Владислав Крапивин

Летчик для Особых Поручений

Глава первая

Весной Алешкины родители получили новую квартиру. Хорошую, на пятом этаже. Из окна виден был весь квартал с большими домами, а дальше старые домики в конце улицы. Улица называлась Планерная.

Раньше на этом месте был спортивный аэродром. Летом он зарастал полевой кашкой, подорожником и всякой травой, у которой никто не знает названия. На краю лётного поля густо росла полынь. В полыни стоял грузовичок с мотолебедкой. Лебедка мотала на барабан тонкий трос и затягивала в небо разноцветные планеры. Так же, как мальчишки запускают на нитках воздушных змеев.

Про это Алешке рассказывали ребята, которые жили здесь раньше, в старых домах. А Валерка Яковлев рассказал совсем удивительную историю: будто однажды на аэродром приземлился настоящий самолет. Это был двухместный самолетик с оранжевыми крыльями, серебристым фюзеляжем и красными цифрами на борту. Видно, что-то случилось в моторе и надо было срочно опуститься, а летчик не знал, где удобнее сесть. Он кружил, кружил над аэродромом. Тогда Валерка выбежал на поле, упал на траву и раскинул руки буквой «Т». Буква «Т»– это посадочный знак. Валерка показал, как самолету лучше зайти против ветра. Летчик посадил машину, покопался в моторе, а потом спросил:

– Хочешь, прокачу?

Валерка сказал, конечно, что хочет, и летчик посадил его в заднее кресло и сделал над полем три круга. Никто из ребят Валерке не верил, даже старожилы. Но Алешка верил. Ему нравилось верить всему интересному и хорошему.

Он потом часто вспоминал этот рассказ и потихоньку завидовал. А один раз Алешке даже приснилось что-то похожее. Не совсем похожее, но тоже самолет в поле. Над полем висела теплая ночь с большими звездами, и только у самого горизонта светилась закатная полоса. На ней черным рисунком выделялись головки и стебли высокой травы. Там стоял маленький самолет. И Алешка бежал к нему по пояс в траве, спешил и очень боялся, что самолет улетит без него.

Потом у Алешки сложились такие стихи:

Мне снилось, что ждет меня самолет-
Ночной самолет без огней.
В кабине нервничает пилот,
Погасший окурок сердито жует
И хмурится все сильней.


И я тороплюсь, я бегу к самолету.
Скорее– в тревогу ночного полета.


Пилот говорит:
«Я чертовски спешу.
Садитесь скорей, полетим.
Наденьте, пожалуйста, ваш парашют:
Опасности будут в пути».
Какие?
Узнать я уже не успел,
Проснулся…
За окнами утренний город шумел,
И сон не вернулся…

Это были серьезные стихи, и Алешка записал их в толстую тетрадку. Он записывал туда все свои стихи, которые получались серьезными. Например, про собаку, как она потерялась и не могла найти хозяина, про мальчика, которого насильно учат играть на скрипке, а он хочет быть не музыкантом, а путешественником.

Ну и разные другие.

Тетрадку Алешка никому не показывал. Стеснялся. И вообще это была его тайна. К тому же на одной из последних страниц написал он такие строчки:

Машка,
Ты– как ромашка в траве,
Добрая, веселая, славная.
Как хорошо, что на свете ты есть.
Это самое главное.

Понятно, что такое стихотворение не очень-то будешь показывать.

Но вообще Алешка не скрывал, что умеет сочинять стихи. Какие-нибудь смешные строчки для стенгазеты или считалку для игры в пряталки– это пожалуйста.

А один раз он сочинил стихи про принца. Про того принца, который из сказки «Золушка». Из-за этих стихов он поссорился с Олимпиадой Викторовной. Вот с этого случая и начинается история про путешествие с Зеленым билетом, про Алешку и Летчика и про многие удивительные дела.

