Мальчишки, мои товарищи

– Федоров! Ключи у тебя?.. Ключи, говорю!… Давай сюда живее, тут товарищу на вышку надо…

Появился парень, одетый несмотря на жару в ватник. Он лениво зашагал к собору, позвав с собой нашего незнакомца, отпер скрипучую железную дверь и, зевнув, направился обратно.

– Растяпа, – прошептал Лешка…

Шпион скрылся в двери, и мы, посовещавшись, решили идти за ним.

Пробраться к двери было нетрудно. Она оказалась не запертой, и мы вошли в тёмное, холодное помещение. После яркого дневного света мы ничего не могли различить, несмотря на приоткрытую дверь. Пришлось зажечь фонарики. Светлые круги скользнули по узкому коридору, в конце которого уходила вверх винтовая лестница, высветили влажные стены, сложенные из крупных кирпичей. По спине у меня пробежал холодок, когда я поставил ногу на первую каменную ступень. Где-то высоко над нами глухо раздавались шаги…

– Идти? – спросил я, оглядываясь.

– Идём. До конца, – шепнул Владик.

Он проскользнул вперёд и стал неслышно подниматься. По каменным сводам метались тени. Меня охватило предчувствие жгучих (чересчур жгучих!) тайн и приключений…

Лестница привела на колокольню. Я первым осторожно выглянул из люка: шпион стоял у окна, выходящего на реку, и, открыв папку, что-то набрасывал на листе бумаги. На противоположном берегу строилась новая электростанция, и, без сомнения, наш «художник» снимал план строительства… Вот он отложил карандаш, достал папиросу, потом пошарил в другом кармане, и в руке у него я увидел маленький никелированный браунинг. Я шарахнулся назад. Всё было ясно. Если до этого у меня и были сомнения, то сейчас я твёрдо уверовал, что вижу настоящего диверсанта…

Почти не дыша, спускались мы по истёртым ступеням. Сначала у нас появилась мысль запереть шпиона на колокольне, откуда он не мог сбежать, но потом этот план был отвергнут. У врага здесь могли оказаться сообщники, которые помешали бы нам…

Благополучно выбравшись за ограду, мы поспешили домой, где нас ожидали остальные члены «Боевой семёрки»…

Наступил вечер, полный глухой тревоги, смутного ожидания опасности. Всё было готово, план мы разработали до мелочей. Главное, нужно захватить агента до того, как он встретится с сообщником. Игорь притащил полосатый чехол от матраца, что бы засунуть в него нашу жертву. В запакованном виде шпиона предполагалось погрузить на двухколёсную тележку и доставить в органы госбезопасности. Но с тележкой в парк нас, конечно, не пустили бы, поэтому мы спрятали её на берегу в густых зарослях полыни и бурьяна. К месту боевых действий мы решили добираться на лодке, которую попросили до утра у знакомого пристанского сторожа.

Парк спускался к реке крутыми уступами. Недалеко от воды скрывалась в кустарнике полуразвалившаяся каменная беседка, возле которой, по утверждению Лёшки, и назначал встречу с другим злодеем выслеженный нами диверсант. Место было безлюдное, лишь изредка здесь уединялись гуляющие пары.

Около девяти часов мы собрались на берегу, километрах в полутора от парка. В лодке лежали два мотка бельевой верёвки, свёрнутый чехол и длинный шест. Позже всех прибежал Генка. Он притащил завёрнутую в мешковину отцовскую двустволку и пять патронов. Внушительный вид воронёных стволов несколько приободрил нас, но вообще настроение у всех было неважное.

Отправляться в путь так рано не стоило. Мы расположились на заросшем высокой травой уступе, и каждый погрузился в свои мысли.

Над далёкими тополями и крышами за поворотом реки догорал жёлтый закат. Знакомая нам колокольня чернела на светлом небе как угольная.

