Пожалуй, весы победы все же качнулись на ее сторону - Лиенту она не отдала. Хоть и не отвоевала. Что ж, значит, это была проба сил, и теперь гораздо легче избежать ошибки - недооценить врага. Как раз эту ошибку он сегодня и совершил, в этом была его слабость - он не осознал ее силы, забылся в кураже и не удержался от демонстрации эффектов. Черный чародей ослабил свое оружие в хитростях и уловках - зеркала, перемещения... Что ему мешало расправиться с Лиентой там же, в зале? Адоня усмехнулась. Он прятал лицо, но обнажил свою суть.
Адоня тихонько отворила двери. Она так и думала - старый Консэль просидел всю ночь под дверью и теперь спал, привалившись плечом к стене.
- Консэль! - тихонько позвала Адоня. Он встрепенулся и торопливо встал. - Убери у хозяина. Не бойся разбудить его, он спит крепко и проснется поздно.
- Как себя чувствует господин барон? - беспокойно спросил старый слуга.
- С ним все в порядке. Ты извини за то, что там, в спальне. И лучше, если кроме тебя этого никто не увидит.
- Хорошо, - с сомнением проговорил Консэль, окинул взглядом мокрое платье Адони. - Тебя проводить?
- Нет, не нужно, тебе хватит работы, - кивнула она на двери. - Но завтрак, пожалуйста, принеси мне сегодня сам.
Она проснулась за минуту до того, как раздался стук в двери.
- Консэль? - Она быстро накинула платье. - Входи.
Старик вошел с подносом. Переставляя тарелки на стол, сообщил:
- Его Светлость желает видеть тебя. - Поколебавшись, он все же добавил: - Поторопись, господин барон в гневе.
- В гневе? - Адоня постаралась подавить вздох. - В таком случае хуже уже не будет, если я приду на несколько минут позже. И с Его Светлостью ничего не лучится.
Это было сказано так непочтительно, что Консэль оцепенел. Чтобы смягчить впечатление от cвоих слов, Адоня пояснила:
- До встречи с ним мне очень важно побеседовать с тобой. Вернее, для твоего господина важно. Не сердись, Консэль, - она обезоруживающе улыбнулась в ответ на осуждающий взгляд, - это займет немного времени. Потом немедленно к господину барону. Ты голоден? Раздели со мной завтрак.
- Я сыт, - сухо проговорил Консэль, стоя перед ней с опущенным подносом.
Адоня задумчиво посмотрела на него.
- Послушай меня, добрый и преданный друг барона Яссона...
- Только слуга Его...
Властным жестом Адоня прервала старика.
- Я знаю, что говорю. Ты - единственный здесь, перед кем я могу не претворяться, придется и тебя отбросить все эти протокольные церемонии. Человек, который тебе очень дорог, в большой опасности. Мне он дорог тоже. Мы можем его потерять, но я буду бороться за него, чего бы мне это не стоило. Если захочешь помочь, - а ты можешь - мне будет легче.
Старик смотрел молча, и недоверие в его глазах смешалось с усилием понять что-то.
- Не жди, что я отвечу на все твои вопросы, для этого нет ни возможности, ни времени. Ты должен поверить мне. Хотя, разумеется, слепого доверия я не жду, поэтому послушай и сделай выбор. Дважды об одном я говорить не стану, но если ты не со мной, значит я одна. Яссон Гондвик во власти темного человека. Сила того негодяя такова, что под гнетом его все вы, кто наиболее близок барону. Не по положению близок, - по душе. Эту маску бесстрастного сухаря не ты на себя надел - ее приклеили к твоему лицу. Сделай усилие и освободись. Меня она не вводит в заблуждение, я вижу твое истинное лицо. Я могла бы много рассказать о тебе и удивить, и заставить поверить мне. Но покупать твое доверие этим - слишком дешево. Просто прислушайся к своему сердцу и поступай в согласии с ним, не смотри на меня сквозь прорези чуждой тебе личины, тебе в ней плохо, неуютно, так сбрось ее. Стань мне другом, добрый Консэль, а если не другом, так хоть союзником. Мне нужно это, потому что нет другого человека, столь же преданного барону Яссону, как ты.