Олимпиада Викторовна руководила детским драмкружком. Драмкружок занимался в красном уголке домоуправления. Это называлось «работа с детьми по месту жительства». Олимпиада Викторовна была пенсионерка. А раньше она долго работала в театре. Костюмером. Она могла бы работать артисткой, но ей помешала одна беда: за всю жизнь Олимпиада Викторовна не научилась выговаривать букву «р». Вместо «р» у нее получалось что-то среднее между «в» и «у». Например, со слесарем дядей Юрой она разговаривала так:

– Безабуазие! Когда отвемонтивуют батауеи? В помещении уголка невозможно уаботать!

Дядя Юра, человек не робкий и даже нахальный, при таких словах съеживался и бормотал:

– Будет сделано. Сегодня же доложу управляющему. Сию секундочку.

А Олимпиада Викторовна, прямая, высокая и суровая, продолжала:

– Я не могу воспитывать в детях чувство пвекуасного, когда в помещении сывость! Мы соввем пвемьеву, и виноваты будете вы!

При последнем слове она устремляла вслед дяде Юре худой, отточенный, как карандаш, палец, словно хотела пронзить несчастного слесаря насквозь.

Драмкружок готовил к постановке пьесу «Золушка». Золушку играла Маша Березкина. Ну, та самая, про которую стихи. Они с Алешкой учились в одной школе: Алешка в пятом «В», а Маша– в пятом «А». Классы-то разные, и Алешка с ней познакомиться как следует в школе не мог. А во дворе Маша появлялась редко, потому что занималась еще музыкой и фигурным катанием.

И вот когда начались летние каникулы, Алешка узнал, что Маша записалась в драмкружок, и сразу тоже записался.

Он очень надеялся, что Олимпиада Викторовна даст ему роль принца. Дело в том, что принц в пьесе должен был сражаться на шпагах с разбойниками, которые хотели похитить Золушку. А как сражаться, Алешка знал. В той школе, где он учился раньше, была секция фехтования, и он там немного занимался (жаль, что пришлось уехать).

Но Олимпиада Викторовна сказала, что Алешка будет играть стражника у ворот королевского дворца. А принцем назначила совсем другого мальчишку. Он выше Алешки и старше, перешел уже в восьмой класс.

Этот принц почему-то всем нравился. Говорили, что у него «прекрасные актерские данные». Никаких таких данных Алешка не замечал. Зато когда принца одели в принцевский костюм, Алешка увидел, что он чересчур худ и ноги у него слегка кривые. И шпагу носить он не умеет. Алешка ушел за кулисы и вполголоса сказал:

– Пуинц квивоногий… Шпага висит, как зонтик на торшере.

И тут он услышал смех. Это Маша смеялась. Оказывается, она рядом была. Она смеялась негромко, но весело. А потом взяла Алешку за локоть и хорошо так сказала:

– Ой, Алешка, да брось ты расстраиваться. Больно надо, из-за какого-то принца. Мне с ним полпьесы играть придется, а я и то ничего, терплю.

Алешка чуть не завопил от радости. Ну, он не завопил, конечно, а только заулыбался: все, мол, в порядке, я и не думаю огорчаться. И такой он был счастливый, что согласился идти с Олимпиадой Викторовной за старыми шляпами. Тут оказалось, что Маша тоже пойдет.

Шляпы нужны были для королевских гвардейцев, для придворных, для толстого кучера, которого волшебница сделала из крысы. Где наберешь столько шляп? Но Олимпиада Викторовна знала где. Она сообщила, что у нее есть хорошая знакомая («давняя подвуга»), которую зовут Софья Александровна. Раньше она тоже работала костюмером, а теперь уже не работает. Но и раньше, и сейчас – всю жизнь – занята она важным делом: собирает шляпную коллекцию. Всяких шляп у нее больше тысячи. Коллекция такая знаменитая, что про нее писали даже в журнале «Театральный сезон». Иногда к Софье Александровне приезжают представители разных театров и студий, советуются с ней, просят для своих постановок шляпы. Советы Софья Александровна дает охотно, а шляпы не очень, потому что три года назад местный ТЮЗ потерял у нее испанскую треуголку.

– Но нас она, безусловно, вывучит, – сказала Олимпиада Викторовна (разумеется, она хотела сказать «выручит»). – Она нас вывучит, потому что мы ставые двузья.

И они отправились.