Над ртутной водой, над тёмным кружевом моста вспыхнули фонари. Я подумал, что, может быть, вижу всё это в последний раз, и пожалел, что не оставил дома записку на тот случай, если буду убит.

Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Толик сидел, теребя пуговицы ковбойки, и немного смущённо смотрел на меня.

– Слушай, Олег, – негромко сказал он. – Помнишь, мы тогда подрались… Понимаешь, сегодня всякое может быть… В общем, ты не сердись, что я тебе тогда настукал.

Это была неправда. Я дрался с Толькой дважды и оба раза выходил победителем. Однако сейчас спорить не стал и кивнул головой.

Над рекой спускались темно-синие сумерки. Было тихо. Я посмотрел на ребят. Генка и Лешка возились с ружьём, Игорь лежал на спине, глядя в небо, где проступали первые звёзды. Глеб сидел, рассеянно теребя свой аккуратный чубик. Потом он снял очки и, помахивая ими, засвистел «Куда, куда вы удалились…» Рубашка Владика белела неподалёку. Он бродил в кустах полыни, доходящих ему до пояса.

– Ребята, может быть, выкупаться послед… после некогда будет, – предложил Толик неожиданно.

Вода была тёплая, мы купались минут пятнадцать и немного развеселились. Натягивая штаны, я услышал, как старинные часы на музее пробили десять раз. Бой их был глухим и тревожным.

– Пора. Поехали, ребята.

Лодка медленно вышла на середину реки и поплыла по течению.

Тихо плескали вёсла. Тёмные заросли парка приближались. Генка вложил в ружьё патроны, но мы заставили его разрядить двустволку, чтобы он не ухлопал кого-нибудь из нас. Плыли молча, только Владик спросил однажды, не боимся ли мы.

– А ты?

Он поболтал рукой за бортом и вздохнул:

– Немного. В животе холодно…

Этот юнец был смелее всех нас: безбоязненно признался, что ему страшно.

Лодка ткнулась в песок метрах в сорока от беседки. Теперь никто не мешал Генке заряжать ружье.

– Все помните, что делать? – строго обратился к нам Лешка.

– Помним…

Стараясь не шуршать в кустах, «боевая семёрка» гуськом двинулась к смутно белеющим развалинам беседки.

– Спрячемся там и подождем, пока он не придёт, – предложил Глеб. Но план был нарушен. У самой воды, рядом с кривым старым тополем чернела знакомая фигура.

Шпион стоял к нам спиной, а мы не заметили его и подошли почти вплотную. От неожиданности мы присели и перестали дышать. Диверсант был неподвижен, видимо, о чём-то задумался. Потом он достал папиросу и стал шарить в карманах, отыскивая спички.

В этот момент Генка совершил глупость, которая едва не погубила всё дело. Выскочив из кустов, он направил на шпиона ружье и сказал тонким голосом:

– Руки вверх!..

Враг обернулся, и в руке его тускло блеснул пистолет. Меня словно толкнули в спину. Пригнувшись и ожидая выстрела навстречу, я бросился к шпиону и ударил его по руке. Браунинг описал дугу и булькнул в воде. В ту же секунду я отлетел в сторону и трахнулся головой о тополь. На меня свалился Владик. В трёх вагах от нас кипела свалка.

– Помогите! Грабят!.. – раздался глуховатый мужской голос. Его перебил звонкий крик Игоря:

– Отойдите, дайте мне!

Потом над головами взметнулась какая-то тень. Всё это произошло в одну секунду. Когда я вскочил и включил фонарик, то увидел, что на шпиона надет полосатый чехол. Враг ещё пытался отбиваться ногами, но скоро запутался…

Его туго обмотали бельевыми верёвками и повалили на землю.

Диверсант старался что-то сказать, глухо мычал и выгибался.

– Молчать, – прикрикнул Генка и стукнул чехол прикладом по наиболее выпуклой части. Из ствола неожиданно вырвалась огненная стрела, и ружье грянуло. Дробь сорвала с тополя листву, прокатилось громкое эхо.

