Вадим Казаков стоял у своего «Москвича» и хлопал глазами: задний бампер был вдавлен в багажник, который отвратительно вспучился. Там, где металл покорежился, хлопьями отлетела краска. «Москвич» на метр сдвинулся вперед, еще немного – и ударился бы во впереди стоящую машину. Все это произошло на канале Грибоедова, у Дома книги, куда Вадим забежал на минутку, чтобы купить в подарок сыну Андрею справочник по радиотехнике. Книгу купил, а в это время какой-то болван боднул в зад «Москвич». Да так боднул, что теперь надо бампер заменять, а возможно, и дверцу багажника.

По Невскому тек нескончаемый поток прохожих, никто из них не обращал внимания на покалеченную машину. Солнце щедро облило Казанский собор. Белые колонны ослепительно блестели.

Сидя за рулем, Вадим мучительно раздумывал: куда податься? Попытаться отремонтировать на станции технического обслуживания?

Он так и сделал – поехал туда, хотя особенных иллюзий на этот счет и не питал: дело в том, что станций в Ленинграде было мало, а автомобилистов в семидесятые годы тьма. Несколько раз Вадим совался туда, чтобы сделать очередное техобслуживание, всегда терял по целому дню. Там ребята никуда не спешат… На двух станциях наотрез отказались поставить машину на ремонт, заявив, что сейчас начался весенне-летний сезон. На третьей станции нехотя согласились выправить вмятины, но приехать к ним посоветовали… в октябре! А сейчас только конец мая. Расстроенный Вадим выехал на Лиговский проспект и даже не заметил, как проскочил под красный сигнал, длинный милицейский свисток заставил вздрогнуть: регулировщик свистел ему. Вадим прижался к тротуару, понуро выбрался из машины.

– Вот налицо и результат вашей небрежной езды, – назидательно заметил инспектор. – Сигналы светофора для вас, видно, не существуют?

Вадим стал было рассказывать, как его ударил какой-то нахал на канале Грибоедова и подло удрал, но милиционер – он был в звании старшего сержанта – продолжал качать головой и недоверчиво усмехаться, мол, пой, пташечка, пой… Кончилось тем, что он сделал просечку в талоне предупреждения и, небрежно козырнув, посоветовал привести машину в порядок и впредь ездить осторожнее.

Возможно, если бы Вадим совал гаишникам и мастерам на станциях технического обслуживания свое удостоверение корреспондента АПН, его жизнь автолюбителя и стала бы полегче, но он ни разу не смог себя заставить это сделать. Казалось запрещенным приемом, правда, пару раз не выдержал придирок инспектора и записал в блокнот его звание, фамилию… Может, стоит о повседневных мытарствах автолюбителя написать статью в газету или журнал? А потом прилепить вырезку на переднее стекло и так ездить по городу…

Стоя перед светофором на пересечении Лиговки и Разъезжей, он обратил внимание на девушку. Она стояла на тротуаре и смотрела на витрину магазина. Она разительно напоминала Вику Савицкую…

Вспыхнул зеленый, и Вадим, в последний раз бросив взгляд на девушку, тронул машину. Вика Савицкая… Сколько он не видел ее? После той встречи на Невском, когда они выпили в «поплавке» и поехали к ней в Комарово, они встречались еще несколько раз. Молодая женщина настолько вскружила ему голову, что он спьяну предложил ей выйти за него замуж. Вика обратила это в шутку. С Ириной он тогда был в ссоре, и ему казалось, что это конец. Однажды он прожил на даче у Вики три дня – как раз были какие-то праздники. Спал Вадим в маленькой комнате на втором этаже; когда в доме становилось тихо, к нему приходила Вика…

С тех пор они не виделись месяца три – Вадим был в заграничной командировке, потом заканчивал книжку в Андреевке – после ее выхода он и купил машину, – а когда вернулся в Ленинград и стал разыскивать Вику, оказалось, она вышла замуж и укатила на юг в свадебное путешествие. Обо всем этом непринужденно рассказала жена Ириша, мол, мужа Савицкой – Васю Попкова – он должен знать, потому что видел его не раз у Вики на даче. Высокий, полный блондин с маслеными глазами.