По дороге Олимпиада Викторовна рассказала Маше и Алешке, что живет Софья Александровна в Лопуховом переулке в старом домике на краю оврага. Много раз ей предлагали переехать в новую квартиру, но она не хочет. Боится, что при перевозке могут потеряться и попортиться шляпы. А кроме того, у Софьи Александровны живут четыре кота: Кузя, Батончик, Васька и Матадор. Софья Александровна в них души не чает. Она очень боится, что новая квартира не понравится котам.

– Конечно, это может показаться смешным, – заметила Олимпиада Викторовна, – но мы должны быть снисходительны к людским слабостям.

При этих словах она почему-то строго взглянула на Алешку. Но он не обратил внимания. Он шагал, глядя на Машу, и думал, улыбаясь: «Машка-ромашка, а ты славная, это– главное…»

Был жаркий веселый июньский день, золотистые волосы Маши горели под солнцем, и она тоже была веселая. Шла вприпрыжку и гнала по асфальту блестящую пробку от лимонадной бутылки.

Глава вторая

Домик стоял у самого откоса. Когда-то, в давние времена, он был неплох, но сейчас очень состарился и так глубоко ушел в почву, что стекла блестели у самой земли, узорчатые носы водосточных труб уткнулись в траву, а у двери вместо крыльца была выемка.

На стук вышла сухонькая остроносая старушка.

– Соничка! – воскликнула Олимпиада Викторовна и устремилась к хозяйке дома. – Как я уада!

Но Софья Александровна, кажется, не была рада. Она смотрела так горестно, что Олимпиада Викторовна споткнулась на полпути.

– Соничка, двуг мой! Что случилось?

– Ох, Липочка, – сказала Софья Александровна и всхлипнула. – Кузю украли…

– Не может быть!

Старушка развела руками.

– Не может быть, – решительно произнесла Олимпиада Викторовна. – Он где-нибудь гуляет, только и всего. Можно ли, Соня, так убиваться!

– Ах нет, он не гуляет! Он никогда этого не делал. Он всегда приходил домой вечером, а сейчас его нет уже третий день. Я звонила в милицию, но они не хотят искать и, кажется, даже смеются.

– Какое бессеудечие, – сказала Олимпиада Викторовна. – Но, Соня… Надо ли так мучить себя? Ведь у тебя еще тви кота. Пвекуасные экземплявы.

Софья Александровна слабо отмахнулась:

– Ах, эти экземпляры… Они все время дерутся… Конечно, я их очень люблю, но Кузя лучше всех. Такой ласковый, такой милый… Впрочем, входите, пожалуйста, – спохватилась она. – Что же это я…

В большой низкой комнате пахло нафталином, сыростью и кошками. В маленькие окна косо падало солнце и отражалось от желтого пола. Тускло поблескивали запылившаяся хрустальная люстра под потолком и серебряные ложечки в старинном буфете.

– Садитесь, пожалуйста, – вздохнула Софья Александровна.

Но садиться было некуда. На стульях и в креслах лежали шляпы. И вообще шляпы были везде: выглядывали с полок, висели на гвоздях, громоздились на шкафах, пирамидой вздымались на старом пузатом комоде. Высоченные шелковые цилиндры, треуголки суворовских времен, соломенные канотье, мексиканские сомбреро, тирольские шляпчонки с фазаньими перьями, мушкетерские шляпы с плюмажами.

– С ума сойти, – шепотом сказала Маша.

– У нее здесь, наверно, даже шапка-невидимка есть, – тихонько откликнулся Алешка.

Олимпиада Викторовна подтолкнула Машу и Алешку вперед:

– Вот, Соничка, два моих юных таланта. Мы к тебе по делу…

«Таланты! – сердито подумал Алешка. – Принц у тебя талант, а я, нужен, только чтобы шляпы таскать». Но вслух, конечно, ничего не сказал. Стоял и оглядывался.

Кроме шляп в комнате были и другие интересные вещи: бронзовый подсвечник с синими стеклянными подвесками, старинный граммофон с огромной трубой-репродуктором, треснувшая фарфоровая статуэтка– разноцветный гном, который наполовину вылупился из яйца, похожего на гусиное.

