так… Но что ей теперь делать? Сидеть в квартире, как в засаде, и бояться высунуть нос на улицу? Они могут схватить ее в любое время дня и ночи! Позвонить в милицию? Но ей скажут, что здесь нет криминала, ведь ее не избили, не изувечили. Нет трупа — нет дела… И тут Лариса вспоминила о женщине, которая напала на нее. Незнакомая женщина, которую она видела впервые в жизни. Впервые? Неясная мысль промелькнула в Ларисиной голове. Что-то с трудом зашевелилось в глубинах ее памяти. Какое-то смутное воспоминание. Где-то Лариса видела ее раньше или, может быть, сталкивалась с ней… Занятия айкидо выработали в ней почти звериное чутье на запахи, краски, человеческие лица. Могла ли она поручиться за то, что никогда раньше не встречалась с этой женщиной? Нет. Здесь была какая-то зацепка, но обмозговать ее не было сил. Если только в другое время, в более расслабленной обстановке, когда она уже не будет натянутой струной…

Лариса не знала, что женщина, о которой она сейчас думала, уже мертва. Двое мужчин вернулись к ней, лежавшей на тротуаре без сознания, и один из них затащил ее в машину, где и прикончил двумя ударами ножа в сердце. Потом он какое-то время кружил по дворам, выбирая место, где можно было оставить мертвое тело. Наконец в одном из дворов, в темноте, он выкинул из машины труп, бросив его между гаражами, и вернулся к своему напарнику, караулившему Ларису у подъезда. Им было дано задание не брать ее пока в квартире, потому что это было слишком опасно. Она была уже начеку и могла сразу позвонить в милицию. Они должны были караулить ее на улице, чтобы вести за будущей жертвой слежку… пока не представится удобный момент для похищения.

Но Лариса не ведала, какие планы строились на ее счет. В тот момент она размышляла о том, как ей выбраться из этой западни. Выход был один — бежать. Скрыться ото всех, отлежаться в заповедном месте, где ее никто не найдет. Она должна временно исчезнуть. Но куда она могла податься? И тут Ларису пронзило: в деревню! В родную деревню! Под Владимиром. Где она отдыхала каждое лето в детстве. Там ее не достанут. Это мысль! Мозг Ларисы заработал с лихорадочной быстротой. Для начала ей нужно выпить кофе или чай и прийти в себя. Потом пересчитать деньги и собрать необходимые вещи. Потом придумать, как обмануть своих преследователей. Вдруг они караулят ее возле дома.

Лариса поднялась с пола и пошла на кухню. Ее рука протянулась к выключателю — и тут же вернулась в исходное положение. Нет, свет зажигать нельзя! Это было рискованно. Лариса поставила чайник на плиту и села на табуретку. Она вспомнила, что в тумбочке есть свечка. Она зажгла ее и поставила на пол около двери, чтобы свет не отражался в окнах. Выпив горячего сладкого чаю, Лариса достала свой НЗ — три с половиной тысячи долларов. Этого должно хватить на первое время. А там будет видно. Еще какие-то деньги у нее лежали в банке. Но снять их она уже не успеет. Ранним утром ей нужно покинуть квартиру.

Лариса посмотрела на часы. Половина одиннадцатого! Часика четыре она поспит. А потом будет думать, как ей выбраться из квартиры. Незаметно. Не привлекая внимания тех, кто пасет ее. Лариса почему-то была уверена, что они находятся возле дома. И ждут ее появления.

Утром она выбралась через чердак на крышу дома и спустилась вниз по водосточной трубе. Сумку с вещами она бросила на асфальт, чтобы та не мешала. Хорошо, что в такую рань народу на улице почти не было. Если преследователи караулят ее у подъезда, то их старания напрасны. Она выбралась в совершенно противоположном месте.

ГЛАВА 12

Паша сидел и размышлял над рекламой… Слова «ОДЕЖДА ДЛЯ БЕРЕМЕННЫХ» представлялись ему толстыми змеями, ползущими друг за другом. Мерзкая реклама. Паше не раз хотелось порвать все свои подготовительные материалы. Потому что там была одна чушь, а на ум ничего путного не шло. Да и что там могло быть путным, горько усмехался Паша. Вот тебе и «перспективное задание», о котором он мечтал. От такого задания кошки сдохнут. Бросать надо эту работу, бросать немедленно. И для этого нужно только преодолеть матушку-лень и хорошенько порыться в Интернете. Не может быть, чтобы там не было ничего подходящего… Константин Борисович уже несколько раз интересовался, как идут дела. Паша говорил, что он работает. «И когда будут результаты?» — спрашивал шеф. «Скоро», — отвечал Паша, глядя в сторону. Но все, что он придумывал, было блекло, глупо и невыразительно. Например:

Комбинезончик теплый мы наденем,

С малышом в животике пойдем.

Мы — вдвоем, нам хорошо, мы верим,

Эту зиму мы переживем.

Чушь собачья! Или:

Прекрасное платье на лето,

Легко в нем и хорошо.

Я словно наполнена светом,

Мне в платье без солнца светло.

А здесь даже рифмы приличной нет. Надо попросить Константина Борисовича дать другое задание. С этим он не справляется. Он просто тянет время в надежде, что его озарят плодотворные идеи. Но надо честно признаться, что этого не случится. Никогда. Паша в унынии грыз карандаш, когда позвонил внутренний телефон и секретарь шефа сказала, чтобы он подошел к телефону. Немного удивленный, Паша встал с рабочего места и пошел к выходу, где на столике стоял телефон с городскими номерами. Шеф был ярый противник телефонной трепотни. Он даже ввел специальные штрафные санкции «за расточительство рабочего времени». Молоденькие барышни, которые приходили в «Квадро», сначала бойко трепались со своими подругами, бойфрендами, мамашами. Но после «удара рублем» сникали и шарахались от телефонных звонков, как от проказы. Что-то лепетали в трубку и бросали ее, оборвав беседу на полуслове. Поэтому Паша шел и гадал: кто мог ему позвонить. Взяв трубку, он услышал взволнованный голос Веры Константиновны:

— Паша! Это я. Тебя вызывают в милицию.

— Меня? — Паша подумал, что бабушка разыгрывает его. Но раньше он не наблюдал за ней склонностей к розыгрышам.

— Да. Дело в том… понимаешь… такой ужас… — Пашу прошиб холодный пот. Он понял, что произошло что-то страшное. Но что?

— Бабушка! — закричал Паша. — Не тяни. Говори!

— Убили Надю…

— Надю? — переспросил Паша. — Убили? Головы сотрудников, сидевших ближе к выходу, машинально повернулись к нему.

— Как это случилось? — хрипло спросил он.

— Не знаю. Звонили из милиции! Они хотели с тобой побеседовать.

— Понял… — растерянно сказал Паша.

— Паша! Паша! — кричала в трубку Вера Константиновна. Но он уже положил трубку на рычаг.

Надин убита! В это было трудно поверить! Надин… Еще два дня назад он был у нее. Они ужинали при свечах. Пили вино. Ели пиццу, которую оба обожали: с ветчиной и грибами. Слушали музыку. Это было так романтично! Потом занимались любовью. Надин была непривычно страстной и соблазнительной. После того как они, утомленные, лежали рядом на диване, Надин сказала, что скоро ей надо будет уехать на некоторое время по делам.

— Куда? — ревниво спросил Паша.

— Секрет, — сказала, смеясь, Надин.

У Паши нехорошо екнуло в груди. Его охватил приступ ярости и ревности. Надин всегда была как будто бы рядом и одновременно далеко. Паша почти смирился с этим. Но оказалось, что не до конца. Он вдруг ощутил себя злостным собственником.

— По каким таким делам? — задал Паша вопрос требовательным тоном.

Надин посмотрела на Павла и взъерошила его волосы.

— Большим.

— А все-таки?

— В чем дело, Паша? — холодно одернула его Надин. — Ты имеешь право задавать мне такие вопросы?

— А почему бы и нет?

Надин хотела сказать что-то колкое, но сдержалась. Она вскочила и пошла в ванную. Гибкая, грациозная, с прекрасным телом. Паша чувствовал себя глубоко обманутым и уязвленным. Мужем-рогоносцем. «Какой я глупец и кретин, — горько усмехнулся Паша. — У Надин есть любовник. Это очевидно! Ее заработков на студии не хватило бы и на пятую часть ее расходов. Она много раз говорила, что Васин — жмот и удавится за копейку. Он ублажает только себя, любимого. Откуда же у нее деньги? Конечно, от спонсора. Сейчас это в порядке вещей. Обычное явление. А я у нее — как развлечение. Игрушка-погремушка. Добрый незлобивый Паша, который всегда под рукой. Свистни — и он моментально прибежит. Как собачонка!» Паша сел на диване и крепко стукнул кулаком по столу. С досады и обиды на Надин. Развела тут секреты! Удирает с любовником на Мальдивы или Багамы. Закрытая, сухая, злая и черствая. А то, что она несколько минут назад была страстной любовницей, так это она заглаживала сама перед собой подспудное чувство вины.

И здесь у Паши созрел нехороший план. Он вспомнил, что в компьютере Надин был файл «Дневник». «Надо скачать его и узнать все твои тайны, милочка», — злорадно подумал Паша. Сейчас Надин в ванной. Так что момент подходящий. Правда, он не взял дискеты, но у Надин их навалом. Вон, лежат на полке. А чтобы Надин не помешала ему, надо ее запереть в ванной. А потом разыграть это как шутку. Паша вскочил с дивана и направился к ванной. За дверью журчала вода. Надин принимала душ. Паша, затаив дыхание, сдвинул задвижку и на цыпочках отошел от двери. В комнате он схватил ноутбук, включил его и стал искать файл «Дневник». Он обнаружился сразу. Паша взял чистую дискету с полки и переписал на нее файл. Потом закрыл ноутбук, положил его на место, и тут услышал, как Надин пытается открыть дверь ванной.

— Паша! — крикнула она. — Ты что, меня запер?

— Да. Чтобы ты, неверная, подумала над своим поведением. Развела от меня секреты! — шутливо отозвался Паша.

— Открой немедленно!

Паша щелкнул задвижкой. Из ванной вышла Надин с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Со злыми глазами. И отвесила ему оплеуху.

— Мне такие шутки не нравятся! Что ты себе позволяешь?

— Ничего, — пробормотал Паша, потирая щеку.

— Чтобы этого больше никогда не было! Понял?

— Понял, понял. — Щека горела. Рука у Надин оказалась тяжелой.

Надин рассердилась не на шутку. И была не расположена менять гнев на милость. Она прошла в комнату и стала одеваться. Не глядя на Пашу, словно он был неодушевленным предметом. Одевшись, она села на диван и взяла в руки пульт телевизора. Молча. Паша вздохнул. Настроение у него упало ниже нулевой отметки.

— Ну… я… пошел.

Надин сухо кивнула головой.

— Не сердись, — произнес он.

В ответ — ни слова.

В коридоре Паша крикнул:

— Пока! Молчание.

Паша был таким расстроенным и подавленным, что, придя домой, даже не посмотрел дискету с записанным файлом. Это была их первая серьезная ссора с Надин. А вдруг она теперь не захочет его знать? И между ними все кончено. Навсегда и бесповоротно. И он никогда больше не увидит Надин, не ощутит гладкость ее кожи… От досады Паше хотелось завыть волком. Как он не подумал о том, что Надин — девушка с характером! То, что можно позволить себе с другой, не пройдет с Надин. Дурак, растяпа, идиот, ругал себя Паша последними словами. Пузатый китайский божок издевательски улыбался и ехидно смотрел на Пашу. «Болван китайский! — Наподдал он ему ногой. Божок упал и покатился к стенке. — Ну и пусть лежит так, поднимать не буду», — разозлился Паша.

Уснул он с трудом. Ворочался с боку на бок. Несколько раз порывался позвонить Надин. Но, подумав, решил этого не делать. «Пусть она немного поостынет. А то попаду ей под горячую руку! А если она уже уедет?» — терзался сомнениями Паша. Он чувствовал себя глубоко несчастным.

На другой день настроение было не лучше. Паша не удержался и позвонил вечером Надин. К телефону никто не подошел. Мобильник ее тоже не отвечал. Паша звонил до двенадцати ночи. Уехала, обреченно подумал он. И ощутил себя жалким псом, которого с размаху ткнули носом в лужу. В качестве наказания и воспитательной меры. Утром он побрел на работу, думая, что, как только Надин вернется, он будет вымаливать у нее прощение, пока она не сжалится над ним. И вот теперь ему звонит бабушка и сообщает, что Надин убили…

Паша шел к своему рабочему месту, как сомнамбула. Ничего не видя и не слыша вокруг. Он сел на стул и уставился взглядом на папку с надписью «Одежда для беременных». «Какие беременные? Мою девушку убили… Надо отпроситься с работы. Разве я могу работать в таком состоянии?» — Паша пошел к Константину Борисовичу и сказал, что ему нужно домой. По семейным обстоятельствам.

— В чем дело? — спросил шеф. — Пожар или наводнение?

— Убили…

— Кого?! — вылупился на него Константин Борисович.

— Мою… невесту.

Шеф замолчал. А потом махнул рукой и сказал:

— Выражаю соболезнования. Иди домой. Но завтра…

— Завтра я уже буду на работе, — выдавил Паша.

Дома Пашу встретила Вера Константиновна с заплаканными глазами:

— Жалко Надин!

— Да… жалко…

Паша прошел в кухню и сел на табуретку.

— Есть будешь?

Он мотнул головой.

— Звонили из милиции…

— Ты уже говорила об этом.

— Они просили: как только ты придешь, свяжись с ними. Телефон я записала. Вот. — И Вера Константиновна протянула ему клочок бумаги с записанным номером.

— Сейчас позвоню. Только чаю попью.

Через полчаса Паша позвонил Губареву Владимиру Анатольевичу, и тот попросил его подъехать к нему на работу.

— Хорошо. Через час я подъеду, — убитым голосом сказал Паша.

Губарев внимательно смотрел на молодого человека, сидевшего перед ним. Чем-то он напоминал ему Шурика из кинофильмов Гайдая. Сразу видно, что добрый и мягкий. По теперешним меркам — рохля. Светлые волосы, очки, потухший рассеянный взгляд. Одет почему-то в парадный костюм. Как будто собрался в театр или на выставку.

— Павел Александрович Ворсилов? — спросил Губарев, смотря в свою записную книжку.

— Да.

— Вы были знакомы с убитой Анисиной Надеждой Алексеевной?

— Да.

— Какие вас связывали отношения?

Губарев увидел, что молодой человек слегка по краснел.

— Мы были… близкими друзьями.

— Любовниками?

— Любовниками, — кивнул Павел.

Губарев посмотрел на него с некоторым интересом. Дело в том, что Анисина произвела на него впечатление Снежной королевы. Он еще тогда подумал: есть ли у Анисиной любовник и что он чувствует, когда обнимает такую ледышку? Но оказалось, что майор немного ошибся. Любовник у Анисиной ;был. И сидел сейчас перед ним. Его телефон был записан у Анисиной на отрывном листе крупными цифрами и приколот к обоям в коридоре. Справа от зеркала. Из чего Губарев сделал вывод, что обладатель этого номера находился с убитой в весьма тесных отношениях.

