Владимир Козлов
      Subway
      Перехожу с Охотного ряда на Театральную. Впереди мелькает спина девушки в куртке с нашитыми светящимися полосками, как у гаишников. У стен перехода продавцы трясут визжащими игрушками. Девушка ускоряет шаг, я тоже. Бегу вниз по ступенькам. Впереди меня падает тетка, у нее задирается пальто и юбка, мелькают трусы под колготками. Внизу девушка поворачивает в сторону Тверской. Мне - к Новокузнецкой.
      На скамейке сидит пьяная старуха и тупо смотрит на меня. Я иду к середине платформы.
      По полу вагона перекатываются жестянки от коктейля Hooch. Напротив меня спит, положив голову на обшарпанный дипломат, бухой мужик. У ободранного металлического поручня - тетка с морщинистым лицом. Рядом с ней на полу два набитых чем-то пластиковых пакета, один с рекламой "МТС", другой - "спасибо за покупку". Между теткой и мужиком втиснулась пьяная девушка. Она то открывает глаза и смотрит под ноги, на грязный пол с прилипшими обрывками бумажек, то опять вырубается.
      На Кантемировской тетка выходит. Я пересаживаюсь на ее место, трогаю девушку за локоть.
      - Извините...
      Подъезжаем к Домодедовской. Я говорю:
      - Вставай. Выходим.
      - А какая станция?
      - Домодедовская.
      - Мне до Красногвардейской, вообще-то.
      - Ничего, я тебя потом провожу.
      - Ладно.
      Я веду ее по переходу, потом вверх по ступенькам. "Галерея Водолей" светится синим, МакДональдс - красно-желтым. Два кавказца в цветочной палатке играют в нарды.
      - Идти далеко?
      - Минут десять.
      - Давай на автобусе... Или что здесь, троллейбусы, да?
      - И автобусы, и троллейбусы, но сейчас поздно, их не дождешься. Цветочники поднимают глаза от нардов и смотрят на нас. Я веду ее дальше. Молчим. По Каширке проносятся машины.
      Возле скопления гаражей-"ракушек" сворачиваем к дому.
      - Ну, скоро уже? А то я счас обписиюсь.
      - Две минуты. Если так невтерпеж - сядь вон за гараж.
      - Не, я так не хочу. Лучше потерплю.
      Я часто вижу из окна, как за "ракушками" ссут малолетки - и девки и пацаны. Пацаны стоят, повернувшись к окнам спиной, их лиц не видно, а девки всегда смотрят на окна - видит их кто-нибудь или нет?
      Первая дверь, кодовый замок - один, два, четыре, ноль, вторая дверь, лифт, шестой этаж. Черная железная дверь общего коридора, дверь квартиры.
      Замок заедает, но со второго раза открывается. В прихожей она роняет сумку на пол и в пальто бежит к ванной, открывает дверь - не туда. Открывает туалет, жмет на выключатель. Закрывается изнутри. Шелестит одежда, льется струя.
      Я снимаю ботинки и куртку, прохожу на кухню. В пепельнице воняет утренний бычок, рядом на столе - три арбузные корки и прилипшие семечки.
      Звук смыва, шум воды. Я достаю из холодильника остаток арбуза середина почти вся вырезана.
      Она выходит из туалета, держа в руке пальто.
      - Арбуз будешь?
      - Давай.
      Она бросает пальто на табурет и сама садится на другой. Я сую ей ложку.
      - Лучше так, ложкой. Резать уже нечего.
      - Ага.
      - Пить будем?
      - Так, если немножко.
      Я достаю из холодильника бутылку водки - в ней еще половина - и начатый литровый пакет томатного сока G-7, беру с подоконника два стакана. Она аппетитно жует арбуз.
      - Тебе с соком?
      - Да, конечно.
      Наливаю себе и ей водки и сока, поднимаю стакан.
      - Ну, давай.
