Гретхен же хотелось вопреки всем разумным доводам умолять Ларта: "Уедем! Пожалуйста!" Но нет, она не умоляла, настолько у нее еще хватало сил и самообладания. Да Ларт, скорее всего, сам понимал ее невысказанные желания. И если не считал нужным им потакать, значит это было нужно. Он заботится о ней самой, о ее здоровье и безопасности - Гретхен оставалось только горько усмехаться про себя: она менее всех понимает, что ей хорошо, а что плохо. А то, что она утратила сон, что она боится встречаться с людьми, ожидая в любую минуту упреков - ведь рано или поздно должны они понять про ее лживость... Нет, нет! Конечно, она не права. Окруженная добротой, зачем она ищет в людях неискренность? Все дело в ней, в том, что она утратила душевный покой, стала болезненно нервной. Надо просто верить Джоберти, Ларту, ведь они и в самом деле, знают, что для нее лучше. Вот в последние дни Ларт просит ее за ужином принимать какое-то лекарство, растворенное в бокале вина. Почему-то она почти обиделась на него из-за этого: "Я абсолютно здорова! Мне не нужны лекарства!" Хорошо хоть не высказалась вслух, хватило ума промолчать. Да ведь молчание бывает красноречивей слов. Глупая, неблагодарная, напыщенная гусыня. Что же это с ней происходит? Неужели она, виноватая перед Кренстоном, Дороти, Джоберти... перед всеми, пытается уверить себя, что это они виноваты перед нею, не понимают ее, обижают... Стыдно... Стыдно...
      В таком хаосе чувств и мыслей пребывала теперь Гретхен, не находя себе опоры, сомневаясь во всем, в себе самой прежде всего, и в своем решении. От этих мучительных размышлений и острого недовольства собой даже ночью покоя не было. Видно, неспокойная совесть навевала плохие сны.
      Но все проходит. Все. И наконец-то Ларт объявил ей, что завтра они могут отправиться в путь. Правда, пока только до побережья, а там опять надо ждать, когда хорошая погода установится надежно. Но это Гретхен пропустила мимо ушей, это было не важно. Они уедут из этого дома!.. Гретхен знала, что рада, она очень хочет уехать, она так ждала... Только вот отчего же хочется плакать?
      В ночь накануне отъезда Гретхен никак не могла заснуть. Только-только дремота опускалась на веки, Гретхен испуганно вскидывалась от того, что казалось, будто дождь стучится в окно, - сон моментально отлетал прочь, и она испуганно вслушивалась в тишину ночи. Облегченно переведя дыхание, она снова опускала голову на подушку, но исподволь подкрадывались мысли о том, не передумает ли Ларт ехать, или что-то случится, и им скажут: "Вы сами видите, нельзя пускаться в дорогу". Или, скорее всего, утром за окнами опять безутешно заплачет дождь, омывая стекла окон печалью...
      Потом она на какое-то время забылась некрепкий сном, и когда истончился раздел между сном и реальностью, испуг опять вырвал ее из объятий бога сновидений: Гретхен испугала бредовая мысль о том, как же это она заснула, ведь теперь непременно случилось что-то плохое. Она распахнула глаза и увидела лунные квадраты на полу - небо совсем очистилось от облаков. Гретхен лежала, смотрела на эти светлые квадраты, а по переносице медленно сползла слезинка, упала на подушку. "Тимотей... - горько прошептала Гретхен, - ну зачем - так все..."
      Кажется, о Кренстоне она и не думала, и вырвалось это неожиданно для нее самой. В действительности же Гретхен думала о нем постоянно. И мысли о нем были столь горьки, что горчила от них любая радость. Радости просто не было места среди печали и горечи. Для тонко чувствующей Гретхен с ее обостренным эмоциональным восприятием мира, был слишком тяжек подобный внутренний разлад, душевная дисгармония. Ей никогда не приходилось поступаться своей совестью. Иногда она думала, что жизнь щадит ее, не ставит перед ней соблазна пойти на компромисс, "договориться" с совестью. И вот теперь она чувствовала себя именно в такой ситуации - совесть беспокоила ее, состояние тревожности не проходило.
