Пролог

– Алло! Миссис Ол?

– Разумеется, это я, Колин! Не тратьте время. Я, кажется, велела не тревожить меня в круизе?

– Видите ли, у нас проблемы…

– У вас проблемы – вы и решайте. У меня проблем нет.

– Марго, послушайте…

– Хорошо. У вас голос, как у дохлой макрели. Что случилось? Акции? Депозиты? Президент США заболел ветрянкой?

– Хуже.

– Ага, понятно. Вивиана уже знает?

– Еще нет, но будет знать примерно через час.

– Отлично. Будьте твердым. Вы скаутом были?

– Мадам, мне не составляет труда ставить на место сенаторов и магнатов, но ваша внучка…

– Сочувствую вам, мой дорогой. Что делать. Во времена моей юности поверенные ходили с револьверами. У вас опасная профессия.

– Я готовился, но, боюсь, мои доводы покажутся ей…

– Знаешь что, Колин. Не надо никаких объяснений. Просто скажи ей одно слово.

– Какое, мэм?

– Илси.

– Илси?

– Илси.

– И… что, это должно…

– Колин, дорогой, у вас за плечами Итон, Оксфорд, Гарвард и двадцать пять лет работы на «Олшот Ойл Индастри». Только вы один не икали при виде моего мужа. Только вам я доверяю безоговорочно. Вы не знаете, кто такая Илси?

– Знаю, мэм.

– Ну, так проведите причинно-следственные связи. Все. Заканчиваю разговор. Ко мне идет маникюрша. Будет плохо – вызывайте кавалерию. Сошлитесь на меня. Целую.

– Да, мэм. Всего доброго, мэм. Приятного отдыха, мэм.

За три месяца до этого. Штат Техас. Захолустный городишко.

Именно здесь и началась сказка. Что-то вроде Золушки и Короля Дроздоборода вместе взятых. Только нашей Золушке уже двадцать девять лет. У нее серые глаза, буйные соломенные кудри, косая сажень в плечах и могучие руки, которыми можно дробить камни. Золушку зовут Шейн Кримсон.

Вообще-то родители назвали его Закариа Шейнас Кримсон, но его бабушка уверяла всех, что это претенциозно. Почти никто в городке не знал, что значит это слово, а бабка Кримсон пользовалась заслуженным уважением, поэтому Закариа Шейнас быстро превратился в Шейна, и страсти улеглись. Он рос добродушным и в меру шкодливым мальчишкой, летом помогал бабке на ферме, осенью и зимой ходил в школу, весной эту школу прогуливал, а в пятнадцать лет и вовсе бросил, потому что остался совсем один на всем белом свете. Шейна наверняка отправили бы в какой-нибудь приют, но в маленьких городах на федеральный закон люди смотрят несколько иначе, нежели в больших. Короче, Шейн получил работу на бензоколонке, твердый заработок и уважение соседей.

Тринадцать лет он работал на своей бензоколонке и ни разу об этом не пожалел. По воскресеньям он ходил в кино с девчонками, по субботам иногда позволял себе кружечку пива в местном баре. На День Всех Святых смотрел карнавальное шествие, на День благодарения навещал могилы матери и бабки.

Жизнь Шейна могла бы показаться скучной и нудной, какой она наверняка и была, но сам молодой человек никогда в жизни так не думал. Он любил свою работу и свой город, дружил с соседями, охотно и дружелюбно болтал с приезжими, вернее, с ПРОезжими, а, кроме того, у него была тайная страсть. Шейн Кримсон был азартным игроком.

Каждую пятницу он покупал один-единственный лотерейный билет и заполнял его, высунув от усердия кончик языка. Рано утром в субботу относил его на почту. В понедельник читал таблицу выигрышей.

Это оставалось неизменным в течение многих лет. Строго говоря, первый билет ему купила бабка, на десятилетие. Именно тогда день рождения пришелся на пятницу, так и повелось.

У Шейна была своя система, хотя он никому о ней не рассказывал. Все числа имели тайный смысл, ведомый одному лишь Шейну, и он возлагал на них большие надежды.

28 – столько щенков принесла за свою жизнь любимая собака Шейна, громадная, лохматая и бестолковая Сандра. 92 – столько было бабке Кримсон, когда она оставила своего внука в полном одиночестве на этой грешной земле. 45 – калибр кольта, доставшегося от деда, которого Шейн никогда не видел. Кольт не стрелял, но в остальном был очень хорош. 1 – в честь той самой единственной девушки, которая однажды станет женой Шейна, потому что жениться можно и нужно только один раз в жизни. Ну а последнее число менялось каждый год. Возраст Шейна. От 10 до 28 все шло нормально, но вот на этот раз…

1

– Я к Колину.

– Но, мисс…

Взгляд, которым Вивиана Олшот наградила несчастную секретаршу, мог заморозить Тихий океан. Достигалось это ежедневными упражнениями. Секретарша пискнула и опустилась на свое место, неожиданно ощутив слабость в коленях. Вивиана хмыкнула. Увольнять девицу не стоило, но попугать…

В самом деле, секретарша была не так уж виновата. Мало кто мог бы узнать блистательную Вивиану Олшот в разъяренной девчонке, ворвавшейся в сверкающую приемную Колина Фаррелла. Футболка и джинсовые шорты, кроссовки на босу ногу, пыльные разводы на щеках и ни грамма косметики. Результат автопробега по трассе. Автостопом. АВТОСТОПОМ!

За это ответят. Те, кому следует. А следует это именно Колину Фарреллу, потому что он управляющий, поверенный и еще Бог знает кто в империи Олшот.

Несравненная Вивиана, в свою очередь, являлась единственной наследницей империи Олшот.

– Я предупрежу мистера Фаррелла…

– Не надо. Я хочу сделать ему сюрприз. Ох, как я хочу сделать ему сюрприз!

Дверь распахнулась, стукнувшись об стол секретарши, та опять пискнула и подпрыгнула. Вивиана ворвалась в кабинет – метр шестьдесят пять ярости, золотистый хвост спутанных волос, сапфировые лазеры вместо глаз. Но Колин Фаррелл был невозмутим. Он приподнялся с места, ласково кивнул, указал на кресло – и при этом продолжал разговаривать по телефону. Вивиана заставила себя досчитать до десяти, потом вытянула из сумочки пачку сигарет и демонстративно закурила. Фаррелл не переносил табачного дыма.

Отвратительный поверенный ласково подвинул ей стерильную пепельницу и распрощался, наконец, со своим невидимым собеседником.

– Ви, дорогая, какая радость. Я бы даже сказал, неожиданная радость.

– Какого дьявола все это значит?

– Прости, я не совсем понимаю.

Вивиана смяла сигарету в пепельнице, воображая, что душит Колина Фаррелла. Она могла почти все, но этот человек был ей не по зубам. Колин Фаррелл в течение четверти века был доверенным лицом Монтегю Олшота, нефтяного короля, вел все финансовые дела семьи, а самое главное – был другом бабушки. Бабушки Марго, хотя Вивиана считала, что ей больше подошло бы имя Скарлетт 0'Хара. Когда дед умер, Марго взяла бразды правления в свои руки, да так крепко, что никто и не заметил разницы. Кое-кто даже считал, что Монти Олшот был мягче.

Да, мистер Фаррелл был Вивиане не по зубам, и от этого хорошенькая фурия злилась еще больше.

– Удовлетворю твое любопытство. Постарайся вникнуть во все сразу, потому что у меня через полчаса обед с Дикси Сеймур в «Мажестик».

– Ви, дорогая, я буду счастлив помочь, если ты мне скажешь, в чем дело, и перестанешь терзать филодендрон.

Вивиана мрачно посмотрела на ощипанный цветок, который она нервно обрывала последние полторы минуты, и сцепила руки на коленке.

– Я тебе скажу. Меня остановила полиция.

– Это бывает.

– Мне выписали штраф.

– И это тоже случается.

– Я поехала к ближайшему банкомату, а он сожрал мою карту.

– Ви, пока ничего сверхъестественного.

– О да. Когда карту у банкомата отобрали, выяснилось, что на ней нет ни гроша.

Колин по-прежнему не выказывал ни малейшего удивления.

– Я, разумеется, решила, что произошел сбой в системе, позвонила в банк и попросила подтвердить мою платежеспособность.

– Ну и?

– А они мне сообщили, что на счету у меня ноль. Ничего! Пусто! Зеро! Понимаешь теперь?

– Ви, дорогая, с высоты своего возраста могу тебе сказать почти как царь Соломон: и это бывает.

– Черта с два! Этого не может быть!

– Вивиана, ты противоречишь здравому смыслу. Во-первых, это бывало уже неоднократно.

– Нет, не бывало!

– Бывало, просто ты не обращала на это внимания. Твоя бабушка пополняла счет, только и всего. Зачем думать о том, о чем думать не стоит, верно?

Вивиана решила проигнорировать иронию, звучавшую в голосе Колина.

– Хорошо, может, пару раз такое и случалось…

– Если быть точными, семь раз. Последний – полгода назад. Ты тогда купила серебряный «феррари»…

– …Но это все равно здесь ни при чем. Со времени последнего начисления на мой депозит прошло две недели, не больше, а денег нет! Более того, этот придурок в банке забрал мои кредитные карточки! Что он себе позволяет, ничтожество! Да я на туфли потратила в прошлом году больше, чем он зарабатывает в своем вонючем банке…

– Во-первых, это ТВОЙ вонючий банк. Во-вторых, сядь. Сядь, Вивиана! Нам надо поговорить.

Вскочившая было Вивиана ошеломленно опустилась в кресло. Колин Фаррелл знал ее с младенческих лет, с его дочерьми она играла, когда была маленькой, но никогда, никогда в жизни он не разговаривал с ней в таком тоне. С ней вообще никто в таком тоне не разговаривал.

– Я села. Я спокойна. Я прошу прощения за несдержанность. Теперь объясните мне, мистер Фаррелл, что себе позволяет МОЙ банк. И некоторые его сотрудники.

– Боюсь, Вивиана, они просто добросовестно работают.

– Что?

– Да. И выполняют данные им распоряжения.

– Чьи распоряжения?

– Распоряжения Марго. Твоей бабушки.

Вивиана откинулась на спинку кресла.

– Ты хочешь сказать, что Марго приказала клерку отобрать у меня карточки?

– Боюсь, что да. Кроме того, прошло не две недели. Двенадцать недель, Вивиана. Счет действительно пуст.

– Три месяца, надо же… Как это я упустила… Ничего. Бабушка всегда решала эти проблемы. Я просто позвоню ей и…

– Боюсь, это невозможно. Ее нет в стране.

– Как это?

Колин взглянул на наследницу миллионов с легкой иронией.

– В данный момент она на яхте, яхта в море, море Эгейское, это Греция. Меня она уполномочила передать тебе, что сможет связаться с тобой не раньше, чем через три месяца.

– Через… три месяца? Я не понимаю.

– Ви, прости мне менторский тон, но ведь твоя бабушка наверняка предупреждала тебя, что ты слишком много тратишь.

– Я никогда не клянчила, если ты об этом. Она просто предлагала мне деньги до того, как они кончались.

– Ну а теперь перестала это делать, только и всего.

– Только и всего? И что теперь делать мне? Как это все называется?

– Сказать тебе? Пожалуйста. У тебя нет денег. Ты неплатежеспособна.

Вивиана рассмеялась самым противным своим смехом, потому что иначе расплакалась бы.

– Шутишь, Колин. Ценю хорошую шутку, но дело серьезное. Что же мне делать?

– Давай найдем выход.

Теперь он говорил с ней почти отеческим тоном, и это бесило еще сильнее.

Ну да, да, она тратила деньги, не думая о суммах. Она так привыкла, черт возьми. Вот уж чего в их семье всегда было навалом, так это денег. «Феррари» ерунда, гроши, вот ее новая квартира в пентхаусе, это да, это действительно дорого. Но если машина была просто игрушкой, то к своему дому Вивиана относилась очень серьезно. Она продумала до мелочей каждую деталь обстановки, она сама покупала занавески и коврики, салфетки и вазы для цветов… Это был ее настоящий дом, место, где она чувствовала себя в безопасности.

Она ни разу в жизни не чувствовала себя в безопасности, когда росла. Дом бабушки и дедушки был похож на дворец, по нему легкими тенями скользили чопорные горничные в униформе, и каждая вещь стояла на своем определенном месте, потому что так велели дизайнеры. По саду было страшно гулять – таким ровным и чистым он был. Ни холмика, ни соринки на песчаной дорожке. Такое ощущение, что даже фонтан журчал с вполне определенной громкостью.

В том доме было красиво, как в музее, и точно так же нельзя было ничего трогать.

Вивиана сглотнула тяжелый комок в горле.

– Я… должна продать дом?

– Нет.

– Но у меня же нет денег!

– Через три месяца они у тебя будут. Твой собственный депозит и твои собственные начисления.

– В сентябре?

– Точно.

– А сейчас июнь.

– Правильно.

– А больше она ничего не говорила? Слова прощания перед уходом в далекий морской поход? Напутствие непутевой внучке?

– Она сказала, что тебе вполне под силу решить все свои проблемы. Что ты из сильной семьи, что твои предки…

– Все. Достаточно. Дальше я знаю.

Вивиана испытывала сильнейшее желание завизжать и что-нибудь разбить. Семейные предания она знала наизусть. Дедушка Монти начинал во времена сухого закона, причем приехал в город с полусотней долларов в кармане. Через год у него уже было несколько тысяч, а в конце жизни его состояние оценивалось в полмиллиарда. Бабушка Марго не отставала от своего супруга. Выпускница католической школы, сбежавшая в актрисы, – для того времени это было более чем смело. Нечто вроде ухода в море с корсарами.

– Колин, скажи мне только одно. Марго меня ненавидит, да?

– Ты прекрасно знаешь, что она тебя любит.

– Тогда что?! Она хочет меня проучить?

– Думаю, дело не в этом.

– Старческое слабоумие? Склероз?

Колин Фаррелл посмотрел на наследницу миллионов с искренним негодованием. Сама мысль о слабоумии Марго Олшот была кощунством, по крайней мере, для ее верного друга и поверенного.

– Как тебе такое в голову пришло! Марго прекрасная женщина, и я не знаю более светлого ума!

– Сдаюсь. Видимо, разгадка совсем уж проста. Просто из чистой вредности ей захотелось превратить жизнь единственной внучки в кошмар.

– Она на самом деле велела сказать тебе только одно слово.

– Какое?

– Илси.

Вивиана мрачно смотрела на Фаррелла. Какое отношение ко всему этому имеет ее мать? Ее воистину непутевая, давно потерянная мамаша Илси Бекинсейл?

Война невестки со свекровью началась еще у алтаря, с переменным успехом проходила в течение двадцати лет и слегка заглохла в последние пять с небольшим лет. Последний скандал произошел пятнадцать лет назад, когда умер отец Вивианы. Умер после тяжелой и трудной болезни, приковавшей его к постели, но, к несчастью, сохранившей ему ясный рассудок до последней минуты.

Илси ни в чем не нуждалась и ни в чем себе не отказывала, жила на полную катушку, разъезжала по европейским курортам, а за ней тянулся шлейф сомнительных связей и компрометирующих знакомств. «Веселая вдова» гордилась этим своим прозвищем и плевать хотела на ярость свекрови. Она вообще на все плевать хотела, Илси Бекинсейл, в замужестве Олшот.

Беременность в свое время стала для нее неприятной неожиданностью. Илси с трудом дождалась родов, после чего вздохнула свободно, переложив бремя материнства на платных нянь, мужа и свекровь. Когда Вивиана стала достаточно взрослой, чтобы хоть что-то соображать – то есть достигла пятилетнего возраста, – она попыталась вернуть мать. В ход шли трогательные и бесхитростные письма, рисунки, мольбы по телефону, однако Илси отшучивалась и присылала дочке шикарных кукол.

Если Вивиана хотела сказку на ночь, ей достаточно было приказать, и нянька рассказывала. Нянька убирала игрушки и отправляла одежду в стирку. Нянька привозила из бутиков красивые платья. Целый штат прислуги выполнял все прихоти маленькой, озлобленной девочки, и Вивиана с детства привыкла к тому, что может купить все на свете. В бешенство ее приводила только мысль, что единственная вещь, которую она никогда и ни за какие деньги не получит, это любовь ее матери.

– Колин, это шутка? Илси сроду никому не помогала. Неужели она захочет дать мне денег?

– Не в этом дело. Полагаю, Марго хотела сказать, что жизнь Илси должна послужить тебе своего рода уроком.

– Да, только вот у Илси никаких проблем с наличными нет. Что же мне делать… Ага, знаю. Надо что-нибудь продать! Продам свой «мерседес», куплю что-нибудь дешевенькое…

– Ты не сможешь.

– Почему это?

– Марго наложила арест на твои счета, на все твои финансы. Строго говоря, машины, драгоценности и прочее являются собственностью Марго, а вовсе не твоими. О недвижимости и ценных бумагах мы даже не говорим. Это не обсуждается.

– То есть я должна помереть с голоду, обвешавшись бриллиантами?

– Ну, до голодной смерти тебе далеко, а что до денег… Ви, тебе никогда не приходило в голову, что их можно заработать?

Вивиана задумчиво крутила в пальчиках лист филодендрона.

Как ее звали, ту серую мышку, которая училась с ней в колледже? Милли? Санни? Полли? Она одевалась в секонд-хенде, ездила на раздолбанном велосипеде и подрабатывала официанткой. Их орбиты никогда в жизни не пересекались – блестящая Вивиана Олшот, за которой приезжал шофер и которая носила норковые шубки, на каждый день новый фасончик, просто не обращала внимания на бесцветную и скучную, как зубная боль, зубрилку.

Разговорились они случайно, в библиотеке. Выяснилось, что Миллисент – точно, Миллисент Тукборо! – приехала из какого-то захолустья. Мать ее была уборщицей, отец водителем, а обучение в колледже оплатили жители ее родного городка, собрав деньги по благотворительной подписке. Миллисент собиралась учиться на доктора, чтобы потом уехать обратно в свой город и работать для тех, кто так помог ей в жизни.

Да, а ведь эта серая мышка вряд ли пропала. Она была вполне самостоятельна в семнадцать лет, наверняка и сейчас у нее все в порядке.

Колин, с тревогой наблюдавший за хмурой Вивианой, откашлялся и подал голос.

– Ви, я хочу уточнить. Ни взаймы, ни в кредит ты денег не получишь,

– Я поняла.

– Но ты можешь их заработать.

– Как, по-твоему?

– У тебя высшее образование.

– Ага. История искусств. Очень практично. Самая необходимая специальность в мире.

– Ну, чему-то ты научилась за четыре года…

– Да. Я хорошо разбираюсь в греческой мифологии. Может, попроситься к Марго в экскурсоводы? Брось, Колин. Ничего я не умею. Только тратить деньги и весело проводить время.

В голосе девушки прозвучало такое отчаяние, что сердце Колина Фаррелла не выдержало.

– Ви, Марго убьет меня, если узнает, но… на ланч с Дикси хватит.

Она машинально взяла деньги и вышла, вяло кивнув Колину на прощание.

Восемьдесят долларов. Пара обедов в «Мажестик». Заправить машину. Сеанс массажа. Маникюр. Пузырек любимых духов.

Нет, дорогая. Тебе предстоит прожить на восемьдесят долларов три месяца, потому что ни на одну работу тебя не возьмут!

Что-то мешало Вивиане двигаться вперед, и она с неудовольствием подняла голову.

Оказывается, она практически упиралась в грудь незнакомца в джинсовом костюме. Незнакомец был лохмат и усат, большие пальцы были заложены за широкий ковбойский ремень, а серые глаза смотрели на Вивиану дерзко и восхищенно. Она явно произвела на незнакомца неизгладимое впечатление, потому что уступать ей дорогу он не собирался.

Какие у него здоровенные ручищи… Нет, ерунда, он не может быть ни клиентом Колина, ни новым служащим. С такими руками только в лесорубы идти. Канадские.

По спине у Вивианы внезапно пробежала дрожь. Приятная и волнующая. Слишком уж он был… мужчина.

Такой загар не заработать на пляже. Это только на ранчо, когда целый день находишься на свежем воздухе. И мускулы такие в тренажерном зале не накачать. Парень не Аполлон, если уж говорить о греческой мифологии. Скорее, Гефест. Кряжистый и высокий, очень мощный и обстоятельный. Несуетливый.

Секретарша тоже смотрела на парня во все глаза, бедная девочка. Конечно, тут чьи угодно гормоны взыграют. Вивиана задрала нос, осторожно обошла парня по кривой и выплыла из офиса. В горле щипало, глаза заволакивало слезами. Нет ничего хуже, чем попасть в дурацкое положение!

Она приехала в «Мажестик» с небольшим опозданием, потому что переодевалась дома и там позволила себе поплакать. Очень зря, ибо Дикси Сеймур обладала прямо-таки орлиным зрением и дотошностью старого полицейского. Худая брюнетка с синими очами (контактные линзы, цена восемьдесят баксов!), Дикси была старинной приятельницей Вивианы. Подругой ее назвать язык не поворачивался, потому что Вивиана прекрасно знала: оступись она, попади в настоящую беду – Дикси немедленно перемоет ей все косточки и продаст с потрохами. Впрочем, сейчас Дикси была кстати. Лучше, чем ничего, если можно так говорить о приятелях.

В течение четверти часа Дикси красиво хлопала ресницами, охала и вскрикивала, даже закусила безупречно накрашенные губки пару раз, а потом, когда обессиленная рассказом Вивиана мрачно припала к бокалу с коктейлем, выдохнула потрясенным шепотом:

– Ви, это же кошмар! Я бы удавилась на твоем месте. Или отравилась. Даже не представляю, как можно жить на восемьдесят баксов… хоть полчаса! То есть ты с нами не едешь? Я имею в виду, мы же собирались на Мальорку…

Вивиана застонала. Все ее друзья поедут на райский остров, будут пить шампанское и купаться в лагунах, кататься в шикарных тачках вокруг острова… А Вивиана Олшот будет… мыть посуду в какой-нибудь забегаловке!

Официант неслышно материализовался за спиной.

– Простите, мисс Олшот, вам звонят.

Она потащилась к стойке бара, ощущая себя глубоко несчастной и до смерти уставшей посудомойкой.

– Вивиана? Это Колин Фаррелл. У меня неожиданное сообщение…

– Что еще? Марго догадалась, что ты дал мне денег, и ты хочешь их забрать?

– Слушай меня, юная Вивиана!

В течение нескольких минут юная Вивиана ошеломленно выслушивала то, что говорил ей Колин, а потом осторожно поинтересовалась:

– Это ты так шутишь, что ли? Или это еще один дьявольский план Марго?

Через некоторое время Дикси забеспокоилась и отправилась на поиски подруги. Вивиану она обнаружила все там же, у стойки. Девушка смотрела на телефонную трубку, которую сжимала в руках, и сильно вздрогнула, когда Дикси тронула ее за плечо.

– Господи! Я должна ехать, Дикси. Мне позвонил Колин Фаррелл. Либо он сошел с ума, либо я помешалась от горя.

– Плохие новости?

– Скорее, хорошие, если иметь в виду мою ситуацию. Он нашел мне работу.

– Так быстро? Вот душечка! И что ты будешь делать?

– Если все это не бред сумасшедшего… Сегодня в офисе я наткнулась на гориллу в джинсовом костюме. Сейчас Колин сообщил мне, что горилла выиграла в лотерею бешеные деньги и хочет, чтобы ее научили вести себя за столом, пользоваться носовыми платками и все прочее…

– Много выиграла?

– Кто?

– Горилла.

– Ах, этот… Колин сказал, пятьдесят миллионов.

Теперь окаменела Дикси Сеймур. Вивиана этого даже не заметила. Она сердито вернула трубку на рычажки и пробурчала:

– Ерунда какая-то. Из него Элиза Дулитл, как из меня… профессор Хиггинс!

– Клево! Потрясно! Офигительно! А главное – прикольно!

– Дикси, я терпеть не могу этих новоявленных Рокфеллеров! Он хочет стать настоящим джентльменом! Да этому же нельзя научиться за неделю!

– Ви, он же будет платить, так какая разница…

– Большая! Я не фея-крестная, а он не Золушка. Трох-тибидох – и ты джентльмен. Танцуешь менуэт, шпаришь по-французски и знаешь, зачем в ресторане слева от тарелки номер семь кладут нож номер пять.

– Ну, положим, по-французски из наших никто не говорит…

– А он хочет!

– Ви, я знаю, почему ты злишься. Это все фортуна. Ты в один миг стала бедной, а он в это время нежданно-негаданно огреб джек-пот. Кстати, я не ослышалась? Пятьдесят миллионов?

Вивиана мрачно посмотрела на подругу.

– Не ослышалась. Это и есть самое противное. Ладно. Поеду к Колину. Нам, пролетариям, выбирать не приходится.

2

Шейн Кримсон в семнадцатый раз выглянул из-за «Спортивного обозрения», надеясь, что хоть в этот раз секретарша его не заметит, но она заметила и опять приветливо улыбнулась. Шейн мучительно оскалился в ответ, искренне полагая, что выглядит спокойно и независимо. Дружелюбно. Располагающе. На пятьдесят миллионов, одним словом.

Ерунда. Он испуганно скалится, и это самое слабое определение. Он испуган, он смущен, он не в своей тарелке, и выглядит он центов на десять, да и то вряд ли.

Мечтать о миллионах куда проще, чем владеть ими.

Шейн в отчаянии подергал себя за усы. Странно, еще несколько дней назад он искренне гордился этими кавалерийскими усами, подмигивал себе по утрам в зеркало и точно знал, что неотразим. Сейчас, сидя в шикарной до невозможности приемной Колина Фаррелла, Шейн Кримсон ощущал себя непроходимой стоеросовой дубиной, деревенщиной в самом первозданном смысле этого слова. Что с того, что эта секретарша улыбается ему? В душе она наверняка смеется над ним. Нет, уроки положительно необходимы. Все уроки. Иначе он даже кофе не сможет выпить, как сегодня. Секретарша предложила ему чашечку, и он едва не брякнул, что, мол, с удовольствием, но вовремя разглядел крошечные чашечки за стеклом зеркального буфета и прикусил язык. Размером чашечки были с его ноготь, может, чуть побольше. Как их взять? Как из них пить? Куда их потом девать?

И та девчонка, которая налетела на него этим утром в этой же самой приемной… Да, на ней была простая футболка, джинсовые шорты, довольно пыльные кроссовки, но секретарша мистера Фаррелла при ее появлении вытянулась в струнку, а уж какие у девчонки были руки! Длинные, холеные пальчики, совершенно невообразимый лак на миндалевидных ноготках, длинных и ухоженных, золотая цепочка на тонком запястье. А еще она так посмотрела на Шейна… словно он был мокрицей, на которую она по рассеянности наступила, и это при том, что ростом она была совсем невелика.

Шейн как-то сразу понял, что она птица совсем иного полета. Ах ты, дьявол! Плюнуть на все, пригласить секретаршу пообедать в какое-нибудь кафе. Не зря же она ему так улыбалась. Или зря? Или просто уже знает о его миллионах?

Миллионы! Смешно сказать.

Сегодня утром, в отеле, он долго стоял перед зеркалом в ванной и беззвучно шевелил губами, произнося про себя: «Я миллионер. У меня есть пятьдесят миллионов долларов». Вид был абсолютно дурацкий, надо сказать.

По правде говоря, миллионов было уже не пятьдесят, потому что государство при выплате выигрыша себя не обидело, но все равно Шейн Кримсон мог с полным правом называть себя миллионером.

Он подошел к выигрышу ответственно. Навел нужные справки, выяснил все о Колине Фаррелле и пришел к выводу, что этот человек позаботится о его, Шейна, деньгах гораздо лучше самого Шейна. Ежели Колин Фаррелл устраивает саму Марго Олшот, то уж Шейну Кримсону всяко подойдет.

Он и подошел. Вел себя прилично, смотрел не свысока, а даже с некоторым сочувствием, и искренне обрадовался такому разумному решению мистера Кримсона. Насчет учителя. Потом началось нечто невообразимое. В течение четверти часа выяснилось, что златокудрая коротышка с ледяным взглядом – внучка и наследница Марго Олшот, Вивиана Олшот, – будет этим самым учителем, потому что – внимание! – очень нуждается в деньгах. Шейн даже вдумываться не стал в это сообщение, таким бредовым оно ему показалось.

Однако вот уже полчаса назад коротышка, успевшая переодеться в стильное платье и немного подросшая благодаря высоченным шпилькам, вошла в кабинет Колина Фаррелла, одарив Шейна по дороге еще одним ледяным взглядом, и вот они там совещаются, а сам Шейн томится в приемной.

Ох, как нелегко быть миллионером!

Колин откинулся на спинку своего кресла и демонстративно включил вентилятор. Вивиана не осталась в долгу и выпустила табачный дым прямо ему в лицо. Атмосфера в кабинете была накалена почти до предела.

– Я не понимаю, что тебя не устраивает, Вивиана. На твоем месте я бы ухватился за это предложение с воплями радости и слезами благодарности.

– С чего бы это? Учить гориллу хорошим манерам?

– Ты предпочитаешь мыть посуду? Послушай, эта работа не потребует от тебя вообще никаких усилий. Ты, собственно говоря, будешь вести свой обычный образ жизни, только этот парень постоянно будет находиться рядом.

– Ага, и все меня обсмеют.

– Ну и что? Знаешь, я всегда был невысокого мнения об умственных способностях твоего окружения… Чем плох парень? Не дурак, симпатичный…

– Колин, ты дока во всем, что касается финансов и законов, но вот про мужскую красоту не надо! Одни усы этого красавца могут довести меня до самоубийства.

Фаррелл неожиданно улыбнулся.

– Ви, дурочка, ты даже не понимаешь, как тебе повезло. Ты можешь создать нового человека.

– А я не хочу создавать нового человека из этого неандертальца! Господи, да я же всю жизнь их презирала, этих нуворишей…

Лицо Колина вдруг окаменело.

– Разумеется, мисс Олшот. Какое они имеют право соваться к вам! Вы в поте лица ходите на яхтах вокруг света, изнемогаете на светских раутах, из последних сил посещаете косметические салоны и с отвращением напяливаете на себя бриллианты. Вы заслужили свои миллионы честным трудом. Куда лезут эти…

Вивиана вспыхнула так, что стало жарко ушам и груди. Колин не сказал ни одного резкого слова, но у нее было такое ощущение, что ей только что дали пощечину. Друг и поверенный ее бабушки подался вперед. И снял очки.

– Ви, запомни на всю жизнь: нет ничего смешнее и отвратительнее, чем юный сноб. Теперь я понимаю Марго. Напрасно я в ней усомнился – а я в ней усомнился! Мне было жаль тебя, старому дураку. Марго умница. Она дала тебе шанс, Ви. Ты можешь сделать нового человека. Только не из него, не из Шейна Кримсона. Из себя. Не упусти свой шанс.

Через мгновение перед ошеломленной Вивианой уже сидел прежний Колин Фаррелл, безукоризненно невозмутимый и корректный, как английская королева.

– Итак, мисс Олшот, полагаю, все детали ясны. Пятьдесят тысяч за три месяца, из них десять – задаток, десять – вознаграждение по окончании контракта и тридцать – непосредственно заработная плата. Я являюсь финансовым директором и представителем интересов мистера Кримсона и уполномочен сообщить вам, что в случае принятия вами предложения задаток будет выплачен сегодня же…

– О, Колин… То есть мистер Фаррелл! А… контракт? Я должна что-то подписать?