— Сколько времени вы знакомы с Анисиной?

— Год.

— Как часто встречались?

— Два-три раза в неделю.

— Вы ссорились с Анисиной?

— Нет. Только в последний раз… — и молодой человек замолчал.

— Что — в последний раз? — подался вперед майор.

— Поссорились, — сказал Ворсилов тихим голосом.

— Когда это произошло и почему?

— Почему? Я виноват. Я стал ее спрашивать с поездке. Настаивать, чтобы она сказала мне, куда едет.

— Какая поездка?

— Не знаю.

— Расскажите, пожалуйста, по порядку, почему вы поссорились? При каких обстоятельствах?

Ворсилов повертел головой, словно воротник рубашки жал ему шею.

— Я пришел к ней домой… — начал он.

— Когда это было?

— Два дня назад.

— В среду?

— Нет. Во вторник. Мы поужинали. Надин… Надя сказала, что ей скоро надо уехать по делам. Я спросил: каким? Она… не ответила. Я обиделся. Потом…

Наступила пауза.

— Что потом?

— Все было так по-дурацки! — Он наклонил голову и потер лоб. — Я запер ее в ванной!

— Анисину?

— Да. Я хотел пошутить. Но Надя рассердилась и… дала мне пощечину. Я ушел. Все.

— Больше вы не виделись?

— Не виделись. Я звонил ей. Но никто не подходил к телефону.

Губарев пристально посмотрел на Ворсилова. Похоже, что молодой человек говорил правду. Но можно ли доверять первому впечатлению? Сколько уже раз он одергивал себя и призывал опираться исключительно на факты и улики.

— У Анисиной были враги?

— Враги? Не знаю. Наверное, нет.

— Почему вы так считаете?

— Надя была всегда спокойной, ровной. Губарев понял, что хотел сказать Ворсилов. Что Анисина была до такой степени бесстрастной, что у нее не могло быть даже врагов. Все-таки враги подразумевают хотя бы каплю эмоций. Определенного накала. А Снежная королева всегда оставалась на своем пьедестале, не снисходила до каких-то недоброжелателей или завистников.

Губарев вспомнил квартиру Анисиной. Стильная, дорого обставленная. В светлых тонах. Настоящий чертог Снежной королевы.

— Вы знали знакомых Анисиной?

— Н-нет.

Губарев поднял брови.

— Совсем?

— Совсем.

— Но вы целый год были с ней знакомы. Она вам говорила что-то о своей семье, подругах, знакомых?

— Не говорила, — с отчаянием выпалил Ворсилов. Он снял очки и протер их носовым платком. — Не говорила.

— Странно.

— Да, странно.

Губарев подумал, что Снежная королева не изменила себе — холодная, загадочная, манящая своей таинственностью. То ускользающая, то возникающая вновь. Вечное напряжение, недоступность. Игры с партнером, с собственным воображением. Губарев неожиданно вспомнил, как он любил в детстве рассматривать иллюстрации к сказкам Андерсена. Особенно ему нравилась Снежная королева. Красивая, надменная. Мечта, до которой не дотянуться. Сидящий напротив молодой человек был любовником Анисиной. Они о чем-то говорили, беседовали. Но она не позволила ему проникнуть в свою тайну. Она была с ним — и не с ним. Где-то в своем мире. Куда никому не было доступа.

— И вы ничего не знаете о ее родителях, семье?

— Кажется, они умерли. Она что-то говорила об этом. Но когда я стал подробнее расспрашивать ее, Надя свернула тему.

— У Анисиной были еще близкие друзья-мужчины, любовники?

— Я об этом ничего не знаю.

Ну конечно, Снежная королева тщательно оберегала свою личную жизнь от посторонних глаз!

— О чем вы обычно говорили?

— О ее работе. О фильмах. Надя любила все, что связано с кино, — объяснил Павел.

— Она рассказывала вам о своих делах на работе, коллегах?

— Кое-что, — неопределенно сказал Ворсилов.

— Можно поподробнее? Молодой человек вздохнул.

— Ну… конкуренция там большая. Надо было стараться, работать…

Губарев понял, что Ворсилов тщательно подбирает выражения. Интересно, а как вела себя Снежная королева в домашней обстановке? Сменяла ли равнодушный и высокомерный тон на более мягкий, интимный? Или нет?

— Она никогда не упоминала при вас следующие фамилии — Сугробова, Розен, Горностаева?

Паше показалось, что у него сейчас остановится дыхание. Он судорожно сглотнул. Только бы не показать своего волнения, мелькнуло в его голове.

— Нет.

— Вы где работаете?

— Рекламное агентство «Квадро».

— Ваш рабочий телефон?

Молодой человек покраснел вторично:

— Наш шеф не любит, когда сотрудники разговаривают по телефону. Даже по делу.

— Вы живете с бабушкой?

— И с мамой… — Ворсилов замялся, а потом выпалил: — Скажите, как убили Надю? Где?

— Тело нашли в районе метро «Кожуховская». Во дворе между гаражами. Убита двумя ударами ножа в сердце. Примерно в десять часов вечера.

— Я могу идти? — спросил Павел, помолчав.

— Да. Пока вы свободны.

— Ты смотри, Вить, как все лихо закручивается! Сугробова, Розен, Горностаева, — сказал Губарев, вызвав к себе Витьку.

Губарев замолчал и вспомнил, как несколько дней назад был обнаружен труп молодой актрисы Натальи Горностаевой — в лесу, недалеко от Балашихи. Почерк был все тот же. Раздробленные ступни ног, исколотые вены. Порезы на лице. У девушек брали кровь. Неизвестный маньяк-кровопийца…

Посмотрев на труп Горностаевой, Губарев тяжело вздохнул. Красивая девушка. Она приехала из Тюмени и снимала квартиру в районе метро «Бабушкинская». Ее соседка, с которой Наталья дружила, сказала, что Горностаева пробовалась на главную роль в сериале «Придворный роман». Соседка была словоохотливой женщиной лет шестидесяти. Она не скрывала своих слез.

— Да она мне вместо внучки была! Всегда за хлебом сходит, в аптеку сбегает. Такая добрая, душевная! Кто это сделал?

— К ней кто-нибудь приходил? Друзья? Знакомые?

— Нет. Она ведь работала много. Чтобы квартиру снимать, ей приходилось крутиться-вертеться. И это помимо съемок. Раньше она работала в районном театре. Но его прикрыли. Наташа очень хотела сняться в сериале. Но там все так затянулось… Ей пришлось идти подрабатывать. Добывать деньги себе на жизнь.

— А кем она работала?

— Ой, не знаю. Для меня это все так сложно. Она говорила, но я не запомнила. Что-то вроде распространителя американской косметики. Ей ведь нужен был свободный график.

При обыске в квартире были обнаружены рекламные буклеты американской фирмы «Зеленая волна», пропагандирующие экологически чистую косметику «без вредных примесей и добавок». Губарев связался с администрацией фирмы. Об актерской карьере Горностаевой они ничего не знали. И вообще в личную жизнь своих сотрудниц не вникали. Раз в неделю Горностаева приезжала за продукцией и отвозила ее по определенным адресам. Все.

— Знаешь, чего мне хочется? — сказал тогда Губарев Витьке.

— Откуда же я знаю?

— Арестовать Васина, — сказал Губарев.

— Почему?

— Мне кажется, что зачинщик всего — он.

— Когда я выдвинул такую версию, вы меня не поддержали! — съехидничал Витька. — А теперь — туда же!

— Да. Именно так. Мне этот Васин со своими актрисами поперек горла уже! — И Губарев провел ладонью по шее.

— И что вы будете делать?

— А пока — ничего! Что-то мне интуиция подсказывает, что скоро наши с Васиным пути пересекутся. Надо внимательно просмотреть информацию в ноутбуке Анисиной. Мне кажется, что там мы почерпнем для себя немало любопытного.

Паша шел по улице, то и дело прикладывая руку ко лбу. Он что-то мучительно пытался вспомнить. Но что? Мысли путались. Временами перед ним вставало лицо Надин, на котором одно выражение сменялось другим. Оно было то нежным, то сердитым. Он хотел воскресить цельный облик Надин. Но у него это не получалось. Слишком она была разной и закрытой. Дома его встретила Вера Константиновна.

— Ну как?

Паша ничего не ответил.

Их кухни вышла мать.

— Ты приехала? — пробормотал Паша.

— Да. Я уже в курсе случившегося. Бедный мальчик. — Она подошла и прижалась к нему. — Я так сочувствую.

Паша отстранился от нее. Он чувствовал какую-то непонятную злость на всех и вся. Первые симптомы этой злости он ощутил еще в кабинете следователя. А сейчас она росла и пухла на глазах. Наподобие снежного кома. Он злился на темную непонятную силу, которая отняла у него Надин. Паша еще не мог до конца поверить в то, что он больше никогда не увидит ее. Только сейчас эта мысль стала доходить до него. Медленно, неотвратимо. Это так… несправедливо! Надин такая молодая! Кто посмел убить ее?

Паша повернулся к домашним спиной и побрел в свою комнату. Он внезапно подумал, что ничего не знает о Надин. В кабинете следователя он выглядел настоящим придурком. Быть знакомым с девушкой целый год — и ничего не знать о ее семье, знакомых, друзьях. Губарев, наверное, не поверил ему. Это действительно было более чем странно. Если… только не знать Надин. Такую — застегнутую на все пуговицы, замкнутую. Она пресекала любые вопросы, касающиеся ее личной жизни. Она прекрасно знала историю мирового кинематографа, сыпала именами и датами, но о себе давала минимум информации. Теперь ее нет, и все свои тайны Надин унесла с собой. И здесь Паша подскочил на диване. Как он мог забыть! У него же осталась дискета с «Дневником» Надин! Там-то она, наверное, была сама собой. У него есть великолепный шанс наконец-то узнать Надин такой, какой она была на самом деле. Правда, посмертно. При жизни она тщательно хранила свои секреты. А почему следователь спросил Пашу о трех девушках, проходивших кастинг еще год назад: Сугробовой, Розен и Горностаевой? Паша ведь уже выяснил, что Сугробова и Розен исчезли… Он вошел в Интернет и набрал три фамилии. Информацию он нашел на страницах сайта «Криминальные хроники». Девушки мертвы! Обнаружены их трупы! Но при чем здесь Надин?

Возбужденный, Паша включил ноутбук, вставил в него дискету и прильнул к экрану. Прочитанное ошеломило его!

«Мне всегда казалось, что я — ниоткуда. Мое самое первое впечатление, когда я стала ощущать себя (где-то в возрасте пяти лет): я — чужая. Чужая всем. Родителям, бабушке, сестре Алене и брату Диме…»

Вот те на! Оказывается, у Надин куча родственников! А она как-то обмолвилась ему, что она — сирота. И родители ее давно умерли. Паша стал читать дальше…

…«О своем детстве я даже не хочу вспоминать. Я его благополучно забыла. Я жила все время как на вокзале в ожидании поезда, который в один прекрасный момент увезет меня куда-то. Навсегда. В „Волшебную страну Оз“. Все мои ощущения были проникнуты этим ожиданием. Но я твердо знала, что это — не миф. А реальность, которая обязательно сбудется. Надо только подождать. Мои ожидания скрашивали фильмы. Как я любила смотреть их! Запоем! Как только в зале зажигался экран, что-то таяло у меня в груди. Я любила ходить в кинотеатры. Смотреть фильмы дома — это другое. В этом процессе нет того волшебства, той магии, чуда, которые присутствуют, когда ты сидишь в зале. И перед тобой распахиваются врата в совсем другой мир. Прекрасный и нереальный. Особенно я любила старые фильмы. Черно-белые. Всего две краски. Две ипостаси. Два лика единого целого. А сколько оттенков и полутонов! А эта восхитительная дымка, окутывающая лица великих героинь экрана: Грета Гарбо, Марлен Дитрих, Джуди Гарланд, Рита Хейворт, Вивьен Ли… Дымка, как вуаль, накидывающая на лица героинь загадочность и таинственность. Как великое сфу-мато Леонардо! У меня невольно выступали на глазах слезы, когда я смотрела на эти божественные лица, которых не найдешь сегодня в толпе. Люди обмельчали и стали уродливыми. Красота умерла вместе с великими героинями. Она ушла. И уже не возродится вновь…»

…Паша оторвался от текста. Кто бы мог подумать, что Надин была столь романтична и влюблена в кумиров прошлого! Холодная Надин в детстве и юности бегала в кинотеатры и сидела в темном зале, обмирая от восторга и восхищения. Паша представил себе тоненькую фигурку Надин, ее светлые глаза, с обожанием смотревшие на экран. И ему стало не по себе оттого, что все мечты Надин умерли вместе с ней.

Надин описывала свои ощущения, фантазии, как она мечтала стать то великой актрисой, то режиссером, чтобы самой снимать фильмы и ни от кого не зависеть. Но потом она постепенно пришла к выводу, что ей хотелось бы заниматься отбором актрис. Решать: кто достоин отдать свое лицо пленке, а кто — нет. Чтобы искра божественности, живущая в великих героинях экрана, не погасла. А перешла в настоящее.

«Только подумать, что я буду причастна к процессу волшебства в его чистом виде! Ведь героиня — это все. Это — Альфа и Омега фильма. Без прекрасного женского лица любой фильм — мертв. Он, как „Титаник“, обречен медленно идти ко дну».

Паша решил сделать перерыв и попить кофе. Он пошел на кухню, заварил кофе и вернулся в комнату. Отхлебнув горячей жидкости, он снова впился взглядом в экран.

«Как только мне исполнилось восемнадцать, я поняла — пора. Дома давно бурлили страсти: куда мне поступать? Меня это абсолютно не волновало. Мать настаивала на филфаке ЛГУ, папа говорил, что я сама могу выбрать профессию по душе. Я молчала и ничего не говорила. Про себя же я решила, что после школы уеду. В Москву. Здесь мне делать абсолютно нечего. Я хотела порвать с родными и со всем, что меня окружало. Я хотела строить жизнь по своему усмотрению… Дома я никогда бы не смогла этого сделать. Вечное давление. Настойчивое — матери и мягкое, ненавязчивое — отца. Мне это надоело.

Чтобы мой отъезд не вызвал ненужного переполоха, я объявила своим, что влюбилась и поэтому уезжаю к Нему в Москву. Мать — открыла рот, отец — смущенно заулыбался. Я повторила свои слова. Мать закрыла рот, отец погрустнел. Они были так ошарашены, что даже не смогли ничего возразить. Я изобразила бешеную страсть и сказала, что если меня не отпустят, то я брошусь в Неву с Аничкова моста. Подействовало. Дело в том, что мамина родная сестра утопилась тридцать лет назад от несчастной любви. С тех пор этот случай витает проклятьем над нашей семьей.