      Она закрыла глаза, и слезинка опять впиталась в подушку.
      - Гретхен... - вдруг прошелестел в комнате приглушенный голос.
      Глава девятая
      прощание с Немым Пастором
      Негромкий голос прозвучал для Гретхен как оглушительный громовой раскат. Вздрогнув всем телом, она резко села.
      - Тимотей! - выдохнула она. - Вы?!
      - Не пугайтесь. Я не призрак.
      - Я не вижу... где вы... - напряженно вглядываясь в темноту, Гретхен тщетно пыталась разглядеть силуэт человека.
      Помедлив, Кренстон проговорил:
      - Это не нужно... боюсь испугать вас.
      - Почему? Чем?
      И опять не сразу он ответил:
      - На мне слишком много черного.
      Какие-то мгновения смысл фразы проникал в сознание Гретхен, потом она почувствовала, как внутри похолодело, и, сделав над собой усилие, спросила:
      - Ко мне пришел Немой Пастор?
      - Нет!.. - поспешно возразил сэр Тимотей. Потом сказал: - За мной были долги, и я только что отдал их. Потому я пришел к вам в этом обличьи. Но я не хотел, чтобы вы меня видели, был намерен соблюдать осторожность...
      - С вами все в порядке? - встревожилась Гретхен.
      - Разумеется.
      Теперь Гретхен видела его - голос помог ей определить, откуда он доносится, а затем и рассмотреть в темноте еще более темный силуэт Кренстон сидел поодаль в кресле, скрытый глубокой тенью.
      - Снимите маску...
      Шорох платья и обозначившееся светлое пятно сообщили, что Кренстон исполнил ее просьбу.
      - Вы вернулись...
      - Я не уходил, - тихо прошелестел его голос. Кренстон помолчал, прежде чем продолжить: - Мне не хватило сил отказаться от возможности еще несколько дней быть с вами рядом...
      - Вы все время были здесь?! В доме?!
      - Нет. Почти в доме.
      - Я не понимаю...
      - Не надо.
      - Но вы больше не исчезнете? - тихо спросила Гретхен.
      - Вы забыли? Завтра вы покинете Тополиную Обитель. Я пришел проститься с вами.
      Гретхен прикусила губку и не нашла ответа словам Кренстона. Она сжимала на груди одеяло, но нервная дрожь, охватившая ее и заставлявшая голос дрожать, была не от холода. Пытаясь овладеть собой, Гретхен всматривалась в светлое пятно, угадывая лицо Кренстона. Оно было так далеко и смутно, почти неразличимо. Гретхен хотела видеть его. Он сказал - проститься. И Гретхен хотела видеть его прекрасные черты, впитать их памятью своей, всем сердцем. Он был бесконечно дорог ей, так, что невозможно выразить словами, но может быть, ее глаза скажут ему об этом, забыв о покровах условностей, потому что это - прощание...
      - Тимотей... подойдите ближе... мне это нужно...
      Помедлив, он встал и шагнул к ней. Лунный свет облил высокую фигуру, облаченную в длинную черную сутану. Но даже одеяние пастора не могло скрыть его физического совершенства - широкие плечи были налиты силой, опоясывающий талию ремешок лишь подчеркивал мощь торса. Движения его были завораживающе пластичны. Он был прекрасен. Кренстон опустился на колено перед кроватью.
      - Вы плачете?
      - Я так рада видеть вас!
      - Но вы плачете...
      - Моё сердце полно горечи... - улыбка вздрагивала и ломалась, Гретхен протянула к нему руку.
      Он бережно принял ее ладонь в свои и прижался к ней лицом.
      - Это нехорошо, Грет... Неправильно...
      - Что?
      Сэр Тимотей почувствовал страх в ее голосе и понял: Гретхен подумала, что он намерен высказать ей все свои упреки. Кренстон поднял лицо, чуть улыбнулся.
      - Неправильно хотя бы то, что вы испугались сейчас. А может, вас это пугает?
