Однако Марьяна (она все-таки иногда хороший человек) зашила так, что следов ремонта и не разглядеть. А когда погладила, брюки стали опять как новые. Только бы снова не попасть в переделку… Инки так и сказал:
– Спасибо, Марьяна. Лишь бы опять не привязались, гады…
В это время пришел Вик, и Марьяна вдруг напустилась на него:
– Ты вот ходишь тут, а ни разу не спросил, какая у мальчонки в школе жизнь! А его там со свету сживают, новый костюм чуть не в клочья испластали. Кто-то должен заступиться за ребенка! А если другого мужика в доме нет, то кто?
Оказалось, что Вик хотя и смирный с виду, но вовсе не трус. По крайней мере, учителей он не боялся. И назавтра, когда у четвероклассников кончался последний урок, Вик появился в школе. Встретил в коридоре Таисию и сказал, что надо поговорить. Об ученике Гусеве.
– А вы, собственно, ему кто? – Таисия уже знала, что отца нет.
– А я, собственно, ему знакомый. Моя жена присматривает за ним, пока мать в отъезде… Это что-то меняет?
– Меняет. Насколько я вижу, присматривает она недостаточно. Он не вылазит из троек. Давайте я покажу вам журнал…
Они вернулись в класс (Инки тоже), но Вик смотреть журнал не стал и сказал, что пришел интересоваться не оценками. Он хочет знать, почему к мальчишке пристает всякая шпана, а они – то есть педагоги и наставники, которые вроде бы обязаны защищать своих учеников, – ничего не делают и хлопают ушами.
Таисия сказала, что она ничем не хлопает, а кто к кому пристает – это еще неизвестно. Гусев сам ведет себя вызывающе и восстанавливает против себя окружающих. Вчера, например, он ее, свою учительницу, назвал идиоткой!
– Вот вранье-то! – возмутился Инки.
– Вот видите, видите! Как он разговаривает!
– А если вранье, как разговаривать? – сказал Инки.
Вик свел белобрысые бровки.
– Иннокентий, ты обожди… Если он, Таисия Леонидовна, разговаривает грубо, поставьте двойку за поведение. А то, что семиклассники его лупят и деньги с него трясут, это все равно недопустимый факт. Тут не надо смешивать разное понимание…
– А никто и не смешивает! Я интересовалась семиклассником Расковаловым, это вполне благополучный школьник. Учится почти без троек, ни в чем плохом не замечен. У него прекрасная семья, отец подполковник милиции, не раз бывал в горячих точках, вел себя там героически. И сына воспитывает в самых строгих правилах…
– Похоже, так и воспитывает… – сказал Вик, глядя мимо Таисии.
– Что вы имеете в виду?
– Да ничего… Видел я этих витязей в сизом камуфляже. И в мирное время, и в деле, на зачистках… Воспитатели… – Инки увидел, как натянулась кожа на лице у Вика.
– Это… не вам судить! У подполковника Расковалова награды!
– У многих награды, – скучновато заметил Вик. – Только не все ими брякают при народе…
– Не знаю, кто чем брякает! Но Расковалов –
отецсвоего сына! А вы… еще неизвестно по какому тут праву… Думаю, комиссия при районной администрации должна заинтересоваться, почему ребенок живет с посторонними людьми, а мать болтается неизвестно где…
– Вы мою мать не трогайте, – Инки тяжело поднял глаза. – Это вы сами, наверно, болтаетесь, а она ездит в командировки… Вик, пойдем…
Дома, узнав, какой был разговор, Марьяна изругала Вика и хотела прогнать его. Но Инки сказал, что Вик все говорил правильно. Марьяне, кажется, это понравилось, хотя она и заявила вредным тоном, что все мужики одного поля ягода, одинаковые придурки. Потом велела Инки чистить картошку, и он в этот раз не стал спорить…
Потом он лежал и смотрел, как муха качается на маятнике. Она не только качалась, а дважды подлетала к Инки, погуляла по руке, сидела на заштопанном колене и затем снова улетела под ходики. Те выдавали свое „дагги-тиц“ слегка сердито. Наверно, злились на Бригаду и Таисию…
А наутро Бригада, Чебак и Ящик излупили Инки снова. Сильней, чем накануне.
