- Перестань меня болтать.
      И открыл глаза.
      - Ты живой! - радостно улыбаясь, недоверчиво проговорил Лиента. Глаза его были мокрыми.
      - Я настолько живой, что сейчас встану и врежу тебе так, что мало не покажется, дурак такой.
      Лиента засмеялся, обнял Андрея за плечи.
      - Как ты меня напугал!
      - Это я тебе напугал!? - возмутился Андрей.
      - Ты был, как мертвый...
      - Вместо тебя.
      Радостное возбуждение Лиенты быстро шло на убыль, Андрей не собирался поддерживать его эйфорию.
      - "Адоня."
      - "Где ты!?"
      - "Не сердись, Адонюшка. Я уже возвращаюсь. Мы с Лиентой прилетим".
      - "С Лиентой? Что случилось, Андрей?"
      - "Ничего не случилось, не волнуйся. Сейчас буду дома".
      - Помоги мне, - сказал Андрей.
      Помощь Лиенты потребовалась ему в большей степени, чем он ожидал. Тяжело упав в кресло, сказал:
      - Заходи.
      - Ты хочешь, чтобы я летел с тобой?
      - А ты хочешь, чтобы я оставил тебя здесь?
      - Куда?
      - Ко мне домой.
      - Нет.
      - Да.
      Помедлив, Лиента молча вошел в глейсер.
      - Никто не узнает про то, что сейчас случилось. Никто. Только ты и я.
      - Спасибо, Дар.
      * * *
      Адоня поднялась навстречу вошедшим, смотрела приветливо и спокойно.
      - Входи, Лиента. Будь желанным гостем в нашем доме.
      Ему понадобилось время, чтобы преодолеть замешательство - этой очаровательной юной женщины он не
      знал. Андрей подошел к Адоне.
      - Ты не сердишься, что оставил тебя?
      - Я не знаю, что такое - сердиться на тебя, - улыбнулась она.
      - Все равно - извини. Принеси нам что-нибудь перекусить и бутылочку захвати.
      Он помог Адоне расставить тарелки на низком столике, удержал за руку.
      - Иди спать, Адонюшка. Мы с Лиентой посидим.
      - Конечно. - Она взглянула на Лиенту, светло улыбнулась. - Покоя тебе, вождь.
      Андрей налил две полные стопки, подвинул одну Лиенте.
      - Пей.
      Опрокинул разом свою, снова наполнил опустевшие стопки и так же залпом выпил. Взял зеленую веточку,пожевал. Молчали. Потом Лиента сказал:
      - Она, и вправду, счастлива. У нее снова глаза моей Ратаны.
      - И ты снова мог все разрушить. Нельзя быть трусом ни в какой ситуации.
      Лиента нервно провел рукой по лицу.
      - Ты и теперь думаешь, что так было бы лучше?
      - Не бойся, Дар, я больше этого не сделаю. Мне хотелось уйти к жене и сыну. Я подумал, что никому не будет больно, если я уйду.
      - Это неправда.
      - Да, теперь я знаю. Нашло на меня. А Ратана и Нэй - может их и нет в Стране Ночи. Я не видел их мертвыми. Я люблю их.
      - Ты надеешься, что Ратана и мальчик живы?
      - Надеюсь? Мне легче было бы знать, что они погибли, чем представлять Ратану чьей-то рабыней... - Лиента тяжело вздохнул. - Почему ты так странно смотришь?
      - Они погибли.
      Лиента впился глазами в Андрея.
      - Откуда ты знаешь? - сипло спросил он.
      Андрей не ответил.
      - Ты... все... знаешь?
      Андрей кивнул, через силу заговорил:
      - Их, действительно, погнали в Регистан. Бежать возможности не было, и Ратана выбрала смерть. При ней
      оказался нож. Нэй умер легко, во сне.
      Лиента сгорбился, низко-низко опустил в локти голову, запустил пальцы в волосы.
      - Это я научил ее всегда носить с собой нож... И показал, куда надо ударить, чтобы смерть была скорой и верной...
      Он надолго замолчал, потом спросил:
      - Почему ты не сказал мне раньше?
