Трое с площади Карронад

У Славки была такая же причёска (если можно это назвать причёской), только волосы потемнее и, кажется, пожёстче.

Мама сама стригла Славку: подрезала отросшие прядки на лбу, на висках, на затылке. Славкина кисточка на темени ей нравилась. Мама иногда ласково дёргала её и называла Славку «Кисточка ты моя». Если без посторонних, это было даже приятно. И всё же Славка срезал бы волосяной пучок без жалости, если бы не боялся, что получится лысинка. Потому что малышам, вроде Наездника, такие кисточки на макушке, может быть, подходят, но одиннадцатилетним мальчишкам героического вида они не придают.

Впрочем, Славка никогда не старался походить на героя. Ни видом, ни делами. Быть бы не хуже других. Но и это не всегда получалось…

Славка и Аверкин спустились на Морскую и распрощались у лестницы.

Славка оглянулся. Наездник спускался следом. Он был не один, по бокам шли две первоклассницы. Славка даже загляделся: как Наездник идёт! Плечи откинул назад, кончики пальцев сунул в кармашки, прорезанные у пояса, локти развёл по сторонам и ступает, будто фея по головкам одуванчиков. Снисходительно беседует с девочками. Повернёт к одной голову, скажет слово, улыбнётся. Потом на другую так же глянет. А они с него не сводят глаз, даже спотыкаются.

Неужели Славка в семь лет был такой же? Нет. С виду, может быть, и похожий, а характером совсем другой.

Бриг «Меркурий»

Когда Славка был маленьким и жил в Невьянске, он ходил с мамой на работу. Мама заведовала библиотекой в заводском клубе, руководила самодеятельным театром и вела кружок английского языка. Дел у неё было «выше головы», а Славка проводил время в полуподвальной большой комнате, где стоял бильярд.

В бильярд играли с утра до вечера. Славка забирался на высокий подоконник и часами смотрел, как по сукну мечутся с костяным стуком жёлтые шары.

Мама просто стонала:

– Неужели тебе здесь лучше, чем в детском саду?

Славка кивал. Он был ненормальный ребёнок. Он не любил детский сад и жутко скучал там. До обеда кое-как терпел, а когда наступало время тихого часа, впадал в отчаянье. При мысли, что надо укладываться спать в большущей комнате, где совсем не так, как дома, и где ничего не напоминает о маме, на Славку наваливалась чёрная тоска.

Дома было лучше. В своей комнате Славка мог просидеть в одиночку целый день и не соскучиться. Но приходил сосед Юрка Зырянов. Он был старше Славки, закончил первый класс и делал всё, что хотел. Развинчивал Славкины игрушки, лазил в холодильник за вареньем (Славка даже сам этого не делал!) и маминой губной помадой рисовал на зеркале чёртиков и крокодилов. А если Славка запирался и не пускал, грозил отлупить во дворе.

Однажды Славка не выдержал. Он вежливо попросил Юркину маму поговорить с сыном, чтобы тот вёл себя посдержаннее.

Тётя Зина выслушала Славку внимательно, потому что знала: Славик Семибратов – хороший, воспитанный мальчик, никогда не хулиганит и не врёт. Она покивала:

– Эт-та что ж… Эт-та правильно. Я с ним поговорю.

Разговор состоялся через несколько минут. Славка гулял во дворе и слышал каждое слово, потому что окно в тёти Зининой комнате было открыто.

– Юрий! А ну иди ближе, паразит! Иди, иди! Эт-та что, я бегать за тобой буду? Кому говорят!

Потом послышалась короткая возня, и вдруг раздался вопль:

– Мамочка, я не буду!

Славка от ужаса скорчился за кадушкой у водосточной трубы.

– Не буду, мамочка, прости, не надо больше! Ой-я, прости, не буду! – верещал Юрка. Потом он на несколько секунд умолк: видно, кончилось дыхание. И тогда в нестерпимой тишине слышны стали сухие частые щелчки. Они были равномерные и неумолимые, как тиканье больших часов, которые не остановить.