Когда мы оправились от испуга, убедились, что все целы, и выругали Генку, то увидели, что агент лежит спокойно. Далеко вверху раздался милицейский свисток. Надо было спешить. Мы просунули под верёвки шест у положили его на плечи и понесли нашу добычу, как тигроловы носят хищников.

В лодке шпион снова стал корчиться и мычать. Тогда Глеб обратился к нему с речью:

– Bы наш пленник, – вежливо разъяснял он. – Нас семь человек, и бежать вам не удастся. В крайнем случае мы будем стрелять. Кроме того вы можете перевернуть лодку и тогда наверняка утонете.

Диверсант перестал шевелиться и попытался что-то сказать.

– Разговаривать будете со следователем, – солидно произнёс Глеб и поправил очки, одна дужка которых была сломана.

– Интересно, с кем он хотел встретиться? – задумчиво проговорил Игорь.

Толик предположил, что пленник хотел передать другому агенту план электростанции, который срисовал на колокольне.

– Если бы не мы, полетели бы щепки от станции!

Мне послышалось, будто диверсант чересчур злорадно хмыкнул. Я не обратил на это внимания. Я ликовал, глядя на связанного врага.

Минут через десять лодка причалила к месту, где была спрятана тележка. Там нас ждала неприятность: тележки не оказалось. Поиски в бурьяне и крапиве, напоминавших ночью тропические заросли, ни к чему не привели. Куда она делась, мы так и не узнали.

– Скверно, – подвёл итог Толик. – За тележку мне влетит – раз. Этого типа везти не на чем – два.

Мы успокоили его, сказав, что победителей не судят, и глупо ругать человека, поймавшего шпиона, за потерю паршивой старой тачки.

– Придётся волочить на себе, – грустно изрёк Лёшка.

– Пока его наверх затащишь, два часа пройдёт, – хмыкнул Игорь.

– Да, тяжёлый, собака.

Владик предложил развязать диверсанту ноги – пусть сам топает.

– А то таскаешь такую персону, только живот надры… Лодка! Держи!! – завопил он вдруг.

Увлёкшись поисками, мы оставили лодку без присмотра, и сейчас она медленно и торжественно уплывала по течению вместе с нашей жертвой…

…Мокрые и злые выбрались мы на берег. Шпион в лодке не переставал мычать и дёргаться. Вытащив его на песок, мы почувствовали себя совершенно обессиленными. И тут случилось то, что значительно ускорило paзвязку событий: раздался треск материи, и в свете фонариков стало видно, как из чехла высунулась голова диверсанта в помятой соломенной шляпе.

– Негодяи, – раздался его хриплый голос. В тот же миг Игорь, стоявший рядом со мной, как-то странно икнул и пропал. Я изумленно оглянулся и увидел, что он сидит в бурьяне и старается замаскироваться.

– Олег, милый, – c отчаяньем прошептал он, – это не шпион. Это наш знакомый, художник. Он работает в городской газете…

Я вдруг почувствовал, как сильно болит у меня затылок, лёг навзничь и стал смотреть в небо. Мне было все равно. Словно сквозь туман доносились голоса. Чаще всего слышалось слово «хулиганство» и другие неприятные слова. Лжешпион бушевал, освобождаясь от пут. Иногда он все-таки переставал ругаться и давал объяснения, потому что Генка все еще не опускал двухстволку.

Наконец художник стряхнул с себя чехол и встал, скрестив на груди руки.

– Гм… Шпион. Диверсант… В милицию вас…

– У вас был пистолет, и потом… вы что-то рисовали, – смиренно заметил Толик.

– Ха! Пистолет… Зажигалка! Кстати, где она? Ах, в реке… Рисовал, конечно. Да, именно станцию. Для завтрашней газеты… Тоже мне, детективы…

Он помолчал, потом задумчиво произнёс:

– Что же мне с вами делать?