      - Не знаю, - виновато ответил Андрей. - Об этом трудно говорить. Лиента, я хочу рассказать тебе кое-что о нас.
      Лугарин посмотрел коротко и хмуро.
      - Не сейчас, Дар.
      - Да, я хочу это тебе сейчас рассказать. Что ты думаешь обо мне и моих друзьях? Кто мы? Какое дело делаем?
      Лиента пожал плечами, безучастно сказал:
      - Ты говорил - путешественники, искатели знаний.
      - Верно. Нас называют хронотрансаторы. Я расскажу тебе про наши дороги. Ты знаешь, что такое дорога, вождь? Бесконечная лента и ты идешь по ней. Можешь назад вернуться и попадешь в то, что уже миновал, прожил. Можешь опередить своих спутников и уйти вперед. Оказывается, можно даже остановить то, что вокруг тебя, и оно перестанет меняться. Ты знаешь такую дорогу?
      - Конечно. Но ты странно говоришь.
      - А ты знаешь дорогу, которая называется "Время"?
      - Не понимаю тебя.
      - Время - тоже дорога. Она идет из прошлого. Через настоящее. В будущее. Вот по этой дороге мы путешествуем. Хронотрансатор - пересекающий время.
      - Уйти назад... опередить... Ты говорил все это про время?..
      Лиента напряженно сдвинул брови, пытаясь вникнуть в смысл слов Андрея.
      - Да. Мы имеем власть над временем.
      - Мой разум отказывается понимать... Как вернуться в то, что прожил? В свой вчерашний день? Как уйти в то, чего еще нет?
      - Не пытайся понять. Поверь просто. Мы ведь не просто перевезли вас из одного места в другое, безопасное, мы вас через много тысячелетий перенесли. Сейчас Гуцу вообще нет, нигде. Даже праха уже не осталось.
      - Я знаю, - медленно проговорил Лиента, - я должен тебе верить... Но как поверить?
      - А собственным глазам поверишь? Я могу взять тебя с собой в любой день твоей прошлой жизни. Мы вернемся в старый Эрит, в день, когда, например, дрались с юкки. Только теперь ты увидишь это со стороны, из глейсера. Или в день нашей первой встречи. Или когда на вас напали, и ты потерял своих, Андрей в упор смотрел на Лиенту.
      - Остановись, Дар! - взмолился лугарин. - Я увижу Ратану и Нэя живыми?
      - Да.
      - Но я же... Разве их нельзя спасти!?
      "Ну вот, ты и привел его к этой мысли. А что дальше? Нужен ли ему этот груз? А если он непосильный?"
      - Почему ты молчишь, Дар!?
      - Не торопись. Их можно спасти. Ничего не стоит отбить Ратану с малышом, забрать их в глейсер и перенести сюда.
      Лиента сидел бледный, на всем лице остались одни только глаза. Едва Андрей умолк, он с надрывом воскликнул:
      - Дар! Если все так, почему вы уже не сделали этого!? Вы богоравны в своем могуществе. Но неужели вы подобны Богам в равнодушии к боли людской!? Ведь не только меня вы можете сделать счастливейшим из смертных. Пойдем по моему поселку, - сможешь сосчитать лица, состаренные горем? А хочешь, назову имена женщин, которые без слез не могут смотреть на детей, потому что их младенцев поднимали на мечах и еще живыми бросали в костры!
      - Замолчи.
      В наступившей тишине было слышно только тяжелое дыхание Лиенты.
      - Ты знаешь, что твои обвинения несправедливы. Меня ты обвиняешь в равнодушии к вашим бедам?
      - Ох, Дар, наверно, у меня мутится разум. Прости.
      - Если бы все было так просто. Ты можешь думать сейчас?
      - Да! Говори.
