-- У меня, понимаетею -- шепотом пробасил. -- У меня сегодня очень, понимаете, важнаяю службаю Сам, понимаете, Владыкаобещалю Не могли б выю чисто по-христианскию
      Бормочаэто, Бородач всем видом и поведением выказывал желание оказаться у Полковникараньше остальных. Первый стоял в нерешительности, как это бывает, когдапросятся пропустить без очереди к зубному врачу, но тут оживились задние: загудели клаксонами, повысовывались из окон:
      -- У меня через час ученый совет!
      -- А у меня -- репетиция!..
      -- Видитею -- развел руками Первый и скрылся в калитке.
      Бородач понуро поплелся к своей "Волге". Тот, У Кого Репетиция, высунулся из окна:
      -- А вы, батюшка, поезжайте. Чего ж навсякую дрянь внимание обращать? -- и помахал повесткою. -- Он, я слышал, вообще уже в отставке.
      Бородач злобно покосился насоветчика:
      -- Сам вот и поезжай. Такой умный! Меньше ждать останется.
      Из-зауглавынырнулаблистающая перламутром "девяточка", но, увидав автомобильное скопище, тут же и осеклась, остановилась, истерично попятилась даи селаобоими колесами в канаву. Водитель загазовал, задергал туда-сюдарычаг передач, чем только усугубил положение.
      -- Помочь? -- крикнул, выбираясь из "Вольво", Тот, У Кого Ученый Совет, и двинулся к перламутровой красотке.
      -- Спасибо, спасибо, не надо, спасибо! -- запричитал ее водитель, прикрывая лицо ладошкою. -- Не надо!
      Но обрадованные хоть таким развлечением ожидающие -- кто пешком, акто и наколесах -- уже двинулись к потерпевшему.
      Тогдаон вытащил не слишком чистый платок, набросил налицо и дал деру, словно нашкодивший мальчишка, оставив красавицу-"девятку" напроизвол судьбы.
      -- Стесняется, -- понимающе пробасил в бороду Батюшка. -- Молодойю
      В электричке еще не зажгли света, хотя, в общем-то, было пора. Внучкастоялав обнимку со своим Юношей возле тамбурного дверного окна. Толстая теткас сумками и авоськами с трудом выдралась из межвагонного переходаи, пропихиваясь сквозь раздвижные остекленные двери, высказалась, взглянув напарочку:
      -- Совсем обесстыдели!
      -- Зверь рыгает ароматически, -- сказал Юноша.
      -- Что? -- не вдруг отозвалась Внучка. -- Какой еще зверь?
      -- Вон, -- кивнул Юношанаскорректированную досужими шутниками запретительную надпись настекле двери. -- И все-таки зря мы тудаедем.
      Внучкане ответилани звуком, однако, плечо ее затвердело под рукою Юноши, демонстрируя характер владелицы.
      -- Я вот, честное слово, сознаю, что это чушь собачьяю Дефект воспитания. И все-такию
      -- Зверя боишься?
      -- Родители не поймут.
      -- Рано или поздно и им, и тебе все равно придется смириться, -пожалаВнучкаплечами. -- Полковник мне и папа, и мамавместе. Не просто дед.
      -- Да-да, я помнюю -- попытался закрыть Юношане слишком приятный разговор, но Внучкане обратилавнимания.
      -- Мамаумерла, когдаменя рожала. А отцане было вообще.
      -- Помню, -- повторил Юношаи нежно поцеловал Внучку в висок, поглаживая ей голову.
      -- Не надо меня жалеть! -- вырвалась Внучка. -- Мне полковник их всех заменил! И я его не предам!..
      Электричкаостановилась. Открылись противоположные двери. Туда-сюдазамелькал народ.
      -- Выходи! -- крикнулаВнучкаи резко толкнулаЮношу в сторону проема.
      Юношанабычился.
      -- Выходи!
      Двери захлопнулись, электричкадвинулась дальше.
      -- Эх, -- сказал Юноша. -- Зналабы тыю Для них гэбэ -- этою -- и махнул рукою.
      -- Я ж говорила: выходи.