И, будто в самом деле сползала личина со старика. Холодная сдержанность сменилась растерянностью, потом задумчивым вниманием, наконец, он виновато проговорил:
- Располагай мною, как тебе понадобится.
- Спасибо, Консэль. Я верила, что любовь к Яссону Гондвику поможет тебе избавиться от черных чар. Ты ведь хорошо его знаешь, он вырос на твоих глазах?
- И на моих руках, - пробормотал старик.
- Он тебе по-настоящему дорог.
- Как родной сын, да простит мне господин эту вольность. Скажи, то что с ним происходит... Это одержимость? Там, ночью... Это он сделал?
- Нет... Это другое. Расскажи мне о прошлом барона.
- Тебе бы поговорить с госпожой Лигитой, - и в ответ на вопросительный взгляд Адони пояснил: - Кормилица господина барона. Ты видела ее ночью в его покоях. Она почти всегда при господине была, а я подолгу не видел его, я всегда здесь, при замке.
- Да, Лигита тоже преданна барону так, что не задумается, умрет за него. Но отстаивая честь рода, она может быть неискренней.
- Выходит, мне честь моего господина не дорога? - усмехнулся Консэль.
- В игре, которую затеяли с Яссоном Гондвиком, расхожей монетой сделали не честь, а душу его, - жестко проговорила Адоня и в ответ на смятение старика безжалостно повторила. - Да, именно так. Поэтому, выбирай, что дороже? Да и не грозит ничего чести Гондвика. Консэль, ты - единственный, от кого я действительно могу ждать помощи. Ни от Лигиты и ни от кого другого, только от тебя.
- Что ты хочешь услышать? В прошлом найти ключ ко дню сегодняшнему? Едва ли он там есть...
- Просто рассказывай и будь искренним. Ты, может быть, знаешь, что я недавно в этих краях и мало что знаю о здешних жителях. Рассказывай, а все, что мне надо, я услышу сама.
- Хорошо, я попробую. Что о детстве Его Светлости сказать?.. Был он желанным дитем и любимым. Не любить его нельзя было, - что ликом, что душой, был он как ангел небесный. До восьми лет рос всеми обласканный, худого ничего не видел. А вскоре, как исполнилось ему восемь годков, баронесса Эмелина покинула нас, ушла в лучший мир. Тосковал он по ней. Но характер уж и в то время свое брал - тоски на людях не выказывал. Но когда день заканчивался, и наступало время отходить ко сну, я уводил его в покои кроме меня юный баронет нянек никаких не признавал. И всякий раз вместо сказки он желал услышать историю из того времени, когда еще мал был, и жива была его матушка... Про те наши разговоры никому не было известно, он так хотел. А через два года появилась в Рекинхольмском замке другая хозяйка. Со страхом ждал я ее, присматривался первое время - покойная баронесса сама доброта была, а какова новая? Боязнь меня брала - а ну как баронета обижать станет? Задумаюсь, что измываться над мальчиком начнут, а я на то с равнодушием взирать обязан по положению своему - душа исплачется. Но баронесса Вериника все страхи скоро развеяла. В сыне супруга своего души не чаяла. Да иначе и быть не могло: натурой он весь в матушку пошел, а уж как пригож был! Так и пошел год за годом, все наладилось, и радостно было нам смотреть на счастливых господ своих. Да не бывает так, чтобы одна только радость. Два года назад погиб барон. На охоте его конь чего-то испугался и понес. Когда нашли барона, он был мертв - не удержался в седле. Скоро за ним отправилась и супруга. Хорошо еще, что к тому времени, как начаться несчастьям, в замок приехал кузен баронессы Вериники. Погостить приехал да и задержался - очень они подружились с господином бароном - ровесники почти. А уж потом и госпожа Лигита, и все мы стали его просить, чтобы не покидал он барона Яссона в таком горе.
- Есть ли другие родственники у молодого барона?