Статуэтка стояла на комоде, рядом с грудой шляп, среди каких-то лоскутков и пожелтевших кружев. Алешка шагнул поближе, чтобы как следует разглядеть гнома.

И неожиданно он увидел за шляпами угол стеклянного ящика. Вроде как аквариум.

«Неужели здесь рыбы живут, в такой темноте?»– подумал Алешка. Он осторожно отодвинул серую ковбойскую шляпу, чтобы разглядеть аквариум. И тут вся шляпная пирамида развалилась и посыпалась на пол.

Но Алешка был не виноват! Из-под шляп выскочил встрепанный рыжий кот. Он скачками перелетел комнату и катапультировал в окно.

– Батончик! – заохала Софья Александровна. – Что с тобой? Ох, батюшки, нет мне с вами покоя.

Алешка и Маша бросились подбирать шляпы.

– Ничего, ничего, – приговаривала Софья Александровна. – Батончик, безобразник, развалил… Какие славные дети… Вот сюда эту шляпку, мальчик…

А на комоде, освобожденный из плена цилиндров, котелков и треуголок, блестел стеклянный ящик. Это был не аквариум. Это был прозрачный футляр, и в нем на бронзовых подставках стоял парусный корабль. Маленький, размером с ковбойскую шляпу, но совершенно как настоящий.

Алешка грудью лег на комод и позабыл про все на свете.

Не думайте, что Алешка мечтал стать капитаном или путешественником. Нет, у него была другая мечта. Но море Алешка любил. В прошлом году он побывал в Крыму и не мог забыть с той поры синие горизонты, набег зеленоватых волн и громадные форштевни пароходов над пирсами. Ну а еще он любил, конечно, книжки про пиратов, про приключения и парусные корабли. И, глянув на модель, Алешка сразу понял, что это клипер: у корабля был длинный бушприт над острым носом, три высокие мачты с прямыми парусами, узкий стремительный корпус. Он блестел ореховым лаком бортов и тонкой медной обшивкой днища.

От бортов к площадкам на мачтах бежали тугие плетеные лесенки (Алешка знал, что они называются «ванты»). Крошечные якоря свисали с кран-балок, и каждая балка была толщиной со спичку. Точеный штурвал размером с гривенник прикреплен был на рулевой колонке перед штурманской рубкой.

– Ой, какой замечательный! – горячим шепотом, у самой Алешкиной щеки, сказала Маша. Алешка и не заметил, как она подошла.

– Это клипер-фрегат, – тоже шепотом сказал Алешка. Он был рад, что Маше понравился кораблик.

Маша наклонилась – так близко, что волосы ее защекотали Алешкино ухо. И сказала тихонько:

– Я, когда была маленькая, хотела стать моряком.

– А сейчас?

– Ну, сейчас… Я понимаю, что девочек не берут.

– Иногда берут. Я кино смотрел про это… И в журнале читал про женщину-капитана.

– Я знаю… – Маша вздохнула. – Но это трудно. Я, может быть, постараюсь… А тогда ведь я не знала, что это трудно, маленькая была.

Алешка улыбнулся:

– А сейчас?

– Что сейчас? – удивилась Маша.

– Сейчас ты, что ли, совсем большая?

– Ну, все-таки… Не в детском же садике. А тогда я ничего не понимала. Думала, что для моряка самое главное– матросский воротник. Прямо каждый день ревела, у мамы платье с таким воротником просила. Добилась все-таки…

Алешка сказал чуть задумчиво:

– А у меня и сейчас есть матросский костюм. Мама купила, когда мы на юг ездили. Воротник большой такой, будто синий флаг. Как захлопает по ветру, кажется– будто крылья. Даже летать хочется… Он легонький, этот костюм, и белый, как парус.

Они целую минуту молча смотрели на тонкие батистовые паруса клипера. Марсели, брамсели, кливера висели плоско и неподвижно.

– Ветер им нужен, – сказал Алешка.

– Конечно, – шепотом согласилась Маша. – И вообще я не понимаю. Он же корабль, а не шляпа. Как он здесь оказался?

Софья Александровна и Олимпиада Викторовна говорили о своих делах, перебивали друг друга:

– Ах, Соничка, ты должна понять: тебе необходима новая кваутива.