– Ой-я-я, не надо, больно же!! – опять взорвался криком Юрка. Захлебнулся, и вопли его превратились в тонкий визг. Это был режущий, вибрирующий визг, словно в горле у Юрки, как в милицейском свистке, прыгал маленький шарик.

Славка, приседая, убежал в дальний угол двора и зарылся в лопухи. Он зарылся бы в землю, если бы мог! Он сидел там до вечера. Стояла глухая тишина, и Славке всё чудилось в ней громкое беспощадное щёлканье…

Он же не хотел такого ужаса! Ему надо было только, чтобы Юрка оставил его в покое!

Юрка его не оставил. На другой день он поймал Славку на детской площадке, надавал пинков и подзатыльников, накормил мокрым песком. Славка молча отплёвывался и даже не защищался, только закрывал глаза. Смотреть на Юрку было нестерпимо стыдно.

С той поры он ни дня не оставался дома. С утра до вечера торчал в бильярдной. Мама приходила в отчаянье: Славка дышал прокуренным воздухом, Славка слушал неподходящие разговоры. Славка мог простудиться на подоконнике, потому что от окна дуло.

Мама не знала, что, следя за игрой, Славка почти не дышал, разговоров не слышал и холода не чувствовал. И не видел людей. Только шары. Движение жёлтых шаров завораживало Славку. В этом движении были строгие законы, разгадывание которых приносило радость. Он научился безошибочно чувствовать, куда и как разбегутся шары, ударившись друг о друга.

Может быть, поэтому Славка легко угадывал и другое: куда отскочит брошенный в забор камень, как взлетит под напором ветра воздушный змей, куда ляжет сорвавшийся с дерева лист и попадёт ли в цель стрела, пущенная из самодельного лука. Всё подчинялось законам инерции, скольжения и рикошета, законам жёлтых шаров.

И когда Славка в школе познакомился с наукой математикой, цифры и числа в задачах тоже показались ему жёлтыми шарами.

Но это было потом. А тогда в клубе Славку невозможно было стащить с насиженного места на подоконнике. Редкие часы, когда бильярдная пустовала, были для Славки тоскливыми часами. Он сидел, сиротливо съёжившись, и уныло глядел на лиловое суконное поле. По сторонам почти не смотрел. Поэтому лишь случайно и далеко не в первый день он заметил на тускло-зелёной стене картину.

Обычно картина висела в тени, а в тот раз на неё падали лучи. На картине было лунное море. Сама луна скрывалась за светлыми облаками, но её лучи пронизывали воздух и рассыпали свет по высоким волнам. Среди волн шёл двухмачтовый парусник. Несмотря на волны, он шёл ровно и спокойно. У него были сплошь дырявые паруса, и сквозь них виднелось небо, но всё равно он шёл уверенно.

В этих рваных и гордых парусах, в этой уверенности маленького судна была загадка. Какая-то заманчивость и притягательная сила. Была в лунном неспокойном просторе музыка – совсем непохожая на строгую ударную музыку костяных шаров.

Славка молча привёл за руку слегка испуганную маму и только тогда шёпотом спросил:

– Это что?

– Это бриг «Меркурий». Копия картины художника Айвазовского. Что тебя испугало?

Славка досадливо поморщился. Его ничего не испугало. Просто он не хотел говорить громко, когда рядом тайна.

– Почему рваные паруса?

– Кажется, после боя. Это наш русский корабль, он сражался с турецкими кораблями. Их было много, а он один, но он победил.

– Где он сражался?

– На Чёрном море… Славка, я не помню точно, я же не историк.

– Что такое «бриг»?

– Ты же сам видишь – корабль…

– Нет, почему он «бриг»?

– Ты меня уморишь, – сказала мама.

Она не понимала! У Славки отозвалось в душе звучание когда-то слышанных и забытых морских слов: «Бриг… брег… регата… фрегат… навигатор…» Это были слова про одно и то же. Про что-то загадочное, связанное с этим лунным морем.

А где их разгадка?

– Ну почему «бриг»? – повторил он, потому что не умел сказать иначе о своей непонятной тревоге.

Мама вздохнула.