      Гретхен скользнула глазами по его черной сутане.
      - Ах, какое значение оно имеет?!
      - И еще более неправильно, что, вновь обретя утраченное, вы не можете быть счастливой в полной мере.
      - Ценой вашего несчастья... - как эхо, проговорила Гретхен.
      - Вы сделали меня богаче на любовь. До встречи с вами сердце моё было слепым и глухим, а я и не знал, как оно увечно. Я люблю вас, и свет моей любви останется в моем сердце даже потом, когда вы, мой ангел, будете далеко от меня. И поверьте, Гретхен, я буду гораздо более счастлив, зная, что вы счастливы тоже, чем тогда, когда сознавал бы: вы со мной, но лишь потому, что увязли в силках и петлях обстоятельств, рассудочности... И эти петли связали ваши крылья, сломали их... Согласитесь, моего ума хватило бы на то, чтобы увидеть и понять это, - снова улыбнулся Кренстон. - Гретхен, любовь моя, я хочу, чтобы вы были счастливы. И если я значу для вас что-то сделайте это для меня, будьте счастливы безоглядно.
      - Тимотей... - едва слышно проговорила Гретхен. - Вы... вы придумали все эти слова мне в утешение?..
      - О, нет, - покачал головой Кренстон. - У меня было время для раздумий. Когда схлынул первый неистовый шквал эмоций, я обратился к разуму. Я знаю, что мог бы принудить вас остаться со мной, от меня потребовалось бы совсем немного усилий. Причем вы были бы искренне уверены, что это ваше собственное решение. Но еще я знаю, что мне не нужна Гретхен плененная. Вы должны быть по-настоящему счастливы, чудная, дивная, любимая моя. Я этого искренне хочу. А я... Мне будет за вас спокойно. Сейчас мне стало легко, я рад, что смог вам об этом сказать. Хотя я не собирался появляться перед вами, просто хотел побыть рядом, слушать ваше дыхание... Но я рад, что получилось именно так. И... знайте еще... я остаюсь, неизлечимо раненый вами... но сладостна мне эта боль и бесконечно дорога... И если ваша жизнь не сложится... если что-то случится... - возвращайтесь. К другу или к мужу... это не важно. Просто знайте, что вам есть куда возвращаться. Вот здесь, в этом доме вы всегда желанны...
      Глава деcятая
      плаванье к чужим берегам, или время оглушенных чувств
      Берег медленно отдалялся, Гретхен смотрела на него, и ей казалось, что судно стоит на месте, а испанское побережье уплывает от нее в даль, в прошлое. Она помнила, как недавно начинала другой морской путь, и как была счастлива. Тогда она не прощалась с прошлым, она просто порвала с ним, когда бросила взгляд назад, и далеко-далеко увидела очертания берега. В следующее мгновение она опять всем своим существом устремилась вперед, в солнечную лучезарность, в сияние бликов на море, в неизведанность, в чудо. Она помнила восхитительное состояние окрыленности, выпущенной на свободу птицы, которую ждало впереди только самое прекрасное. Гретхен не знала тогда, какие черные дни готовила ей судьба, но и дни тихой, спокойной радости ждали впереди тоже. Было горе, но был и Тимотей Кренстон, и ничего этого Гретхен теперь не хотела отдавать забвению, старалась унести в душе своей, не обронив ни крупицы.
      В будущее заглянуть она не пыталась - слишком жестоким был урок, продемонстрировавший ей непредсказуемость грядущего и тщетность попыток предугадать его. Из этого урока Гретхен вынесла науку ценить мгновения настоящего, в котором судьба пока благосклонна. И Гретхен думала, что отныне будет помнить правило: "Не предавайся радости сверх меры и печалься чрезмерно".
      Кажется, точно такое же состояние наступило в природе: море было благодушным, устойчивый и постоянный ветер дышал приятной прохладой, солнце ровно грело, спокойно отмеряя положенный ему, ежедневный путь, иногда скрываясь за воздушно-легкими облачками.