– Выбрала себе экземпляр!.. – вырвалось у Вадима. – Он, кажется, торговец?

– Директор овощного магазина, – рассмеялась жена. – У него трехкомнатная кооперативная квартира, набитая хрусталем, дача, «Волга» и денег куры не клюют…

– И Вика на это польстилась?

– Теперь все умные девушки выходят замуж за богатых женихов…

– Одна ты неумная, – поддел Вадим. – Надо было и тебе выходить замуж за продавца. Или за автослесаря со станции техобслуживания…

– Может быть, я умнее Вики, – улыбалась Ириша. Или она не заметила смятения мужа, или притворилась. – Богатые мужчины, работающие в торговле и делающие там большие деньги, рано или поздно садятся за решетку Это бы еще ничего, но у них конфискуют все имущество, так что, мой милый, позарившиеся на деньги алчные дамочки в результате оказываются в дураках! А ты у меня правильный, честный и теперь не так уж мало зарабатываешь, а будешь еще больше. Все говорят, что у тебя талант. Станешь известным писателем, мне еще все будут завидовать.

– Откуда у тебя все это? – поражался Вадим, глядя на развеселившуюся жену.

– Что, заело? – зло округлила та красивые глаза. – Думаешь, я не догадывалась, что ты к Вике неровно дышишь?

– «Неровно дышишь»… – поморщился он. – Где ты таких словечек набралась?!

И только тут он подумал, что последние годы совершенно не интересовался, как живет его жена, с кем встречается. Почему-то он был уверен в ней, а возможно, эта уверенность от равнодушия. За два месяца, что он прожил с Дерюгиным в Андреевке, он не написал Ирине ни одного письма, а от нее получил лишь одно. И то его привез на машине вместе с сыном Андреем тесть Тихон Емельянович Головин. Всего в сорока километрах от Андреевки расположен дачный поселок художников Дубрава. Тесть оставил сына, а через месяц снова заехал, чтобы забрать в Ленинград.

Ему было неприятно разговаривать с женой: Ирина нарочно его заводила, прикидывалась этакой безразличной и легкомысленной бабенкой, он-то знал, что она тоже вся в своей работе и просто его дразнит. Как бы там ни было, но жена его озадачила, такой он увидел ее впервые. Черт возьми, как люди с возрастом меняются! Разве можно сейчас узнать в этой ухоженной модной даме с полным круглым лицом, уверенными властными движениями ту худенькую робкую девушку с грустными темно-серыми глазами, которую он повстречал на даче у Вики Савицкой?..

У Московского вокзала Вадим свернул на Старо-Кевский, остановился у первой будки телефона-автомата и, достав из кармана кожаной куртки записную книжку, пошел звонить. Книжкой не пришлось воспользоваться: как ни странно, телефон Савицкой он помнил, хотя хорошей памятью на телефоны никогда не мог похвастаться. Вадим уже давно заметил, что его мозг довольно странно устроен: он отметает напрочь все, что не связано с его работой. Любые математические расчеты для него проблема, кроме таблицы умножения, не остались в памяти никакие алгебраические правила, начисто позабыл, как извлекают квадратные и кубические корни, при покупках в магазинах не раз его останавливали кассирши и возвращали сдачу: выбьет чек на три рубля, протянет, к примеру, двадцатипятку и, позабыв про сдачу, отойдет от кассы…

Трубку подняла Вика – это первая удача за сегодняшний день: ему не хотелось бы разговаривать с ее мужем, Васей Попковым, надо было поздравлять с женитьбой и все такое…

Вика сразу узнала его голос, сдержанно поздоровалась. Не скрыв горечи, он поздравил ее с замужеством, злорадно посетовал, что не мог присутствовать на свадьбе, все так неожиданно… Ирина ему ничего не написала в Андреевку, где он в что время работал над рукописью…

Тут Вика перебила, сказала, что его книжка довольно смелая, ей понравилась, правильно сделал, что не включил в нее свои фельетоны – они были бы неуместны… Вадим все ждал, что она предложит встретиться, но Вика об этом ни слова. Тогда он рассказал про свою беду и попросил сообщить, на какой станции технического обслуживания работает их общий знакомый главный инженер Бобриков, так, кажется, его фамилия?..