Похоже, что на этот раз они караулили его специально. Ловко подскочили сзади, утащили за старый заколоченный ларек, что стоял через дорогу от школы. Сразу вляпали по скуле, двинули под дых. Правда, не сильно, дыхание не перебилось. Инки сумел выдохнуть:
– Чё я вам сделал-то, заразы!
Это „заразы“ само по себе уже являлось сопротивлением, вызовом и причиной для возмездия. Но была и другая причина.
– Ты, гнида! Еще спрашиваешь! – выплюнул Ящик из похожих на сосиски губ. – Кто наклепал вашей Таисюшке, будто мы с тебя деньги качали?
– Мы хоть копейку у тебя взяли? – красиво улыбнулся Бригада. – Врать, мальчик, нехорошо…
– Понял? – спросил Чебак, поморгал рыбьими глазками (хотя рыбы, как известно, не моргают) и задумчиво стукнул его кулаком по уху. Инки пнул Чебака в колено. А Ящика толкнул изо всех сил в грудь. Было уже все равно: теперь так или иначе излупят на всю катушку.
Тут же Смока бросили животом в сырой мусор, уперлись коленом в спину, взяли за волосы на загривке, несколько раз сунули в грязь носом. А когда он сумел снова поднять лицо, то увидел у самого носа модный красно-белый башмак на рубчатой подошве. От него воняло мокрой синтетикой и по?том. Башмак был Бригады.
Рядом с башмаком лежал осколок гранита – из недалекой кучи гравия, который привезли для засыпки колдобоин. Осколок был как топорик первобытного человека.
Инки вытянул руку, взял топорик в горячую ладонь (жилка у глаза билась, как пулемет), извернулся и всадил заостренный гранит в носок бело-красного башмака.
– А-а-а!! И-и-и-и!..
То ли услыхав этот вопль, то ли по случайности появился за киоском крепкий учитель физкультуры по прозвищу Офсайд. Отпихнул Чебака и Ящика, ухватил на руки орущего Бригаду и, шагнув через Инки, понес пострадавшего к школе. Чебак и Ящик рысью двинулись туда же (Чебак прихватил с земли „топорик“).
Инки встал. Подолом куртки отер лицо, отряхнул брюки. И тоже пошел в школу, подобрав по пути сумку…
Был он с фингалом и помятый, но никто на это не обратил внимания. Только сосед по парте, скучный и ленивый Димка Пахомов, спросил:
– Опять, что ли,
этиприклеились?
– Ну… – сказал Инки.
– Они тебя доведут до крышки…
– Похоже на то, – сказал Инки.
– Хватит болтать! – потребовала Таисия. – Проверочная работа. Пишу два варианта, чтобы не сдували друг у друга… Сначала решайте на черновиках, чтобы не черкать в тетрадях…
У Инки ничего, конечно, не решалось. Он стал рисовать на черновике Сима и Жельку, идущих по натянутой от игрушечного домика леске. Он знал, что
все этодобром не кончится. И ничуть не удивился, когда дежурная техничка тетя Лиза приоткрыла дверь и сообщила:
– Таисия Леонидовна, вашего Гусева к директору. Вас тоже…
Проклятие
Таисия тоскливо посмотрела на Инки, потом велела:
– Все сидят тихо и решают! Если не хотят двойку в журнал! На перемену никто не идет… – И пошла к двери. Инки за ней. Так и шагал следом, когда она стучала каблуками по половицам, по ступеням, двигаясь к директорскому кабинету. У двери велела:
– Стой здесь… – постучала и вошла.
Инки стал ждать. Ждал, ждал, слыша неразборчивые голоса. Ощущал скучноватую и несильную боязнь. Вспоминал Бригаду и даже слегка сочувствовал ему (как он орал!). Наконец дверь приоткрылась, Таисия деревянно сказала:
– Войди, Гусев.
Инки шагнул через порог.