      Точно так же, легкой тенью наплывали мысли о Кренстоне, не повергая в глубокую печаль - сэру Тимотею удалось внести покой в смятенную душу Гретхен. В ночь, когда Кренстон не устоял перед потребностью проститься с Гретхен, хотя бы взглянуть на нее напоследок, он, щадя чувства любимой, сумел найти самые нужные слова, которые будто заговором-панацеей легли на ее смуту. И стихла тревога. Чувство вины перед Кренстоном хоть и не ушло совсем, сделалось все же не таким пронзительным, нестерпимым. Тимотей сумел подменить ее мысли и чувства ощущением, что не Гретхен уходит от него, а он сам ее отпускает. И как бы ни мал был нюанс, а переменил многое. Лишь много позже Гретхен сможет понять, что сделал для нее Кренстон. Он слишком ее любил, и принес свою любовь на жертвенный алтарь ее благополучия. И если Гретхен еще не обрела гармонии в отношениях с миром, все же в душе ее наступило некое равновесие. Так эскулап, движимый состраданием, оглушает чувства страдальца доброй пинтой крепкого напитка, перед тем, как приступить к делу. Вот так же и чувства Гретхен утратили остроту и яркость. И это было милосердно.
      Время не спешило и не тянулось. Не окрашенное человеческими эмоциями, оно шло так, как ему и надлежало. Неторопливое пробуждение, туалет, завтрак. Потом прогулки по палубе, любование переменчивым океаном. Порой случались нечастые события, вносящие некоторое разнообразие. В стороне прошли киты, и можно было видеть фонтаны воды, выпускаемые ими. Стая летучих рыб пронеслась рядом, и было удивительно и забавно смотреть, как стремительно вырываются из воды серебристые рыбешки, летят, как крылья распуская плавники. А то несколько дельфинов долго сопровождали судно, и Гретхен смеялась, наблюдая целое представление, которое устроили эти веселые, добродушные и очаровательные создания. И конечно, беседы с Лартом, неизменно внимательным и заботливым. Вроде бы все вошло в спокойное русло, и нечего более желать. Но Гретхен казалось, что мир потерял яркость и живость красок.
      А потом наступило ясное солнечное утро, когда Ларт встретил Гретхен какой-то особенно радостной улыбкой.
      - Я хочу вам кое-что показать, - сказал он.
      Гретхен, уже предчувствуя, что именно собирается показать ей Ларт, поднялась вслед за ним на палубу. Он указал на далекий горизонт, к которому стремилось их судно, и там, вдали, Гретхен разглядела размытый синей дымкой берег. Она смотрела, и сердце ее сжималось. Путешествие подходило к концу, а будущее было еще более неопределенным, чем этот, затуманенный далью край земли. Ведь она не стремилась именно к этому берегу, Гретхен просто шла туда, куда вел ее Ларт. Но теперь его миссия подходила к концу. До сих пор Гретхен об этом не задумывалась. Нет, неправда, она не хотела задумываться, прогоняя подобные мысли, потому что ничего кроме тревожащего чувства они с собой не приносили. И вот теперь к ней подступили не мысли, а сам этот миг, когда вопросы, которые она гнала от себя, исчезнут, и она окажется лицом к лицу с ответами.
      - Мы почти у цели, Гретхен, - с улыбкой повернулся к ней Ларт. - Вы не рады?
      - Я рада, - выдавила она ответную улыбку. - Просто... наверно, я устала.
      Он взял ее руку, успокаивающе погладил.
      - Не бойтесь ничего, Гретти, вас никто не обидит. Вы сами будете решать свою судьбу.
      Глава одиннадцатая
      Гретхен с сердечной смутой ступает на землю Ларта
      Гретхен стояла наверху, всматриваясь в берег, который становился все ближе. Вот уже корабли, стоящие на рейде, стало возможно рассмотреть в мельчайших деталях и прочитать названия на бортах. Некоторое время судно шло вдоль берега, и среди изобильной зелени Гретхен различала красивые дома с колоннами и балконами, пестрые цветники и лужайки. Потом судно обогнуло береговой выступ и вошло в просторную бухту. Как на ладони стал виден порт с длинным пирсом. Вдоль него стояло несколько парусников, в порту было довольно людно и оживленно, но это была не праздность, а налаженная суета рабочих буден.