      - Тогда слушай внимательно. Твоя Ратана и Нэй. С ними проще, потому что их не видели мертвыми. Допустим, ты исчезаешь на несколько дней из поселка и возвращаешься с ними. Людям говоришь, что мы возвращались в Эрит, отыскали их там. Неправдоподобно? Люди примут, потому что другого объяснения нет. Но только до тех пор, пока знание не откроет им глаза. Тогда - пусть даже пройдет несколько лет - они уличат нас во лжи и спросят: "Почему только жена и сын Лиенты?" Ты думаешь горе Алана меньше твоего? Теперь подумай о Ратане. Нэй мал и ничего не поймет. Но ей как все объяснишь? Куда денешь то время, которое прошло со дня нашествия? Вы прожили его, а она - нет, для нее это вчера. Как объяснить это ей вот так, сразу? Не отвечай, ты не знаешь ответа. Может, думаешь, я всегда все знаю до конца? Не знаю. Хочешь, еще спрошу? Про тех, кого мы можем "осчастливить"? Как вернуть им родных, кого они своими руками положили на погребальные костры? Как они их примут?
      - Рассказать им, объяснить. Мне же объяснил.
      - Тебя я вел к этому долго. И Ратана с Нэем всегда были для тебя живы.
      Лиента откинулся затылком к спинке кресла, замычал, как от нестерпимой боли.
      - В дебри я тебя завел. И не уверен, что ты будешь мне за это благодарен.
      - Нет, Дар, не говори так, - Лиента был, как в лихорадке. - Неужели ничего нельзя сделать?
      - Прежде всего - нельзя торопиться. Так можно здорово наломать дров. Хоть одно хорошо, - усмехнулся Андрей, - опоздать здесь невозможно.
      - Но у меня такое чувство, что Ратана и Нэй живы, только остались там. И если им не помочь, они снова погибнут. Верни мне их, Дар! - с болью вырвалось у Лиенты.
      - Мы непременно что-то сделаем. Но сейчас ты должен успокоиться. Сию минуту мы ничего не решим, а потом будем думать. Холодно и расчетливо.
      В голове Андрея уже складывались аргументы, которые он предъявит своим оппонентам. Что из того, что на подобные деяния - реанимация таким вот способом, - наложено строжайшее табу? Может ли это относиться к людям Нового Эрита, если они все реанимированы, по существу?
      Он знал, что победить в этой драке будет много сложнее, чем в прошлый раз. Тогда у него в резерве был референдум. А сейчас... только боль за людей, судьбы которых ему не безразличны. Все было смутно и нечетко. Лишь две вещи он знал наверняка - Отряд с ним до конца. И проиграть нельзя. Потому что сегодняшним разговором он отрезал себе путь к отступлению, дал Лиенте надежду и не сможет отнять ее. И еще потому, что больше ему ничего не простится - проигрыш повлечет дисквалификацию - заигрался, Разведчик.
      Зато с Лиентой они снова будут спина к спине. И победят.
      Часть деcятая
      КНИГА ВТОРАЯ
      Адон, Посвященный герметик
      Любить необходимо,
      Чтоб иметь
      На ненависть
      Нелегкие права.
      Морис Поцхишвили
      Андрей наслаждался состоянием абсолютной гармонии. Он, наконец, пришел к полному согласию в себе самом и в отношениях со всем миром. Окружающие заметили в нем эту перемену: Граф стал мягче. Вроде бы и требователен так же, и суровым бывал, и жестким даже, но одновременно - неуловимо другой; чувства его стали глубже, терпимее, - мудрее стал, что ли?
      Румовский как-то сказал: "До чего же благотворно влияние Женщины. Верно, что все в сравнении познается, теперь-то я вижу, что был ты неотесанным мужланом по сравнению с тобой теперешним. Везунчик ты".
      - Извините за несоблюдение субординации, Румовский, но я вынужден послать вас к черту, чтоб не сглазили.
      - С твоей маленькой феей? Да кто тебя сглазит? Ты за ней, как за каменной стеной.
      Безмятежность Графа, видно, распространилась и на Отряд - на них "снизошло" редкостное затишье. Поэтому душа Андрея была подобна хрустальному озеру с зеркальной гладью поверхности, искрящейся от солнца.
      После ночи, когда Лиента замыслил уйти из жизни, вождь ни разу не попытался заговорить с Андреем о том, что открылось ему в ту ночь во время тяжелого и долгого разговора. Но глаза выдавали лугарина. На бесстрастном лице сфинкса жили глаза больной собаки, которые с лихорадочным ожиданием ловили взгляд Андрея, чтобы увидеть в них ответ на свой невысказанный вопрос, получить хоть каплю живительной надежды.