– Нет-нет, Липа, я не могу, я привыкла…

Алешка собрал всю свою вежливость, дождался передышки в разговоре и громко сказал:

– Софья Александровна, извините, пожалуйста. Не могли бы вы рассказать, откуда у вас эта модель?

Софья Александровна всплеснула ручками («Ах, какой славный мальчик!») и торопливо заговорила:

– Да-да, это интересная вещь. Правда, у меня она случайно. Много лет назад здесь жил квартирант, старичок, он ее и сделал. Потом он умер, а кораблик остался у меня. Очень милая вещица, хотя я в этом, конечно, не разбираюсь. Телестудия хотела купить ее для каких-то съемок, но зачем мне деньги? Я предлагала поменять на два кивера наполеоновских гусар. Они согласились, но кивера оказались ненастоящие, сплошная подделка…

Скоро гости попрощались с хозяйкой. Алешке дали высокую стопку шляп. Шляпы были рыжие от старости и едко пахли нафталином. Хотелось чихать.

– Ну, Соничка, нам поуа. Не печалься из-за Кузи, будь умницей…

– Ах, Липа…

Алешка вышел последним.

– Мальчик, – негромко позвала Софья Александровна.

Алешка медленно развернулся на месте и выглянул из-за шляп.

– Мальчик… По-моему, ты очень славный и добрый. Я тебя хочу попросить. Если ты увидишь серого кота с белой шейкой и розовой царапиной на ухе, постарайся, пожалуйста, его поймать и принеси сюда… Конечно, это, может быть, кажется смешным, но я к нему так привыкла!

Алешка не считал себя славным и добрым. У него даже в пятках покалывало от досады и неловкости, когда про него говорили такие слова. Но ему стало жаль Софью Александровну. Что поделаешь, если для нее глупый кот Кузя– самый дорогой и любимый. И Алешка сказал:

– Ну что вы, это нисколечко не смешно. У меня в прошлом году щенок Джульбарс потерялся, так я целый день ревел. Я постараюсь. Если увижу вашего Кузю, обязательно притащу.

Про щенка он придумал. Кроме того, глупо было бы всерьез сравнивать щенка с каким-то мяукающим Кузей. Но Алешке хотелось утешить человека.

В тот день была репетиция. Каждому гвардейцу и придворному досталась шляпа. И Алешке. Большая, с широкими полями и густыми перьями. Как у мушкетера. Но из этой шляпы выпал таракан и угодил Алешке за шиворот. Алешка чуть не заорал, потому что, по правде говоря, до чертиков боялся всякой мелкой нечисти.

Этот случай испортил Алешке настроение. А еще больше настроение испортилось, когда Олимпиада Викторовна решила репетировать последнюю сцену. В этой сцене принц находит Золушку. Ну и начинает за ней, конечно, ухаживать. Чуть ли не целоваться лезет.

Прежде чем начать сцену, Олимпиада Викторовна предложила принцу снять берет и надеть шляпу с белыми перьями.

– По-моему, это будет очень изящно: чевный костюм и севая шляпа из мягкого фетва с севебвом.

– Из чего шляпа? – шепотом спросил Алешка у Маши.

– Из фетра. Почти все шляпы делаются из фетра.

– Ага…

Началась репетиция. Принц падал перед Машей на колено, примерял ей туфельку и объяснялся в любви. Олимпиада Викторовна была недовольна:

– Нет-нет! Это все не то. Мало чувства. Надо говоуить туогательно, очень туогательно, а у тебя выходит как-то легкомысленно. Получается, что у пуинца в голове ветев.

И тут Алешка довольно громко сказал:

В голове
Под шляпою из фетра
Очень много пустоты и ветра.
Свищут там
Норд-осты и зюйд-весты,
Для ума там не осталось места.

Наступила неприятная тишина. Олимпиада Викторовна медленно обернулась и сурово глянула на дерзкого нарушителя творческой дисциплины.

– У тебя оч-чень злой язык. Оч-чень. Ты мешаешь работать. Выйди, пожалуйста, ты не занят в этой сцене.