Она повела Славку к себе в библиотеку. Там, на задних полках, она отыскала две старые книги, которые назывались «Морской словарь».

– Если хочешь, читай и разбирайся. Не маленький уже, через месяц в школу.

Она объяснила ему, как искать по буквам нужные слова.

Слово «бриг» Славка нашёл быстро. Вот что было написано:

«БРИГ (Brig). Двухмачтовое судно с прямым вооружением, но имеющее гафель на гроте. Б. становятся очень редкими судами, т.к. бригантины и шхуны вытеснили их…»

Почти ничего Славка не понял. Но незнакомые корабельные слова опять отозвались в нём как странная зовущая музыка. Вроде вступления к фильму «Дети капитана Гранта», который Славка любил до безумия. И он стал искать букву «Г»; нужно было узнать, что такое «гафель» и «грот»…

С того дня Славка почти позабыл про бильярд. Он ушёл в чтение словаря, как уходят в дальнее плавание – надолго и без оглядки…

Но через месяц словарь пришлось отдать: мама устраивалась на другую работу, и ей без этих книг не подписали бы какой-то обходной лист.

Славка будто с лучшим другом распрощался. Тогда мама, чтобы утешить его, достала где-то книгу «Корабли и бастионы». Подарила Славке.

В этой книге было про всё! Про бриг «Меркурий», про адмирала Нахимова, про Синопское сражение, про неприступные морские крепости, про искусных парусных капитанов. И про город, в который возвращались после побед линейные корабли, фрегаты и бриги.

Это был город, куда русские моряки приходили с палуб для последнего отчаянного боя. И в прошлом веке, и в этом…

Город, где стоял памятник капитану брига «Меркурий»…

Книгу Славка прочитал десять раз и сто раз – её последние слова:

«Отшумела война, и опять заросли непобедимыми травами бастионы.

Может быть, теперь навсегда? Может быть… Над бухтами висел безоблачный полдень. Два человека шли вдоль зелёных брустверов, на которых чернели давно умолкнувшие карронады, мимо старых памятников, по извилистым лестницам, сложенным из брусьев ракушечника. А по холмам раскинулся Город, который они любили больше жизни…»

Два человека – это старый морской офицер и его десятилетний внук.

Всё на свете, кроме мамы, отдал бы Славка, чтобы оказаться на месте этого мальчишки…

Книга эта была лучше всех, которые знал Славка. Но она не заменила морской словарь. Она только рассказывала о кораблях, а словарь был сам как частичка кораблей, частичка того далёкого Города.

…Однажды Славка с мамой зашёл в районную библиотеку. Там работала Василиса Георгиевна – старушка в больших, как иллюминаторы крейсера, очках. Это было уже в Первозаводске. Славка учился тогда во втором классе. Мама и Василиса Георгиевна разговаривали, а Славка разглядывал книги. Ходил он от стеллажа к стеллажу. И вдруг увидел полочку с надписью: «Тому, кто хочет стать военным».

А на полке среди разных учебников и уставов стояла красная книжечка со звёздочкой и якорьком. «Справочник вахтенного офицера»!

Зачем она здесь, за тысячи миль от моря?

Славка начал листать. Многое было совсем непонятно и скучно: чертежи, схемы, какие-то правила. Но потом… Потом пошли морские узлы, курсы и галсы парусных судов, корабельные огни! А главное – флаги Международного свода сигналов! О такой таблице Славка целый год мечтал!

Он хотел поскорее попросить книгу у Василисы Георгиевны. Хотел… и не попросил. Испугался: «А вдруг скажет: нельзя, ты здесь не записан». Или решит, что Славка слишком маленький для такой книжки. А если и даст, то не насовсем же. Потом опять прощаться, как со словарём?

Что случилось со Славкой? Может быть, «морская болезнь» совсем помутила ему мозги? Он оглянулся. Никого рядом не было. Он тихо расстегнул ранец…

И началась у Славки странная жизнь: она состояла из радости и страха.

Пока он изучал флаги Свода, пока разбирался в морских узлах, про всё забывал. Но когда закрывал «Справочник», сразу вспоминал, какое ужасное совершил дело.