      -- Ладно, поехали, -- вернул Юношаруку навнучкино плечо.
      -- Следующая станция -- "Стахановец", -- неразборчиво пробурчало вагонное радио.
      Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивалавдали, астыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полковничьей дачи, когдаВнучкаи Юношак ней подошли. В освещенном окне видно было, как Полковник беседует с Очередным Карасем. ВнучкавзялаЮношу заруку, потащилак калитке.
      -- Неудобно, -- шепнул он, слегкаупираясь. -- Видишь -- разговаривают.
      Внучкапренебрежительно пожалаплечами, запечаталагубы пальцем и, шутливо крадучись, повлеклаЮношу к дверям. Прежде чем те закрылись, голубоватый пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел намгновенье осветить пару.
      -- Дани чертамне от вас не надо! -- устало втолковывал Карасю Полковник. -- Вызывают вас -- приходите. Всё! А зачем -- это уж мое делою
      -- Извини, полковникю -- прервалаВнучка, выступая из полутьмы прихожей. -Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего надулся?! Мы вчеране могли и позавчератоже. Я потом объясню. Здравствуйте, -- отнеслась к Карасю.
      -- Здравствуйте, -- привстал тот.
      -- Вот, знакомься, -- вытащилаВнучканасвет Юношу.
      -- Никита, -- представился Юношаи протянул руку кажется что с опаскою.
      -- Иннокентий Всеволодович, -- вышел из-застола, пожал руку Полковник.
      -- Рыгает ароматически, -- шепнулаВнучкас ехидцею.
      -- Сидоров-Казюкас, -- сновапривстал-поклонился Карась. -- Очень приятно.
      -- А вас никто не спрашивал! -- прикрикнул Полковник.
      -- Никита, -- подчеркнуто вопреки покрику Полковникапоклонился ЮношаСидорову-Казюкасу.
      -- Оторвали, да? -- поспешилаВнучказагасить в зародыше готовый вспыхнуть конфликт и потянулаЮношу накрутую лесенку, апо ней -- в мансарду, бросив деду по пути: -- Ну ты занимайся!..
      "Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у доманоль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и стушевался во мгле. КогдаглазаБлагородного попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у доманапротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полковничьему -- мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бревен сложенный, был он -- даже во тьме очевидно -- запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного скользнуластранная какая-то гримаска: улыбка -- не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся наодной верхней петле калитку, таподалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.
      Надверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий, ибо находился в давно ни начем не держащихся пробоях. Благородный потянул заручку и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскрементами дома. Слабый блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую дверь, и Благородный, перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в своей нежилой пустоте комнату.
      Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту самую теплую, всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел ныне покойный Бард:
      -- Как жуёте, Караси?..
      -- Хорошо жуем, мерси!..
      -- Даю -- протянул вслух Благородный. -- Иных уж нет, ате -- далечею -- но и эхо, кажется, покинуло дом: не отозвалось, позволило словам потонуть, кануть, бесследно не стать.
      Оборванная ставня приоткрывалачасть того как раз самого окна, напротив которого сидел в незапамятные временаБлагородный, слушая Бардаи машинально наблюдая, как научастке напротив десяток солдат строит дачу, акрепенький мужичок лет сорокабегает-приглядывает, обеспечивает указаниями. "Летчик, наверное, -- подумал Благородный тогда. -- Испытатель. Откудаж иначе в таком возрасте деньги надачу? Даи солдат не всякому дадут."
      Сейчас дачанапротив, какими бы комично-зловещими повестками нанее ни зазывали, былаживою и теплою, аздесь, в огромном чернобревенчатом доме, в диссидентском гнезде, стояли необратимое запустение и тоска. Энтропия, как ей и положено в замкнутой системе, неудержимо росла.