      На судне убирали паруса. Каждый человек из команды находился там, где ему надлежало быть, и делал свое дело. Все приказы исполнялись с привычной сноровкой и точностью. Но достаточно было взглянуть в лицо любого из них, и без переводчика становилось ясно, что у этих людей сегодня праздник, и настроение такое приподнятое, что не физическое усилие мускулистых рук и ног носит их по вантам и шкотам, а будто крылья выросли за спиной, и не требуется никаких усилий. И оттого, что сама она ничего подобного не испытывает, Гретхен чувствовала себя растеряно и неловко, будто явилась чужая, незваная на их праздник.
      - Ох, ведь я должна уложить вещи! - спохватилась она, когда матросы уже готовились бросать причальные концы.
      - Вам не надо думать об этом, Грет, - удержал ее Ларт. - Все ваши вещи доставят вслед за вами. Взгляните лучше туда - нас ждут. Даже моего коня привели!
      Гретхен и в самом деле увидела белоснежного, высокого скакуна под седлом. Как раз в это время какой-то человек подвел его к самому краю пирса.
      - Урс, посмотри-ка! - указал Ларт в сторону берега.
      Пес поставил передние лапы на борт, отчего стал выше Гретхен. Сейчас же хвост его выразил высшую степень радости, и Урс дважды громко гавкнул.
      Конь на берегу заволновался, вскинул голову и заржал.
      - Приятели обменялись приветствиями! - рассмеялся Ларт.
      С удивлением наблюдая эту сцену, Гретхен тоже не удержалась от смеха, изумляясь богатой гамме чувств, демонстрируемых Урсом. Пес в нетерпении повизгивал и перебирал передними лапами, вероятно, борясь с искушением немедленно прыгнуть за борт, и недоумевая, отчего именно в последние минуты этой посудине вздумалось перейти на черепашью скорость. Однако, вопреки ожиданиям, когда был опущен трап, Урс не метнулся стрелой на берег. Вспомнив, что он не щенок какой-нибудь, а солидный взрослый пес, он степенно ступил на трап вслед за хозяином и Гретхен.
      А вот Гретхен была не так солидна. Первые слова, которые она произнесла на новом берегу, были такими:
      - Ларт! Отчего земля здесь качается?! - она впервые ступила на землю после длительного морского путешествия. Впрочем, нет - второй. Но выход на испанский берег был сопряжен с такими обстоятельствами, что тогда Гретхен было не до подобных ощущений.
      - Не пугайтесь, - рассмеялся Ларт. - Земная твердь здесь так же прочна, как и всюду. А ее качание - лишь иллюзия, после того, как столько времени под вам колебалась корабельная палуба. Это скоро пройдет.
      Он подошел к своему коню, а Гретхен подумала о том, что ни вдвоем же они поедут на одном коне. Вероятно, для нее должны подать коляску. Ларт с улыбкой обернулся к ней.
      - Гретхен, я сердечно рад приветствовать вас на земле своей родине! он склонил голову.
      Одновременно с ним глубоко поклонился человек, державший под уздцы коня, и... еще четверо мужчин, стоявших здесь же, в нескольких шагах от прибывших. А рядом с ними на земле Гретхен увидела... неужели это для нее?..
      - Прошу вас, Грет, - Ларт взял ее за руку и повел к портшезу, на который Гретхен только что обратила внимание.
      Перед ней откинули занавески и с почтительным поклоном ожидали, когда она удобно расположится на уютном, мягком диванчике. Оказавшись в прохладном, затененном пространстве, Гретхен вдруг забеспокоилась, что пути ее и Ларта вот здесь и разойдутся. Она торопливо отодвинула штору и увидела, как Ларт садится в седло. Он улыбнулся Гретхен, и она выругала себя за мнительность и глупейшие мысли.