Мне дали немного денег. Бабушка — драгоценности. Фамильные, старинные. Она отдала мне их тайком. Я невольно растрогалась. Сказала своим, что буду держать их в курсе. Звонить, приезжать. Про себя я твердо решила, что делать этого не стану.

Я приехала в Москву и поступила во ВГИК. У меня было два козыря: моя хорошая подготовка и холодная, «мраморная» красота (как выразился один друг нашей семьи). Первым козырем я убила приемную комиссию, вторым — председателя этой комиссии. Переспав с ним. Его имя я даже не буду упоминать. Его я забыла сразу же после поступления, потому что обременять свою память лишними подробностями ни к чему».

Паша оторвался от текста и усмехнулся. Здесь он уже узнал свою Надин. Ее расчетливость и хладнокровность. Но чем-то она притягивала его. И ему с ней было хорошо… Паша глубоко вздохнул. И посмотрел на китайского божка, которого он поставил в углу. Но уже лицом к себе. Он решил, что хватит наказывать божество. А то оно может и разгневаться.

… «Училась я хорошо. Моя жизнь была подчинена четкому распорядку. Учеба, походы в кино (моим любимым кинотеатром стал „Иллюзион“) и поддержание спортивной формы. Гимнастика, занятия в тренажерном зале. Одно время я увлекалась тэквондо. Пока мне хватало денег, вырученных за бабушкины драгоценности. Но я понимала, что вскоре передо мной встанет проблема зарабатывания денег. И от этого никуда не деться. Пока я не паникую, а прикидываю: что мне делать? Я хорошо знаю английский и французский, испанский — на твердую четверку. Может, заняться переводами?

Через пару месяцев все благополучно разрешилось. Я вспомнила о председателе приемной комиссии, преподававшем во ВГИКЕ на старших курсах. Влиятельном человеке. Прикинувшись кроткой овечкой, я обратилась к нему за помощью».

Паша на секунду оторвался от экрана и подумал, что он многое бы отдал, чтобы увидеть Надин кроткой овечкой. Он просто не представлял ее себе в этой роли. Наверное, впечатляет! Кроткая Надин -это что-то невероятное! Все равно, что Мадонна — монахиня!

«Мой „благодетель“ сразу решил меня осчастливить и пригласил на романтическое рандеву. После чего предложил мне выгодную работу — сопровождать иностранные делегации, когда они приезжают к нам в Москву для укрепления дружественных связей в области кинематографа. Работа была выгодной и денежной. Я познакомила с достопримечательностями Москвы… — далее шел длинный список известных имен. — Некоторые из них тащили меня в постель, а потом щедро расплачивались. Я шла на это, потому что мне нужно было купить квартиру. Не могла же я вечно жить во вгиковском общежитии!

Скопив энную сумму, я, скрепя сердце, обратилась к своим. Звонила я им редко. Но они, по-моему, решили, что я все равно уже отрезанный ломоть. И не особо докучали мне своими расспросами. К тому времени умерла бабушка. Родители продали ее квартиру и часть денег отдали мне. Благодаря этому я смогла купить однокомнатную квартиру недалеко от метро «Красная Пресня». Одна часть моего плана была успешно выполнена. Я закрепилась в Москве».

Паша подумал, что в этом — вся Надин. Четкая, целеустремленная. В ней не было ни грамма сентиментальности. Он читал «Дневник» с интересом. Ему открывалась другая Надин. На какое-то время он забыл, что ее уже нет. Пробегая глазами строчки, он словно слышал ее голос, интонации.

«После окончания ВГИКа я уже знала, где буду работать. На „Мосфильме“ с Мизуриным. И здесь мне опять помог „благодетель“. Все это время я поддерживала с ним отношения, понимая, что он может мне еще пригодиться. Я проработала с Мизуриным год. Больше не смогла. Сплошные дрязги и конфликты. И никакой творческой работы. Я думала, что сделаю первый шаг к своей мечте — и стану проводить кастинг актрис для фильма. Но Мизурин поссорился со своим спонсором. И тот забрал деньги, предназначенные для съемки масштабной киноэпопеи под условным названием „Допетровская Русь“ — сериала в двести — двести пятьдесят серий. Огромный мыльный пузырь с треском лопнул. Мне нужно было найти что-то более стабильное и творческое. И тут… вмешалась Судьба или Провидение. У Мизурина я познакомилась с одним очень интересным человеком, увлекавшимся разными идеями, религиями, течениями. Его интересовало абсолютно все. И однажды он предложил мне пойти вместе с ним на вечеринку. Развеяться. Это предложение пришлось как нельзя более кстати. После провала проекта мы все ходили как в воду опущенные. Я согласилась.

На вечеринке, проходившей в большой пятикомнатной квартире, было много известных людей. Но никакого шумного веселья, смеха, пошлых анекдотов. Приглашенные тихо переговаривались друг с другом, о чем-то беседовали, спорили. Мой знакомый оставил меня в большой комнате и сказал, что он скоро подойдет. Я чувствовала себя не очень уютно среди чужих людей. Но никто не обращал на меня никакого внимания. Вскоре я немного освоилась и перестала ощущать скованность и неловкость. Наконец появился мой знакомый. Он был не один. А с женщиной. Средних лет, невысокого роста. От нее исходило ощущение властности и силы. Одета она была в черное платье ниже колен. На плечах — сине-бирюзовая шаль. Глаза — умные, внимательные.

Меня представили ей. Она сказала, что может помочь мне с работой. Известный режиссер Васин ищет помощника для консультанта по кастингу. Если это меня устроит, то она могла бы посодействовать. Женщина посмотрела на меня с улыбкой. Устроит ли! Я почувствовала, что мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Васин! Работа с Васиным! «Я благодарна, очень благодарна вам», — сказала я. «Ну и замечательно, — услышала я от нее. — Я думаю, что это не последняя наша встреча». Она отошла от нас. А я стояла и думала: неужели я наконец-то нашла то, что хотела всю жизнь? Это было так невероятно, что я даже боялась в это поверить.

Но все произошло так, как будто бы меня взяла за руку добрая фея и повела по волшебной дороге. Действительно, я стала работать с Васиным. Вскоре на горизонте замаячил проект сериала «Придворный роман». Но предварительно я должна была провести огромную работу. Нужно было найти актрису на роль главной героини. Здесь требовалось нечто особенное. Нестандартное. Интригующее. Не просто красота, а красота таинственная, манящая. Для этого мне необходимо было перелопатить кучу материала и пересмотреть множество лиц, чтобы найти то единственное, подходящее для фильма. Я почувствовала азарт и вдохновение. И с жаром принялась за работу. Это было по-настоящему интересно и увлекательно.

Я все время помнила о той женщине, которой была обязана новой работой. Я чувствовала, что мы еще обязательно встретимся. И поэтому в голове нередко мелькала мысль: «А что она потребует с меня за это?» Жизнь научила меня, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И никто ничего не делает просто так. Задаром.

И я оказалась права! Женщина позвонила мне и пригласила прийти на вечеринку по тому адресу, где мы с ней познакомились. Я пришла. Мы уединились в маленькой уютной комнате. Голосу нее был мягкий, чарующий. Она объяснила мне, что нужно делать. При этом все говорилось так, что было очевидно — отказаться я не могу. Даже если бы и захотела. У меня не было выхода. Я оказалась в западне. Меня купили этой работой, и поэтому я была вынуждена делать то, что мне скажут. Я становилась маленьким винтиком некоего грандиозного проекта под названием: «Цепь Мириам». Суть его состояла в том, чтобы отобрать девушек по определенному стандарту. Главный критерий — внешность. Но, кроме нее, есть еще много других параметров. Моя работа в качестве помощника главного консультанта по кастингу идеально подходит для этого. Девушки нужны для «выведения» породы новых, более совершенных людей. Для меня это было несколько туманно. Я никогда не увлекалась отвлеченными идеями и мистикой. Но постепенно проект захватил меня. Я все время сокрушалась о том, что в наше время почти нет лиц с печатью идеальной красоты. Все измельчало. А здесь мне предлагалось внести свой вклад в Создание Абсолютной Красоты. Потрясающе! «А что будет потом с этими девушками?» — спросила я.

Женщина слегка улыбнулась: «Они будут вступать в брак с совершенными мужчинами. И у них будут рождаться красивые дети. Красота должна снова возродиться, несмотря ни на что, правда?» — спросила она меня. Здесь я немного смутилась. Дело в том, что приблизительно такую же идею я рассказывала своему знакомому, который и свел меня с этой странной женщиной. Помню: мы как-то разговорились, и я сказала, что красота стремительно вырождается. И скоро все люди будут похожи друг на друга. Они станут одинаково уродливыми. Наверное, он рассказал ей об этом. Или все интересные идеи и проекты витают в воздухе вокруг нас? И надо только уловить их вибрации».

Паша схватился руками за голову. Неужели умная, тонкая Надин даже не догадывалась, для чего собираются использовать этих девушек! Их поставляли как материал чудовищному маньяку, Молоху! А ей наплели сказку о союзе совершенных людей, возрождении Красоты! Похоже, что существовали две абсолютно разные Надин. Одна — практичная и расчетливая, прекрасно понимавшая всю изнанку и циничность жизни. Другая — оторванная от действительности, без памяти влюбленная в старое кино и мечтающая об абстрактных идеалах. Но, возможно, так оно и было. Паша горько усмехнулся: бедная Надин! Если бы она только знала о дальнейшей судьбе этих девушек! Но Надин не смотрела телевизионные новости, поэтому могла ничего и не знать!

Голова налилась тяжестью. Паша посмотрел на часы. Два часа ночи! Завтра на работе он будет клевать носом. Какое дело шефу до убитой Надин, до Пашиных переживаний? Этому идиоту на все наплевать! Выгонит с работы в два счета и не посмотрит ни на что. Надо ложиться спать. А завтра он продолжит знакомство с «Дневником» Надин.

Паша посмотрел на китайского божка. Ему показалось, что тот грустно улыбается. И помимо своей воли Паша почувствовал, как на глазах его выступили слезы. Надин мертва! И он больше ее никогда не увидит…

ГЛАВА 13

…Когда на следующий день Паша пришел после работы домой, в квартире никого не было. Он быстро поужинал и закрылся в своей комнате. Включил компьютер. Вошел в файл «Дневник». Ему не терпелось узнать, что было дальше…

Надин описывала свою работу. Как ей нравилось чувствовать себя селекционером, производящим тщательный отбор нужного материала. Вот Надин упоминает о четырех кандидатурах: Сугробовой, Розен, Горностаевой и Любавиной. Паша подался вперед. Он старался не пропустить ни одной строчки из написанного. Но Надин говорила о них мимоходом, не акцентируя внимания. Дальше Пашин взгляд выхватил фамилию Марголина. Стоп-стоп! Надин описывала ее так: «Это была редкая, совершенная красота. Четкий овал лица, точеные черты. Взгляд, приковывающий внимание. Совершенная форма в совершенной оболочке. Она была достойна соперничать с великими кинобогинями прошлого. Я ощутила невольное волнение. Наконец-то я нашла что-то необыкновенное!..

Паша задумался. «Дневник» Надин вела очень странно. Какие-то вещи она описывала очень подробно, вникая в детали, мелочи, а какие-то нюансы опускала вообще. Нигде не упоминала имен и фамилий. Кроме актрис, которые проходили кастинг. Зато в «Дневнике» было много описаний просмотренных фильмов. Впечатлений от них. Временами Паше казалось, что он читает альманах по истории кинематографа.

Исчезновение Марголиной Надин восприняла как крах своей Мечты. Крушение Великого Проекта. Паша вспомнил, как помрачнела Надин, когда он впервые упомянул Марголину. Он-то подумал, что она переживает из-за актрисы. А для нее все это означало несколько другое. Но тогда Паша ничего не знал об этом. Надин писала, как она не находила себе места после случившейся катастрофы, только об этом и думала. Текст был более или менее понятен. До этого места. Дальше пошло нечто совсем невероятное…

«…Когда я встретилась с этой женщиной в третий раз, она, внимательно посмотрев на меня, сказала, что не стоит так переживать. Я возразила ей. Тогда она на секунду задумалась и прибавила, что мне надо отвлечься. „Как?“ — спросила я. „Ну… с кем-нибудь познакомиться“, — предложила она. Я усмехнулась. „Спасибо, но я не в том настроении“, — ответила я. „Жаль, потому что вам это нужно“. — „Мне?“ — переспросила я. „Хорошо, расставим точки над „i“. Вы — умная девушка. Это нужно мне…“

Паша приложил ладони к вискам. Что-то неясное стучало глухим молотом в мозгу. Тук-тук. Тук-тук.

«…Она сказала, что скоро я познакомлюсь с одним молодым человеком. Для чего? Просто так. Но я-то понимала, что никакого „просто так“ в природе не существует. Здесь есть какая-то цель. И от меня что-то потребуется. Но что? Однако женщина словно читала мои мысли. „Нет, нет, — сказала она. — Вы ведите себя… естественно. Попробуйте приобщить вашего будущего кавалера к магии, мистике. Я вам потом скажу, что делать…“

Паша снял очки и почти уткнулся носом в экран. Ему было страшно пропустить то, что он узнает сейчас.

«Я познакомилась с ним. Приятный молодой человек. Застенчивый, робкий. Вначале я думала, что мне придется сильно напрягаться, но оказалось — ничуть. Он ЖИВЕТ НЕДАЛЕКО ОТ МЕНЯ! С МАМОЙ И БАБУШКОЙ».

Паша откинулся назад и чуть не упал со стула. Он ухватился за край стола и с трудом восстановил равновесие. Речь шла о нем! Он был частью какого-то чудовищного плана, заговора?! Но зачем и кому он был нужен?! Это было непонятнее всего. Может быть, они уже вербуют всех подряд? Так сказать, активно работают с населением. Как политики в период предвыборной кампании. Паша — интеллигентен, он не бомж и не алкоголик. Возможно, они посчитали, что такие люди нужны в их рядах? Или они рассматривают его в качестве очередной жертвы? И выбрали его по медицинским параметрам! Паша почувствовал себя под колпаком! Он был в ловушке. Сначала убрали Надин. Наверное, потому, что слишком много знала. И стала опасна. Всегда первыми убирают тех, кто обладает секретной информацией. Потом «они» доберутся и до него!

Паша ощутил, как внизу живота растекается мертвенный холод. Что делать? И что это за проект — «Цепь Мириам»? Его мог бы просветить Артем Лебедев, специалист по всей это магической чуши. Теперь Паша вспомнил, как в начале их знакомства Надин пыталась давать ему какие-то мистические брошюры. Вроде «Свет внутри нас» или «Непознанное — рядом». Паша сразу со смехом вернул их ей. И сказал, что он реалист до мозга костей. Паша разрывался между желанием срочно позвонить Лебедеву и дочитать «Дневник» Надин.

Он бросил взгляд на часы. Десять! Он может и не застать Артема! Тот вечно где-то ходит.

Но приятель оказался дома.

— Да… Павел? Я слушаю тебя. — Именно так: «Павел», «слушаю». Однако сегодня Паше было не до шуток.

— Я тебе звоню по делу.

— Я слушаю, — повторил Артем.