Вика гортанно рассмеялась в трубку и заметила:

– Бери выше: он теперь начатьник… Кажется, его вотчина находится на Московском проспекте.

Вадим всего-то три-четыре раза встречался с Бобриковым, позабыл даже его имя-отчество, но язык не поворачивался, чтобы попросить Вику позвонить ему. Попросил номер телефона.

– Рабочий или домашний? – насмешливо спросила Вика.

– Да не надо мне его телефона! – взорвался Вадим. – Поеду на Московский, а если сделает вид, что не узнает меня, и скажет, чтобы приезжал через год, я не знаю, что сделаю!..

– Приезжай ко мне, – сжалилась Вика. – Мы вместе поедем к Бобру.

Повесив трубку, Вадим только сейчас сообразил, что он звонил на квартиру родителей Вики. Почему же она там? Ведь Ирина говорила, что у нее с мужем теперь трехкомнатная кооперативная квартира, набитая хрусталем и антиквариатом… Впрочем, ломать над этим голову он не стал, поехал к Вике, адрес ее старой квартиры он хорошо помнил.

Кабинет Михаила Ильича Бобрикова находился на втором этаже современной типовой станции технического обслуживания, из широкого окна были видны заасфальтированная площадка с рядами дожидающихся очереди на мойку легковых машин, за нею квадратная, с застекленной будкой бензоколонка с красными башенками, в которые были воткнуты блестящие наливные пистолеты с гибкими черными шлангами. Это была одна из новейших в Ленинграде автоматических бензоколонок.

За ней проносились по Московскому проспекту автомашины. Станция расположилась на параллельной улочке, заканчивающейся тупиком.

Мало изменившийся Бобриков в сером элегантном костюме сидел за светлым письменным столом и отрывисто бросал в трубку розового модного телефона:

– Вы думаете, у меня дефицитные детали залеживаются? Карданный вал к «Волге»! Привозите, я за наличные с удовольствием у вас куплю. Нет у меня валов, нет резины. Привет!

Он положил трубку, вскинул на пришедших серо-голубые глаза с красными прожилками – только это новое и заметил в его облике Вадим Казаков, – улыбнулся, как старым добрым знакомым, и произнес совсем другим, дружелюбным голосом:

– Задолбали меня автолюбители! Вынь да положь им карданный вал! Ссылаются на какого-то Роберта Евгеньевича… я такого и не знаю, а может, и встречался, но разве их всех запомнишь? Тут каждый день карусель крутится.

– Миша, нужно помочь Вадиму, – взяла быка за рога Вика. – Какой-то прохиндей стукнул его – бампер и багажник всмятку.

– Ты меня без ножа режешь, Вика! – нахмурился Бобриков и повернулся к Казакову: – Не мог этот прохиндей вмазаться в тебя хотя бы через месяц? Сейчас все рвутся на станцию, идет техосмотр…

– Миша, Вадим – известный журналист и напишет на тебя разгромную статью, – в шутку припугнула Вика.

– А другой тоже известный журналист… – он назвал знакомого Казакову газетчика, – напишет хвалебную: я ему в апреле на «Волгу» такие рессоры поставил, что он теперь ездит по городу, как на царской колеснице! Мне звонят из райисполкомов, милиции, даже… – Он потыкал пальцем в потолок, что, по-видимому, должно означать приют небожителей. – Они звонят и просят помочь тому-то, такому-то, этакому… Tы же знаешь, я взяток не беру, потому и могу со всеми разговаривать, как мне хочется!..

– Миша, все в городе знают, что ты – великий человек! Но Вадиму нужно ехать в деревню, его каждый милиционер будет останавливать и штрафовать. У тебя есть сердце?