Тут же он увидел Бригаду. Тот сидел у стены. Одну ногу поджал под стул, вторую вытянул. Ступня этой вытянутой ноги была замотана марлей. Снятый башмак (с треугольной дыркой на носке) Бригада держал в опущенной руке. Мокрыми злющими глазами глянул на Смока. В глазах читалось: „Ну, сейчас ты поимеешь, гад, все, что заработал…“
А еще Инки увидел, конечно, директоршу Фаину Юрьевну со светло-желтым крашеным тюрбаном прически и пухлыми пальцами, которые растопыренно лежали на блестящем коричневом столе. Лицо тоже было пухлое, маленький красный рот терялся на нем в складках. Таисия встала сбоку от стола. С другого бока стояла черная и худая Клавдия Львовна – должность ее называлась „завуч по младшим классам“. Получилось, что Таисия с Клавдией как директорская охрана. Все трое воткнули глаза в четвероклассника Гусева.
– Ну? – выговорила завуч. То ли ласково, то ли ядовито.
Инки смотрел чуть в сторону от нее и молчал.
– Ну, Гусев? – повторила она нетерпеливо.
– Что? – шевельнул он губами.
–
Чтонадо сказать, когда входишь в кабинет директора?
– Что? – сказал Инки.
– Надо поздороваться! – взвизгнула Таисия Леонидовна. – Не учили тебя, да?!
– А… здрасте… – внутри у Инки шевельнулись удивление и усмешка. При чем тут „здрасте“, если сейчас его будут всячески изничтожать. Это же понятно каждому, даже вот медной фигурке примерной школьницы на директорском столе.
– Он еще и усмехается, – уже без выражения сообщила завуч Клавдия. (Значит, Инки усмехнулся все-таки не про себя, а снаружи; вот балда!)
– Это нечаянно, – объяснил он.
– По-моему, он издевается, – прежним бесцветным тоном сообщила завуч.
Директорша Фаина Юрьевна постучала тяжелыми пальцами о стол.
– Облик достаточно ясен… Таисия Леонидовна, этот… Гусев… он всегда таков?
– Я знаю его полтора месяца. Но за этот срок можно было сделать вывод, что да… всегда…
Клавдия постучала пальцами опять.
– Тогда к делу…
Расскажи, Гусев, каким образом и почему ты изуродовал своего товарища по школе?
Инки через плечо посмотрел на Бригаду:
– Его, что ли?
– Ну, не меня же! – снова взвизгнула Таисия (что было уже совсем глупо). – Зачем ты искалечил ногу семикласснику Расковалову?! У него изранены пальцы! Еще неизвестно, что покажет рентген, может быть, там перелом! Тогда ты… тебя…
– Подождите, – чуть поморщилась директорша. – Гусев, говори…
– Я, что ли, первый к нему полез? – отвернувшись от всех, проговорил Инки. – Сами каждый день… три таких амбала… С ног собьют и давай пинать. Новые штаны изорвали. – И вдруг дернулась в горле колючая боль: – Нападать можно, а отбиваться нельзя, да?!
– А мы нападали, да? – вдруг тонко заговорил Бригада. – Мы играли! Просто… „Смок, ты бедных нас прости, сигареткой угости…“ А он… Шуток не понимает…
– А почему сигареткой? Он еще и курит? – напружиненно спросила Таисия.
– А разве нет? – обрадовался Бригада. – Откуда тогда такое прозвище – Смок? Значит, весь продымленный…
– Ты куришь? – спросила директорша.
Глядя на ее пальцы (два из них были перетянуты кольцами), Инки сказал:
– С чего вы взяли…
– Не груби! – опять взвинтилась Таисия.
А директорша терпеливо спросила:
– А почему тебя так прозвали?
Инки испытывал полную безнадежность. И понимал, что никому ничего не докажет, не объяснит. Но молчать было совсем тошно, и он устало сказал правду:
– Из-за артиста Смоктуновского…
Все молчали несколько длинных секунд. Потом завуч Клавдия медленно выговорила:
– Надо же… Не такой тупой, как на первый взгляд. И-ро-ни-зи-рует…
Инки закусил губу и потер сосудик у глаза. И подумал, что вот было бы хорошо, если муха Дагги-Тиц вдруг появилась здесь и покружилась бы у его головы. Хотя бы на секунду… Но нет, не надо! Могут прихлопнуть сдуру…
– Опусти руку, не актерствуй! – велела Таисия.