- Да можно сказать, что и нету больше. Род Гондвиков до недавнего времени был многочисленным. А в последнее время, будто рок над ними. Сама посуди - неожиданная смерть отца господина Яссона, следом - баронесса, а дальше, будто мор прошел по роду, одно за другим приходили печальные известия. А с молодым господином что происходит, сама знаешь. Не странно ли тебе это?
- Может быть, - задумчиво проговорила Адоня. - Так ты сказал, что у барона Яссона есть друг, который скрасил горечь его потерь? Не с ним ли твой хозяин возвращался с верховой прогулки третьего дня пополудни?
- Вероятно, так оно и было. Только Эстебан Ланниган может составить компанию господину барону во время верховой прогулки, больше господин барон никого не берет с собой.
- Консэль, а сколько лет господину барону?
- С весны двадцать шестой пошел.
"Да, очень не глупо - у Лиенты отняли мудрость, которая приходит с годами и несчастьями... И одновременно вернули горячность, нетерпение и максимализм молодости."
- Господин Ланниган богат? Знатен?
- Увы, кроме славной фамилии, отец ничего не оставил ему. Несчастья преследовали семью из поколения в поколение, к рождению господина Эстебана уже были распроданы все титулы и ничего не осталось ни от богатства, ни от знатности. Он чуть моложе нашего господина, но невзгоды умудряют, взрослят. Кроме того, он много путешествовал. Нам очень повезло, что он так вовремя приехал к нам, он имеет большое влияние на господина барона, причем, весьма положительное... Молодой господин очень тяжело перенес горестные события, ожесточился. Случаются минуты, когда я не нахожу в нем моего прежнего господина... Теперь он часто бывает горяч, и ничто не остужает его лучше, чем неизменное спокойствие господина Ланнигана.
- В замке в последнее время тебя ничто не настораживает?
Старик пожал плечами.
- Недобро как-то стало... Каждый божий день так и жди напасти: то поваренок в кухне обварится, то лошадь ногу повредит, а раз по замку такой вонью потянуло. Все с ног сбились - откуда? что? - господин барон в гневе, а оно само вдруг ушло. Болеть много стали. Да, почитай, здоровых и нет. Тому неможется отчего-то, другому, все квелые ходят, угрюмые. Радости не стало. К нам теперь почти и не ездит никто, а раньше, что ни день, то гости на двор, шумно было, весело. - Старик помолчал, потом со вздохом сказал: - Вот наговорил тебе, да может все пустое. Какое веселье после похорон? Было счастье в семье, был и смех. А что недуги одолели, так ведь время идет, стареют люди. Так что, может, зря я все в одну кучу валю? Вон торхи в это лето трижды нападали, спокон веку в наших землях тварей этих не было, - так не каждое лыко в строку поставишь.
- А за что ты Эстебана не любишь?
- Это ты с чего взяла?! - удивленно глянул старик.
Она посмотрела на него задумчиво. Потом будто очнулась:
- Что? С чего взяла? Достаточно и того, что во всем, что его не касалось, ты был искренним.
На лице старого слуги проступило смешанное выражение недоверия, изумления и страха.
- Ты никак и вправду умеешь в душе читать?..
- Спасибо, добрый Консэль. Ты мне очень помог. Теперь выполняй распоряжение своего господина.
- Да чем помог-то? Я же ничего...
- А про это я сама знаю. Я и вправду не ошиблась в тебе.
* * *
Лиента остановился перед Адоней, холодно окинул ее взглядом, прошелся по комнате. Потом сел в кресло, закинув ногу на ногу.
- Я желаю услышать объяснение, что ты делала сегодня ночью в моей спальне?
Адоня подняла бровь.
- Господин барон, неужели вы полагаете, что я явилась туда самозванно?
- Я задал тебе вопрос не для того, чтобы услышать встречный! - резко оборвал ее онг Гондвик.
- Простите, господин барон, - смиренно проговорила Адоня. - Не гневайтесь, если я позволю себе напомнить вам: по вашему распоряжению меня доставили в замок. Видимо, чтобы я помогла вам одолеть недуг. Поэтому я и была с вами рядом прошлой ночью.