Он прятал книгу то под подушку, то за шкаф, то внутрь дивана. Так часто и старательно её перепрятывал, что мама увидела и спросила:

– Откуда у тебя «Справочник»?

Славка, наверно, стал краснее, чем корочка книги. И сказал, что дал почитать один мальчик.

Мама удивилась. Она знала, что приятелей у Славки в школе нет. В классе его дразнили непонятным, но обидным словом «Изюмчик» и считали слабачком, потому что он боялся давать сдачи приставалам.

– Странно, – сказала мама.

Она полистала «Справочник» и увидела библиотечный штамп.

– Почему здесь печать?

Славка пробормотал, что, наверно, мальчик взял почитать книгу в библиотеке.

– Что-то не нравится мне твоё заиканье, – сказала мама. – Ты правду говоришь?

Славка прошептал, что правду.

– А ну-ка дай честное морское слово, – потребовала мама.

Это был коварный приём. Что Славка мог ответить? Дать такое слово? Ноне самый же последний человек он на свете! Тогда признаться? Легко сказать…

И Славка заревел. Тут же всё и выяснилось.

Ух как ему влетело! Конечно, мама его не лупила, как тётя Зина Юрку, но ругала с такой силой, что волосы дыбом и дым из ушей. Славка просто булькал от слёз и умолял маму, чтобы она поскорее отнесла «Справочник» в библиотеку.

Но мама не отнесла. Она отправила туда Славку и объявила, что не будет ему прощенья и пощады, пока он не расскажет всё Василисе Георгиевне и не вернёт ей книгу собственноручно.

Что делать. Славка побрёл. С полчаса он всхлипывал перед дверью библиотеки. Наконец Василиса Георгиевна зачем-то вышла и увидела его.

Давясь от стыда, Славка признался в своём чёрном деле. И разумеется, опять пустил слезу.

Маленькая, седая, очень добрая на вид Василиса Георгиевна не пожалела Славку. Она разговаривала с ним сурово. Потому что если человек в восемь лет украдкой тащит домой казённые книги, добром этот человек не кончит! Что сказал бы Валерик Семибратов, Славкин папа, если бы он был жив? Валерик Семибратов ходил в эту библиотеку девять лет подряд и ни разу не то что не украл, а даже не порвал ни одной книжки. А сын? Стыд и срам! Бедная Славкина мама… Пусть Славка поставит на место «Справочник» и уходит, потому что больше им разговаривать не о чем… А если он захочет когда-нибудь в жизни ещё раз украсть книгу или что-то другое, пусть вспомнит этот кошмарный день.

Но когда Славка прошептал «до свиданья» и поплёлся к двери, Василиса Георгиевна спросила чуть помягче:

– А скажи на милость, зачем тебе эта взрослая книга?

Славка остановился и молчал.

– Я тебя спрашиваю, Вячеслав Семибратов. Зачем?

– Интересно… – еле слышно сказал Славка.

– Что интересно?

– Про корабли…

– Ну ладно… Раз тебе так интересно и раз ты признался, можно поступить следующим образом: я отдам тебе «Справочник», а ты принесёшь взамен какую-нибудь другую книгу. Согласен?

Славке было невыносимо стыдно, но отказаться тоже никаких сил не было. Чтобы теперь всё сделалось по-честному, он принёс в библиотеку «Маугли». После «Кораблей и бастионов» это была самая любимая книга.

Большая, с цветными вкладками.

– Мама разрешила? – строго спросила Василиса Георгиевна. (Славка кивнул.) – А не жалко?

Славка даже засопел от жалости, но сказал:

– У нас есть, маленькая. На английском языке.

– А ты умеешь читать по-английски?

– Немножко… А ещё мама читает…

Через день Василиса Георгиевна, вернула книгу маме, потому что «Справочник» всё равно был не нужен: его собирались списывать в макулатуру. Но Славка узнал об этом лишь через полгода. А до той поры, если очень хотелось вспомнить о приключениях лесного мальчишки, они с мамой читали по-английски. И Славка хорошо понимал. Наверно, потому, что всё в этой книжке было уже знакомо.