      Хлопнулакалитка. Сидоров-Казюкас нырнул в своего ноль-одиннадцатого, запустил мотор и, стыдливо не зажигая огней, укатил наощупь. Благородный выбил трубку о каблук и выбрался наружу, скользнув случайным безмысленным взглядом по неярко освещенному мансардному окну, закоторым нанизкой дачной тахте Внучкас Юношею целовались страстно и нецеломудренно, поглощенные этим занятием столь глубоко, сколь глубоко могут быть поглощены им лишь люди, совсем недавно открывшие для себя в полной мере эту таинственную сторону жизнию
      -- Вы, Иннокентий Всеволодович, считаю своим долгом заметить, пользуетесь недозволенными приемами. То, что связывало меня с покойной Мариною, не дает вам праваю скорее -- наоборотю Я всегда, славаБогу, сознавал, что человек, пошедший служить в чекагэбэ, не может быть порядочным человеком -- но сколько же вы потратили сил, чтобы внушить мне иллюзию обратного! А теперь сами все и рушите? -- разговор шел научастке, партнеры едваосвещались бликом мансардного окна, так что трудно было понять с определенностью, почему Полковник молчатерпит страстную эту филиппику. -- Я приехал к вам исключительно как к отцу Марины. Уважая ваш возрастю одиночествою зная, что вас уволили в отставку. Так что не трудитесь больше переводить впустую повестки -- играть в ваши паранойяльные игры вы меня не заставите. А если вам понадобится моя помощь -- вот, звоните, пожалуйста. Я не откажу, -- и, протянув Полковнику визитную карточку, Благородный повернулся уходить.
      -- Ой ли, Дмитрий Никитович? -- спросил Полковник. -- Точно ли не заставлю?
      -- Безо всяких сомнений! -- отрезал Благородный.
      -- А вы вообразите наминуточку, что я -- вашаперсонифицированная совесть. Ведь тогдаи наши встречи можно будет расценить как дело пусть для вас неприятное, но безусловно благое. Какю покаяниею
      -- Вы опять про Марину? -- раздражился Благородный настолько, что повысил тон несколько сверх самим же себе назначенной меры, чем раздражился еще больше. -- Онарожалау лучших врачей. Ее ничто не могло бы спасти. Это судьба. И я тут не при чем. А вот вы! вы! вы ни разу не допустили меня до моего собственного ребенкаю
      -- Маринане допустила, -- мягко возразил Полковник.
      -- Но я действительно собирался развестись! -- почти уже кричал Благородный.
      -- Ее не устраивало, что вы оставили бы своего сынасиротою.
      -- Я бы уж как-нибудь разобрался!
      -- Нисколько не сомневаюсь, -- теперь интонация Полковниканеслав себе едкий яд.
      -- Откудаж столько презрения? -- поинтересовался Благородный.
      -- Оттуда! -- вспылил, наконец, и Полковник. -- Оттуда, что мое дело было -- выполнить последнюю волю дочери. А ваше -- пробиться к ребенку несмотря намое сопротивление. Несмотря навсе силы ада!
      -- И вы еще смеете упрекать?!.
      Видать, в этой последней реплике Благородного послышалась Полковнику боль столь искренняя, что он вдруг как-то весь помягчал и сказал:
      -- Хотите познакомлю?
      -- С кем? -- испугался Благородный, и именно потому испугался, что отлично понял с кем.
      -- С дочкой с вашею, с Машенькой, -- тем не менее пояснил Полковник.
      -- А оначто, здесь?
      Полковник кивнул утвердительно.
      -- Но яю но яю -- в страшной неловкости замялся Благородный. -- Но я н-не готовю
      -- Понимаю, -- отозвался Полковник после недлинной паузы. -- Она, наверное, тоже. Пойдемте, хоть фотографию покажу, -- и направился к летней кухоньке, щелкнул выключателем.
      Внучкино фото в рукодельной рамочке стояло наполке, предваренное роскошной розовой розою в баночке из-под майонеза. Благородный взял рамку в руки, посмотрел пристально наизображение лицадочери. Полковник забрал рамку у Благородного, вытащил из нее фотографию:
      -- Возьмите. У меня есть еще.
      Благородный бережно положил фотографию во внутренний карман, уронил "спасибо" и направился к выходу.
      -- А про покаяние, -- произнес Полковник совсем тихо, так, что при желании вполне можно было б его и не услышать, -- про покаяние я сказал исключительно в связи с вашимию доносами.