– Типовой, абсолютно типовой контракт о найме на работу. Не волнуйся, я все проверил. Все-таки в первую очередь я ваш поверенный, мисс Олшот.

Вивиана почти спокойно подписала необходимые бумаги и почти небрежно взяла чек. Почти. Фаррелл усмехнулся. Он все прекрасно понимал, и за это Вивиане еще больше хотелось его убить.

– Отлично. Теперь, я полагаю, вам стоит познакомиться… Мисс Смит, пригласите, пожалуйста, мистера Кримсона.

– Ну да. И принесите ведро валерьянки.

– Ви, спокойнее. Во-первых, теперь ты на него работаешь, а во-вторых… Не уподобляйся Дикси Сеймур и иже с ними. Совершенно нормальный парень. Даже отличный парень. Рассуждает здраво, ведет себя прилично, а южный акцент уберут логопеды…

Пятью минутами позже Вивиана уже беззастенчиво рассматривала новоявленного миллионера. Шейн приветливо пялился на нее в ответ.

Нет, это немыслимо. Такие усы просто не имеют отношения к роду человеческому. Это может быть у бобров. У моржей. У фокстерьеров, наконец, но не у людей. Сколько ему лет? Сколько бы ни было, усы прибавляют втрое!

– Мистер… Кримсон, скажите, вы хорошо себе представляете, на что идете?

– Конечно, мисс. Правда, я и представить не мог, что это будете именно вы, но так еще лучше. Вы мне сразу понравились, когда врезались в меня сегодня утром.

Колин Фаррелл с интересом посмотрел на беседующих поверх очков.

– Вивиана, то есть мисс Олшот… Раз все формальности соблюдены, то, быть может, вы поговорите В ДРУГОМ МЕСТЕ?

– Хорошо. Едем к вам в отель, мистер Кримсон, возьмете вещи – и ко мне.

Оба мужчины посмотрели на Вивиану с возмущенным удивлением. Или с удивленным возмущением. Кто как.

– Вивиана, я не думаю…

– Мисс Олшот, это вряд ли хорошая…

– Значит, так. Либо вы меня слушаетесь, либо я отказываюсь учить вас чему-либо. Нам потребуется место для занятий, правильно?

– Да, но…

– Я не собираюсь учить вас вышивать гладью. Я буду учить вас образу жизни. Как одеваться к завтраку. Чем завтракать. Куда ехать после завтрака. Далее по списку. Вам придется провести эти три месяца возле меня, иначе смысла в занятиях не будет никакого.

– А… м-да… э…

– Ви, я все-таки…

– Мистер Фаррелл, благодарю вас за участие в моей судьбе. Чек на восемьдесят долларов, которые я занимала у вас… до получки, пришлю завтра утром. Всего доброго. За мной, мистер Э. Дулитл!

– Меня зовут Кримсон, мэм, Шейн Кримсон. Мне было бы очень приятно, если бы вы звали меня просто по имени…

– Тогда зовите и меня просто Генриеттой. Генри Хиггинс. Шутка.

– Понятно. До свидания, мистер Фаррелл.

– До свидания, мистер Кримсон. Удачи вам. И не бойтесь Ви. Она вовсе не такая змея, какой прикидывается.

Они садились в машину, когда Вивиана сердито поинтересовалась у Шейна:

– Что вас так испугало в моем предложении? Боитесь потерять невинность?

– Нет… то есть… Я думал о вашей репутации.

Она расхохоталась ему в лицо, расхохоталась до слез, почти до истерики. Это чудовище в ковбойских сапогах и с пшеничными усами заботится о ее репутации! Где он это вычитал? У Шарлотты Бронте?

Отрезвила Вивиану реакция Шейна. Он стоял и терпеливо ждал, когда она отсмеется. На загорелом лице застыло доброжелательное и слегка недоумевающее выражение. Очевидно, в его краях к репутациям относились серьезно. Вивиане вдруг стало не смешно и тоскливо.

– Поехали. Надеюсь, у вас немного вещей?

– Не очень. Я понятия не имел, что нужно покупать. Всего одна сумка и еще… Джейд.

– Кто?

– Джейд. Это мой пес.

– А… какой он породы?

Шейн Кримсон ответил с явной гордостью:

– Самых разнообразных, мисс Олшот. Поручиться я могу за ирландского волкодава и немецкую овчарку, ну а матушка Джейда была бобтейлом… Почему вы так смотрите?

– Это нервное, не обращайте внимания. Последствия травмы. Черепно-мозговой.

– Вы головой ударились, мисс Олшот?

– Ну, практически. Ощущения один к одному. Значит, вы говорите, волкодав, овчарка и бобтейл ждут нас в отеле. В «Мариотте»? В люксе?

– Ну да. Только мы остановились в мотеле, а не в «Мариотте». Он очень тихий, Джейд. Ему уже десять лет, и он никогда не бросается без команды. Он отличный сторож был, старина Джейд.

– Почему «был»?

– Потому что он немножечко оглох и слегка потерял нюх. История с ним одна приключилась, но теперь уже все в порядке.

Некоторое время они ехали молча, потом Вивиана вновь не утерпела.

– Мистер Кримсон.

– Шейн.

– Хорошо, Шейн. Скажите, а как вы ухитрились выиграть такую сумму? И почему такое странное желание – учиться? Естественнее было бы махнуть куда-нибудь к морю.

– Знаете, мисс Олшот…

– Вивиана.

– Хорошо, Вивиана. Я ведь, собственно, ничего не выигрывал. Просто так случилось. На вопросы не отвечал, жребий не тянул. Посылал себе и посылал лотерейные билеты. Оно само как-то. А что до учебы… У нас в городе сто баксов – это уже миллион. А тут такое… Море, оно ведь не высохнет в ближайшее время, а я так рассудил: ежели выпал мне такой фарт, то лучше уж я потрачу эти деньги на что-нибудь стоящее, то, что людям пользу принесет! Но для этого надо соображать. Мистер Фаррелл, конечно, специалист и все такое, но и мне надо багажа поднабраться. Пусто в башке. Не получилось за эти годы. Работал…

Вивиана закусила губу. Работал. Этот нелепый гигант работал всю свою жизнь, даже не учился. Вон, какие у него руки шершавые… А она? Заскулила, закатила истерику, едва только из-под носа выдернули кормушку. Не говоря уж о том, что ей в жизни не приходило в голову хотеть сделать что-нибудь «стоящее» для людей.

Между тем Шейн заговорил снова, и вот тут с Вивианой случилась первая странность. Она впала в нечто вроде транса. Нет, руль не бросила, на светофор реагировала – но вот по позвоночнику расплывалась горячая волна, пусто стало в груди и почему-то мучительно напряглись соски под тонкой тканью платья… Голос у Шейна был низкий, чуть с хрипотцой, и интонации этого голоса странным образом влияли на самочувствие девушки…

– …На самом деле, мисс Вивиана, я вовсе не беспокоюсь за то, что у меня в башке насчет всей нашей жизни имеется. Я прожил на земле почти тридцать лет, взрослый я дядька, и полным идиотом быть никак не могу, иначе ваша бабушка вряд ли доверила бы мне кассу…

– Чего? То есть… Какую кассу?

– Образно говоря. Я ведь всю свою жизнь проработал на автозаправке «Олшот Ойл». И касса, и топливо – все было на мне. Так что кое-что в этом черепке имеется. Насчет души… в церковь ходил исправно, хоть и без фанатизма, грехов за мной особых не водится, так что и здесь все в порядке. Но уж больно не хочется мне, мисс Вивиана, чтобы вслед презрительно фыркали. Вот, мол, идет деревенщина, которой отвалился жирный кусок. Двух слов связать не может, ест руками, вытирается рукавом…

Вивиана очнулась и с ужасом поглядела на своего ученика.

– Вы вытираетесь рукавом?!

– Зачем? Салфетки же есть. Это ОНИ так будут говорить, уже готовые богачи. Поэтому мне и надо научиться вести себя как положено. Стоянка вон там. Знаю. Я с вами уж не пойду, покурю лучше на свежем воздухе. Сами справитесь?

– Конечно. А у вас найдется какая-нибудь тряпка, на сиденье бросить? Я как-то не решился Джейда в ванне мыть…

И напрасно, думала Вивиана Олшот полчаса спустя, поспешно выруливая на знакомую улицу.

Джейд оказался громадным лохматым чудовищем неопределенного окраса. Хвостом он вилял, не переставая, и напоминал при этом небольшой вертолет на холостом ходу. Воняло от него сногсшибательно. Вивиана заставила себя не думать, ЧЕМ именно. В тот самый момент, когда она почти привыкла к этому запаху, Джейд потянулся с заднего сиденья вперед и восторгом облизал щеку Вивианы. Девушка застыла, а Шейн с нежной улыбкой сообщил:

– Вы ему понравились. Он абы кого лизать не будет.

Судя по вони, Джейду, кроме Вивианы, нравились еще дохлые вороны, а также навоз… Нет! Лучше не думать.

Вивиана торопливо вбежала в просторный холл за стеклянными дверями, кивнула охраннику, вытаращившему глаза, и вызвала грузовой лифт. Боже, боже, подскажи, куда можно засунуть эту собаку Баскервилей! Не мыть же ее в ванне!

– Шейн!

– Да, мисс Вивиана?

– Мы должны его вымыть! Он очень пахнет…псиной.

– Наверное, вы правы. Я-то привык. Только я боюсь, старина Джейд не захочет в нее лезть.

– Почему? У меня большая и очень хорошая ванна. Мы выльем туда все шампуни, нальем теплой воды и замочим старину Джейда на пару дней. Иначе…

Вторая странность нахлынула на Вивиану с такой силой, что девушка охнула и отшатнулась к стенке. Почему-то со всей ясностью увидела она означенную ванну, высокую шапку жемчужной пены, услышала журчание воды… А в ванне лежат они с Шейном, и ее кожа кажется серебристой на фоне смуглой кожи деревенщины…

Вивиана выпала из лифта и трясущимися пальцами выудила из сумочки ключи. Старина Джейд благодушно обнюхал громадный фикус в кадке и величаво задрал ногу. Вивиана зажмурилась, в последний момент попала ключом в скважину и оказалась в собственной прихожей.

Шейн осторожно опустил потертую кожаную сумку на мягкий ковер и с уважением оглядел прихожую. Наверное, не стоит говорить этой прекрасной девушке, что весь их дом был размером с эту самую прихожую, а ведь Шейну он казался очень большим!

Джейду дом тоже понравился. Лохматое чудовище неспешно обежало все комнаты, обнюхало все углы, а затем со вздохом облегчения плюхнулось на белоснежный пушистый коврик у кровати Вивианы. Хозяйка спальни и хозяин собаки наблюдали это через приоткрытую дверь – Вивиана с ужасом, Шейн с умилением.

– Он вас полюбил! Джейд ни за что не стал бы жить в одной комнате с тем, кто ему не нравится.

– У вас что, насморк?

– Почему?

– Вы не чувствуете, как он воняет?

Шейн озадаченно дернул себя за ус.

– Честно говоря, дома он спал на улице, так что я особо не принюхивался…

Вивиана со стоном бросилась в гостиную. Расшатанные нервы требовали сигаретки и бокала чего-нибудь освежающего. Видимо, именно так и попадают в анонимные алкоголики!

Через десять минут Вивиана Олшот почувствовала себя значительно лучше. Шейн Кримсон глядел на нее с трепетом.

– Итак, сверим часы. Уроки начинаются прямо сейчас. Первым делом надо проехаться по магазинам. В ЭТОМ ходить нельзя.

– В этом ходит полмира.

– Пусть ходят. Вы миллионер, Шейн. Вы должны войти в элиту общества. В свет. В сильные мира сего. А сильные мира сего не носят протертые джинсы и ковбойские сапоги.

– Но я видел по телику…

– Вполне возможно, какой-нибудь эксцентрик типа Элтона Джона может себе это позволить, но, во-первых, он певец, а во-вторых, его ковбойские сапоги стоят несколько тысяч и сделаны из кожи новорожденного крокодильчика…

– Вивиана!

– Что?

– Неужели… так важно, во что человек одет?

Вивиана внезапно устала и в отчаянии махнула рукой.

– Первое впечатление создается именно при помощи одежды. Первое впечатление очень важно, в бизнесе, например. Вы же не станете заводить близкую дружбу со всеми деловыми партнерами, стало быть, не каждому из них доведется узнать, какой вы тонкий, ранимый и интеллектуальный тип. Ну, а по внешнему виду они составят себе определенное мнение…

– Каждый дурак может хорошо одеться.

– Если он дурак, то одеждой все и ограничится. Слушайте, я ваша учительница! Извольте подчиняться.

– Да… мой генерал!

– Значит, так: первым делом нацепите псу ошейник и намордник, надеюсь, они у вас есть. Потом посадите его на заднее сиденье, а сами садитесь на переднее. Вот ключи от машины. Я спущусь через минуту.

Шейн и Джейд покинули квартиру, а Вивиана ринулась в туалет. Почему-то при Шейне она это сделать стеснялась. Как они собираются жить под одной крышей…

Шейн, не моргнув глазом, перенес то, что она опять переменила наряд, и почти не смотрел на ее голые коленки во время пути. Старина Джейд затаился на заднем сиденье, предчувствуя недоброе.

Вскоре машина затормозила перед громадным зданием, состоящим из стекла и никеля. Вивиана выдернула Шейна из машины – и начался двухчасовой кошмар. Для Шейна время растянулось и превратилось в бесконечность. Он переходил из одной примерочной в другую; сногсшибательно красивые девицы и надменные молодые люди с озабоченным видом вертели и крутили Шейна в разные стороны, задавали идиотские, на его взгляд, вопросы, шептались с Вивианой, покачивали головами, многозначительно ухмылялись…

Потом был отдел парфюмерии, и там у Шейна заболела голова, а Вивиана все пробовала и пробовала на нем самые разные ароматы. Шейн покорно кивал и робко поглядывал на выход, но его учительница была неумолима. Кроме того, она была еще и абсолютно бессовестной. Шейн Кримсон залился бурой краской в отделе нижнего белья, когда Вивиана придирчиво рассматривала коллекцию мужских боксеров и при этом громко обсуждала с продавщицей, КАК И ПОЧЕМУ мужчинам вредно носить обтягивающие плавки.

Наконец они покинули торговый центр, и вскоре Шейн выходил из машины уже в совершенно другом районе города. Здесь улицы были тихими и зелеными, дома – старинными и не высокими, стекла и никеля было не видать, так что…

Рано он расслабился!

На пороге симпатичного викторианского дома раскинул руки в приветственном жесте настоящий монстр.

У монстра были подкрашены синим глаза, лихо загнуты ресницы, подмазаны пухлые губки. Редкие волосики были тщательно уложены на голове, казавшейся от этого непропорционально маленькой. Тело было каким-то длинным, расширяющимся к бедрам. Ноги – вот уж пакость! – затянуты в блестящие лосины с золотыми лампасами, совсем снизу сияли армейские сапоги. На монстре развевалась и полыхала всеми оттенками радуги свободная рубаха, а в вырезе виднелась безволосая грудь, украшенная несколькими золотыми цепочками с кулонами.

Вывеска над ним гласила: «ЖОЗЕФ. КУЛЬТ ТЕЛА».

Шейн попятился. Джейд зарычал. Вивиана Олшот смело обнялась с монстром и расцеловала его в обе щеки.

Бедные, бедные миллионеры!

3

Жозеф Сантуццо оказался форменной прелестью. То есть, будь он женщиной, его бы только так и звали. Шейн вцепился в подлокотники кресла и старательно отводил взгляд от худых ляжек, затянутых в ослепительные лосины, пытаясь одновременно удержаться от хохота. Он все никак не мог поверить, что сорокалетний мужик – а Жозефу было никак не меньше сорока! – может на полном серьезе разговаривать и вести себя… вот так, как разговаривал и вел себя Жозеф,

– Ви, душечка, ты совершенно запустила ноготки. Посмотри на мои. Знаешь, что это? «Орли»! Волшебное средство. Я перепробовал все, включая природные рецепты, – ничего не помогало. Приходилось спать в перчатках, честное слово. Ты сегодня на весь курс? Эпиляцию будем делать?

– Жози, сегодня твой клиент не я. Вот он.

Жозеф окинул Шейна таким откровенным взглядом, что у того поджилки затряслись. В темных подкрашенных глазах было все, что Шейн знал о пороке, хотя знал он и не очень много.

– Блеск! Ви, деточка, предупреждать надо. Я почти теряю сознание. Это же надо! Какое тело! Какая фактура!

– Из этой фактуры надо сделать высший разряд. Не первый, Жози, заметь: высший!

Они говорили так, словно Шейн из дерева или глухонемой.

– Это наш… Босс, одним словом. Жози, ничего личного, так что перестань так плотоядно на него смотреть. Это мистер Шейн Кримсон, очень… состоятельный человек. Он с юга. Привык жить на лоне природы, поэтому несколько отстал от веяний нового времени. Жози, твоя задача – отполировать и отлакировать все, что подлежит хоть малейшему усовершенствованию. Да, и особая просьба. Личная. Убери эти усы! Я вернусь в восемь, до скорого.

– Пока, негодница. Ой, а что с тем…

– Все то же самое. И не жалейте дезодорантов.

К ужасу Шейна, после этих загадочных слов Вивиана Олшот исчезла, оставив его наедине с размалеванным монстром. Шейн осторожно поглядел на Жозефа. Тот неожиданно подмигнул ему и сказал совершенно нормальным, мужским голосом, не жеманясь и не кокетничая:

– Ну что, ковбой, вперед? Все эти маленькие дурочки хотят видеть нас чистенькими и розовенькими, пахнущими духами от Кардена и носящими белье от Гуччи. Ви одна из умненьких, но даже она не понимает простой вещи: через год, от силы полтора все они заводят себе любовников – самцов с могучими шеями, тренеров по армрестлингу или конюхов, потому что мужик должен быть чуть красивее обезьяны!

Они уже шли по коридору, и Шейн осмелился задать вопрос, который его страшно смущал и интересовал.

– Жозеф, а почему вы встретили нас так…

– Такой размалеванной обезьяной, ты хочешь сказать, ковбой? Потому что я и есть обезьяна. Итальяшка, обвешанный цацками. Знаменитый гей. А может, трансвестит. А может, транссексуал. Такой уж это город. Здесь надо быть извращенцем, иначе ты никому не интересен. Знаешь, сколько я бился с этим салоном? Два года. Потом нацепил эту дрянь – и дело раскрутилось за месяц. Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю… Может, из-за усов?

Шейн обиженно пригладил свое сокровище.

– Дались всем мои усы! Чего в них такого?

– Ничего. Хорошие усы. Ты с ними похож на Эйнштейна. Прошу сюда.

Шейн смело шагнул в открытую дверь – и замер.

Огромный зал, раздробившийся в сияющих зеркалах. Кресла. Цветы. Запах клубники и ландышей. Девушки в белых платьицах, все как одна похожи на фей.

Жозеф довольно бесцеремонно подтолкнул Шейна в спину.

– Не робей. Можешь пока выбрать любую из них. В знак особого расположения к Ви, я сам тобой займусь.

В этой фразе Шейн нашел массу непристойных намеков, но все разъяснилось довольно быстро. Жозеф вооружился ножницами и расческой, усадил Шейна в одно из кресел – и преобразился на глазах. Исчез размалеванный клоун-гей, на его месте появился вдохновенный художник. Ножницы так и порхали вокруг головы Шейна, устрашающе лязгали возле ушей, но Жозеф, казалось, и не думал об осторожности. Это была поэма, а не стрижка.

Потом в руках мастера появилась самая настоящая опасная бритва, явно старинная, и через пару мгновений пшеничные усы, краса и гордость Шейна Кримсона, упали на пол, смешавшись с соломенной копной остриженных волос.

Шейн боялся посмотреть в зеркало. Ему казалось, что он увидит там только свой абсолютно лысый череп. Лучше уж смотреть на девушек. Что имел в виду Жозеф, предлагая ему выбрать любую из них?…

– Ну, выбрал?

Шейн вздрогнул и с перепугу неловко ткнул пальцем в первую попавшуюся девушку, стройную китаянку с алебастрово-белой кожей. Жозеф одобрительно хмыкнул.

– Ковбой не промах. Лу Синь профессиональная массажистка. У меня все прекрасно обучены, но Лу Синь обучалась секретам мастерства у себя на родине, а учил ее родной дедушка, между прочим, один из наставников Шаолиня… Знаешь про Шаолинь, ковбой?

– Боюсь, что…

– Не беда. Узнаешь. Итак, Лу, начните с парной, потом Душ Восьмидесяти Лепестков, потом массаж, потом растительный пилинг, аромапилинг, дерматоаэрация, массаж на камнях, сауна, массаж волос, мгновенное восстановление, общий массаж, контрастный бассейн, кислородный коктейль и релаксация на крыше. В восемь он должен быть готов полностью. Обут, одет и совершенно неотразим. Целую всех. Работать, девочки!

В течение следующих трех часов Шейн Кримсон поочередно убеждался в том, что: миллионером быть трудно, страшно, неприлично, опасно, утомительно, жарко, невыносимо, интересно, иногда неплохо, просто обалденно, трудно, но здорово… и самое главное, как у них, миллионеров, хватает на все это сил?

Лу Синь хлопнула в ладоши – и трое полуобнаженных девиц раздели Шейна Кримсона. Потом его затолкали в сауну, потом разложили на столе и ходили по нему ногами. Потом окунали по очереди то в холодную, то в горячую воду – во время этой процедуры он потерял свою набедренную повязку, но никто из девиц и глазом не моргнул. Потом опять ходили по нему ногами, потом обмазали вонючей черно-зеленой грязью и обмотали полиэтиленом, потом смыли грязь при помощи сухих стеблей травы и обмазали душистым маслом, потом снова засунули в парную, где поверх масла натерли его медом и солью, потом отмыли от всего этого в контрастном душе, быстро и ловко завернули в простыню, пропитанную еще каким-то душистым составом, и выгнали на крышу здания, где находилось еще несколько человекообразных существ в простынях. Шейна усадили в кресло, немедленно принявшее форму его, Шейна, тела, и велели ни о чем не думать. Это далось молодому человеку довольно легко, потому что после всего пережитого в голове было пусто и звонко. Шейн как-то странно ощущал свое тело, то ли плывя в невесомости, то ли засыпая на ходу.

Лу Синь неслышно возникла рядом с ним и села у его ног. Шейн почувствовал себя восточным султаном и немедленно размяк. Окончательно расслабиться мешало только чувство голода.

Лу Синь принесла с собой маленькую жаровню, на которой лежали серые продолговатые камешки. Прежде, чем Шейн успел опомниться, китаянка ловко вставила эти камешки между пальцев ног Шейна и принялась массировать ему ступни. Ощущения были волнующие и неожиданно приятные, хотя камни были весьма горячи. Шейн даже заурчал от удовольствия.

Потом он сообщил Лу Синь, что хочет есть, она кивнула и удалилась, а еще через несколько минут перед Шейном оказался маленький столик, уставленный тарелками, тарелочками, мисочками и блюдечками. Некоторые были накрыты крышками, и от них поднимался пар. Шейн набрался наглости и спросил, что это за блюда. Бесстрастно-вежливая официантка сообщила названия, среди которых Шейн узнал только томаты (жаренные в прованском масле с листьями аригуты) и земляные орехи (протертые с араукарией), которых, впрочем, так и не нашел, ни по вкусу, ни на глаз.

После еды полагалась релаксация, которую Шейн встретил, как старую знакомую, едва ли не со слезами облегчения. Проще говоря, заснул. Снились ему ростбиф, свиные отбивные, яичница с беконом, окорок, индейка на День благодарения, жареные цыплята по-орлеански и прочие мясные блюда. Во сне Шейн был счастлив, так счастлив, что не хотел просыпаться, но Лу Синь была беспощадна.

Несчастный страдалец был препровожден обратно в салон, и там с ним делали такое, о чем Шейн поклялся не рассказывать никогда и никому.

Вивиана Олшот провела эти три часа куда более приятным образом, хотя настроение у нее было ужасное. Она остервенело тратила полученные ею в качестве задатка деньги Шейна Кримсона. Блузки, трусики, сумочки для коктейля, бусы, перчатки, носовые платки, купальники, блеск для губ, контактные линзы фиолетового и зеленого цветов – Вивиана вышла из последнего бутика и с облегчением сгрузила бесчисленные пакеты в багажник. До этого она посетила автомойку и заставила помыть и вычистить машину не только снаружи, но и изнутри. Теперь в салоне пахло лавандой, а не стариной Джейдом. Кстати, пора бы забрать пса… Нет, попозже. Сначала неандерталец.

Жозеф, разумеется, волшебник, но и ему вряд ли под силу переделать этого странного парня. Хотя глаза у него хорошие. Серые, спокойные, очень внимательные. И руки… Вивиана никогда не видела таких рук. Все ее знакомые парни раз в неделю делали маникюр. Смуглые руки с набухшими венами – это неприлично. Но так сексуально!

Черт, о чем ты думаешь, Вивиана Олшот! Ты просадила пятьсот баксов на чепуху, ты съела три порции клубничного мороженого, ты выкурила полпачки сигарет, но так и не успокоилась.

Вивиана подъехала к салону Жозефа и мрачно вывалилась из машины. Внутри ее уже ждал Жозеф, сияя, как новенький соверен.

– Ви, душенька, я караулю тебя у самой двери, чтобы сказать тебе спасибо.

– За что это?

– Детка, ты не представляешь, что это за прелесть.

– Жози, о чем ты?

– Я понимаю, ты страшно далека от моих маленьких радостей, но все же такая девушка не может не понять душу художника. Я получил полное творческое удовлетворение.

– Жози, мы оба думаем об одном и том же?

– Не знаю, о чем думает твоя хорошенькая и хулиганская головка, а старый Жозеф полчаса назад плакал от счастья.

– Ты…

– Я подсматривал за ним, за твоим ковбоем. Я смотрел на дело рук своих, потому что мои девчонки – это тоже я. Я смотрел и плакал от гордости. Это была отличная работа.

– Жози, давай мне моего ковбоя, можно не заворачивать.

– О, Вивиана! Сейчас вся твоя напускная грубость осыплется, словно прошлогодняя листва. Пойдем в кабинет. Каюсь, грешен, люблю мелодраматические эффекты. Мы подготовили торжественный выход твоего протеже.

В кабинете Вивиана плюхнулась на диван и с сожалением вспомнила о забытых в машине сигаретах. Жозеф погасил верхний свет, зажег свечи и уселся рядом с девушкой. Откашлялся, посмотрел на часы, еще раз откашлялся и провозгласил неожиданно звучным и чистым баритоном:

– Дамы и господа, я счастлив представить вашему вниманию несомненную жемчужину коллекции Жозефа… ШЕЙН КРИМСОН!!!

Высокая резная дверь в противоположном конце кабинета распахнулась, в лицо Вивиане ударил яркий свет. Потом из этого огненного занавеса показалась размытая темная фигура. Она сделала несколько шагов вперед… Вивиана судорожно всхлипнула и громко произнесла:

– Чтоб мне лопнуть! Этого не может быть. Ты кого мне подсунул, Жози?!

4

Триумф Шейна Кримсона был полным и безоговорочным, жаль только, что сам он не мог насладиться им в полной мере. Бравый заправщик мучительно стеснялся, не зная, куда девать руки, и ощущая себя голым из-за непривычной пустоты на лице и голове. Шейн никогда в жизни не стригся коротко, а усы отрастил в семнадцать лет, чтобы скрыть юношеские прыщи, так что смущение было вполне объяснимым. Владей он собой получше, ему страшно польстило бы выражение лица гордой Вивианы Олшот. Впрочем, родные и знакомые Вивианы вряд ли одобрили бы это выражение. Девушка сидела с раскрытым ртом, нахмурив брови, и недоверчиво разглядывала Шейна Кримсона. Потом она спохватилась, выдохнула воздух и обратилась к Жозефу:

– Жози, я всегда думала, что ты продал душу дьяволу, но сегодняшний день подтвердил мои подозрения. Это же полный…

– Ви, мне было чертовски приятно с ним работать. Прекрасный материал.

Я не материал, я человек, хотелось заорать Шейну, но язык пересох и застрял где-то в горле, поэтому молодой человек издал только придушенное покашливание. Вивиана отреагировала бурно.

– Нет! Умоляю вас, ни слова. Дайте мне насладиться этим зрелищем. Ах, если бы можно было заставить вас провести остаток жизни в абсолютном молчании!

Смутился даже Жозеф.

– Ви, дорогая, это несколько бестактное замечание, ты не находишь?

– Бестактное? Да это вопль души, ничего более. Если бы ты слышал все эти «сталбыть», «кажись», «короче» и прочие перлы! Нет, в ковбойских сапогах, джинсе и усах – это даже создает колорит, но в костюме и с этой прической… Исключено! Жозеф, мои поздравления. Сколько я тебе должна?

– Нисколько. Вернее, заплати девочкам по обычным расценкам за процедуры.

– Ты же босс!

– Вот именно. Я работал ради удовольствия. Именно потому, что я босс, я уже могу себе это позволить.

– Надеюсь, второй экземпляр тоже готов?

Жозеф неожиданно расхохотался.

– О да! И он тоже меня порадован. Я никогда не видел такой говорящей морды.

Шейн вышел из ступора.

– Джейд?! Что вы с ним сделали?

Вивиана фыркнула.

– То, что вы должны были сделать у себя в прериях. Его вымыли и расчесали. Я правильно говорю, Жози?

– Да. Еще маникюр – или педикюр, никак не могу решить – санация пасти, чистка ушей, таблетки от… ну, в общем, хорошие таблетки, новый ошейник, подбор косметических средств и рекомендации по питанию.

Шейн в ужасе посмотрел на Жозефа и пролепетал:

– И беднягу Джейда тоже? Он этого не перенесет… Какие еще рекомендации?

Жозеф немедленно превратился в кокетливого трансвестита.

– Дорогуша, надо лучше следить за старичком Джейдом. Он ведь уже, ха-ха, не мальчик. Чем ты его кормил?

– Обычно, чем. Кашей и мясом.

– Вот! Никаких каш! Никакого мяса! Боже упаси кости. Овощи на пару, побольше картофельных очисток, мясо постное не чаще одного раза в неделю, овсянку не варить, а заваривать кипятком, про витамины прочитаешь сам.

Шейн с подозрением посмотрел на Жозефа.

– Откуда это вы так хорошо разбираетесь в собаках? И где вы мучили Джейда? Там же, где меня?

Вивиана и Жозеф переглянулись с явным возмущением, потом девушка холодно процедила:

– У мистера Жозефа Сантуццо есть дочернее предприятие. Косметический салон для домашних питомцев «Мой пушистый пупсик». Там работают профессиональные ветеринары, косметологи и визажисты…

– Для собак?!

– И кошек, дорогуша. А еще для попугайчиков, канареек, крокодилов, варанов, питонов и черт-те какой еще дряни. Богатые люди, в сущности, страшно одиноки, правда, Ви? Вот и заводят всякую дрянь. Тебе повезло, ковбой, у тебя шикарная псина. У меня была похожая, в той жизни, про которую я так не люблю вспоминать.

– Почему?

– Потому что в той жизни у меня ничего, кроме псины, и не было. Ладно, долгие проводы – лишние слезы. Мистер Кримсон, отныне вы всегда желанный гость в нашем салоне. Ви, не запускай эпиляцию и целую тебя миллион раз. Мистера Джейда уже ведут к машине. Всего хорошего.