      Лишь какое-то потрясение могло вывести лугарина из тяжелейшей
      депрессии. Посоветовавшись с Линдой, Андрей решился на рискованный шаг: вместе с Лиентой он опять пошел в Эрит, но то был Эрит добрых времен. Лиента увидел Ратану и Нэя. Увидел себя с ними. После этого Лиента переменился. Он сознавал, что скоро пришли другие времена и тот, ясный мир был разрушен, но психологически увиденное стало последним впечатлением, перекрыло предыдущее. Теперь в нем жило неосознанное ощущение, что там, где Ратана и Нэй спокойно, им ничто не грозит и они под его защитой, значит - время терпит. Этого было достаточно, чтобы вернуть ему интерес к жизни и дать надежду.
      Еще через некоторое время состоялся разговор в Отряде. Лугарин участвовал в нем, на равных. После этого Отряд начал не санкционированную разработку программы "Реконструкция популяции эритян с использованием хронально-полевых пробоев". На обсуждение в высокие инстанции они собирались вынести не авантюрный прожект, а теоретически обоснованную, всесторонне взвешенную программу.
      Андрей не переставал благодарить судьбу за то, что подарила ему неиссякаемый живительный источник - Адоню. Чем больше открывалась она ему, тем беспредельнее было его восхищение ею. Доверчивая, бесхитростная, она непостижимым образом оставалась неразгаданной тайной.
      Прошло не так уж много времени, и посторонний человек, не посвященный в историю этой юной женщины, не распознал бы в Адоне представительницы полу примитивной цивилизации. Она попала в совершенно иное окружение, обстоятельства, в другое время и как-то очень быстро и безболезненно адаптировалась в этом мире. Ей помогла завидная способность, которая не переставала изумлять - жадность эритян к новым знаниям, отсутствие консерватизма мышления. И Адоне тоже была присуща удивительная способность впитывать новое, усваивать его на лету.
      Положительным образом сказалось и то, что Адоня бесконечно доверяла своим новым друзьям, поэтому ничто в их мире не внушало ей опасений - ее не пугало непонятное, она заведомо была расположена к миру Андрея, поэтому отсутствовало подсознательное неприятие всех новшеств. Она так органично вошла в условия жизни землян, что им оставалось только изумляться - ни в поведении Адони, ни в речи невозможно было углядеть огромной пропасти тысячелетий, разделявшей два народа. И в этом тоже было чудо - каким невероятным образом смогла Адоня преодолеть ее? Она менялась так, будто сквозь нее прорастала другая Адоня. И менялась не только внешне беспристрастный компьютерный анализ менто- и сенсограмм всякий раз констатировал стремительное нарастание интеллектуального уровня и уровня сознания Адони - менялся сам стиль ее мышления.
      Андрея умиляла и восхищала способность Адони уже совершенно свободно оперировать понятиями его мира, причем, в полной мере осознанно; безо всякой робости она управлялась с бытовой техникой, нашпигованной электроникой. Она стала совсем другой... и осталась сама собой. Адоня сохранила прежнее великодушие и доброту, какую-то распахнутость к людям. Она осталась такой, о которой Андрей терзался когда-то: "Обидеть ее ничего не стоит, но обидеть ее - немыслимо!" Казалось, что она обладала магией обаяния. Невозможно было не подпасть под очарование доброжелательной улыбки, теплого света "крылатых" глаз, их особого сияния, которое могло идти только из успокоенной, чистой души.
      В ее присутствии лица светлели, рядом с Адоней ложь не шла с языка: по чистоте своей она интуитивно чувствовала малейшую фальшь. Адоня стала не просто любимицей Отряда. Дом Андрея превратился в тот источник семейного тепла, уюта, тихих радостей, которого так не хватало им. Разведчики скучали по Адоне, если не видели два-три дня. Она была сосредоточием, душой - от нее будто исходили невидимые лучики доброты и чистоты, пронизывающие все вокруг. К Адоне тянуло человека, который встретился с ней, может быть, один-единственный раз, как тянет к хрустальному родничку, из которого испил однажды: может, и не вернешься к нему опять, но и не забудешь.