— Ты что-нибудь знаешь о «цепи Мириам»? Что это такое? Это, кажется, по твоей части.

Артем откашлялся.

— Да, конечно. «Цепь Мириам» — организация, созданная для достижения бессмертия. Посредством переливания крови… Считается, что кровь, как магическая субстанция, способна продлить человеческую жизнь. Ее регулярное употребление помогает омолаживать организм.

— Это что… вампиры? — заикаясь, спросил Паша.

— Можно сказать и так. А зачем тебе нужна эта информация?

— Объясню потом. Артем… помнишь, — Паша запнулся. — Я у тебя на дне рождения год назад познакомился с одной девушкой. Ее звали Нади… Надя.

— Год назад? Не помню.

— Жаль! А я хотел тебя спросить: откуда ты ее знаешь?

Артем коротко хохотнул:

— Разве я могу помнить всех знакомых девушек?

— Значит, не помнишь?

— Нет.

— Ну, пока, — попрощался Павел.

— Как твои дела? — спохватился Артем.

— Нормально. — Не объяснять же Артему по телефону обо всем, что на него свалилось в последнее время. Не поймет! Подумает, что приятель уже с катушек съехал.

— Звони. Не пропадай, — сказал Лебедев.

— Ты тоже.

Повесив трубку, Паша подумал, что его жизнь приобрела оттенок абсурда. Он и сам с трудом верил во все происходящее. С тех пор как он прочитал «Дневник» Надин, ему стало казаться, что он попал в лабиринт ужаса и тщетно пытается найти выход. Между тем он совсем близко. Просто Паша об этом не подозревает…

Получалась чудовищная картина! Некая организация вампиров озабочена поисками бессмертия. Паша иронично хмыкнул! Идея не нова! И для достижения этой фантастической цели им нужна кровь молодых красивых девушек. Отобранных с помощью Надин. Наверняка это лишь видимая часть айсберга. А сколько еще других жертв ждут своей участи — трудно представить! Надин была обманута, введена в заблуждение. А если… нет? И тут Паша ощутил приступ дурноты. А если она во всем разобралась и решила добровольно помогать им? Он может узнать ответ на этот вопрос, если дочитает «Дневник» до конца. Но здесь Паше вновь стало плохо. Он неожиданно понял, что не хочет знать правду. Потому что она может стать невыносимой. Резать по живому. Операция без наркоза. Сама мысль, что Надин могла оказаться чудовищем и монстром, приводила Пашу в состояние ступора.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Он не мог себе представить, что Надин… Помимо воли в памяти Паши всплыло лицо Надин, ее насмешливый взгляд… поворот головы… жест, которым она откидывала волосы назад. Паша обхватил голову руками и застонал. Какой ужас! Он опустил руки. Нет, он должен узнать правду, какой бы она ни была. Он не сможет жить в слепом неведении. Он — мужчина, а не беспомощный кутенок. Пусть правда будет ужасным кошмаром! Но он ее узнает!.. Паша продолжил чтение «Дневника». Нет, Надин ничего не писала о том, что она была в курсе зловещих манипуляций. Она слепо верила в свою миссию — отобрать красивых актрис с целью улучшения человеческой породы. Паша почувствовал, как у него на сердце стало чуть-чуть легче. Надин и не подозревала, кому и в чем она помогает.

Следующие строчки «Дневника» Надин заставили Пашу подпрыгнуть на стуле. «Вернулась Марголина! В это трудно поверить, но это факт. Невероятное возвращение с того света. Значит, Паша был прав, а я-то ему не верила!»

В этом месте Паша горько усмехнулся: «Она считала меня дурачком и думала, что я несу бред. А я оказался прав! Жаль, что я не могу теперь сказать об этом Надин».

«Марголина оставила сообщение на моем автоответчике. Я не поверила своим ушам, когда прослушала его. Но это был ее голос! Я не могла ошибиться. Я сразу позвонила той женщине и рассказала о Марголиной. Та оживилась. „Марголину надо захватить, — после недолгого молчания сказала она. — И это сделаешь ты“. — „Почему я?“ — „Ты хорошо знаешь ее в лицо. Остальные будут просто исполнителями. Двое. Твоя задача — опознать ее. Сообщи ее адрес“. Я продиктовала адрес Марголиной. Женщина, ни слова не говоря, повесила трубку. Спустя какое-то время мне позвонил мужчина и сказал, что захват состоится сегодня вечером. Я должна буду подъехать к дому Марголиной. Они уже будут на месте. В черном „Форде“… Марголину будут караулить весь вечер. Если она не выйдет из квартиры, ее будут брать прямо там. „Как?“ — спросила я. „Тебе не обязательно знать об этом“, — услышала я в ответ.

От этих слов у меня по коже побежали мурашки! Но отступать было уже нельзя! Если бы я могла отказаться от всего этого раньше… К сожалению, слишком поздно… Бедный Паша! Если бы он только знал, кто находится рядом с ним!..»

На этом записи в «Дневнике» оборвались…

Паша сидел как оглушенный. В висках стучало. В его мозгах бесновался настоящий тайфун. Столько информации обрушилось на его голову! Заговор вампиров! Возвращение Марголиной! Нападение Надин на Ларису! Правда, честно говоря, Паша не мог до конца поверить в проект «Цепь Мириам», вампиров и всю эту мистическую дребедень. Но, с другой стороны, публикуют же в газетах разного рода сообщения о людоедстве, сексуальных извращениях и прочих мерзостях. Почему же некоторым людям не свихнуться на почве продления молодости? Вон, даже кремлевские старцы какие-то чудо-таблетки принимали. Сейчас они везде усиленно рекламируются под названием «Кремлевские». Может, вампиры и существуют в реальности, просто Паше в силу своего характера и скептического склада ума было очень трудно в это поверить.

Мысли Паши перескочили к Ларисе. Она вернулась! Кто бы мог подумать! Интересно — как? Совершила побег? Он закрыл файл «Дневник» и нажал на желтый квадратик с надписью «Лара». На экране перед ним возник портрет Марголиной. Несколько минут Паша любовался им. Затем его мысли вновь вернулись к сегодняшнему дню. Где же тогда Марголина? Значит ли это, что ее похитили вторично? Или ей удалось бежать от своих преследователей? С кем бы посоветоваться, что ему делать. Где искать Марголину? И в эту минуту Паша подумал о матери. Пусть она всегда была несколько отстраненной от него и между ними не было настоящей сердечной близости, но у нее рациональные мозги, она умеет все раскладывать по полочкам. И мать всегда может дать дельный совет. Правда, придется слишком долго все объяснять. Может, лучше заявить в милицию? И пусть они ищут Марголину. Но Паше хотелось самому найти ее.

Паша машинально поднялся со стула и пошел в комнату к матери. Она должна была уже прийти с работы. Правда, могла и задержаться, но Паша плохо соображал, что он делает. Он двигался автоматически, как робот. Нет, у себя ее не было. Паша обвел глазами комнату. Она всегда имела странно нежилой вид. Как витрина мебельного магазина. Большой шкаф. Красивая кровать. Трюмо. Стул. Со спинки стула свисала СИНЕ-БИРЮЗОВАЯ ШАЛЬ!

Что-то больно щелкнуло в его мозгу. Паша обхватил голову руками. Это было уже слишком! И тут же он понял: это — правда. Когда он прочитал в «Дневнике» Надин о «той женщине», что-то неясно промелькнуло в голове… И тут же исчезло. Вот почему Надин получила задание познакомиться с Пашей! Мать хотела, чтобы он приобщился к ее делу! Какой ужас! На прием к матери приходили многие известные люди. Она вербовала их? Или просто пользовалась их связями и возможностями? Паше срочно нужно было узнать все. До конца! Чтобы больше не было никаких недомолвок и тайн. Ему оставалось совсем чуть-чуть, чтобы чудовищная картина приобрела законченный вид. Раз матери нет дома, значит, она в офисе. Надо ехать туда. И немедленно. Он позвонил в офис. Мать сняла трубку. Он дал отбой. Она — там!

Паша сорвался с места, хлопнул входной дверью и выбежал на улицу. Больше всего он боялся, что мать уедет. Но она была на работе. Вела прием.

Дверь ему открыла Юлия Кирилловна.

— Нина Георгиевна сейчас занята, — сказала она.

— Неважно, — буркнул Паша. — Я подожду.

— Чай, кофе?

— Не надо.

Сеанс затянулся. Юлия Кирилловна посмотрела на часы и зашла в кабинет. Пробыла она там пару минут. Выйдя, оделась и направилась к выходу.

— До свидания, — бросила она. Паша ничего не ответил.

Наконец дверь открылась. Из кабинета вышла мать в белом халате, за ней — блондинка лет тридцати с заплаканными глазами. Ее лицо показалось Паше знакомым. Не то актриса, не то телеведущая. Черт их там разберет!

Блондинка ушла. Паша слышал, как колотится его сердце. Мать молча смотрела на него. Молчание затянулось.

— У тебя что-то срочное? — наконец спросила она.

— Да.

— Чай будешь? Или кофе?

Паша чуть не расхохотался. Какой чай? Какой кофе?

— Ты знала Надин?

Мать замерла. Потом слегка улыбнулась.

— Да. Знала.

— Вы обе состояли в организации «Цепь Мириам»?

— Тебе сказала об этом Надя?

— Нет. Я прочитал ее «Дневник». Где она пишет об… этом.

— Чужие дневники и письма читать нехорошо. Паша едва не грохнул кулаком по стойке Юлии Кирилловны. Она — что? Ему нотации читает?! Они стояли друг напротив друга. Спокойная, невозмутимая мать. И Паша с горящими щеками. И руками, сжатыми в кулаки.

— Больше ты ничего не хочешь сказать? — прохрипел он.

— А что я должна говорить? — удивление матери было почти естественным.

— Об организации вампиров. О Марголиной, которую похитили. О трупах актрис… Ты не хочешь поделиться со мной информацией?

Мать качнула головой:

— Это все не для тебя.

— Поэтому ты и подослала ко мне Надин, чтобы я стал таким же чудовищем, как ты?!

— Не говори ерунды!

— Ты хочешь сказать, что ты — невиновна? Белая и пушистая!

— Паша! Ты как был большим ребенком, так им и остался. Я тебя не трогала. И в свои дела не втягивала. Ты живешь как хочешь. Разве этого мало?

— А чем занимаешься ты — скажи на милость? Пьешь кровь невинных жертв?!

Мать поморщилась.

— Только не говори словами, за которые тебе потом будет стыдно.

— Кому?! Мне?! А тебе?

— Паша, — снисходительно сказала мать. — То, что ты говоришь, — детский лепет. Никакого заговора вампиров нет.

— А трупы Сугробовой, Розен, Горностаевой? И кто убил Надин?

— Як этому не причастна.

— А кто причастен?

— Давай договоримся, что все сказанное останется между нами. Мы же взрослые люди. Да, есть группа людей, связанных между собой определенными интересами. Связями, нужными знакомствами. Сейчас, чтобы преуспеть, нужно входить в некий клан, который подтолкнет тебя наверх и защитит в случае надобности. Называй это как угодно — союз, группа, мафия… Это существует везде. На телевидении, в шоу-бизнесе, в политических структурах.

— Но там же не пьют кровь…

— Откуда ты знаешь, чем там занимаются? Не будь наивным. А потом, раз я тебе рассказываю об этом, значит, доверяю. Я же могла все отрицать.

— Не могла. Я все прочитал в «Дневнике» Надин!

— Тогда не перебивай меня, а выслушай! Я — практикующий психолог, психиатр. Мне нужна хорошая клиентура. Так просто она с неба не свалится. Мне ее поставляют. В обмен на некоторые услуги.

— Какие?

— Я же просила — не перебивай! Разные. Это очень сложно объяснить. Иногда я оказываю консультации нужным людям, лечу их родных… — Мать запнулась.

Пашу осенило:

— А потом продаешь эту информацию! Тем, кто готов за нее заплатить.

— Можно сказать и так. Это бизнес. А он по определению чистым не бывает.

— Хорошо, допустим, это так. А проект «Цепь Мириам»?

— Это идея одного очень крупного бизнесмена, который помешался на бессмертии и омоложении. Он и придумал все это, — сказала мать.

— Пить кровь девушек?

— Я в это не вникала…

— Послушай… — Паша с холодным любопытством посмотрел на мать. — Но тебе хоть было жаль их? Почему ты во все это ввязалась?

— Я тебе уже говорила. Для успешной карьеры и больших денег нужно, чтобы ты стал частью какой-нибудь системы, организации. Сам по себе человек, будь он хоть семи пядей во лбу, ничего не добьется. А я всегда была честолюбива. Интересовалась последними научными достижениями в своей области. Я не просто хороший специалист. Я — суперпрофи! И говорю это без хвастовства. Я владею лучшими методиками и техниками. В том числе и магическими приемами. У меня есть к этому определенные склонности и задатки.

— Это благодаря наследственности? Бабушка у меня, кажется, нормальная, — съязвил Паша.

Возникла пауза.

— Нет. Это — другое. Когда ты был маленьким, мы с отцом часто любили ходить в горы. Мы были альпинистами. И однажды сорвались. Отец разбился насмерть. Я чудом осталась жива. Я попала в какую-то странную пещеру. И пролежала там без сознания несколько дней. Пока меня не нашли. И с тех пор во мне проснулись мощные силы, энергия. Как будто изнутри мне был дан некий толчок. Моя карьера пошла в гору. Я познакомилась с разными интересными людьми. Они стали рекомендовать меня своим друзьям и знакомым, помогать мне…

— Понятно, — с горечью сказал Паша. — Обо мне ты не подумала. Что я в один прекрасный момент все узнаю и… лишусь матери. Я для тебя — пустое место.

Мать невольно съежилась, как от удара.

— Зачем ты… так? Ты — мой сын.

— Не знаю, — глухо сказал Паша. — Кто я теперь — не знаю. А этот — главный монстр, — кто он?

— Я не имею права об этом говорить, — отрезала мать.

— Ясно: круговая порука! Обет молчания! Кто проговорится — умрет! — Паша набрал в грудь воздуха и выпалил: — Где сейчас Лариса Марголина?

— Не знаю. Она убежала.

Сердце Паши подпрыгнуло от радости. Убежала! Это уже кое-что! Приятная новость среди всего этого нагромождения кошмаров и ужаса.

Наступило молчание. Паша смотрел в одну точку. Не на мать. В сторону. Он как будто бы решал мучительную проблему. Мать шевельнулась.

— И что ты думаешь делать? — спросила она. Паша перевел взгляд на мать.

— Делать? — переспросил он. — Не знаю. Наверное, пойду в милицию и расскажу все.

— Что именно?

Паша нахмурился. А что он действительно мог сказать? Имя заказчика и виновника убийств он не знает. Рассказать правду о своей матери? О прошлом Надин? И в то же время оставить все как есть — нельзя.

— Неужели ты предашь собственную мать? — вопрос был как удар хлыстом.

Паша взвился.

— Раньше надо было думать! — бросил он. — До того, как ты связалась с этой бандой!

— Это было необходимо.