Жозеф послал им воздушный поцелуй и удалился невыносимо вихляющей походкой. Вивиана решительно подхватила Шейна под руку и направилась к лифту.

В зеркальной стенке лифта Шейн увидел незнакомого парня, сошедшего с рекламы сигарет «Мальборо». Смуглый румянец на высоких скулах, серые глаза смотрят из-под густых бровей спокойно и чуть насмешливо, рот очерчен четко и немного жестко, подбородок волевой. Светлые волосы подстрижены коротко, но не чрезмерно, костюм, состоящий из темных брюк и светлого шерстяного пуловера, сидит практически идеально, и вроде бы знаком этот парень Шейну Кримсону – но все-таки чужой. Не тот, кому приветственно подмигиваешь по утрам в зеркале. Этому хочется сказать «Здравствуйте, сэр».

Вивиана вывела его из задумчивости, пихнув в бок кулачком. Для преподавателя хороших манер она держалась на редкость нахально.

– Приехали. Выходите, откройте дверь, придержите ее для меня. Я выйду первая, вы следом, но потом обгоните и откроете дверь машины. Сначала с моей стороны, потом… О Господи!

Шейн проследил взгляд Вивианы и тоже остолбенел. У самой двери на небольшом коврике сидело изваяние Идеальной Собаки. Густая шерсть была причесана волосок к волоску, и стало видно, что в окрасе Джейда преобладают серый, белый (о нем Шейн вообще не догадывался) и рыжий цвета. Уши стояли торчком, глаза блестели, когти на лапах были подстрижены, и могучую шею облегал солидный кожаный ошейник с серебряными заклепками. Рядом с Идеальной Собакой стоял маленький инструктор-японец и прямо-таки лучился от удовольствия.

– Мистер Кримсон? Мисс Олшот? Рад вручить вам мистера Джейда. Мы с ним стали настоящими друзьями.

Мистер Джейд покосился на инструктора со снисходительным презрением и вновь перевел обожающий взгляд на Шейна. Вивиана бесцеремонно шагнула вперед и с подозрением потянула носом воздух. Видимо, ее все удовлетворило, потому что она воистину царственно кивнула и улыбнулась маленькому инструктору.

– Мистер Кримсон от души благодарит вас за отличную заботу о его милом питомце.

Еще один снисходительный взгляд мистера Джейда заставил Вивиану прикусить язык и слегка поежиться. Собаки не могут так здорово соображать, с тоской подумала девушка. Это все нервы. Какого черта она согласилась на эту идиотскую работу…

Старина Джейд со вздохом облегчения угнездился на заднем сиденье, Шейн Кримсон безупречно открыл дверцу перед Вивианой, а потом непринужденно уселся на соседнее кресло. Безумный день подходил к концу, и Вивиана не могла дождаться того момента, когда можно будет запереться в комнате и забыть о Шейне Кримсоне хоть на несколько часов. Слава Богу, у нее очень большая квартира…

– Вивиана?

– А? Простите, я задумалась.

– Я очень хочу есть.

– Что-о?

– Есть хочу. У Жозефа меня кормили пареной травкой и вареными орехами. Утром я выпил кофе с молоком.

– Нельзя говорить «хочу есть»! Надо… пригласить меня поужинать в ресторан.

– А вдруг ты… вы откажетесь?

В его голосе звучал такой искренний ужас, что Вивиана не выдержала и расхохоталась.

– Не откажусь. Я тоже проголодалась. Сейчас забросим мистера Джейда домой и…

– Гав!!!

Вивиана чуть не врезалась в светофор, резко затормозила и с возмущением повернулась к псу на заднем сиденье.

– Ты что себе позволяешь! Мы чуть в аварию не попали! Шейн, чего он хочет?

– Он не хочет сидеть один дома.

– О'кей, но в ресторан его не пустят.

– Он может посторожить машину.

– От кого, Господи! Мы в центре столицы штата, а не в диких пампасах.

– В пампасах не воруют.

– Почему?

– А там никого нет. На то они и дикие.

– Так. Спокойно. Забудем о пампасах. Хочет сторожить машину – пусть сторожит машину. Я хочу есть!!!

– Вивиана?

– Да?

– Значит, все-таки можно так говорить?

– О Господи!

Они успели съесть по отличной свиной отбивной, потом Шейн поборолся с зеленым горошком, который все норовил ускользнуть от него по тарелке, Вивиана в это время рассказывала ему о винах – какое к какому блюду подается. Потом ей показалось, что Шейн ее не слушает, и она потребовала повторить все, что она говорила, но, к ее изумлению, Шейн выдал все слово в слово. Вивиана с веселым ужасом откинулась на спинку стула и принялась рассматривать своего визави. А Колин прав, вдруг мелькнуло у нее в голове. Он довольно симпатичный парень, да и с юмором у него все в порядке. Почему она на него взъелась? Не такой уж он и деревенщина, вон как легко управляется с ножом и вилкой.

– Шейн?

– Да?

– Не обидитесь, если я спрошу?

– Как я могу. Спрашивайте все, что хотите.

– Где вы научились правильно есть?

– Ах, это… У нас в городке жила одна женщина. Вдова какого-то сенатора. Она родилась в наших краях и вернулась в городок после смерти мужа. Дом у нее был на горе, красивый, белый. Настоящая южанка она была. Детей своих не было, вот она и привечала нас, голодранцев. Часто приглашала на чай, а то и на обед, учила потихонечку, как вилку держать, как правильно пить и не прихлебывать. Книжки давала кое-какие, но это уже не всем.

– Вам давала, правильно?

– Почему вы знаете?

– Не почему, а откуда. И я не знаю. Мне так кажется. Вы на вид надежный.

– Я и так ничего себе.

Вивиана опять рассмеялась. Странно, но настроение стремительно улучшалось. В этот момент к столику подошел метрдотель.

– Извините… мисс Олшот, это ваш «мерседес» стоит на углу?

– Да, а что, собственно…

– Боюсь, мисс, вам лучше пройти на улицу и посмотреть самой. Там полиция…

Вивиана торопливо выбралась из-за стола, Шейн последовал за ней.

Полиция действительно была, целых две патрульные машины. Четверо полицейских занимали стратегически выгодные позиции под прикрытием собственных машин, пятый, с пистолетом в руках, красный и взмокший, вел себя очень странно. Он неуверенно бродил вокруг машины Вивианы и приговаривал:

– Ну, отдай, будь умницей! Мы ведь для того и приехали, чтобы забрать этого плохого дядю. Отдай, не хулигань. Слышь, по-хорошему тебя прошу, а не то именем закона…

Полицейский сделал попытку приблизиться к машине, но тут же отскочил, поскольку в вечерних сумерках раздалось рычание, сделавшее бы честь любому тигру. Только сейчас Вивиана поняла, в чем еще состоит странность ситуации. Из окна дверцы водителя торчали ноги и нижняя часть туловища. Само окно было вдребезги разбито.

Вивиана ошеломленно подумала: «Вот тебе и столица штата!», но в этот момент Шейн осторожно отстранил ее, шагнул вперед и очень спокойно произнес:

– Джейд, отпусти. Все в порядке.

Из машины донеслось гораздо более дружелюбное ворчание, ноги в окне дрогнули – и через миг на асфальте разлегся целый и невредимый грабитель, на лице которого застыл тоскливый ужас. Его немедленно скрутили, а старший из полицейских подошел к безмолвной Вивиане и Шейну.

– Примите мои поздравления, миссис! И вы, сэр. Отличное противоугонное средство. Кто у вас там, бенгальский тигр? Хотя непохоже. На этом парне не осталось ни царапины, только на горле синяки. Ваш сторож так и держал его, пока мы не приехали.

Шейн усмехнулся.

– Он никогда не укусит человека, сержант. У меня дома такие псы охраняют стада. Волков душат, а воров – воров сбивают с ног и приносят хозяину. Любая мать доверит Джейду своего грудного ребенка и не будет волноваться.

Сержант с уважением покосился на разбитое окно, из которого выглядывала лохматая физиономия.

– Да… Вот бы нам такого в патруль! Ты молодец, ушастый! Заслужил медаль! Напомни об этом хозяйке. Мэм, вы подпишите протокол?

– К-конечно…

Когда полиция уехала, увозя незадачливого грабителя, Вивиана обрела голос, а Шейн – забытое чувство превосходства.

– А вы говорили, здесь не воруют.

– Впервые в жизни не знаю, что и сказать. Теперь я буду его бояться.

Шейн немедленно перепугался сам.

– Что вы, мисс Вивиана! Он же мухи не обидит. Он охранял вашу машину, потому что вы ему нравитесь. Он очень гордый пес, ему мало кто нравился дома…

– Да не трещите вы так! Ничего я ему не сделаю. М-да. Похоже, на сигнализацию теперь можно не разоряться. Ну что? Предлагаю поехать домой.

– А по дороге купим мороженое.

Шейн предложил это с таким искренним детским восторгом, что Вивиана опять улыбнулась. Господи, да ей в жизни не приходило в голову покупать вечером мороженое и есть его дома, залезая ложкой прямо в пластиковый стакан, облизываясь и не думая о калориях…

Она потрясла головой. Что-то слишком много образов стало на нее накатывать в последнее время. И до чего странных. Вот хоть этот – они с Шейном в пижамах сидят на диване, хохочут и едят мороженое одной ложкой, а у их ног довольно ухмыляется мохнатая физиономия мистера Джейда…

Дома на лестничной клетке мистер Джейд внимательно обнюхал фикус и снова задрал ногу. Кошмар, подумала Вивиана. Меня выселят из дома. Эта мысль несказанно ее рассмешила, и девушка хихикнула, но тут же нахмурилась и схватила Шейна за плечо.

– Запретите ему! Это приличный дом…

– Зря он это делать не будет. Видать, еще кто-то оставил ему письмецо.

– Что? Вы смеетесь?

– Вовсе нет. Собаки так переписываются, вы что, не знали?

Не знала, грустно подумала Вивиана. Не знала, потому что у нее никогда не было собаки.

Уже поздним вечером, когда Шейн спал в своей комнате, а мистер Джейд, удовлетворенно вздохнув, уснул на коврике у Вивианиной кровати, девушка услышала, как открылась дверь соседней квартиры. Вивиана на цыпочках помчалась в прихожую и припала к глазку. Мистер Вимстед, владелец нескольких газет и сети супермаркетов, выходил из квартиры напротив. У его ног вертелся упитанный пудель откровенно розового цвета. Внезапно пудель поднял голову, принюхался… подбежал к кадке с фикусом… кадка была высоковата, поэтому малыш от усердия встал на передние лапки…

Значит, завтра мистер Джейд найдет очередное послание, с неожиданным удовольствием подумала Вивиана Олшот.

Видимо, с Вивианой продолжали твориться странности. Иначе невозможно объяснить тот факт, что буквально через пару дней она совершенно привыкла к своим постояльцам. Более того, ей это казалось совершенно естественным. Еще более того – она уже не представляла, как жила без них.

Мистер Джейд будил ее утром, осторожно тыкаясь холодным мокрым носом в любую обнаженную часть тела Вивианы, а когда она с визгом открывала глаза, радостно облизывал ей лицо шершавым и горячим языком. После этого нужно было срочно бежать в ванную, потому что, несмотря на все усилия Жозефовых сотрудников, из пасти Джейда несло отнюдь не розами.

Потом она умывалась, а мистер Джейд сидел и преданно смотрел, как она это делает. Принимать при нем душ Вивиана стеснялась, поэтому на это время Джейд изгонялся из спальни и отправлялся на поиски горячо любимого хозяина. Горячо любимый хозяин брал поводок и шел на утреннюю прогулку.

Через три дня обитания Шейна в доме выяснилось, что он уже познакомился со всеми консьержками, почтальонами и охранниками в гараже, мамаши с колясками дружески машут ему рукой при встрече, а хозяин небольшой пекарни на углу кормит Джейда горячими булочками и толкует с Шейном о политике. Вивиану сей факт ошеломил. Она никогда не думала, что с хозяином пекарни можно разговаривать в принципе.

Учить Шейна оказалось в основном легко, иногда смешно до колик, и лишь изредка – обременительно. Он слишком любил задавать дурацкие вопросы.

Почему нельзя благодарить официантов? Почему нельзя складывать постельное белье и прибирать за собой, когда выезжаешь из номера в гостинице? Почему нельзя самому брать шланг на заправке? Почему машину нужно непременно сдавать в сервис и ни в коем случае не ковыряться в моторе самому? Почему не едят на торжественных приемах? Зачем нужно быть в курсе всех сплетен и точно знать, кто с кем когда развелся? Какого дьявола нельзя говорить «какого дьявола»?

Больше всего Вивиану злило то, что ей самой эти вопросы никогда и в голову не приходили, а Шейн их задавал, не останавливаясь.

– Ви, я не понимаю. Ведь джентльмен должен быть галантен с дамой, так?

– Так.

– Миссис Голси – дама.

– Кто такая миссис Голси?

– Уборщица на нулевом этаже.

– О Господи, откуда ты…

– Я относил белье в стирку, а она там убиралась.

– Шейн! Ты НЕ ДОЛЖЕН относить белье в стирку. И знать, как зовут уборщицу, тоже не должен.

– Но ведь она дама?

– Ну…

– Не мужик же!

– Шейн!

– Виноват. Так как насчет миссис Голси?

Вивиана злилась еще больше, потому что не знала, что ответить. Проклятый неандерталец был абсолютно прав – если рассуждать логически. И нес явную чушь – если стоять на позициях высшего света.

К концу второй недели Вивиана поймала себя на каких-то странных, можно сказать, социал-демократических мыслях. Это надо было прекращать, и девушка решительно заявила: хватит заниматься вопросами этикета. Пора переходить к вопросам общей культуры.

5

Колин Фаррелл снял трубку и приветливо улыбнулся. Он всегда приветливо улыбался, когда звонила Эта Женщина, хотя она и не могла видеть его лица.

– Я приветствую вас, миссис Олшот!

– Ого, как официально! Привет, зануда.

– Марго, я страшно рад тебя слышать. Как океан?

– Прекрасен, как и миллион лет назад. Единственное, что его портит, так это консервные банки вроде моей «Звезды Юга».

– Где ты теперь?

– Недалеко от Африки, но еще ближе к Индии. Правда, по пейзажу этого не скажешь. Не пудри мне мозги. Отчитывайся.

– Значит, так. Акции Вейсмита упали, но пока идут пять к одному, Макдермот настаивает на семи с половиной, а Аль Саракш сбивает цену в нашем восточном отделении…

– Знаю. Мы с ним случайно пересеклись в Триполи. Я ему обещала оторвать башку.

– А он что?

– Руку поцеловал и сказал, что с Монти у него никогда не было таких волнующих свиданий.

– Еще бы!

– Колин, как там наша коза?

– На удивление хорошо.

– Клиент доволен?

– Трудно сказать. Она таскает его по выставкам и галереям. Один раз я ходил с ними – оказывается, Ви действительно неплохо разбирается в античной мифологии. Она так рассказывала про неприятности Крона с детьми…

– Надо же, что творится. Колин, ну а мальчик что?

– Мне он нравится. Не знаю, что он запомнил из греческой мифологии, но в бизнесе его успехи налицо. Мне приятно его учить.

– Я рада. Слушай, а ничего, что они живут в одной квартире…

– Миссис Ол! Я вас не узнаю!

– Ну да, да, глупости говорю, верно, но ведь она моя единственная внучка, как-никак.

– Она взрослая, совершеннолетняя и современная девица,

– Между нами говоря, современные девицы ни бельмеса не понимают в настоящей жизни.

– Марго, а что такое настоящая жизнь?

– Не прикидывайся, очкарик. Ты-то знаешь. У тебя жена, дом, три дочки и уже два внука, если не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Ты никогда не ошибаешься, Марго.

– Если бы. С Ви я ошиблась, именно поэтому и волнуюсь.

– Не думаю, что произошло что-то непоправимое.

– Будем надеяться. Я просто немного не учла того, что вовсе не всем дано от природы выживать в джунглях, даже не чихнув. Я бросила малышку, а она во мне нуждалась. Один Бог знает, чем это может обернуться.

– По-моему, они подружились. Во всяком случае, я давно не слышал, чтобы Вивиана ТАК смеялась.

– Это хорошо. Вот когда увидишь, как она из-за него плачет, – немедленно извести.

– Ты бы ей позвонила.

– Еще чего! Чистота эксперимента! Ладно. Потерплю до Дели. Чао.

– Всего доброго, миссис Олшот. Целую ручки, Марго.

Шейн сидел в кресле у окна и читал Аристофана. Джейд сидел рядом, положив большую голову на колено хозяину, и смотрел на свое божество с тихим обожанием. Картина была настолько идиллической, что Вивиана замерла в дверях, отчаянно жалея, что вынуждена разрушить гармонию.

– О, Ви! Привет. Мы с Джейдом зачитались. Смешной малый этот дед.

– Почему это Аристофан – дед?

– Ну… потому что у него на портрете борода.

– У тебя были усы, ну и что? Ладно, ну его к… Оставим Аристофана в стороне. На время. Сегодня филармония, ты не забыл?

– Ох, Ви, а может, лучше на выставку…

– Нет! Все, что есть в городе, ты уже видел. Теперь только Лувр, Прадо и Эрмитаж…

– Это у русских?

– Да, в колыбели революции.

– Нас не пустят, Ви. Мы империалисты.

– Господи, сколько ерунды у тебя в голове. Не сбивай меня, Шейн Кримсон! Сказано: Гендель, значит, Гендель.

– Моцарт мне понравился…

– А Бах?

– Не. То есть не очень. Мрачновато. Сразу видно, что он глухой был.

– Это не он, это Бетховен. Шейн, мне надо с тобой поговорить.

Он ей нравился, он так ей нравился, что она это только сейчас поняла, и холодный пот прошиб Вивиану Олшот. Ей плевать, что он путает Баха с Бетховеном! Что засыпает на концертах классической музыки. Что ходит играть в шахматы с бездомным стариком в сквер напротив. Что Джейд окончательно загубил фикус и превратил ее коврик в Бог знает что.

Шейн Кримсон ей очень нравится.

И еще: впервые в жизни Вивиана не чувствовала себя одинокой.

Она всегда была окружена друзьями и подружками, ее общества добивались, как главного приза на скачках, еще бы, ведь она наследница империи!

И все же никогда в жизни у нее не было друзей. Подруги, с которой можно поделиться бедой или радостью. Парня, с которым можно прогуляться вечером по улице, а большой пес будет степенно идти впереди, и с ним не страшно, совсем не страшно, а запах жасмина обволакивает их, и на душе так спокойно, так тепло, так замечательно…

– Ви! Ты чего?

– А?

– У тебя такой вид, как будто ты заснула с открытыми глазами. О чем размечталась?

– О том, как тебе понравится в филармонии. Слушай, мне не очень приятно это говорить, но ко мне подошла миссис Трент.

– Кто это?

– Старший менеджер нашего дома. Она не уборщица и не трубочист, поэтому ты вряд ли с нею знаком…

– Ты удивишься, но я ее знаю. Грымза за пятьдесят, тонкие губы и взгляд гремучей змеи за секунду до атаки.

– Точно… То есть, что ты придумываешь! Просто на ней лежит большая ответственность, ведь все это хозяйство на ней…

– Ви, она просто сидит в офисе и читает бумажки, а потом подписывает счета, которые оплачивают совсем другие люди. Почему же у нее такой вид, словно она только что вспахала Сахару, а никто и пальцем не пошевелил, что бы ей помочь?

– Шейн Кримсон, я отказываюсь выслушивать ваши провокационные речи! И вообще, ты не обязан ее любить, а она не обязана тебе нравиться. И мне тоже. Она просто передала мне настоятельную просьбу.

– Какую?

– Избавиться от твоего рыдвана.

– От моего кого?

– Рыдвана. Драндулета. Тачки. Развалюхи. Консервной банки. От твоего джипа времен Первой мировой войны.

– Это отличная машина, Ви.

Не сомневаюсь, раз ты на ней сюда доехал. Но, согласись, она как-то не смотрится среди «мерседесов» и «понтиаков».

– Хм. Видать, и я не смотрюсь среди вас всех…

– Чего ты там бурчишь? Шейн, ну пожалуйста, будь хорошим скаутом, давай купим тебе машинку?

– Ви, я насмотрелся на этот металлолом на своей заправке. Любую разберу и соберу с завязанными глазами. Поверь, лучшие машины – армейские. Мой Джангл – зверь. Везде пройдет.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем ему проходить везде? Мы что, в ралли участвуем? Париж – Дакар? Оклахома – Алабама? Мы ездим по нормальным ровным улицам в нормальном городе.

– А куда я его дену?

– Мы вызовем эвакуатор, твой рыдван отвезут на свалку…

– Что-о? Никогда в жизни я не отдам друга на свалку!

– О Господи!

Вивиана повернулась на каблуках и устремилась в кухню. Немедленно подкрепить силы, иначе она убьет этого человека!

Она кипела и пыхтела там, а потом в дверь просочился Джейд. Поддел сочувственно лохматой башкой ее руку и привалился к ноге. Потом от двери раздался голос Шейна. Тот самый, глуховатый с хрипотцой баритон, от которого становилось щекотно на языке, а ноги слабели.

– Однажды Джим Такер крутился возле отцовой сенокосилки, и ему оторвало руку. Река вышла из берегов, и машины одна за другой вязли на переправе. Началась буря, и вертолет с врачами не мог даже взлететь. Тогда мы с Биллом, отцом Джима, перекрутили парню руку ремнем, а оторванную кисть засунули в ведерко со льдом. Парнишку колотило ознобом, и Джейд лег рядом с ним на заднем сиденье, чтобы согреть… Билл не верил, что мы проедем, но Джангл прошел переправу…

– Шейн, я все понимаю…

– А Молли Пемброу родила прямо там, тоже на заднем сиденье. Здоровущего парня. Его Шейном назвали, он мой крестник. А еще мы взбесившихся коней на нем собирали, мотались по всей равнине. Уж он и дребезжал, и запчасти от него отлетали, а все ж служил. И тут я его беру и отправляю на свалку. Сама посуди, можно это?

Вивиана всхлипнула.

– Нет. Нельзя. Прости меня. И вообще, из меня учительница… как ты говоришь? Из козьей задницы труба?

– Валторна.

– Почему валторна?

– Слово красивое. Ты отличная учительница, Ви. Это я дурак. Насчет Джангла я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Он придумал, невозможный Шейн Кримсон.

Когда он вышел из своей комнаты, одетый в строгий темно-серый костюм, у Вивианы защемило сердце – так он был хорош. И как это она могла считать его неандертальцем?! Разворот плеч, спокойная грация хищника, доброжелательное симпатичное лицо…

Кстати, в ее кругу не принято было слыть «симпатичным». Были красавчики, были крутые, были отпадные – но никогда «симпатичные». Причем здесь симпатии, если счет в банке исчисляется тысячами, десятками тысяч, сотнями тысяч? Тут и Квазимодо сойдет за отпадного.

Шейн Кримсон был совсем другим. И еще: вот уже несколько недель она чувствовала себя необыкновенно уютно в его компании.

Вивиана опомнилась, подхватила с кресла норковую накидку и вопросительно взглянула на Шейна. В серых глазах горело столь явное и откровенное восхищение, что девушка… засмущалась.

– Ты чего так на меня смотришь?

– Удивляюсь.

– Чему?

– Такая барышня – и со мной. В филармонию вот идем. Как приличные.

– Прекратите ваши деревенские заходы, мистер Кримсон! Кстати о деревне. Что насчет джипа?

– Я все помню. Кажется, мы успеем. Пошли.

Он взял ее за руку и вывел из квартиры, а Вивиана шла покорно за ним и млела от счастья, потому что ее ручка утопала в этой огромной жесткой ладони, и ничто в мире не могло быть ни страшным, ни опасным, потому что рядом с ней Шейн Кримсон…

Стоп! Прекрати это, пока не поздно. Или уже поздно?

Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Вивиана Олшот слишком давно и окончательно закрыла свое израненное сердце для любых чувств, хоть отдаленно напоминающих привязанность. Симпатию. Лю… Нет, даже слова такого она знать не желает.

Нет никакой любви на свете. Есть только ложь, грязь, унижение, слезы, боль и вечная мука. Есть огромная, как небо, глупость, которую время от времени совершают безумцы, да что там – идиоты, позволяющие себе любить!

Она рассердилась сама на себя и даже притопнула ножкой. Шейн ничего не заметил, видимо, мысленно прощался со своим джипом.

Они спустились на лифте в подземный гараж, Шейн помахал рукой охраннику и прокричал что-то насчет какой-то Мэгги, а охранник сообщил, что Мэгги передает Шейну привет, а выпишут их с малышом в четверг. Чушь какая! Малыш. Мэгги. Кто это вообще такие?

Потом Шейн без лишних слов распахнул перед Вивианой дверцу джипа, и она осторожно примостилась на самом краешке сиденья.

Шейн привычно прыгнул за руль и вырулил на улицу. Вивиана решилась на легкий сарказм.

– Мы до самой филармонии в ЭТОМ поедем?

– Нет. Тут недалеко. Не волнуйся, мы успеем. Только бы она еще не уехала.

Потрясенная Вивиана затихла. Сумасшедший дом какой-то. Кто «она»? Фея Ваниль? Добрая крестная, собирающая металлолом?

Шейн уверенной рукой вел свой древний джип по тихим фешенебельным улочкам, а потом совершенно неожиданно затормозил. Вивиана покорилась судьбе и поплелась за учеником. Шейн размашисто шагал к автобусной остановке.

Вивиана никогда в жизни не ездила на автобусе, равно как и в метро, но знала, что вот эти стеклянные будочки называются автобусными остановками. На них бывает либо очень много народа, либо вообще никого, на этой оказалось нечто среднее.

Немолодая женщина, просто одетая, очень измученная, сидела на скамейке и вяло одергивала двух вопящих и визжащих мальчишек лет пяти, возившихся у нее под ногами. Третий мальчишка, помладше, самозабвенно изучал содержимое урны, от этого зрелища Вивиану слегка замутило. Шейн подошел к женщине и уселся рядом. Вивиана осталась стоять, почему-то ощущая себя полной дурой. Женщина вскинула глаза, охнула и стала приподниматься, но Шейн улыбнулся ей и положил руку на плечо.

– Вечер добрый, Линда. Рад, что застал вас здесь.

– Мистер Кримсон? Мисс Олшот? А мы вот опоздали на шестичасовой, теперь ждать сорок минут…

– Линда, скажите, вам не надоело ездить на автобусе?

– Смеетесь? Да меня от него уже тошнит, только что толку. Сколько ни тянись, до локтя носом не достанешь.

– А права у вас есть?

– Мистер Шейн, ей-богу, не травите вы мне душу. Есть, конечно, да и машина была, только мой паразит ее разбил в такой хлам, что и не рассказать. А ведь как мне было удобно, я хоть их с собой не таскала, дома оставляла, на машине-то все быстрее получалось, они почти не успевали набедокурить… Да что говорить. Теперь вот катаемся всей семьей. Хорошо еще, Джек, тот, что на шестичасовом, вечером всегда возит нас по одному билету. Сегодня мы не успели, так что придется выкладывать денежки за всю ораву, а это уже три бакса…

– Линда, а что вы скажете насчет джипа. Он, правда, не новый, но мотор у него отличный, бак я залил полный, а заднюю дверцу можно для надежности замотать скотчем, чтобы близнецы не вываливались.

– Ой, мистер Шейн…

– Только вы не плачьте, Линда, а то я и так себя дураком чувствую. Короче говоря, вот вам ключи, вот техпаспорт, а вот все бумаги. Ну, чего же вы плачете, Линда? Энди, вылезай из урны. Беги в машину.

– Мам! Это наша машина?!

– Мистер Шейн, да я за вас всю жизнь Бога молить буду…

– Мам, а можно я погудю?

– Езжайте, Линда. Счастливо. И спасибо за цветы.

– Заметили? Я ведь решила, розы вы и сами купите, а тут полевые…

– Мам, а я гудю!

– Спасибо! Спасибо вам, мистер Шейн, спасибо, мисс Олшот! Никогда никому не позволю говорить, что богачи бесчувственные!

Удивительное и шумное семейство разместилось в старом джипе, и тут малыш Энди вылез обратно, бочком подобрался к Вивиане, сунул руку в карман и протянул ей до невозможности замусоленную конфету в линялом фантике. Ошеломленная Вивиана пробормотала слова благодарности, Энди просиял улыбкой голливудской звезды (у которой, впрочем, недоставало нескольких зубов) и умчался обратно в машину. Взревел мотор, и загадочное семейство скрылось за поворотом. Шейн махал им вслед, а потом повернулся к Вивиане.

– Ну вот, видишь, как все здорово получилось? Джангл в хороших руках, а Линда теперь перестанет опаздывать, и малышам не придется торчать в гараже…

– КТО ЭТО БЫЛ?

Шейн осекся, словно его ударили по лицу. Потом его глаза стали холодными и колючими, и Вивиана ощутила стыд, жгучий, отчаянный и совершенно необъяснимый.

– Шейн, не смотри так, словно я продала родину коммунистам. Я действительно не знаю эту женщину…

– Эта женщина – Линда Козловски. Она убирает твою квартиру и еще десяток квартир, получает пятьдесят баксов в неделю. Сегодня она запоздала, потому что у Энди болел живот, поэтому все еще пылесосила в гостиной, когда ты соблаговолила встать. Ее дети ездят на работу с ней и сидят внизу, в каменном гараже, с охранником Джошем. Джош почти каждый вечер отгоняет твою машину и здоровается с тобой. Ты с ним – никогда. Его жена Мэгги сломала ногу накануне родов, но Джошу не разрешили взять отгул, видимо, твоя миссис Трент. Вчера Мэгги родила мальчишку. Линда работает у тебя два года, Джош – год.

Шейн повернулся и пошел прочь. Вивиана с трудом проглотила комок в горле и затрусила за ним, то и дело подворачивая ноги – чертовы каблуки, почему она вдруг разучилась на них ходить?

– Шейн… Шейн! Почему ты злишься? Что я сделала?

– Ничего. Ты ничего не сделала, мисс Олшот.

Он резко остановился, и Вивиана с размаху воткнулась в него, как тогда, в конторе Фаррелла.

Серые глаза больше не были злыми и холодными, но в голосе Шейна Кримсона звучало явное осуждение.

– В этом твоя беда, Вивиана Олшот, хотя ты наверняка полагаешь, что это твое достоинство. Ты ни-че-го не сделала в этой жизни, ничего. Ты не заработала ни цента, не трудилась ни одного часа, не держала в руках ничего тяжелее вилки. Ты понятия не имеешь, откуда берутся деньги…

– Шейн, почему ты так со мной разговариваешь!

– Потому что мне противно. Все эти люди для тебя пустое место. Ты проносишься мимо них в своем «мерсе», обдаешь грязью из лужи, бросаешь им на руки свои шубки, брезгливо тычешь пальчиком в соринку на рояле – а сама даже не знаешь их в лицо. Конечно! Они ПРОСТЫЕ, а Вивиана Олшот – ОСОБЕННАЯ.

– Шейн, ведь ты тоже…

– Никогда! Никогда и ни за что в жизни я не стану таким. И если этому надо учиться – провались оно к дьяволу, все мое богатство. Колин Фаррелл найдет применение моим деньгам, а я уж лучше поеду обратно домой. Там мэр и уборщица здороваются при встрече, а зять шерифа моет машины, там смотрят прямо в глаза и умеют любить.