      * * *
      Все началось с разговора. Андрей потом пытался понять, по какому наитию задалась Адоня своим вопросом? Он проклинал и благословлял тот день, когда она спросила:
      - Андрей, а я все же другая, чем вы?
      - Не понимаю. О чем ты? Мы-то разве все одинаковые?
      - Я про ваши способности...
      - О-о, Адонюшка, мы ведь Разведчики, а эта профессия требует сверхспособностей.
      - Но откуда они у вас? Вы родились с ними?
      - Нет, учились. Впрочем, когда испытывают на профпригодность, все же проверяют природные задатки. Они в каждом человеке есть и каждый человек неповторимый, особенный. Кто знает, какие способности дремлют в рядовом садовнике?
      - А во мне они тоже дремлют?
      - Разумеется. Может быть, в чем-то ты гораздо способнее меня.
      - Ой, это ты в шутку сказал?! Стать лучше тебя невозможно!
      Она обняла его за шею, прижалась. Андрей подхватил ее на руки, смеясь, предупредил:
      - Не говори мне этого слишком часто, а то убедишь меня, что я самый-самый!
      - Дар! - воскликнула Адоня, смеясь сияющими глазами. - Мой Дар! - И зашептала, щекоча ухо теплым дыханием: - Ты самый-самый! Самый нежный, любимый мой! Самый умный, терпеливый и умелый! Ты самый красивый! Разве есть кто-то, кто может с тобой сравниться?!
      - Запиши слова, я придумаю к ним музыку.
      - И я с самого утра буду петь тебе этот гимн!
      - И вскоре у меня разовьется мания величия!
      - Что такое - мания величия?
      - Это когда я сочту, что "граф" для меня слишком мало и потребую, чтобы меня величали по меньшей мере королем.
      - Ты мой король! Мой Бог! И я самая верноподданная в твоем королевстве!
      * * *
      Из разговора этого, скорее шутливого, Андрей понял вовсе не шуточные вещи. Он научился понимать Адоню - она никогда не была назойливой. То, что ее глубоко волновало, могло неприметно скользнуть в разговоре, и Адоне достаточно было одной его фразы, интонации, она уже больше не возвращалась к этому. И он тоже научился за ее немногословием слышать многое.
      - Граф, о чем ты задумался? Тебя что-то заботит?
      - Мне нужен твой совет, Линда. Как, по-твоему, можно Адоне работать с развивающими программами? Она сама об этом заговорила. Через раскрытие скрытых возможностей она хочет стать еще ближе к нам.
      - А ты говорил ей, что далеко не все люди нашего мира владеют способностями Разведчиков?
      - Да, она знает. Но живет-то она среди нас.
      - Что тебе сказать? Если бы на ее месте был заурядный человек, я бы посоветовала не устанавливать "планку" так высоко - чревато появлением комплексов, - если не "допрыгнет". Но Адоня... она слишком незаурядна и совершенно непредсказуема. Может быть, и стоит запустить развивающие программы, но очень осторожно и при тщательном контроле.
      - А насчет завышенной планки... Если она окажется недостижимой, разочарование не окажется слишком болезненным?
      - Если я покажу результаты Адониных тестов, ты не поверишь своим глазам.
      - Ты что, уже тестировала ее?
      - Мне по штатному расписанию положено чуточку вперед заглядывать, усмехнулась Линда. - Об Адониной незаурядности тебе рассказывать не надо. Развитие по вертикали у Адони - дай Бог каждому из нас. Да ты и сам знаешь, что она гораздо чище, духовнее, не отяжелена черными эмоциями. Особенно благоприятный период сейчас: она на самом деле чуть ли не летает, не говоря уж о ее внутреннем состоянии, о духе. Любовь - это крылья и сейчас лучшее время для штурма вершин. Только показать направление и наработка пойдет без всяких проблем.
      - Но отправлять Адоню в Центры Развития я не хочу, да и не на пользу ей
      это будет. Ты найдешь время консультировать меня?
      - А вот это едва ли. О самодеятельности и речи быть не может. Не заменить ли ее на мой профессионализм?
      - Но Линда, это потребует столько времени!