Вопрос прозвучал так, будто наш бывший пленник мог нас немедленно приговорить к смертной казни. Я вспомнил, как этот грозный человек недавно болтался связанным на шесте и вдруг фыркнул от смеха.

Я понимал, что это глупо, но не мог удержаться и к своему удивлению услышал, что ребята тоже начали смеяться. Через несколько секунд мы хохотали во всё горло. Тогда наконец не выдержал и «диверсант». Он басовито загоготал. На лицо художника упал свет фонарика, и мы увидели, что он совсем молодой.

Перестав смеяться, он заметил, что, хотя нас и больше, но потрёпаны мы сильнее его.

– Вот что, шерлоки холмсы, – сказал «шпион». – Мне всё-таки надо встретиться с… с моим сообщником. Так что доставляйте меня обратно.

Мы заняли место в лодке. Игорь устроился на корме и сидел молча, по вполне понятной причине не желая быть узнанным. Толик был мрачен, его печалило исчезновение тележки и вытекающие из этого неприятности.

Остальным было весело.

Лодка остановилась в том же месте, что и в прошлый раз. Художник поправил понятую шляпу, выскочил на берег, и, махнув нам рукой, направился к беседке, возле которой смутно виднелась фигура в белом платье.

Вдалеке послышался бой часов. Двенадцать раз…

– Эх и влетит же нам дома, – протянул Генка, завёртывая в мешок ружье.

– А-а… Семь бед… – беспечно махнул рукой Игорь.

Владик, включив фонарик, рассматривал колено; оно было разбито, и кровь стекала по ноге чёрной струйкой.

– Наверное, попадет, – согласился он. – А за что? Как будто мы виноваты… Это шпион виноват, что оказался ненастоящим.

И, наклонившись, он стер с ноги кровь рукавом белой рубашки…

1958 г.

Четыреста шагов

После «мертвого» часа жизнь в пионерском лагере пошла по-старому. Родители разъехались. Ребята дожевывали привезенные гостинцы.

Виталька сидел у палисадника и смотрел сквозь деревянные планки па дорогу. Он нарочно ушел в дальний уголок. Здесь никто не мог увидеть, что Виталька глотает слезы.

Отец не приехал, хоть и обещал в письме.

Виталька ждал его с утра. В одиннадцать часов пришли два заводских автобуса, но среди приехавших гостей папы не оказалось.

Виталька успокоил себя: «Приедет с Володей». У их соседа Володи Крюкова была своя машина.

Теперь уже близился вечер, и ждать не стоило. Виталька это понимал. Но как только вдали появлялось золотое от солнца облачко пыли, он прижимался лицом к планкам палисадника и ждал, когда машина подойдет поближе. Чаще всего это был загородный автобус или какой-нибудь «москвич» с дачниками. Проезжал иногда колхозный грузовик. А знакомой «победы» с брезентовым верхом не было.

Автомобили скрывались в роще за поворотом, пыль оседала на придорожные кусты. И Витальке делалось еще тоскливее…

Юлька подошла совсем неслышно. Виталька вздрогнул от её голоса и поспешно стряхнул с ресниц предательские капли.

– Что, Вить, не приехал твой папка?

Он только покачал головой, чтобы не выдать себя голосом. И не обернулся. Больше всего не хотелось показывать при Юльке, что у него глаза на мокром месте. Ни при ком не хотелось, а при Юльке особенно.

Наоборот, надо, чтобы Юлька считала его твердым и смелым. Виталька очень мечтал об этом. Правда, никому на свете он не рассказывал про такие свои мысли, а Юльку даже дразнил при ребятах «мухомором» за красный сарафан с горошинами.

Но когда Виталька оставался один, он придумывал всякие истории. Например, где-нибудь в лесу они вдвоем отстанут от отряда, и Юлька вывихнет, ногу. И Виталька потащит её на себе до самого лагеря.