Вивиана закусила губу. В глазах закипали слезы. Хоть бы ей разозлиться на него, надавать по физиономии, выгнать из квартиры вместе с его вонючим псом и плебейской гордостью…

В следующий момент Шейн сгреб ее в охапку и грубо, почти зло поцеловал в дрожащие губы. Потом поставил на землю и сказал тихо и неистово:

– Не смей становиться такой, слышишь? Ты ведь совсем не такая, принцесса. У тебя васильковые глаза, у тебя теплые пальцы и веселый смех, ты любишь лошадей, а тебя любит Джейд. Не смей, слышишь? Я тебе это запрещаю.

Она молчала, оглушенная, ослепленная его яростью и его словами, а в груди разгоралась неуместная щенячья радость. Словно маленький костер полыхал там, где сердце, и щипало глаза, и чесалось в носу, и от этого было так хорошо, что дунь сейчас ветер – и Вивиана Олшот полетит. Полетит над равнодушным и сытым Городом, мимо витрин и огней, прямо в синеву неба, туда, где здороваются и смотрят прямо в глаза, туда, где Шейн Кримсон целует ее, огромный, загорелый, пахнущий пылью и бензином, а лохматый Джейд скачет в пыли и гулко лает, приветствуя ее…

– Ви?

– А?

– Прости меня. Я с ума сошел. Пойдем в филармонию. Надо поймать такси, да?

Она рассмеялась звонким и счастливым смехом.

– Да ну его, этого Баха! Он жену тиранил и детей порол. Пошли домой!

6

Прошло еще несколько дней. Вивиана засыпала и просыпалась с улыбкой, даже не вспоминала про Дикси, зато пригласила на ланч дочь Фаррелла, Мими, с которой в детстве очень дружила.

Джейд вылизывал ей щеки по утрам, а потом пил с ней вместе кофе на кухне. Вернее, пила она, а Джейд смотрел на нее с тихим обожанием и иногда вздыхал от счастья. Она, конечно, не обольщалась: львиную долю любви Джейда вызвали горячие тосты с сыром, которые она теперь жарила в двойном объеме.

Господи, да Дикси умерла бы при одном известии о том, что Вивиана ест на завтрак тосты с сыром. И еще яичницу с беконом, ветчину, джем и булочки с маслом.

После того вечера в душе Вивианы лопнула какая-то плотина, словно ледяной затор растаял, и теплая, веселая, бурная радость разлилась рекой по жилам. Они с Шейном, не сговариваясь, избегали вспоминать ТОТ ВЕЧЕР, но зато теперь Вивиана совершенно естественно здоровалась с Линдой, иногда передавала мальчишкам сладости и игрушки, а то и приглашала Линду выпить чашку кофе вместе с ней.

Охраннику Джошу она подарила комплект для новорожденного за бешеные деньги и удрала из гаража в легкой панике, увидев слезы на глазах здоровенного охранника. Слышать его дрожащий голос и сбивчивые слова благодарности оказалось выше ее сил.

Вивиана Олшот спешно наверстывала все то, что упустила за долгие двадцать шесть лет своей рафинированной, самодовольной и скучной жизни.

Они с Шейном и Джейдом гуляли каждый вечер в парке, и Вивиана рассказывала ему содержание всех книг, прочитанных ею с детства, описывала картины и скульптуры всех музеев мира, в которых успела побывать, напевала ему мелодии Моцарта и Вивальди. Иногда Шейн норовил подпеть ей, но мистер Джейд немедленно принимался гулко и негодующе лаять, и тогда они с хохотом убегали от него, а огромный пес несся за ними, смешно взбрыкивая мохнатыми лапами и пугая чопорных нянь с колясками.

Шейн познакомил ее со своим приятелем, стариком-шахматистом. Вивиана была потрясена, когда тот снял грязную бейсболку с седой головы и приветствовал ее словами из шекспировского сонета. Оказалось, что старик в молодости занимался английской поэзией и даже читал лекции во многих университетах. Узнав его фамилию, Вивиана ахнула. Именно по его учебнику она сдавала экзамен в колледже.

Фикус на лестничной клетке не вынес оживленной переписки между Джейдом и розовым пуделем, зачах и облетел, миссис Трент хладнокровно внесла его в счет, а Шейн съездил на своей новой машине в питомник и привез шикарный куст, усыпанный розовыми цветочками. В сопроводительной записке указывалось, что это замечательное растение обожает нечеловеческие условия и лучше всего цветет без полива и в маленьком объеме земли. Мистер Джейд и розовый пудель перенесли туда свои почтовые ящики, миссис Трент одобрила новые зеленые насаждения – и жизнь окончательно наладилась.

Ученик преуспевал, и Вивиана искренне гордилась делом рук своих. Иногда, правда, она подозревала, что все это время Шейн просто искусно прикидывался простачком, потому что его перерождение в образованного светского льва явно не могло идти такими бешеными темпами.

Три раза в неделю он уезжал к Колину Фарреллу и проводил у того в конторе по несколько часов, но никогда не рассказывал Вивиане, о чем шла речь. А Вивиана и не спрашивала. Она обновила гардероб (булочки с маслом даром не проходят), постриглась у Жозефа, накупила уйму пластинок классической и джазовой музыки – словом, чувствовала себя превосходно.

Больше Шейн ее ни разу не целовал.

Гром грянул, как положено, в понедельник. Шейн уехал к Фарреллу, Джейд отдыхал после прогулки, Вивиана собиралась полистать шикарный каталог живописи мадридского Прадо и покрасить ногти на ногах, когда надсадно зазвонил телефон.

Почему-то именно надсадно. Тревожно, настойчиво… и раздражающе. Вивиана даже поколебалась секунду, брать ли трубку, но это мог быть Шейн…

– Да? Я слушаю…

– Это квартира Генриетты Хиггинс? Позовите к телефону Эбенезера Дулитла, пожалуйста. Хи-хи-хи.

Дикси Сеймур. И голос ее напоминает электродрель.

– Дикси, это ты…

– Судя по тону, ты разочарована. Привет. Я тебя не слышала и не видела целую вечность. Вот она, трудная жизнь пролетариев.

– Не говори ерунды. Моя жизнь не сильно изменилась. Это ты пропала.

– Мы ездили на Мальорку, забыла? Классно оттянулись, но под конец было нудно. Мы с Колином бросили всю честную компанию и махнули в Париж. Слушай, я привезла оттуда отпадные сапожки, представляешь, шнурочки, шнурочки, кружевные вставочки, меховая опушка, выше колена, рисунок под крокодила, но ярко– голубые…

– Дикси, зачем на сапогах кружевные вставочки?

– А кто его знает, но это просто улет! В них можно только сидеть, желательно держа ноги на весу, но зато Рейчел умрет от зависти.

– Почему?

– Ви, ты меня пугаешь. Я даже не знаю, что тебе ответить. Умрет – и все. Ладно, что я все о себе! Как твой австралопитекантроп?

– Дикси, я бы не хотела…

– Понимаю, босс есть босс. Ничего не говори. Кристина видела вас с ним в «Боссанова» и отпала на месте. Она же не в курсе. Сказала, шикарный мэн с плечами культуриста, легкая небритость, все дела, а на тебя смотрит, как кролик на удава…

Вивиана почувствовала раздражение. В «Боссанова» они с Шейном ходили на прошлой неделе и вполне мило болтали, при чем здесь кролики?

– …Кристи сказала, что готова съесть свою сумочку, но он не из наших, а какой-то князь из Европы, возможно, русский.

– Дикси, у русских нет князей…

– Да? Очень жаль. Князь – это как-то романтично. Так как он?

– Нормально.

– Подружка, и это все, что я могу получить после двух месяцев разлуки? Ты с ним переспала?

Вивиана чуть не выронила трубку. Уши неожиданно загорелись, во рту пересохло.

– Дикси, ты с ума не сошла? С какого перепугу я должна с ним спать?

– А почему нет? Смазливый парень, смотрит тебе в рот, здоров, как конь…

– Дикси, я совершенно не собиралась, не собираюсь и не соберусь с ним спать! Очень надо! Он только-только научился салфеткой пользоваться – и туда же…

Вивиана говорила и ненавидела себя за эти трусливые, мерзкие слова, но не могла иначе.

Дикси не поймет ничего другого. Попытайся Вивиана рассказать ей правду, Дикси решит, что подруга просто влюблена по уши…

А так оно, собственно, и есть!

Эта мысль обожгла Вивиану, словно кипяток. Дикси что-то жужжала в трубке, но Вивиана ее уже не слушала. Как все просто, Господи. Значит, все это состояние полного счастья, ощущение полета, постоянно хорошее настроение – все это и есть любовь?

– …Ви, у меня такое ощущение, что я разговариваю в пустоту! Так вы придете?

– Что? Куда? Кто?

– Вы. С гориллой. В ресторан. «Антик», на Пятой. Придете?

– А почему, собственно…

– Вивиана! Послезавтра состоится торжественный бал плюс банкет в честь учреждения нового благотворительного фонда. Почетный председатель Фонда, между прочим, твоя бабка.

– Марго?

– Ну да. Ее самой не будет, она где-то у папуасов, или у маори, я их путаю, но весь бомонд будет. Господи, да почему я ТЕБЕ об этом рассказываю? Ты-то точно должна быть.

– Почему?

– Потому. Неужели ты не будешь сопровождать своего… хм… питомца на его первый бал?

– Дикси, у меня лак разлился, я что-то пропустила. Какого… Почему Шейн должен быть там?

Многозначительная пауза повисла в телефонной трубке. Щеки у Вивианы пылали, сердце колотилось. Наконец Дикси нехотя сообщила:

– Я, конечно, знаю не из первых рук, но похоже, что твой ковбой имеет к этому новому фонду самое непосредственное отношение. Ладно, Ви, ты не в настроении болтать, а я не в настроении тебя развлекать. Увидимся. Целую.

Раскаленная трубка стыла на рычажках. Вивиана мрачно смотрела на кресло.

Выход Шейна в свет она планировала под конец обучения. Он еще не готов. Только теперь, после всех этих дней безоблачного счастья, Вивиана поняла, как опасен ее мир. Мир Дикси Сеймур, мир денежных мешков, снобов и пустозвонов. Мир, где не просто оценивают по одежке, но еще и ждут малейшей оплошности, любой маленькой ошибки, чтобы растоптать, сровнять с землей…

– Ви? Ты что такая… странная?

– О, Господи, Шейн, я чуть не умерла! Почему ты так тихо вошел?

– Я вошел нормально. Не с песней, конечно, но и не на цыпочках. Ты задумалась?

– О да!

– О чем?

– Послезавтра у нас серьезное испытание.

Шейн Кримсон являл собой воплощенное спокойствие.

– Ты о приеме?

– Да, именно о нем. Ты уже знаешь?

– Естественно. Колин давно о нем говорил. Почему ты так озадачена?

Вивиана сердито взглянула на безмятежного ковбоя.

– Потому, что ты еще не готов.

– Брось, Ви. Обычный ужин в ресторане. Придут серьезные дяди и красивые тети. Все будут есть, хвалить твою бабушку и присматриваться ко мне.

– И тебе не страшно?

– А почему мне должно быть страшно? Они же меня не съедят. Ты меня выучила разным светским штучкам, я буду по возможности помалкивать – все обойдется.

– Нет! Не обойдется. Они будут смеяться над тобой, Шейн. Они будут унижать тебя. О, они умеют это делать очень хорошо, лучше всего на свете. Ты и не заметишь, как тебя сровняют с землей. А я не смогу смотреть на это… Потому что… Потому что… Я люблю тебя.

Вивиана закусила губу, а потом отчаянно выпалила:

– Ты не можешь туда идти!

– Почему, Ви?

– Ты… Ты не умеешь танцевать!

Шейн расхохотался, потом подхватил девушку на руки и закружил по комнате.

– Ви, я же боксом занимался. Не думаю, что танцы намного сложнее.

– Ты дурак, Кримсон. Я не пущу тебя. Обещала научить всему…

– Ну, так учи.

– Сейчас?

– А почему не сейчас? Музыки у нас завались, места тоже. Учи.

– Тогда поставь меня на пол, Шейн, пожалуйста.

На самом деле она боялась только одного: что сейчас не выдержит и обнимет его за шею, прижмется к этой могучей груди, вдохнет его запах – и наплюет на всю свою прошлую и нынешнюю жизнь.

– Ладно. Учить – так учить. Ставь музыку.

Сначала они попили кофе, потом Шейн переоделся, потом позвонил Колин и сообщил все подробности о предстоящем бале – одним словом, за окнами уже сгустились тоскливые августовские сумерки, когда в гостиной начался урок танцев.

Первые сорок минут прошли относительно спокойно. Без всякой музыки Вивиана учила Шейна приглашать даму и отвечать на приглашение дамы. Потом показывала ему основные движения. Потом долго выбирала музыку. Наконец момент настал.

Светловолосый красавец галантно склонил голову перед златокудрой и надменной принцессой. Принцесса сдержанно кивнула. Сладкие всхлипы саксофона заполнили гостиную.

Бывший боксер двигался уверенно и легко, словно всю жизнь провел на танцполе. Ошеломленная Вивиана с первого мгновения поняла, что ей достался, пожалуй, лучший партнер в ее жизни. Шейн Кримсон вел ее сдержанно и элегантно, уверенно и мягко, а она таяла, таяла в его руках, и сердце ныло от сладкой боли, и в глазах закипали непрошеные слезы.

В какой-то момент руки Шейна вдруг стали горячими, словно огонь, и тогда Вивиана превратилась в воск, а потом прильнула к нему, забыв про все на свете приличия…

И тогда его рука осторожно скользнула по ее спине, чуть сильнее прижала девушку, будто задавая неуверенный вопрос – а можно…

И мозг не успел среагировать, тело само ответило – да, конечно, не можно, а нужно, я так давно жду этого…

Они уже не кружились по комнате, а медленно покачивались на одном месте, в самом центре комнаты, и дыхание Шейна, шевелило золотые завитки волос у нее на виске, а рука Шейна становилась все смелее и горячее…

Она напряглась – и в то же время расслабилась, растворилась в его жаре, приникла, хотя и не обняла, раскрылась, не признаваясь в этом…

Губы коснулись ее уха. Потом шеи. Потом щеки. Потом уголка глаза…

– Ты плачешь, Ви?

– Нет.

– Я чувствую. Ты плачешь. Ты боишься меня?

– Нет! Нет, я ничего не боюсь.

– Маленькая храбрая принцесса. Но ты плачешь.

– Я не плачу.

– Не плачь, правильно. Я никогда не причиню тебе вреда, Ви. Никогда. Я просто не смог бы. Ты такая…

– Шейн… Не надо.

– Чего не надо?

Поцелуй был долгим, очень долгим. Нежным, очень нежным. Мучительно нежным. Бесконечно долгим. Потом она открыла глаза – и утонула в сиянии его серых глаз. Оно было таким нестерпимым, это сияние, что Вивиана опять поскорее закрыла глаза – и мучительное счастье повторилось. Они целовались, а саксофон им пел, пел, пел, плакал и смеялся, всхлипывал и судорожно клялся в любви, жаловался и снова смеялся, подбадривал и провоцировал, и никогда в жизни Вивиана Олшот не испытывала такого полного единения с музыкой – и с другим человеком, с мужчиной, сжимавшим ее в объятиях.

Шейн подхватил ее на руки, и она обвила его за шею, боясь отпустить, боясь открыть глаза, боясь просто перевести дыхание. Он ее нес, а потом осторожно опустил куда-то, и лег рядом, и оказался одновременно и сверху, и сбоку, и вообще везде. А потом его жесткая рука скользнула по ее плечу, почему-то обнаженному, а еще мгновение спустя губы Шейна обожгли ее напряженный до болезненности сосок, и Вивиана застонала, выгибаясь в стальных объятиях…

А потом в мозгу вспыхнула четкая и ясная картинка, которую Вивиана ненавидела. И все кончилось.

Шейн тяжело дышал, пытаясь унять дрожь в руках. Он сидел на краю дивана и беспомощно смотрел на сжавшийся, содрогающийся от рыданий комочек, который минуту назад был златокудрой принцессой Вивианой.

Шейн чувствовал себя неуклюжим, глупым и очень усталым.

– Ви… Прости… Я тебя обидел все-таки… Прости, Ви.

– Ты ни в чем не виноват.

– Но ты плачешь!

– Это не ты. Это я сама.

– Ви, я – чужой человек. Деревенщина. И вообще… Знаешь, чужим иногда легче выговориться. Что случилось? Ты плачешь так, как будто тебе больно.

– Потому что мне больно.

– Отдай мне свою боль, Ви. Просто расскажи, в чем дело. Я ведь могила, ты же знаешь. Я… мне ты можешь сказать все, что захочешь… Я думаю, Ви… Ты для меня такое… такая… Не молчи, Ви. И не плачь ты, ради Бога!

И тогда она села прямо, и вытерла распухший нос, и взяла Шейна за руку, а потом заговорила ровным, лишенным всяких интонаций голосом.

В пять лет она поняла, что мама ее не любит. Непонятно почему. Видимо, Вивиана – очень плохая девочка. Это нужно исправить, и тогда мама приедет. Вивиана отдалась делу самоисправления со всем рвением пятилетнего одинокого ребенка. Она не обращала внимания ни на бабушку, ни на деда, ни на отца, который любил ее суровой и неумелой, но истовой любовью.

Вивиана писала отчаянные письма маме, отдыхавшей в Ницце, рисовала трогательные картинки, на которых они все втроем идут, взявшись за руки, по прекрасному саду, плакала и капризничала в телефонную трубку.

Время шло, девочка росла, все больше замыкаясь в себе и постепенно проникаясь глубоким недоверием и неприязнью к странному миру взрослых, где можно так запросто бросить своего ребенка. Когда ей минуло девять лет, она, неожиданно для всех, сблизилась с отцом. Он был немногословен и даже суров, совсем не умел играть, но Вивиана к тому времени и сама разлюбила это занятие. Она ненавидела фарфоровых кукол и собственноручно выбросила всех плюшевых мишек. Ее раздражало выражение счастливого идиотизма, написанное на их пушистых мордах. Вивиана полюбила проводить вечера в кабинете отца. Он работал с бумагами, а она сидела, по-старушечьи подперев щеку кулаком, и смотрела на него, стараясь даже дышать потише.

Потом неожиданно приехала мать. Шумная, яркая, разряженная в немыслимые наряды. Провела дома три дня и сообщила, что уезжает в Вегас. Потом они с отцом поссорились в коридоре. Вивиана стояла под дверью и мрачно подслушивала. Упоминался некий Мартин, которому отец собирался отстрелить абсолютно неизвестные Вивиане части тела, а также другие дядьки, из-за которых мама, оказывается, потеряла всякое представление о достоинстве. Илси отвечала высоким, чуть визгливым голосом, так тараторя, что Вивиана совсем уж ничего не понимала.

Потом дверь распахнулась, Илси вихрем пронеслась мимо оцепеневшей девочки, а следом выбежал отец. Лицо у него было такое страшное, что Вивиана зажмурилась и присела в уголочек, за высокую китайскую вазу. Отец бежал за мамой и требовал, чтобы она вернулась, а Вивиана жмурилась изо всех сил и громко читала вслух стишок из «Винни-Пуха». Еще потом взревели сразу два мотора, и девочка кинулась на крыльцо. Красные огоньки мелькнули уже за воротами. Вивиана стояла на крыльце и тяжело дышала от ужаса, гнева и еще какого-то, очень странного, чувства. Потом рядом неслышно возник дед и осторожно положил внучке на голову свою тяжелую ручищу, вздохнул и сказал:

– Ничего не поделать, Заяц. Это любовь. И это тоже – любовь…

Как странно, думала маленькая девочка. Значит, принцы и принцессы в сказках, те самые, которые отчаянно добивались чьей-то любви, так сражались за право страшно орать друг на друга и ходить с такими жуткими чужими лицами?

Она заснула в тот вечер, так и не дождавшись отца и маму, а поздно ночью дом наполнился криками, плачем и бессвязными выкриками.

Стюарт Олшот, единственный наследник всемогущего Монти Олшота, разбился, не справившись с управлением собственной машины.

К сожалению, он не умер, ее отец. Его вынимали из искореженной машины три часа, потом на вертолете отвезли в лучшую клинику штата, потом делали многочасовую операцию, потом были месяцы ожидания – и окончательный диагноз. Полный паралич.

У красавца-плейбоя Стюарта отказало все, кроме разума и речи. Он превратился в беспомощный, искромсанный скальпелями хирургов кусок плоти, в котором бушевал израненный разум, кипели оскорбленные чувства и клокотали невыплаканные слезы.

Бабушка Марго отказалась от сиделок. Она сама ухаживала за сыном, забрав его домой. Ей помогал дед и Вивиана, повзрослевшая так стремительно, что даже железная Марго иногда пугалась, встречая неподвижный и мрачный взгляд своей внучки. В результате, через полгода после катастрофы Стюарт Олшот мог слегка двигать правой рукой и почти незаметно кивать.

В день своего десятилетия Вивиана поняла, что ненавидит свою мать.

Одного этого было бы достаточно, но судьба продолжала испытывать девочку на прочность. Через полгода вернулась Илси. Марго с ней не разговаривала, Монти цедил сквозь зубы проклятия, даже горничные смотрели на нее с презрением, но Илси Бекинсейл никогда не обращала внимания на подобные мелочи. Она заходила к своему мужу каждое утро. Никто не знал, о чем они говорили, никто, кроме Вивианы. Нет, она тоже не знала, о чем, но именно Вивиана каждое утро вытирала слезы, катящиеся по неподвижному лицу своего отца. Каждая его слеза добавляла ей ненависти к матери.

А потом настал ТОТ вечер. Илси вернулась из театра, оживленная и веселая, пахнущая духами и шампанским, сбросила невесомую шубку на пол в прихожей и направилась в комнату мужа. Почему Вивиана пошла за ней? Она до сих пор этого не знала.

Как и в прошлый раз, девочка стояла под дверью. Теперь родители говорили совсем тихо, но слух Вивианы был необычайно обострен.

– Привет, растение. Как жизнь?

– Где… ты… была?

– Ой, смотрите-ка, он все еще о своем! Какая тебе разница, муженек? Скажем, изменяла тебе.

– Ил… си… уезжай… отсюда!

– И не подумаю. Я должна быть возле моего бедного муженька. Не представляю, что со мной будет, если ты откинешь копыта, а меня не будет рядом. Я прям слезами вся изойду.

– Илси… за что… Зачем ты… меня… мучаешь? Уезжай.

– Ты дурак, Стюарт, и всегда им был. Рогатый, нелепый дурак. Я тебе объясню, чтобы не было никаких недомолвок. По законам нашего солнечного штата жена имеет право на наследство только при условии совместного проживания с мужем. Поэтому в ближайшее время мы поживем совместно.

– Илси… а если я еще не скоро умру?

– А я подожду. Я терпеливая, знаешь ли. Подожду, сколько надо.

– Я любил тебя…

– Любил? Не смеши меня, Стюарт. Кому она нужна, эта любовь. Неужели ты думаешь, что я вышла за тебя по безумной любви? Мне нужны были деньги, только и всего. Я ведь не обманывала тебя, я сразу дала тебе это понять, но ты, безмозглый дурачок, все рычал, требовал чего-то, грозил моим любовникам, ревновал, как в мелодраме… Я специально уезжала подальше от тебя, от твоей дурацкой ревности, а ты еще имел наглость следить за мной! Ты мне всю жизнь испоганил, теперь я жду компенсации.

– А наша дочь?

– А что с ней? По-моему, все в порядке. Твой папашка позаботился о том, чтобы она ни в чем не нуждалась, твоя мамашка приглядит за ней. Когда наступит время, она выскочит замуж.

– Илси, она твоя дочь!

– Стюарт, детка, почему ты никак не хочешь признать очевидного? Я не дала ей ни малейшего аванса, не приручила ее к себе, не проявила ни тени материнских чувств. У меня их и не было никогда, если честно. Единственное, что я запомнила, так это то, как меня тошнило по утрам и что нельзя было курить. Одни неудобства.

– Ты чудовище, Илси.

– Я твое любимое чудовище, не так ли? Стюарт, если без шуток, то я… я просто честна по отношению к тебе и девочке. Я не люблю вас обоих. Просто не люблю – и все. Не в смысле ненавижу, а именно не люблю.

– Уезжай. Я не позволю тебе обижать Ви.

– Она меня почти не видит. К тому же скоро ей в колледж. Я не уеду, я же сказала.

– Ты сказала, что дождешься моей смерти…

– Да, пупсик. И не надо делать из меня опереточную злодейку. Я не подсыплю тебе мышьяка и не придушу подушкой. Напротив, я буду с тобой денно и нощно, я стану беседовать с врачами и тихо плакать в саду, чтобы никто не видел, я буду твоей образцовой женушкой, и никто не посмеет сказать, когда придет скорбный час, что я не отдала тебе всю свою любовь и не была самоотверженной!

Илси развернулась на каблуках и пошла к двери, напевая под нос. Вивиана отступила в тень, растворилась в темноте. Дверь распахнулась, пропуская Илси, и тогда девочка расслышала совсем ясно:

– Боюсь, ты не успеешь побыть самоотверженной, Илси…

На следующее утро Стюарта Олшота нашли мертвым. Он ухитрился дотянуться до столика с лекарствами и выпил целый флакон снотворного. О самоубийстве официально не говорили, но подразумевали, и только Вивиана Олшот знала правду.

Илси Бекинсейл довела ее отца до самоубийства, что приравнивалось к преднамеренному убийству.

После похорон выяснилось, что Илси, как всегда, крайне небрежно прочитала закон. Там говорилось о совместном проживании не менее шести месяцев, так что ничего ей не досталось. Вернее, не досталось бы, но Марго и Монти вызвали ее в кабинет и очень спокойно разъяснили ситуацию. Илси будет получать определенную сумму, но больше никогда в жизни не приблизится ни к дому Олшотов, ни к своей дочери. Илси была не против.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Вивиана выросла, получила диплом, превратилась в красивую молодую женщину, стала наследницей огромной нефтяной империи своего деда, но так и не смогла изжить ужас тех месяцев. С десяти лет она знала наверняка: любовь – это худшее, что может случиться с человеком.

Она сидела молча, глотая слезы и не замечая этого, а рядом сидел Шейн, такой напряженный и неловкий, что на него смотреть было больно, но она и не смотрела.

У нее так болело сердце, что даже в пятки отдавало.

Потом Шейн откашлялся и хрипло произнес:

– Ви, бедная моя… Как же можно было взвалить на себя такое! Как же ты жила с этим?

– Мне всегда казалось, что хорошо. Нормально жила. Никаких переживаний. Никаких потрясений. Здоровый секс, деловые отношения. Бабушка и дед все понимали и не заикались о браке и прочих глупостях. Не надо меня жалеть, Шейн.

– Я не жалею. То есть, что я говорю! Я не просто жалею тебя, Ви, а рвусь на куски от злости и боли. Дело не в том, что ты… Короче, детей обижать нельзя. И предавать нельзя.

Она медленно сползла с дивана, вяло застегнула растерзанную блузку, отошла к окну. Ночь уже упала на город, и огни реклам превратили его в громадную шкатулку с бриллиантами. Фальшивыми, разумеется, но очень блестящими.

– Шейн, я не знаю, что сказать. Я сама не должна была допускать этого. Слишком я расслабилась…

– Ви, разве это преступление?

Она развернулась, точно ее ошпарили.

– Да! Да, черт побери! Потому что нельзя расслабляться! Нельзя быть слабым. Нельзя допускать в свое сердце хоть крошку этого самого чувства. Ты будешь слабым и голым, беспомощным, беззащитным, и тогда об тебя вытрут ноги, выбросят тебя, как грязную тряпку, понимаешь ты это!

Шейн вдруг оказался рядом. Молча взял ее руку, поднес к губам, поцеловал в ладонь. У Вивианы защипало глаза. Она больше всего на свете хотела прижаться к нему, зажмуриться и ни о чем не думать, не вспоминать. Не бояться прошлого, не просыпаться от кошмаров.

– Ви… Пойдем-ка спать. Нет, не смотри на меня так. Я просто уложу тебя и посижу рядом, можно? Я клянусь, что…

– Шейн Кримсон! Я вовсе не боюсь за свою девичью честь. Просто не надо со мной нянчиться!

Он смотрел на нее очень серьезно и горько.

– Ви, пытаться помочь – не значит нянчиться. Принимать помощь – не унизительно. Плакать – не стыдно. Именно этим человек и отличается от зверя. Я – твой друг, Ви. Понимаю, нахальство так говорить, но я все-таки скажу еще раз: я – твой друг. Я не собираюсь вытирать тебе сопли и утешать, я просто посижу рядом, вот и все.

Она тихо всхлипнула и ничего не ответила.

Через час Шейн тихонько прикрыл дверь ее спальни, осторожно вышел на кухню, достал из бара бутылку виски и налил себе полный бокал.

Ему было очень жалко наследницу нефтяного магната Вивиану Олшот.

Он ее очень любил.

7

Наступил день банкета. Вивиана не спала с пяти утра и нервничала так, словно это ей предстоял дебют в свете. Хотя, какое там, во время своего дебюта она была спокойнее удава…

Шейн Кримсон не волновался абсолютно. Вечер накануне он провел в гостях у Колина Фаррелла, куда Вивиану не позвали, что привело ее в крайнее замешательство. К тому же она все еще чувствовала неловкость за произошедшее в тот вечер, когда они танцевали и целовались, а потом она так глупо исповедовалась ему.

Вивиана сидела дома, ждала Шейна из гостей и злилась, мистер Джейд лежал у ее ног и смотрел на нее с пониманием, а потом простучали каблуки в прихожей, и Шейн Кримсон молча высыпал ей на колени охапку мелких и ужасно душистых роз, белых и розовых. Потом наклонился, быстро поцеловал Вивиану в щеку и отскочил, шутливо прикрывшись руками.

Ей бы холодно отшить его, брезгливо стряхнуть с себя цветы и сказать что-нибудь едкое, но Вивиана была так счастлива его видеть, что только хлопала глазами и улыбалась, а потом тихо прошептала:

– Шейн, ты колдун! Они в точности такие, как в моей любимой книжке… У меня была книжка про спящую принцессу, и в самом конце, когда принц уже идет, она там среди таких же роз спала…

И всей неловкости пришел конец. Вивиана вплела несколько роз себе в волосы, и они с Шейном отправились выгуливать мистера Джейда, а потом еще играли в карты до тех пор, пока не начали зевать.

Сегодня все будет совсем не так. Шейн Кримсон просто не понимает, куда они идут. Эх, если б еще месяц тренировок…

Прекрати, сказала вдруг другая Вивиана Олшот у нее в голове. Это нечестно. Как ты смеешь относиться к нему, как к дрессированной обезьяне?

Потому что они будут смеяться над ним. Они будут его разглядывать, цедить шуточки, тонко острить, а простодушный Шейн Кримсон этого даже не поймет. Зато пойму я, и мне будет больно. Однажды уже смеялись над тем, кого я любила. Над моим отцом.

Значит, ты просто не позволишь над ним смеяться. Ты же опытная змейка из одного с ними террариума. Ты знаешь этот мир с детства, ты в курсе их слабых мест, ты можешь дать отпор…

Я больше не могу давать отпор. Я проявила слабость. Я позволила себе влюбиться, теперь я беззащитна…

– Дура вы теперь, мисс Олшот, вот что!