— Я уже слышал твои аргументы. Меня они не убедили.

Ситуация была патовая. И что делать — Паша не знал. Однако сама мысль, что все останется по-старому, была просто бредовой. Как он мог ежедневно встречаться с матерью, ужинать с ней, разговаривать о повседневных делах… То, что он узнал, встало непреодолимой преградой между ними. Пропастью, через которую невозможно перепрыгнуть. Паша приложил руку колбу. Голова раскалывалась.

— Я не могу с тобой жить. И видеть тебя. И простить — не могу.

Мать сделала шаг к нему. Паша машинально отступил назад. Если бы она прикоснулась к нему — он, наверное, заорал бы.

— Хорошо. — В темных глазах матери застыла печаль. — Я уеду. Надолго. Может быть, навсегда. До тех пор, пока… ты не захочешь меня видеть.

Горькая улыбка тронула Пашины губы. Внезапно он принял решение.

— Хорошо. Я ничего не скажу о тебе. Это все останется в тайне. Только уезжай, — чуть ли не взмолился он. — И поскорее. Прямо сейчас!

— Мне надо заехать домой и собраться. А что мы скажем бабушке?

Это «мы» резануло Пашу. Он вдруг понял, что этого «мы» уже никогда не будет. Что он потерял мать. Навсегда. Никогда больше он не сможет относиться к ней как к матери. Как к самому близкому и родному существу. Да, он всегда чувствовал, что мать — закрытый и холодный человек. Но он также знал, что в трудную минуту он может подойти к ней и попросить о помощи. Что он может рассчитывать на ее поддержку и внимание. «Я теряю людей. Дорогих. Любимых, — подумал Паша. — Надин, мама…» Он вздохнул.

— Я ухожу, — услышал он от матери. — Ты пойдешь домой?

— Нет. Я останусь здесь. Пока ты не уедешь.

— Так что с бабушкой? — Мать помолчала, а потом сказала: — Я совру ей, что у меня срочная зарубежная командировка. Надолго. Впрочем, так, наверное, и будет. Меня давно приглашали во Францию. Ассоциация французских психиатров. Пройти стажировку и почитать курс лекций.

Паша видел, что матери хочется подойти к нему. Но для него это было бы невыносимым. Мать сделала шаг к двери.

— Да… чуть не забыла. Деньги. Я оставляю тебе часть денег. На жизнь. Они будут лежать в сейфе в моей комнате. На столе будет написан код сейфа. Этот офис… — Мать обвела глазами стены. — Пусть пока он останется в таком виде. Сдай его в аренду. Но не продавай.

— Хорошо. Я сделаю все, как ты хочешь. Паша впился глазами в мать. Он понимал, что очень долго не увидит ее. И увидит ли когда-нибудь вообще? В глазах матери блестели слезы. У Паши тоже защипало в глазах.

— Ну… пока, — мать уже повернулась к нему спиной.

— До… свидания.

Оставшись один, Паша упал в кресло и почувствовал, что ему трудно дышать. Грудь словно сдавило железными тисками. «Все кончилось, — с горечью подумал он. — Все! Я остался совсем один. Мать…» — В этом месте его мысли спутались… Он решил не думать пока об этом. Может быть, потом, когда боль немного утихнет, он вернется к сегодняшнему вечеру. Но сейчас… раны были еще слишком свежи, и ему надо было подумать о чем-то другом. Чтобы не сойти с ума. Чтобы сохранить ясность рассудка. Лариса! Он должен думать о ней. О том, что она жива. Но где? Где она находится? Куда она могла убежать, чтобы скрыться ото всех? И вернется ли она когда-нибудь в Москву? Она может похоронить себя в глуши. Навсегда. Ему надо не допустить этого. Но как? Как ему найти ее? Паша почувствовал невольный прилив сил. Он был еще очень слаб, но уже в глубине души понимал, что Лариса — его единственное спасение. Единственная возможность выплыть из глубин отчаяния и мрака, куда он погрузился за последние дни.

Паша встал. Подошел к зеркалу. Посмотрел на себя. У него были глаза старого человека… Это пройдет. Это должно пройти. Он обязан найти Ларису. И тем самым отомстить монстру, затеявшему эту кровавую игру. Доказать ему, что он — проиграл. И Ларису ему не достать! Но надо еще узнать его имя. Мать отказалась говорить на эту тему. Но не может быть, чтобы не существовало никаких зацепок, намеков, которые привели бы к этой разгадке. Паша решил попить кофе. Он поставил чайник и нашел в шкафу у Юлии Кириллловны банку «Нескафе». Интересно, она знала о делах матери? Или нет? «Впрочем, какая разница, — устало подумал Паша. — Мне это по барабану. Все равно офис теперь закрыт. Надолго».

Взгляд Паши остановился на картине, которая всегда раздражала его. Красные, алые, бордовые пятна и тонкие синие линии. И вдруг Пашу осенило: как же он не догадался раньше! Это же кровь, струящаяся по венам! И здесь — кровь! Паша с отвращением сорвал картину со стены и швырнул ее на пол. Он вспомнил, как после стамбульской поездки пришел к матери, а у нее на приеме был пациент. Паша подслушал, о чем тот говорит, и его передернуло. Папик соблазнил малолетку и со смаком описывал это. Теперь все стало ясно. Мать лечила всяких извращенцев, собирала на них компромат, а потом продавала эту информацию. Или отдавала бесплатно. Смотря по обстоятельствам.

Выпив кофе, Паша снял очки и положил их на столик. Потер ладонью щеку. Нужно попробовать представить себя на месте Ларисы. Если бы он хотел найти безопасное место, то что бы он выбрал? Маленький провинциальный городок? Или, наоборот, крупный центр, где легче затеряться? Паша задумчиво смотрел в пустую кружку. А вдруг она уехала во Владимир? К себе на родину? Но это было бы рискованно. Ее могли искать там… И тут Паша неожиданно вспомнил, как Валерий Сергеев, с которым он беседовал в ресторане «Мольер», упомянул о деревне, где Лариса бывала в детстве. Может, она уехала туда? Знакомые места. И главное — никто о них не знает. Но какое же название у этой деревни? Какое-то странное: не то Кружевницы, не то Кириллицы… «Не помню, — с отчаянием подумал Паша. — Нет, не помню! Позвонить Сергееву?» Паша посмотрел на часы на стене. Половина одиннадцатого. Поздновато. Но если речь идет о жизни и смерти… Правда, Сергеев может сам оборвать разговор. Но попытка — не пытка. Паша взял в руки мобильник и, выбрав в записной книжке номер Сергеева, нажал на него.

— Алло! — Голос у Сергеева был сонный. — Алло!

— Это знакомый Ларисы Марголиной, — торопливо заговорил в трубку Паша. — Помните, мы с вами разговаривали в ресторане «Мольер»? Недавно.

Ответом было молчание.

— Я хотел спросить, выяснить, — слова у Паши путались. — Лариса говорила вам о деревне, в которой она отдыхала в детстве. Как называется эта деревня?

— А… вспомнил… вы — «брат» Ларисы. Ее приятель, — усмехнулись в трубке. — Все, теперь вспомнил. Я слушаю вас.

Паша повторил просьбу.

— А черт его знает, что эта за деревня! Уже из головы вылетело. Минутку. Постараюсь вспомнить… По-моему, Веретинницы. Кажется, так, но не уверен. Там еще река протекает. Обрыв. Лариса очень романтично рассказывала об этом. А зачем вам? Есть какие-то новости о ней?

— Пока ничего не знаю. Как только что-то прояснится, я вам позвоню.

— О'кей.

— До свидания. Спасибо!

«Завтра с утра рвану туда. А работа? — вспомнил Паша. — Взять отгул? Или плюнуть на все? Что, я таких контор не найду? Осточертело мне все до колик! Одежду для беременных рекламировать! Кому сказать! Никакого креатива и творчества! Зажимают перспективного специалиста. Загоняют в узкие производственные рамки, — распалялся Паша. — Не выйду на службу — и все! Ладно, надо ехать домой!»

И тут Паша вспомнил, что ехать домой он пока не может. Там — мать. И все случившееся сразу навалилось на него с новой силой. Он судорожно схватился за кружку, как за спасательный круг. С такой силой, что костяшки пальцев побелели. «Я останусь в офисе до утра. А утром уеду под Владимир. В деревню Веретенницы», — принял решение Паша. Он поджал под себя ноги и постарался устроиться в кресле поудобнее. В соседней комнате, где мать принимала пациентов, была кушетка. Можно было лечь на нее. Но от этой мысли Пашу передернуло. Лежать там, как психбольному… Никогда! Паша взял второе кресло и придвинул его вплотную к первому. Теперь можно было вытянуть ноги. Паша перевернулся на бок. И незаметно уснул.

Проснулся он оттого, что затекли ноги. Он открыл глаза и не сразу понял, где он. Потом вспомнил. Солнце светило прямо в глаза. Он прищурился. Лариса… Надо ехать к ней. Он позвонил на работу. Попросил секретаршу соединить с шефом. Услышав голос Константина Борисовича, Паша повесил трубку. Непонятно почему. Не хотелось ему разговаривать с шефом, и все тут! Он выпил кофе, нашел в шкафу конфеты и печенье. Съел их. Подумал, что надо бы заехать домой и взять кое-какие вещи. Вдруг его визит во Владимирскую область затянется? Затем, немного поразмыслив, он пришел к выводу, что надо позвонить в милицию. И рассказать о «Дневнике» Надин. Эти сведения могут помочь расследованию. Паше очень хотелось, чтобы нашли того гада, который все это придумал и организовал.

На чьей совести — гибель ни в чем не повинных девушек. Человека, использовавшего Надин, его мать. Паша позвонил домой. Вера Константиновна ровным голосом сообщила ему, что мать уехала в срочную командировку.

— Я сейчас приеду.

— А работа?

— У меня отгул.

Дома Паша поел на скорую руку. Позвонил майору Губареву и сказал, что хотел бы с ним встретиться. У него есть важные сведения. Они договорились на два часа дня. Паша подумал, что у него есть еще в запасе полтора часа. И он успеет собрать вещи.

Майор Губарев, выслушав Пашу, постучал карандашом по столу.

— Мы прочитали «Дневник» Надежды Анисиной, сказал он.

— Значит, вы уже знаете, кто все это сделал?

— Нет. Пока нет. — Майор устремил задумчивый взгляд на Пашу. — А почему некая женщина хотела свести вас с Анисиной? Кстати, вы позвонили вовремя. Я сам собирался встретиться с вами.

Паша чуть не покраснел.

— Наверное, меня тоже хотели завербовать. Губарев вторично постучал карандашом по столу.

— За все время знакомства с Анисиной у вас ни разу не возникла мысль, что ваша встреча не была случайной?

— Нет.

— Странно. Скажите, Анисина не упоминала каких-нибудь имен, фамилий?

— Она говорила только о работе.

Майор посмотрел в сторону.

— У вас есть что-то еще? — спросил он.

— Нет. Я все рассказал.

— Спасибо. Если еще что-то вспомните…

— Конечно. Я сразу позвоню, — пообещал Павел.

Они распрощались. И Паша подумал, что, наверное, он разочаровал майора. Потому что не сказал ничего ценного. Все, что он сообщил, в милиции уже знали и сами. Без него.

К рыжим женщинам он всегда питал предубеждение. Они казались ему слишком нахальными и ядовитыми. Настоящими язвами. Но эта, похоже, была из другой породы. Миленьких девушек, с которыми приятно провести время. Которые могут развеселить и поднять настроение. Любопытно, был ли у нее парень? И как они развлекались? Ходили в кино или кафе? Кувыркались в постели? Наверное, вдвоем им было очень весело и хорошо! Жаль, что он не может пообщаться с ней, поговорить! Вдруг она своим смехом излечила бы его от мигрени? Но это было нереально. Карие глаза смотрели на него настороженно. Испуганно. Казалось, она обдумывает, как лучше обмануть его, обхитрить, обвести вокруг пальца. «Как лисичка», — внезапно подумал он. Однажды он охотился в лесу зимой. И внезапно из-за густых елей выбежала лиса. И остановилась. Секунду-другую она смотрела на него своими хитрыми глазами, но только он вскинул ружье, как она мгновенно исчезла в ельнике. Как будто ее и не было. Но эта девушка никуда не исчезнет. Ее не надо ловить. Она уже поймана. Она в его власти. Вся. Он вздохнул. Но где же та девушка, которая так нужна ему? Пара… Эти изумрудно-зеленые глаза, гордый разлет бровей… Настоящая королева! Он по нескольку раз смотрел фильмы с ее участием. Она стала его наваждением и болью.

Она опять сорвалась с его крючка. Вторая осечка! Это преступно и недопустимо. Она где-то затаилась. Где? Как ее найти? В висках стрельнуло. Снова эта проклятая мигрень! Надо скорее приступать к операции. Он взял со стола шприц и решительно направился к девушке. От нетерпения он закусил губу. Еще немного, и польется кровь. Такая желанная, теплая…

В кабинет к Губареву заглянул Витька.

— Ты знаешь, кто у меня сейчас был? — обратился к нему майор.

— Откуда? Я пока не ясновидящий.

— Павел Ворсилов. Друг Анисиной. Рассказал о ее «Дневнике», который мы прочитали.

— И что?

— Ничего. Хотел помочь нам. Все складывается в стройную цепочку. Убийство Сугробовой, Розен, Горностаевой, преследование Марголиной. Анисину убрали, потому что она слишком много знала. Ее «Дневник» — тому свидетельство. Секта всегда убирает тех, кто в любой момент может раскрыть ее тщательно законспирированные тайны. Никто не видел, как ее убили. Работали профессионалы. Этих рядовых исполнителей вряд ли когда-нибудь найдут. Надо выйти на того, кто стоит за всем этим, направляет, руководит.

Мысли Губарева вернулись к убитым актрисам. На девушек была объявлена охота. Но почему именно на них? Девушек держали, судя по всему, где-то в заточении. Зверски пытали. А потом — убили.

— Маньяк! Какая логика в действиях маньяка?

— Не согласен. Чем изощренней маньяк, тем изощренней его логика.

Вдруг он питает особенную ненависть к актрисам? В молодости какая-нибудь актриса отвергла его. Вот он и решил им мстить. Всем подряд.

— Но эти девушки даже не актрисы. А начинающие звездочки. Их имена неизвестны широкой публике.

— Убийство известной актрисы сразу наделает шума. А тут все шито-крыто.

— Так-то оно так. И все-таки…

— Или он сам актер. Его не приняли в театр, вот он…

— Витька! — прошептал Губарев. — Ты гений!

— Да уж…

— Ты абсолютно прав в одном — этот человек действует из побуждений мести. Только месть может быть по-настоящему страшна и изобретательна. В этом и надо искать причины его охоты на актрис. Но кому и что он стремится доказать?

— У вас уже есть версия?

— Увы… Буду думать. Мы на правильном пути. Ты куда-то уходишь? — спросил Губарев, увидев, что Витька пошел к двери.

— Да. Сегодня Софья с гастролей приезжает.

— А… Соскучился?

— Естественно!