      Глава двенадцатая
      первые впечатления
      Такой, необычный довольно способ передвижения, забавлял и развлекал Гретхен. А потом она и вовсе забыла обо всяких досадных, беспокоящих мыслях, когда глазам ее предстали просторные и чистые улицы города, напоенные свежим запахом моря и благоуханием цветов - их было в изобилии вокруг. Цветущая, яркая зелень густо заплетала стены каменных домов, свешивалась с балконов и крыш. Даже над улицами были перекинуты висячие сады, осеняющие прохожих своей благоуханной тенью. Множество фонтанов привносили дополнительную свежесть, и Гретхен видела мужчин и женщин, отдыхающих вблизи них. По обеим сторонам улиц располагались дома, но они не теснились друг к другу, а привольно раскинулись в глубине садов и были похожи на дворцы. Причудливая архитектура создавала удивительную иллюзию превращения тяжеловесного камня в легкое, прозрачное кружево, гармонично вписывающееся в ажур зеленых крон, лазурную синеву небес и всеобщее состояние приподнятости духа. Глаза Гретхен то устремлялись в глубину садов, где ни одно здание не повторяло другое, и они не переставали удивлять ее изысканностью своих линий. То взгляд ее останавливался на горожанах, вызывавших еще большее изумление.
      Уже платья их были достойны пристального внимания. Женщины носили свободные одежды из тонких, невесомых тканей, а ветер, забавляясь, дыханием своим обнимал скрытые под ними формы. И тогда ничто не мешало любоваться стройностью ножек, изящной тонкой талией или высокой грудью.
      У Гретхен создалось впечатление, что на платьях не было ни одного шва. Причудливо заложенные складки и драпировки закреплялись браслетами и застежками. Фасоны их были чрезвычайно далеки от европейских. Гретхен затруднилась бы определить, одеждам какого народа они наиболее соответствовали. Было здесь что-то от восточных летящих одежд, столь тщательно укрывающих женщину, но одновременно делающих ее соблазнительной и манящей; и от греческих туник, свободных и торжественных, и от нарядов римских танцовщиц, вызывающе открытых и не стесняющих движений. Было абсолютно ясно, что в этих нарядах не использовалось никаких ухищрений для создания иллюзий - сделать талию тоньше, чем она есть на самом деле, или придать формам несуществующую пышность. Гретхен взглянула на свое платье, и оно - простое и легкое, показалось ей тяжеловесными латами.
      Одежда мужчин была выдержана в тех же расцветках спокойных, мягких тонов, что и женские платья. И здесь Гретхен не увидела никаких сюртуков или подпирающих подбородки жестких воротников. Свободные рубашки, широкие воротники, облегающие брюки и мягкие сапожки или туфли. На некоторых мужчинах были плащи - короткие или длинные, закрепленные на плечах красивыми застежками. Ни у одного из них Гретхен не увидела какого-либо оружия, в отличие от традиции ее мира, где шпага стала как бы частью гардероба.
      Гретхен нашла, что платья мужчин и женщин необычайно гармонируют с окружением, а приглушенные тона расцветок давали ощущение отдыха после яркой зелени, пестроты цветников и искрящихся на солнце стен зданий. Гретхен вдруг захотелось примерить на себя такое же платье. Она подумала, что в нем, должно быть, очень удобно, оно не стесняло движений, и Гретхен не могла не заметить в походке и жестах встречных какой-то особой грации, очарования естественного, свободного движения.
      И еще на одно обстоятельство Гретхен не могла не обратить внимания: никогда еще она не видела столько красивых лиц одновременно, лиц, которыми хотелось любоваться. Она подумала, что не могут ведь все люди без исключения быть прекрасны, скорее всего, они кажутся такими. Может быть, от того, что лица их открыты и ясны, они часто улыбаются, и от улыбки глаза светятся особым светом. Может быть, они прекрасны в своей гармонии физического и душевного благополучия - но это само по себе вызывало вопрос: а почему они так благополучны?
      В красивые прически женщин были вплетены цветы и украшения. Когда портшез миновал несколько молодых женщин, стоявших у фонтана и оживленно щебечущих на незнакомом языке, Гретхен подумала, что они сами похожи на дивный цветник.