Лиента расхохотался, и Адоня недоуменно посмотрела на него, не понимая, что показалось ему смешным в ее словах.
- По моему распоряжению? Ты тешишь себя этой мыслью? Это все затея Лигиты, а я только уступил. И что ты называешь недугом? Дурные сны? - он снова раздраженно фыркнул. - Ты собиралась их разгонять?
- Разве сегодня ночью я не помогла господину барону?
Лиента продолжал скептически рассматривать стоявшую перед ним Адоню, но на какие-то секунды взгляд изменился, и Адоня поняла - он помнит сон! Он помнит бой и ее - союзницу, и черного человека помнит! И боль свою! Но сну не верят, и уже ничего не читалось во взгляде, кроме презрения.
- Любопытно было бы посмотреть, как ты это делала? Дула мне в лобик? Поворачивала на другой бочок?
- Нет, я боролась за вас. И оружием моим было ведовство
И опять слова Адони заставили его озадаченно глянуть на нее - барон Яссон чего-то не понимал, не было абсолютной ясности в том, что происходило. Но сомнения пришли только на секунды, и опять голос стал язвительным:
- Какая чушь! Расскажи об этом моей кормилице!
- Разве кошмар не оставил вас?
- В чем твоя именно заслуга? В том, что сны имеют свойство заканчиваться? Выходит, ты - повелительница снов?
- Вы не верите в силу ведовства, господин барон?
- А ты?
- Я - вединея.
Барон Гондвик рассмеялся, проговорил сквозь смех:
- Ты забавная. Веришь в сказки? Остается позавидовать твоей юности.
- Вы полагаете, - тихо проговорила Адоня, - на войну со сказочными героями король бросил такие средства?
- Ты совершенно напрасно напоминаешь о моей нелояльности по отношению к моему господину! - Он метнул на Адоню раздраженный взгляд. - Разве не логично было бы сейчас взять тебя под арест и по возможности скорее передать тем, кто будет полномочен решить твою судьбу?
- Ваш титул и вам дает эти полномочия, онг Гондвик, - Адоня склонила перед ним голову. - И вы поступите в соответствии с велением совести.
Яссон Гондвик молчал, изучающе глядя на нее, покачивая ногой в высоком ботфорте.
- Я связан словом, которое дал кормилице. Но советую тебе запомнить - я не хочу иметь никакого отношения к твоим ведовским забавам, ты не нужна мне. Ты и не была нужна. Я сам прекрасно могу справиться со своими затруднениями.
Помедлив, Адоня проговорила:
- Это неразумно. Я, в самом деле, могла бы помочь вам.
- Рассказывая на ночь сказки про колдунов и ворожей? - брезгливо дернул уголками губ барон Гондвик.
"Лиента, Лиента, да вспомни же! Вспомни, что сегодня ночью мы были друзьями по оружию и усомнись, что это только сон!"
- Колдуны... Ворожеи... Ах, господин барон, вы и представить не можете, как я хотела бы, чтобы все это было только безобидной выдумкой.
"Ты представить не можешь, в центре какой злой "сказки" оказался..."
- Только на мгновение допустите, что ваша непоколебимая уверенность выстроена на ошибке. К сожалению, вера или неверие действительности не меняют - действительность существует помимо наших желаний. И про сон некто мудрый сказал: "Есть у сна свой мир, обширный мир действительности странной..."
- Мудрый бы этого не сказал. Напустить туману в ясный и четкий мир, чтобы потом в этом же тумане искать некую тайну? Вот мудрость, по-твоему? Признаться, ничего глупее я не слышал.
- Зло разнолико. И у него есть верный способ, которым оно готовит себе победу. Оно вкрадчиво убеждает: нет меня, неужели ты поверишь нелепым выдумкам о борьбе добра и зла? И человек, считая себя образованным, передовым, естественно, стыдится поверить сказкам невежественных кормилиц. И становится уязвимым, потому что не верит во врага. Но как противостоять тому, кого "нет".
Барон Гондвик резко встал, уничтожающе глянул на Адоню с высоты своего роста.