      - И прекрасно. Во-первых, довольно тебе быть таким собственником - ты совсем узурпировал право на Адоню. Во-вторых, работа с ней обещает быть очень интересной.
      - Так я могу сказать об этом Адоне? Обожаю видеть, как она радуется!
      - Поэтому перманентно поддерживаешь ее в этом состоянии? - рассмеялась Линда.
      - Ну, неизвестно еще, кто от этого больше удовольствия получает!
      * * *
      Линда, действительно, водила Адоню в новый мир, в новые знания очень осторожно и медленно, но каждый сеанс становился для Адони событием. Она ждала их, жаждала, хотела большего. Возвращалась после обучающих сеансов то в состоянии эйфории, то задумчивая, то до изнеможения усталая. Время шло и, с пристрастием наблюдая за ней, Андрей замечал, что работа Адони и Линды дает результаты.
      - Тебе интересно, Адонюшка?
      - Интересно... Да, конечно... Но мне трудно понять, что я чувствую... Я узнаю такое... оно ошеломляет и... меняет меня... Я становлюсь другой...
      - Какой? Ты довольна тем, что происходит?
      - Я не знаю, какой я становлюсь... вернее, какой стану.
      - Может быть, тебе это не нужно, Адоня? Твой мир был чистым и светлым. Понятным.
      - О, нет, Андрей! Неужели слепой скажет, что ему не нужно зрение?! Я многое теперь вижу по-другому и удивляюсь - отчего раньше не видела? Андрей, почему эти знания не дают всем, как грамоту? Ах, нет, зачем я спрашиваю, сама ведь понимаю - человек должен прийти к ним, иначе он их просто не примет, да? Я теперь к людям иначе отношусь... Раньше я могла сердиться на человека, а теперь мне часто делается жаль их всех... Кто-то делает плохо, а мне больно - как же он не видит и не понимает очевидного, почему не понимает, что все - причина чему-то, что неизбежно случится потом. Люди так бездумно строят свое будущее... И мне плохо оттого, что я ведь не могу подойти и сказать - он и меня не услышит.
      - На вершинах познания холодно и одиноко.
      - Дар, ты тоже это чувствуешь?! Ты живешь с этим?! Но это так больно, ведь люди-то не чужие - свои, близкие тебе, дорогие... Да, холодно и одиноко, ты очень правильно сказал...
      - Не я, другой человек, художник. Он давно очень жил. Да, все это с тобой теперь останется, но острота пройдет, ты научишься с этим жить. Кроме того, научишься все же помогать людям, не такие уж мы беспомощные.
      - Помогать, как вы? Как Разведчики?! Ох, Дар, неужели я когда-нибудь
      смогу стать...
      - Нет. Никогда. Разведчиком ты не станешь. Уж слишком хорошо я знаю свою профессию, чтобы позволить тебе этим заниматься. Поэтому я прошу тебя, никогда, даже в мыслях не допускай такой возможности, договорились?
      - Да.
      Андрей виновато улыбнулся, мягко сказал:
      - Адонюшка, есть ведь масса других способов помогать людям, например, учить их, вести к пониманию. Или что-то еще. Ты выберешь.
      - Хорошо, я надеюсь, что так и будет. Но сейчас мне больно за несовершенство свое и других.
      - Свое, если захочешь, исправлять будешь. Только трудно это, самая трудная работа - над собой. А другим будешь помогать увидеть это несовершенство. Но не будь слишком требовательной к людям. Это несправедливо, судить нельзя.
      - Я еще так мало знаю. Я хочу поскорее всему научиться.
      - Ты только в начале пути, а длина его - вся жизнь. Бегом его не проскочишь. Не спеши.
      А еще через месяц или что-то около того Линда пригласила Андрея к себе, чтобы поговорить наедине.
      - Ты чем-то обеспокоена? - спросил Андрей. - Или я ошибаюсь?
      - Да нет, не ошибаешься. Но вот что меня беспокоит, этого я, пожалуй, не скажу - так, смутное ощущение.
      - Это касается Адони?
      - Она слишком торопится.
      - Разве это не естественно для обучающегося? А у эритян, сама знаешь, какая тяга к знаниям. Но ведешь-то ее ты, ты задаешь темп.