Алешка ушел за кулисы, сел на фанерный королевский трон, взял забытую кем-то из артистов рапиру и стал чертить на пыльном полу слово «Маша».

Репетиция кончилась.

Принц и Золушка появились за кулисами. Оба сердитые.

– Ничего не получается, – сказала Маша.

– Конечно! Из-за таких вот «поэтов», – огрызнулся принц и мотнул белыми перьями в сторону Алешки. – Стихоплет недорезанный. Лезет под руку…

– Ты полегче, – сказал Алешка.

– А ты не указывай, – гордо возразил принц. – Раньше за такое стихоплетство человека прикалывали к стенке, как жука в коллекции.

– Ты меня на дуэль, что ли, хочешь вызвать? – спросил Алешка и обрадовался в душе.

– Был бы ты не трус, вызвал бы.

– Я трус?! – Алешка вскочил.

– Мальчики, вы с ума сошли, – как и полагается в таких случаях, сказала Маша.

Принц изящным движением отстегнул и бросил на пол плащ. Вынул шпагу.

Алешка уперся рапирой в пол и слегка согнул клинок.

Принц бросился в атаку. Алешка закрылся от выпада и ответным ударом сбил перо со шляпы принца. Маша на всякий случай ойкнула. Принц отскочил на два шага. Потом красиво изготовился для нападения и опять ринулся в бой. Алешка сделал шаг влево, пропустил принца под клинком, развернулся и вытянул противника по худому бархатному заду. Принц взвыл, отшвырнул шпагу и ринулся к Алешке с кулаками.

В этот момент возникла Олимпиада Викторовна.

– Что здесь пвоисходит? – грозно произнесла она.

– А чего он лезет! – хнычущим голосом заявил бессовестный принц. – Размахался тут своей шпагой.

Олимпиада Викторовна с шипением вобрала в себя воздух и сказала:

– Вон!

Она устремила на дверь отточенный палец.

– Ну и пожалуйста, – сказал Алешка.

Маша догнала Алешку во дворе, и они тихонько пошли рядом.

– Я так растерялась, – сказала Маша. – Даже не успела объяснить ей, что ты не виноват.

– Да вот еще! Больно надо объяснять! – весело откликнулся Алешка.

Он был рад, что Маша идет рядом и жалеет его. Но он не хотел, чтобы очень жалела.

– Что я, не проживу без этого кружка?

– Мне там тоже не нравится, – сказала Маша. – Да и времени не хватает. У меня ведь еще музыка, гимнастика, английский язык. Но что делать? Если я уйду, не состоится премьера. Нельзя же срывать мероприятие.

– Конечно, нельзя!

Маша помолчала, вздохнула и спросила тихонько:

– А ты, значит, нисколько не жалеешь, что ушел из кружка?

И Алешка, покраснев и задохнувшись от собственной смелости, вдруг выговорил:

– Жалею. Немножко… Потому что теперь буду редко тебя видеть…

После этого он не посмел взглянуть на Машу и стал разглядывать свои сандалии. Он так и не понял, улыбнулась Маша или нахмурилась. Наверно, улыбнулась.

Она сказала:

– У меня через три дня день рождения. Придешь? В три часа.

– Приду, конечно! – обрадованно брякнул Алешка. И тут же испугался: – Только… Кто еще придет?

– Ой, да совсем немного народу будет! Две девочки из нашего класса, мой двоюродный братишка-первоклассник да Андрейка Лапников. Ты его не знаешь, мы вместе в музыкальной школе учимся. Он смешной такой, толстый немножко, но зато на скрипке лучше всех играет. А то у нас магнитофон сломался. Он играть будет, а мы танцевать.

– Я не умею.

– А никто не умеет. Каждый будет как получится.

Алешка спросил хмуро и нерешительно:

– А этот… принц? Он, что ли, тоже придет?

– Да ну его, – сказала Маша.

Глава третья

Алешкин отец был археолог. Он второй месяц жил в пустыне и раскапывал старинный город. Иногда он присылал письма, в которых рассказывал про удивительные находки. Алешка и мама очень радовались этим письмам.

Когда Алешка пришел домой и увидел, что мама чем-то обрадована, он сразу спросил:

– Письмо от папы?