- Уж не возомнила ли ты, что будешь мне оппонентом в философском споре? - голос его звучал раздраженно, потому что девчонка и вправду вовлекла его в спор. - Ты забылась!
- Простите мне мою дерзость, господин барон. Я забылась оттого, что всем сердцем хочу предостеречь вас...
- Довольно! Я и без того слишком долго слушал этот бред!
Адоня покорно молчала.
- Я не желаю больше видеть тебя. Надеюсь, у тебя достанет ума не попадаться мне на глаза.
- Мне очень жаль... Прощайте, господин барон.
* * *
Андрей очнулся в "саркофаге" БИСа, и первая мысль испугала его: "Неужели мне все приснилось?" Он приподнялся, и сейчас же от окна к нему обернулась Линда, быстро подошла, наклонилась, вопросительно глядя.
- Как ты себя чувствуешь?
- Линда... Это все было?
- Да, у нас получилось.
- Ты все знаешь?
- Разумеется, синхронно шла запись ментограммы. Теперь меня беспокоит твое состояние.
- Со мной все в порядке.
- Я должна убедиться в этом.
- Хорошо, делай со мной все, что тебе угодно.
- Граф, у меня условие.
- Я согласен на все.
- Тогда дай слово, что не заставишь меня это повторить.
Андрей помолчал, потом рывком перебросил свое тело через бортик.
- Давай-ка я, наконец, оденусь.
Линда тоже молчала, пока он натягивал майку, - делал он это со всей щательностью. Но когда поднял голову, встретил ожидающий взгляд Линды.
- Зачем ты это сказала? - проговорил он тихо. - Ведь знаешь, что ничего подобного я тебе не пообещаю.
- Ты хотел только узнать об Адоне. Я помогла тебя...
- Да, я узнал, что им опасно, - перебил Андрей. - Что какой-то негодяй затеял совсем нешуточное дело, но целей его мы не знаем и не понимаем. Так какого обещания ты от меня хочешь? Я рассчитываю именно на твою помощь, и ты не посмеешь отказаться, потому что неоказание помощи - не мне, им равносильно предательству.
- Браво! - Линда несколько раз хлопнула в ладоши. - Когда тебя выгонят из Разведчиков, попробуй себя на прокурорском поприще, у тебя будут шикарные обвинительные речи. Что ты горячку порешь? Работать надо! У нас сейчас такой объем информации! Еще вчера ты об этом и мечтать не мог. Думать будем, анализировать, прогнозировать, вымывать золотые зерна. То, что я тебе сказала - это не пустые отговорки из-за нежелания участвовать в авантюре. Я уверена, что права. Поэтому - бейся головой о стену, увольняй из Отряда, ругайся, но в слепую я работать не буду. Хочешь помочь Адоне, давай вместе корпеть над анализом информации.
Андрей запустил пальцы в волосы, длинно вздохнул и, помолчав, проговорил:
- Дерьмовый прокурор из меня получится.
* * *
- Консэль, хочу тебе сказать, что ты чересчур снисходителен к своему господину. Это про него ты говорил, что у него ангельский нрав?
- Господин барон был... грубым с тобой?
- Так бы я не сказала, он все же неплохо воспитан... Но ему и не нужно быть грубым, чтобы выгнать меня из замка.
- Как?! Он прогнал тебя?!
- Еще нет, но уже с удовольствием бы это сделал, и, по-моему, в ближайшее время он свое желание выполнит.
- Но почему? Я думал, что он изменит свое мнение и будет благодарен тебе.
- Господин Яссон не видит причины для благодарности, потому что отвергает ведовство, а потому - на все есть естественные причины и при чем здесь мои заслуги? Но что ты сказал насчет мнения господина барона?
Старик неловко посмотрел на Адоню, пожевал сухими губами, проговорил:
- Тебя привезли в замок по настоянию госпожи Лигиты, господин барон просто уступил ее просьбам, он очень привязан к ней. Отчего-то он заранее был настроен против тебя. Господин барон как будто уже составил о тебе полное мнение еще до того, как увидел. Прежде за ним такого не водилось, его по заслугам считают образцом справедливости. Но не гневайся... Понимает ли он, что творит?