Они с мамой часто читали вдвоём. И в кино ходили вдвоём. И в лес. И картошку чистили, и посуду мыли, и чемоданы укладывали, когда переезжали. Всё вдвоём. Они вообще были вдвоём на свете. Только где-то далеко, в южном городе Новочеркасске, жила двоюродная бабушка – тётка Славкиного отца. Мама и Славка никогда её не видели. Но время от времени, обычно к праздникам, от бабушки Веры Анатольевны приходили письма. Мама отвечала и однажды послала даже фотографию: свою и Славки.

После этого Вера Анатольевна стала писать чаще, спрашивать про Славку и звала их с мамой в гости. Но мама говорила, что это, наверно, из вежливости.

Потом… Славка даже не поверил сначала! Бабушка написала, что поменялась домами с какими-то знакомыми и переехала в город, где родилась и жила до войны. К морю она переехала! Туда, где были корабли и бастионы, где на мачтах трепетали разноцветные флаги Свода сигналов, которые Славка знал теперь наизусть.

Она переехала в тот самый Город!

Славка решился. Крупными буквами он написал письмо и сам кинул в ящик. Это была просьба о чуде.

«Здравствуете, бабушка Вера Анатольевна! Я никогда не видел моря и кораблей. Пожалуйста, ещё раз посильнее позовите нас с мамой в гости. Тогда мама согласится. Пожалуйста!»

И Вера Анатольевна позвала:

«Приезжайте со Славушкой хоть в гости, хоть насовсем. Дом большой, прописку я оформлю, потому что я ветеран войны и мне помогут. Жить у нас хорошо, а вместе будет всем веселее…»

– Поедем! – возликовал Славка.

Но мама засмеялась:

– Глупенький! В незнакомые края, к незнакомому человеку…

– Но она же зовёт!

– Видишь ли, Славик… Она человек старый и, кажется, больной. У неё дом. Она думает, наверно, что я стану помогать ей по хозяйству. А разве я похожа на домохозяйку? На бабушку в фартуке?

Нет, мама не была похожа на домашнюю хозяйку. Она была молодая, стройная, красивая. Многие люди говорили Славке: «Какая у тебя красивая мама». Будто Славка сам этого не знал!

Но почему же всё-таки не поехать? Если маме некогда, он сам будет помогать бабушке. А может быть, и помогать нечего. Скорее всего, Вере Анатольевне просто скучно жить одной.

– Она же зовёт!

– Позвать легко. А кто мне найдёт там работу по специальности? А если мы с бабушкой не сойдёмся характерами? Она хозяйка в доме, а я не привыкла быть квартиранткой… Да и хватит уж нам мотаться с места на место.

Славка тихо и умоляюще сказал:

– Ну, тогда хоть в гости…

– Это другое дело. Если будут деньги и летний отпуск, можно поехать.

Разговор был в марте. Ждать оставалось три месяца. Сначала Славка очень ждал и очень надеялся. А потом всё меньше. Потому что это было бы слишком большое чудо. Таких чудес просто не бывает.

И он оказался прав. Мама не поладила с начальством и уволилась, денег на дальние поездки не было. Когда Славка окончил второй класс, они переехали в Покровку.

Анюта

Покровка – это не деревня, а небольшой город рядом с большим заводом. Мама там нашла наконец интересную работу: устроилась консультантом-переводчиком в технической библиотеке. Славку тоже устроила: на лето – в городской лагерь (где он скучал), а потом – в третий класс маленькой восьмилетней школы…

В третьем классе Славке жилось спокойно – его почти не дразнили и не обижали. Правда, и друзей не нашлось, но Славку это в те времена ещё не волновало. Главное – что? Отсидеть уроки, сделать побыстрее домашние задания – и бултых на тахту с хорошей книжкой. Или можно побежать к маме в библиотеку. Там всегда много журналов из всяких стран, а в журналах часто попадаются снимки с разными теплоходами и даже парусными кораблями. И с видами дальних приморских городов…

Бабушка Вера Анатольевна по-прежнему писала письма. Спрашивала «про Славушку» и звала хотя бы в гости. Мама говорила, что будущим летом они поедут обязательно.