— Ну что же, счастливо!

Оставшись один, Губарев решил позвонить своим. К телефону подошла Дашка.

— Привет!

— Земля закрутилась в обратную сторону, — съехидничала она.

— Это почему же?

— Потому что твой звонок равен светопреставлению. Звонишь ты крайне редко. У тебя одна работа на уме.

— Это все твои фантазии, — пробурчал Губарев. — Можно подумать, ты брошена и позабыта.

— Именно так!

— А кто с тобой в зоопарк недавно ходил?

— Ты, папа, ты. Но этого мало!

— Как мало?

— Так. Я хочу еще в театр с тобой сходить. На какую-нибудь скандальную премьеру. В кино.

— Ладно, ладно, сходим. Как дела?

— Нормально, — ответила Даша.

— А у матери?

— Тоже.

— Ну тогда пока.

— Когда приедешь?

— Я еще позвоню.

Губарев включил компьютер и пробежался глазами по страницам «Дневника» Анисиной. Скрытная девица! Никаких имен, фамилий! Но того, кто стоял за всем этим, она, скорее всего, действительно не знала. Такие люди всегда глубоко законспирированы. Их имена известны только узкому кругу посвященных. Витька прав насчет мести. Это — движущая сила многих преступлений. Оскорбленное самолюбие, желание доказать, что ты чего-то стоишь… Но чем же убийце не угодили актрисы? Отвергнутая любовь, несостоявшаяся карьера? Стремление насолить… Кому? Убитым девушкам, которые даже не снялись в многообещающем сериале? Все так затянулось. Пробы, организационные моменты. Переговоры с партнерами. Сам Васин жаловался, что все идет не так быстро и гладко, как хотелось бы. В памяти Губарева всплыло лицо Васина: холеное, надменное. Сразу видно, что человек привык получать свое любой ценой. Если надо, он пойдет по трупам. Амбиции так и хлещут через край. Конечно, он человек талантливый. Бесспорно. Этого у него не отнять. Не все фильмы Васина нравились Губареву. Но были и такие, которые он смотрел по нескольку раз. Например… И здесь Губарев замер. И вытянул губы трубочкой. Ему пришла в голову одна неожиданная мысль. А что, если все дело в Васине? Кому-то он стоит поперек горла. Он и его новый проект. А такое вполне возможно! Склоки, интриги, двурушничество в этой среде — норма жизни. Это было всегда. А сейчас еще все завязано на деньгах. Кому-то их дали, кому-то — нет. А здесь — российско-американский сериал. Щедрые заокеанские спонсоры. Такой лакомый кусочек! И достался он Васину. Губарев почесал переносицу. Любопытная версия! Маньяк убивает девушек, занятых в проекте Васина. Это бросает тень на него самого и на его работу. Полнейшая дискредитация по всем статьям! Любопытно, любопытно… Законным и цивилизованным способом сорвать проект не удается. И тогда пускаются в ход криминальные методы. Надо поговорить с Васиным. При этом Губарев поморщился от досады. Как человек, режиссер был ему крайне несимпатичен. Но выхода нет. Правда, захочет ли Васин откровенничать на такую щекотливую тему — кто и как к нему относится? Губарев стукнул ладонью по столу. Он бы, конечно, предпочел побеседовать с публикой попроще. Но жизнь диктует свои правила.

ГЛАВА 14

На работе Губарев порыскал по Интернету и узнал о Васине немало любопытного. Если составить список его врагов, то туда следовало бы отнести добрую половину Союза кинематографистов. Складывалось впечатление, что Васин — любимчик фортуны. Он дружил со многими известными зарубежными режиссерами и артистами, его часто приглашали в жюри международных фестивалей. Он много снимал. Естественно, что при таком раскладе завистников у Васина было немало. Кроме того, режиссер вел себя так, как считал нужным, руководствуясь только собственными целями и амбициями. У одного он отобрал здание кинотеатра и оборудовал его под развлекательный центр с игровыми автоматами и боулингом, у другого — перехватил проект фильма об истории кадетских корпусов, у третьего — отобрал престижную премию. Когда жюри российского фестиваля «Балтийские ночи» раскололось: одни хотели дать главный приз молодому режиссеру Петру Пономареву за фильм «Оправданный риск», посвященный жизни тинейджеров, а другие — «маститому и заслуженному» Роману Толкачеву за патриотическую сагу «Будни заставы», то Васин, как председатель жюри, склонился на сторону старейшего, опасаясь в ближайшем будущем конкуренции со стороны молодых, как ехидно написала в своей статье одна зубастая критикесса. Пономарев все равно получил свое: немецкие кинематографисты предложили ему снять ленту о проблемах наркоманов. Но в своем интервью молодой режиссер в открытую сказал о мафии в среде кинематографистов: «Это — закрытый клан со своими традициями и привычками. По своей законспирированности и кастовости он ничем не уступит знаменитым сицилийским родам. Горе тому, кто решится нарушить сложившуюся иерархию и бросить вызов „донам“. Его попросту сожрут. Не поморщившись».

Губарев оторвал глаза от экрана и посмотрел в сторону. За всеми этими строчками вставали конкретные судьбы конкретных людей. Обиды, эмоции, разрушенные надежды. Могли кто-то из них придумать план мести и пойти на отчаянный шаг? Теоретически мог. А практически? Майор с шумом вдохнул и выдохнул воздух. Доказательств никаких. Сплошное топтание на месте! Интересно, Васин всегда был акулой и сволочью или таким его сделала жизнь? Губарев, просматривая Интернет, наткнулся на описание детских лет Васина. Отец занимал видный пост в Союзе художников, мать — поэтесса. Знаменитая семья, которой многие завидовали и восхищались. Безоблачное, счастливое детство. Как сегодня бы выразились, в полном шоколаде. Так… юность… учеба во ВГИКе. Среди однокурсников есть люди, ставшие впоследствии известными и популярными. А вот… любопытный факт! Оказывается, Васин учился вместе с печально знаменитым олигархом Брусиловым. Надо же! Страна потеряла режиссера, а приобрела ворюгу и кровопийцу. Какие пируэты порой выделывает жизнь!

Губарев набрал поисковые «позывные»: «Васин. ВГИК» и стал внимательно читать раскрытую информацию. И вновь всплыла фамилия Брусилова, который в те годы отчаянно конкурировал с Васиным. Брусилов хотел быть первым. Но на всех этапах Васин обгонял его. В студенческой среде ходило следующее шутливое изречение: «Если нет Брусилова, где его искать? Ответ: позади Васина». Дипломная работа Васина получила первое место, Брусилова — второе.

Губарев решил переключиться на Брусилова. Просмотреть информацию, относящуюся к его молодым годам. В глаза бросилась большая статья из английской газеты «Индепендент тайме». Перевод. «Известный стальной магнат Брусилов в юности мечтал стать режиссером и снимать фильмы о воинах-пограничниках. Но его мечте не суждено было сбыться. Во время учебы в пропагандистском ВГИКе он испытывал на себе давление со стороны „золотых мальчиков“ из элитарных семей, одним из которых был Георгий Васин, ставший впоследствии известным режиссером и видным чиновником Союза кинематографистов. О своих студенческих годах Брусилов вспоминает с горечью: „Тогда я понял: одних способностей маловато, чтобы пробиться в этой стране. Нужны еще связи и возможности. Я испытал настоящий шок, когда осознал, что меня всегда будут обходить на повороте только потому, что я — никто. У меня нет влиятельного папы и популярной мамы. Эта мысль, что отныне я должен всего добиваться сам, произвела революционный переворот в моем сознании. Я понял, что я могу рассчитывать только на себя“.

Губарев отвлекся и задумался. Вообще — интересная получается штука. Если проанализировать биографии многих людей, добившихся в жизни успеха, то можно проследить определенную закономерность. Чтобы подняться, сначала надо упасть. Конечно, существуют и примеры, когда на вершину успеха поднимались выходцы из благополучных семей и с ровной биографией. Но это — редкость и исключение. Большинство, карабкаясь вверх, чувствовали себя отщепенцами и изгоями. И это помогало им двигаться вперед. Подстегивало и стимулировало. Чувство мести, желание доказать всем, что ты чего-то стоишь! А сколько великих мужей шли в гору после того, как их отвергла любимая женщина! Стиснув зубы и пролив скупую мужскую слезу, они кидались в водоворот жизни, желая прославиться и продемонстрировать неверной возлюбленной, какого гения она отвергла. Пусть потом кусает себе локти с досады, что не разглядела и не оценила в свое время такого замечательного человека!

Возможно, это было и с Брусиловым? Вечно второй. На шаг позади Васина. Надоело все, расплевался с кино и ушел в бизнес. Где стал первым. Имеет ли Губарев право строить версии на таком шатком фундаменте? Это всего лишь догадки, некое интуитивное предчувствие. Которое может здорово подвести. Но кто даст ответ на этот вопрос? Сам Брусилов?

Губарев вгляделся в фотографии Брусилова, размещенные в Интернете. В молодости — худощавый подвижный молодой человек. С годами — он тучнел и обрастал солидностью. В лице появлялось что-то жабье, надутое. Брезгливость и высокомерная снисходительность: «Я — король, а вы — мои подданные!» Но на фотографиях последних лет в его лице появилось нечто нездоровое. Как будто тайный недуг подтачивал изнутри организм олигарха. Может, он чем-то болен? Майор еще раз внимательно просмотрел информацию. Только в одной маленькой заметке говорилось о том, что, по слухам, у олигарха неизлечимая болезнь крови.

Губарев подумал, что он порядком нафантазировал. Если завтра он расскажет Витьке о своей версии, тот покрутит пальцем у виска. И скажет, что Губарев совсем спятил. Но что-то не давало майору отмахнуться от этой идеи. А что? Может, еще раз поговорить с Васиным? Нужно попробовать и это. Бить, бить и бить в одну точку! Если догадка будет неверной, тогда — стучаться в другую дверь.

Губарев придвинул к себе записную книжку и написал в ней:

1. Встретиться с Васиным.

2. «Просеять» «Дневник» Анисиной.

3. Свести полученные факты.

Выключив компьютер, Губарев вспомнил просьбу дочери — отвести ее на скандальную премьеру. «Сейчас мне не до этого, — устало подумал майор. — Вот когда получу передышку, тогда и подумаю о скандалах. А сейчас пора домой — и на боковую».

Уже в приемной Васина Губарев почувствовал, что отметка атмосферы близка к нулю. Секретарша едва повернула голову в его сторону. Она стояла к нему спиной и поправляла ползущий из факса лист бумаги. Мини было таким рискованным, что Губарев впился глазами в стенку. Иначе он напоминал бы фавна, подглядывающего за нимфой.

Губарева Васин встретил с плохо скрываемым раздражением. Режиссер изо всех сил старался быть любезным, но у него это получалось слишком натужно. Вроде улыбки аллигатора.

— У вас появились еще какие-то новые факты? — с иронией осведомился Васин у Губарева.

— Пока нет. Но вчера я просматривал Интернет и обнаружил, что среди ваших однокурсников был Брусилов, известный олигарх.

— Да. Был. Ну и что? Если хотите знать, над ним все тогда смеялись. Плохо одет, с дефектом речи. Нескладный провинциальный парень. К тому же малость тронутый. Он был почему-то уверен, что станет гением. И зациклился на бессмертии. Твердил, что не хочет умирать. Гении — они, дескать, бессмертны. Какие-то на этот счет теории придумывал. Говорили, что он убивал бездомных кошек и пил их кровь. Скорее всего, слухи.

— В каких вы были с ним отношениях? Дружили? Или были просто приятелями?

Васин расхохотался.

— Дру-жи-ли? — по слогам переспросил он. — Что могло быть общего у меня с ним? В то время? У меня — знаменитые родители, свой круг общения, своя жизнь. А он? Представляете, как он выглядел в ту пору: бедный, нелепый, да еще чокнутый. Умора: Это сейчас Брусилов — богатейший человек России! А тогда?

— Он был способным студентом?

Так себе. Старался выбиться. Но не все получалось. Я был первым. Из-за этого он всегда злился на меня. Один раз даже напакостил: испортил мне отснятый материал, предназначенный для курсовой работы. Чисто ребяческая выходка. Когда это обнаружилось, его хотели исключить из ВГИКа. Но я вступился и сказал, что претензий к нему не имею. Вот и вся история.

— Ас тех пор вы встречались? Васин сжал руки в кулаки.

— Так, пару раз на официальных приемах. При этом он делал вид, что не знает меня. Загордился! Забыл, каким он был сопливым и бедным. Вот какие у нас олигархи! Быстренько забывают о своем прошлом. Но я на него не в обиде. Кто мы друг другу? Подумаешь, однокашники! Чужие люди…

Да, подумал в тот момент Губарев. Но все люди разные. Одни забывают обиды, другие — нет. Обида растет в них, как раковая опухоль. Ее невозможно вытравить, уничтожить. Она намертво вросла в плоть и кровь. Судя по всему, Брусилов не забыл ничего. Раз не захотел знаться с Васиным. Общаться с известным режиссером всегда лестно. Даже олигарху. А здесь — ничего подобного… Любопытно. И это случай с испорченным материалом… Акт отчаяния. Желание навредить сопернику во что бы то ни стало.

Губарев распрощался с Васиным и поехал на работу. Там он поделился своей версией с Витькой. Тот иронично хмыкнул:

— Куда вы залетели!

— Да уж! Но согласись, здравое зерно в моих рассуждениях есть.

— Ну, есть! И что с того? Как вы подкопаетесь к Брусилову?

— Если долго и упорно копать, результат — будет.

— Значит, вы считаете, что Брусилов убивал этих девушек, чтобы навредить Васину?

Да. Этот проект — главное дело жизни Васина. Его крах будет сильнейшим ударом для него. Брусилов знает, куда бить. В прессу уже просочилась информация об убитых актрисах: Сугробовой, Розен, Горностаевой. Я не сомневаюсь, пройдет еще время — и всплывут новые трупы. А потом как бы «случайно» эта информация попадет к американским партнерам. Брусилову с его бабками под силу организовать любую комбинацию. И все — проект свернут. Васин останется у разбитого корыта. Вечно второй мальчик отомстил за свою униженную юность! Кроме того, если верить западной прессе, Брусилов болен какой-то неизлечимой болезнью. А перед смертью обычно хочется со всеми поквитаться. Подвести, так сказать, черту.

— Экспертиза показала, что из девушек предварительно выпустили кровь. Зачем это Брусилову? Вы думаете, что он лично участвовал во всем этом?

— А черт его знает! Может быть, и так. Постой! — вскричал пораженный Губарев. — Васин рассказывал, что в студенческую пору Брусилов был одержим идеей бессмертия. Даже вроде бы пил кровь у кошек! А если спустя много лет он решил подпитать себя молодой человеческой кровью?

— Ну, вы и загнули! Он что — вампир?

— А почему бы и нет? В жизни и не такое бывает! Вить, у меня к тебе задание: просмотри в Интернете прессу, вычисли, часто ли Брусилов бывал за границей за последний год? Сколько времени он реально был в России? А то наши олигархи непонятно где живут. То ли на родине, то ли за бугром.