- Да, ты прав. Ты и сам не догадываешься, как ты прав, добрый Консэль. Однако меня вот что тревожит - вскоре он потребует, чтобы я оставила замок. Но я не могу уйти. Я очень нужна ему и всем вам. Посоветуй, что мне сделать.
- Тут тебе только госпожа Лигита может помочь. Господин барон редко отказывает ей. Если она станет за тебя просить, он ей уступит.
- Как хорошо, что ты пришла, - радостно улыбаясь, кормилица пошла навстречу Адоне. - Я собиралась послать за тобой, но мне сказали, что с тобой захотел говорить барон Яссон. Он благодарен тебе? Впервые после этих жутких приступов он чувствует себя просто превосходно! Я сказать не могу, как я рада!
- Госпожа Лигита, я только облегчила состояние господина барона во время приступа. Но еще не избавила его от недуга. Еще рано предаваться радости.
- Ах, не пугай меня! Ведь ты излечишь его? Скажи! - Она с нетерпеливой надеждой смотрела на Адоню. - Ты сможешь?
- Я отнюдь не хочу пугать вас, но и преуменьшать опасность нельзя. Вероятно, я могла бы помочь, но... Дело в том, что господин барон не видит никакой моей заслуги в том, что ему стало лучше. Мое пребывание в замке раздражает его. Он сказал, что только слово, данное вам, не позволяет ему сию же минуту выпроводить меня прочь.
- Всевышний, вразуми его!.. Как же он не видит очевидного!?
- Я хочу помочь ему, но для этого мне нужно быть с ним рядом, мне надо остаться здесь хоть несколько дней. Боюсь, что данное вам слово не долго будет сдерживать господина барона.
- Я сделаю все, что от меня зависит, обещаю тебе! Но ради Бога, скажи, что за странный недуг терзает моего господина?
- У барона Гондвика есть враги?
- Да... Конечно... Вот барон Симплистен... Его земли на юге граничат с владениями барона Гондвика и там постоянно стычки...
- Нет, это не то. Я говорю о смертельных врагах, кто ежечасно желает смерти господину барону. - Да что ты! - кормилица взмахнула руками. И вдруг обмерла: - Уж не хочешь ли ты сказать...
- ...что такой человек есть. И эта болезнь - убийство барона Яссона, только не явное, скрытое.
Женщина в ужасе прижала ладонь к губам, будто заглушая крик, замотала головой:
- О, нет!
- Паника - плохой помощник. Вы же не впадаете в панику при мигрени, но любая болезнь разрушает человека, медленно убивает его. Мне надо, чтобы вы были спокойны. Будем бороться за вашего господина.
- Кто!? - Лигита схватила Адоню за руку. - Ты знаешь имя?
- Еще нет... Я предполагаю, но вслух этого имени я не произнесу.
- Хорошо, ты лучше знаешь, как и что надо делать. Только не оставляй нас, будь терпелива, а я помогу тебе. Я чувствую вину перед тобой - не по-доброму тебя здесь встретили. Послали за тобой по моей просьбе, я и встретить должна была, не держать в неведении. Поверь, не от спесивости я не вышла встретить тебя, пойми меня, неразумную. Я ведь до последнего часа надежду лелеяла, что не понадобится твоя помощь...
- Не винитесь, матушка Лигита, - улыбнулась Адоня, - обижаться я и не думала. Я понимаю ваши чувства: сердце ваше полно любовью к господину барону, и это хорошо, ему сейчас, как никогда надо, чтобы его искренне и бескорыстно любили.
- Спасибо тебе, добрая девушка, до конца жизни молиться за тебя буду, только помоги ему.
- А вот об этом и просить меня не надо.
- Но скажи мне искренне, как сама думаешь - он выздоровеет? Ты сможешь?
- Да разве сегодняшняя ночь не пример? Гоните прочь все черные мысли, верьте, молитесь и любите его. Вы должны верить, матушка Лигита, это очень важно.