Наконец Бобриков соизволил повнимательнее взглянуть на Казакова. А тот подумал, что фамилия у него как раз подходящая: волосы на голове были подстрижены под бобрик. Их разговор с Викой был столь стремительным, что Вадим не смог и слова вставить. Зато как следует разглядел Бобрикова. Он стал еще самоувереннее, хотя и раньше ему в этом нельзя было отказать. По тому, как разговаривал по телефону, было видно, что ему приятно осознавать свою значительность. Однако, пока тут сидел Вадим, больше было звонков от разных приятелей, с которыми Миша вообще не церемонился: не стесняясь Вики, отпускал крепкие словечки, одного просил, чтобы ему привез вечером домой малогабаритный приемник – на рыбалке такой необходим, другому назначал встречу в гастрономе, по внутреннему телефону требовал, чтобы черная «Волга» была готова к семнадцати ноль-ноль… Здесь, в светлом, обитом желтыми деревянными панелями кабинете, Миша Бобриков чувствовал себя как рыба в воде.

Весь вид Бобрикова свидетельствовал о его душевном комфорте, у него лицо человека непьющего и некурящего, делового и энергичного, он секунды не мог спокойно сидеть в кресле: крутился на нем, нагибался то в одну, то в другую сторону, закидывал нога на ногу, двигался вместе с вертящимся креслом от одного края письменного стола к другому, наваливался на полированную столешницу грудью. На стенах висели написанные четким черным шрифтом лаконичные таблички: «Если хотят что-либо сделать, то ищут средство. Если не хотят ничего делать, то ищут причину»; «Не кричи – кричащего плохо слышно».

– Ладно бы техобслуживание сделать, ну заменить какую-нибудь деталь, а вы, милые мои, хотите свалить мне на голову кузовные работы! – неожиданно жалобным голосом заговорил Бобриков. Ну прямо-таки артист! – Эти чертовы жестянщики никогда не торопятся… Знаете, какая у нас очередь на правку кузовов? Почти на полгода.

Вика сидела на диване и спокойно смотрела на него: дескать, давай выговаривайся, а сделаешь все равно так, как я скажу…

– Тяжела шапка Мономаха, – насмешливо заметила она.

– Все прямо с ума сошли с этими машинами… – капризничал Бобриков.

Вадим зашевелился на своем стуле, собираясь встать, – от Михаила это не укрылось, он тут же схватился за трубку, набрал короткий номер.

– Кто это, Саша? Позовите мне Сорокина. Не видно? Хоть из-под земли достаньте! – Голос начальника поднялся до крика. – Пусть он подойдет к зеленому «Москвичу» с развороченным задом, а потом – ко мне. Ясно? – Он повернулся вместе с креслом к Вике: – Вот так начальник нарушает принятый порядок, отвлекает мастера от текущей работы и бросает на блатной заказ.

– Будто твои мастера не умеют халтурить! – усмехнулась Вика, закуривая.

После замужества она еще больше похорошела. Бобриков то и дело задерживал на ней свой ускользающий взгляд. Вика машинально сдвинула колени. Сейчас в моде были короткие юбки, платья. Не только юные девушки, но и почтенные матроны щеголяли в коротких юбках, хотя здравый смысл подсказывал, что их расплывшиеся телеса не следовало бы выставлять напоказ. Что шло девушкам, то отнюдь не украшало зрелых дам. Савицкая выглядела все еще девушкой: стройная фигуpa, на лице с крупными светло-карими глазами ни одной морщинки.

В кабинет без стука вошел грузный рабочий с недовольным лицом, он был в спецовке с засученными рукавами, замасленном синем берете, из кармана длинным синим фитилем свисала ветошь.

– Видел? – коротко спросил начальник.

Сорокин кивнул и уставился на Вику. Вадима он в упор не видел. У рабочих станций технического обслуживания давно сложилось к своим многочисленным клиентам этакое снисходительно-покровительственное отношение. Возможно, примешивалась и доля презрения, но его тщательно скрывали, потому что от этих самых клиентов нескончаемым ручейком текли в карманы автослесарей рубли, трешки, пятерки за те самые услуги, которые они обязаны выполнять бесплатно. Услуги услугами, рассуждали автолюбители, а доброе и внимательное отношение мастера к твоему автомобилю нужно чем-то подогревать. И «подогревали» деньгами. Чумазые слесари равнодушно совали во вместительные карманы спецовок деньги и даже не удосуживались поблагодарить – это просто стало нормой. Швейцар в ресторане и тот поклонится, получив чаевые, а слесарь и ухом не поведет.