— Сделаю!

— Как твоя Софья?

— Встретились. — Витька замолчал.

«Наверное, свидание получилось не таким душевным, как он рассчитывал. Морочит ему голову эта гречанка. Нужен он ей, как седьмая вода на киселе. Она — музыкантша, а он — милиционер. Просто еще один поклонник в свите. Бабы, они это любят. Дурить нашего брата. Держать под рукой на всякий случай», — подумал Губарев.

— Ладно, работай. Мне эта справка по Брусилову срочно нужна. Копай, — сказал он.

— Есть!

Витька ушел. А Губарев подумал, что дело выходит на новый виток. Хотя здесь все еще очень шатко и зыбко.

К концу дня Витька доложил Губареву: теоретически Брусилов мог быть причастен к этим убийствам. За границу он выезжал редко и ненадолго. Прошлым летом отдыхал в Арабских Эмиратах. В престижнейшем комплексе «Арабская башня». Западная пресса писала об этом не без ехидства. Мол, администрация отеля неоднократно говорила: путь мафиозным личностям сюда заказан. И тем не менее распахнула двери перед толстым кошельком. Не устояла.

— А этим летом где он был? — спросил Губарев.

— Упоминаний нет. Может, и в России.

— Так… — Губарев почувствовал знакомое возбуждение. Азарт, который охватывал его, когда он приближался к разгадке. Или находился недалеко от нее. В этот момент он сравнивал себя с гончей, идущей по следу. — Хорошо. Да… еще: Вить, посмотри, нет ли у него дачи в одном из тех мест, где мы нашли трупы? Свяжись с местной администрацией и все разузнай.

Напарник ушел, а Губарев почувствовал сильную жажду. Хотелось выпить горячего чая. Покрепче. С сахаром. И лечь под плед. «Может быть, я заболеваю? — подумал майор и пощупал лоб. — Нет, температуры вроде бы нет. Но по телевизору передавали: ходит грипп. Не помешало бы заскочить в аптеку и купить лекарство для профилактики. Болеть мне совсем ни к чему!»

На следующий день он принялся перечитывать «Дневник» Анисиной. Ничего. Никаких упоминаний. Зацепок. Намеков. Скрытная девица! Наверное, хорошо понимала, куда она ввязалась и что болтать особо не следует. Это слишком опасно. Губарев задумался. А если порыться в «корзине»? Вдруг она что-то написала, а потом отправила в «корзину»? Пусть шанс ничтожен, но надо использовать и его. Он позвонил компьютерщикам и изложил проблему. Ответ был уклончив: трудно, но попробовать восстановить уничтоженные материалы можно. Губарев приложил руку к голове. Она тупо ныла. Он принял с утра две таблетки анальгина, но легче не стало. Напротив, было ощущение, что его со всех сторон обкладывают ватой. В горле першило, глаза слезились. Во второй половине дня, потрогав лоб, майор понял, что он все-таки вляпался в грипп. Он поехал в ведомственную поликлинику и взял больничный. Дома лег на диван и накрылся пледом. Этот клетчатый плед он притащил из дома. Он был ему как родной, и расстаться с ним было бы невыносимо жаль. В этой убогой коммунальной комнате плед напоминал о другом доме и о том времени, когда он жил с семьей. «Так и подохнешь, как собака — никому не нужным и одиноким», — с неожиданной горечью подумал майор. Было ужасно тоскливо. Голова и тело горели, хотелось пить, но не было сил выползти на кухню и поставить чайник. Просить об этом соседку он не мог. Старая грымза либо ворчала, либо демонстративно не замечала Губарева. Показывала всем своим видом, что он для нее — пустое место. Майор провалялся весь день. А наутро доковылял до кухни и разогрел воду. Заварка была, сахар был. Еще бы лимончика… Но это уже голубая мечта.

Он выпил чай и снова провалился в тяжелый сон. Разбудил его звонок. Это был Витька. Один телефонный аппарат стоял в комнате майора. Другой — в коридоре. Раньше у него не было телефона. И Губарев испытывал неловкость во время телефонных бесед, понимая, что соседка слышит все его разговоры. Это нервировало. Теперь он мог говорить более или менее свободно. Из своей комнаты.

— Болеете?

В ответ Губарев тяжело вздохнул:

— Валяюсь. С гриппом.

— А у меня новости!

— Выкладывай.

— Я установил, что в Купавне, Малаховке и в районе Балашихи существуют дачи, зарегистрированные на имя ближайшего сподвижника Александра Брусилова — Сергея Дубинина. Вряд ли это может быть простым совпадением! Дубинин — правая рука Брусилова и пользуется его неограниченным доверием.

Губарев засопел.

— Хорошо. Что еще?

— Все. — В голосе Витьки послышалось разочарование.

«Он ожидал, что я похвалю его, — подумал майор. — Он ведь старался, ездил».

— Молодец!

— Может, мне к вам приехать? А то вы лежите там один.

— Если тебе не трудно.

— Заодно я захвачу материалы из «корзины» Анисиной. Мне их тут недавно принес компьютерщик.

— Да? — Губарев замер от волнения. — Возьми обязательно! Не забудь.

— Не забуду.

Витька приехал через час. Губарев открыл ему дверь:

— Проходи.

— Я вам кое-что прикупил, — и Витька протянул майору полиэтиленовый пакет, набитый продуктами.

— Я не голодный.

— На улицу не выходите? Не выходите. Значит, голодный.

— Ничего подобного!

— Не спорьте.

— И не собираюсь.

На кухне майор выгрузил на стол молоко, хлеб, колбасу, яблоки, печенье с клубничной начинкой.

— Куда мне столько?

— Ешьте, поправляйтесь, — сказал Витька.

— Спасибо.

— Давайте я вам бутерброды сделаю и принесу в комнату. А вы идите и ложитесь. С температурой ходить вредно, — распорядился Витька.

Уминая бутерброды с колбасой, Губарев сказал:

— Многое зависит от материала, который ты принес. Выброшенных страниц «Дневника» Снежной королевы.

— Кого?

— Это я так, — смутился Губарев. Возникла пауза.

— Как у тебя дела?

— Нормально, — но по скучной интонации и опущенным Витькиным плечам Губарев понял, что дела у него на сердечном фронте идут неважно. Но расспрашивать дальше — сыпать соль на раны. Поэтому майор свернул тему.

— Поправиться бы поскорее, а то надоело на этом диване валяться.

— Грипп так скоро не вылечивается. Недельку вы еще проболеете. Как пить дать.

— Утешил! — пробурчал Губарев.

— Ну ладно, я пошел. Вот распечатка.

— Спасибо. Звони.

— Ага. Счастливо оставаться.

После ухода Витьки Губарев почувствовал слабость. Температура опять пошла вверх. Он лег на диван и укрылся пледом. Взял в руки распечатку «Дневника» Анисиной. Буквы запрыгали перед глазами. Майор отложил текст в сторону. Потом снова взял. На второй странице он наткнулся на упоминанием о том, что главного «босса» называют: «человек с исторической фамилией». Анисина писала: «Когда я проходила во вторую комнату, „та женщина“ сказала, наклонившись к высокому человеку с аккуратной бородкой, в котором я узнала одного политика: „Скоро приедет наш главный — исторический человек с исторической фамилией. Ему бы командовать армией, как в Первую мировую!“ На что ее собеседник сказал: „Наш Брусилов уж точно войдет в историю“. Они рассмеялись. Я быстро выскользнула в соседнюю комнату, пока меня никто не увидел».

Так! Губарев посмотрел на свои руки. Они заметно дрожали. От возбуждения. Он откинул плед и сел на диване. Теперь его догадка насчет Брусилова получила реальное подтверждение. Снежная королева, будучи очень неглупой девушкой, прекрасно понимала, что отныне она не принадлежит себе, поэтому и уничтожила опасную информацию. На всякий случай.

Но кто и как выманивал девушек на встречу с монстром — оставалось загадкой. В одном Губарев не сомневался: скорее всего, это делалось от имени киностудии «Арион-Т». Им могли сказать, что пробные съемки будут проходить на природе или в загородном особняке. Или что-то подобное. Девушки, мечтающие о роли, были готовы ехать куда угодно. Хоть на край света. Вполне возможно, что самое непосредственное участие в этом принимала и Анисина. Только она об этом нигде не упоминала. Но Снежная королева умела хранить свои и чужие тайны. В этом Губарев уже имел возможность убедиться. И неоднократно.

Губарев подумал, что это только начало, потому что люди, подобные Брусилову, защищены от закона большими деньгами. Такие дела обычно разваливаются на ходу. Один следователь сменяет другого. Свидетели либо молчат, либо их находят мертвыми… Шанс на то, что расследование будет доведено до конца, — минимален. Но главное было в другом: в том, что он все-таки докопался до истины! Дошел до той самой точки, в которой сходятся все концы. Он пошел на кухню и поставил чайник. Внезапно майор почувствовал себя бодрым и выздоровевшим. Соседка заглянула в кухню и остановила на нем свой хмурый взгляд.

— Здравствуйте, Марья Васильевна, — громко сказал Губарев. — Как ваше здоровье?

Она ничего не сказала и скрылась за дверью.

Майор тихо рассмеялся. Вдруг он подумал, что нужно еще позвонить Маргарите Александровне, знакомой гадалке, и кое-что уточнить у нее.

Он взял кружку с горячим чаем и пошел обратно к себе в комнату.

Открыл записную книжку, набрал номер Маргариты Александровны. Она взяла трубку сразу.

— Добрый день, это Губарев.

— Я узнала вас.

— Не отвлекаю от сеансов? Майор почему-то представил, что он позвонил в самый неподходящий момент. Горят свечи. В комнате — полумрак. Клиентка с заплаканными глазами хочет узнать свое будущее. Маргарита Александровна что-то тихо шепчет, глядя на карты Таро. И тут в таинственное действо врывается резкий телефонный звонок. Губарев почувствовал себя убийцей.

— Нет, — услышал он. — Сейчас перерыв. Перекур.

Я хотел у вас спросить… — Губарев кратко изложил ей свое дело. Без имен и фамилий. Мол, так и так. Может ли человек помешаться на идее бессмертия? Да еще с юношеских лет? И с этой целью выпивать кровь своих жертв? То, что он услышал, ошеломило его.

— Эта идея не нова. Еще в древности велись поиски эликсира бессмертия. Именно с кровью чаще всего связывается феномен продления жизни. Считается, что кровь молодых девушек обладает особой мистической силой. Идея бессмертия часто внедряется в сознание именно в молодом возрасте, когда человек начинает ощущать себя особенным, не таким, как все. А то, что он пил кровь кошек, весьма показательно. Ведь издавна кошки почитались за магических существ, обладающих девятью жизнями. Так что, я думаю, вы правы в своих догадках.

— Спасибо.

— Я помогла вам хоть немножко?

— Да.

— Я рада. Звоните, если что. А в целом как ваши дела?

— Хорошо. Правда, сейчас я болею.

— Скорейшего выздоровления.

— Еще раз спасибо.

Повесив трубку, Губарев сделал несколько глотков горячего чая и подумал о Витьке. Жалко, что парень никак свою жизнь толком не устроит. Живет в общежитии, зарплата — маленькая. Ему жениться надо на москвичке и своим жильем обзаводиться. Семьей, детьми. А он втрескался в музыкантшу, которая над ним издевается да голову морочит… Губарев лег на диван, подоткнул под себя плед и незаметно уснул.

Паша сравнительно быстро нашел деревню Веретенницы. Он приехал во Владимир, пошел в местное бюро справок и все разузнал. Деревня с таким названием в области была всего одна. Молодой парень со взъерошенными волосами весело хмыкнул, когда Губарев спросил его: где находится эта деревня.

— Деревня! Это скорее кучка домов. Вымирающий класс. Одни старики да старухи остались. А что вас там интересует? Собираетесь купить участок земли? — Глаза парня смотрели цепко, настороженно. — Это невыгодное капиталовложение. Край — заброшенный. Я могу предложить вам нечто более интересное. Какими средствами вы располагаете? — Парень смотрел на экран компьютера и щелкал мышью. На экране возникали разные цветные схемы: квадратики, кружочки, соединенные длинными линиями — дорогами. — Вот, смотрите, продается участок земли размером двадцать соток. На территории поселка городского типа. Хорошие подъездные пути. Развитая инфраструктура. Цена приемлемая…

— Нет, — оборвал Паша этот словесный поток. — Мне земля не нужна.

— В смысле?

— Я не покупатель.

— Все так говорят. А сами хотят узнать, что и почем. Зачем вам тогда Веретенницы?

— У меня там дальняя родственница проживает, — соврал Паша, — решил наведаться.

Парень смерил Пашу оценивающим взглядом. Очевидно, Паша не тянул на потенциального покупателя с большими бабками, и молодой человек презрительно от него отвернулся.

— Справки платные, — пробурчал парень. — Двадцать пять рублей.

Паша выложил деньги и получил подробную схему с указанием местоположения деревеньки.

От Владимира надо было ехать еще автобусом примерно час. А потом идти полчаса лесом. Действительно, глухомань.

Паша полтора часа прождал автобуса. Лесом он шел добрый час. К концу пути почувствовал себя вымотанным и уставшим. Деревня состояла из покосившихся домов. Многие из них были наглухо заколочены. Что делать? Ходить по домам с колотушкой и стучать в окна?

Помог случай. Паша увидел девочку лет двенадцати с лохматой рыжей собакой. Она равнодушно взглянула на Пашу и собиралась пройти мимо. Но он окликнул ее. Она остановилась.

— Скажи, пожалуйста, у вас сдаются дома?

— Дома?

— Да.

— Сдаются? — переспросила девочка.

— Да. Сдаются ли у вас дома? — повторил свой вопрос Паша.

— Кому?

— Ну… например, мне. Вообще кто-нибудь снял у вас в деревне дом за последнее время?

— За последнее время?

Наверное, у девочки была привычка повторять заданные ей вопросы, но Пашу это начинало нервировать. Он ощутил закипающее раздражение.

— Кто-то поселился у вас в деревне? — спросил он.

Местная жительница задумалась.

— Да. Вон в том доме. Девушка. — И она показала рукой на самый крайний дом.

— Спасибо. Слава богу, разобрались, — проворчал Паша.

— Что?

— Ничего.

Паша зашагал быстрыми шагами в указанном направлении, но в двух метрах от дома остановился. «Что я скажу ей? — мелькнуло в его голове. — А вдруг она примет меня за бандита? — Паша потоптался несколько минут на месте, потом понял, что ничего путного он придумать не может. — В крайнем случае скажу, что ее разыскивает Сергеев. Эта байка — уж на самый крайний случай…»

Дверь ему никто не открывал. Он стучал в дверь, в окна. Глухо. Складывалось впечатление, что дома никого не было. Но он знал, что это было не так. Наконец Паша встал под дверью и громко сказал:

— Лариса! Не бойтесь! Я от Сергеева. Он обеспокоен вашим длительным отсутствием. Он занят, а я свободен. Он попросил меня найти вас. Он знает, что вы вернулись в Москву.