- Я верю тебя. Сегодня и вправду был пример - ты одна смогла помочь господину барону. И я всем сердцем на твоей стороне. Ступай пока к себе. Я навещу моего господина и попытаюсь проникнуть в его намерения. Потом я приду к тебе.
Консэль поджидал Адоню.
- Что госпожа Лигита? - поспешил он задать вопрос.
- Матушка Лигита отправилась на разведку. А мне велено идти к себе и ждать донесений. На войне, как на войне.
- Ты раздражена? Не сердись.
- Да я не сержусь, - вздохнула Адоня. Вдруг обернулась к нему: Консэль, а ты веришь в ведовство? Или тебе тоже легче закрыть глаза на безобразное и, зажмурившись, уверять всех, что безобразное - ложь, ничего такого в природе не существует?
- Я верю, - просто сказал старик. - Я слишком долго жил и много чего повидал. Но такого все же видеть не доводилось. Скажи мне, что там было... ночью?
- Бой за жизнь господина барона.
- С кем?
- Этого вопроса тебе лучше не задавать.
Старик покивал головой, вдруг улыбнулся:
- А я знаешь, что приметил? С тех пор, как ты в замоке, ни одного дурного случая не было.
Через час госпожа Лигита пришла к Адоне сказать ей, что барон Гондвик остался непреклонен лишь в одном - он и слышать не хотел о том, чтобы ведовка снова появилась в его покоях в одну из ночей. Но если матушке Лигите спокойнее от присутствия в замке этой юродивой, пусть она остается, только чтобы не попадалась ему на глаза.
- Я еще попытаюсь с ним поговорить... но сейчас я не решилась быть настойчивой, его очень раздражает одно упоминание о тебе...
- Ничего, не расстраивайтесь. Пусть победа и маленькая, но она на вашей стороне.
- Но как же ты сможешь?.. А вдруг опять приступ?
- Я могла бы сделать так, чтобы господин барон не узнал о моем визите в его покои. Но против его воли мы не пойдем. Ему нечего будет поставить мне в вину, но он все же почувствует, догадается и внутренне еще больше ожесточится. Поступать против его воли, это начало нашего поражения. Скажите... возможно ли сделать так, чтобы еду готовили для барона Яссона отдельно от других, только для него.
- Разумеется, возможно.
- Повар должен будет использовать воду, которую принесут от вас, и в блюда будет включать некоторые добавки.
- Я прикажу, и все будет исполнено в точности.
- Хорошо. В таком случае мне надо вернуться домой и взять все необходимое.
- Ах, ты покинешь нас!
- Всего на несколько часов. Мне нужны мои снадобья.
- Что ж, надеюсь, за это время ничего не случится. Идем, я распоряжусь и дам тебе сопровождающего.
- Я поеду одна. Прикажите только дать мне лошадь.
- Пообещай, то вернешься так быстро, как сможешь!
В замок она озвращалась, когда вечерние сумерки начали переходить в ночь. За вершинами деревьев уже вырисовывались силуэты легких остроконечных крыш с многочисленными флюгерами, когда лошадь под Адоней всхрапнула перед поворотом тропинки, беспокойно запрядала ушами и попятилась.
- Что ты, Малышка? - Адоня наклонилась, погладила теплую морду. Устала? Мы уже дома. Вперед!
Испуганная лошадь вынесла ее за поворот и встала, как вкопанная. Тропинку загораживал всадник на вороном коне. Лицо его было закрыто черным платком.
- Здравствуй, маленькая задира, - радушно приветствовал он Адоню. Ночью мы славно повеселились, не правда ли?
- Что тебе надо, Эстебан?
- Ну, значит, я не ошибся - маски сняты, - он изящным жестом сдернул платок, и смуглое лицо с тонкими чертами осветилось белозубой улыбкой. Этот старик чертовски болтлив!
- Чародей! - усмехнулась Адоня. - Ты, похоже, не гнушаешься просто подслушивать под дверью.
- Ну, не совсем под дверью, а вообще-то - пуркуа па? На войне все методы хороши и приемлемы - почему бы и нет.