Вивиана сказала это вслух и довольно громко, поэтому мистер Джейд укоризненно покосился на нее с коврика.

Она торопливо набрала знакомый с детства номер.

– Колин? Это я, Ви. Мне нужно с тобой посоветоваться.

– Ничего, что я буду разговаривать с тобой лежа, детка?

– Ох, прости, ты еще спишь, да?

– Уже нет. Но еще лежу. Что случилось?

– Я боюсь сегодняшнего вечера.

– Вивиана! Я рассержусь! Из-за этого звонить в начале шестого утра…

– Колин, он еще не готов! Он вполне приемлем – но не готов.

– Ах, вот оно что. Ви, снова прошу у тебя прощения за поучения, но дело в том, что ты явно преувеличиваешь.

– Да?

– Да. Шейн замечательный, очень разумный и весьма талантливый молодой человек. Он за два с небольшим месяца разобрался в таких вопросах, о которых половина сегодняшних гостей не имеет вообще никакого понятия. Кроме того, я внимательно наблюдал за ним вчера за ужином. Он раскован, остроумен и тактичен. Прибавь к этому элемент тайны и новизны, а также сумму на его счете – и ты поймешь, что сегодня от него все будут без ума.

– Колин, я вовсе не психопатка и не истеричка, но у меня такое чувство, что сегодня что-то случится. Зачем вообще этот бал? Марго болтается в океане, неужели нельзя было дождаться ее?

– Когда Марго появляется… где угодно, все смотрят только на нее. Сегодня должны посмотреть на Шейна Кримсона. Поэтому она и болтается в океане.

– Что-о? Вы с ней это нарочно задумали?

– Ви, я не могу посвящать тебя во все, но скажу, что у Марго с этим парнем связаны определенные планы. Сегодняшний бал будет чем-то вроде квалификационного забега.

– А Шейн знает, что вы его испытываете?

– Уверяю тебя, он умный мальчик.

– Но Марго его даже не видела!

В голосе Колина зазвучал металл.

– Вивиана, твоя бабушка знает меня двадцать пять лет. Мне доверял твой дед. Уж чего-нибудь мои рекомендации стоят!

– Ты его рекомендовал? Куда? Почему я ничего не знаю?

– А почему ты должна это знать? Ты учишь мистера Кримсона хорошим манерам и получаешь за это деньги, только и всего. Это ты на него работаешь, а не он на тебя, ну а твоя бабушка тем более не обязана отчитываться перед тобой…

– Все. Ни слова, Колин Фаррелл. Извините, что потревожила ваш сон. Это больше не повторится. Я непростительно забылась. Спокойной ночи… и будь я проклята, если еще хоть раз к тебе обращусь!

Трубка с грохотом рухнула на рычажки, и мистер Джейд торопливо вскочил. Вивиана злобно фыркнула и направилась в ванную.

Она отвезла Шейна к Жозефу, причем всю дорогу так яростно фыркала в ответ на все его робкие попытки поговорить, что под конец Шейн окончательно забился в угол сиденья – если подобное определение применимо к двум метрам роста и полутора метрам в плечах.

Жозеф тоже был не в духе: одна из клиенток перележала в солярии и теперь вопила в кабинете Жозефа, призывая громы небесные на голову отвечавшей за нее девушки. Вивиана на секундочку выпала из своего состояния и с интересом прислушалась, а Шейн изумленно задрал брови. Работая на автозаправке, он наслушался всякого, но никогда не слышал, чтобы ТАКИЕ слова произносила женщина.

Вивиана подхватила Жозефа под руку, но тот не стал притворяться женщиной и буркнул сердитым басом:

– Не приставай, Ви. Я не в духе.

– Жози, брось! Ну что с ней такого уж страшного случилось…

– Ничего, если не считать некоторых изменений в колере. Малиновый может быть к лицу, если только само лицо не малиновое. Знаешь, кто это?

Он наклонился к уху Вивианы и прошептал имя. Девушка вскинула брови и даже присвистнула.

– Ого. Ты влип, приятель. Ну ладно, тогда не буду к тебе приставать. Пусть кто-нибудь из твоих волшебниц попудрит мистеру Кримсону носик.

В глазах Жозефа сверкнул алчный отблеск.

– Ну, нет! Это я никому не доверю. За мной, дорогуша. Ви, ты почитаешь или на массаж?

– Ни то, ни другое. Я уложу волосы… пожалуй, макияж тоже. У меня руки сегодня трясутся.

– Непосильная работа на плантациях?

– Нет. Хочется удушить парочку мужчин до дрожи в руках.

Шейн пугливо покосился на Вивиану. Он понятия не имел, за что она дуется. Вчера все было так здорово, а сегодня она похожа на фурию… Очень хорошенькую фурию, надо добавить.

Шейн покорно опустился в мягкое кресло и отдался во власть Жозефа. Тот неожиданно пришел в прекрасное расположение духа и даже мурлыкал себе что-то под нос. Вполне мужским голосом. Шейн выждал еще минуточку и решился.

– Жозеф…

– Да, милый?

– Как вы думаете, что с ней?

– Влюблена как кошка.

– В кого?!

– В тебя, дурачок. В кого же еще. Всех остальных она знает с детства и терпеть не может, уж поверь мне.

Оцепеневший Шейн так выпучил глаза, что Жозеф нахмурился и сердито хлопнул его расческой по затылку.

– Мистер Кримсон, вам не идет такое выражение лица. И закройте рот. В жизни не поверю, что ты ни о чем таком не догадывался.

Теперь мистер Кримсон покраснел как рак.

– Да что же это такое! Тебе сколько лет?

– Двадцать девять. Скоро тридцать.

– Ты девственник?

Шейн издал горлом звук, больше подходящий утопленнику. Жозеф развеселился.

– Понятно. Ты продолжаешь считать себя деревенским дурачком, которому свезло на принцессу в роли учительницы. Зря, дорогуша. Ты не прав.

– Я никогда в жизни не думал…

– …Что косая сажень в плечах, симпатичное лицо и покладистый нрав способны привлечь барышню? Правильно. Им нравятся кривобокие уроды с неврастеническим синдромом. Они без ума от женоподобных кокаинистов, прыщавых клерков и скрытых извращенцев.

– Жозеф, я серьезно…

– Самое смешное, что я тоже. Барышни действительно без ума от всякого сброда. Но очень недолго. Природа, мать ее, берет свое, и барышни рано или поздно понимают, что широкие плечи и покладистый нрав куда лучше. Голос крови, знаешь ли. И плоти. Вивиана накушалась утонченных придурков под самую маковку, теперь ее тянет в твои сильные объятия. Она своенравна и избалованна, поэтому сопротивляется здравому смыслу, но, в конце концов, он возьмет верх.

– Жозеф, перестань…

– Э, нет, ковбой. Это не твой стиль. Ты должен рявкнуть: «Заткнись, придурок!»

Шейн рассмеялся. Внутри у него вдруг почему-то стало легко и пусто, словно он раскачивался на громадных качелях. Вивиана его… Он Вивиане… Нет, не может быть, но до чего же здорово об этом думать!

– Жозеф?

– Да, милый?

– Только не обижайся.

– На тебя? Это невозможно.

– Ты правда… гей?

Пауза. А потом Шейн увидел в зеркале сорокалетнего усталого мужика с насмешливым и ироничным взглядом и горькой складкой у рта. Яркий грим стал просто гримом, маской клоуна, а из-под него выглянул настоящий человек.

– У меня трое детей, мальчик. Любящая жена-католичка. Тихий дом в пригороде. По воскресеньям лазанья и стаканчик граппы. Моя жена – красавица, и я до сих пор не понимаю, за что она меня полюбила.

– А как же…

– Просто. Мне надо было выжить. Я выжил. Надо было кормить семью – я ее кормлю, и довольно неплохо. Про дом в пригороде и семью не знает ни один из моих клиентов, включая Вивиану. Ты первый. И последний.

– Почему?

– Потому что тебе можно верить. Такие, как ты, не продают.

– Нет, почему нельзя, чтобы знали?

– Тебя Вивиана в театр водила? Ну вот. Я тоже служу в театре. Я много лет играю одну и ту же роль. Пока я играю ее хорошо, у меня вечный аншлаг. Если зрители увидят, как леди Макбет бредет с авоськами из супермаркета, они перестанут считать ее примой. Особенно ТАКИЕ зрители.

– Понятно. Жозеф?

– Да?

– А… друзья у тебя есть?

– Был один. Уехал в Канаду. Да и какие тут друзья…

Когда они прощались, Жозеф вдруг посмотрел очень серьезно и тихо сказал:

– Удачи тебе, парень. Сегодня у тебя непростой вечерок, да и дальше придется не сладко. Мне действительно приятно с тобой работать. Я живу в Снодберри-Лейн. Вилла «Сицилия». Там меня зовут Джузеппе Сантуццо.

Шейн пытливо посмотрел в глаза грустного клоуна и тихо ответил:

– Спасибо.

Вивиана после салона стала сногсшибательно хороша, и Шейн мог думать только о ней, поэтому сборы на вечер прошли в нервной обстановке. Шейн задумчиво стоял столбом, пока его наставница, кипя от злости, выкладывала полный набор одежды на кровать, выставляла на столик туалетную воду, футляры с запонками и булавкой для галстука и прочую дребедень. Наконец Шейн был готов, они спустились вниз и уселись в длинный, как осенний вечер, «кадиллак».

Ресторан «Антик» на Пятой был не просто дорогим и роскошным, он был ДО НЕПРИЛИЧИЯ дорогим и роскошным. Длинные и блестящие машины то и дело подъезжали к зеркальным дверям, измученные швейцары кидались на помощь, и по ковровой дорожке непрерывным потоком струились фрачные пары, строгие смокинги и умопомрачительные туалеты, щедро усыпанные бриллиантами. Шейн немного растерялся, но маленькая ручка Вивианы твердо легла на его локоть, и он немедленно пришел в себя.

Колин Фаррелл приветствовал его сдержанным поклоном, а его жена – радостной улыбкой. Все остальные люди были Шейну совершенно неизвестны. Вивиана, его маленький прекрасный лоцман, ловко скользила по сверкающему залу, улыбалась, поводила плечиком, кивала, целовалась, без умолку тараторила, представляла Шейна, а вдобавок ухитрялась вполголоса бубнить ему на ухо оперативную информацию. Она уже знала, что у молодого человека отличная память, и не боялась, что он забудет и перепутает имена тех, кого ему представили.

Взгляды Шейн ощутил сразу. Наверное, так зверь чувствует, что за ним охотятся, даже когда охотники еще далеко. Волосы на затылке словно зашевелились, мышцы невольно напряглись, и по позвоночнику побежал холодок. Мужчины были более сдержанны, они чопорно здоровались, бросали несколько дежурно-вежливых фраз и оставляли в покое. Совсем иное дело – дамы.

Шейна тысячу раз раздели и одели (к счастью, только взглядами). Его взвесили и измерили, его оценили и наклеили ярлык, на него глазели, с ним заигрывали, его откровенно соблазняли, и он потихоньку взмок под этими рентгеновскими лучами, пронзавшими его насквозь. А потом все прекратилось, потому что он поймал взгляд Вивианы. Огромные синие глаза смотрели тревожно и нежно, она контролировала каждый его шаг, словно создавая вокруг него невидимый защитный барьер. И еще: в ее глазах была… любовь!

Шейн расправил плечи и успокоился. Все эти сверкающие люди стали просто толпой, и ничто в мире больше не имело значения, кроме Вивианы и этого ее удивительного взгляда.

Шейн залихватски поцеловал руку немолодой красавицы в пушистом боа, сделал комплимент даме с лошадиной челюстью и глазами голодной собаки, весьма удачно подхватил шутку какого-то одышливого толстяка, усыпанного сигарным пеплом, и выразил горячую надежду, что новорожденный Благотворительный Фонд Марго Олшот будет лучшим в Северном полушарии, коль скоро такие замечательные люди собираются принять участие в его работе. Колин Фаррелл одобрительно блеснул очками, а Вивиана чуть крепче прижалась к его боку.

Шейн вдруг некстати вспомнил, как она позавчера заснула, едва повалившись на свою кровать, и в груди стало горячо. Он вдруг представил, как они спят вместе, и ее легкое дыхание щекочет ему грудь, а темные ресницы подрагивают во сне, словно крылья мотылька…

Высокая и гибкая как змея девица с прямыми и блестящими черными волосами и неестественно фиолетовыми глазищами хищно улыбнулась Шейну, подсунув бледную руку с кровавыми ногтями ему прямо под нос.

– Так вот вы какой, загадочный мистер Кримсон! Тот самый, из-за которого мы так надолго лишились общества нашей дорогой Ви. Вы ее совсем замучили, противный мистер Кримсон! Признайтесь, в вас сильно тираническое начало?

Шейн хмыкнул, а Вивиана ответила с явным неудовольствием:

– Дикси, совершенно незачем так разоряться. Шейн, это Дикси Сеймур, моя…

– Лучшая подруга! Мы всегда вместе, по крайней мере, БЫЛИ вместе, пока вы не украли у нас Ви. Дорогая, Митчелл был просто вне себя. Я едва уговорила его не делать глупостей, потому что в схватке с мистером Кримсоном он наверняка проиграет. И я оказалась права. Знаете, я не подозревала, что вы такой большой!

Удивительно, до чего непристойно могут звучать вполне обычные слова. Шейн едва выдержал насмешливый фиолетовый взгляд, и тут какая-то старушенция впилась в Ви и утащила ее к мягким диванчикам. Старушенция была глуха, как пень, поэтому не говорила, а кричала, Ви тоже кричала ей в ответ, и Шейн быстро узнал, что это старинная подруга миссис Марго Олшот.

Тем временем Дикси подхватила его под руку и буквально обвилась вокруг него своим гибким змеиным телом.

– Развлекайте меня, мистер Кримсон. Дамы не прощают только одного – если кавалер скучен. Вы ведь не даете скучать Ви?

– Да. То есть, нет. Не даю. По возможности.

– Браво! Ви у нас девочка со сложностями в психике, так что ее надо развлекать постоянно. Буквально день и ночь. Митчелл носился с ней, как с…

– А кто такой Митчелл?

– Митчелл? Да уже неважно. Он из чикагских Стюартов, ну, вы знаете, всякие алмазные трубки в Кимберли и танкеры в Саудовской Аравии.

– Неужели? Я ведь совсем недавно здесь, мисс Сеймур, так что знаю отнюдь не всех.

– Понимаю. Что ж, с удовольствием послужу вам проводником. А Митчелл… да что уж теперь говорить. Вроде бы они с Ви были даже помолвлены, но теперь, разумеется, ему придется отойти. Между нами, я всегда поражалась, что она в нем нашла. Хотя, при ее наследственности…

Шейн спросил очень спокойно, почти равнодушно:

– А что у мисс Олшот приключилось с наследственностью?

– О, какая прелесть. Прямо первобыт… первозданная мощь и натиск. Вы любопытны… Шейн?

– Я бы назвал это любознательностью.

– Мило. Хорошая шутка. Да, так вот Ви. Ее мамаша – нимфоманка, вы знали?

– Боюсь, не знал.

– Никто не знал. До поры до времени. Потом кому-то пришло в голову сосчитать всех ее любовников, и все стало на свои места. Вы покраснели?

– Жарко. Так говорите, вы близкие подруги с Вивианой?

– А откуда бы я узнала про мамашу? Бедняжке Ви необходим человек, который будет выслушивать ее бесконечные страхи и фантазии. Я привыкла к этой ноше, Шейн, хотя иногда мне становится за нее страшно.

– Неужели?

Он цедил слова сквозь зубы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не схватить эту лживую и двуличную сучку за шкирку и не встряхнуть как следует. Таких баб он ненавидел с детства. В городке их было всего трое, и Шейн не ожидал наткнуться на четвертый экземпляр в столь изысканном обществе.

Дикси ничего не замечала и разливалась соловьем. К Шейну она прижималась уже абсолютно всем телом.

– Правда-правда. Я ужасно боюсь сумасшедших. О, Ви, разумеется, не безумна, но проблемы с психикой у нее очень серьезные. Я ее не брошу, нет, никогда, но если бы вы знали, как это тяжело!

Вивиана вынырнула из толпы и подошла к ним. В синих глазах горели какие-то подозрительные огоньки, но держалась она изумительно.

– Привет. Болтаете? Дикси, ты не утомила мистера Кримсона светским трепом?

Шейн усмехнулся.

– О нет. Мисс Сеймур прекрасная рассказчица. И настоящий друг, как я понял. Даже Колин не так заботится о твоем душевном равновесии, дорогая.

Вивиана вытаращила глаза, а Дикси превратилась в соляной столп. Несколько голов повернулись в их сторону, но Шейн не обратил на это никакого внимания.

– Ты напрасно не поделилась со мной своей бедой, Вивиана. Но ничего, благодаря мисс Сеймур, я все знаю. Не мучай себя. Мы найдем лучшего психиатра, и твое недомогание пройдет само собой.

– Я что-то не совсем…

– Ви, я имела в виду…

– Мисс Сеймур умная и современная девушка. Она понимает, что времена инквизиции, когда сумасшедших сажали в застенки, давно прошли. Теперь все лечится, Вивиана, даже твоя шизофрения.

Вивиана перевела глаза на Дикси. Та стояла, красная, злая и перепуганная, все еще машинально прижавшись к Шейну. Тот осторожно отцепил ее руку от своего локтя, наклонился к ней и произнес совсем тихо:

– Не лечится только подлость, Дикси. Подлость и глупость. Это – навсегда.

Потом он взял Вивиану за руку и увел ее из зала.

Колин Фаррелл налил себе виски и выпил залпом. Его жена с тревогой посмотрела на бесстрастное лицо своего умного мужа, но знаменитый адвокат и финансист вдруг улыбнулся ей нежной и очень светлой улыбкой.

– Не смотри на меня так испуганно, моя ненаглядная. Все очень хорошо. Просто прекрасно.

– Но… Колин, ведь это скандал…

– Марго говорит, ничто так не поднимает рейтинг организации, как хорошенький скандальчик. Она – гений, наша хулиганка Марго.

– Я не понимаю, Колин…

– И не надо, сокровище. Просто Марго опять оказалась права. Парень – сущее золото. Как он ее, а?

Вивиана в полном молчании проследовала за Шейном на улицу, в полном молчании уселась на заднее сиденье машины, в полном молчании вылезла из нее через пять минут, когда Шейн велел шоферу остановиться.

Они пошли рядом, неторопливо и спокойно, не замечая людей, не обращая внимания на витрины и огни рекламы. Через пару минут Шейн ослабил узел галстука и засвистел какой-то легкомысленный мотивчик. Вивиана молчала.

Они дошли до парка и свернули на тенистую аллею. Город с его шумом, блеском и истерическим гудением автомобилей мгновенно исчез, только слабый гул проникал сквозь густую листву. Под ногами шуршали золотистые листья.

Потом раздался горький и тихий голос Вивианы:

– Кошмар. Конец света. Больше так нельзя.

Шейн резко остановился и развернул ее к себе. Слегка встряхнул за плечи и яростным шепотом вопросил:

– Что именно нельзя? В чем кошмар? Я провалил все дело, да? Устроил дебош на вашем празднике жизни. Загубил твою репутацию? Назвал сволочь сволочью?

Она ответила ему совершенно спокойным взглядом и почти радостным голосом:

– Да при чем тут это? У меня песок в туфлю насыпался, и очень трет. Я до дома не дойду.

Несколько секунд он ошеломленно молчал, а потом вечернюю тишину взорвал его хохот. Шейн Кримсон смеялся до слез, до икоты, почти до истерики, смеялся, как когда-то в детстве, когда их с Бобом выгнали за это из класса, а они так и не могли остановиться. Через несколько секунд к нему присоединился звонкий, хрустальный смех Вивианы, и они даже схватились за руки, чтобы не упасть.

Когда приступ веселья прошел, Шейн очень серьезно сказал:

– Я был уверен, что ты меня убьешь. Сбросишь с моста, толкнешь под машину, яду мне вольешь в кофе…

– За что? За то, что ты меня защитил? За спасение меня от меня самой?

– Почему от тебя?

– Потому что я с тобой стала совсем другая, придурок. Я в жизни не была такой… живой! Господи! Да, я с детства знала, что Дикси стерва и сплетница, но ведь жила, и дружила, и делилась тайнами, и сплетничала не хуже ее… Каково? Знать, что твой ближайший друг тебя ненавидит, не любить его до боли в зубах – и продолжать дружить.

Она вдруг испуганно посмотрела на Шейна.

– Что ты со мной сделал, деревенщина? Как мне теперь жить? И что со мной будет, когда ты уйдешь? Неужели придется возвращаться… в террариум?

Он осторожно притянул ее к себе.

– Я знаю одно средство, Ви.

– Говори! Немедленно говори!

– Ты просто прикажи мне остаться.

– И ты останешься?

– Не знаю. Но я буду очень стараться.

– Почему?

– Потому что буду знать, что я тебе нужен.

Они молчали, и ночь вокруг становилась все чернее и уютнее, словно на них с неба все набрасывали и набрасывали легкий черный пух… А потом Шейн Кримсон легко вскинул Вивиану Олшот на руки и понес домой. Она смеялась и болтала ногами, одна туфля слетела и исчезла во тьме.

– Ты сбрендил, Шейн! До дома еще далеко.

– Если ты не будешь дрыгаться, мы доберемся быстрее.

– Не донесешь.

– Я один раз на спор донес одну… хм… девочку до соседнего ранчо. А это пять миль.

– Что еще за девочка?

– Сестра Боба. Она была очень вредная.

– И сколько же вам было лет?

– Ей десять, мне пятнадцать. А кто такой Митчелл?

– Стюарт? Дрянной мальчишка из высшего общества. Представляешь, ему уже под тридцать, а у него все еще прыщи…

– А правда, что вы с ним помолвлены?

– С кем, с Митчем?! Ты просто его не видел, а то бы не спрашивал. От его физиономии даже Джейда стошнит.

– Ну, физиономия не главное…

– Шейн Кримсон! Ты что, ревнуешь?

– Знаешь, что! Да.

Они хохотали всю дорогу, и в вестибюле хохотали, и в лифте, и Шейн по-прежнему держал ее на руках, а она обнимала его за крепкую шею, а потом он вдруг резко оборвал смех и поцеловал ее.

Она откликнулась сразу, мгновенно, даже не перестав улыбаться, и ее руки еще теснее сомкнулись у него на шее, а точеное тело стало совсем невесомым и очень горячим…

Он понес ее в спальню, и Вивиана зажмурилась от веселого ужаса, желания, смущения и неуемного счастья.

Сейчас они останутся вдвоем, и не будет больше ночных кошмаров, не будет тихого плача по ночам, не будет одиночества и беспричинной злобы на весь свет, и она станет целой, бедная, разорванная на тысячу частей Вивиана Олшот, маленькая испуганная девочка, всю жизнь боявшаяся двух вещей: темноты и любви…

Он опустил ее на постель и глухо прорычал:

– Подожди одну секунду… Я сейчас… Только не открывай глаза, умоляю!

Она засмеялась и откинулась на подушки. Она вообще больше не встанет с постели, никогда. Шейн Кримсон будет уходить и приходить, а она будет лежать и ждать его. Она расскажет ему все-все, и выслушает все-все про него, и заснет в его объятиях, чтобы там же и проснуться, и чтобы это длилось вечно, вечно, вечно…

Его голос, прозвучавший из гостиной, казался совсем чужим и очень страшным. Таким страшным, что Вивиану вихрем сдуло с кровати.

– Ви, пойди сюда, а? Тут что-то с Джейдом случилось…

8

Вивиана сидела в машине, устало ссутулившись, и курила последнюю сигарету. Последнюю из этой пачки. Где-то в бардачке есть еще.

На коленке была дыра, наверное, зацепилась за что-то, когда они несли… не думать! Не думать!!!

Она тупо смотрела на дыру и методично подносила к ней тлеющую сигарету. Чтобы дальше стрелка не поехала. Капрон сейчас расплавится, и стрелка не поедет… Не поедет…

Было четыре часа утра, шел дождь, и улица перед салоном Жозефа была такой отчаянно пустынной, словно Вивиана перенеслась в один из своих детских кошмаров.

Тогда ей снился один и тот же сон. Пустой город, слепые окна, и ни одной двери. Потом все-таки одна находится, и Вивиана бежит по лестнице вверх, потому что лифт не работает, но на лестничных клетках нет ни одной квартиры.

Не думать. Не думать.

Жозеф приехал быстро, ночью нет пробок, а она его не узнала. Да и как узнать яркого томного визажиста в пожилом чернявом мужике с лысиной, в старых джинсах и футболке «Чикаго Буллс», выпрыгнувшем из раздолбанной «тойоты»? Никак невозможно узнать.

Что ж так долго-то? Вышел бы хоть кто-нибудь, сказал Вивиане слово, ну два, и ушел бы – но она бы знала! Знала, о чем уже можно думать, а о чем – нет.

Она уже видела такое лицо у мужчины. У дедушки. У Железного Монти, Монти-Керосинщика, Монти Полмиллиарда. На похоронах ее отца. Дед держался просто отлично, но только до тех пор, пока на крышку гроба не обрушился первый ком земли. И тогда у деда стало такое лицо…

Заострившееся, черное на висках и под глазами, старое и очень юное одновременно. Юными были глаза, глаза ребенка, который не понимает, как же так, вот только что человек был, и вот уже земля летит вниз, на крышку гроба, и больше никогда, никогда…

Не каркай! Не каркай, идиотка! Вот когда выйдут и скажут, тогда… Пока сиди и прижигай проклятую дырку.

Джейд лежал на ковре в гостиной – огромная гора шерсти. Задние ноги слабо и ритмично подергивались.

Шейн приподнимал лохматую морду, трогал лапы, и все это безжизненно валилось обратно, так страшно, так окончательно, что Вивиана тихо взвыла, бухнулась на колени и торопливо стала нащупывать пульс на шее. Так ищут пульс у людей, она понятия не имела, где надо искать пульс у собак, и, наверное, именно поэтому она его нашла. Тонкая ниточка жизни билась под шерстью.

Из оскаленной пасти струйкой текла слюна, ковер под мордой был мокрым.

Именно тогда у Шейна и стало такое лицо.

Вивиана Олшот сидит в машине в четыре часа утра, курит тридцать пятую сигарету и переживает за беспородную дворнягу. Этого быть не может, но это именно так. Ей хочется выть в голос и плакать, плакать, плакать…

Они вдвоем подняли Джейда и понесли к выходу. Он был тяжелый, страшно тяжелый, килограммов пятьдесят точно. Еще бы, овчарка, волкодав и бобтейл, и это только то, за что Шейн ручался…

Разумеется, Шейн мог запросто поднять мистера Джейда в одиночку, он много раз это делал в парке и дома, но теперь Джейд был неподвижным, обвисшим и ужасно тяжелым, поэтому Вивиана помогала. Она несла собачью голову, все время шепча что-то бессвязное и очень нежное.

Она понятия не имела, как надо шептать что-то нежное. Она не могла сейчас вспомнить, что именно говорила мистеру Джейду по дороге к лифту.

А потом они приехали к салону Жозефа и забарабанили в боковую дверь, туда, где было отделение для Пупсиков и канареек, а также варанов и попугайчиков, и охранник уже почти вызвал полицию, но вдруг узнал в ошалелой, чумазой и босой девице в вечернем платье Вивиану Олшот – узнал и позвонил Жозефу.

Жозеф приехал одновременно с бригадой реаниматоров, и мистера Джейда переложили из машины на настоящую каталку, и вот в самый последний момент этот лохматый паршивец приоткрыл мутный, умирающий глаз и лизнул Вивиане руку сухим горячим языком. В ту же секунду с ней что-то случилось, и она села на мокрый асфальт у дверей и закусила грязные кулаки, а Шейн бросил на нее яростный и отчаянный взгляд. Жозеф рявкнул коротко и отправил ее в машину, а мужчины убежали вслед за каталкой в туманную даль стерильного коридора ветеринарного отделения.

Первые полчаса Вивиана глухо и бурно рыдала, прижимая к трясущимся губам облизанную старым псом руку, а потом впала в ту самую прострацию, в которой пребывала по сей момент.

Прошло еще с полчаса, дождь перестал, и тогда из стеклянных дверей вышел Шейн. Под глазами у него была синева, а сами глаза – красные.

Как он ей тогда сказал? Плакать – не стыдно…

Вивиана встрепенулась, судорожно одернула платье и потянулась к Шейну.

– Что… Что там, Шейн?

Он молча сел на соседнее сиденье, достал сигареты и закурил. Потом перевел взгляд на Вивиану – и она немедленно почувствовала громадное, ни с чем на свете не сравнимое облегчение.

– Он жив. Очень плох, но жив. Они его вытащили. Я пойду к Жозефу в рабство.

– Шейн, что это было?

– Сердце.

Она недоверчиво посмотрела на него, и Шейн грустно усмехнулся.

– Сердце, Ви. Инфаркт. Совсем как у людей. Он очень старый, мой пес.

– Но… ведь ты говорил, ему только десять лет… Это не так уж и много…

Шейн выбросил почти целую сигарету, откинулся на спинку сиденья и заговорил монотонным, спокойным голосом.

– Я себя в этом почти убедил, Ви. Понимаешь, Джейд для меня значит слишком много. На самом деле ему пятнадцать с половиной лет. По человеческим меркам – за сто. Он старик, мой Джейд. Я всегда боялся думать, что будет, когда он соберется в свой собачий рай. Знаешь, он был пастушьей собакой и охранником. Ему даже жалованье платили, правда, продуктами. А потом у нас в городке приключилась беда…

Шейн хорошо помнил те события. Муж Молли Пемброу, той самой, которая родила на заднем сиденье Джангла, заявился в город после очередной отсидки, да не один, а с дружками. Первым делом отлупил Молли, просто так, для порядка, потом напился, и дня три его не видели. Ну а на четвертый день у него случилась белая горячка.

Джек Пемброу схватил своего двухлетнего сына из кроватки, помчался на крышу и стал орать, что сейчас швырнет малыша на землю, ежели ему не дадут тысячу баксов. Молли попробовала подступиться, но Джек столкнул ее с лестницы, и она потеряла сознание. Дальше – больше. Джек, не выпускавший заходившегося плачем малыша из рук, нашел где-то свой дробовик, приставил его к головке сына и вышел на улицу. Он шел и орал непристойности, а палец так и плясал возле взведенного курка.

Снайперов и спецслужб в городке сроду не водилось, шерифу стало плохо с сердцем, и никто из собравшейся толпы понятия не имел, что делать.

Джейд вырос на ранчо и с малолетства знал, что цыплят, котят, щенят и человеческих детенышей трогать нельзя. Более того, их надо защищать. Особенно от тех людей, которые воняют дешевым самогоном и потрясают железными огненными палками. Джейд – пастух и сторож – прекрасно знал, что эти палки чрезвычайно опасны, и приличной собаке следует держаться от них подальше. Однако в руках плохо пахнущего человека визжал человеческий детеныш, и Джейд не стал раздумывать.

Шейн видел все собственными глазами, но до сих пор не мог понять, откуда именно вылетел этот громадный лохматый комок мышц.

Гены овчарки и бобтейла говорили: отсеки врага и загороди детеныша. Гены волкодава добавляли: убей двуногого волка! При этом весь жизненный опыт восьмилетнего взрослого пса противился убийству человека. Совершенное творение природы, огромный пес принял единственно верное решение уже в прыжке: он вышиб ребенка из рук убийцы и сбил человека с ног.