Но мама сказала:

– Нет, у меня другая новость. Завод посылает меня в Ленинград, в командировку на десять дней. Я решила взять тебя с собой!

Мама удивилась, что Алешка не заорал «ура» и не запрыгал от радости.

– Ты не рад?

Разные бывают мальчишки. Кое-кто на Алешкином месте стал бы изворачиваться и придумывать отговорки. А другие решили бы, что никакая девчонка не стоит того, чтобы отказываться от поездки в Ленинград. Но Алеша сказал:

– Понимаешь, мама, есть одна девочка. Через три дня у нее день рождения. Она меня позвала в гости.

Мамы тоже бывают разные. Алешкина мама не обиделась и не рассердилась.

– Ну что ж… Придется опять просить тетю Дашу, чтобы присмотрела за тобой.

Тетя Даша жила в соседней квартире. Она была на пенсии. Когда Алешку приходилось оставлять одного на несколько дней, родители просили тетю Дашу «присмотреть». Она охотно соглашалась. Алешка тоже соглашался, хотя про себя считал, что все это зря – он сам не маленький.

К вечеру мама собралась на вокзал. Конечно, она дала Алешке множество советов и указаний, как жить самостоятельно. Последний совет был такой:

– Когда пойдешь на день рождения, постарайся выглядеть прилично.

– Это как?

– Сходи в парикмахерскую, постриги свои космы. Вымой как следует шею. Оденься как полагается.

– А как полагается? – озабоченно спросил Алешка. До сих пор он об этом не думал. А в самом деле, что надеть? Школьная форма – слишком скучный костюм для праздника, да и досталось ей за год – пузыри на коленях, дырка на локте. В любимых потрепанных джинсах и спортивной рубахе тоже не пойдешь – это не футбол во дворе гонять.

– Надень матросский костюм.

– М-м… – с сомнением сказал Алешка.

– А что?

– Ну… я в нем выгляжу моложе своих лет.

Мама засмеялась, поцеловала Алешку и уехала.

А он задумался.

Вот ведь как осложняется жизнь, когда тебя зовут на день рождения. Надо думать о «парадной» одежде. Надо (Алешка вспомнил!) заботиться о подарке. Ну, подарок – это ладно. Можно подарить, например, четырехцветную авторучку. Можно, в конце концов, отдать свой самодельный пистолет с резинкой, который стреляет проволочными пульками, – он с виду почти как маузер. А как быть с костюмом?

Когда первый раз идешь в гости к девочке, в которую ты… ну, в общем, которая тебе нравится, хочется выглядеть солидно и мужественно. А матросский костюмчик, пожалуй, слишком детский… Однако он все-таки самый красивый у Алешки. Вот и решай тут.

Чтобы не решать вслепую, Алешка отыскал в шкафу среди одежды плечики, на которых с прошлого года висела матроска и короткие штаны с голубым узким ремешком. Переоделся и встал перед зеркалом…

Вот от таких пустяков зависит сказка. Если бы мама не сказала Алешке самые обычные слова – «постарайся выглядеть прилично», он бы и не встревожился в этот вечер. И, как все нормальные мальчишки, носился бы сейчас во дворе, а не вертелся бы перед зеркалом. Не разглядывал бы матроску. И не заметил бы, что медный якорек на рукаве слегка оторвался. И не стал бы его рассматривать внимательно. И не вспомнил бы вдруг, что почти такие же якоря были у модели клипера. Не вспомнил бы про кораблик!

Но он вспомнил.

Если бы это было ярким днем, среди шума, игры или спешных дел, ничего бы и не случилось. Но был вечер, по радио передавали печальную музыку (да к тому же мама уехала на целых десять дней), и, наверно, поэтому воспоминание о клипере тоже было печальным. «Костюмные» заботы перестали беспокоить Алешку. Он выключил свет, забрался на диван и стал думать о кораблике. Как он стоит в сумерках в углу на комоде, среди пыльных шляпок. Софья Александровна, конечно, сидит у окна и вздыхает о пропавшем Кузе, а под обоями шелестят тараканы. И никому дела нет до того, что маленький, но почти настоящий клипер тоскует о море.