Но Инки не опустил. Потому что вспомнил, как тогда, во втором классе, на репетиции, Эдик добродушно сказал Полянке: „Яна, ты говори проще, не актерствуй специально…“ И показалось, что Полянка встала рядом, коснулась мизинцем Инкиного виска…
– Он еще и улыбается! – словно с трибуны возвестила Таисия.
– Гусев, не паясничай! – железно приказала завуч Клавдия. – Ты не за гаражом с приятелями, где у вас курилка…
Полянка сразу пропала. А Инки хотел сказать, что не знает никакой курилки, но в дверь крепко постучали. И растворили сразу же, до ответа.
В кабинет шагнул милиционер. В ремнях, в шинели, с двумя большими звездами на каждом погоне. Снял фуражку с желтыми накладными узорами, встал прямо.
– Прошу прощения, Фаина Юрьевна. Мне доложили, что вы звонили.
Директорша уже не сидела. Она стояла, упираясь пальцами в столешницу. И отражалась в полировке. Как скульптура в коричневой луже. Красный ротик сложился в улыбку, но брови были скорбно сведены.
– Да, товарищ подполковник… Михаил Матвеевич… к сожалению, случилась неприятность. В свалке на улице ваш сын… Валерик… пострадал от удара камнем… нога… от руки вот этого… субъекта. Сейчас разбираемся… Школа приносит вам свои извинения…
Высокий, крепкий, похожий на умных десантников из сериала „Это были наши“ (который любила смотреть Марьяна), подполковник глянул на щуплого „субъекта“. Спокойно и с коротким любопытством. Потом на сына:
– Что случилось?
„Валерик“ неуклюже встал, опираясь на пятку забинтованной ступни.
– Мы играли… Он свалился, а там камень. Он его схватил и по ноге…
Инки понимал, что сейчас его куда-то поведут или повезут и едва ли скоро отпустят. Но страшно не было, тоскливо только. И жаль муху… Он глянул на Бригаду:
– Ага. Вы играли, а я шел мимо, упал, схватил камень и тебя, бедного… Бандю?га…
– Вот видите! – словно обрадовалась директорша. – Вы когда-нибудь встречали подобных личностей?
Подполковник Расковалов снова прошелся глазами по „личности“. Кивнул.
– Встречали. Похожих… Стреляют метко, плачут редко. Обид не прощают… – И спросил уже у Инки: – Ну а что случилось в самом деле? Он полез первый?
– Не он, а они, – сказал Инки, загоняя в самую глубокую глубь предательскую слезу. – Втроем. Мордой в землю, башмаками по ребрам… За что?
Все-таки он прочитал немало книжек и умел строить правильные фразы.
Расковалов-старший спросил, с новой ноткой интереса:
– Это было один раз?
– В этом году второй… А в прошлом не помню сколько…
– И каждый раз втроем?
– Не каждый… – Инки смотрел на верхнюю пуговицу милицейской шинели и после коротких ответов сжимал губы. – Иногда вдвоем. Иногда вчетвером…
– И чего требовали?
Инки невольно стал поддаваться офицерскому лаконичному тону:
– Когда как. Иногда сигарет. А откуда они у меня? Иногда денег. А я кто, Сбербанк? Иногда просто так. Поиздеваться…
– Папа, он врет… Мы хотели только… не это вовсе… – по-детсадовски заканючил у своего стула Бригада.
– Иди сюда, – велел Расковалов-старший и сделал шаг в сторону.
Бригада боязливо захромал, опираясь на пятку и взмахивая снятым башмаком, будто крылышком. Встал перед отцом… и от крепкой затрещины улетел к двери.
– Марш в машину, – скучновато сказал ему отец. – Дома разберемся в деталях. Не думай, что нога тебя выручит, задница у тебя целая…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