      Путь был недолог, но Гретхен успела увидеть много любопытного, многое восхитило и озадачило ее, к примеру сказать, такое: едва горожане замечали портшез, сопровождаемый Лартом, они немедленно прерывали свои дела, разговоры, останавливали и склонялись в почтительном поклоне.
      Глава тринадцатая
      Гретхен хочет остаться в доме, хозяев которого не знает,
      и в очередной раз удивляется наблюдательности Ларта
      Выяснилось вскоре, что для Гретхен и Ларта приготовлен небольшой уютный домик, расположенный в самом конце тихой улочки. Огромный сад окружал его, скрывая ото всех взоров, и у обитателей дома возникало ощущение полной уединенности в этом райском, спокойном уголке.
      Четверо носильщиков опустили портшез перед входом в дом, один из них принял уздечку из рук Ларта, и они исчезли. Вслед за Лартом Гретхен вошла в дом, ожидая встретить там хозяев, и удивилась, не обнаружив никого. Выяснилось, что дом в полном распоряжении их двоих, и Гретхен испытала облегчение - не хотелось ей сейчас знакомиться с новыми людьми, вести светские беседы, а хотелось простого домашнего уюта и покоя. К тому же убранство этого маленького домика достойно было восхищения: все устроено было с большим вкусом и изобретательностью, к тому же, "устроитель" явно не испытывал стеснения в средствах.
      - Чему вы улыбаетесь? - спросил Ларт, в то время как Гретхен осматривалась в гостиной.
      - Я улыбаюсь? - переспросила Гретхен. - Ах... не знаю... Вероятно, своим мыслям.
      - И о чем же вы подумали? - настаивал на ответе Ларт.
      Гретхен приподняла бровь, помедлив, сказала:
      - Мне вдруг пришло в голову: как было бы замечательно превратить этот дом в свою раковину, захлопнуть ее и остаться внутри.
      - Драгоценной жемчужиной? - улыбнулся Ларт. - Завтра мы уедем отсюда, Гретти.
      - О! Как жаль... Мне показалось, что в этом доме невозможно не быть счастливыми. Он такой солнечный, ясный.
      - Ваша новая "раковина" будет ничуть не хуже, поверьте мне. А теперь, позвольте, я покажу вам ваши комнаты.
      И снова Гретхен настигло сожаление, что всего чуть более полусуток в ее распоряжении эти великолепные комнаты. Воображение ее поразила роскошная ванная, такая просторная, что ее хотелось назвать маленьким бассейном. И даже не было никакой необходимости греть котлы с водой - едва Гретхен, движимая любопытством, повернула ручку на кране, выступавшем прямо из стены, как из него хлынул поток горячей воды. Во втором, рядом, Гретхен обнаружила холодную воду. Ну как было не удивляться?! Да Гретхен просто ради забавы провела бы здесь часок, пуская, или легким движением руки пресекая поток воды. Разумеется, она слышала о водопроводе, но ей никогда не довелось ни то что пользоваться, но даже увидеть это полезнейшее устройство. В древнем замке Ланнигана большие деревянные лохани для мытья слуги наполняли, ведрами таская горячую воду из кухни. А потом, в слишком просторной комнате со сквозняками вода быстро остывала, надо было поскорее вылезть из нее, пока нос не посинел от холода. Но вставать из лохани тоже было сущим наказанием, так как никакая простыня не спасала от промозглого холода, и кожа покрывалась мурашками. А здесь!.. Да ведь тут можно сидеть часами! И будь воля Гретхен, она бы так и сделала.
      А большущие пушистые полотенца, стопкой лежащие рядом с ванной?! А потрясающая ясность отражения в зеркалах! О! Еще бесчисленные разноцветные флаконы с непонятными жидкостями, источающими изумительные запахи! И сияние чистоты!.. Гретхен никогда в жизни не доводилось видеть ничего подобного. Тут она подумала: "Неужели в распоряжении Ларта имеется подобная же туалетная комната? Но кто может позволить себе такую роскошь? Кто владелец дома и где он сейчас?"