У Саши Сорокина тоже оттопыривался карман, наверное, к концу смены в нем много наберется смятых рублей, трешек, пятерок…

– Где это вас так угораздило? – безошибочно признав в Вадиме владельца машины, соизволил Саша взглянуть на него.

Казаков коротко рассказал.

– И что же, ни одного свидетеля не нашлось? – тоном следователя задавал вопросы кузовщик.

– Сашок, нужно быстро выправить багажник, бампер поставим новый, понимаешь, товарищ уезжает в заграничную командировку на машине… – голубем заворковал Бобриков. – Не можем ведь мы ударить в грязь, лицом перед Европой? Кстати, товарищ – журналист. Выполнишь хорошо работу – напишет о тебе в «Вечерку».

– Сегодня у нас что? – пристально глядя на начальника, медлил Саша, будто спрашивая взглядом: соглашаться или еще потянуть кота за хвост? – Вторник? К субботе постараюсь…

– Уж постарайся, Сорокин, – мурлыкал начальник. – У тебя ведь золотые руки. Кто лучше тебя сделает?

– Руки-то у меня одни, а машин – фь-ют! – присвистнул тот. – Одно дело шприцем в масленки тыкать, другое – выпрямлять и красить железо, да так, чтобы комар носа не подточил… Я скоро оглохну, товарищ начальник! Переведите меня на линию смазки и мелкого ремонта.

– Ты у меня лучший на станции кузовщик! – сказал Бобриков. – А делать техобслуживание сможет любой.

– Они вдвое больше меня монет заколачивают, – пожаловался кузовщик.

– Ключи? – быстро взглянул на Вадима Михаил Ильич.

Казаков послушно протянул Саше ключи от машины. Тот подбросил их на ладони, выразительно посмотрел Казакову в глаза и как-то боком вышел из кабинета.

– Сделает, – улыбнулся Бобриков. – Вот так приходится каждый раз расстилаться перед ним… Как же, лучший наш кузовщик! – Он повернулся к Савицкой: – Вечером я заеду к вам. В семь пятнадцать, ладно? Вася будет дома?

Во время их беседы в кабинет несколько раз заглядывали, но тут же прикрывали дверь. Михаил Ильич с кресла переместился на край стола, одна короткая нога его в модном, на толстой подошве и высоком каблуке, полуботинке нервно подрыгивала.

– Я скажу, чтобы Попков тебе позвонил, – ответила Вика и поднялась с дивана, оставив после себя округлую ямку. Вадим удивился: почему она мужа назвала по фамилии?

Михаил Ильич пружинисто спрыгнул со стола, он был ниже Казакова на полголовы, даже туфли на высоком каблуке не прибавили ему роста.

– Значит, ты тоже стал автомобилистом? – добродушно улыбнулся он Вадиму. – Не завидую я тебе… Тяжкая доля – в наш просвещенный век иметь личный транспорт! – Он притворно вздохнул. – Машины продают и продают, а станций технического обслуживания не хватает. Конечно, строят, скоро еще три вступят в строй, но ведь это для такого города, как Ленинград, капля в море!

– Надеюсь, ты возьмешь под свое высокое покровительство Вадима, великий человек? – произнесла Вика.

В серых глазах Бобрикова что-то мелькнуло, будто компьютер в его голове щелкнул и выкинул карточку с точным ответом. Он широко улыбнулся, протянул короткую руку с рыжими волосками на запястье.

– Вика, дай Вадиму мой домашний телефон. – В его голосе прозвучали повелительные нотки.

– Я, кажется, пока еще не твой личный секретарь, – отпарировала Савицкая.

– А что? Бросай свое искусство и поступай ко мне. Ты будешь самой красивой секретаршей в нашей системе.

– Я подумаю, – сказала Вика.

– О чем?

– О твоем предложении… У меня масса знакомых автомобилистов. Да они меня на руках будут носить, когда узнают, что я работаю на станции технического обслуживания…

Бобриков рассмеялся, подошел к письменному столу, чиркнул цифры на отрывном листке и протянул Казакову:

– Звони после семи, учти: в десять вечера я уже баю-бай. Вы, журналисты, небось поздно встаете, а я в восемь ноль-ноль как штык на работе.