      Она берет свой. Чокаемся. Я смотрю в окно. Красный джип Wrangler переезжает через разделительный газон и вкатывается на заправку.
      Она выпивает водку с соком одним глотком, отставляет стакан и ковыряется ложкой в арбузе. Я пью медленно, разглядываю на плите темные пятна от кофе и присохшие макаронины. Она отрывается от арбуза и смотрит на меня.
      Я говорю:
      - Смой помаду.
      - А?
      - Смой помаду. Я не люблю.
      - А некоторым нравится.
      - Мне нет.
      *
      Я просыпаюсь первый. Возле дивана валяются ее скомканные трусы с колготками и джинсы, завязанный на узел презерватив со спермой, золотистая упаковка "VIZIT" и ее оторванный край. Мои шмотки лежат на кресле вместе с ее черным свитером и белый лифчиком.
      Я сажусь на кровати, беру со столика пачку сигарет, закуриваю.
      Она открывает глаза, улыбается.
      - У тебя квартира ничего такая. Ты один живешь?
      - Да.
      - А кем работаешь?
      - В издательском доме. Дизайнером.
      - А-а-а.
      - Наверное, зарплата хорошая, да?
      - Ну, так, ничего. Хотелось бы больше, конечно. Денег много не бывает, сама знаешь.
      - Еще как. Я вот все пыталась устроиться на работу, на собеседования ходила, а там везде нужно или компьютер знать или чтоб полный рабочий день. А у нас свободного посещения не дают, только одной девчонке дали, но у нее родители какие-то крутые, они ее и на работу сразу устроили в турфирму. Получает шестьсот или семьсот долларов, представляешь? Одевается классно, в салон красоты ходит...
      - Сигарету дать?
      - Нет, я не курю. Бросила. Денег столько на это уходит, да и пользы никакой. Курила на первом курсе, в общаге - там делать нечего было, вот и смолили все, а сейчас с подружкой комнату снимаем на Красногвардейской... Ой, сколько времени?
      - Полдевятого.
      - А, тогда все нормально. Мне к третьей паре сегодня. А тебе во сколько на работу?
      - К двенадцати.
      - А выходные когда?
      - Как у всех, суббота и воскресенье.
      - Слушай, а давай может, куда-нибудь сходим в субботу, а? Например в Б-2, девчонки говорили - классный клуб, новый еще, ничего такой.
      - Посмотрим.
      - Ну, я, наверное, пойду.
      Она вылезает из-под одеяла, начинает одеваться. Я курю, прислонившись к ковру.
      - Ты меня проводишь?
      - Знаешь, тебе лучше вернуться к метро - и одну остановку до Красногвардейской.
      - А в какую сторону метро?
      - Давай покажу.
      Я слезаю с дивана, натягиваю трусы, подхожу к окну.
      - Вот смотри. Выйдешь из подъезда - и направо, потом - в арку, выйдешь вон туда, и потом прямо-прямо. Вон там метро.
      - Хорошо. Где тебе написать мой телефон?
      - Напиши на газете. Там и ручка где-то рядом.
      Она пишет телефон, сует мне газету - старую "Антенну". 393 48 20. Оля.
      Стою в прихожей, прислонившись к косяку. Она натягивает ботинки, берет с пола сумку.
      - Ну, пока.
      - Пока.
      Я закрываю дверь на замок.
      Последние года два я знакомлюсь только в метро. Часто по дороге от Театральной до Домодедовской. Иногда, если есть настроение, можно вернуться в центр. Раз катался так три часа - и все зря, в день Святого Валентина в том году. Тогда у меня был комплекс насчет праздника влюбленных.
      У Берроуза читал про то, как они с приятелем грабили в метро алкашей. У них это называлось lushworking - обработка пьяных. Получается, что я делаю то же самое, только с бабами.