      -- Что?! -- столько праведного возмущения прозвучало в этом словечке человека, вмиг превратившегося из Просто Благородного в Благородного Карася, так безостаточно разогнало оно теплую, тихую какую-то атмосферу, только что наполнявшую кухоньку, что и Полковник поневоле сменил тон, поправившись с ехидцею:
      -- Простите: экспертизами.
      -- А-а-аю -- протянул Благородный Карась, застыв напороге. -- А чтою мои экспертизы? Я всегдаписал, что думал. И если даже иногдазаблуждался в своих оценкахю
      -- Дмитрий Никитович! -- как-то даже обескуражился Полковник. -Дапойдемте почитаем. Коль уж все равно в такую даль прикатилию
      -- Онию -- отпустил Благородный Карась дверную ручку, -- у вас есть?
      -- Данеужто в противном случае я посмел бы послать вам повестку? -развеселился Полковник.
      -- Ну и пускай! Не стану я!.. -- возмутился было Благородный Карась, но вдруг согласился, видимо, заинтересованный. -- А впрочемю
      Они вышли, двинулись вниз по тропинке, уложенной бетонными восьмиугольниками.
      -- Сюдавот, пожалуйтею Осторожно, здесь крутою Такю вот сюдаю -- вел Полковник гостя к заветному тамбуру. -- Несмотря ни начто, всегдасчитал вас человекомю ну не то что бы вполне порядочнымю Во всяком случае, никого другого сюдане пригласил бы. Постойте минуточкую сейчасю -- нащупывал кодовые колечки, поворачивал, прислушиваясь к треску, замочный маховичок. -- Сейчас я и свет зажгу, -- и лестницав подземелье озарилась. -- Проходите, проходите. Не бойтесь: не пыточная камера, не подземная тюрьма.
      -- Дас чего вы взяли?! -- взвился Благородный Карась, компенсируясь, видать, зато, что смолчал на"не то что бы вполне порядочного".
      -- Вот и чудненько.
      Отворилась вторая дверь, нижняя, и перед Благородным Карасем во всем великолепии открылась полковничья сокровищница. Хозяин, пропустив гостя вперед, остался напороге, и в гордом взгляде его чудился едвали не блеск безумия.
      -- Где вы тут у меня? -- насладившись паузою, двинулся Полковник к одному из каталожных стеллажей, вытянул ящик. -- Такю такю та-акю -- приговаривал, перебирая карточки, словно наарфе играя. -- Вот! -- едвали не наощупь определил, наконец, нужную. -- Шкаф номер восемь, папкачетырнадцатая.
      Затем подошел к шкафу номер восемь и извлек папку номер четырнадцать. Открыл. Перелистал. Подманил Благородного:
      -- Вашарука? Узнаёте?
      Благородный Карась потянулся к папочке.
      -- Не надо! -- профессионально остановил Полковник. -- Трогать -- не надо. Я вам почитаю. Вот, -- принялся листать, -- где это? Ага: "юс достаточной уверенностью заключить, что в подвергнутых экспертизе текстах безусловно"ю чувствуете, -- отвлекся, -- какое словцо? вы ведь филолог, не можете не чувствовать! -- и вернулся к документу: -- "юбезусловно отсутствует даже след таланта, так что мысли, высказанные в них, можно считать вполне авторскими и публицистическими".
      Полковник шумно захлопнул папку, выпустив наволю легкое облачко тонкой книжной пыли.
      -- И это, заметьте, не про Солженицына. Это про того мальчика, помните? Который навтором году погиб в лагере, в Мордовии?
      -- Так ведь вы ж тудаего и засадили, вы! -- закричал Благородный Карась.
      -- Не мы, положим, асуд. Но дело сейчас не в этом. Это, так сказать, наши проблемы. Нашию с Господом!
      -- Вы еще и верующий?! -- несколько истерично хохотнул Благородный.
      -- Не в этом! -- повторил-утвердил Полковник.
      Благородный Карась прошелся туда-назад по бетонному полу не упруго-спортивною, как прежде, как еще несколько минут назад, ашаркающей какою-то, стариковской походкой и потянулся в карман затрубкой, закисетом, принялся набивать табак.