      В спальной Гретхен уже перестала удивляться. Она прямо у дверей сняла туфли и, закрыв глаза, медленно прошла по белому пушистому ковру, которым был застлан весь пол от стены до стены. Посередине спальной комнаты стояла кровать под балдахином, и Гретхен вдруг почувствовала себя девочкой, которой хочется озорно прыгнуть сверху на покрывало и утонуть в этой пышности... Она только провела ладонью по атласу, расшитому тончайшим узором, похожим на тот, что проступает на стеклах морозным зимним утром... Потом она услышала шаги Ларта - он шел из своей комнаты, расположенной дальше по коридору, и через несколько секунд постучал в двери.
      - Гретхен, вы готовы? Я ужасно голоден! Надеюсь, вы тоже.
      Она только теперь почувствовала, что и впрямь - очень хочет есть. На судне им подали завтрак, но наскоро чего-то перекусив, Гретхен опять заторопилась на палубу, - берег неизвестной ей земли и страшил, и притягивал к себе. Разумеется, Ларт последовал за нею, и тоже почти ничего не съел.
      Теперь они спустились вниз, оказались в столовой зале, и... Гретхен отказалась верить своим глазам, обнаружив накрытый стол, сервированный с парадным великолепием. Гретхен могла бы поклясться, что за все время, пока она была наверху, до нее не доносилось ни звука.
      - Ларт! - обернулась она. - Так ведь можно поверить в существование волшебной палочки!..
      - Для этого надо, по меньшей мере, проверить качество волшебства, рассмеялся он и приподнял крышку большой супницы.
      Из-под нее вырвался пар, и Гретхен склонилась, стараясь уловить его аромат.
      - О-о-о! - простонала она. - Ларт! Это искушение!
      - Поддайтесь ему, - улыбнулся Ларт, отодвигая для Гретхен один из двух стульев, стоявших по обеим сторонам стола напротив друг друга.
      - Так в доме есть люди? - вопросительно посмотрела она на Ларта
      - Сейчас - нет.
      - Они только что ушли?
      - Вероятно.
      - Почему? Вы не хотите, чтобы меня видели? Как в том доме? - Гретхен чуть сдвинула брови. - Но почему теперь?
      - Отнюдь. Разве вас доставили сюда, упрятав в закрытый портшез? Если вы хотите, мы можем сразу после обеда выйти в город. А что касается этого... Ларт сделал широкий жест. - Мне показалось, что так хотите вы. - Он виновато улыбнулся: - Простите, если я оказался неправ. Это легко исправить.
      Гретхен вспомнила, какое испытала облегчение, войдя в дом и не встретив никого... Но каким образом это мог понять он?! Не находя слов, и не особенно стараясь отыскать их, Гретхен молча смотрела на Ларта. Слова были не нужны, когда он с такой легкостью понимал об ней даже то, что было не явно для самой Гретхен.
      Глава четырнадцатая
      Гретхен узнает о предстоящей встрече с людьми Круга
      - Итак, Гретхен, - заговорил Ларт, когда чувство голода отступило. Нам осталось совсем немного - короткая завтрашняя поездка. Это будет, скорее, прогулка. Завтра утром мы с вами едем в столицу. Вас ждут там.
      - Кто может ждать меня? - с удивлением спросила Гретхен.
      - Ну, хотя бы люди Круга. Завтра мы узнаем, когда они захотят с вами встретиться.
      - Круг Семи?! Люди, олицетворяющие высшую власть в стране?! О, Ларт, зачем я им?! - с трепетом выговорила Гретхен
      Он протянул руку через стол и накрыл ее ладонь.
      - Гретти-Гретти, - укоризненно покачал головой Ларт. - С какой готовностью вы пугаетесь своего будущего! Меня же беспокоит совсем другое.
      - Что? - тревожно спросила Гретхен.
      - Ваша болезнь. Удалось ли вам совсем избавиться от нее или она все еще напоминает о себе?
      - Ах, это... Я о ней и думать забыла.