      *
      Вечером мне на мобильный звонит Колян из пятого подъезда. Мы с ним одно время вместе работали в "Коммерсанте" - я дизайнером, он - журналистом. Что он делает сейчас - точно не знаю. Он уже много где работал, но отовсюду выгоняли за пьянку. Познакомились с ним в метро - ехали вместе с работы. Я тогда только устроился в "Коммерсант". Оказалось, он снимает квартиру в моем доме. Он стал иногда звать меня на пиво, но что-то уже давно не звал, последний раз - полгода назад, а то и больше.
      - Привет, слушай, тут такие дела - у меня писатель сидит из провинции. Бухаем, короче. Заходи пообщаться.
      - А что за писатель? Известный? Как его фамилия?
      - Фамилия тебе ничего не скажет. Он еще как бы начинающий. Сейчас вот первая книга выходит в Москве. Заходи, короче.
      - Я еще на работе. Часа через полтора буду, не раньше.
      - Поторопись, а то мы весь виски выпьем.
      По дороге от метро захожу в магазин на углу дома, покупаю бутылку водки и пакет томатного сока.
      Поднимаюсь на лифте, звоню. Открывает Колян в белой майке "Too Drunk To Fuck" и синих обрезанных джинсах. На майке - старые пивные пятна. Сую ему водку и сок, снимаю ботинки.
      - Пока ты добирался, герой наш уже это... Отдыхает, короче.
      Заходим на кухню. На столе - пустая литровая бутыль Jack Daniels и батарея бутылок от пива "Бочкарев". В углу сидит на полу коротко стриженый бугай в косухе. Глаза у него закрыты.
      - Это что, он?
      - Ага.
      - Похож на скинхеда какого-то.
      - Это все так, эпатаж. Ну, ты меня понимаешь. А вообще он - классный чувак.
      - А откуда, из какого города?
      - Точно не помню. Из Иркутска, что ли... А может, из Новосибирска.
      - А как зовут хоть?
      - Сергей Романов. Ладно, все это херня. Давай лучше выпьем.
      Я тянусь к своей бутылке водки - она стоит на подоконнике. Колян говорит:
      - Может, сначала пива? Там не все пустые, в некоторых еще есть.
      - Нет, давай лучше водки. Раз вы, шакалы, все виски выжрали, мне не оставили.
      - Виски он покупал - получил здесь аванс за книгу и проставился.
      - Ага.
      Я открываю бутылку, Колян ставит мне рюмку. Наливаю себе и ему, выпиваем. Я рукой беру с тарелки кусок нарезанной красной рыбы.
      Бугай поднимает голову, открывает глаза.
      - А мне?
      - Ну, мы думали - ты спишь. Вот, знакомьтесь. Это - Сергей, начинающий беллетрист, а это - Олег, один из лучших газетных дизайнеров города Москвы.
      Мы с бугаем жмем друг другу руки. Колян наливает всем троим, выпиваем.
      - Колян, а почему мы без музыки сидим? - спрашивает бугай.
      - Магнитола вчера накрылась. Стояла здесь на холодильнике, и я ее нечаянно зацепил.
      - Это плохо. А то бы послушали что-нибудь. Я вообще-то больше по панку. Мне тридцать лет все-таки, что мне еще слушать, кроме панка?
      - А какой ты панк слушаешь? - спрашиваю я.
      - Самый разный. От "Красной плесени" до Ramones. А вот сегодня купил Cure восемьдесят девятого года - Disentegration. Такой альбом - просто супер.
      - Так это же не панк никакой.
      - Ну и что, что не панк? А вот и панк. Все, что классное, все панк. Понял?
      - Ага.
      Мы добиваем бутылку, и бугай опять вырубается.
      *
      Спускаюсь в метро на Новокузнецкой. Выпили с Кузьмой по бутылке пива, и он попер куда-то по своим темным делам. Вагон до отказа набит пьяными пролетариями и серыми унылыми тетками. Свободных мест нет. В углу сидит бухая девка в косухе - лет девятнадцать или двадцать. Ее голова мотается в разные стороны, потом она закрывает глаза и вырубается.