      Полковник, краем глазанаблюдая процедуру, водворял папку номер четырнадцать в шкаф номер восемь, акогдаБлагородный Карась чиркнул спичкою, мягко сказал:
      -- Воздержитесь, если можете, Дмитрий Никитович. У меня тут с вентиляциейю -- и пустил многоточие, подкрепленное жестом.
      Благородный Карась раздраженно помотал рукою, гася пламя.
      -- Но я мог в конце концов ошибаться! -- несколько запоздало, но с попыткой достоинствавозразил. -- И потом, там действительно с талантом былою
      Полковник отрицательно качнул головою и тихо сказал:
      -- Неужели ж вы не понимали, что означает для него такая экспертиза? И потом: писали-то -- не в журналю
      Они не выдержали-таки, и получилась любовь. А сейчас, смущенные, приводили в порядок одежду.
      -- Я ж говорила: ты сумасшедший, -- лепеталаВнучка. -- А ну как полковник услышал?
      -- Не услышал он ничего!
      -- Ага, не услышал! Он у меня знаешь какой Штирлиц?
      -- Давон жею -- подошел Юношак окну. -- Его и в доме-то не было. Вон, видишь, с гостем прощается. Или не с гостем, аю как там у вас это называется?
      Внучке, видать, так хорошо было после произошедшего, так тепло, так расслабленно, так нежно, что онадаже решилане обратить внимание наедкое "у вас", приблизилась, обнялаЮношу сзади. Полковник, действительно, прощался с кем-то у калитки.
      -- Постой-постой, -- сказал Юноша. -- Это жею
      Гость вышел, уселся в машину, заурчал мотор, вспыхнули галогенки.
      -- Точно! Отец!
      -- Кто?
      -- Вон, -- кивнул Юношанаудаляющиеся хвостовые огни.
      Внучказамерла -- таким жутким голосом произнес Юношапоследние слова, апотом вдруг расхохоталась:
      -- Ты боялся! А они -- дружат! Или даже по делу!
      Юношастоял, совершенно ошарашенный:
      -- Но ведь этого же не может быть! чтобы у моего отца!ю С твоим дедом!ю
      -- Ты подумал, что говоришь? -- обиделась Внучкаи отошлаот Юноши.
      -- Не в том смысле, -- бросился он занею, но онавывернулась, смениланаправление. -- Просто этою невероятно.
      -- Однако же факт! -- довольно жестко констатировалаВнучка, и тут понятно вдруг стало с очевидностью, кто ее дед. -- Полковник! -- крикнула, распахнув окно.
      -- Не надо! -- испугался Юноша. -- Слышишь, не надо! Не надо у него ничего выяснять!
      Полковник, стоявший перед тем в задумчивости, поднял голову.
      -- Ну я тебя умоляю, -- продолжал шептать Юноша.
      -- Ты про нас не забыл? -- пропелаВнучкаголосом счастливо-беззаботным. -Ну-кабыстро -- законьяком!
      Полковник молчанаправился к кухоньке.
      -- А мы покастол накроем, -- крикнулаВнучкавдогонку.
      -- Спервая поговорю с отцом, -- пояснил Юноша.
      -- Поговори-поговори, -- ответилаВнучкане без злой иронии и, взяв Юношу заруку, потянулавниз: -- Пошли знакомиться. Ароматически!
      Черная "Волга" давно укатила, аиз подслеповатой "Тоёты" все продолжали наблюдать задомом, только к Джинсовому и Жесткоглазому прибавились -- назаднем сиденье -- еще трое: молодых, уголовных по виду.
      Джинсовый сказал:
      -- А что, если они там наночь останутся?
      -- Значит, приедем завтра, -- отозвался Жесткоглазый.
      -- За-а-втра-аю -- с сожалением протянул Джинсовый. -- Назавтрау меня дельце одно намечено.
      -- Тогда, -- жестко ответил Жесткоглазый, -- без тебя.
      -- Как без меня? Как, понял, без меня?! Я, падла, нашел, атыю
      -- А ну-ка!.. -- убедительно, хоть и негромко прикрикнул Жесткоглазый.