В апреле Славку приняли в пионеры и даже выбрали звеньевым – за то, что учился без троек. В конце мая завком выделил маме однокомнатную квартиру, и они переехали туда из тесной комнатушки в старом доме, где коридоры пропахли горелым луком и кислой капустой.

А в начале каникул у Славки за один день случилось три радости.

Во-первых, мама купила ему джинсовый костюм. Вообще-то мама не одобряла этой моды: она считала, что интеллигентные мальчики гораздо лучше выглядят в коротких штанишках. Но Славка её долго упрашивал. Мама уступила, потому что школьную форму Славка истрепал, а дни стояли прохладные.

На костюме была нашивка с корабликом и медные морские пуговки. Не совсем такие, как у настоящих моряков, но всё равно блестящие и с якорями. Славка млел от счастья.

В этом костюме он пошёл с мамой в гости к её знакомому – Константину Константиновичу. Это была вторая радость.

У Константина Константиновича оказалось интересно, как в музее. Над дверью висели большущие лосиные рога, в углу – чучело ястреба, на стене – оленья шкура, а на шкуре – большой бинокль, тяжёлый охотничий нож и двуствольное ружьё «зауэр».

Константин Константинович сказал, что ружьё старое, но прекрасное. И очень ценное – штучной работы. Но хотя оно было ценное, Константин Константинович вставил в него пустые гильзы и дал Славке два раза щёлкнуть курком. И посмотреть в бинокль, конечно, тоже дал (жаль, что бинокль был полевой, а не морской). И даже разрешил поиграть ножом, хотя мама боялась, что Славка «останется без пальцев».

Мало того! Они с Константином Константиновичем грохнули на кухне охотничьим капсюлем! Тут мама чуть не потеряла сознание и строго попросила «не портить ребёнка».

– Хорошо, хорошо, – сказал Константин Константинович. – Это был последний эксперимент. Вообще-то, Слава, мама права: такими вещами не шутят. В этих штуках гремучая ртуть, а она очень капризная. Сто лет может лежать, а потом взрывается от одного чиха.

Славка серьёзно кивнул. Константину Константиновичу можно было верить. Он был опытный и смелый человек: охотник, путешественник и спортсмен. Он стрелял на соревнованиях по летающим мишеням – тарелочкам – и за это получал грамоты и медали.

Славке казалось, что Константин Константинович похож на английского морского капитана из книжки с рассказами Джозефа Конрада. Высокий, худой, с ровным пробором на гладкой причёске, с белозубой улыбкой и светлыми глазами. Только смеялся он не по-капитански: дребезжаще и нерешительно. И при этом сильно стискивал пальцы, словно пробовал их на излом. Но, может быть, это оттого, что он стеснялся мамы. Славка замечал, что многие мужчины при маме начинают смущаться и слегка глупеют…

После чая Константин Константинович предложил Славке и маме погулять. И они втроём отправились в парк.

Славка раньше не бывал в этом конце Покровки. Весь прошлый год он жил в своём квартале и других мест почти не знал. Он слышал, что рядом с Покровкой есть озеро, но думал, что оно вроде пруда в Первозаводске. А озеро оказалось громадное.

Славка метнулся к берегу.

Вода уходила почти до горизонта! А у дощатой пристани качался большой белый катер и поднимались настоящие мачты!

Но и это не всё. В сотне метров от берега летели над серой водой похожие на белые сабли паруса.

Славка припаялся к месту. Напрасно мама и Константин Константинович звали его на карусель, в тир и в комнату смеха. Он молча мотал головой. А потом отчаянно сказал:

– Мама, ну вы идите. Вы гуляйте, а потом придёте за мной. Я не полезу к воде, не свалюсь. Не утону! Я никуда не уйду… Ну, пожалуйста!

Мама хотела заспорить, но Константин Константинович взял её под руку и подмигнул Славке. Он был замечательный человек.