- Чего ты хочешь? - устало повторила Адоня.
- Мира с тобой.
- На каких условиях?
- Ты оставишь мне Яссона Гондвика. Все равно он мой, ты пришла слишком поздно.
- Зачем он тебе?
- Через него у меня будет все - богатство, власть, признание. Он оставит мне все это, причем добровольно. Я просто вступлю в права наследования.
- Хорошо, с Гондвиком мне понятно. Теперь ответь еще на один вопрос.
- Тебя интересует, что взамен я дам тебе?
- Меня интересует, зачем тебе Лиента?
Эстебан усмехнулся и за этой усмешкой спрятал крохотную паузу замешательства.
- А кто сказал, что он мне нужен? Сейчас ты скажешь, что я пришел в твой мир и забрал его. Но неплохо бы тебе вспомнить, что лугарина вызвала ты. Чтобы привести сюда. Это вы вторглись в мой мир, никто вас не звал. И никто не держит, ты вольна уйти, ты знаешь. Но Лиенты здесь нет, есть Гондвик. А Гондвик мне нужен самому.
- Ты лжешь. Думаю, что тебе нужен именно Лиента. А причина, которую ты пытаешься мне подсунуть, просто хитрость. Ночью ты сказал слова, о которых теперь очень сожалеешь. Ты даже пытаешься сделать вид, что ничего сказано не было. Я тебя огорчу: я все хорошо помню. Если мы нежданно-негаданно ворвались в твой мир, как снег на голову, откуда у тебя такая осведомленность о нас и даже о тех, кто никогда здесь не был?
Эстебан задумчиво посмотрел на Адоню.
- Отдай мне Гондвика и уходи. Иначе можешь остаться здесь навсегда. Прежде, чем сказать "нет", вспомни, от чего собираешься отказаться, все вспомни. И поверь - Лиенты здесь уже нет, а Гондвик мой.
- Ты не заметил маленькой оговорки, Эстебан.
- Какой?
- Зачем ты просишь у меня то, что и так твое? Бери, коль можешь.
Глаза Эстебана сузились, стали холодными и острыми, как два бритвенных лезвия.
- Так мира ты не хочешь?
- Нет.
- Тебе меня не одолеть.
- Где же твоя логика? Ты просишь мира у слабого. Уж не из сострадания ли? Ты боишься меня, Черный Эстебан.
- Да, ты сильнее, чем я ожидал. Но я не сказал - сильнее меня. Я отлично знаю, в чем ты уязвима, и предупреждаю, что не пожалею, когда ты будешь корчиться от боли. Отныне я буду бить в самое больное место. Хотя, можешь поверить, мне совсем не хочется делать тебе больно. Но ты хочешь войны, ты ею насладишься в полной мере.
Он замолчал, выжидающе глядя на Адоню.
- Ты все сказал?
- Нет. Ты ведь еще не спросила, где твоя ахиллесова пята.
- А по-твоему я должна обеспокоиться и начать спрашивать? Твоя интрига не прошла. Мне не интересно, чем ты придумал испугать меня.
- На этот раз я собираюсь сказать правду. - Он наклонился к Адоне. - Ты уязвима в том, что ищешь честного боя. Ты связана дурацким обетом вашей Лиги Белых Магов. Что может быть глупее вашего заклятия перед боем!? - он рассмеялся. - "Укрепи оружие милосердием! Не дай сотворить зло!" Да, люби меня, твоего врага! Меня это устраивает. Ты еще узнаешь цену этой глупости. Просто до сих пор жизнь не ставила тебя в ситуацию, когда захочешь забыть, что говорила эти слова. И не сможешь - тебе нельзя оружием сделать подлость. А сможешь - тоже хорошо, обет назад не возьмешь, и каждый нечестный поступок будет лишать тебя части твоей силы. Ну, согласись, что на сей раз, я не солгал.
- Просто тебе не дано понять, что изворачиваться заставляет слабость. Сильному нет необходимости становиться низким. И честного боя ты боишься, потому что проиграешь в нем.