В ответ — тишина. И вдруг дверь стремительно распахнулась. От неожиданности Паша вздрогнул и сделал шаг назад. На пороге стояла Лариса. Именно такая, какой она представлялась ему в мечтах. Реальный и выдуманный образы слились в одно целое. Темные волосы до плеч, большие зеленые глаза. Четкая линия рта.

— Зд-рав-ствуй-те, — заикаясь сказал Паша.

— Вы к кому?

— К вам.

— Разве вы меня знаете?

— Я от Сергеева.

— Он не мог знать, что я вернулась, — сказала Лариса.

— Не мог, — подтвердил Паша. Он уже постепенно приходил в себя.

— Значит, вы не от него?

— Не от него.

— А от кого?

— От себя.

Красивые брови взлетели вверх:

— Как это понимать?

— Это долгая история. Можно мне войти?

Лариса не пошевельнулась.

— Я видел вас в Турции. В лавочке на базаре.

В начале сентября. Я хотел найти вас, я потом узнал, кто вы… — сбивчиво заговорил Паша.

Лариса отступила назад, пропуская его внутрь.

— Спасибо, — пробормотал он.

Они сели за стол в маленькой кухоньке. Лариса предложила ему чай с баранками. Паша не отказался. Он продрог и хотел согреться.

За чаем он рассказал то, что знал сам. Только ничего не сказал о том, что на Ларису напала Надин. Пока он решил об этом умолчать. Это было больно и неприятно. Закончив свой рассказ, Паша замолчал. Он выжидательно смотрел на Ларису: поверит, не поверит. Лариса покачала головой:

— Все это так невероятно!

— Да. Это кажется полным бредом. Но трупы Сугробовой, Розен и Горностаевой — реальность.

— Ужасно! — Лариса вскочила со стула и взволнованно заходила по кухне. — Ужасно! Я чуть было не стала такой же жертвой, как они! На меня напали, когда я шла домой. Под аркой. На меня налетела неизвестная женщина. Я оттолкнула ее. Потом увидела двух мужчин, бежавших ко мне. Я рванула к подъезду. К счастью, мне удалось ускользнуть от них. А утром я выбралась через чердак и поехала на вокзал, купила билет до Владимира. Так я очутилась здесь. — Лариса замолчала. — Несколько раз я пыталась вспомнить: видела ли где-то раньше ту женщину, напавшую на меня? У меня возникло такое чувство: видела! Но ничего вспомнить я так и не смогла.

— Это была Надежда Анисина. — И Паша опустил голову.

— Надя? — удивилась Лариса. — Теперь понятно, почему ее лицо мне смутно показалось знакомым! Но было темно, и я толком не разглядела его.

— Вы бы ее все равно не узнали, — перебил Ларису Паша. — Надин… Надя была загримирована.

— А… Понятно. Но откуда вы это знаете?

— Ее убили.

— Когда?

— В тот же день. Ее решили убрать, потому что она слишком много знала. И в дальнейшем могла стать опасной. Я был ее… другом, и меня допрашивала милиция.

— Извините. Надя… — Лариса села на стул с высокой деревянной спинкой. — Только подумать! — Она приложила ладони к щекам. — Мы с ней общались, разговаривали…

Возникла пауза. Паша смотрел в пустую кружку.

— Может быть, еще чаю? — предложила Лариса.

— Да, пожалуйста. Что вы теперь будете делать? Вернетесь в Москву? — спросил Паша.

— Нет. — Лариса посмотрела на него. В упор. В глубине зеленых глаз таился страх. — Главного же еще не поймали.

— Ах да. — Паше взгрустнулось. Ему очень хотелось, чтобы Лариса вернулась и снялась в сериале. — Кстати, актрису на главную роль еще не нашли.

— Но я не могу обнаружить себя. Пока.

— И сколько вы думаете прожить здесь? Наверное, я не имею права задавать такие вопросы, — спохватился Паша.

— Я ничего не знаю. Ничего, — ответила Лариса.

— Когда будет обратный автобус до Владимира?

— Вы хотите ехать сегодня?

— Да.

— Это утомительно. Вы можете переночевать здесь.

— Спасибо. Но я все-таки поеду, — ответил Павел.

— Ну, хотя бы поешьте.

— С удовольствием.

Паша ел картошку с колбасой и чувствовал, как кусок застревает у него в горле. Ему было жаль Ларису. Сколько она тут проторчит? Вместо того чтобы блистать в сериале, она будет жить в глухой деревне. И неизвестно, сколько времени. И еще… Он испытывал странное чувство легкого разочарования. Нет, Лариса была так же красива, как и на фотографии, которой он часто любовался, когда включал компьютер. Изумительное лицо. Такое прекрасное, волнующее… Но что-то в нем померкло. Может быть, мечта умерла от соприкосновения с реальностью? Или просто он понял, что их жизни никогда больше не соприкоснутся? И что у них совершенно разные орбиты. У него — своя. У нее — своя. Что она ему — бесконечно чужая и далекая? Трудно сказать. Так бывает, когда о чем-то долго мечтаешь, страдаешь, мучаешься, а потом, когда получаешь желаемое, тебе становится грустно и печально. Как будто ты потерял нечто дорогое и близкое. Недаром древние говорили: «Бойся исполнения желаний». Паша так мечтал увидеть Ларису, она казалась ему сказочной феей, воплощением неземных грез, что сейчас, сидя рядом с ней, он никак не мог до конца поверить, что она реальна. Он чувствовал себя путником, мечтавшим забраться на вершину горы. И вот теперь, когда путь пройден, нет ни ликования, ни радости, только усталость и грусть, что все уже позади. Поэтому он не мог больше оставаться здесь. Ни одной минуты. Ему хотелось поскорее уехать и разобраться в себе. Успокоиться.

— Не хотите кофе? — спросила Лариса.

— Вам нужно самой. Где вы берете продукты?

— Хожу в магазин в соседнюю деревню.

— Далеко?

— Полтора километра. Так хотите кофе или нет? Хотите, — с улыбкой заключила Лариса, — только вам кажется, что этим вы ущемите меня. Ничуть! Все равно припасы у меня кончились, и завтра надо идти в магазин.

— Ну, тогда выпью.

За кофе Лариса рассказала, как ей удалось бежать из Стамбула. Рассказала она и о Хасанове. Они неспешно беседовали, и Паша подумал, что на автобус он уже опоздал. Наверняка. И как бы в подтверждение его слов, Лариса сказала:

— Ехать вам уже поздно. Оставайтесь, а завтра поедете. В один день туда-сюда — тяжело.

Паша остался. Вечером они пошли прогуляться. Лариса привела его к обрыву и рассказала, как в детстве любила прыгать с него в воду.

— Это такое восхитительное чувство: стоишь, и сердце замирает от восторга и страха. До сих пор не могу этого забыть! А потом — прыжок: внутри все обрывается, брызги воды, ликование… Жаль, что уже холодно и купаться нельзя.

Лариса была в легкой болоньевой куртке и джинсах. Паша — в кожанке и спортивных брюках. Вода под ними была сонная, темная. Редкие желтые листья, слетевшие с деревьев, кружились в ней, словно исполняя медленный печальный танец. Лицо Ларисы слегка раскраснелось от холода. И все равно оно оставалось невыразимо прекрасным.

— Сколько мне здесь жить… А впрочем, я уже почти привыкла к такому существованию. Один раз ездила во Владимир, накупила книжек. Лежу, читаю, думаю. Когда-то я любила читать запоем. И сейчас все возвращается снова. Как будто бы и не было всех этих ужасных событий. Я — актриса, работаю в театре «Марионетки».

— «Марионетки»? — переспросил Паша. — Его возглавлял Сипаев?

— Да. Сипаев. — Лариса вопросительно посмотрела на него.

— Недавно передавали в «Новостях культуры» — он умер.

Умер? — Рука Ларисы дрогнула. Она поднесла ее к глазам, как бы прикрывая их. — Бедный Андрей Владимирович! Как отобрали театр, так всем стало ясно: долго он не проживет. Сначала был инфаркт, потом… — Лариса глубоко вздохнула. — Как ужасно терять близких людей!

— Да. — Паша вспомнил о матери и помрачнел. Для него она все равно что умерла. Надин, мать…

Небо было пасмурно-серое. Безоблачное. Тихо светились желтые деревья. Вокруг стояла первозданная тишина. Казалось, было слышно, как медленно плывут листья в реке. Вода кружила их, а потом уносила вдаль.

— Пойдемте обратно, — предложила Лариса. За вечерним чаем она спросила Пашу, где он работает.

— В рекламном агентстве.

— Это, наверное, интересная работа?

— Не особо.

— Почему?

И тут Паша рассказал ей все: про музыкальные горшки, сволочного Барткова и одежду для беременных. Странное дело: чем дольше он общался с Ларисой, тем больше ему казалось, что она ему… ну, вроде как сестра. Первоначальное напряжение исчезло, и они разговаривали, как хорошие знакомые, которые давно знают друг друга. В Ларисе, несмотря на ее роковую красоту, было нечто ребяческое, непосредственное. Она ничем не напоминала искушенную загадочную красавицу. С ней было легко и просто.

— Да… работенка! — покачала головой Лариса. — А чем бы вы хотели заниматься?

— Кастингом, — брякнул Паша и покраснел. Лариса, улыбаясь, посмотрела на него. А потом шутя погрозила пальцем:

— Заразились кино?

— Увы!

— Тогда — вперед!

— Кому я там нужен? Ни связей, ни знакомств, — вздохнул Павел.

— Если вы чего-то сильно хотите, то обязательно пробьетесь. И люди нужные появятся, и обстоятельства будут складываться в вашу пользу. Это я вам говорю по собственному опыту. Поверьте мне.

— Попробую.

Они поговорили еще немного. Потом — разошлись. Лариса постелила ему на кухне. И, пожелав спокойной ночи, ушла в комнату. Паша лежал без сна и ворочался. Ему хотелось, чтобы Лариса пришла к нему, и одновременно он боялся этого. Но — нет. Чуда не произошло. И от этого Паше стало немножко грустно. И вместе с тем как будто бы гора с плеч свалилась. «Какой же я противоречивый дурак, — усмехнулся Паша. — Сам не знаю, чего хочу».

Наутро они расстались. Лариса не стала провожать его.

— Я никуда стараюсь не выходить. Боюсь, — призналась она.

— У вас есть мобильный?

— Да.

— Дайте номер. Я позвоню вам, если узнаю, что убийцу нашли. Сообщу сразу.

— Спасибо.

Лариса объяснила Паше, как быстрее дойти до остановки, и закрыла за ним дверь. На прощание улыбнувшись. Искренне. От души.

По дороге в Москву Паша все время вспоминал Ларису, ее улыбку. Он думал о ней уже без трепета и волнения, просто как о хорошей знакомой. Но, если сказать честно, вряд ли он мог бы ответить на один-единственный вопрос: потерял он что-то или приобрел.

Приехав домой, Паша сразу лег спать. А наутро позвонил на работу. И сказал, что увольняется. Без объяснения причин.

Губарев лежал и спал, когда соседка забарабанила в дверь:

— К вам пришли. Вставайте!

— Кто? — спросил спросонья майор.

— Откуда я знаю!

Губарев открыл дверь комнаты и увидел на пороге жену и дочь. С двумя сумками продуктов.

— Как вы сюда попали?

— Какая разница, пап! — снисходительно заметила Дашка. — Попали, и все. На ковре-самолете прилетели.

— Можно пройти? — спросила Наташка. — Что, мы так и будем в дверях стоять?

— Конечно, конечно, — засуетился Губарев, пропуская их в комнату.

— Я пойду чай организую, — сказала жена и направилась в кухню.

Оставшись наедине с дочерью, Губарев спросил:

— Кто меня выдал?

— Пап, у нас тоже могут быть свои секреты.

— Витька?

— Не пытай. Не скажем.

— Какие вы…

— Какие есть. Мог бы и сам позвонить.

— Не хотел беспокоить.

— Гордый и независимый! — фыркнула дочь. Наташка пришла с чашкой чая.

— Мы лимоны купили. Будешь чай с лимоном?

— Я об этом только и мечтал! — И Губарев закрыл глаза.

А когда открыл — перед ним стоял чай с лимоном. И майор почувствовал, как что-то защипало в глазах. Он потер их рукой.

— Соринка попала, — объяснил он.

Они сидели Рядом с ним. Жена и дочь. Он пил чай с лимоном и чувствовал себя счастливым человеком. По-настоящему счастливым, что бывало в его жизни очень и очень редко.

Он еще не знал дальнейших событий, которые его ожидали. Не знал, что расследование пойдет стремительными темпами. У Брусилова были не только влиятельные покровители, но также и сильные враги. На дачах Сергея Дубинина, правой руки Брусилова, будут найдены подвалы, оборудованные под камеры пыток. И по найденным уликам и вещественным доказательствам будет установлено, что там длительное время проживали Сугробова, Розен и Горностаева. Вскоре в Подмосковье будет найден еще один труп: Жанны Любавиной.

Сам Брусилов умрет в Лондоне через два месяца при загадочных обстоятельствах.

Нет, ничего этого он еще не знал. Он просто наслаждался обществом своих близких и пил чай. С лимоном!

Паша рассказал Губареву о Ларисе, и тот согласился, что ей лучше всего переждать это время в тихом месте, не обнаруживать себя и не высовываться. Когда все закончится, майор скажет Паше, что опасность для Марголиной миновала.

После смерти Брусилова Лариса могла не опасаться преследования. И поэтому Губарев сообщил Паше, что она может возвращаться в Москву. Паша сразу перезвонил Ларисе и обрадовал девушку новостью, что теперь она свободный человек в полном смысле этого слова. Другой враг Ларисы, Хасанов, был убит в перестрелке на стамбульской вилле. Лариса вернулась и стала сниматься в сериале «Придворный роман».

Она помогла Паше устроиться в службу кастинга независимой продюсерской компании «Белый ветер». Он был страшно доволен. Наконец-то он занимался тем, что ему нравилось!

С Ларисой Паша почти не общался. Так, была пара звонков. И все. Ее фотография по-прежнему хранилась у него в компьютере. И он, когда хотел, мог смотреть на нее. Правда, это случалось все реже и реже. Звонила из Франции мать, но Паша разговаривал с ней сухо. И дал понять, что пока ее возвращение нежелательно.

Но иногда вечерами он все-таки открывал файл «Лара» и любовался таким знакомым и прекрасным лицом. Он думал о Ларисе уже без замирания сердца. Ничего не откликалось в нем. И тем не менее, когда события той осени живо вставали перед ним, Паше становилось не по себе. Но он прекрасно понимал, что эта страница жизни со всеми ее бедами, печалями и горестями, восторгами и волнениями, потерями и катастрофами была уже окончательно прочитана и перевернута. И тогда он переводил взгляд на китайского божка и грустно подмигивал ему. Как бы говоря: несмотря ни на что, жизнь продолжается, старик. А что будет дальше — не известно никому. Даже тебе, китайскому божеству долголетия, счастья и семейного благополучия.