Едва они ушли, Славка подбежал к пирсу. Но ступить на него не решился. Наверное, это разрешалось лишь тем счастливцам, которые ходили под парусами.

Маленькая яхта, лихо кренясь, прошла у самого берега. Её вели двое мальчишек в оранжевых спасательных жилетах. Мальчишкам было лет по тринадцати. Славка начал дышать медленно и с дрожью. А яхта уходила, и было слышно, как смеются ребята…

Кто-то тяжело остановился рядом. Славка посмотрел. Это был коренастый дядька с густой светлой бородой. Он спросил:

– Ты откуда, прекрасное дитя?

Славка осип:

– Я… Смотрю. Здесь можно стоять?

– Стой, – сказал бородач.

Яхта сделала поворот и опять пошла к берегу.

– А здесь… – сказал Славка совсем шепотом. – Здесь с какого класса записывают?

Бородатый дядька задумчиво посмотрел на Славку сверху. Провёл толстым пальцем по его морским пуговкам, будто пересчитал. Потом поднял голову.

– Анюта! – крикнул он в пространство.

Славка вздрогнул от громкого голоса. В этот миг он не знал, конечно, что случилась у него сегодня третья радость.

– Анюта! – крикнул бородатый.

Из-за сарайчика появилась большая девчонка. Странная какая-то: квадратная, с японскими глазами, большим ртом и носом-картошкой. С тёмной мальчишеской чёлкой.

– Чего надо? – поинтересовалась она.

– Вот, человек пришёл, – не очень решительно сказал бородатый. – Может, возьмёшь? Воспитаешь – матросом будет…

Анюта посмотрела на Славку, потом на бородатого, потом опять на Славку. Затем – куда-то между ними. И сказала:

– Это называется «дай вам боже, что нам негоже».

– Ну, Анюта, – приглушённо сказал бородатый. – Человек сохнет. Посмотри в его страдальческие очи. Он целый час торчит у пирса как пришитый.

– Он сбежит через неделю, – заявила Анюта, рассеянно глядя в дальние дали.

– Не сбегу я, честное слово, – сипло поклялся Славка.

– Пошли, – сказала Анюта, взяла Славку за плечо и повела на пирс.

На пирсе стояли фанерные тупоносые яхточки с удивительно высокими мачтами. А одна такая же, покачивалась рядом, на воде. Она была белая, недавно покрашенная, но на плоском носу краска оказалась уже содранной. Полоскали поднятые паруса. На главном парусе была пришита чёрная буква «С» и цифры «2021».

– Моя, – хмуро сказала Анюта. – Международный класс «кадет». Монотип. Имя – «Трэмп». По-английски значит «Бродяга».

– Я знаю, – торопливо сообщил Славка.

Анюта покосилась на него и продолжала:

– Два паруса. Большой называется «грот», маленький…

– Стаксель! Я знаю.

– Я смотрю, всё ты знаешь, – заметила Анюта.

У Славки заполыхали уши.

Анюта сказала: – Сейчас пойдём… Вылезай из клёшей и куртки. А то кильнёмся – и булькнешь на дно, как кот в авоське.

Послушно и суетливо Славка выбрался из костюма. И сразу задрожал – то ли от озноба, то ли от волнения. Анюта глянула на него – тощенького, покрытого пупырышками, – сердито хмыкнула:

– Подарок судьбы… Комариная личинка на морозе. Плавать-то хоть умеешь?

– Я в бассейне занимался.

– Знаю я эти бассейны… Где я на тебя жилет возьму? Подожди…

Она принесла откуда-то надутый резиновый круг и продела в него Славку.

Славка знал, что с такими кругами плавают на пляжном мелководье малыши, но не стал обижаться и спорить. Главное, что сейчас он пойдёт под парусами. По правде! Не во сне!

– Будешь работать на стакселе, – сказала Анюта. – Вон те верёвки называются стаксель-шкоты.

– Я з… – Славка прикусил язык и, кажется, стал пунцовым, как его спасательный круг. Вытянул руки по швам и тихонько сказал: – Есть…

День был пасмурный, и плотный ветерок от облачного горизонта нагонял волну. Яхточка, отвалив от пирса, подскочила на гребне.