Джек Пемброу успел увидеть только двухдюймовые сверкающие клыки и горящие яростью глаза, вскинул ружье и выстрелил.

Ему удалось выстрелить только один раз. Пятьдесят килограммов живого веса подмяли его под себя, а потом со всех сторон бросились люди. От линчевания Джека спасло только прибытие полиции штата.

Джейд получил пулевое ранение в грудь, сильную контузию, оглох и потерял нюх. Работать он, разумеется, больше не мог, но жители городка единодушно признали: герой заслужил пожизненную пенсию. Шейн Кримсон жил один, Джейд его прекрасно знал и с детства дружил с ним, так что проблем с жильем не возникло.

Шейн выхаживал Джейда точно так же, как выхаживал бы раненого брата. Постепенно они стали единым целым, и для всех жителей городка это было совершенно естественно.

С тех пор прошло семь с лишним лет.

Вивиана вытерла слезы и поцеловала Шейна в висок – куда дотянулась.

– Он поправится, Шейн. Он сильный. У него такая родословная… просто шикарная родословная, он поправится.

– Ты думаешь?

– Конечно! Он же знает, что ты ждешь его, он не может бросить хозяина.

– Да… Знаешь, я ведь не хотел его сюда брать, но он выбил дверь в доме вдовы Маккарти, где я его оставил, и побежал за мной. Пришлось взять. Слушай, может быть, это он тогда надорвался? Он же пробежал миль семь, пока догнал меня…

– Прекрати, слышишь? Ты ни в чем не виноват. Джейд – пожилой пес с непростой судьбой, но я тебе обещаю, что он выживет. Слышишь?

– Слышу.

– Шейн? Поехали домой.

Они приехали домой, и уже в прихожей их настиг звонок Жозефа. Он сообщил, что состояние собаки стабилизировалось и улучшилось, пока он еще спит и будет спать целый день, а вот к вечеру им лучше приехать. Все это Жозеф выложил Вивиане, причем явно не сомневался, что она обязательно приедет и будет сидеть возле Джейда, выполняя предписания врачей. Повесив трубку, девушка поняла, что улыбается. Во-первых, Джейд выздоравливает. Во-вторых… приятно, что Жозеф в ней не сомневается.

Она повернулась к Шейну, чтобы пересказать содержание разговора, – и замерла. Шейн заснул прямо на полу, на ковре. Лицо у него было измученное и очень юное, но выражение ужаса оставило его. Вивиана тихонечко прошла в свою комнату, вынесла одеяло и накрыла Шейна, потом подсунула ему под голову подушку и, не удержавшись, погладила по голове.

Следующие несколько дней были заполнены исключительно заботами о выздоравливающем мистере Джейде. Забрать его из лечебницы разрешили только через пять дней, но зато в квартиру он вошел сам, слегка пошатываясь на ослабевших лапах, но не забыв понюхать коврик у соседней двери, за которой радостно повизгивал и тявкал его дружок, розовый пудель.

Они выгуливали Джейда в парке, а потом Вивиана готовила витаминные кашки, варила бульоны, распаривала овощи – одним словом, занималась тем, что ей и в голову не пришло бы делать полгода назад.

Шейн спал теперь рядом с Джейдом, в гостиной, и Вивиана чувствовала некоторую ревность – а вот к кому из них, и сама толком не понимала.

А в одно прекрасное утро ее разбудил знакомый холодный нос, шершавый влажный язык и радостно вращающийся лохматый хвост. Старина Джейд решил окончательно вернуться в мир живых.

Поездки Шейна в контору Колина Фаррелла возобновились, Вивиана Олшот тоже постепенно возвращалась к привычному образу жизни. Одно только исчезло из этой жизни навсегда: Дикси Сеймур. Вивиана просто не вспоминала о ней.

Сентябрь развернул наступление по всем фронтам, и дождь лил, не переставая, а листья на деревьях в парке стали золотистыми и прозрачными. Вивиана и Шейн гуляли по тихо шуршащим дорожкам и разговаривали обо всем на свете.

– Шейн? Почему ты не рассказываешь о своем детстве? Не любишь вспоминать?

– Не люблю? Да нет, отчего же… Нормальное было детство, даже хорошее. Только… давно это было.

– Ну уж, давно…

– А что! Полжизни, как-никак.

– Вообще-то да. И у меня, значит, тоже. Полжизни.

Они шли дальше, а Вивиана с замиранием сердца думала: Господи, как хорошо, что ты дал мне его! Всего полжизни спустя.

– Расскажи о своем городке.

– Ну, Ви, он же совсем… неинтересный. Там нет ничего, только церковь, супермаркет и моя заправка. Еще школа и библиотека.

– И белый дом с колоннами на холме.

– Да, и белый дом.

– А друзья у тебя там остались?

– А как же! Боб, и Джим, и Мэгги, и Полина, сестра Джима, а еще Мерибель, Карлос, моя двоюродная тетка с детьми – да, почитай, весь город. Они ж меня вырастили.

– Шейн, а твой… отец? Он умер, да?

– Почему умер? Что ты! Он жив-здоров. Просто он с нами никогда не жил.

– Бросил вас с мамой?

– Нет, не бросил, а НЕ ЖИЛ. Он даже и не знал, что я родился. Он не из нашего города.

– Маме приходилось трудно…

– По правде сказать, труднее всего приходилось мне, потому что они с бабкой никак не могли решить, кто из них меня больше любит. Ругались страшно. Бабка моя была учительницей в нашей школе, так что запросто справлялась с любыми хулиганами, что ей мать. Вообще-то я маму не очень хорошо помню. Она умерла, когда мне пять лет было.

– Болела?

– Кримсоны никогда не болеют. Ее змея укусила.

– Какой ужас! А как же врачи?

– А она была на дальнем пастбище. Моя мать работала ветеринарным врачом и регулярно объезжала все дальние ранчо в округе.

– И никто ей не помог?

– Там никого не было. На многих ранчо скот пасется самостоятельно, только собаки охраняют, вроде Джейда. Они умные, сами со всем справляются. Мама поехала верхом, так что когда через два дня лошадь вернулась одна, все забеспокоились. Ну и… нашли.

Вивиана потрясенно молчала. Шейн вздохнул и пнул носком ботинка кленовые листья.

– Остались мы вдвоем с бабкой. Я ходил в школу, летом подрабатывал объездчиком лошадей или пастухом, но потом бабка померла, и пришлось идти работать.

– А как же органы опеки?

– Ви, как ты не поймешь – мы ОЧЕНЬ маленький город. К нам можно добраться всего по одной узкой проселочной дороге, если очень охота. Нет у нас там никаких органов опеки, да и потом – все друг друга знают с детства и до смерти. Ко мне после бабулиных похорон пришел шериф, мистер О'Лири, и сразу честно сказал, что ежели я решу работать в городе, то никто меня трогать не будет. Вот я и пошел работать. А школу пришлось бросить.

– Слушай… Я не понимаю, раз вы такие маленькие и в глуши – откуда у вас заправка? Они же стоят на шоссе…

Шейн искоса посмотрел на нее и усмехнулся.

– Стыдитесь, мисс Олшот. Я думал, ты в курсе.

– В курсе чего?

– В курсе того, откуда взялись твои деньги. Это же твой дед придумал, давным-давно.

– Да что придумал-то?

– Заправки Олшота. Он специально вел такую политику. На каждой, даже самой захудалой, даже проселочной дороге должна быть заправка. И деньги положил немалые, потому что прибыли-то на таких дорогах не дождешься…

– Я, наверное, полная идиотка, но я не понимаю, зачем ставить заправки, если не дождешься прибыли!

Шейн задумчиво посмотрел наверх, туда, где пламенели в закатных лучах верхушки кленов.

– Потому что главная прибыль – это репутация. Монти Олшот считал: все жители этой страны должны знать, что в любое время и в любом месте они найдут заправку Олшота и не пропадут.

– Ну?

– Гну. Прости, сорвалось. Твой дед заработал доверие людей. Его акции стали покупать. Их покупали даже во время великих нефтяных кризисов, поэтому, когда остальные разорялись, он богател.

– Это Колин тебе рассказал?

– Подробно – Колин, а частично я и до этого знал. Бабка моя очень уважала твоего деда. Всегда вырезала из газет статьи про него и в альбом вклеивала. Говорила, что если я буду честно работать и уважать людей, то стану таким же, как Монти Олшот. Правда, она и предположить не могла, что я буду с внучкой Монти Олшота по парку гулять и в рестораны ходить. Ви?

– Что?

– Надоело тебе со мной возиться, да? Скоро освободишься…

Зачем он это сказал! У Вивианы мгновенно и стремительно испортилось настроение. День немедленно померк, ощутимо похолодало, и девушка сердито запахнула небрежно расстегнутую замшевую куртку.

– Не говори глупости. Пошли домой, холодно.

– Идем. Джейд! Домой! Да, вот еще что… Ви, мне пора от тебя переезжать. Учеба у нас уже не такая интенсивная, а тебе надо отдохнуть от нас с Джейдом.

Она резко остановилась, потому что сердце заболело.

– Ты… хочешь уехать?

– Я так думаю, через пару дней съедем. Квартиру я присмотрел, недалеко от тебя, так что гулять с Джейдом будем ходить сюда же.

– Шейн, я не понимаю, какая надобность?

– Ви, тебе же неудобно так жить. Ты не обязана…

Она отвернулась и стремительно пошла вперед, а недоумевающий Шейн переглянулся с Джейдом и поспешил за ней.

Вивиана молчала всю дорогу, молчала в лифте, молчала в прихожей, но зато на кухне ее прорвало.

– Значит, уезжаешь? Ну и катись! Понял? И можешь даже не ждать пару дней, пожалуйста! Собирай свои манатки и выматывайся! Действительно, сколько можно! Господи!

Шейн с веселым изумлением смотрел на нее, скрестив руки на груди.

– Ви…

– Давай-давай! Иди, чемоданы укладывай, ковбой. Плоха тебе моя квартира стала – скатертью дорожка, миллионер несчастный!

– Ви, я не понял, ты что, не хочешь, чтобы я уезжал?

– Я?! Да я об этом только и мечтаю!

Он вдруг оторвался от притолоки и подошел к ней. Вивиана посмотрела в его серые глаза и почувствовала, как стремительно валится в какую-то бездонную пропасть…

– Вивиана… скажи спокойно, ты хочешь, чтобы я уехал?

– Да!!! И еще знаешь, что?!

– Что?

Слезы кипели под самыми ресницами, сердце все болело и болело, и Вивиана не удержалась, всхлипнула, быстро вытерла глаза стиснутым кулачком и растерянно сказала:

– Если ты уедешь, я умру. Лягу на коврик Джейда и умру.

– Это твой коврик.

– Нет, его. Он его выбрал.

– Но ты его купила.

– Просто у Джейда денег не было… что я несу, Господи! Шейн!

– Да?

– Не уходи. Пожалуйста.

Он молча обнял ее, притянул к себе. Девушка обвила его шею руками, прижалась щекой к широченной груди, зажмурилась…

Он осторожно вскинул ее на руки и понес в спальню. Не говоря ни слова, ни о чем не спрашивая, ничего не обещая. Вивиана чувствовала огромное облегчение – и оттого, что он молчал, и оттого, что они наконец-то сделают это, и тогда она перестанет быть ОДНА, а станет – С НИМ.

Замешкались они всего на миг. Шейн строго посмотрел на Джейда, уже улегшегося на коврике, и тихо велел ему:

– Иди-ка ты отсюда, мистер Джейд. Сегодня поспишь в гостиной.

9

Он касался ее волос, губ, щек – и страшно боялся это делать. У него такие грубые руки. Даже Жозефовы колдуньи ничего с этим не смогли поделать. Он чинил машины с пятнадцати лет, менял масло, заливал бензин, откручивал любые гайки пальцами и запросто гнул здоровенные болты.

У нее такая нежная кожа, что кажется, он может ее поцарапать простым прикосновением.

Она вся светится в темноте, волосы золотые каскадом до плеч, и жилка бьется на виске, а еще одна на шее, а шея… какая у нее шея! Стройная, тоненькая, гордая, лебединая…

Он с самого первого раза знал, что она – принцесса. Красавица. Богиня. Даже в джинсовых шортах, кроссовках и футболке, даже злая и чумазая – все равно принцесса.

А он – все равно деревенщина, хоть принцесса и учила его хорошим манерам.

Он привык к ней так быстро, всего за пару дней, но никогда не переставал считать ее высшим существом. Словно его поселили рядом с райской птицей дивной красоты. Не придет же вам в голову желать обладать такой птицей единолично? Или придет? Неважно, что бы вам в голову ни пришло, птица вас и не заметит. Будет распевать свои райские песни и порхать по райскому саду, а вы будете жадно смотреть на нее снизу. С земли.

А потом он научился распознавать ее запах, стук ее каблучков, звон ее чашки по утрам в кухне… Неважно, что в квартире кроме них никого не было. Он узнал бы ее и в стотысячной толпе. Она была одна на всем белом свете, одна-единственная, неповторимая.

Хотел ли он ее? Мечтал ли о ней? Представлял ли в горячечных мечтах, как она лежит в его объятиях?

Нет. Никогда.

Он любил ее всем сердцем, он преклонялся перед ней, жалел ее, уважал ее, побаивался ее, обожал ее, скучал без нее, не находил себе места… Но он не смел даже в мыслях желать ее.

Она была принцесса. Он – деревенщина.

И вдруг выяснилось, что все его мысли не имеют никакого значения.

Значение имеет только то, что ее кожа светится в лунном свете, и жилка бьется на виске, а вторая на шее.

И шелк льется с плеч прямо на пол, и нагота обжигает глаза, словно вспышка сверхновой звезды, и ты уже не можешь дышать, потому что дышать – значит не целовать ее, а вот как раз этого и нельзя…

Она никогда не знала, что сердце может биться во всем теле сразу. В голове, в груди, в животе, в коленях, на кончиках пальцев.

Она где-то читала, что максимальный пульс не может превышать трехсот ударов, иначе сердце разорвется и человек умрет. Ее собственный пульс зашкаливал за тысячу.

Его пальцы обжигали, и кровь становилась лавой… И вот горит, горит в груди счастье, растворяется тело, превращается в один ликующий стон, и растекается в жестких, прекрасных руках мужчины озером искрящегося пламени, а потом улетает в небеса…

Шелк дерюгой царапает плечи, соски напрягаются от боли, и она сама сердито стряхивает проклятое тряпье с плеч… Это – преграда между ними, и ее не должно быть!

Даже если миру придет в голову именно сегодня взорваться на тысячу тысяч осколков, даже если Мировой океан решит поменяться с сушей местами, это все не будет иметь никакого значения, потому что жесткие пальцы ласкают ее кожу, губы пьют ее дыхание, кровь зовет кровь, и тела сливаются, словно реки, в один бушующий поток желания и страсти.

Они искали истину. Осторожно и отчаянно, торопливо и неспешно, умело и бестолково, до боли легко и с таким трудом…

Они искали друг друга, потому что вокруг была тьма, сияющая тысячами солнц, и невозможно было разомкнуть руки и губы, чтобы не потеряться, не разлучиться ненароком в вихре нового мироздания, небрежно творящегося у них на глазах. А глаза были закрыты, чтобы не ослепнуть от счастья, бесконечного, жгучего, пряного счастья, затопившего их обоих, захлестнувшего и увлекшего в водоворот, вознесшего на вершину и швырнувшего в бездонную и оттого совершенно нестрашную пропасть…

И нежная тьма вынесла их на невидимый берег, тихо отхлынула, погладив на прощание обнаженные и пылающие тела, превратилась в бархатный полог, усеянный бриллиантами звезд, и прикрыла их от всего мира…

Вивиана не открывала глаза, потому что боялась. Ей всю ночь снились слишком хорошие сны, чтобы от этого можно было так запросто отказаться. Она проснулась на груди Шейна, и его тяжеленные ручищи обнимали ее всю целиком, но не сдавливали, а словно баюкали, хотя сам Шейн крепко спал.

Вивиана замурлыкала от счастья и уткнулась носом ему в подмышку. Спутанные волосы девушки рассыпались по груди Шейна, и он улыбнулся, не открывая глаз. Он тоже не хотел расставаться с этой ночью.

Они лежали так тысячу лет – а может, пару секунд, а потом руки Шейна внезапно стали тяжелыми и горячими, а ее тело – странно податливым и нечеловечески гибким.

И все повторилось заново, и было прекраснее в сто тысяч раз, потому что сентябрьское золотое солнце било в окна, и Шейн с Вивианой уже не жмурились, а, наоборот, не сводили друг с друга глаз.

Потом они скатились, смеясь, с постели, побарахтались на полу, и мистер Джейд осторожно просунул голову в дверь и с интересом на них смотрел, а Вивиана засмущалась, и Шейн погрозил Джейду подушкой, ну а Джейд – волшебная собака – совершенно явственно ухмыльнулся им и степенно удалился в кухню.

Шейн отнес хохочущую и растрепанную Вивиану в душ, и полчаса они просто целовались под льющейся водой. Потом пили кофе в кухне и ели земляничный джем прямо из банки одной ложкой, потом одевались и снова целовались, потом пошли гулять с Джейдом и держались при этом за руки, не отпуская их ни на секунду.

Оба чувствовали одно и то же, поэтому говорить об этом было необязательно. Половинки, носившиеся по миру, стали одним целым. Все теоремы мира были решены, все конфликты исчерпаны.

Наступило счастье, такое безоблачное и бесконечное, что оба, и Шейн, и Вивиана, не ходили, а летали по воздуху, и вокруг них клубилась радуга их любви. Люди на улицах улыбались, видя, как маленькая золотоволосая девушка и широкоплечий сероглазый парень проплывают над влажной от дождя мостовой, не замечая никого и ничего.

Но улыбались отнюдь не все.

Сентябрь летел к концу. Шейн уже не каждый день ездил к Колину Фарреллу в контору, у него появился свой собственный офис в одном из роскошных административных зданий «Олшот Ойл Индастри». Теперь молодой человек в полную силу занимался делами благотворительного фонда, а Колин Фаррелл каждый вечер отчитывался перед Марго Олшот, которая упорно не желала звонить внучке, но живо интересовалась всеми подробностями ее жизни.

Шейн нехотя согласился с тем, что надо вести обычную жизнь делового человека, начал встречаться с нужными людьми, вести переговоры и ходить на деловые ланчи с партнерами по бизнесу. Он был бы рад брать на эти встречи и Вивиану – не потому, что был не уверен в себе, а потому, что просто не мог с ней расстаться, – но Колин Фаррелл тактично и твердо заявил, что это только помешает нормальной работе.

Сам Фаррелл откровенно гордился своим учеником, но Шейн все чаще выглядел задумчивым и хмурым. Он не жаловался, он вообще почти не говорил с Вивианой о делах, однако суровая складка между густыми бровями становилась все глубже.

На депозит Вивианы поступила очередная сумма, однако, девушка почти не обратила на это внимания. Она даже не вспоминала о своих смешных июньских переживаниях по поводу денег. Вся ее жизнь заключалась отныне в Шейне Кримсоне. Она провожала его по утрам, закрывала за ним дверь и немедленно принималась ждать его обратно.

Однажды Шейн заехал к Жозефу в салон. Знаменитый визажист кокетливо закатил глаза при виде сероглазого гиганта, но, едва закрылась дверь в его кабинет, немедленно превратился в нормального человека. Он проницательно взглянул на Шейна и поинтересовался:

– Что-то не так, ковбой? У тебя не получается бизнес? Или прекрасная Вивиана охладела к твоему скромному обаянию?

– Не смейся, Джузеппе. Мне совсем не до смеха.

– Ого! У богатых свои причуды. Ладно, все, молчу. Ты приехал на массаж, маникюр, макияж – или как?

– Или как. Я приехал… поговорить.

– Со мной?

– Видишь ли, так уж получилось. Я знаю, у тебя много дел, но… поговорить-то мне как раз и не с кем, кроме тебя.

Жозеф помрачнел, слез со стола, на который было взгромоздился, и пересел в кресло.

– Ты меня пугаешь, парень. Что все-таки случилось?

– Я хочу уехать.

– Что-о? Ты, часом, не ударился головой, когда вылезал из постели Вивианы?

Шейн вскинул на Жозефа помертвевший от ярости взгляд.

– Откуда ты взял…

– Спокойно. Не смотри на меня так, я вовсе не сплетник. Хотя сплетни про вас кипят, как спагетти в горшке. Верховодит, разумеется, Дикси Сеймур. Ты здорово прижал ей хвост, она до сих пор шипит, как кошка.

– Жозеф, я…

– Шейн, я работаю с людьми, как ни пошло это звучит. Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, влюблен он, разочарован в жизни или, скажем, просто страдает несварением. Про вас с Ви все ясно без слов. Она льнет к тебе, как вьюнок к дубу, глаза у нее светятся, а ты смотришь на нее, как католик на дарохранительницу. Вы завтракаете в «Колизее», кормите друг друга клубникой и думаете, что этого никто не видит. Могу только пожать плечами и сказать на это – вы ошибаетесь. За вами следят сотни глаз, десятки мозгов усиленно работают и делают выводы. Заметь, не всегда доброжелательные. Мне, в отличие от большинства, вы оба более чем просто симпатичны, я вас обоих неплохо знаю, так что мое фривольное заявление – не результат выслушивания сплетен, а собственный вывод из сложившейся ситуации. Если хочешь, я извинюсь, и покончим с этим. Так что с тобой? Куда ты собрался?

– Я… У меня ничего не получается.

– Неправда. Тебя похвалил один мой клиент, а он хвалит молодых бизнесменов приблизительно раз в десять лет. Фаррелл от тебя в восторге, а значит, Марго тоже. Вивиана… или мне нельзя упоминать это имя?

– Джузеппе, не язви. Я плохо выражаю свои мысли, только и всего. Дело не в бизнесе, там все ясно. Раз уж макак учат работать на ЭВМ, то и меня можно научить бухучету. У меня не получается жить, как все они.

– Почему? Ты – миллионер.

– Да. Я – миллионер. И мне надоело им быть. Когда я зарабатывал четыре сотни в месяц, я гордился собой. Я откладывал на телевизор, на новое ружье, на мотоцикл, я мог позволить себе пропустить кружку пива в субботу и с удовольствием ходил в кино по воскресеньям…

– Не пугай меня! Неужели ты спустил свои миллионы и живешь на хлебе и воде?

– Я зарабатывал своим трудом и тратил то, что заработал. В этом был интерес. Теперь я могу купить тысячу цистерн пива, линию по производству мотоциклов и оружейный склад – но мне не хочется этого делать.

– Бедный!

– Да нет же, Жозеф, не бедный. Я делаю то, что велит Фаррелл, я даже сам принимаю некоторые решения, но мне совершенно не хочется этим заниматься. Зачем? В стране и без меня полно таких фондов, в них просто прокручиваются большие суммы денег, чтобы превратиться в еще большие. Моего труда в этом нет.

– Шейн Кримсон! Вы – социалист!

– Не можешь нормально разговаривать – черт с тобой. Просто послушай. Дома, в Соммервилле, я был лучшим автослесарем на всю округу. Могу собрать и разобрать любую машину, починю любой трактор. Это я умею и люблю. Все, что я делал дома, было нужно людям. Все, что я делаю здесь, не нужно никому.

– Погоди. Ведь, насколько я знаю, ты занимаешься благотворительностью. Разве это не для людей?

– Для людей – это когда берешь в руки деньги и отдаешь их вдове с тремя детьми. Для людей – это когда приезжаешь на трейлере с оборудованием в приют и делаешь ремонт. Для людей – это когда накормишь двадцать пять КОНКРЕТНЫХ бездомных. А Фонд Марго Олшот – это не для людей. Это для престижа. Никто не видит этих денег, они плавно перетекают из одного банка в другой, а мне капают проценты. Выходит, я же еще и наживаюсь на благотворительности.

– Я ошибся. Ты – не социалист. Ты – коммунист. И революционер. Что ж ты хочешь? Разбросать деньги по городу? Что можно сделать против системы?

– Я, кажется, уже сделал.

– Шейн! Не пугай меня, я пожилой человек…

– Я перевел половину суммы на счет в банке моего городка. Этого хватит, чтобы разобраться со всеми тамошними бедами. И на дорогу, и на больницу, и на новые дома. А вторую половину… Я попросил представить мне информацию по самым нуждающимся детским приютам. Подчиненных у меня много, так что скоро она у меня будет. Из них я выберу наибеднейшие, лично объеду их все и сам составлю список того, что им необходимо в первую очередь. Понимаешь? Не лишний йогурт на завтрак, а протекающая крыша. Не плюшевые игрушки малышам, а зимнюю обувь для каждого, включая на вырост.

Жозеф грустно покачал головой.

– Шейн, ты не знаешь, за что берешься. И потом, это ведь капля в море…

Шейн улыбнулся.

– Жози, никто не может спасти ВЕСЬ мир в одиночку. Помогать всем – не помочь никому. Но если я решу проблемы хотя бы двух-трех детских домов, я буду знать, что потратил деньги и время не зря. А премии одаренным флейтистам из колледжа в Кентукки меня не интересуют. Как и гранты для молодых физиков.

– Тебе не жалко молодых физиков? Ты злой!

Наконец-то Шейн расхохотался.

– Знаешь, Жозеф, если уж у них хватило мозгов, чтобы выучить этот дьявольский предмет настолько хорошо, чтобы поступить в университет, то и на жизнь они смогут заработать. А вот пятилетние сироты без сапог зимой не проживут.

– Держу пари, всех окрестных попрошаек ты уже осчастливил, Как ты думаешь, они сразу пропили твои денежки, или нет?

– А меня это мало волнует. Я дал им шанс. Думаю, каждый человек этого заслуживает. Вдруг именно его им не хватало для того, чтобы вернуться к нормальной жизни?

– Что же, я рад.

– Чему? Ты же издевался надо мной.

– Я всегда так разговариваю. А рад я тому, что ты принял решение. Так что же тебя мучает?

Шейн посмотрел в глаза Жозефу таким лучистым и открытым взглядом, что визажисту стало не по себе.

– Так ты же догадался. Это из-за Вивианы.

– Так. Добрались до главного. Что с ней?

– С ней ничего. Но она – Олшот. А я – ковбой.

– Однако она выбрала тебя, а теоретически могла купить даже принца Монако.

– Дело не в том, кого выбрала Ви. Через пару недель, может, через месяц, я уже не буду миллионером. Разумеется, я оставлю себе небольшую сумму, да и работы у меня будет побольше, но вот к Ви это уже не будет иметь никакого отношения.

Жозеф нахмурился.

– Это ты за нее решил?

– И ты знаешь, что я прав. Я должен позвать ее за собой? Предложить ей домишко в Соммервилле и участь домашней хозяйки в городке, чье население меньше количества клиентов Жозефа Сантуццо?

– Так не уезжай.

– И остаться приживалом миллионерши?

– Почему приживалом? Можно мужем…

– Никогда! К тому же здесь я жить все равно не хочу.

Жозеф в отчаянии помотал головой.

– Ох, парень, заварил ты кашу. Что ты ей скажешь? Она же тебе верит, любит тебя…

– Я уеду. Она успокоится. Может, возненавидит. Забудет.

– Ее уже бросали. Собственная мать. Да и отец, если разобраться. Вдруг она не вынесет еще и твоего предательства?

Шейн вскочил. Теперь по смуглому лицу разливалась бледность.

– Я не предатель. И никогда им не был. Я люблю ее, люблю больше своей жизни, больше всего на свете, но я никогда не буду ее мужем!

Жозеф сердито встал из-за стола.

– Я совершенно не уверен, что это правильное решение. Скорее всего, оно в корне неправильно. Но убеждать тебя я не собираюсь. Каждый должен совершить собственные глупости самостоятельно. Прошу тебя об одном… как друга! Не обижай девочку. Она не заслужила этого.

Визит к Жозефу не принес желанного облегчения. Шейн медленно ехал вдоль тротуара, выискивая место для парковки. Сейчас он пойдет в ресторан, закажет себе мяса с картофельным пюре, грейпфрутовый сок и черничный пирог. Именно это готовила на его день рождения бабушка. Всегда, до самой смерти.

Он притормозил, выжидая, пока отъедет чей-то громоздкий черный лимузин, в этот момент дверца его машины распахнулась, и на соседнее сиденье небрежно уселась красивая женщина в весьма откровенном платье. На шее сверкало бриллиантовое колье, прическа была безупречна, ноги умопомрачительной длины обуты в изящные и дорогие туфельки – на искательницу приключений она никак не походила. Обалдевший Шейн молчал, рассматривая неожиданную попутчицу, а та повернулась к нему и защебетала:

– Только ради Бога, не выкидывайте меня из машины сразу! Мне нужна ваша помощь. А ваше лицо было таким мужественным… Вы мне сразу понравились!

– Мэм, я вовсе не собираюсь вас выкидывать, но несколько удивлен…

– Со мной произошло трагическое событие, но я не хочу о нем вспоминать. В данный момент я спасаюсь от одного монстра. Он – мой муж. Бывший, между прочим.

Шейн перевел глаза в направлении взгляда красотки. Вдоль тротуара беспокойно метался громила в дорогом костюме с массивным золотым браслетом на руке. Шейн хмыкнул. Такого мужа вполне можно испугаться, особенно если он бывший не по своей воле.

– Мэм, я могу вас подвезти, куда скажете. Думаю, сейчас вам не стоит попадаться ему на глаза.

– Ох, как вы правы! Слушайте, а поехали во-он туда, там есть чудесный греческий ресторанчик, у него еще стены плетеные, так что я смогу спрятаться и наблюдать, не идет ли он за мной. Я ваша должница, так что приглашаю…

А почему, собственно, нет, вопросил маленький и отчаянный Шейн Кримсон Второй. Ты все равно собирался поесть. Греческий ресторанчик вполне подойдет. А эта развеселая дамочка не кажется хищницей – да и глупо Шейну Кримсону, здоровенному тридцатилетнему парню, бояться женщин. Вы пообедаете и разбежитесь, только и всего.

Чем-то она ему понравилась, эта красивая нахалка. Кстати, была она не так уж и молода. Теперь он разглядел морщинки у глаз и то, как она старательно вытягивает шею, чтобы натянулась кожа… Пожалуй, все сорок пять, с облегчением подумали оба Шейна. Вообще нечего бояться.

Он прибавил газу, попутчица пригнулась, и они лихо миновали разъяренного громилу, все метавшегося по тротуару из стороны в сторону.

Шейн очень удивился бы, останься он стоять на месте еще пару минут. Через эту самую пару минут у тротуара затормозила серебристая машина, из нее вылетела роскошная платиновая блондинка лет двадцати и повисла на шее громилы с воплем: «Джеки, милый, прости! Прости меня, я совершенно забыла о времени. Там было такое платьице…» После этого громила совершенно успокоился, подхватил блондинку и увлек ее к зеркальным дверям ресторана «Атриум».

Возможно, Шейн даже задумался бы, увидев, что в вестибюле «Атриума» злобно улыбается высокая худая брюнетка с фиолетовыми глазами.

Дикси Сеймур сняла трубку и набрала хорошо известный ей номер.

– Не хочешь выкурить трубку мира, дорогая? Кстати, у меня к тебе дело. Оно касается твоего Кримсона. Да. Нет. Ждать не может. Хорошо. Я в «Атриуме», на веранде.