      -- О, смори! -- буркнул сзади один из уголовных.
      И действительно: парочка, держась заруки, вышлаиз калитки, в проеме которой стоял, провожая, Полковник, и направилась к электричке.
      Выждав некоторое время, Жесткоглазый сказал:
      -- Айда!
      Полковник мыл посуду накухоньке, как дверь вдруг распахнулась и обнаружилаДжинсово-Усатого, закоторым маячили тени.
      -- Ну вот, папаша, -- сказал Джинсовый. -- Ты погулял в своей жизни. Теперь дай и нам. Где там подвал с брильянтами? Все по-тихому сдашь -- не тронем. Понял? Вот и отлично. Пошли, -- и отступил наполкорпуса, давая Полковнику дорогу.
      Полковник медленно двинулся к выходу и, когдаминовал Джинсового, сделал резкий выпад локтем, так что Джинсовый со стоном согнулся пополам. Еще удар -тому, кто наулице! Еще! Ещею
      Хоть и не молод, хоть и работавроде кабинетная, атренирован был Полковник неплохо, и случись противников не пятеро, ахотя бы троею
      Минуты спустя, Полковник, скрученный бельевой веревкою, лежал надорожке, апришедший в себя Джинсовый пинал его с бешеной злобою:
      -- П-пало! У! п-пало! Фраер вонючий! Парчушка! Ментяра! Пет-тух шоколадный!
      -- Хватит! -- осадил Жесткоглазый. -- Кому сказал? Понесли, -- и кивком показал надом.
      -- Значит, -- спросил, когда, привязанный к кушетке, оказался Полковник в собственном кабинете, -- добром выдать ключи от подвалане желаете? Но вы ж поймите -- мы без них все равно не уйдем.
      Полковник презрительно молчал.
      -- Мы понимаем, что это штамп, -- продолжал Жесткоглазый, -- что так бывает только в "Вечерке" и в дурном кинематографе. Но честное слово, нам некогдатратить время наизыски, особенно, когдаклиент так строг к стрелкам набрюках и так вдов, что вынужден сам поддерживать их в порядке, -- и кивнул Джинсовому.
      Тот подскочил, рванул с удовольствием наПолковнике рубаху.
      -- Как там? -- обернулся Жесткоглазый к одному из уголовных, в глубину комнаты. -- Нашел розетку?
      -- Ага, -- ответил уголовный, только что включивший электроутюг. -Проводане хватает. Тащите его сюда.
      Выступили двое других, подхватили кушетку с Полковником, понесли к утюгу.
      -- Слушай, можно, я? А? Можно? -- отнесся Джинсовый к Жесткоглазому столь сладострастно, что слюни чуть не потекли изо рта.
      Жесткоглазый равнодушно пожал плечами, и Джинсовый завладел утюгом.
      -- Сами понимаете, какой вам срок одуматься, -- оборотился Жесткоглазый к Полковнику. -- Поканагреется. А время сейчас позднее, все свет повыключали. Так что напряжение хорошеею
      Хоть время было и впрямь позднее, родители не спали, авели накухне какой-то важный и, судя по тому, что сразу прервали, секретный разговор: Юношауспел услышать из прихожей только последнюю отцовскую реплику:
      -- И ничего -- понимаешь, ни-че-го! -- нету в них особенного! Но сам фактю
      В ком "в них" (мы-то с вами сразу догадались, что речь идет о карасевых экспертизах) Юношане понял, да, впрочем, понимать и не интересовался, а:
      -- Где ты был сегодня вечером, папа? -- спросил, став напороге.
      -- Может, сначалапоздороваешься? -- робко испробовал отец воспитательный тон.
      -- Где ты был сегодня вечером?!
      -- Н-ную кк где? -- несколько замялся Благородный Карась. -- Где всегда. В журнале. А потом -- назаседании "Мемориала". Ты прекрасно знаешь, что твой дед погиб в чекистских застенкахю
      -- Где ты был сегодня еще?!
      -- Что это заманера? -- почувствоваламать, что пораидти мужу напомощь. -Ты что, допрашиваешь отца?