«Брось, – всхлипывая, станет уговаривать она. – Беги лучше за вожатым».

Но уже начнет смеркаться, и он не оставит Юльку. «Нельзя, – скажет Виталька. – Опасно. Волки здесь, пожалуй, встречаются не часто, но все-таки… Ты можешь простудиться, если будешь лежать на земле.»

И может быть, тяжело дыша от усталости, он признается, что хочет стать моряком, что видит во сне белые океанские пароходы и гремящие штормы в десять баллов… Он скажет это и понесет её дальше, потому что моряки не сдаются…

Но Юлька не отставала от отряда и ногу не вывихивала. И тонуть в реке, видимо, тоже не собиралась. Да и плавала она лучше Витальки, хоть была ничуть его не старше: тоже девять с половиной лет.

Правда, Виталька знал, как еще можно показать Юльке, что человек он храбрый. Надо было у неё на глазах перемахнуть с шестом через овражек доверху заросший кустами смородины и высоченной крапивой. Но прыгать так решались только самые старшие ребята да и то, когда рядом не было взрослых. Мальчишки опускали конец длинного шеста на дно овражка, где журчал невидимый среди зарослей ручей. Потом кто-нибудь с разбегу хватался за шест, отталкивался и плавно перелетал на другой берег. Юлька каждый раз зажмуривалась и ойкала.

– И я могу, – шептал чуть слышно Виталька. А когда он, будто случайно, подходил к шесту, ноги становились тяжелыми, и от противного страха слабели руки…

Но сейчас Витальке было не до подвигов. Лишь бы Юлька не заметила слез. А она села рядом и успокоила:

– Может, он завтра приедет. Ты не плачь.

Виталька понял, что все пропало. Надо было тут же сказать что-нибудь про пыль, про солнце, от которого слезятся глаза. Но он не сумел. После Юлькиных слов он вдруг не сдержался и начал всхлипывать по-настоящему. Он сидел, прижавшись лбом к твёрдой дощечке палисадника, и знал, что Юлька смотрит на его вздрагивающие плечи.

Потом Виталька почувствовал на плече её ладошку.

– Вот увидишь, приедет, – пообещала Юлька. И тут же спросила:

– Хочешь пирога? С морковью. Это мне бабушка привезла.

Виталька кивнул. Теперь было все равно. Всё еще всхлипывая, он начал жевать кусок со сладкой морковной начинкой. Стало уже легче, словно со слезами вылилась и тревога, и обида на отца, и грустные воспоминания о доме, которые сегодня привязались с утра.

Но Юлька… Надо было сейчас сказать такое, чтобы эта тоненькая девчонка с редкими веснушками на переносице и в красном сарафане с белыми горошинами не думала, будто Виталька плакса.

Он обернулся… и понял, что ничего говорить не придется. Юлькин сарафан мелькал уже среди дальних березок. Разве она может хоть три минуты посидеть на одном месте! Ей и дела нет уже ни до Витальки, ни до его слез.

Виталька сжал в кулаке остатки пирога, и на траву посыпались розовые морковные крошки. Ладно! Завтра он так махнет через овражек, что Юлька вскрикнет и целую минуту будет бояться открыть глаза.

Сегодня Витальке не до этого. А завтра он обязательно прыгнет.

Перед самым отбоем кто-то из ребят крикнул в окно палаты:

– Витька, к тебе приехали!

Виталька бросился к дверям.

За воротами, у знакомой «победы» стоял отец. Был там и Володя, и еще какой-то человек, высокий, в соломенной шляпе. Но Виталька не обратил на них внимания.

Его подхватили сильные руки.

– Ну что ты, Витек, – говорил папа. – Ты же будущий штурман. Помнишь? «И слезу из глаз не выдавит ни беда, ни черный ветер…»

– Штурман… А если тебя целый день нет и нет, причем здесь песня? – прошептал Виталька.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.