10

– Значит, вы меценат? Шикарно. Никогда не занималась благотворительностью, но всегда завидовала тем, кто это делает.

– Я еще почти ничего не сделал. Я здесь вообще недавно. Приехал из… далека.

– Я тоже. Только это было много лет назад. И я не люблю про это вспоминать. Значит, Фонд Марго Олшот… Забавно.

– Что именно?

– Неважно. Зачем вам это?

– Помогать людям. Наверное, так.

– Завидую вдвойне. Никогда не хотела никому помогать.

– Вы, наверное, много страдали. Или совсем не страдали, одно из двух.

– Ого, какой вы… философ. Да нет, все проще. Я потратила уйму сил и времени, чтобы вести беззаботную жизнь. Вот теперь вроде бы уже можно пожить по-настоящему, но время ушло. Я старая.

– Вы? Да нет, что вы…

– Спасибо. Вы милый мальчик. Но я не обольщаюсь и возраста своего почти не скрываю. Мне… сорок.

– Вы не выглядите на сорок.

– Выгляжу, выгляжу. Да ну его, возраст. Как вам компания Олшотов?

– Хорошо. Вернее, я в ней очень мало значу, так что она – сама по себе, а я – сам по себе.

– Это к лучшему. Слишком многих они подмяли под себя.

– Вы знакомы с Марго Олшот?

– Скорее, нет. Много лет я думала, что знакома, а оказалось – совсем не знаю ее. Это тоже нерадостная тема. Впрочем, в мире так мало радости. Скажите мне лучше, вы женаты? Помолвлены? Влюблены?

– Я… ну, в общем…

– Понятно. Влюблены. Девушка из высшего общества?

– Да. А откуда вы…

– Такой парень может любить только девушку из высшего общества. Удачи вам, но не обольщайтесь. Это очень трудно. Она вас любит?

– Не знаю… да!

– Хм. Что ж, вы из одного круга.

– В некотором роде… не совсем.

– Что-о? Вы новоявленный Крёз? Маленький городок, пасторальная идиллия – и неожиданное наследство от давно утерянного дядюшки?

Шейн не выдержал и рассмеялся. Незнакомка была обаятельна и мила, остра на язык, и болтать с ней было очень легко. Как будто они знали друг друга целую вечность. На кого же она похожа?

– Дядюшки не было, а остальное все так. Вы ясновидящая?

– Нет. В свое время я прошла тот же путь. Впрочем, мужчинам легче.

– Почему?

– Им не надо ложиться в постель с теми, кто им не нравится. Если они, конечно, не выбирают амплуа альфонсов. Вам это не грозит.

– Вы помрачнели. Неприятные воспоминания?

– Я никогда от них не отрекалась. Нет, я не могу сказать, что прожила ужасно тяжелую жизнь, полную невзгод и сражений, но сейчас, оглядываясь на прошлое… Думаю, кое-что я изменила бы.

– Что именно?

– Не стала бы рожать, например.

– По-моему, дети – это хорошо.

– Я это поздно поняла. Нет, я не жалуюсь. Моя дочь уже взрослая женщина, мы отлично обходимся друг без друга, и никакая ностальгия меня не охватывает, просто… все было бы иначе, не роди я ее тогда. Ай, ладно! Что это у нас за грустные темы! Хотите, погадаю по руке? Я умею. Ну и ладонь у вас! Здесь с лихвой поместятся три жизни…

Дикси приподнялась при виде Вивианы и потянулась к ней, сложив губки для ритуального поцелуя, но та отстранилась и спокойно села напротив.

– Зачем ты меня звала?

– Деловая хватка Олшотов? Как же, как же. Давно не виделись. Я скучала.

– Неужели?

– Ви, перестань. Твой ковбой был так напорист, что не дал мне ничего объяснить…

– Дикси, прекрати. Мы знаем друг друга достаточно давно и хорошо. Ты сказала, дело касается Шейна?

– Как хочешь. Как у вас с ним?

– А твое какое дело?

– Никакого, но мне тебя жалко.

– Не надо. Прибереги слезы. Я вполне довольна жизнью. И Шейном тоже.

– Вы так и живете вместе?

– Да! Мистер Кримсон временно живет в моей квартире. Остальное тебя не касается.

– Разумеется. Я почему спросила-то… Может, думаю, курс обучения закончился, и он переехал.

– С чего ты так подумала?

– Ну, раз он встречается с этой женщиной, то неудобно же продолжать жить у тебя. Какое-то двусмысленное положение, и для тебя, и для него, и для нее, наверное, тоже…

Вивиана вцепилась в столешницу и подалась вперед.

– Дикси Сеймур! Я ненавижу твой грязный язык и грязные мысли! На этот раз ты просчиталась. Мы с Шейном доверяем друг другу, мы любим друг друга, и мы собираемся…

Дикси откинулась назад и выставила вперед худосочную руку с кровавыми ногтями.

– Ви, если бы ты знала, как обидно это слышать! Я болтушка, это верно, я не очень хорошо умею разговаривать с дикими ковбоями-миллионерами – поэтому твой Шейн меня неправильно понял, – но я никогда не стала бы придумывать сплетни специально! Я сама видела!

– ЧТО ты видела?

– Шейна с женщиной. С высокой, эффектной брюнеткой. Хорошо одета, но я ее не знаю. Я видела их только издали.

– И что из этого следует?

– Ничего, наверное. Может, они коллеги по работе? Он тебе не рассказывал о чем-нибудь в этом роде? Правда, странно, что они так бурно приветствовали друг друга… О, посмотри! Вон же они!

Вивиана повернулась туда, куда указывала Дикси, чувствуя, как одеревенела спина. С застекленной веранды «Атриума» было отлично видно противоположную сторону улицы и ресторанчик «Греческая смоковница». У дверей ресторанчика стоял Шейн Кримсон и, улыбаясь, разговаривал с ослепительной женщиной в бриллиантах и непомерно открытом платье. Потом женщина вдруг потянулась к Шейну, уверенно обняла его за шею…

– Что ж, спасибо вам за мое спасение и отличный обед. Я отдохнула душой. Вы -обаятельный и искренний человек. Даже жаль, что вы влюблены в светскую девицу.

– Почему же?

– Они, как правило, взбалмошны и капризны. Нет, может, именно ваша – ангел, но в большинстве случаев… Деньги даны им с рождения, они привыкли покупать себе развлечения. Будь я лет на двадцать помоложе – увела бы вас у нее, честное слово. Чему вы улыбаетесь?

– У вас очень красивые глаза. Я такой цвет видел только один раз в жизни. Что ж, давайте прощаться. Мне пора. Вы уверены, что вас не стоит подвезти?

– Уверена. На сегодня приключений достаточно. Можно, я вас поцелую на прощание?

И прежде, чем Шейн успел хоть как-то отреагировать на это смелое предложение, она обняла его за шею и крепко, откровенно поцеловала в губы. Поцелуй был недолгим, но страстным, и Шейн временно превратился в соляной столп. Потом женщина отступила и ласково провела по его губам рукой, стирая след помады.

– Не провожайте меня, милый мальчик. И спасибо вам. Я сто лет не разговаривала с нормальным человеком.

Она помахала ему рукой и пошла прочь. Потом оглянулась и крикнула:

– Мы ведь так и не познакомились! Меня зовут Илалия.

Шейн ошеломленно помахал ей вслед, даже не подумав представиться в ответ. Во дает тетка! В молодости, должно быть, она мужиков штабелями вокруг себя укладывала!

Вивиана вцепилась скрюченными пальцами в стекло. По телу полз ледяной холод, ноги подкашивались, глаза застилало каким-то черным туманом. Нельзя убежать от судьбы. Нельзя перечеркнуть прошлую жизнь и надеяться на лучшее. Нельзя верить.

Нельзя любить.

Только что, на ее глазах, на глазах всей улицы Шейн Кримсон целовался со своей любовницей.

С Илси Бекинсейл, в замужестве Олшот.

С непутевой матерью Вивианы.

Шейн вернулся домой, бросил ключи на привычное место и вошел в гостиную. Его ждал сюрприз.

Сюрприз был худосочен, вертляв, суетлив и прыщав. Шикарный костюм сидел на нем… нет, он на нем висел. Редкие волосики неопределенного цвета были зачесаны на безукоризненный пробор, маленькие глазки с булавочными зрачками слезились, а еще незнакомец постоянно пошмыгивал носом.

Он шагнул навстречу Шейну и тут же отпрянул назад, стараясь, чтобы их разделял диван.

– Привет, привет, привет. Я Митчелл Стюарт, а вы, должно быть, Шейн Кримсон? Очень рад. Я, собственно…

– Митч! Не мешай мистеру Кримсону. Он должен собирать вещи.

Голос Вивианы из спальни звучал капризно и несколько сердито. Шейн посмотрел на закрытую дверь, потом на Митча…

– О, вы уезжаете? Как жаль, могли бы вечерком посидеть вместе, когда мы с Ви вернемся. Подыскали апартаменты? Хорошие, должно быть. Вивиана говорила, вы несметно богаты, ха-ха.

– Да. Почти как Крёз. А вы, мистер Стюарт, куда-то собрались?

– Да, поедем на одну вечеринку. Наши друзья позвали – все-таки помолвка…

Шейн больше не слушал. Он кивнул вертлявому мистеру Стюарту и пошел в свою комнату. Джейд поднялся ему навстречу, виновато помахивая хвостом и заглядывая в глаза.

Все понятно. Богатой девочке надоело играть в учительницу. Значит, Митч… Зачем было врать, что они не помолвлены? Хотя… прыщи у него и впрямь кошмарные.

Шейн собрал вещи почти мгновенно. Белье, пара рубашек, старые джинсы. Несколько книг. Документы. Ключи от машины в кармане… ах, да, еще поводок, ошейник и намордник мистера Джейда.

Собираться нужно быстро, вещей брать мало. Дорога любит тех, кто идет налегке.

Мудра тетка Илалия! Как она легко разложила все по полочкам! И куда ты полез, Шейн Кримсон? О чем возмечтал? Дурак, тупой деревенский дурак, возомнивший себя невесть кем!

Нет! Он с ней поговорит!

Шейн рванулся к двери, но в этот момент уже из прихожей донесся голос Вивианы:

– Мистер Кримсон, мы ушли. Ключи оставьте охраннику.

Хлопнула дверь.

Сказка закончилась.

Илси сидела за столиком в «Атриуме» и деловито пересчитывала деньги. Напротив сидела Дикси и с завистью рассматривала мать своей закадычной подруги.

Сорок пять лет, а выглядит на тридцать. Обычная шлюха, нимфоманка, ее любовниками можно укомплектовать небольшую армию, но с виду – настоящая дива. Никакой тебе потасканности.

И как она ловко окрутила этого неандертальца!

– Что ты так пялишься на меня, деточка?

– А? О, прости, я задумалась. Ну, все точно?

– Триста баксов, как договаривались.

– Что ж, тогда я…

– Нет, Дикси. Посиди. Теперь я хочу знать, что это за глупое пари.

– Илси, ты ведь уже взяла деньги…

– А чего ты так перепугалась? Я и не отказываюсь, тем более что я получила удовольствие. Парень просто прелесть. Именно поэтому мне интересно: что может связывать такого хорошего парня с такой шваброй, как ты?

Дикси неуверенно улыбнулась. Илси Бекинсейл ее подавляла. Своей элегантностью, своей уверенностью, своей стремительной дерзостью.

– Илси, это было всего лишь пари, если помнишь. Я сказала, что знаю одного парня, которого тебе нипочем не соблазнить. Ты пари приняла, только и всего.

– Я никогда в жизни не отказывалась от денег, особенно если они сами идут в руки. Я спрашиваю о другом, и ты меня отлично расслышала. Что у тебя с ним общего?

– Он… мой знакомый.

– Он – простой деревенский парнишка, три месяца назад приехавший в ваше сонное царство. Он – сотрудник фирмы Марго, но тебя же сроду не интересовал никто мельче шейха. Во всем этом есть что-то странное. Кроме того, он упомянул о своей любимой девушке… Это ведь не ты?

– Ты что, с ума сошла? Конечно, нет.

– Тогда кто? Дай угадаю. Кто-то из твоих подружек, да? Ты решила насолить ей, поссорить с женихом! Да, Дикси Сеймур, я права. Вон как глазки забегали. Кого же ты так сильно любишь?

И тут Дикси допустила очень крупную ошибку. Виной тому были страх и злость.

– Я тебе скажу. Ты очень удивишься. Это – твоя дочь. Вивиана Олшот. Илси побледнела – это было видно даже под слоем пудры и румян.

– Какая же ты дрянь, Дикси! Ты нарочно подставила меня. Она ненавидела меня всю жизнь, а теперь… даже не хочу думать, что она скажет теперь. Ты нас фотографировала? Давай сюда пленку. И подавись своими деньгами.

– Ой, вот только не надо этого напускного благородства! Ты взяла деньги, чтобы наставить рога постороннему человеку. Какая разница, Вивиана это или принцесса Монако. Что до пленки, то у меня ее нет.

– Врешь.

– Нет, не вру. Вивиана была здесь, вот за этим самым столиком, и все видела собственными глазами.

– Она меня узнала?

– Еще как! Чуть в обморок не грохнулась.

– Зачем ты это сделала, Дикси? Вы же – подруги…

– Илси, не смеши меня. Какие подруги! Две змеи в одном террариуме, как выражается твоя бывшая свекровь. А сделала я это, потому что он меня оскорбил. Мужик, деревенщина, необразованный придурок посмел унизить меня на глазах всей компании. Да он же меня с Ви поссорил, с дочуркой твоей чокнутой…

Илси молча встала. Налила полный бокал шампанского. Вылила его на голову Дикси и посыпала сверху смятыми купюрами. Дикси окаменела от бешенства и стыда, а Илси твердой походкой направилась к лестнице.

Мужчины, как по команде, оборачивались ей вслед.

Вивиана сидела в ночном клубе и искренне радовалась неоновым всполохам и грохоту музыки. В этом мертвенном свете не видно, как текут у нее по щекам слезы, как некрасиво кривится рот, не слышно, как она скулит, точно побитый и брошенный щенок…

У нее не осталось сил ни на ненависть, ни на выяснение отношений, ни на что вообще. Перед глазами постоянно крутилась одна и та же картинка: Шейн целуется с ее матерью, целуется жадно, бесстыдно, страстно… Так целуют женщин, с которыми спят. Так он целовал ее прошлой ночью.

Целовал и веселился про себя: днем с матерью, ночью с дочерью, ай да я – простой парень из захолустья!

Она судорожно подвинула к себе высокий бокал с ядовитого цвета жидкостью. Надо напиться и ни о чем не думать.

Митч материализовался возле правого плеча и начал что-то интимно выкрикивать ей в ухо. Вивиану передернуло от отвращения. Какого черта он к ней лезет!

Она встала, качнулась, схватилась за стойку, потом выпрямилась и кинулась танцевать. Грохот музыки стал невыносимым, голова гудела и грозила взорваться изнутри.

Не думать! Не думать! Не вспоминать, не разрешать себе вспоминать, как она прожила эти месяцы, бедная, глупая, сумасшедшая Вивиана. Дикси права, у нее не в порядке с головой. Сама привела в свой дом подонка, сама легла с ним в постель, сама разрушила тщательно воздвигаемые бастионы своей защиты – и оказалась голой и беззащитной.

Сейчас все на нее смотрят. Все показывают пальцами на Вивиану Олшот. Вон, даже охранник у двери…

Некто в белоснежной рубашке с эмблемой клуба привычно протолкался сквозь дрыгающуюся толпу и аккуратно взял Вивиану под руку.

– Мисс Олшот? Вас там спрашивают…

– Пошлите его к черту!

– Это дама, мисс Олшот. Я проводил ее в кабинет, она настаивает на встрече с вами.

Потная, всклокоченная Вивиана одним глотком осушила свой бокал, поставила его на чей-то столик и направилась к двери, ведущей во внутренние помещения. Дама так дама. Дама – не Шейн, даму можно пережить.

Оказалось, она поторопилась с выводами.

В кабинете было тихо, как будто вату напихали в уши. Вивиана даже покачнулась и схватилась за косяк двери. Голова болела невыносимо.

У зашторенного окна стояла и курила высокая стройная женщина. Она повернулась на звук закрывшейся двери – и Вивиана со всхлипом втянула воздух.

Илси. Ее мать.

Теперь было видно, что годы ее не пощадили. Дневной грим не мог скрыть морщин, обвисшей усталой кожи, синяков под глазами. Старыми были тонкие руки, нервно комкающие носовой платок.

Ее мать. Мать, которую она столько лет пыталась вернуть, мать, которую она ненавидела, мать, которую она не выдала, потому что… Потому что она была ее матерью.

Вивиана сделала глубокий вдох – и превратилась в светскую львицу. Нет, больше того. В королеву.

– Добрый вечер, мисс Бекинсейл. Чему обязана?

– Вивиана… Бог ты мой. Тебя не узнать.

– Давайте оставим эту часть встречи за кадром. Естественно, не узнать, потому что вы меня практически не видели. Редкие встречи в коридоре не в счет.

– В каком коридоре?

– И этого не помните? В коридоре возле комнаты моего отца, которого вы убили.

Илси резко вскинула голову, глаза ее сверкнули, но секундный порыв быстро прошел.

– Хорошо. Я не отношения пришла выяснять. И вовсе не набиваюсь тебе в матери. Это было бы глупо… после всего. Мы можем сесть?

– Садитесь, кто вам мешает.

– Я боюсь, что ты уйдешь, а мне нужно сказать нечто очень важное.

– Важное? Для кого?

– Вивиана, просто выслушай, ладно? Потом можешь дать мне пощечину, побиться в истерике, вызвать полицию – все, что угодно.

Вивиана усмехнулась, хотя это далось ей с огромным трудом, затем шагнула вперед и опустилась в кресло.

– У вас три минуты. Я здесь с друзьями, так что…

– Я тоже только что от одной твоей подруги. Дикси Сеймур. Если не ошибаюсь, вы дружили с детства.

– Мы с Дикси знакомы – и только. Что вы хотели сказать? Осталось две минуты.

– Сегодня ты стала свидетельницей одной сцены. В ней участвовала я и один молодой человек…

– Достаточно. Я не хочу об этом говорить. Ваши альковные похождения меня не интересуют.

– Вивиана! Слушай меня, черт возьми! Утром твоя подруга Дикси предложила мне триста баксов на пари. Она сказала, что один ее хороший знакомый совершенно не обращает внимания на женщин, не реагирует на кокетство – короче, непробиваем, как скала. Утром это выглядело невинной шуткой, обычным трепом, и я согласилась. Дикси показала мне парня, я разыграла перед ним сценку и потащила его в ресторан. Мы пообедали и на удивление хорошо поговорили.

– Интересно, о чем?

– Он рассказал о своем городке и новой работе, я вспомнила свою юность… Мы посмеялись и расстались, а на прощание я схулиганила и поцеловала его. Он не ожидал, бедный мальчик, стоял столбом. Потом я ушла встречаться с Дикси, а он уехал. Все.

– Все?

– Все. Я даже имени его не знала, а он – моего. Только на прощание успела крикнуть, что меня зовут Илалия.

Вивиана чувствовала, как что-то теплое течет у нее по подбородку. Она поднесла руку ко рту – это была кровь из прокушенной губы. Она машинально вытерла ее рукавом и встала.

– Значит, все? Ты это так называешь? Ты сегодня разрушила мою жизнь, уже в который раз, ты… ты… И говоришь – это все!

– Ви, девочка…

– Я тебе не девочка, Илси! Я выросла! Девочка Ви осталась в том коридоре, под дверью, за которой мой отец умирал от любви к тебе!

– Прости меня, дочка.

Вивиана словно налетела на какую-то невидимую преграду. Дыхание сбилось и как-то сразу кончилось. Слезы хлынули градом, смывая, очищая ту чудовищную муть, которая годами копилась у нее в душе. Перед Вивианой стояла стареющая женщина с прыгающими губами и затравленным взглядом, стояла и не смела протянуть к ней руки.

Перед ней стояла ее мать.

Вивиана сделала шаг… другой… и повалилась на пол, как подкошенная. Блаженная темнота накрыла ее с головой, и Вивиана потеряла сознание.

Шейн колесил по городу до тех пор, пока голова не начала кружиться, а глаза – закрываться. Тогда он заехал на почту, написал там обстоятельное и пространное письмо с извинениями в конце, запечатал его и аккуратно надписал конверт.

«Мистеру Колину Фарреллу. «Олшот Ойл Индастри». Отдел юридического надзора».

Потом купил себе и мистеру Джейду по хот-догу, сел в машину и решительно выехал на шоссе, ведущее в пригород.

Вилла «Сицилия» оказалась белоснежным одноэтажным зданием, увитым виноградом и окруженным роскошным цветущим – это в конце сентября! – садом. Ажурная решетка не столько загораживала, сколько поддерживала тяжелые ветви ягодных кустарников, создававших живую изгородь. На столбике калитки сидел громадный кот и задумчиво смотрел на подъехавшую машину. Мистер Джейд несколько взволновался, кот – ничуть. Он внимательно оглядел Шейна, вышедшего из машины, покосился на Джейда, прилипшего к оконному стеклу, потом неторопливо и грациозно спрыгнул и удалился в сторону дома.

Видимо, кот был не простой, потому что через минуту послышались детские вопли, смех, чей-то сердитый голос, тараторивший по-итальянски, а затем двери белого домика распахнулись и все семейство Сантуццо высыпало на крыльцо.

Жена Джузеппе была не просто красавицей. При взгляде на нее Шейну вспомнились лики Мадонн Леонардо да Винчи и Боттичелли. Она ласково улыбалась Шейну, словно знала его давным-давно, и прекрасные белые руки были спокойно сложены на сильно выдающемся вперед животе.

Скоро у Жозефа родится четвертый сын. Или дочка.

Шейн прислонился к калитке и даже застонал от счастья при виде этой идиллии. Здесь любили друг друга, здесь ждали гостей и были им рады… Он уже почти забыл, что так бывает.

Джузеппе отдал какие-то распоряжения, и чернявые пацаны умчались в дом, а девочка постарше раскрыла зонтик и побежала к Шейну, чтобы укрыть его от дождя. Шейн взял ее за руку и пошел к дому. Джузеппе пожал ему руку и пытливо заглянул в глаза.

– Что-то случилось, ковбой? Потом расскажешь. Кьяра, bella mia, это Шейн Кримсон -мой молодой друг. Это Кьяра, моя жена, эта юная леди называется Фьорелла, потому что похожа на цветочек, а те бандиты – Марко и Бруно, кто из них кто, на ходу не разберешь. Они – близнецы. Ты как раз кстати, мой друг, у нас сегодня жаркое по-милански.

Он увлек Шейна в дом, проводил его в ванную, выдал полотенце и собственные джинсы с рубашкой, а потом выяснилось, что мистер Джейд остался в машине, и поднялся страшный переполох. Дети вопили, Кьяра улыбалась, а Джузеппе объяснял ошалевшему Шейну, что кот здесь совершенно ни при чем, потому что уже давно спрятался, а мистер Джейд может лечь у камина, и дети его заодно расчешут…

Часом позже разомлевший Шейн сидел рядом с Джейдом, Джузеппе качался в плетеном кресле, а Кьяра что-то шила на диванчике. Дети нехотя, но все же ушли спать, и Шейн внезапно подобрался, поняв, что пришло время рассказов.

Джузеппе налил ему красного вина, подлил себе и вопросительно взглянул на молодого человека.

– Значит, собрался в путь, ковбой?

– Да. Пора. Загостился я…

– Понятно. С Фарреллом разговаривал?

– Нет. Письмо отправил. Все документы оформил, с банком получилось очень быстро…

– Ясно. Молодец. Жаль, что ты так и не встретился с Марго. Она бы тебе понравилась.

– Жаль.

Посидели. Помолчали. Потом Джузеппе решительно поднялся.

– Все. Спать. Завтра утром поговорим.

Шейн поднял на него тоскливый, какой-то собачий взгляд. Джузеппе нахмурился и поднял палец.

– Не желаю! На ночь надо слушать только хорошее. Все завтра!

11

Через два дня после описанных событий в головном офисе «Ойл Олшот Индастри» царила паника. Клерки сновали, секретарши стучали по клавишам, факсы жужжали, и только Колин Фаррелл невозмутимо сидел в своем кабинете и читал какие-то документы.

Ровно в двенадцать часов пополудни двери его кабинета распахнулись, и Колин Фаррелл поднялся навстречу Марго Олшот.

Смуглая, маленькая, очень подвижная женщина – ни у кого в мире язык не повернулся бы назвать ее старушкой – в ослепительно белом брючном костюме и шикарной шляпе не вошла, а ворвалась в кабинет и сразу заполнила его собой. Темные глаза горели яростным огнем, ноздри раздувались – Марго Олшот пребывала в совершенно недвусмысленной ярости.

– Мисс Олшот, я счастлив приветствовать вас…

– Засунь свои приветствия сам знаешь куда, молодой Фаррелл!

– Марго, с приездом.

– С приездом! Он это называет приездом. Это аварийная посадка, вот что это такое! Быстро рассказывай, что здесь происходит!

– Кофе? С коньяком, лимоном, сливками?

– Коньяк. Без сливок. С лимоном. И не пудри мне мозги. Что с Вивианой?

– Она в клинике, все уже хорошо.

– Держите меня, я сейчас его пристрелю. Ты, позор семьи, какая клиника! И что может быть хорошо, если она действительно в больнице?!

– Марго, пожалуйста, присядь, выпей и выслушай меня. Если бы все было плохо, я бы встретил тебя еще в аэропорту и отвез бы к ней, но я здесь, потому что с ней все хорошо. Она с матерью в одной очень хорошей… я бы даже сказал, это пансионат. Санаторий. Да, так лучше.

Марго впилась своими темными горящими глазами в лицо Фаррелла.

– Я надеюсь, что меня подвел слух. В моем возрасте это бывает. Ты же не мог сказать «с матерью»?

– Мог. И сказал. Вивиана со своей матерью.

– У нее нет матери.

– Марго, у нее есть мать, и мы оба это знаем, а больше здесь никого нет. Илси меня позвала, Илси отвезла ее к врачу, Илси осталась с ней и вот уже два дня не отходит от ее постели.

– Отлично! Следующим пунктом Илси вылетит отсюда в Аргентину!

– Сомневаюсь.

– Что-о?

– Вивиана ее не отпустит. Им слишком о многом надо поговорить.

Марго неожиданно успокоилась, уселась в кресло и с удовольствием выпила коньяк. Кинула в рот ломтик лимона и почти кротко посмотрела на своего поверенного.

– Будем считать, что я немного перегрелась во время своего круиза. Если бы ты знал, как меня достал океан! Итак! По порядку. Вивиана.

– Вивиана с блеском пережила испытание, похорошела и поумнела, подружилась с мальчиком, потом поссорилась, потом встретилась с матерью, они поговорили, и Вивиана упала в обморок. Врач нашел у нее небольшое нервное истощение, стресс и легкую форму дистонии. Прописал полный покой и здоровый образ жизни. Илси хотела уехать, но девочка ее не отпустила. Они заперлись в палате и разговаривали целый день, потом Ви заснула, а Илси плакала в коридоре. Там была моя жена, так что сведения верные.

– Ох уж, этот возраст. Илси что делала в коридоре? ПЛАКАЛА?

– Да, плакала. Потом вытерла слезы, обругала мою жену и велела мне передать, чтобы я шел к черту вместе с тобой, но она, Илси, ни куда от Вивианы не уедет. Честно говоря, к черту – это я смягчил.

– Не сомневаюсь. Дальше.

– А дальше все. Только два дня прошло, чего ты еще хочешь?

– Я имею в виду мальчика. Из-за чего они поругались?

– Из-за Илси, но об этом больше разговаривать нельзя. Все в прошлом, забыто и похоронено.

– Непонятно, но красиво. А где мальчик?

– Вот в этом и состоит проблема. Письмо я получил сегодня утром. Прочти.

Марго схватила лист бумаги, протянутый Фарреллом, и начала жадно читать. Колин тактично смотрел в окно.

Через несколько минут Марго опустила листок бумаги на колени и протяжно свистнула.

– Вот, значит, как. Что ж, вполне в духе твоих отчетов о его успехах. Огонь, вода и медные трубы… Молодец, ковбой. Он мне понравится.

– Он уехал, Марго. И, насколько я его знаю, уехал по-настоящему.

– Колин, ты мало читаешь.

– Прости?

– Мало читаешь, говорю. Например, дамские романы. Держу пари, ни одного не прочел, ведь там все это прописано. Куда уезжает герой с разбитым сердцем? Ясно куда. Если война – на фронт, если в прошлом веке – то в Африку, а если в наши дни – то на родину, в маленький захолустный городок, где его помнят босоногим хулиганом без передних зубов и с фингалом под глазом.

– Марго, ты – циник.

– Мне восемьдесят семь лет, только и всего. Скажи лучше, у нас есть шанс вернуть его обратно?

– Ни малейшего. Его здесь держала только Вивиана, но теперь он уверен, что она его бросила.

– Послать телеграмму… Нет, это как-то не романтично… А что она сама думает?

– Она ничего не думает, она все время плачет при упоминании о Шейне Кримсоне.

– Вот черт. Я же тебя предупреждала!

– О чем?

– Чтобы ты ухо держал востро. Если она из-за него плачет – все серьезно. Ладно, поехали.

– Куда?

– Навещать больную и ругаться с Илси.

– Марго, а работа?

– Колин, эта компания выдержала три мировых нефтяных кризиса и два дефолта. Неужели ты настолько преисполнен гордыни, что считаешь, будто она развалится от твоего трехчасового отсутствия?

Осень вступила в свои права, и почти все деревья в парке стояли голые. Вивиана смотрела на них с тоской и вспоминала золотистый шуршащий ковер, по которому шли они с Шейном, а впереди трусил огромный лохматый мистер Джейд.

Дождь тихо звякал по стеклу, и девушка с некоторым изумлением осознала, что ей очень нравится этот звук, такой тихий и умиротворяющий. Даже странно, что до города всего два часа на машине. Здесь так хорошо…

Позади скрипнула дверь, и Вивиана торопливо вытерла слезы. На пороге робко улыбалась ее мать. Илси Бекинсейл, непутевая Илси…

– Привет. Я думала, ты спишь.

– Я спала как убитая, а потом поняла, что больше не могу.

– Ты плакала?

– Нет. Немножко. Остаточные явления.

– Звонил Фаррелл. Сказал, сейчас они приедут с Марго.

– Приплыла, наша наяда.

– Как ты думаешь, мне лучше скрыться на время?

– Нет. Хватит. Ты достаточно долго это делала, мама. Пора остановиться.

– Ви… я до сих пор не верю, что это происходит. Что мы с тобой разговариваем… ты зовешь меня мамой… Очень странное чувство.

– Приятное?

– Не знаю. Не обижайся, правда, не знаю. Это только в книжках мать и дочь начинают сразу же целоваться и обниматься. Я не верю в такое. Нам еще предстоит привыкнуть друг к другу. Полюбить друг друга. Поверить.

Вивиана серьезно кивнула, а потом подошла к матери и взяла ее за руку.

– Ты этого хочешь? Или уже жалеешь, что ввязалась? Я без обиды спрашиваю, просто хочу понять…

Илси задумчиво посмотрела на свою взрослую дочь и медленно заговорила:

– Мне было семнадцать, когда я приехала в этот город. Любой коп мог меня сцапать и отправить в приют. Не говоря уж о разных мерзавцах, которых всегда полно в больших городах. Но я никого не боялась. Я точно знала только одно: в свою захолустную дыру я не вернусь. Это было страшнее всего на свете.