Когда они подошли к остановке автобуса, Вадим вспомнил, что позабыл на заднем сиденье этот чертов справочник по радиотехнике. Возвращаться не захотелось, придется снова заглянуть в Дом книги и купить книжку.

– У тебя было что-нибудь с ним? – неожиданно спросил Вадим, глядя на проносящиеся по Московскому проспекту машины.

Отсюда, со стоянки, казалось, что они мчатся с огромной скоростью, а на переходах толпы нетерпеливых прохожих, того и гляди, кто-нибудь выскочит на проезжую часть. Такое ощущение – когда ты стоишь на земле, а в автомобиле езда в городе не кажется быстрой, наоборот, такое впечатление, будто ты еле ползешь. Кругом понавешены знаки, ограничивающие скорость. Лишь таксисты на них не обращают внимания.

– Какое это имеет значение, – не отвела глаз Вика.

– Он прямо как петух скреб крылом вокруг тебя.

– Он скорее похож на барсука, – улыбнулась Вика. – На юркого толстенького барсучка! Мой Вася любит повторять пословицу: «Кто любит попа, кто – попадью, а кто – попову дочку!»

– Мудрый твой Вася… Не зря ты за него замуж вышла.

– Я еще не встречала женщины, которая не хотела бы выйти замуж, – рассмеялась Савицкая.

Подошел автобус, но не тот, который они ждали. Пассажиры не спеша заходили в салон, шофер курил сигарету и наблюдал за посадкой в зеркало заднего обзора. Зашипела пневматика, двери с визгом затворились. Между створок петушиным хвостом торчала пола оранжевого платья. В сквере напротив остановки тянулись к солнцу тонкие деревца с крупными листьями, которые уже припорошила пыль.

– Ты знаешь, мне повезло с мужем, – улыбнулась Вика. – Попков – современный мужчина, он не досаждает, не мешает жить, как мне хочется.

– А ты ему?

– Попков привозит домой вкусную еду, фрукты… – Она, скрывая улыбку, сбоку по-птичьи взглянула на него: – Тебе не нужны орехи фундук? Или грецкие? А натуральный мед? Есть настоящее прованское масло, любые консервы.

– Почему ты зовешь его Попковым?

– Я как-то не задумывалась об этом, – беспечно ответила она. – Наверное, потому, что он Попков.

– Странная логика, – усмехнулся Вадим.

Умная, ироничная Вика что-то скрывала, оттого их разговор не был искренним. Хотя молодая женщина и говорила, что довольна замужеством, Вадим в это не верил: он хорошо помнил толстого и на вид добродушного увальня Васю, его бархатный взгляд, которым он обволакивал женщин. Василий не был глупым, он в свое время окончил Ленинградский политехнический институт, поработал несколько лет инженером, потом неожиданно ушел в торговлю. И вот уже много лет заведует овощным магазином. В то, что он просто честный человек, Вадим не очень-то верил – его нюх газетчика подсказывал, что Попков опытнейший деляга и умеет шито-крыто обтяпывать свои темные дела-делишки… Но вот почему Вика Савицкая связала свою судьбу с этим человеком, он никак не мог взять в толк. Ведь она не нуждалась, у нее самой всего было достаточно: единственная любимая дочь обеспеченных родителей, отличная квартира в городе, дача в Комарове… Тут было что-то другое, а что именно – Вадим не знал. Судя по всему, Вика тоже на этот раз не собиралась быть с ним до конца откровенной.

– Не мучайся, Вадим, – улыбнулась она. – Все-то вам, писателям, нужно знать, поковыряться в чужой жизни… А зачем тебе это? Думаешь, когда-нибудь используешь в своих повестях-романах?

Нет, об этом Вадим не думал. Ему все еще эта красивая язвительная женщина была не безразлична, он помнил все встречи с ней, доверительные разговоры на заливе, когда он чувствовал в ней не только женщину, но и внимательного друга, с которым можно говорить обо всем.

– Мне жаль, что я тебя потерял, – признался он.

– Почему потерял? – обезоруживающе посмотрела она на него. – Ничего не изменилось, я такая же, как и была.

– Ты замужем.