      Но сын даже и внимания не обратил наматеринское вмешательство:
      -- Где ты был сегодня еще?!!
      Отец молчал довольно красноречиво.
      -- Я тебя видел наодной даче, -- сказал Юношаобреченно, словно только что потерял последний атом надежды наблагополучное разрешение страшного недоразумения.
      -- Как вдел? -- переспросил Карась: с моментапоявления сынанапороге отец понял, что дезавуирован, но о возможности инцестадогадался только сейчас, вот от этого вот словечка: видел, -- догадался, но тоже цеплялся занепонятно начто надежду. -- Что ты там делал?!
      -- Знакомился с дедом невесты, -- произнес Юношавызывающе.
      -- Какой еще невесты?! -- недоуменно вмешалась мать. -- Ты сноваженишься?
      -- Погоди, Вера! -- остановил ее отец. -- С Иннокентием Всеволодовичем?
      -- А что ж тут такого страшного, папа? Ты ведь с ним, как оказалось, тоже водишь знакомство. Наверное, дажею сотрудничаешь. Почему ж нельзя мне?
      -- Я?! Сотрудничаю?! -- очень искренне возмутился Благородный Карась.
      -- Почему?!
      -- Дапотому чтою -- чуть было не выдал Благородный Карась роковую тайну, но осекся, глянув нажену. -- Дапотомую потому чтою В общемю в общем, я тебе запрещаю это знакомство!
      -- Вот как! -- усмехнулся юноша.
      -- За-пре-ща-ю! -- закричал Карась так натужно, что голос сорвался навизг.
      -- А я ничего другого и не ожидал! Привет! -- и со слезами наглазах Юношавыскочил из кухни, из квартиры, стремглав понесся по лестнице.
      -- Никита! -- выбежал заним отец. -- Никита! Постой! Слышишь?!.
      Далеко внизу хлопнуладверь парадного.
      -- юДакто ж еще как не мы создали вам этую популярность? Мы вам обыск -назавтравсе голосатрубят. Мы вас набеседу -- тут же эдакий, знаете, восхищенно-осуждающий шумок в либеральных кругах. Восхищенный, естественно, в вашу сторону, осуждающий -- в нашу. Вы нам по-хорошему солидный процент отстегивать должны. И от тутошних гонораров, и от тамошних!
      -- Вы что, процент требовать меня пригласили? -- не без иронии поинтересовался Карась-Писатель.
      -- Бог с ним, с процентом, -- махнул рукою Полковник. -- Вы ведь, пожалуй, заведете что рекламу нам не заказывали, что мы сами, вас не спросясью
      -- А разве не так? -- попытался перехватить инициативу Карась.
      -- И тк, знаете, -- мгновенно ответил Полковник, -- и не так, -- и пояснил, что имеет в виду: -- Вы ведь нас провоцировали наэти обыски, вызовы. Грань, однако, никогдане переступали, чтоб в лагерь там или под грузовик. Согласен, согласен! -- замахал ладошками наКарася-Писателя, рот ему не дав открыть. -- Дело это тонкое, недоказуемое. Так что процентами уж пользуйтесь.
      -- Вот спасибо, -- сновасыронизировал Карась.
      -- Не зачто, -- отпаснул Полковник.
      -- Ну и зачем же в таком случае?.. -- обвел Карась широким жестом окружающую обстановку.
      -- А вы не догадываетесь?
      -- Нет, -- честно сознался Карась.
      -- Чего ж тогдаприехали? Ну-ну, думайте, людовед! Приехали? Согласились? Значит, чувствуете засобой что-то, а? Чувствуете высшее мое право вас сюдаю приглашать?
      Карась-Писатель покраснел.