Это было неправильно. Несправедливо!

Разве для этого строил старый моряк свой клипер-фрегат? Для пыльного комода?

В комнате стоял полумрак, а окошко было светлым, и в нем виднелись черные телевизионные антенны соседних домов. Антенны были немного похожи на мачты клиперов. За одну из них зацепился маленький месяц.

Алешка думал о кораблях, о мастере, и постепенно у него складывались стихи: «Жил-был где-то мастер-корабельщик… Строил удивительные вещи…»

Это сначала. А потом получилось вот что:

Жил-был старый корабельный мастер,
Молчаливый, трубкою дымящий.
И однажды сделал он кораблик —
Крошечный, но будто настоящий.


Был фрегат отделан, словно чудо, —
От бизани до бушпритной сетки…
Но усталый старый мастер умер,
И корабль остался у соседки.

Так Алешка начал свою «Песню о клипере». Он удивился, как легко нашлись нужные слова:

Среди шляпок, старых и затасканных,
Пыльных перьев и гнилого фетра,
Как он жил там – парусная сказка,
Чайный клипер, сын морей и ветра?..

У Алешки даже в горле заскребло, когда он сам себе прошептал эти строчки.

В самом деле, «как он жил там»? Разве место кораблю среди побитой молью рухляди? Ему стоять бы в капитанской каюте, у иллюминатора, за которым – все моря и страны. Или в квартире у старого моряка, где на стенах карты, штурвалы и пестрые индейские маски. Или на столе у писателя, который пишет о путешествиях. Или в комнате у мальчишки, который очень хочет стать капитаном. Даже не обязательно у мальчишки. Многие девчонки тоже любят приключения. Вот и Маша мечтала стать моряком. Да и сейчас мечтает, наверно.

Конечно, мечтает!

Вот бы ей такой кораблик…

Вот бы ей этот кораблик!

Алешка даже задрожал от волнения, такая это была мысль.

Конечно, клипер – самый лучший подарок для Маши! В самом деле, зачем ей четырехцветная авторучка или самодельный пистолет? А парусник – это как сказка.

Только сказка-то – чужая.

«Зачем клипер старушке? – с досадой думал Алешка. – Она на него внимания не обращает. Говорит: случайная вещь. Подумать только: для нее этот клипер – случайная вещь!»

Теперь Алешка ни о чем другом не мог уже думать. Потому что получалась ужасная несправедливость: чудесный кораблик стоял никому там не нужный, а самая лучшая на свете девчонка не могла получить его в подарок.

А как бы она была счастлива! Алешка представил сияющие Машины глаза и будто услыхал ее слова: «Ой, Алешка! Ой, какое чудо!»

Он даже завертелся на диване от всех этих мыслей.

А что делать? Может быть, пойти к Софье Александровне и попросить, чтобы продала кораблик? Но старинная модель – не авторучка, а у Алешки всего пять рублей.

Может быть, лучше всего по-честному объяснить ей? Вдруг она поймет и подарит клипер?

Алешка вздохнул. Нет, не решится он на такой разговор. И не сумеет ничего рассказать. Он и себе-то не может как следует объяснить, почему Маша – самая хорошая. И почему ей обязательно нужен кораблик. Он просто это чувствует.

Да и станет ли слушать Алешку Софья Александровна? Ведь у нее на уме одни коты да шляпы.

Шляпы…

Шляпы!

Алешка подскочил так, что пружины дивана взвизгнули и долго потом звенели. Он вспомнил!

В том доме, где Алешка раньше жил, живет и сейчас знакомый мальчишка – Владик Васильков. Он два года назад приехал из старинного города Таллина. В этом городе множество домов с высокими печными трубами. А там, где трубы, не обойтись без трубочистов. Трубочисты в Таллине – знаменитые люди. И шляпы у них тоже знаменитые – высокие черные цилиндры. Владька рассказывал, что у него есть такой цилиндр. Будто бы ему, Владьке, отдал эту шляпу знакомый трубочист. Владька Васильков – человек сговорчивый. Он, пожалуй, согласится променять шляпу на четыре марки с африканскими рыбами и хороший ножик с пятью лезвиями и отверткой.