Славка вцепился в борт.

– Шкот возьми! – прикрикнула Анюта.

Второй гребень ударил в фанерную скулу и окатил Славку брызгами. Брызги оказались неожиданно тёплыми. И Славка на всю жизнь запомнил первое приветствие встречной волны…

Они мотались по озеру больше часа. Иногда «Трэмп» кренился так, что почти ложился парусом на воду. Анюта сидела на борту и время от времени лихо откидывалась назад. Сейчас она совсем не казалась неуклюжей, ловкая была и быстрая.

Иногда она хитро поглядывала на Славку.

– Страшно?

– Нисколечко, – говорил Славка.

– А если ляжем?

– Не ляжем.

– Откуда ты знаешь?

Славка пожимал мокрыми плечами. Он не мог объяснить. Просто у него внутри словно был маятник, отмечавший границу опасного крена. И опять вспомнились жёлтые шары…

– А если всё-таки ляжем, Комарик?

– Ну и что? – говорил Славка, и ему становилось жутковато, но не от страха, а от азарта и счастья.

– Поворот!

Как управляться со стаксель-шкотами, Славка понял быстро.

– Есть поворот!

…При полном ветре они подлетели к пирсу. Мокрый и счастливый, как тысяча именинников, Славка со швартовым концом в руках выскочил на доски. Подошёл бородатый тренер. Посмотрел на Анюту:

– Ну?

– Лады, – сказала Анюта.

А Славка увидел, как по пирсу бежит перепуганная мама.

Он отчаянно боялся, что мама не разрешит заниматься в парусной секции. Она всегда так за него тревожилась! Но мама разрешила. Может быть, для того, чтобы Славка не огорчался из-за сорванной поездки к Вере Анатольевне. Поездка опять не получилась, потому что все деньги ушли на обстановку новой квартиры.

– Занимайся, плавай, – сказала мама и вздохнула: – Это лучше, чем всё лето слоняться без дела.

И Славка не слонялся. Почти каждый день он с утра бегал на озеро. Было на спортивной базе какое-то расписание занятий, но Славка не обращал на него внимания. Когда появлялась Анюта, они спускали на воду «Трэмп» и начиналось счастье. Когда Анюты не было. Славка всё равно не скучал. Помогал спускать яхты, варить обед на самодельной печке и штопать старенькие флаги Свода сигналов. Эти флаги развешивали над базой во время праздников и соревнований.

Секция парусников была маленькая: пять «кадетов» и семь «финнов» – гоночных яхт-одиночек. Занималось полтора десятка взрослых и десяток ребят. Славка был самый младший, а маленькому среди больших всегда живётся неплохо…

Славка приходил домой вечером. В первые дни мама волновалась, но понемногу привыкла. Бывало, что Славка заставал у них дома Константина Константиновича. Мама при этом почему-то притворялась строгой, а Константин Константинович становился особенно бодрым и разговорчивым. Славка про себя снисходительно улыбался. Он прекрасно понимал, что взрослые мужчина и женщина могут понравиться друг другу. Могут даже влюбиться. С этим ничего не поделаешь. Но Славка не тревожился. Он знал, что мама всегда останется мамой и никогда не будет любить его меньше, чем сейчас.

Они втроём пили чай, потом Славка брал книжку и лез в постель. Гудели усталые ноги, горели от солнца плечи, и сладко ныли натёртые шкотами ладони. Буквы начинали бегать по книжным страницам, как муравьи.

Засыпая, Славка слышал, как Константин Константинович рассказывает о приключениях на охоте, о поездках за границу и о встречах со знаменитыми артистами. Он и сам раньше был артистом, а потом работал администратором концертных бригад и жил в больших городах. В Покровку его занесли «странные жизненные обстоятельства»…

Однажды Славка увидел дома большую компанию незнакомых гостей. Было шумно, звенели рюмки. Когда мама торопливо целовала Славку, он почувствовал, что от неё пахнет вином. Славка слегка испугался.