      -- То-то же! -- припечатал Полковник и, не давая подопечному остыть, пустился дальше: -- Догадались? Правильно! Вроде и доносов вы ни накого не строчили, и не заложили вроде никого, авот поди ж ты: сидите тут передо мною и краснеете. Потому что не забыли, как вызывал я вас свидетелем по делам ваших приятелей и как правдиво и искренне отвечали вы навопросы. И вопросы-то, согласитесь, были пустячными. Я вам важные навсякий случай даже и не задавал: вдруг, боялся, сорветесь. Но, однако, чувствовали вы, наверное, что лучше бы вообще не отвечать, а? А храбрости не хватило. Вот и краснеете. Чувствовали, что самим фактом согласия беседовать тогдасо мною о ваших друзьях вы уже как бы санкционировали мое право наих арест и прочее. Угадал? Вот бы вам о чем написатью автобиографическую повестью
      -- А я, может, и напишу, -- сказал Карась после паузы. -- Спасибо заидею.
      -- Не знаю -- не знаю, -- ответил Полковник. -- Может, когдаи напишете. А вот что вижу отчетливо, так это что воображения вашего писательского вполне достает представить себе реакцию друзей по "Апрелю" и товарищей по Пен-центру, -- согласен, согласен! -- им ли судить? -- авсе-таки: если в печати вдруг обнаружится парочкаваших свидетельских протоколовю где вы хоть никого и не заложили, однако, такие невинные подробности из частной жизни приятелей припомнилию Тут ведь того и гляди популярность, которую мы с вами столькими усилиями и так долго пестовали, рухнет? А вы уверены, что книги ваши, сами по себе, достаточно значительны, чтобы подобное испытание выдержать? -- Самое Высокое Начальство -- то как раз, с которым Полковник столкнулся нос к носу несколько дней назад -- щелкнуло клавишею, чем и прервало демонстрацию оперативной видеозаписи, и отнеслось к Товарищу Майору, знакомому нам по автомобилю "Волга" с задворок поселка"Стахановец".
      -- Я думаюю -- протянуло, -- пускай. Пускайю развлекается, -- и, вздохнув, встало из-занеобъятного, как Родина, стола, размяло конечности, подошло к окну не Самого, кажется, Главного, но уж во всяком случае Второго или Третьего в этом Гранитно-Охристом Здании Кабинета. -- Настоящий чекистю -- помотало рукою в воздухе. -- Даже если в отставкею Что гласит народная мудрость? -полуобернулось к Товарищу Майору.
      -- Старый конь борозды не испортит, -- отрапортовал без паузы Товарищ Майор.
      -- Именною -- похвалило Начальство.
      Заокном суетилась Москва. Автомобили обтекали по кругу чугунного основателя Заведения, повернувшегося спиною к одному из своих преемников.
      -- То есть, -- спросил Товарищ Майор, -- наблюдение снять?
      -- Н-ную -- сноваповертело Самое Высокое Начальство ладошкою. -- Наведайся через месяцю через полтора. Ведь что в нашем деле главное?
      -- Учет и контроль! -- выпалил Товарищ Майор.
      -- Именною
      Самое Высокое Начальство покивало одобрительно и вперилось в кишащую перед Детским Миром толпу. Постояло так некоторое время, потом поманило, не оборачиваясь, жестом указательного. Товарищ Майор подошел, как подкрался.
      -- Вот, -- сказало Начальство. -- Смотри! -- и повело указательным вправо и чуть вниз, видимо, желая преподать какой-то важный не то профессиональный, не то нравственный урок. Но так и не сумело облечь словами.
      Товарищ Майор в некоторой растерянности смекая, начто, собственно, смотреть, вывернул голову, привстал даже нацыпочки -- тут-то и попался ему наглазаБлагородный Карась, направляющийся явно к одной из дверей Здания.
      -- Вас понял, -- сказал с облегчением Товарищ Майор. -- Жаловаться идет. НаИннокентия Всеволодовича.
      -- Кто? -- тупо посмотрело Самое Высокое Начальство, отвлеченное от Не Менее Высоких Мыслей.
      -- Подопечный. Тоже из вчерашних. Последний. Вы не досмотрели, натретьей кассете.
      -- А-аю -- не то сообразило, не то сделало вид, что сообразило Самое Высокое Начальство. -- Ну ты ужю -- и в третий раз помотало кистью, апотом погрозило в воздухе толстым, поросшим шерстью перстом.
      -- Так точно! -- отчеканил Товарищ Майор. -- Разрешите идти?