      - А если я скажу, что в последнее время мне все чаще кажется, что ведет
      она?
      - Как это выражается? Адоня требует? Диктует условия?
      - Ну что ты! Ты сам подумай - ты об Адоне это говоришь? Она прежняя мягкая, уступчивая. Причем теперь - больше, чем когда-либо. Ты сам этого не ощущаешь? Только качество этой мягкости изменилось... так взрослый уступает ребенку. Но иногда я думаю, что мне мерещится то, чего нет.
      - Постой. Примем миражи за реальность. Ты чувствуешь в Адоне превосходство?
      - Да разумеется, нет!
      - Линда, прости, но я действительно, не понимаю.
      Она опустила лицо в ладони, потерла лоб, будто собираясь с мыслями.
      - Ее результаты по контрольным тестам поразительны. Нет, я опять сказала осторожно и неправду. Дело обстоит так - она показывает результаты, которых не должно быть, рано. Для них еще предпосылки не было. Понимаешь? Следствие без причины. Адоня заставляет меня догонять ее. Представь, я даю ей программу и она добросовестно, тщательно с ней работает. В это время я смотрю на нее и где-то внутри чувствую - она это для меня делает, потому что я считаю, что так надо. А на самом деле она уже дальше, на ступеньку выше, а может и не на одну.
      - Как это может быть?
      - Не понимаю.
      - Сама занимается, одна?
      - Исключено.
      - И в чем опасность?
      - У нее практически, нет времени адаптироваться в новом состоянии, а новое знание из сознания должно перейти в подсознание, из ума - в разум, можно так сказать. Но глубинные слои, они ведь не так подвижны, ты знаешь. Это сознание - легкое, подвижное колесико, им можно с легкостью манипулировать, а подсознание - огромный маховик, изменить его движение не так-то просто, надо действовать маленькими и постоянными усилиями, помнишь, как нас преподаватели сдерживали, просили быть осторожными, потому что излишнее усердие навредит, а то и совсем разрушит человека. Ты и сам знаешь случаи, когда человек со слабой нервной организацией вынужден был отказаться от своей мечты стать кем-то там - из-за перегрузок начинались изменения в психике, а точнее сказать, начинались разрушения на уровне подсознания Теперь представь, какое воздействие на него идет у Адони.
      - Ты с ней об этом говорила?
      - Да, но, видишь ли... По-моему, это и от нее не зависит... Вообще-то я знаю, что меня тревожит, но делаю вид, что не знаю...
      - Тогда, давай говорить открытым текстом.
      - Мы настолько приняли Адоню, что забыли о ее инопланетной сущности. Ее пособности - нечеловеческие. Мы самовольно вторглись в неизвестное, разбудили там нечто, оно пошло в рост. Плоды непредсказуемы. Я теряю контроль над ситуацией.
      - Мы можем хотя бы притормозить это? - Голос Андрея испугал Линду.
      - Я надеюсь. Но это - единственное. По крайней мере, я больше ничего не вижу. В первоначальное состояние уже ничего не вернешь.
      - Ты говоришь об инверсии памяти?- Это уже не поможет. Теперь процесс идет не извне, а изнутри, из подсознания. Инверсия - это еще на уровне сознания.
      - Чего конкретно надо опасаться?
      - Психического расстройства. По человеческим параметрам объем информации, который она воспринимает и так уже слишком велик и еще продолжает нарастать, причем, стремительно. Откуда? Не спрашивай. Мы, два идиота, хотели вскрыть скрытое - боюсь, нам это удалось. Сейчас надо снять хотя бы ту часть информационного потока, который от нас идет. Занятия необходимо прервать, и не просто прервать, а сделать так, чтобы она отошла от них - загрузить чисто внешней информацией, не для ума, а для души, что ли? Работать на эмоции. Я не знаю, может с искусством что-то...
      - Я увезу Адоню на Землю.
      - О, это как раз то, что нужно! Только... может быть ей и от людей надо отдохнуть. Она так явно видит несовершенства и реагирует очень болезненно. Причем, внутри, не внешне, а это еще хуже.
      - А если Адоня однажды и во мне разочаруется?
      Линда усмехнулась.