      На Каширской седой бородатый дед выходит, и я сажусь на его место прямо напротив девки. Она открывает глаза, смотрит перед собой, наклоняется и начинает тошнить. Несколько капель блевоты попадают на размазанные по лицу волосы. Тетка рядом с ней вскакивает и отходит подальше. Девка перестает тошнить, вытаскивает из кармана косухи смятый платок, вытирается. На полу у ее ног красноватая лужа блевоты, она топчется в ней своими "гриндерсами".
      Домодедовская. Я поднимаюсь и трогаю ее за руку.
      - Пошли.
      - Куда?
      - Домой.
      - А какая это станция?
      - Домодедовская. Пошли.
      Я волоку ее по подземному переходу. Бабка продает семечки, поставив стакан на деревянный ящик из-под бананов.
      Дома я сразу тащу ее в комнату, швыряю на кресло.
      - Пить будем?
      - Мне по хер.
      - Ну, как хочешь.
      Приношу из кухни водку, тарелку с нарезанными помидорами и огурцами осталась от вчерашнего. Она спит, откинувшись на спинку кресла. Трясу ее за плечи - бесполезно. Наливаю себе рюмку, выпиваю.
      Включаю ЭфЭм. "Наше радио". Я его ненавижу, но лень копаться в дисках, что-нибудь выбирать. Все уже переслушал по сто раз, все надоело.
      Я расстегиваю пуговицу и молнию на ее джинсах, лезу в трусы. Тампон. Shit! Можно, конечно, вытащить его и устроить кровавую оргию, но сегодня нет настроения.
      Я перетаскиваю ее на диван, сам сажусь рядом - чтобы дотягиваться до бутылки и рюмки. Беру пульт, включаю MTV без звука - не потому, что боюсь ее разбудить, а потому что от их песен меня тошнит. Наливаю водки.
      Просыпаюсь в одежде. Она копается ящиках письменного стола - ищет money. Пускай. Я знаю про такую фишку, и всегда закрываю квартиру изнутри, а ключ прячу.
      - Доброе утро.
      Она оборачивается.
      - Доброе утро.
      - В рот возьмешь?
      - Нет. Давай так.
      - Тебе ж нельзя.
      - Уже можно.
      - Ладно, только надень сначала косуху.
      - Зачем?
      - Так просто.
      - Ну, как хочешь.
      *
      Играет "Гражданская оборона". Мы пьем пиво,
      Она лазит по моим полкам с дисками.
      - У тебя столько "Гражданки" - охереть. Я не знала, что такие, как ты, ее слушают.
      - Какие такие?
      - Ну, как бы старые.
      - Это все херня - старые, молодые.
      - Ну, вообще да. Только непривычно как-то. А на концерты "Гражданки" ты тоже их ходишь?
      - Не-а, уже лет десять, как не хожу.
      - А мы вот недавно были с девчонкой в "Улан-Баторе". Классно было, просто супер. Хотели потом к ним в гримерку зайти, но охранники не пустили.
      - А зачем в гримерку?
      - Ну, не знаю... Поговорить.
      - Про что?
      - Не знаю.
      - А ты бы еблась с Летовым?
      - А почему такой вопрос?
      - Обычный вопрос. Еблась бы или нет?
      - Спрашиваешь всякую херню.
      - А сосала бы у него?
      - Хватит, задрал меня своими вопросами. Дай лучше диск переписать "Звездопад".
      - Не дам. Я диски из дома не выношу. Если хочешь, приноси кассету запишу.
      - Ага.
      Она одевается в прихожей.
      - Оставишь телефон?
      - Говорю же, нет у меня телефона. Живу в общаге. Сама позвоню, если захочу.
      - А если не захочу?
      - То не позвоню.
      - Ну, ладно.
      - Пока.
      Дверь захлопывается.
      Я иду на кухню. На Каширке - пробка. Троллейбусы, фуры, мерседесы.
      Я зажигаю газ и ставлю чайник.