Я была посудомойкой, работала у китайцев в прачечной, пела в студенческом баре… Что ты так на меня смотришь, Вивиана? Не веришь? Конечно, ведь все вы, Олшоты, считали меня легкомысленной лентяйкой, способной только тратить чужие деньги. Не хмурься, я уже не обижаюсь. К тому времени, как у меня появилась возможность тратить чужие деньги, я успела освоить массу профессий. У меня ногтей не было на пальцах полгода – из-за мыльной воды – и я лепила себе пластмассовые жвачкой…

А потом я познакомилась со Стюартом. Это когда уже была певичкой в баре. Он в меня влюбился, твой отец, но ведь он был Олшот и привык, чтобы все, на что упал его милостивый взор, доставлялось ему немедленно и в красивой упаковке. Он бы ни за что на мне не женился, кабы я не сказала ему «нет». Это ему и в голову бы не пришло! Но я смеялась над ним и отвергала все его ухаживания. Я тогда уже неплохо зарабатывала, поклонников у меня было полно, и весь мир лежал у моих ног. Так мне казалось.

Стюарт взбесился. Он караулил меня на улице, ходил на каждое выступление, присылал букеты… А потом избили в кровь моего парня. Фредди его звали. Дальше – больше. С работы его уволили, а на новую не брали, то и дело он попадал в какие-то передряги, а, в конце концов, к нам приехала ночью полиция, устроила обыск и нашла у Фредди в куртке наркотики. Я-то знала, что он никогда ими не баловался, точно. Он был добрый как теленок, совсем простой парень. Похож на твоего… Извини, я не буду.

Вот, и тут в комнату вошел твой будущий отец. Он мне оч-чень популярно все объяснил.

Сказал, что свобода и жизнь Фредди зависят только от меня. Понимаешь, Ви, он был вовсе не подонок, Стюарт Олшот. Бизнесмен – вот и весь разговор. Он не угрожал, не злился, не шантажировал – просто предлагал сделку. Жизнь и свобода Фредди в обмен на… Я согласилась.

– Ты любила Фредди?

– Девочка, Вегас такой город… Никого я не любила, Вивиана. Я уже была к тому времени тертая и битая. Но мне было очень жалко парня. Я была уверена, что через некоторое время надоем Стюарту, а пока побуду его любовницей, поживу в роскоши… Я его просто недооценила. Он на мне женился.

Олшоту были не страшны никакие препятствия, нас окрутили у него на вилле, и я опомниться не успела, как мне зачитали брачный контракт, по которому ни цента я не получила бы в случае развода по моей инициативе. Он был хороший бизнесмен, Стюарт, и прекрасно понимал, что я никуда не уйду от больших денег.

Марго меня невзлюбила, и это совершенно понятно и естественно. Она меня насквозь видела. Старый Монти… ну, он получше помнил собственную юность и не спешил меня осуждать, но ведь мало кому понравится, что единственный сыночек женился на девице из бара?

Мы были очень несчастной парой, Ви. Я потихоньку возненавидела мужа и решила вести себя так, чтобы на развод подал он. Но он меня отпускать не собирался. Он впервые в жизни понял, что кое-что на свете нельзя купить за деньги, и словно взбесился. Я изменяла, он ревновал…

Потом появилась ты. Прости, но я обещала говорить правду. Я не испытывала ничего, кроме раздражения, у меня так и не проснулись материнские чувства, к тому же Марго и Монти обожали тебя так яростно и бурно, что я могла быть совершенно спокойна. Чего там, думаю, будь я даже примерной матерью, они наверняка не подпускали бы меня к детской. Они молились на тебя, Ви, так что мы со Стюартом могли без помех продолжать свои затяжные бои.

Я вела себя так, что даже репутация Олшотов слегка пошатнулась. Со дня на день я ждала, что Стюарт сдастся или Марго выйдет из себя, но не тут-то было. Тогда я просто уехала на курорт. Это затянулось на годы. У меня было все, чего может желать молодая цветущая женщина от жизни, у меня был даже ребенок, но я была пуста внутри, словно гнилой орех. Ненависть выжгла меня, желание освободиться превратилось в манию.

Дальше ты все знаешь. Катастрофа, больничная койка, паралич… Я сочла это насмешкой судьбы. Стюарт не отпускал меня, цеплялся за жизнь изо всех сил. Я не хотела его смерти, Ви. Такой – не хотела. В тот вечер… я наконец-то высказала ему все, что у меня накопилось за эти долгие годы. Он не мог ни ударить, ни ответить. Он только вращал глазами и скрипел зубами. А я смотрела на него и понимала: он опять победил. Он не отпустит меня. Клянусь, я не знала, что он покончит с собой. Я совсем упустила из виду тебя, девочка. Зациклилась на собственной персоне, а Стюарт, оказывается, любил тебя ничуть не меньше. Что там, больше. Это была светлая, святая любовь. А со мной – со мной грешная страсть. Искушение. Кара Господня.

Вот… Он умер, мы с Марго обо всем договорились, и я уехала. Я соблюдала соглашение и не появлялась на твоем горизонте. Честно сказать, никакие высокие чувства меня не посещали. Мне не снились маленькие ручки, обнимающие меня за шею, и я не просыпалась в холодном поту, извини, но мы договорились… правду. Я тебя почти не помнила и совсем не знала, а в инстинкты я не верю.

Не верила.

– Значит, теперь веришь?

– Не знаю. Нет, наверное. Но когда ты так смотрела на меня, и кровь текла по подбородку… У тебя мои глаза и мой темперамент. Ты маленькая, как Марго, упрямая, как Монти, и любишь, как Стюарт. Неистово. Безоглядно. Никого не слушая.

Вивиана отшатнулась в изумлении. Ни разу она сама не произнесла этого слова, не разговаривала с матерью о Шейне, избегала этого разговора…

– Откуда ты… С чего ты взяла, что я люблю?

– Ох, Вивиана! Бог не дал мне собственной любви, но уж распознать ее в чужих глазах я умею. Я – Илси. Я служила любви всю свою жизнь. И, наверное, всю жизнь ее искала. Ви?

– Что?

– Почему ты не хочешь о нем поговорить?

– Нет. Я не могу.

– Ерунда. Девичьи бредни. Ты ведь уже знаешь, что он тебе не изменял, что все это результат стараний твоей щучки Дикси и моей глупости.

– Дело во мне.

Вивиана отвернулась к окну, судорожно сжав кулачки на груди. Илси с тревогой заглянула дочери в лицо, но синие глаза были сухими.

– Я поверила Дикси. Я поверила в его измену. Не усомнилась ни на секунду. Не дала ему и слова сказать. Просто выставила его из дома, указала на дверь, словно он… словно я…

– Ви, это бывает. Все влюбленные ссорятся. Почему ты не хочешь его найти и поговорить?

– О чем?!

– Например, извиниться.

Вивиана смотрела на мать совершенно дикими от изумления глазами. Илси усмехнулась.

– Узнаю Олшотов. Извиниться – а что это такое? Не таращи глаза, девочка. Ты ошиблась и по ошибке обидела парня. Ничего страшного не произошло. Надо найти его и извиниться. Всего три слова: прости меня, Шейн.

– И все?

– И все.

Помолчали. Вивиана чертила пальцем на стекле, Илси просто смотрела на мокрые деревья за окном. Потом она встрепенулась.

– К нам едут, не иначе. Ви, я пойду, посижу в холле. Марго порывиста, я темпераментна – не вышло бы чересчур бурной встречи.

– Ты боишься? Ты, Илси Бекинсейл?!

– Я, к сожалению, ничего уже не боюсь.

– Почему к сожалению?

– Потому что страх придает жизни краски. Неважно. Я не боюсь, но с тебя некрасивых сцен хватит. Мы с Марго отлично прожили все эти долгие годы в разлуке, зачем портить отношения. Пока. Если понадоблюсь – звони в холл. Там, где бар.

Илси сидела в баре уже второй час. Ей здесь нравилось. Тихий свет, мягкие кресла, никого народу, услужливый и незаметный бармен.

Она отпила мартини и усмехнулась своим воспоминаниям. Тот бар, где ее впервые увидел отец Вивианы, был совсем другим. Шумным и грязноватым, вечно переполненным, по вечерам опасным, по утрам – сонным и благостным. Вот судьба – чего туда занесло миллионерского сыночка Стюарта Олшота?…

– Можно присесть?

Маленькая женщина с пронзительными темными глазами стояла возле столика Илси. Марго Олшот. Ее самый лучший враг.

– Какая встреча! Разумеется, ты можешь присесть, Марго. Ты можешь также прилечь, попрыгать, разбить тут всю посуду и заказать по каталогу новую, выгнать обслугу, нанять новый штат…

– Хватит. Юмор я оценила. А ты не сдаешься. Хватку с годами не потеряла.

– Повода не было. Здравствуйте, Колин. Рада вас видеть.

– Добрый день. Марго, если я не нужен…

– Я еще не знаю. Не нервничай так страшно, Колин. Если уж мы не вцепились друг другу в прическу двадцать семь лет назад, то сейчас это тем более глупо. Пойди, закажи себе сок. Или водку. Или что хочешь. Одним словом, дай девочкам потрепаться.

Илси улыбнулась. Старая разбойница Марго! Ее язык мог обескуражить любого собеседника, а повидала она в жизни ничуть не меньше Илси. Начинали они, по крайней мере, одинаково…

– Итак, Марго. Я нарушила наше соглашение, так что ты вправе прекратить выплату моего содержания.

– Ой, только не строй из себя деловую женщину. Кстати, а оно тебе вообще-то нужно, мое содержание? Слухами земля полнится, знаешь ли. Говорят, старик Джонсон оставил тебе практически все…

– Я гляжу, ты не совсем вычеркнула меня из своей жизни?

– Это трудно, учитывая, как ты в ней наследила.

Обе женщины замолчали. Илси разглядывала Марго, Марго смотрела в сторону.

А она постарела, с неожиданной жалостью подумала одна из женщин. Задора меньше. Тени под глазами. Раньше она проехалась бы по мне, как асфальтовый каток…

А она постарела, думала другая. Старые руки, старая шея. Глаза еще горят, но в них появилась печаль. Да и норов. Раньше она вцепилась бы в меня бульдожьей хваткой…

– Как тебе девочка?

– Отличная девочка. Как могло быть иначе? У нее твои гены.

– Не помню, чтобы ты меня раньше так высоко ценила.

– Это может мне нравиться или не нравиться, но само качество несомненно.

Пауза.

– Она тебе все рассказала?

– Да, Марго.

– Что скажешь?

– Ты хочешь знать мое мнение?

– Я была замужем всего один раз. Эксперт у нас ты.

– Значит ли это, что наступило Большое Перемирие?

Марго вздохнула и посмотрела своей бывшей невестке прямо в глаза.

– Нельзя убежать от себя, Илси. Нельзя уйти от жизни. Нельзя упрямо твердить, что мир неизменен. Он меняется. Каждый день, каждый миг. Чего бы я стоила, кабы не умела признавать своих ошибок?

– Да. Не думала я, что услышу это от тебя… Ты знала этого парня?

– Только из отчетов Колина. У меня были определенные планы на Шейна Кримсона.

– Темная лошадка?

– Монти обожал такие расклады. Говорил, что ближний круг хорош для посиделок у камина, а в работе нужна новая кровь. Я рассчитывала ввести мальчика в совет директоров, а со временем назначить генеральным учредителем.

– Ого. Не продолжай, бизнес для меня остался темным лесом.

– Так что нам делать?

– Нам? Все-таки нам?

Марго возмущенно раздула ноздри.

– Чего ты хочешь, Илси Бекинсейл? Чтобы я встала на коленки и попросила у тебя прощения? Не дождешься. Ты сломала жизнь моему сыну, и это навсегда останется между нами. Но ты изменилась. Ты постарела и поумнела. До этого мне тоже нет большого дела, однако, Вивиана тебе доверилась – значит, и у меня нет другого выхода. Что нам делать?

Илси откинулась на спинку кресла и спокойно сказала:

– Ничего.

– Как это?

– Марго, нам надо отойти в сторону и дать девочке принять решение. Принцесса выросла и вот-вот займет трон. Бабушка не будет с ней вечно, мать никогда не была для нее опорой, и даже верный Колин Фаррелл не сможет помочь ей устроить свою жизнь. Пусть она делает то, чего желает ее сердце.

– И это слова эксперта?

Илси подалась вперед, и в синих, как у Вивианы, глазах блеснули слезы.

– Именно так, Марго! Я знаю, о чем говорю.

Я, женщина, не знавшая любви!

Прошло еще два дня. Вивиана вернулась в свою квартиру. Илси приняла приглашение Марго пожить в доме Олшотов.

Девушка осторожно выглянула из лифта. Возле куста с розовыми цветочками сиротливо сгорбился розовый пудель. Зазвенели цепочки, и хозяин пуделя, сосед Вивианы, выглянул на лестничную клетку.

– С возвращением, мисс Олшот. Рад вас видеть. Представляете, Тори не хочет уходить домой. Почти перестал кушать, скулит и все время смотрит на дверь. Мисс Олшот, возможно, вы сочтете это за нахальство, но… у нас нет детей, Тори заменил их нам, и мы страшно переживаем… Не могли бы вы попросить Шейна… мистера Кримсона наведаться со своим песиком в гости? Мне кажется, Тори очень скучает.

Вивиана кивнула и тихо прошептала:

– Я тоже. Я тоже…

Со следующего утра Вивиана Олшот развернула бурную деятельность. Она обзвонила все отели города, потом перешла на второразрядные гостиницы, потом добилась аудиенции у начальника полиции. Поиски не дали результата. Шейн Кримсон не останавливался ни в одном из отелей.

Уже к вечеру Вивиана подъехала к зеркальным дверям имидж-центра «Культ тела». Каблучки простучали по мраморным ступеням – и вот она уже входит в кабинет Жозефа.

Томный, визажист обмахивался громадным веером и хихикал в золоченую трубку телефона. При виде Вивианы он просиял, приветственно замахал рукой и страшно завращал глазами, очевидно приглашая ее присесть и подождать минутку.

Девушка устало опустилась на кожаный диван. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Шейн исчез, и даже следов его не осталось в этом проклятом бездушном городе.

Жозеф неожиданно энергично закончил разговор и повернулся к Вивиане. Маска жеманного гея сползла с накрашенного лица, и на Вивиану смотрели тревожные черные глаза ее друга.

– Ви? Ужасно рад тебя видеть. Ты в порядке?

– Да. Практически. Жози, у меня страшно мало времени, ты извини, ни маникюра, ни макияжа сегодня не будет…

– Какой, к черту, маникюр! Хотя… румяна тебе не помешали бы… Это я машинально. Просто на тебе лица нет.

– Жозеф… Где он?!

Жозеф помолчал и осторожно произнес:

– Я полагаю, ты и сама знаешь. Он уехал.

– Куда? Когда? Где он был до отъезда?

– Переночевал он у меня, а на рассвете уехал. Куда? Домой, куда же еще.

Вивиана смотрела на Жозефа, и глаза ее против воли наливались слезами. Жозеф осторожно похлопал ее по руке.

– Ви, девочка, не надо плакать, прошу тебя. Ты его ищешь, значит, все правильно, ты молодец, ты все хорошо и верно решила. Ты ведь решила его найти и поговорить…

– Нет! Не поговорить. Извиниться. И сказать, что я его люблю. Что жить без него не могу. Что умираю без него, и мне страшно!

Жозеф с облегчением откинулся назад.

– Все-таки приятно сознавать, что я умный. Я ему так и сказал. Он не верил сначала, да и уезжал, не слишком поверив, но я все-таки настаивал. Я был уверен, Вивиана, просто уверен. Такой парень, красавец, умница, золотой характер… Господи, я как сваха, честное слово. Чего ты сидишь? Вставай, езжай отоспись и быстрее к нему!

Вивиана всхлипнула.

– К нему? А куда? Я понятия не имею, где он живет!

Внезапно в ее глазах загорелась такая отчаянная надежда, что у Жозефа сдавило сердце.

– Жози! Он приехал к тебе, вы говорили, вы с ним сдружились, я знаю! Ты ведь знаешь, откуда Шейн?!

Огорченный визажист покачал головой.

– Ви, прости, но мне нечем тебя обрадовать. Я понятия не имею, что это за городишко. Я думал, ты знаешь…

Вивиана закрыла лицо руками. Жозеф встал и заходил по кабинету широкими, совершенно мужскими шагами.

– Не реви. Слышишь, кому говорю! Не может такого быть, чтобы никаких следов не осталось.

– Он не регистрировался в гостиницах.

– А отель? Первый отель, откуда ты его забрала?

– Это дешевый мотель на въезде в город! Там не спрашивают документов. К тому же он провел там всего одну ночь. А где был до этого, я не знаю.

– Думай! Вспоминай! Говорил он с Колином Фарреллом? С секретаршами, менеджерами?

– Нет. О своем городе он рассказывал только мне… и маме, но названия никогда не упоминал.

– Черт! Этого просто не может быть! Человек с пятьюдесятью миллионами не может просто раствориться в воздухе. Подключи Марго!

– Ему выплатили выигрыш через Федеральный банк. Никаких реквизитов.

Жозеф вскинул палец.

– А налоги? Он же должен был оплатить налоги на выигрыш! Хотя, нет… Налоговая инспекция не предоставляет такую информацию. Погоди. Он говорил, что половину денег перевел на счет своего города. Сказал, что этого должно хватить. Это миллионов тридцать или двадцать, наверное. И эти деньги…

– Должны были проходить через банк Марго! Он же разделил сумму! Звоню бабушке!

Через три часа, темной ночью, Вивиана сидела с ногами на диване и прижимала к груди листок с несколькими словами.

Соммервилль. Штат Техас.

Всего каких-то три тысячи километров!

12

Солнце выжигало равнину, несмотря на то что на дворе стоял октябрь. Дождя не было с июля.

По федеральному шоссе номер семь катил джип. Шикарный – по крайней мере, бывший шикарным еще несколько дней назад. Сейчас он был слишком грязным и горячим. Из-под капота валил пар, а может, и дым.

Маленькая девушка с усталым лицом вцепилась в руль и медленно съехала на обочину. На девушке были потертые джинсы, удобные старые кроссовки, спортивная толстовка и легкая куртка. Золотистые волосы стянуты простой резинкой в хвост. Под синими глазами темные круги, губы потрескались.

Никто на свете не рискнул бы предположить, что видит перед собой наследницу самой успешной топливной компании страны.

Вивиана Олшот провела в пути без малого неделю. Она гнала машину днем и ночью, но иногда слабость и усталость брали свое, и она останавливалась в придорожных мотелях на ночь, чтобы утром вновь сесть за руль.

Вивиана Олшот очень спешила. Ей казалось, что она может опоздать, и тогда случится что-то непоправимое. Например, Шейн возьмет и женится на ком-нибудь другом.

Она отпила из фляжки и полезла в бардачок за картой. Долго изучала ее, потом в отчаянии огляделась. Хоть бы один указатель, хоть бы дорожный знак какой-нибудь… Ничего. Октябрь.

Красная пустыня. Бесконечная дорога – и никого вокруг.

Она устало прикрыла глаза. Вспомнился золотой осенний парк и высокий сероглазый парень, идущий рядом. Лохматый пес бежит следом, и листья разлетаются из-под огромных лап…

Вивиана слабо улыбнулась. Она должна его найти. Розовый пудель очень на это надеется.

Чувствуя себя последней дурой, она перед самым отъездом занесла соседу коврик, на котором обычно спал Джейд. О, чудо! Тори немедленно улегся на коврик, повертелся на нем, потом вскочил и пошел есть. Хозяин умиленно смотрел на него, а потом повернулся к Вивиане и рассыпался в тысяче благодарностей. Просил заходить в гости, вот как.

Охранник Джош полночи лазил под только что купленным джипом и отлаживал, подкручивал, завинчивал… Линда Козловски принесла целый пакет еще горячих домашних булочек с корицей и налила полный термос кофе – в дорогу.

Все любили Шейна Кримсона, и лучи этой любви согревали Вивиану Олшот.

Она найдет его. Даже если зажарится по дороге.

Вдруг в голове всплыл тот разговор с Шейном.

«Стыдись, мисс Олшот. Это же твой дед придумал заправки Олшота… на каждой дороге, даже проселочной, даже самой заброшенной должна быть заправка. Чтобы любой человек знал: он не пропадет и не останется один…»

Вивиана решительно включила зажигание.

Заправки должны быть расположены так, чтобы до них можно было добраться…

Шейн вытер пот со лба и нахлобучил шляпу обратно на голову. Это просто неприлично для октября! Так никакого корма скотине на зиму не останется.

Он тронул бока гнедого конька, и тот послушно потрусил сквозь засохшие заросли ковыля. Слева по зарослям прошла могучая волна, и Шейн усмехнулся. Старина Джейд охотится на сурков. Интересно, поймает хоть одного?

Вот уже две недели Шейн Кримсон заставлял себя не думать о Вивиане, миллионах и жизни в большом городе. Шумиха, связанная с его неожиданным возвращением, улеглась очень быстро, к тому же вовсю шел подготовительный этап строительства больницы и нормального шоссе, так что Шейн с головой окунулся в хозяйственные хлопоты. Он работал столько, что дома просто валился на кровать и засыпал. Тогда начиналось мучение.

Во сне приходила Вивиана, золотоволосая, красивая и надменная. Она указывала на Шейна тонким пальчиком и ровным голосом объясняла ему, чтобы он не лез, куда его не звали. Шейн пытался заговорить с ней, но Вивиана презрительно кривила губы и удалялась. Шла она вроде не быстро, но он никак не мог догнать ее, бежал, падал, а она удалялась и удалялась, и тогда Шейн просыпался в поту и отчаянии.

Иногда сон менялся. Второй вариант был еще хуже. В нем Вивиана плакала навзрыд, а он стоял столбом и ничем не мог ей помочь.

Шейн хмуро тряхнул головой и от злости ткнул конька каблуками. Конек укоризненно покосился на Шейна и прибавил ходу. Не сильно.

Они выбрались на дорогу, и Джейд принялся усиленно чесаться. За эти две недели столичный лоск начисто слетел со старого пса, белый цвет превратился в серый, серый в бурый, а коричневый в черный. Роскошная шерсть свалялась, и мистер Джейд перестал напоминать клиента салона Жозефа Сантуццо.

Первые дни пес явно и недвусмысленно скучал, слонялся по дому, обнюхивал углы и искал Вивиану, причем делал это так откровенно, что Шейн не выдержал и наорал на него. Джейд вздохнул и с видом оскорбленного достоинства ушел спать на улицу, а Шейн всю ночь мучился угрызениями совести. Утром они помирились, а через несколько дней Джейд привык.

Сейчас он перестал чесаться и смотрел в сторону городка. Уши стояли торчком, шерсть на загривке слегка приподнялась. Шейн посмотрел на пса с недоумением и уже собирался поинтересоваться, что это случилось со стариной Джейдом, как вдруг тот вскочил и во весь опор припустил к городу.

Вивиана въехала в город и остановилась на центральной улице возле магазина.

Ее окружала немыслимая тишина. Даже шум работающего где-то вдали грейдера не особенно ее нарушал.

Она не была мрачной, зловещей или пугающей, эта тишина. Она была умиротворенной. Значительной. И абсолютно естественной. В пыли вокруг магазина дремали куры. Чуть поодаль стоял мальчик лет десяти и задумчиво созерцал Вивианин джип.

Девушка спрыгнула на землю и потянулась, расправляя уставшие мышцы. Потом подошла к мальчику и доброжелательно улыбнулась. Надо было налаживать контакт с местным населением. Если не врет карта, то она в родном городе Шейна.

– Как тебя зовут?

– Шейн. Шейн Пемброу.

Земля качнулась под ногами, и юный Шейн Пемброу слегка расплылся в глазах измученной девушки. Она все-таки доехала!

Через четверть часа толстый и добродушный шериф О'Лири пыхтел и фыркал, пытаясь поцеловать Вивиане пыльную ручку, бормотал, что он счастлив приветствовать ее на гостеприимной земле Соммервилля, и заверял в своей полной готовности оказать мисс Олшот всяческое содействие. Вокруг постепенно собиралась толпа, но Вивиана почти не видела ее. Она тревожно смотрела в глаза шерифа. Если он сейчас скажет, что Шейна в городе нет и не было, то…

Дальнейшие события едва не оставили городок Соммервилль без шерифа. В конце улицы внезапно возникло облако пыли. Оно мчалось с ужасающей скоростью и не собиралось ее сбавлять. Вблизи у облака обнаружились лапы, хвост и оскаленная пасть. Облако метнулось к мисс Олшот и повалило ее в пыль. Шериф ахнул и по-бабьи всплеснул руками, женщины завизжали, детишки заулюлюкали. Шериф побагровел и стал судорожно искать кобуру. На его глазах вершилось черное дело: старый сумасшедший пес собирался разорвать на куски внучку человека, благодаря которому городок Соммервилль все еще присутствовал на карте Соединенных Штатов. Мисс Олшот, миллионерша и светская красавица, валялась в пыли, наверняка умирая от ужаса… и где этот чертов револьвер!

Не сразу, но до шерифа дошло, что мисс Олшот и не думает умирать от ужаса, а, напротив, обнимает грязного и лохматого пса, целует его прямо в оскаленную пасть, плачет и называет мистером Джейдом, а пес, в свою очередь, облизывает личико мисс Олшот и визжит от восторга.

А еще минутой позже посреди улицы возник всадник в ковбойской шляпе, и стало совсем уж как в кино. Шейн Кримсон лихо осадил гнедого конька, едва не прикончив его этим маневром, и рухнул в пыль возле приезжей миллионерши, крича немыслимое: «Вивиана, любимая!»

Вы подумайте! Чумазый сопляк с заправки, три месяца околачивавшийся в большом городе, хватал внучку великого человека, целовал и причитал, словно нашел давно потерянную сестру. Хотя… какую там сестру.

Шериф отдышался и свирепо оглянулся на сограждан. На площади повисла звенящая тишина. Все смотрели, как зачарованные, в одну точку.

Шейн Кримсон и Вивиана Олшот целовались, не видя и не слыша никого вокруг.

А мистер Джейд метался в пыли, в восторге, пытаясь схватить зубами свой собственный хвост, как будто было ему не шестнадцать лет без малого, а месяца четыре.

Эпилог

– Илси! Мы опоздаем.

– Марго, в таких городках никто не опаздывает. Здесь замкнутая система. Все друг друга ждут.

– Что ты мне рассказываешь!

– Рассказываю, что знаю. Я сама из такого города.

– Оно и видно. И можно подумать, я из Парижа!

– Колин, мне кажется, или она нервничает?

– Не смейтесь, Илси. Она – немолодой человек…

– Колин Фаррелл! Заткнись немедленно, или я тебя уволю! Немолодой! На себя посмотри!

– Молчу. Дамы, если вы готовы…

– Где коньяк?

– Марго, стоит ли…

– Иди в машину и грей ее.

– Ее не надо греть. Мороза не было.

– А где твоя жена? Мы что, должны до вечера ее ждать?

– Она с Вивианой. Еще там Мими, Элли и Сандра – это на случай, если вы спросите, куда они делись. Они подружки невесты.

– Илси, налей мне коньяку, себе валерьянки, и пойдем уже.

– Я не хочу валерьянки. Я не волнуюсь.

– Надо же, какая бесчувственная! И всю жизнь ты такой была, ей-богу, всю жизнь… А где букет?

– В машине. Колин, вы лучше идите, мы сейчас придем.

– Хорошо. Захватите лекарство, ладно?

– Бабушку свою будешь лекарствами поить! Уволю! И не смей улыбаться! Илси?

– Да, Марго?

– Я нормально выгляжу?

– Вы выглядите шикарно. Вас можно перепутать с невестой.

– Солдатский комплимент! Вот что я тебе скажу…

– Коньяк.

– Спасибо. Твое здоровье. Так вот. Я решила. К алтарю поведешь ее ты.

– Марго, я…

– Ну какой из Колина посаженый отец! А О'Лири не внушает мне доверия. У него уже три дня такой вид, как будто апоплексический удар на пороге. А если его хватит кондрашка прямо в церкви?

– Он никак не может пережить наш десант в Соммервилль. Марго, я не знаю, согласна ли Вивиана…

– Не будь дурой, Илси. И не серди меня. Я тебя всю жизнь терпеть не могла… Не реви!

– Это так… пыль.

– Я тоже всегда так говорила. Ну не плачь… мамаша! Пойдем. Поддержи меня. Я все-таки не девочка…

– Миссис Фаррелл, у меня руки дрожат. Это нормально?

– Абсолютно нормально, Ви. Я лично упала в обморок, когда Колин сделал мне предложение.

– Правда? От волнения?

– Не совсем. Я была на втором месяце. Мими мне далась нелегко.

– Ой, Господи. А где цветы?!

– В машине. Не волнуйся. Девочки, не забудьте в туалет. Потом будет не до того.

– Мне бы не забыть… Миссис Фаррелл, как вы думаете, Марго не обидится, если я ее попрошу, чтобы к алтарю меня вела мама?

– Ну конечно, Ви! Это твой день.

– Они же с Илси на ножах…

– Ви, мне кажется, те ножи изрядно притупились. Я поговорю с Колином…

– Нет, лучше пусть как есть. А то бабушку жалко. И маму тоже…

– Вивиана, не смей плакать. Нас ждут в церкви через пятнадцать… ох, уже через десять минут… Девочки! Все готовы? Вперед.

– Стойте!

– Что, Ви?

– А я-то в туалет! Говорила же – забуду…

– Ну, Шейн, ты даешь! Слушай, а кто этот дядька с крашеными ногтями?

– Это мой друг, Боб. Его зовут Джузеппе.

– А почему ногти крашеные? Он что, гей?

– Он – актер. Знаменитый. Где Джейд?

– Его девчонки причесывают. А я и не знал, что у него есть белая шерсть.

– Я тоже не знал, пока миллионером не сделался. Все, пора.

– Да не спеши. Они опоздают.

– Почему? Что-то случилось, да?

– Нет, просто девчонки всегда опаздывают. Ох, Шейн, братишка, вот и тебя окольцевали. А она хорошая девчонка, твоя Вивиана. Всем моим понравилась. Бабка Кримсон ее одобрила бы.

– Не сомневаюсь. Ладно, Боб, пошли. А где цветы?

– В машине. Да не беги ты! У нас пробок на дорогах нет, живо доберемся.

…Я подарю тебе все розы мира и сплету из них лодку…

…Мы уплывем в ней по волнам заката туда, где солнце прячется до утра, а потом снова поднимается на небо…

…Мы будем с тобой вместе до конца времен и еще немножко, потому что большей любви, чем наша, просто не может быть…

…Я сильнее всех, пока твоя рука лежит в моей руке…

…Я красивее всех, пока твои глаза смотрят на меня…

…Нет на свете большей любви, и не будет никогда, потому что наша любовь – это навсегда…

…Возьми эти розы, любимая. Пусть они учатся твоей красоте…

…Будь со мной рядом всегда, любимый, – и эти розы никогда не завянут…

Сказка про Шейна и принцессу Вивиану благополучно завершилась, взмахнула разноцветными крыльями и понеслась дальше, оставив новобрачных наедине.

У сказки было много забот.

Ведь столько еще живет людей на земле, которым только предстоит научиться самому главному – любви.