      - Сомнение в своем совершенстве - часть твоего совершенства.
      Андрей вздохнул:
      - Прекрасное успокоительное. Теперь скажи на чистоту: ты запаниковала?
      - Было немного.
      Андрей поморщился.
      - Почему было?.. Мы же еще ничего... Впрочем, зачем это я?..
      - Адонюшка, солнышко мое, где ты?
      - Ау! - выглянула она из кухни, держа перед собой выбеленные мукой руки.
      - Ты опять собираешься чем-то побаловать меня? О-о, какие запахи! Почему твои блюда так потрясающе пахнут?
      - А я в них приворотное зелье добавляю! - рассмеялась Адоня.
      - Ах, вот чем ты здесь развлекаешься без меня!
      Он поцеловал ее в сгиб локтя, потом подхватил на руки, спросил:
      - Отгадай, что я хочу тебе сказать?
      - Приятное?
      - Да.
      - Тогда не буду отгадывать, - замотала Адоня головой. - Когда ты сам говоришь, получается гораздо радостнее.
      - Румовский отпустил меня на целый месяц, и мы проведем его на Земле.
      Между бровями Адони легла тоненькая морщинка:
      - Почему он так неожиданно разрешил тебе на целый месяц уехать?
      - Я хотел сделать тебе сюрприз. Веришь?
      - Нет.
      Андрей прижал ее к себе, долго поцеловал в губы. Потом, глядя в близкие глаза, прошептал:
      - Адонюшка, любовь моя, жена моя, ты будешь со мной всегда?
      - Как же иначе? - Брови ее надломились. - Зачем ты спрашиваешь?
      - Потому что безумно люблю тебя.
      - Почему тебе дали отпуск?
      - Я попросил. Линда считает, что вам надо приостановиться, перерыв сделать. И путешествие на мою планету будет очень кстати, правда? Ты должна помочь Линде, мне и себе - постарайся ни о чем таком не думать. Пусть работа идет там, внутри, - Андрей взял в ладони голову Адони, прикоснулся губами ко лбу. - Но сознание в этом не должно участвовать, понимаешь?
      - Да, я должна прогонять все мысли, если вспомню о том, что узнавала с Линдой, потому что для этого ты увозишь меня на Землю.
      - Ты умница.
      - Кажется, там что-то пошло не так. Ты не говори, если не хочешь. Я и сама видела, что в последнее время Линда была не как всегда, она иначе на меня смотрела, хотя я старалась все делать так, как надо. Теперь ты тоже встревожен. Не тревожься, любый мой, не о чем - поверь мне. И мне жаль терять время. Но я обещаю, что буду добросовестно отдыхать. - Она внимательно посмотрела ему в глаза. - Я очень постараюсь, не тревожься ни о чем.
      У Андрея осталось ощущение, что оба они сказали меньше, чем знали и чувствовали.
      * * *
      Андрей выбрал для них с Адоней маленький уединенный коралловый островок в Атлантике. Островок был необитаемым, но Робинзонами они не стали: как когда-то в Эрите глейсер делал доступным любой уголок Планеты, таким же способом они путешествовали теперь по Земле. Андрей не оставлял Адоню праздной,наедине с самой собой. Он показывал ей самые прекрасные места своей планеты, где и сам не бывал до сих пор; они целыми днями, а то и сутками бродили по гигантским зоопаркам, купались в радугах водопадов, осваивали всевозможный транспорт, включая слонов и верблюдов. Наполненные весельем, смехом и восторгом дни, сменялись тишиной знаменитых картинных галерей и концертных залов. Здесь Адоня забывала о времени. Что видела она в земных, чуждых ей пейзажах, когда надолго замирала перед ними? Что открывалось ей в портретах давно ушедших людей? О чем рассказывала музыка, когда Адоня, закрыв глаза, очарованно растворялась в ее звучании?.. Наблюдая за ней в эти часы, Андрей видел, что проникновение Адони в искусство происходит на каком-то ином, недоступном ему уровне. И что происходило в это время в душе и сознании Адони, тоже укрывалось от Андрея и потому тревожило. Не ошиблась ли Линда, когда видела в искусстве способ отвлечь Адоню?