– Замужем – да, но не в рабстве, – возразила она. – Я тебе уже говорила, что Попков нисколько не ограничивает мою свободу, – таково было мое главное условие.

Многие девушки, выходящие замуж, думают, что они смогут перед мужем ставить какие-то условия! Родив ребенка и окунувшись с головой в домашнее хозяйство, молодая женщина быстро избавляется от наивных, романтических иллюзий. Семья развивается по своим законам. И лишь потом, когда женщина почувствует свою силу и изучит слабые места своего мужа, она сможет при желании подчинить его и верховодить в доме. Только до этого момента не все дотягивают – многие еще раньше расходятся.

Все это и высказал Вадим Савицкой на автобусной остановке. Они и не заметили, как пропустили свой автобус. Солнце будто расплавило широкие окна на девятиэтажном здании, над крышами медленно двигались кучевые облака, со стороны аэропорта «Пулково» доносился рев турбин взлетающих лайнеров. Желтая с красными полосами аварийная машина стояла на перекрестке, высоко над ней на тонкой блестящей ноге замерла металлическая корзинка, в которой стояли два ремонтника. Жмурясь от яркого солнца, они соединяли над головой какие-то провода. Перед потухшим светофором выстроились троллейбусы. Регулировщик в белых перчатках с раструбами до локтей показывал транспорту объезд – полосатый жезл в его руках крутился как пропеллер.

– Помнишь, я тебе когда-то говорила, что хотела бы испытать все то, что предназначено нормальной бабе: замужество, роды, кухню, хозяйство.

– Ну, и ты счастлива?

– Попков меня устраивает во всех отношениях, – продолжала она. – Он очень хозяйственный, любит украшать квартиру, правда, не всегда у него хватает вкуса…

– Он знакомит тебя со своими торгашами и гордится тобой… – в тон ей вставил Вадим.

– Могу же я ему доставить такую маленькую радость!

– И все-таки, почему ты вышла за него?

– Наверное, потому, что люблю себя, – неожиданно призналась Вика.

– Какой-то парадокс! – покачал головой Вадим. – Как ты можешь с этим павианом…

– Оставь его в покое! – потеряла терпение Вика. – Я тебе сотый раз повторяю: я совершенно свободна! Дошло до тебя или нет? Этим далеко не каждая замужняя женщина может похвастаться… У меня такое впечатление, что ты после своей деревни малость отупел, мой дорогой!

– Это поселок, – вставил Вадим.

– Хочешь, я тебе докажу, что для меня ничего не изменилось? – насмешливо посмотрела она ему в глаза. – Поедем ко мне?

– Понимаешь, для меня многое изменилось, – ответил Вадим.

– Ты боишься моего мужа?

– Я тебя боюсь, Вика, – сказал он. – А вот и твой автобус…

– Ты со мной не поедешь? – В глазах ее удивление и разочарование.

– Я лучше пешком прогуляюсь, – подсаживая ее в автобус, проговорил Вадим.

Передавая прогноз погоды по радио и телевидению, дикторы говорили, что такого жаркого лета, как в 1973 году, в Москве пятьдесят лет не было. Воздух дрожал от раскаленного асфальта. На небе какой уж день ни облачка. В пятницу вечером и субботу утром москвичи на всех видах транспорта устремлялись за город. Электрички и автобусы были переполнены, люди обливались потом, будто в парной, высовывались в раскрытые окна, чтобы глотнуть горячего воздуха. Весь день раскаленное добела солнце висело в светло-голубом равнодушном небе. Казалось, неподвижный горячий воздух можно ножом резать. Люди выстраивались в длинные очереди возле серебристых цистерн с квасом и пивом. Вместо пива в кружки шла белая пена. Продавщицы отставляли их в сторону, дожидаясь, пока она осядет. Солнце уже с утра нагревало автоматы с газировкой, у них тоже толпились изнемогающие прохожие. Лишь иностранным туристам все нипочем: с фотоаппаратами на шее разноцветными стайками они бродили по улицам столицы, Красной площади и щелкали направо и налево. Наверное, у приезжих иное восприятие действительности: раз попал в чужую страну, значит, жадно впитывай в себя все новое, незнакомое.